Ривера Луис. Есть только те, кто сражается

Луис Ривера
Есть только те, кто сражается

I

   Плотный серый туман вокруг, окутывающий, словно вата… Неясно, где верх, а где низ. Пространства нет. Времени нет. Тишина и покой. Полный покой. Умиротворенность. Не существует ничего, кроме этого тумана и ощущения абсолютной защищенности. Нет боли, нет страха, нет отчаяния. Нет желаний, нет чувств, нет сознания. Нет ничего… Нет меня. Меня? Кто Я? Я был или буду? Что такое Я?
   Резкий крик, разрывающий туман, пробивающийся через плотный кокон. Больно. Очень больно. Туман рвется в клочья… Не надо! Яркий свет, как у дар хлыстом. Почему так?! Туман расползается, тает. Спасения нет.
   — Добро пожаловать в обитель боли.
   Чей это голос? И снова крик…
   Человек открыл глаза, но тут же со стоном снова зажмурился.
   Он сидел на берегу моря. Солнце стояло в зените, и вода блестела так, что на нее больно было смотреть. Было очень жарко, и даже свежий ветер с моря не спасал от яростно палящего солнца.
   Человек снова разлепил опухшие веки. Свет резанул по глазам, мужчина прикрыл их, чтобы привыкнуть к свету, и огляделся.
   Каменистый берег был пуст. Все живое попряталось от безжалостного зноя. Лишь чайки с пронзительными криками кружили над тем местом, где сидел человек.
   «Наверное, этот крик я и слышал там, в тумане», — подумал он.
   Голова разламывалась от боли, шершавый язык распух и противно саднил. Хотелось пить. Шум волн дразнил и делал жажду невыносимой.
   Человек попробовал встать, но голова закружилась, к горлу подкатила тошнота, и он снова опустился на горячий песок. До воды было несколько шагов, он преодолел их ползком и лег так, чтобы прохладные волны омывали его тело. На это усилие ушли последние силы, и мужчина снова потерял сознание.
   Когда он очнулся, солнце уже заметно опустилось к горизонту, но палило по-прежнему. Голова уже не раскалывалась на части, но теперь болела сожженная кожа на лице. Жажда усилилась. Человек перевернулся на живот и— несколько раз прополоскал рот солоновато-горькой водой. Легче не стало. Наоборот, соленая вода, попав на покрывшуюся волдырями кожу, обожгла сильнее огня.
   Из-за острой боли в мозгу немного прояснилось. В глазах перестало двоиться, тяжелый молот, ухавший в голове, немного утих, и человек смог сесть.
   Сначала он подумал, что это галлюцинация, и несколько раз тряхнул головой. Но видение не исчезло. Перед ним стоял мальчик лет десяти и смотрел на него большими, не по-детски серьезными глазами. На нем были светлые широкие штаны, закатанные до колен. В руках мальчик держал ведерко и сачок. На загорелой до черноты груди болтался на тонком шнурке дешевый оловянный крестик.
   — Где я? — прохрипел человек. Распухшие губы шевелились с трудом.
   Мальчик ничего не ответил, словно никакого вопроса и не было.
   — Где я? — повторил мужчина. На этот раз получилось чуть лучше.
   Но на мальчика это не произвело никакого впечатления. Он по-прежнему не сводил внимательного взгляда с сидящего в воде изуродованного солнцем человека.
   — Ты не понимаешь меня? Я хочу пить. — Человек сделал характерный жест. — Пить. Понимаешь?
   Мальчик молча поставил ведерко в воду, задумчиво почесал коленку и снова посмотрел на человека. Видно было, что он все понял, но отчего-то пребывает в нерешительности.
   Человек снова сделал вид, что подносит ко рту стакан и пьет, а потом приложил руку к сердцу и умоляюще посмотрел на мальчика.
   Тот, так же не говоря ни слова, взял ведерко и, кивнув незнакомцу, чтобы он следовал за ним, побрел вдоль берега. Мужчина с трудом встал и пошатываясь пошел вслед за мальчиком.
   Идти было недалеко, но за это время человек успел несколько раз упасть, и мальчику приходилось возвращаться, чтобы помочь ему встать.
   Наконец они подошли к небольшой хижине. Судя по всему, здесь жили рыбаки. Вокруг на шестах были растянуты сети, неподалеку лежал на боку старый баркас с пробоиной в борту, рядом с хижиной стояла большая ржавая бочка, под ней горел огонь. Пахло копченой рыбой.
   Человек тяжело опустился на землю. Мальчик зашел в хижину и вскоре вернулся с женщиной в старом, не один раз залатанном платье. Женщина вытерла темные морщинистые руки о фартук и вопросительно посмотрела на гостя.
   — Дайте воды, — сказал мужчина, на всякий случай дополнив слова жестом.
   Женщина посмотрела на море, словно ожидая получить от него ответ, что делать с этим человеком. Но море было пустынным и спокойным.
   Наконец она сделала знак мальчику, тот снова зашел в хижину и вернулся, держа в руках большую кружку с водой.
   Когда кружка опустела, человек попросил еще одну, но женщина отрицательно покачала головой.
   — Нельзя сразу пить много воды, — сказала она.
   — Так вы понимаете меня? — спросил мужчина. — Почему же тогда все время молчали?
   — Я не люблю много разговаривать, а мой сын глухонемой.
   Мужчина устало прикрыл глаза. Путь за водой оказался очень тяжел. Теперь, когда жажда была утолена, ему хотелось одного — лечь и уснуть. Снова кружилась голова. На этот раз сильнее, чем раньше. Но он все-таки успел задать еще один вопрос, прежде чем лишился чувств:
   — Где я?
   — На берегу моря, — услышал он откуда-то издалека.
   А потом была тьма.

