Страница:
Габби кивком указала ему на кувшин и лохань.
– Отлично.
– Выбора у вас нет, – сказала она Уикхэму.
Он смотрел на Габби несколько секунд, явно напоминая, что случившееся – целиком ее вина. Потом перевел взгляд на Ормсби и коротко кивнул:
– Ладно. Но только аккуратнее, черт побери!
Врач наклонил голову:
– Я всегда аккуратен, милорд.
Когда Ормсби велел Джиму придвинуть к кровати маленький столик и начал раскладывать свои устрашающие инструменты, Барнет снова протянул хозяину фляжку. На этот раз Уикхэм припал к ней надолго. А потом снова посмотрел на Габби.
– Тебе пора уйти, – сказал он.
Хотя Габби отчаянно хотелось отомстить этому фальшивому лорду, она не ощущала никакого желания присутствовать при операции, а потому кивнула. Но Ормсби оглянулся и покачал головой:
– Миледи, мне понадобится помощь. Конечно, если вы предпочитаете прислать кого-нибудь из горничных…
– Вам поможет Барнет, – прорычал Уикхэм и снова глотнул из фляжки.
Врач красноречиво посмотрел на Габби.
– Черт побери, не стройте рожи у меня за спиной! Если вы в-возражаете против Барнета, скажите об этом п-прямо… – Язык у Уикхэма слегка заплетался; видимо, во фляжке действительно было что-то очень крепкое.
Ормсби поморщился:
– Милорд, может случиться так, что вашему слуге – а я вижу, что он парень сильный – придется держать вас покрепче. Скальпель не должен скользить.
Мысль об этом привела Уикхэма в ужас.
– Только попробуйте! Если скальпель соскользнет, можете быть уверены: последствия будут самыми неприятными.
Гримаса на лице Уикхэма была столь устрашающей, что бедняга-доктор попятился. Тут вмешался Барнет и молча протянул хозяину флягу.
– Весьма своевременное предупреждение, – вполголоса сказал врач Габби, когда Уикхэм снова надолго присосался к горлышку. – Ваш муж… гм-м… очень сильный человек.
– Он мне не муж.
Ормсби посмотрел на нее с удивлением. Видимо, он считал, что ни одна леди не имеет права находиться в спальне мужчины – тем более полуголого, – если тот не является ее мужем.
– Это мой брат.
Голос Габби прозвучал слишком резко. Наверно, потому что она снова была вынуждена лгать. «Ничего, привыкнешь», – сказала она себе. В ближайшем будущем бессовестный мошенник, лежащий в кровати, будет оставаться ее братом.
– М-милая сестра, я все же прошу тебя уйти из комнаты.
Уикхэм услышал ее слова и теперь искренне забавлялся. Не приходилось сомневаться, что содержимое фляжки оказало на него действие: щеки графа слегка разрумянились, руки и ноги раскинулись в стороны.
– Твой слуга… как его… ах да, Джим… тоже сумеет оказать помощь. Я не ж-желаю, чтобы ты была свидетельницей этого… с-свежевания туши.
– Едва ли, милорд, это возможно, – ответил расстроенный Ормсби. – Вы должны знать, что… – «Милорд» смерил его таким взглядом, что врач громко сглотнул. – Дело в том, что… – Он понизил голос и посмотрел на Габби. – Миледи, учитывая, что ваш брат мужчина крупный и, видимо, не из слабых, боюсь, что… ну, вы сами понимаете… Один слуга может его не удержать.
Габби посмотрела на Уикхэма. Тот подозрительно косился на них, но был занят тем, что осушал фляжку Барнета. Конечно, ее место мог бы занять любой слуга, но стоило ли это делать?
Если правда обнаружится, это погубит и ее, и Уикхэма.
– Ступай! – злобно сказал «брат», опустив фляжку.
– Мне лучше остаться, – решительно ответила Габби и многозначительно посмотрела ему в глаза.
Либо Уикхэм понял намек, либо смирился со своей участью. Во всяком случае, спорить он не стал.
Закончив приготовления, врач посмотрел на Барнета и кивнул. Мрачный Барнет отложил фляжку и грузно опустился на край кровати.
– Зажмите это зубами, милорд, – сказал он и начал скатывать в пальцах льняной носовой платок, пока тот не превратился в тугой жгут.
Хотя Уикхэм был уже пьян, это не помешало ему понять слова слуги. Он скорчил гримасу, но послушно открыл рот. Барнет вставил ему жгут в зубы, а затем обхватил руками предплечья и грудь хозяина.
То, что последовало далее, было очень неприятно. Ормсби пытался нащупать пулю; Уикхэм корчился и сквозь платок утробно рычал от боли. Как и предсказывал Ормсби, сил одного Барнета не хватило. Пришлось привлечь Джима. Тот неохотно уселся на лодыжки Уикхэма и прижал его колени к матрасу.
