Робардс Карен. Скандально известная

   Габби испытывала удовольствие, изучая взглядом это мужское тело, которое она сначала узнала на ощупь.
   – Ник… – неуверенно сказала Габби, закончив вытираться, пригладив распущенные волосы и надев его парчовый халат, весьма кстати висевший на задней спинке кровати.
   Он тут же повернулся, держа в одной руке бокал с бренди, а в другой зажженную сигару, и бросил на нее вопросительный взгляд. Теперь она сидела в изголовье кровати, уютно подобрав под себя ноги. Вымывшись и приобретя более-менее приличный вид, Габби почувствовала себя не в пример лучше.
   Однако вид обнаженного мужчины спереди заставил ее потерять дар речи.
   И затаить дыхание.
   Габби знала, что у него широкие плечи и рельефные мускулы. Знала, что клин вьющихся волос на груди превращается в полоску, пересекающую его плоский живот. Знала его мужскую плоть, обычно мирно дремавшую в поросли черных волос. Знала свежий багровый рубец на левом бедре (в конце концов, это было делом ее рук). Знала и другой шрам в виде зигзага молнии, казавшийся бледным на смуглой коже правого бедра.
   Она не знала только одного: собственной реакции на вид его обнаженного тела. У Габби широко раскрылись глаза и пересохло во рту.
   – Что? – переспросил он, не услышав продолжения.
   Габби смутилась, поняв, что его заставили обернуться ее слова. Увы, она сама забыла, что именно сказала. Ах да, она произнесла его имя: Ник.
   – Я просто хотела проверить, откликнешься ли ты, – не сдержав язвительности, сказала она. – Наверно, трудно помнить, кто ты такой, если у тебя много имен.
   Он хмыкнул, сделал глоток бренди и опустил бокал. Потом сунул сигару в рот и шагнул к ней во всем блеске своей наготы.
   – Что я вижу? Мы снова злимся? А мне-то казалось, что женщина в такие минуты испытывает нечто особенное. – Он вынул сигару изо рта, подошел к кровати и потушил окурок в стоявшей на столике пепельнице. – Клянусь, Ник – мое настоящее имя.
   – Ник… А как дальше?
   Габби не знала, что и думать. За время их беседы состояние его тела радикальным образом изменилось. Казалось, Ник горит желанием начать все сначала… Неужели мужчины могут заниматься этим больше одного раза за ночь? Видимо, да. Но она не могла. Или, по крайней мере, не хотела. Именно это и следовало дать ему понять.
   Он улыбнулся уголком рта и присел на край кровати.
   – Интересно, почему женщины никогда не бывают довольны? Я говорю тебе, что меня зовут Ник, а ты спрашиваешь, как дальше. Я занимаюсь с тобой любовью, а ты говоришь, что это было неплохо. Габриэлла, «неплохо» – это не то слово, которое в такой ситуации нравится слышать мужчине. Думаю, если мы сделаем еще одну попытку, то добьемся лучшего результата.
   – Подожди. – Видя, что он собирается поцеловать ее, Габби уперлась ладонью ему в грудь. – Я…
   Он взял Габби за запястье и удержал ее руку. Она ощущала мерное биение его сердца сквозь курчавые волосы, теплую кожу и слой упругих мышц.
   Они посмотрели друг другу в глаза. Угли в камине его спальни тоже догорали, но их света было достаточно, чтобы различать точеные черты и упорный взгляд Ника.
   – Как бы осторожно это ни делалось, в первый раз женщина обычно не получает удовольствия, – спокойно сказал он. – Вдобавок я был не совсем трезв и потерял контроль над собой. Мне следовало быть осторожнее, но я слишком хотел тебя и просто не смог сдержаться. Прости меня.
   – Ник… – Какая женщина не растаяла бы при виде этих неправдоподобно синих глаз? – Это не твоя вина. Ты предупреждал меня. А я не послушалась.
   – Ты жалеешь?