* * *

   Он очнулся на следующий день. В хижине было светло, снаружи слышался шум волн и крики чаек. Совсем рядом, за стеной, гремели чем-то железным. Воздух в хижине был застоявшимся, все вокруг пропахло рыбой.
   Человек лежал в углу на куче тряпья. Голова не болела, ощущалась только сильная слабость. Но слабость приятная, какой она бывает тогда, когда в болезни наступил перелом и дело пошло на поправку. Обожженная кожа была смазана какой-то мазью, и волдыри больше не саднили. Хотелось есть.
   Мужчина приподнялся на локте, потом попытался встать. Это получилось только со второй попытки. Он кое-как доковылял до двери и открыл ее. В лицо ударил свежий бриз и запах моря. Даже солнце не казалось таким жарким, как вчера. Человек прислонился к косяку и несколько раз глубоко вздохнул.
   Он услышал шаги. К нему подошла та самая женщина. От нее резко пахло свежей морской рыбой.
   — Тебе лучше? — спросила она. Мужчина кивнул.
   — Есть хочешь?
   — Да. Очень.
   — Проходи в дом.
   Вскоре человек с аппетитом ел похлебку, приготовленную из рыбы и каких-то трав и корений, а женщина сидела напротив и молча смотрела в окно на море.
   — Спасибо. — Человек отодвинул пустую миску. Поев, он почувствовал себя почти здоровым.
   Женщина кивнула и убрала посуду.
   — Ты был плох, — сказала она. — Зачем ты сидел целый день на солнце? По виду ты городской житель. Солнце могло тебя убить. Хорошо, что тебя нашел мой сын. Что ты делал на берегу?
   Мужчина смотрел прямо перед собой, словно вспоминая что-то.
   — Ты понимаешь меня? — повернулась к нему женщина.
   — Да, понимаю… Только я не знаю, что я там делал. Где я?
   — Ты в доме рыбака.
   — Это я понимаю… Какое это море? Какой город поблизости?
   Женщина внимательно посмотрела на гостя. Было видно, что он не шутит, а действительно не представляет, где находится. Она сказала, как называется море и какой город раскинулся неподалеку. Для него эти слова ничего не значили. Просто бессмысленный набор звуков.
   — Ты помнишь, как тебя зовут? — спросила женщина.
   Человек наморщил лоб. Несколько минут он то поднимал глаза к закопченному потолку, то принимался шевелить губами, то скреб в затылке.
   — Нет, — ответил он наконец, — не помню… Я ничего не помню.
   В глазах его был страх.
   — Мой сын сказал, что ты сидел несколько часов, будто истукан. Даже не моргал, хотя солнце было ослепительным. И над тобой все время вились чайки. Много чаек… Они и сейчас здесь.
   — Вчера ты сказала, что сын у тебя глухонемой.
   — Мы понимаем Друг друга без слов.
   — Я не знаю, что ответить. Я обнаружил себя сидящим на камне. Было очень жарко и сильно болела голова. Я, кажется, спал, но меня разбудил крик. Наверное, это кричали чайки.
   — Может быть… — сказала женщина. — Море таит в себе множество загадок. Иногда оно забирает у человека душу. Быть может, с тобой произошло именно это.
   — Я не верю в эти сказки.
   — Откуда ты знаешь? Ведь ты не помнишь даже своего имени. Откуда тебе помнить, во что ты веришь, а во что нет?
   Человек потер пальцами виски.
   — Скоро вернется мой муж. Поговори с ним. Он дружен с морем. Возможно, он поймет, что к чему.