Когда пулю извлекли, Габби была измотана так же, как и сам Уикхэм.
– Ха! Вот она! – Ормсби торжествующе поднял в воздух окровавленный свинцовый шарик неправильной формы, а затем бросил его в подставленную Габби лохань.
Уикхэм, в критический момент застонавший и выгнувший спину, несмотря на объединенные усилия Барнета и Джима, вздрогнул всем телом и рухнул на матрас. Из оставленного Ормсби отверстия ударила кровь. Врач хмыкнул и начал ее останавливать. Уикхэм, голова которого покоилась на плече Барнета, выплюнул изжеванный платок.
– Кажется, сейчас меня вырвет, – пробормотал он.
Джим слез с лодыжек Уикхэма, Барнет поддержал ему голову, и «милорда» действительно стошнило. Габби едва успела подставить лохань.
10
11
12
– Отлично.
– Выбора у вас нет, – сказала она Уикхэму.
Он смотрел на Габби несколько секунд, явно напоминая, что случившееся – целиком ее вина. Потом перевел взгляд на Ормсби и коротко кивнул:
– Ладно. Но только аккуратнее, черт побери!
Врач наклонил голову:
– Я всегда аккуратен, милорд.
Когда Ормсби велел Джиму придвинуть к кровати маленький столик и начал раскладывать свои устрашающие инструменты, Барнет снова протянул хозяину фляжку. На этот раз Уикхэм припал к ней надолго. А потом снова посмотрел на Габби.
– Тебе пора уйти, – сказал он.
Хотя Габби отчаянно хотелось отомстить этому фальшивому лорду, она не ощущала никакого желания присутствовать при операции, а потому кивнула. Но Ормсби оглянулся и покачал головой:
– Миледи, мне понадобится помощь. Конечно, если вы предпочитаете прислать кого-нибудь из горничных…
– Вам поможет Барнет, – прорычал Уикхэм и снова глотнул из фляжки.
Врач красноречиво посмотрел на Габби.
– Черт побери, не стройте рожи у меня за спиной! Если вы в-возражаете против Барнета, скажите об этом п-прямо… – Язык у Уикхэма слегка заплетался; видимо, во фляжке действительно было что-то очень крепкое.
Ормсби поморщился:
– Милорд, может случиться так, что вашему слуге – а я вижу, что он парень сильный – придется держать вас покрепче. Скальпель не должен скользить.
Мысль об этом привела Уикхэма в ужас.
– Только попробуйте! Если скальпель соскользнет, можете быть уверены: последствия будут самыми неприятными.
Гримаса на лице Уикхэма была столь устрашающей, что бедняга-доктор попятился. Тут вмешался Барнет и молча протянул хозяину флягу.
– Весьма своевременное предупреждение, – вполголоса сказал врач Габби, когда Уикхэм снова надолго присосался к горлышку. – Ваш муж… гм-м… очень сильный человек.
– Он мне не муж.
Ормсби посмотрел на нее с удивлением. Видимо, он считал, что ни одна леди не имеет права находиться в спальне мужчины – тем более полуголого, – если тот не является ее мужем.
– Это мой брат.
Голос Габби прозвучал слишком резко. Наверно, потому что она снова была вынуждена лгать. «Ничего, привыкнешь», – сказала она себе. В ближайшем будущем бессовестный мошенник, лежащий в кровати, будет оставаться ее братом.
– М-милая сестра, я все же прошу тебя уйти из комнаты.
Уикхэм услышал ее слова и теперь искренне забавлялся. Не приходилось сомневаться, что содержимое фляжки оказало на него действие: щеки графа слегка разрумянились, руки и ноги раскинулись в стороны.
– Твой слуга… как его… ах да, Джим… тоже сумеет оказать помощь. Я не ж-желаю, чтобы ты была свидетельницей этого… с-свежевания туши.
– Едва ли, милорд, это возможно, – ответил расстроенный Ормсби. – Вы должны знать, что… – «Милорд» смерил его таким взглядом, что врач громко сглотнул. – Дело в том, что… – Он понизил голос и посмотрел на Габби. – Миледи, учитывая, что ваш брат мужчина крупный и, видимо, не из слабых, боюсь, что… ну, вы сами понимаете… Один слуга может его не удержать.
Габби посмотрела на Уикхэма. Тот подозрительно косился на них, но был занят тем, что осушал фляжку Барнета. Конечно, ее место мог бы занять любой слуга, но стоило ли это делать?
Если правда обнаружится, это погубит и ее, и Уикхэма.
– Ступай! – злобно сказал «брат», опустив фляжку.
– Мне лучше остаться, – решительно ответила Габби и многозначительно посмотрела ему в глаза.