   Он снова поднес к губам ее руку и поцеловал тыльную сторону ладони. От тепла этих губ по спине Габби побежали мурашки.
   – Нет. – Она была искренне уверена, что говорит чистую правду. – Нет, не жалею.
   – Ты самая прекрасная женщина, которую мне доводилось встретить, – глухо сказал он и опустил кисть Габби, но не освободил ее. – Я скорее отрублю себе правую руку, чем еще раз обижу тебя. – Он замолчал, а когда заговорил снова, его голос звучал насмешливо. – Кстати, я замерз, а ты надела мой халат. Как насчет того, чтобы вместе лечь в постель и поговорить? Даю слово, я буду делать только то, что тебе захочется. А за это ты сможешь спрашивать меня обо всем, что взбредет в голову.
   Габби подозрительно покосилась на него. Она уже знала по опыту, чем кончаются сделки с ним. Бесплатный сыр бывает только в мышеловке…
   Так оно и вышло. Согласившись лечь с ним в постель, но категорически отказавшись снять халат, Габби покоилась в его объятиях. Одеяло укрывало их обоих. Ей было тепло, удобно и уютно. Разнежившаяся, Габби следила за тем, как Ник лениво наматывает на палец ее непослушный локон, разматывает его, а потом начинает все сначала.
   – Как твоя фамилия? – прозвучал ее первый вопрос.
   Он бросил на Габби взгляд, в котором одновременно были насмешка и досада.
   – А что, от этого многое изменится?
   – Попробуй – узнаешь.
   Он засмеялся и поцеловал ее в кончик носа.
   – Всему свое время.
   – Ты сказал, что я могу спрашивать о чем угодно, – напомнила Габби.
   Ее рука лениво покоилась на его широкой груди. Хотя одеяло доставало ей до подбородка, Ник оставался укрытым лишь до талии. Заботливая Габби хотела укрыть и его, но Ник нарочно спустил одеяло. Впрочем, ее это вполне устраивало. Его широкие плечи, грудь, поросшая черными волосами, и мускулистые руки казались ей чрезвычайно привлекательными.
   – Конечно, сказал. – Ник посмотрел на нее с лукавой улыбкой. – Но не обещал ответить.
   – Обманщик…
   Ничего другого Габби не ожидала, но в наказание легонько дернула его за волосы.
   – Уй! – Ник отпустил локон Габби, поймал ее запястье и заставил разжать пальцы. – Я вижу, кровожадная злючка снова взялась за свое!
   – Я становилась кровожадной только тогда, когда ты этого заслуживал, – сурово ответила Габби и посмотрела на их соединенные руки.
   Прикосновение к груди Ника доставляло ей удовольствие, в то время как некоторые другие части его тела она находила менее привлекательными. Его кожа была такой теплой, а мышцы такими твердыми… Она провела по ним пальцем.
   Ник тяжело вздохнул, выпустил ее руку и спустил одеяло еще ниже, обнажив живот и воспаленный шрам от нанесенной ею раны.
   – Я думала, тебе холодно, – нахмурилась Габби.
   Он еле заметно улыбнулся.
   – Уже нет.
   Она без труда поняла его.
   – Ты ведь не… не хочешь заняться этим снова, правда? – Ее голос звучал слегка испуганно.
   – Должен признаться, такая мысль приходила мне в голову.
   – А мне нет, – решительно заявила она. Ник засмеялся.
   – Габриэлла, – сказал он вкрадчивым тоном, – тебе нравится прикасаться ко мне, правда?
   Габби подняла взгляд. Поскольку в данный момент она гладила его грудь, отпираться было бесполезно.
   – Я… Да, наверно.
   – Тогда почему ты этого не делаешь?
   У нее расширились глаза:
   – Что ты имеешь в виду?
   – Мне нравится, когда ты гладишь мою грудь. Нравится ощущать на своем теле твои руки. Если позволишь, я покажу тебе и другие места, которые жаждут твоего прикосновения.