   Хозяин дома вернулся, когда багряно-красное солнце коснулось горизонта. Уже немолодой, грузный, бронзовый от загара, он оставил снасти рядом с дверью и тяжело прошагал к столу. Женщина тут же поставила перед ним дымящуюся миску. Мальчик сидел рядом с отцом и смотрел, как он ест. Взгляд у него был такой же, как тогда на берегу — серьезный и внимательный, как у взрослого, умудренного опытом человека. За все это время ни один из членов семьи не проронил ни слова.
   Гость наблюдал за ними из своего угла. Он понял, что дела у людей, приютивших его, идут неважно. Впрочем, похоже, для них это не было редкостью. Люди, которых кормит море, должны быть готовы к тому, что время от времени их обед будет скудным. Стихия не зависит от желаний и нужд человека. В семье рыбака это понимали. Поэтому жили, не ропща и не сетуя на судьбу. Просто жили, как живут тысячи других рыбацких семей.
   Наконец хозяин закончил есть и закурил трубку. Человек понял, что пришло время для разговора. Он подсел к столу. Женщина и мальчик занялись своими делами.
   Некоторое время оба молчали. Рыбак разглядывал гостя из-под полу прикрытых век и попыхивал своей трубкой, а сам гость лепил катышки из хлебных крошек.
   — Жена сказала, что ты ничего не помнишь о себе, — медленно проговорил рыбак. Человек кивнул.
   — И тебя сопровождают чайки.
   — Я не знаю… Так мне сказала твоя жена, — ответил человек.
   — Но тебя разбудил именно крик чайки, — непонятно было, спрашивает рыбак или утверждает.
   — Меня выдернул из тумана какой-то крик. Может быть, это были чайки. Или чайка… Разве это так важно?
   — Из тумана? Ты был в тумане?
   — Мне так казалось. Серый туман… Очень плотный. А потом был крик. Полный тревоги.
   Рыбак замолчал, размышляя об услышанном. Человек тоже притих, погруженный в свои мысли. Впрочем, мыслей было не очень много. О чем может думать человек, живущий на свете лишь неполных два дня?..
   — Я впервые отправился в море, еще не умея толком ходить, — сказал рыбак. — Мой отец был рыбаком. И его отец… Много столетий мои предки жили на берегу и ловили рыбу. У моря осталось не так много тайн, которых я не знаю… Мы с ним друзья. Я знал людей, у которых оно забрало жизнь, а потом по своей прихоти вернуло ее обратно. Я видел людей, у которых оно похищало душу или разум. Было много и таких, которым оно дарило бездонную мудрость. Знал я и тех, кто ушел к горизонту навсегда. Они не утонули. Они стали чем-то иным… Облаком, бликом на воде, пенистым гребнем волны, чайкой… Все они были отмечены морем. Этот знак невозможно спутать ни с чем. Но ты… Непохоже, чтобы оно коснулось тебя. Хотя… Я могу и ошибаться.
   Рыбак выколотил трубку. В хижине стало совсем темно, и женщина зажгла масляную лампу. Мальчик неподвижно сидел на циновке в самом дальнем углу. Казалось, что он спит.
   — Ладно, — устало сказал рыбак, — завтра я возьму тебя с собой. Может быть, мы и поймем, что с тобой произошло. А сейчас пора спать. Отдохни хорошенько — завтра тебе понадобятся силы.
   Человек закрыл глаза и представил себе слепящее солнце, блики на ярко-синей воде, на которые больно смотреть, холодные брызги на лице, когда лодка скулой встречает волну, свежий, упругий ветер и далекий-далекий берег, расстояние до которого не измерить ни милями, ни часами… Откуда он это знал? И знал ли?..