Либо Уикхэм понял намек, либо смирился со своей участью. Во всяком случае, спорить он не стал.
Закончив приготовления, врач посмотрел на Барнета и кивнул. Мрачный Барнет отложил фляжку и грузно опустился на край кровати.
– Зажмите это зубами, милорд, – сказал он и начал скатывать в пальцах льняной носовой платок, пока тот не превратился в тугой жгут.
Хотя Уикхэм был уже пьян, это не помешало ему понять слова слуги. Он скорчил гримасу, но послушно открыл рот. Барнет вставил ему жгут в зубы, а затем обхватил руками предплечья и грудь хозяина.
То, что последовало далее, было очень неприятно. Ормсби пытался нащупать пулю; Уикхэм корчился и сквозь платок утробно рычал от боли. Как и предсказывал Ормсби, сил одного Барнета не хватило. Пришлось привлечь Джима. Тот неохотно уселся на лодыжки Уикхэма и прижал его колени к матрасу.
Когда пулю извлекли, Габби была измотана так же, как и сам Уикхэм.
– Ха! Вот она! – Ормсби торжествующе поднял в воздух окровавленный свинцовый шарик неправильной формы, а затем бросил его в подставленную Габби лохань.
Уикхэм, в критический момент застонавший и выгнувший спину, несмотря на объединенные усилия Барнета и Джима, вздрогнул всем телом и рухнул на матрас. Из оставленного Ормсби отверстия ударила кровь. Врач хмыкнул и начал ее останавливать. Уикхэм, голова которого покоилась на плече Барнета, выплюнул изжеванный платок.
– Кажется, сейчас меня вырвет, – пробормотал он.
Джим слез с лодыжек Уикхэма, Барнет поддержал ему голову, и «милорда» действительно стошнило. Габби едва успела подставить лохань.
10
Когда Габби вышла из графской спальни, у нее от усталости кружилась голова и подкашивались ноги. Ормсби прижег рану, присыпал ее порошком базилика, перевязал, оставил кучу снадобий, которые следовало принимать в разное время и в разных дозах, и отбыл, пообещав зайти позже.
Уикхэм, измученный операцией и все еще не очнувшийся от действия скверного джина, задремал. Барнет выразил желание остаться с хозяином, пока тот не выздоровеет. Джим вслед за Габби вышел в коридор – слава богу, пустынный. Видимо, слуги отправились следом за Ормсби, сгорая от желания узнать новости о самочувствии хозяина.
– Если у тебя есть что сказать – а я вижу, что есть, – то поговорим позже. Сейчас я слишком устала, – проворчала Габби.
На челюсти Джима, поросшей седой щетиной, красовался синяк. Только теперь Габби вспомнила об ударе, который нанес ему Уикхэм. Джим был маленьким, но задиристым и злопамятным.
– Мисс Габби, сами знаете, далеко не каждая леди способна устроить такой шум. – Джим говорил тихо, но от этого его слова звучали еще более мстительно. – По этой парочке виселица плачет. Вы правильно сделали, что выстрелили в мерзавца. Он…
– Можешь думать что угодно, но держи язык за зубами, – резко прервала его Габби. – Кем бы ни был этот человек, он представляет для нас меньшую опасность, чем кузен Томас.
– Конечно, мистер Томас идиот, но он не станет убивать нас в собственной постели, – возразил Джим. – А эти мерзавцы заслуживают если не виселицы, то каторги. Если бы вы позволили мне сходить на Боу-стрит[4]…
Он осекся, заметив, что по коридору идет Мэри с лоханью горячей воды. При виде Габби Мэри сделала книксен.
– Доброе утро, Мэри.
– Доброе утро, мэм. Миссис Бакнелл подумала, что вам может понадобиться горячая вода, мэм, – сказала Мэри.
– Прекрасно. Спасибо, Мэри. Отнеси лохань в мою спальню. Я сейчас приду.
Дождавшись ухода служанки, Габби вновь посмотрела на Джима.
– Если обнаружится, что этот человек не Уикхэм, он сообщит всем, что Маркус мертв, – быстро сказала она. – После этого титул перейдет к кузену Томасу. А ты сам знаешь, что, как только Томас станет графой, все мы – я, сестры, ты и остальные слуги – окажемся на улице. Поверь мне, я выбрала меньшее из двух зол.
Джим насупился и покачал головой:
– Мисс Габби, если вы так решили, я умолкаю. Но думаю, что вы совершаете большую ошибку. Эти разбойники…
По лестнице поднялась горничная, тащившая обеими руками ведро с углем. Плечи бедняжки сгибались от тяжести. Джим умолк на полуслове. Воспользовавшись этим, Габби пошла к своим покоям.