   Подозрительный взгляд Габби заставил его усмехнуться.
   – Ты смотришь на меня, как муха на паука. Радость моя, я не собираюсь заставлять тебя делать то, чего ты не хочешь. Если тебе что-то не нравится, скажи об этом прямо, и мы тут же остановимся.
   Ласковое «радость моя» убедило ее. Так же, как смешливые искорки в глазах.
   – Чего ты хочешь?
   – Ничего страшного.
   Просто ему нравятся ее прикосновения, вот и все.
   – Вот чего.
   Он провел ее ладонью по своей груди и плоским соскам, которые под ее пальцами затвердели. Потом спустил руку ниже, на плоский мускулистый живот. Его кожа была слегка шершавой и отличалась от ее собственной, нежной и шелковистой. Габби поняла, что испытывает удовольствие и что она с радостью ласкала бы его всю ночь.
   Когда Габби по собственному почину погрузила палец в его пупок, Ник отпустил ее руку. Она вспомнила, что хотела сделать это еще тогда, когда их кожу разделял слой ткани… Наконец Габби вынула палец и робко погладила живот Ника.
   – Не останавливайся, – попросил он, когда Габби на мгновение залюбовалась контрастом между ее тонкими белыми пальцами и его смуглой кожей.
   Ник по-прежнему поддразнивал ее, но теперь его голос звучал слегка хрипловато. Посмотрев на него, Габби с испугом поняла, что должна спуститься еще ниже. Ладонь Ника снова легла на ее руку и повлекла ее вниз. Габби не сопротивлялась. Он сбросил ногами одеяло, обнажив цель их путешествия.
   Когда Габби увидела эту цель, по ее спине побежали мурашки. О боже, ничего удивительного, что она причинила ей такую боль! Даже дураку было понятно, что их размеры не совпадают. Эта штука была предназначена для куда более крупной женщины.
   Когда Габби высказала это ему, он расхохотался.
   – Надеюсь, это будет компенсацией за твое «неплохо»!
   Она недоуменно заморгала:
   – Что?
   – Ничего, Габриэлла. Все, я умолкаю. Прикоснись ко мне. Пожалуйста.
   Защиты от «пожалуйста» она не знала. Когда ладонь Ника заставила ее сомкнуть пальцы на его напряженной плоти, Габби едва не отдернула руку. Это было так… чуждо.
   Когда Ник был в бреду и сделал то же самое, его член была намного меньше. Или ей так показалось, потому что прикосновение было совсем недолгим? Сейчас он был огромным, толстым и горячим, со слегка влажной гладкой бархатистой головкой. Габби слегка сжала его. Интересно, что из этого выйдет?
   Ник с шумом втянул в себя воздух. Габби посмотрела ему в лицо и застыла как зачарованная. Его подбородок напрягся, на лбу выступил пот, губы слегка раздвинулись, зубы плотно сжались, а глаза превратились в щелки.
   – Я сделала тебе больно? – испугалась она, готовая отдернуть руку.
   – Нет, – с трудом выдохнул он. – О нет! Это… приятно.
   – Правда?
   Заинтригованная Габби села и снова сжала пальцы. Ник испустил гортанный звук, напоминавший стон и рычание одновременно.
   – Ты можешь… сделать вот так.
   Ладонь Ника снова легла на ее руку и без слов показала, как доставить ему удовольствие. Габби встала рядом с ним на колени и повторяла урок, пока Ник не остановил ее. Внезапно он схватил ее за запястье и отвел руку в сторону.
   Габби вопросительно уставилась на него.
   – Достаточно.
   Ник едва дышал. Несколько минут он просто лежал с закрытыми глазами, держа ее за руку. Наконец его веки поднялись. Затем он встретил ее взгляд, лукаво улыбнулся и сел.
   – Габриэлла…
   Он был очень близко. Габби сидела на корточках; тем не менее ее макушка не достигала его подбородка.
   – Гм-м?