* * *

   Они вышли в море, едва только заспанное солнце выглянуло из-за горизонта. У них было немного еды и вода, которой должно было хватить до вечера. В носу лодки лежали снасти и мелкая морская рыба для наживки.
   Когда рыбак и его гость забрались в лодку, там оказалось достаточно места еще для двоих.
   «Странно, — подумал человек, — со стороны лодка кажется совсем небольшой. Даже страшно подумать, что эта скорлупка выходит в открытое море… А когда ты в ней, начинаешь удивляться, как такой посудиной может управлять один человек». Рыбак отпихнул лодку от берега, зашел, продолжая ее толкать, в воду и, лишь когда та дошла ему до пояса, одним быстрым движением перебросил тело через борт. Человек предложил свою помощь, но старый рыбак лишь покачал головой и вставил весла в уключины. Тогда мужчина пристроился на корме и опустил руку в море, чтобы ощутить упругое сопротивление воды. Он чувствовал себя немного неловко. Человек, годящийся ему в отцы, гребет, пока он, молодой мужчина, предается ничегонеделанию.
   «В конце концов, — подумал человек, — если он хочет, чтобы я был пассажиром, то буду пассажиром. Если не знаешь, что делать — делай, что тебе говорят». Эта мысль его успокоила.
   Рыбак сидел на веслах, пока они не отошли достаточно далеко от берега, чтобы поставить парус. Едва серый кусок материи наполнился ветром, лодка рванулась вперед.
   Они долго плыли навстречу солнцу. Оба молчали. Рыбак готовил снасти. Человек просто смотрел по сторонам. Берег уже скрылся из виду. Теперь их окружало только море. Бесстрастное, безмолвное. Но живое. Человек вдруг почувствовал, что оно действительно способно мыслить, ощущать, любить, ненавидеть… Он подумал, что все эти разговоры о душах, украденных морем, — не пустая болтовня безграмотного рыбака. Ему стало немного страшно. Он был крошечным слабым существом в смехотворно маленькой скорлупке, которая покачивалась на ладони великана. Великана древнего, почти как само время.
   «Зачем я послушал этого рыбака? — человек был близок к панике. — Ничего хорошего из этого не выйдет. Что мы сможем сделать, если ОНО решит убить нас?»
   — Страх — не лучший помощник в поисках своей души, — сказал вдруг рыбак.
   —Что?
   — Страх. Еще рано бояться.
   — Я и не боюсь.
   — Посмотри на свои руки, — с усмешкой сказал рыбак.
   Человек только сейчас заметил, что изо всех сил вцепился обеими руками в планширь. Так, что побелели костяшки пальцев. Он тоже усмехнулся и разжал руки. Потом он сделал несколько глотков воды. Стало легче. Сердце уже не колотилось с такой силой. Страх остался, но это был уже не тот ужас, который он испытал, почувствовав живое дыхание моря.
   — Что мы будем делать? — спросил он.
   — Ловить рыбу… И ждать.
   — Ждать чего?
   — Какого-нибудь знака, который укажет нам, что делать.
   — А что это будет за знак?
   — Откуда я знаю! — сказал рыбак.
   — Но как же мы поймем, что это тот знак, который нам нужен?
   Рыбак исподлобья посмотрел на человека. — Поймем, — веско сказал он, — можешь не сомневаться.