– Я ложусь спать, – сказала она Джиму, когда девушка прошла мимо. – И советую тебе сделать то же самое.
– Сомневаюсь, что смогу закрыть глаза, пока дом полон разбойников и мерзавцев, – с горечью ответил Джим. – Но, если меня утопят в сточной канаве, кто будет защищать вас?
– К счастью, пока никто из нас в защите не нуждается. Им не до того. Один ранен, а второй вынужден ждать его выздоровления. – Сделав этот оптимистический вывод, Габби потянулась к дверной ручке.
– Ага, верно. Но если они решат, что в их положении избавиться от свидетелей важнее, чем лечить раны, то нам крышка. Мисс Габби, я буду держать ушки на макушке, и вы делайте то же самое. Этим канальям нельзя доверять ни на грош.
Когда Габби наконец вошла в спальню и поручила себя заботам Мэри, мрачное предупреждение Джима еще звучало в ее ушах. Потом измученная молодая женщина легла в постель и через несколько минут уснула мертвым сном.
– Ты разбудишь ее. Уходи сейчас же.
– Но уже почти полдень, – недовольно прошептала Бет.
– Она очень устала, – тихо и спокойно ответила ей Клер.
– Габби никогда не спит так долго.
– Ее редко будят выстрелом в разгар ночи.
– Фу! Габби вовсе не кисейная барышня, чтобы после этого спать целый день. Нас с тобой тоже разбудили ночью, но мы уже встали. Я уверена, что она не захочет пропустить наш первый день в городе.
– Просто тебе не терпится посмотреть достопримечательности Лондона, – возразила Клер.
Веки Габби медленно поднялись, и она увидела стоявших у кровати сестер. Клер держала Бет за руку и пыталась оттащить ее в сторону. Бет огрызалась и сопротивлялась. Конечно, они не имели представления, что их старшая сестра не спала всю ночь.
– Перестань пихаться! – возмутилась Клер.
– И почему это Туиндл ругает за просторечия только меня? – покачала головой Бет. – Потому что при ней ты так не разговариваешь?
– Пойдем отсюда, – с достоинством сказала Клер, поборов искушение ответить в тон сестре. – Пусть Габби спит. Мы можем поездить по магазинам завтра.
– По магазинам? – чуть не завопила Бет. – Ну, если ты считаешь, что это самое лучшее времяпрепровождение, то я думаю по-другому. Я…
– Я проснулась, – прервала их Габби.
Она потянулась, открыла глаза и легла на спину. Шторы были плотно задернуты, и в спальне царил полумрак. Однако пробивавшиеся в окна свет и уличный шум красноречиво говорили о том, что давно наступил день. На мгновение измученная Габби забыла обо всех неприятностях: они действительно в Лондоне!
– Видишь, что ты наделала? – укоризненно сказала Клер младшей сестре. – Зачем ты помешала Габби спать?
– У меня слишком много дел, чтобы позволить себе спать весь день. Который час? – спросила Габби, протирая глаза.
– Двенадцатый! – Тон Бет был таким возмущенным, словно Габби совершила святотатство. Действительно, их отец, долгие годы страдавший бессонницей, будил всех своих домочадцев на рассвете. Хотя он умер больше года назад, но вскоре выяснилось, что старые привычки живучи.
– Так поздно? – ахнула Габби и знаком велела Бет раздвинуть шторы.
Когда Бет сделала это и в комнату хлынул яркий солнечный свет, старшая сестра заморгала, борясь с остатками сна, села и откинулась на спинку кровати. Боль во всем теле напомнила ей о бурных событиях минувшей ночи. Сильнее всего ныли бедро и голень.
Вспомнив, что причиной этого стало падение с лестницы, Габби поморщилась. К этому воспоминанию добавилось еще одно, куда более неприятное: в соседней комнате лежал мужчина, выдававший себя за ее брата. Более того, мужчина, который запугивал ее, угрожал ей и в которого она выстрелила, имея для этого все основания. Опасный человек, в тайну которого она была посвящена…
Эта мысль заставила Габби вздрогнуть. Ей повезло: в спальню пришли сестры, а не подручный этого разбойника, который мог бы задушить ее в постели.
Но страхи следовало отложить до другого времени. В данную минуту мужчина, лежавший в соседней комнате, был неопасен. Избавиться от него можно только одним способом: как можно скорее выдать Клер замуж за достойного человека. Потом ситуация в корне изменится, и мерзавцу придется исчезнуть.
– Смотри, как она устала, – укоризненно сказала Клер. – Бет, тебе нужно научиться думать о других.
Девочка надулась, но промолчала.
– Клер, Бет права. Мне действительно не хотелось бы пропустить наш первый день в городе, – быстро сказала Габби, предотвращая ссору.