   – Позволишь показать тебе еще кое-что?
   На сей раз ей было скорее интересно, чем страшно.
   – Что?
   Он все еще держал ее запястье. Другая рука Ника легла ей на шею. Какое-то мгновение он просто поглаживал ее нежную кожу. А потом наклонил голову и прижался губами к ее губам.

37

   Когда Габби осознала, что они опять лежат, что Ник как-то умудрился снять с нее халат и разместился между ее ногами, снова собираясь совершить то же самое, она вновь сгорала от страсти. Оставалось только обнять его и приготовиться испытать боль, о которой она только что вспомнила.
   Он отвлек ее поцелуем в губы, потом начал целовать груди, живот и бедра. Затем потрясенная Габби почувствовала, что язык Ника проник в нее, ахнула, задрожала, и ее тело свела сладостная судорога.
   Поняв, что Габби изнывает от наслаждения, Ник двинулся вперед. Ее забывчивое тело, жаркое и влажное, горело огнем и неистово желало того, кто разжег этот огонь.
   «Он слишком большой», – вспомнила Габби, ощутив прикосновение к промежности. Она широко открыла глаза, хотела попросить Ника остановиться, но его губы уже зажали ей рот. Затем он двинулся вперед, растянул ее, наполнил собой… но боли не было.
   Произошло маленькое чудо.
   – Все в порядке? – спросил он, подняв голову и посмотрев на Габби сверху вниз.
   – Да.
   Очевидно, в ее голосе прозвучало легкое сомнение, потому что Ник, лицо которого исказилось от страсти, слегка улыбнулся.
   – Доверься мне, – сказал он.
   Как ни странно, Габби его послушалась. Ник замер и не двигался. Просто ждал, и все. Последствия оказались поразительными. Габби слегка двинула бедрами, пытаясь понять, чем это кончится. Ник снова улыбнулся, на сей раз шире, и прижался губами к чувствительному месту под ее ухом. Однако двигаться не торопился. Не в силах справиться с собой, Габби снова качнула бедрами, после чего ее ляжки и живот словно лизнули язычки пламени. Когда она вздрогнула и застонала от наслаждения, руки Ника обхватили ее ляжки, приподняли их и развели в стороны.
   – Обними ногами мою талию, – сказал он ей на ухо.
   Габби судорожно вздохнула, но подчинилась и поняла, что дрожит от ожидания. И тут он задвигался. Каждое неторопливое сильное проникновение заставляло ее вскрикивать, выгибать спину и вонзать ногти в его спину.
   – Ну что, довольна? – глухо спросил он.
   Но Габби его не слышала; в ушах стоял звон. Она с трудом втягивала в себя воздух, кричала и тонула в море ощущений, о существовании которых и не подозревала. По венам струился жидкий огонь, грозивший сжечь ее дотла. Почувствовав ее ответ, Ник задвигался быстрее. Он вонзался в нее все глубже и неистовее. Но теперь Габби была рада этому и жадно отвечала ему. Его рука скользнула между их телами, нащупала сердцевину ее страсти, и Габби окончательно потеряла голову.
   – Ник… Ник… Ник! – вскрикнула она, когда мир взорвался, превратившись в огненный фейерверк.
   Тело свело судорогой. Она впивалась пальцами в его плечи, дрожала и сквозь зубы втягивала в себя воздух; ее кровь бурлила от наслаждения.
   Объятия Ника стали крепче; он вонзился в нее еще раз, и все кончилось.
   Когда Габби наконец вернулась на землю и открыла глаза, она увидела, что лежит навзничь рядом с Ником, что он смотрит на нее, опершись на локоть, а на его губах играет ленивая, самодовольная улыбка.
   – Ну, что скажешь теперь? Это лучше, чем «неплохо»?
   Вопрос был риторическим. Судя по выражению лица Ника, он прекрасно знал ответ.
   – Ничего не скажу. Ты и так зазнался.