   Они провели в море целый день. Сначала человек беспрерывно крутил головой в надежде увидеть таинственный знак. Но море оставалось пустынным и спокойным, не налетал внезапно шквальный ветер, не выныривали из темных глубин чудовища. И вскоре мужчине наскучило это занятие. Он начал помогать рыбаку насаживать наживку, забрасывать лески далеко в море и втаскивать пойманную рыбу в лодку. Он с головой ушел в это занятие. Ему казалось, что он всю жизнь только и занимался тем, что ловил рыбу. Руки будто сами знали, как нужно держать крючок, чтобы не пораниться, насаживая на него мелкую рыбешку. Как нужно держать лесу, чтобы она не порвалась, когда водишь крупную рыбу.
   «Может, я и был рыбаком? — думал человек. — Жил на берегу этого моря. И у меня тоже есть жена и сын, которые ждут меня в небольшой хижине на берегу… Они, наверное, волнуются. А быть может, уже оплакивают меня. Я должен все вспомнить. Ну пусть не все, хотя бы самое главное. Ведь я действительно могу быть кому-то очень нужен».
   Когда солнце доползло до зенита и начало скатываться вниз, к западу, они прервали ловлю и немного поели. Потом рыбак закурил трубку и привалился спиной к мачте. Лодка медленно дрейфовала, подчиняясь воле волн.
   — Ну что, — спросил человек, — не было еще знака?
   Рыбак покачал головой.
   — Но он должен быть?
   — Откуда мне знать? Я простой старый рыбак. Могу лишь предполагать. УЖ не думаешь ли ты, что море должно тебе или мне? Если ему будет угодно, мы получим знак и сделаем так, чтобы к тебе вернулась память. А если оно не захочет этого или просто не вспомнит о тебе… Тогда ты все начнешь заново.
   — Я не хочу заново! Я должен вспомнить.
   — В этом мире всерьез никто не интересуется твоими желаниями. Кроме тебя, конечно. Чем быстрее ты это поймешь, тем меньше ошибок совершишь… — Рыбак немного помолчал, потом снова заговорил, уже мягче. — Не отчаивайся. Может, дело вовсе не в море. Могло произойти все что угодно. Даже такое, что ты не в состоянии вообразить себе… Мы толком не знаем этот мир, хотя живем в нем и даже пытаемся управлять им. Самое разумное для тебя — принять все как есть. И попытаться извлечь выгоду из своего положения…
   — Выгоду?! Какая же выгода здесь может быть? Я ни черта не помню… Кто я? Кем я был? Кто мои родители? Есть ли у меня семья? Я сейчас пустое место. Без своего прошлого я ничто!
   И ты предлагаешь мне все принять как есть и найти выгоду! Тебе легко говорить — у тебя не отшибло память. Ты помнишь, когда у тебя день рождения и сколько тебе лет. Ты знаешь, кто ты! Ты знаешь, зачем ты здесь. У тебя есть дом… А у меня нет ничего. И ты даешь мне совет успокоиться!.. Мы с тобой вряд ли поймем Друг Друга, — с горечью в голосе закончил человек. Рыбак только улыбнулся в ответ.
   — Я буду называть тебя Севером, — сказал он.
   — Почему?
   — Ты жаловался, что у тебя нет имени. Вот оно.
   — Но почему именно Север?
   — Ты пришел с севера. У тебя светлая кожа и серые глаза, как у северянина.
   Человек молча кивнул. Ему было все равно, как будет называть его рыбак. Он хотел вспомнить свое настоящее имя. Остальное не имело значения.