– Что, съела? – ехидно спросила Бет, обращаясь к Клер.
Клер, на мгновение забыв о своем положении молодой леди, показала ей язык.
– Кто-нибудь, позвоните в колокольчик. Я должна встать. Во-первых, мы должны нанести визит леди Сэлкомб – если не сегодня, то как можно скорее. Иначе тетя приедет к нам сама…
Габби посмотрела на сестер. Обе были облачены в такие же вышедшие из моды траурные платья, как то, которое предстояло надеть ей самой. Это следовало немедленно исправить. Когда Клер будет надлежаще экипирована, представлена обществу, помолвлена и выдана замуж, она, Габби, сможет перевести дух. Молодую женщину не оставляло ощущение, что она сидит на бочке с порохом, готовой взорваться в любой момент.
– Клер, тебе нужна новая одежда. Да и всем нам тоже. В этих платьях ходить стыдно. Клер с жаром кивнула. А вот у Бет слова сестры вызвали недовольство:
– Только не говори, что мы весь день будем ездить по магазинам!
Габби откинула покрывало и спустила ноги на пол, не обращая внимания на боль в бедре и колене.
– Именно это мы и сделаем.
К тому времени, когда Габби оказалась полностью одета, ей удалось успокоить Бет, пообещав показать ей лондонские достопримечательности, как только все трое будут прилично одеты. Чего в данный момент о них сказать было нельзя. Бет, пялившаяся в окно на нарядных пешеходов (причем, по выражению Клер, делавшая это чрезвычайно вульгарно), вынуждена была с этим согласиться.
Затем Габби пришлось ответить на настойчивые расспросы Клер о том, каким образом они с Джимом успели оказаться первыми на месте происшествия. Естественно, ответ был лживым от начала до конца.
Когда сестры покинули комнату Габби и направились к лестнице, они столкнулись с Бариетом. Хмурый слуга вышел из дверей с подносом, на котором стояли нетронутые чашка с бульоном и бокал эля. Габби ограничилась коротким кивком, но Бет спросила:
– Как себя чувствует Маркус?
– Не слишком хорошо, – тревожно ответил Барнет. – Слаб, как котенок, и ничего не ест. Сами видите.
– Я не стану пить эти помои! – ответил ему слабый, но воинственный голос Уикхэма. Барнет беспомощно посмотрел на Габби.
– Мисс, вы сами слышали… Доктор Ормсби пока не велел давать ему ничего, кроме жидкого.
– Может быть, если это сделаем мы… – начала Клер, потянувшись к подносу.
– Габриэлла! Это ты? Иди сюда! – тоном, не терпящим возражений, велел Уикхэм.
Габби насупилась. Она хотела не обращать на наглого мошенника никакого внимания, но такая несвойственная ей черствость наверняка вызвала бы удивление сестер. В конце концов, раненый приходился им «братом».
– Габриэлла!
– Дай сюда, – лаконично сказала Габби и забрала у Клер поднос, оказавшийся удивительно тяжелым. – Спальня больного – неподходящее место для вас с Бет. Ступайте вниз и велите Стайверсу подавать ленч. Я приду через несколько минут.
– Габби… – заныла Бет и заглянула в комнату сквозь приоткрытую дверь.
Однако покои графа были устроены таким образом, что ей были видны только обитые золотистой парчой кресла, стоявшие у камина.
– Ступайте, – решительно ответила Габби и повернулась к двери.
– Мисс, конечно, вы можете отнести это обратно, но мне было велено принести с кухни несколько хороших кусков мяса и, может быть, пудинг. Ка… то есть его светлость откусит мне голову, если я ослушаюсь приказа.
– Мне он голову не откусит, – ответила Габби с уверенностью, которой вовсе не испытывала. Барнет посмотрел на нее с уважением, пропустил Габби и плотно закрыл дверь.
Она осталась наедине с человеком, которого следовало бояться. Эта мысль заставила Габби замешкаться. Она помедлила и посмотрела на кровать, чувствуя себя не лучине, чем пророк Даниил, брошенный на растерзание львам.
Уикхэм, измученный операцией и все еще не очнувшийся от действия скверного джина, задремал. Барнет выразил желание остаться с хозяином, пока тот не выздоровеет. Джим вслед за Габби вышел в коридор – слава богу, пустынный. Видимо, слуги отправились следом за Ормсби, сгорая от желания узнать новости о самочувствии хозяина.
– Если у тебя есть что сказать – а я вижу, что есть, – то поговорим позже. Сейчас я слишком устала, – проворчала Габби.
На челюсти Джима, поросшей седой щетиной, красовался синяк. Только теперь Габби вспомнила об ударе, который нанес ему Уикхэм. Джим был маленьким, но задиристым и злопамятным.