   Ник засмеялся, наклонил голову и поцеловал ее:
   – Ничего, настанет день, когда ты это скажешь, – уверенно пообещал он. Потом широко зевнул, привлек ее к себе и мгновенно уснул.
   Почувствовать обиду Габби не успела, потому что тут же уснула сама.
 
   Проснулась она в собственной постели. По спальне неслышно ходила Мэри, растапливавшая камин и убиравшая комнату. Сквозь шторы проникали лучи рассветного солнца. Габби потянулась, поняла, что спит обнаженной, и только тут вспомнила события прошедшей ночи. Она спала с Уикхэмом… нет, с Ником. Теперь он Ник. Ее Ник. Она с наслаждением пустилась во все тяжкие, отдала подлому мошеннику, в имени которого не была уверена, самое ценное, что у нее было, и за одну ночь неслыханного блаженства отказалась от мистера Джеймисона и надежд на обеспеченное будущее.
   Но самое удивительное заключалось в том, что она ничуть об этом не жалела.
   Габби снова потянулась и почувствовала, что между ног слегка саднит, а груди стали необычайно чувствительными. Вспомнив причину этого, она мечтательно улыбнулась, глядя в потолок. Ник. Она отдалась Нику.
   – Прошу прощения, мэм. Я не хотела будить вас, – смущенно сказала горничная, выметавшая пепел из камина.
   – Все в порядке, Мэри.
   Габби улыбнулась девушке и вдруг ощутила укол тревоги. А вдруг Уикхэм… нет, Ник оставил здесь следы своего пребывания, – например, панталоны или чулок? Она обвела глазами ковер и не обнаружила ничего постороннего.
   Конечно, сесть было нельзя. Следовало лежать в постели, укрытой одеялом до подбородка, иначе Мэри увидела бы, что она спит голой. Это считалось предосудительным само по себе. Даже если бы на полу спальни не была раскидана мужская одежда. Хуже могло быть только одно: если бы в ее комнате обнаружили спящего джентльмена. Или если бы ее застали в его постели.
   Где она и находилась еще примерно час назад.
   В памяти Габби сохранилось смутное воспоминание о том, как Ник нес ее обратно. Слава богу, что он вовремя проснулся. Видимо, тогда же он забрал свою одежду, подумала Габби, Ник был кем угодно, только не растяпой.
   Подумав о других недостатках этого человека и поняв, что они не мешают ей безумно любить его, Габби почувствовала себя счастливой, как никогда в жизни.
   – Мэри, приготовь мне ванну. И принеси завтрак.
   – Мэм, но вставать еще рано, – неуверенно ответила Мэри. – Всего половина восьмого. Правда, вы не первая. Милорд тоже проснулся и уехал.
   Габби широко раскрыла глаза.
   – Милорд… ты имеешь в виду лорда Уикхэма? – До нее дошло, что называть человека на людях одним именем, а наедине другим может представлять собой большую сложность. Она едва не выдала Ника. О боже, ситуация усложнялась с каждым днем. – Он ушел из дома?
   – Да, мэм. С час назад. И взял с собой мистера Барнета. Барнет сам седлал лошадей. Ваш Джим очень сокрушался по этому поводу, когда сегодня утром пришел на кухню. Говорил, что мистеру Барнету нечего делать на конюшне.
   Габби уставилась на горничную во все глаза. Ник и Барнет куда-то уехали верхом… Если бы это была простая утренняя прогулка после бурно проведенной ночи, он бы не взял с собой Барнета. Или взял бы?
   Ей в голову пришла ужасная мысль. А вдруг он – боже избави! – решил бросить вызов Тренту?
   У нее помутилось в голове.
   – Мэри, спустись на кухню и принеси мне завтрак. Только поскорее.
 
   Он не вернулся ни днем, ни вечером. Габби сослалась на головную боль и почти все это время провела в своей комнате, прислушиваясь к малейшему шороху. Но Ник так и не приехал.