* * *

   В тот день никакого знака они так и не увидели. И на следующий, и еще через день. Так прошла неделя. А за ней еще одна, и еще. Они выходили в море с рассветом и возвращались, когда усталое солнце погружалось в волны. Иногда с ними был мальчик. Но чаще они отправлялись вдвоем.
   Человек быстро привык к новому имени. И почти привык к нелегкому труду рыбака.
   Он уже отчаялся увидеть знак, о котором говорил рыбак. Вернее, он попросту перестал верить в слова старика. Нет никаких знаков, море не живое существо, а рыбак попросту выжил из ума. Так же как и его жена. Так думал человек, ложась спать. И так думал он, просыпаясь. Но он ничего не говорил рыбаку о своих сомнениях. И послушно выполнял все его указания, помогал как мог и ни на что не жаловался.
   — Когда не знаешь, что делать,.-выжди какое-то время. Затаись. Живи так, как живется. Знак рано или поздно появится. Главное — знать, что ты находишься в ожидании и быть готовым встретиться с тем, чего ты ждешь, — так говорил ему рыбак.
   Человек так и поступал. Без веры, но с затаенной надеждой. Впрочем, другого выхода у него все равно не было.

* * *

   Это произошло на двадцатый день. День близился к вечеру. УЛОВ был хороший, и рыбак был разговорчивее, чем обычно. Когда они положили лодку в дрейф и решили поесть, рыбак спросил:
   — Помнишь, я тебе говорил о выгоде твоего положения?
   Север кивнул. Тот разговор не шел у него из головы. Несмотря на свою отповедь рыбаку, он все же иногда принимался искать ту выгоду, о которой говорил старик. Не то чтобы он всерьез отнесся к его словам. Просто так было легче.
   «Люди хватаются за малейшую возможность, чтобы сделать свое существование чуть легче. Пусть даже это иллюзия», — так думал Север. Но никаких плюсов увидеть так и не смог. Все было беспросветно. Не было ни малейших зацепок. И нечем было себя утешить.
   — Сейчас ты свободен, как никогда, — сказал рыбак.
   — В чем же моя свобода? — удивился Север.
   — Ты не можешь никому рассказать о своей прошлой жизни. Даже самому себе.
   — И что из этого?
   — Человек тащит на себе груз прошлого. Он раб личной истории. Он подчиняется ей безоговорочно. Если ты рыбак, то должен разговаривать и действовать как рыбак. Сначала тебе об этом говорят другие, как только узнают, что ты рыбак. Потом ты начинаешь верить в это сам. И ловушка захлопывается. Теперь ты до конца своих дней останешься рыбаком. И чем больше ты будешь об этом говорить другим, тем чаще они будут напоминать тебе о месте, которое ты занимаешь. Замкнутый круг. И разорвать его можно только одним способом.
   — Каким?
   — Стереть свое прошлое.
   — Стереть? Ну уж нет! Посмотри на меня: я человек без прошлого. И вовсе не чувствую себя свободным и счастливым! Я как слепой щенок. Мне необходимо знать, кем я был раньше. Кто я вообще такой. Без этого невозможно идти вперед. Я обречен топтаться на месте. Без прошлого нет дороги вперед.
   — Наоборот. Прошлое — это гиря, привязанная к твоим ногам. Избавься от нее, и ты обретешь свободу поступать так, как считаешь нужным ты. А не так, как тебе диктуют люди и твои собственные призраки.
   — Ты говоришь чушь, — зло сказал Север. — Я повторю свои слова — тебе хорошо говорить, ты знаешь, что ты рыбак. И тебе от этого знания скучно. Но зато ты не блуждаешь во тьме.
   Рыбак пожал плечами. Север ждал возражений или объяснений, но старик молчал. Он смотрел куда-то вдаль. Так они и сидели, слушая плеск воды о борт лодки и шелест ветра в снастях. Наконец человеку надоело это молчание. Он собрал все, что они не доели, и выбросил за борт.
   Вдруг с верхушки мачты с шумом сорвались две чайки. Они стремительно спикировали в волны, туда, где плавали кусочки хлеба и остатки копченой рыбы.
   От неожиданности Север вздрогнул, но тут же рассмеялся. Ему было смешно, что он так испугался двух обыкновенных птиц.
   — Вот он — знак. — Рыбак смотрел на пирующих чаек серьезно и задумчиво.
   — Чайки? Знак? Это же простые птицы…
   — Чайки не улетают так далеко от берега.
   — Может, они плыли с нами все это время? Сидели на мачте, а мы их не замечали…
   — Ты всерьез думаешь, что мы могли не замечать всю дорогу двух больших птиц на собственной мачте?
   — Почему бы и нет?.. Просто не обращали внимания.
   — Ты же сам ставил парус. Неужели ты не смотрел вверх?
   Север задумался.
   — Я не помню, — сказал он. — Вроде смотрел. Но птицы… Не знаю. Я не обратил внимания.
   — Это не обычные чайки. Это знак, — с нажимом сказал старик.
   — И о чем же он говорит?
   — Мы поговорим об этом позже.
   — Почему не сейчас?
   Рыбак хмыкнул и принялся ставить парус. Больше они не разговаривали о знаке. Север с трудом сдерживался, чтобы не пристать к рыбаку с расспросами. Но он хорошо изучил старика за три недели и знал, что тот не проронит ни слова, если так решил.
   День тянулся невыносимо долго. Северу казалось, что солнце устало от собственного зноя и решило устроить себе сиесту. А старик, похоже, и не помышлял о скором возвращении. Они уходили все дальше и дальше в море, оседлав крупный косяк рыбы. Чайки следовали за ними.