– Мисс Габби, сами знаете, далеко не каждая леди способна устроить такой шум. – Джим говорил тихо, но от этого его слова звучали еще более мстительно. – По этой парочке виселица плачет. Вы правильно сделали, что выстрелили в мерзавца. Он…
– Можешь думать что угодно, но держи язык за зубами, – резко прервала его Габби. – Кем бы ни был этот человек, он представляет для нас меньшую опасность, чем кузен Томас.
– Конечно, мистер Томас идиот, но он не станет убивать нас в собственной постели, – возразил Джим. – А эти мерзавцы заслуживают если не виселицы, то каторги. Если бы вы позволили мне сходить на Боу-стрит[4]…
Он осекся, заметив, что по коридору идет Мэри с лоханью горячей воды. При виде Габби Мэри сделала книксен.
– Доброе утро, Мэри.
– Доброе утро, мэм. Миссис Бакнелл подумала, что вам может понадобиться горячая вода, мэм, – сказала Мэри.
– Прекрасно. Спасибо, Мэри. Отнеси лохань в мою спальню. Я сейчас приду.
Дождавшись ухода служанки, Габби вновь посмотрела на Джима.
– Если обнаружится, что этот человек не Уикхэм, он сообщит всем, что Маркус мертв, – быстро сказала она. – После этого титул перейдет к кузену Томасу. А ты сам знаешь, что, как только Томас станет графой, все мы – я, сестры, ты и остальные слуги – окажемся на улице. Поверь мне, я выбрала меньшее из двух зол.
Джим насупился и покачал головой:
– Мисс Габби, если вы так решили, я умолкаю. Но думаю, что вы совершаете большую ошибку. Эти разбойники…
По лестнице поднялась горничная, тащившая обеими руками ведро с углем. Плечи бедняжки сгибались от тяжести. Джим умолк на полуслове. Воспользовавшись этим, Габби пошла к своим покоям.
– Я ложусь спать, – сказала она Джиму, когда девушка прошла мимо. – И советую тебе сделать то же самое.
– Сомневаюсь, что смогу закрыть глаза, пока дом полон разбойников и мерзавцев, – с горечью ответил Джим. – Но, если меня утопят в сточной канаве, кто будет защищать вас?
– К счастью, пока никто из нас в защите не нуждается. Им не до того. Один ранен, а второй вынужден ждать его выздоровления. – Сделав этот оптимистический вывод, Габби потянулась к дверной ручке.
– Ага, верно. Но если они решат, что в их положении избавиться от свидетелей важнее, чем лечить раны, то нам крышка. Мисс Габби, я буду держать ушки на макушке, и вы делайте то же самое. Этим канальям нельзя доверять ни на грош.
Когда Габби наконец вошла в спальню и поручила себя заботам Мэри, мрачное предупреждение Джима еще звучало в ее ушах. Потом измученная молодая женщина легла в постель и через несколько минут уснула мертвым сном.
– Ты разбудишь ее. Уходи сейчас же.
– Но уже почти полдень, – недовольно прошептала Бет.
– Она очень устала, – тихо и спокойно ответила ей Клер.
– Габби никогда не спит так долго.
– Ее редко будят выстрелом в разгар ночи.
– Фу! Габби вовсе не кисейная барышня, чтобы после этого спать целый день. Нас с тобой тоже разбудили ночью, но мы уже встали. Я уверена, что она не захочет пропустить наш первый день в городе.
– Просто тебе не терпится посмотреть достопримечательности Лондона, – возразила Клер.
Веки Габби медленно поднялись, и она увидела стоявших у кровати сестер. Клер держала Бет за руку и пыталась оттащить ее в сторону. Бет огрызалась и сопротивлялась. Конечно, они не имели представления, что их старшая сестра не спала всю ночь.
– Перестань пихаться! – возмутилась Клер.
– И почему это Туиндл ругает за просторечия только меня? – покачала головой Бет. – Потому что при ней ты так не разговариваешь?
– Пойдем отсюда, – с достоинством сказала Клер, поборов искушение ответить в тон сестре. – Пусть Габби спит. Мы можем поездить по магазинам завтра.
– По магазинам? – чуть не завопила Бет. – Ну, если ты считаешь, что это самое лучшее времяпрепровождение, то я думаю по-другому. Я…
– Я проснулась, – прервала их Габби.
Она потянулась, открыла глаза и легла на спину. Шторы были плотно задернуты, и в спальне царил полумрак. Однако пробивавшиеся в окна свет и уличный шум красноречиво говорили о том, что давно наступил день. На мгновение измученная Габби забыла обо всех неприятностях: они действительно в Лондоне!
– Видишь, что ты наделала? – укоризненно сказала Клер младшей сестре. – Зачем ты помешала Габби спать?