   Приезжал мистер Джеймисон и уехал, не слишком огорченный известием о том, что Габби нездорова и не может его принять. Но он был не единственным посетителем. Об этом сообщили Клер и Бет, в перерывах между визитами забегавшие проведать сестру. Их навестила дюжина джентльменов и примерно столько же дам; это говорило о явном успехе в обществе.
   – Завтра тебе придется спуститься и принять мистера Джеймисона, – сурово заявила тетя Августа, поднявшаяся к ней исключительно ради того, чтобы сообщить рецепт ячменного отвара, успешно снимающего головную боль. – Кроме того, я хотела поговорить о вчерашнем чудачестве Уикхэма. Мне очень жаль, но пришлось принять срочные меры, чтобы замять дело. У Мод Бэннинг всегда был злой язык. Кроме того, она невзлюбила тебя, а Клер тем более. Не сомневаюсь, что сплетню пустила она. Правда, поверили ей лишь очень немногие, среди которых нет ни одного умного человека. И все же тебе следует как можно скорее обручиться с мистером Джеймисоном. Сама понимаешь, у девушки твоего возраста выбор не слишком велик.
   Габби согласилась с этим; тетя Августа приписала отсутствие энтузиазма с ее стороны последствиям головной боли и отбыла с чистой совестью.
 
   Когда на следующее утро выяснилось, что Ник так и не вернулся, Габби чуть не сошла с ума от страха. Она не спала всю ночь, прислушиваясь к малейшему шуму. И даже дважды входила в графские покои на случай, если пропустила его приход. Но хозяина не было, и Габби все больше укреплялась в мысли, что Трент ранил или убил его.
   Ничто другое не могло задержать Ника. Разве он мог просто скрыться после ночи, которую они провели вместе, не сказав ей ни слова?
   Слишком взволнованная, чтобы думать о чем-то другом, Габби послала за Джимом.
   – Вы хотите, чтобы я выяснил, в городе ли этот подлец, недостойный своего титула? – недоверчиво спросил Джим. Как и Стайверс, Джим давно знал Трента и терпеть его не мог, хотя Габби никогда не говорила, что герцог является причиной ее увечья. – Если не секрет, зачем вам это понадобилось?
   – Затем… затем, что Трент нанес мне оскорбление. Я рассказала об этом Уикхэму, и он поклялся убить герцога. Вчера рано утром он ушел из дома и до сих пор не вернулся.
   – Мисс Габби, мне сдается, что вы напрасно посвящаете этого самозванца в свои личные дела, – хмуро ответил Джим.
   – Джим, пожалуйста, сделай то, о чем тебя просят.
   Видимо, в голосе Габби слышалась владевшая ею тревога, потому что Джим посмотрел на нее с мрачным любопытством.
   – Он окончательно улестил вас своими гладкими речами, верно? Мисс Габби, не стоит вам водить с ним компанию. От него одни неприятности.
   – Джим…
   – Ладно, иду. Но скажу прямо: напрасно вы о нем беспокоитесь. Скорее всего, он замыслил новое жульничество и решил убраться отсюда.
 
   Когда Джим вернулся и сообщил, что Трент жив и здоров, по-прежнему находится в Лондоне и что, судя по рассказам слуг и грумов, ни Уикхэма, ни Барнета рядом с герцогом не было, Габби чуть не стало дурно.
   Причин для отсутствия у Ника было множество, причем одна хуже другой.
   Сославшись на усталость после вчерашнего приступа головной боли, Габби отказалась сопровождать Клер и Бет и сразу после ленча поднялась наверх. Она сознавала, что ведет себя недостойно, но все же решила войти в спальню Уикхэма… то есть Ника. А вдруг ей удастся обнаружить то, что позволит выяснить причину его поспешного отъезда?
   Отъезда без всякого предупреждения.
   Именно это тревожило Габби больше всего.