* * *

   Они вернулись домой позже обычного. Солнце уже скрылось, и по морю пробежала бледная дорожка луны, когда они вытащили лодку на берег. Рыбак словно испытывал терпение Севера.
   Они разобрали снасти, выпотрошили пойманную рыбу, умылись и поужинали. Все это Север проделал механически. Он думал только об одном. Все остальное для него исчезло.
   Убогая хижина, грубая еда, пропитавший все запах рыбы, тяжелая работа от рассвета до заката — все это скоро закончится. Сейчас Север не испытывал ничего, кроме отвращения к этому миру, в котором был вынужден жить.
   Забылись рассветы, которыми он любовался, когда старик выводил лодку в море. Забылось пьянящее чувство свободы, которое охватывало его при виде безбрежной лазури вокруг. Радость, которую он испытывал, втаскивая огромную бьющуюся рыбину в лодку, теперь казалась попросту глупостью. Все хорошее исчезло. Осталось только отвращение. И еще жгучее нетерпение. Ему хотелось поскорее получить ответ на свой вопрос и навсегда покинуть этот берег, этот дом и этих людей. Его ждала новая жизнь. В том, что она будет намного лучше нынешней, он не сомневался.
   Наконец рыбак закурил трубку. Сердце Севера забилось тяжело и гулко. Так бьет борт лодки океанская волна. Он подсел поближе к старику.
   Некоторое время рыбак молчал. В хижине было темно и тихо. Женщина и мальчик уже спали. Огонек трубки время от времени освещал лицо рыбака.
   — Мы видели знак, — сказал старик. Север кивнул в темноте. Ему хотелось закричать: «Да говори же ты скорее, черт тебя подери!» Но он лишь кивнул. Море хорошо учит выдержке.
   — Теперь ясно, что тебе следует делать.
   — И что же? — спросил Север.
   — Искать птицу, — после паузы сказал старик.
   — Что ты сказал?
   — Искать птицу, — медленно повторил рыбак. Север не верил своим ушам. Искать птицу! Вот так ответ. И ради этого он без малого месяц работал как каторжный в море! Этого он ждал, как величайшего чуда! На это он возлагал все надежды! Он верил этому человеку. Как последний дурак, он в глубине души надеялся, что этот старый безграмотный рыбак и в самом деле поможет вернуть ему память. И вот результат — ищи птицу…
   Северу хотелось кричать от обиды. Но он взял себя в руки. Еще не все потеряно. Старик мог и не сказать самого важного. Он любил недомолвки и намеки. Север ухватился за эту соломинку.
   — Ты сказал искать птицу… Какую птицу? Что ты имеешь в виду?
   —Я имею в виду птицу, которую нужно искать.