– У меня слишком много дел, чтобы позволить себе спать весь день. Который час? – спросила Габби, протирая глаза.
– Двенадцатый! – Тон Бет был таким возмущенным, словно Габби совершила святотатство. Действительно, их отец, долгие годы страдавший бессонницей, будил всех своих домочадцев на рассвете. Хотя он умер больше года назад, но вскоре выяснилось, что старые привычки живучи.
– Так поздно? – ахнула Габби и знаком велела Бет раздвинуть шторы.
Когда Бет сделала это и в комнату хлынул яркий солнечный свет, старшая сестра заморгала, борясь с остатками сна, села и откинулась на спинку кровати. Боль во всем теле напомнила ей о бурных событиях минувшей ночи. Сильнее всего ныли бедро и голень.
Вспомнив, что причиной этого стало падение с лестницы, Габби поморщилась. К этому воспоминанию добавилось еще одно, куда более неприятное: в соседней комнате лежал мужчина, выдававший себя за ее брата. Более того, мужчина, который запугивал ее, угрожал ей и в которого она выстрелила, имея для этого все основания. Опасный человек, в тайну которого она была посвящена…
Эта мысль заставила Габби вздрогнуть. Ей повезло: в спальню пришли сестры, а не подручный этого разбойника, который мог бы задушить ее в постели.
Но страхи следовало отложить до другого времени. В данную минуту мужчина, лежавший в соседней комнате, был неопасен. Избавиться от него можно только одним способом: как можно скорее выдать Клер замуж за достойного человека. Потом ситуация в корне изменится, и мерзавцу придется исчезнуть.
– Смотри, как она устала, – укоризненно сказала Клер. – Бет, тебе нужно научиться думать о других.
Девочка надулась, но промолчала.
– Клер, Бет права. Мне действительно не хотелось бы пропустить наш первый день в городе, – быстро сказала Габби, предотвращая ссору.
– Что, съела? – ехидно спросила Бет, обращаясь к Клер.
Клер, на мгновение забыв о своем положении молодой леди, показала ей язык.
– Кто-нибудь, позвоните в колокольчик. Я должна встать. Во-первых, мы должны нанести визит леди Сэлкомб – если не сегодня, то как можно скорее. Иначе тетя приедет к нам сама…
Габби посмотрела на сестер. Обе были облачены в такие же вышедшие из моды траурные платья, как то, которое предстояло надеть ей самой. Это следовало немедленно исправить. Когда Клер будет надлежаще экипирована, представлена обществу, помолвлена и выдана замуж, она, Габби, сможет перевести дух. Молодую женщину не оставляло ощущение, что она сидит на бочке с порохом, готовой взорваться в любой момент.
– Клер, тебе нужна новая одежда. Да и всем нам тоже. В этих платьях ходить стыдно. Клер с жаром кивнула. А вот у Бет слова сестры вызвали недовольство:
– Только не говори, что мы весь день будем ездить по магазинам!
Габби откинула покрывало и спустила ноги на пол, не обращая внимания на боль в бедре и колене.
– Именно это мы и сделаем.
К тому времени, когда Габби оказалась полностью одета, ей удалось успокоить Бет, пообещав показать ей лондонские достопримечательности, как только все трое будут прилично одеты. Чего в данный момент о них сказать было нельзя. Бет, пялившаяся в окно на нарядных пешеходов (причем, по выражению Клер, делавшая это чрезвычайно вульгарно), вынуждена была с этим согласиться.
Затем Габби пришлось ответить на настойчивые расспросы Клер о том, каким образом они с Джимом успели оказаться первыми на месте происшествия. Естественно, ответ был лживым от начала до конца.
Когда сестры покинули комнату Габби и направились к лестнице, они столкнулись с Бариетом. Хмурый слуга вышел из дверей с подносом, на котором стояли нетронутые чашка с бульоном и бокал эля. Габби ограничилась коротким кивком, но Бет спросила:
– Как себя чувствует Маркус?
– Не слишком хорошо, – тревожно ответил Барнет. – Слаб, как котенок, и ничего не ест. Сами видите.
– Я не стану пить эти помои! – ответил ему слабый, но воинственный голос Уикхэма. Барнет беспомощно посмотрел на Габби.
– Мисс, вы сами слышали… Доктор Ормсби пока не велел давать ему ничего, кроме жидкого.
– Может быть, если это сделаем мы… – начала Клер, потянувшись к подносу.
– Габриэлла! Это ты? Иди сюда! – тоном, не терпящим возражений, велел Уикхэм.
Габби насупилась. Она хотела не обращать на наглого мошенника никакого внимания, но такая несвойственная ей черствость наверняка вызвала бы удивление сестер. В конце концов, раненый приходился им «братом».
– Габриэлла!