   Она прошла в дверь, разделявшую их покои, чувствуя себя преступницей. Обычно в это время дня слуги выполняли свои обязанности в других частях дома, и все же Габби было бы неприятно, если бы ее застали роющейся в вещах Уикхэма. Ее могли неправильно понять…
   Как ни странно, в его покоях было очень уютно. В гардеробной лежала расческа с несколькими застрявшими в зубьях блестящими черными волосками. В углу стояли начищенные до блеска ботфорты с кисточками. На спинке кресла висели шейные платки. Испытывая чувство вины, Габби выдвигала ящики, просматривала их содержимое, но не нашла ничего, кроме запонок и обычных безделушек, которые был обязан иметь каждый светский человек.
   В спальне было еще меньше личного. На каминной полке лежали складная подзорная труба и коробка с сигарами, на столике у камина стояла бутылка бренди, а на комоде лежала книга, посвященная военной истории.
   Ничто не говорило о том, кто он и чем занимается; ничто не говорило о том, где он может быть.
   Чувствуя себя еще более виноватой, Габби выдвинула единственный ящик прикроватной тумбочки.
   Первым, на что она обратила внимание, был запах. Густой, душный и сладкий запах увядающих роз. Она сморщила нос и едва не улыбнулась. Такой запах не мог нравиться Нику. И все же, он казался ей смутно знакомым. Габби слегка нахмурилась, посмотрела на пачку тщательно сложенных листков и все поняла.
   Так пахли надушенные записочки леди Уэйр.

38

   Читать чужие письма непозволительно. Габби знала это, знала, что должна задвинуть ящик и уйти из комнаты. Но это было выше ее сил.
   Она развернула одну из записок и начала читать.
   Кроме недвусмысленных объяснений в любви, там содержались эротичные описания того, что топcher^[9] Уикхэм уже делал с леди Уэйр, и того, что ему еще предстояло сделать.
   Когда Габби ознакомилась с содержанием всех шести записок, она почувствовала себя так, словно ей нанесли смертельный удар. От ее лица отлила кровь, живот свело судорогой. Казалось, что ее вот-вот стошнит.
   Кое-что из описанного она познала на собственном опыте. Mon cher Уикхэм обучил этому и ее саму.
   – Миледи!
   Голос Мэри, донесшийся из соседней комнаты, заставил ее поднять голову. Габби положила последнюю записку на место, задвинула ящик и неторопливо вернулась к себе.
   Она больше не боялась, что ее застанут в спальне Уикхэма. Она вообще больше ничего не боялась. В ушах Габби звучало слово, небрежно брошенное им в ту незабываемую ночь, когда она позволила соблазнить себя человеку, которого Джим называл отпетым мошенником. Это было слово «завтра». Таким своеобразным способом он предупредил ее, что завтрашний день наступит.
   И этот день наступил.
   А она еще боялась за него! Дура, набитая дура! Нет, хуже: никому не нужная старая дева, вешающаяся на шею уставшему от нее любовнику! Конечно, он и не собирался предупреждать ее, когда почему-то ушел из дома вместе с Барнетом. Эта ночь была для нее всем на свете. А для него – всего лишь приятным приключением в женском обществе, которое он позволял себе почти каждую ночь. Пустяк, ничего особенного… Однако от этой мысли у нее разрывалось сердце.
   – Ох, мэм, вы здесь!
   Габби машинально прошла в свою спальню. Заметив ее, Мэри сначала улыбнулась, а затем нахмурилась.
   – У миледи опять болит голова? – сочувственно спросила она. – Вы побледнели.
   – Ты что-то хотела, Мэри? – спросила Габби, удивившись тому, что ее голос звучит хладнокровно и уверенно. Она чувствовала себя раненой – нет, уничтоженной. К счастью, годы жизни с отцом приучили ее не показывать миру своих слез.
   – Миледи, прибыли мистер Джеймисон и леди Сэлкомб. Они велели мне подняться и сообщить о своем визите. Миледи, сказать им, что вы нездоровы?