– Дай сюда, – лаконично сказала Габби и забрала у Клер поднос, оказавшийся удивительно тяжелым. – Спальня больного – неподходящее место для вас с Бет. Ступайте вниз и велите Стайверсу подавать ленч. Я приду через несколько минут.
– Габби… – заныла Бет и заглянула в комнату сквозь приоткрытую дверь.
Однако покои графа были устроены таким образом, что ей были видны только обитые золотистой парчой кресла, стоявшие у камина.
– Ступайте, – решительно ответила Габби и повернулась к двери.
– Мисс, конечно, вы можете отнести это обратно, но мне было велено принести с кухни несколько хороших кусков мяса и, может быть, пудинг. Ка… то есть его светлость откусит мне голову, если я ослушаюсь приказа.
– Мне он голову не откусит, – ответила Габби с уверенностью, которой вовсе не испытывала. Барнет посмотрел на нее с уважением, пропустил Габби и плотно закрыл дверь.
Она осталась наедине с человеком, которого следовало бояться. Эта мысль заставила Габби замешкаться. Она помедлила и посмотрела на кровать, чувствуя себя не лучине, чем пророк Даниил, брошенный на растерзание львам.
11
Она выглядела маленькой, беззащитной и напуганной, как младший офицер в комнате, полной генералов. Смотревшие на него глаза были широко открыты, лицо побледнело. «Отлично», – с удовлетворением подумал псевдо-Уикхэм. Он надеялся напугать ее. Хотел напугать ее. Напугать так, чтобы ей и в голову не пришло рассказать о нем правду ни одному живому существу.
По его мнению, то, что он был прикован к постели нанесенной ею раной, грозило ему катастрофой. Во-первых, он не мог заставить ее соблюдать условия сделки. Мог только надеяться, что собственные интересы заставят ее держать язык за зубами.
Но эта надежда была хрупкой. Теперь, когда она и ее слуга знали об обмане, канат, по которому он ходил с тех пор, как занял место Маркуса, превратился в скользкую шелковую нитку.
Раньше ему приходилось остерегаться лишь встречи с человеком, который знал либо Маркуса, либо его самого. Поскольку Маркус всю жизнь прожил на Цейлоне и был в Лондоне лишь однажды, да и то много, лет назад, а он сам сначала тоже жил на Цейлоне, после чего переехал в Индию, вероятность разоблачения казалась ему не слишком большой. И все же он чувствовал себя так, словно шел по болоту.
После событий прошедшей ночи болото превратилось в хлябь, и он очень боялся, что утонет в ней.
– Подойди, – скомандовал он. Габби, словно перед ним стоял кто-то из его солдат.
Ее спина напряглась, подбородок вздернулся, и брови надменно выгнулись. Несмотря на убогое черное платье, выглядевшее так, словно оно было сшито для женщины вдвое старше и выше ростом, она выглядела знатной леди. А он, судя по выражению ее лица, был чем-то вроде пыли под ее ногами.
Если бы он чувствовал себя чуть лучше, то наверняка улыбнулся бы.
– Пожалуйста, дорогая Габриэлла, подойдите ко мне, – вкрадчиво сказал он, не дав ей повернуться и уйти. Похоже, до этого было совсем недалеко. – Я хочу кое-что сказать вам.
– Что еще?
Тон Габби был нелюбезным, и все же она подошла к кровати. У самозванца возникло подозрение, что она сделала это не потому, что подчинилась его воле. Просто поднос оказался слишком тяжелым.
– Собираюсь напомнить вам о нашей сделке. Она снова напряглась и ледяным тоном ответила:
– Обойдусь без ваших напоминаний. Я держу свое слово.
– Запомните, вы не должны говорить об этом никому.
– Вы всерьез думаете, что я раструблю об этом на весь свет? Ничего подобного я делать не собираюсь. – Было видно, что радости по этому поводу она не испытывает. – Но знайте: согласившись на этот обман, я упала в собственных глазах.
– Зато выросли в моих. Эта мысль вас не утешает?
– Нисколько.
Она со стуком поставила поднос на прикроватный столик; при этом ложка задребезжала, а бульон расплескался. Лже-Уикхэм покосился на поднос и нахмурился.
– Я велел Барнету отправить это обратно на кухню и принести что-нибудь съедобное. – Его тон снова стал резким. Более резким, чем хотелось ему самому.
– Барнет просто выполнял указания доктора, – сердито ответила ему Габби.
Шторы на высоких окнах, выходивших во двор, были открыты, и ее лицо освещал яркий солнечный свет. Серые глаза, прозрачные, как дождевая вода, точеный профиль камеи… Он еще ночью, неся Габриэллу на руках, заметил, что она более женственна, чем кажется на первый взгляд. Несоответствие между тем, какой она хотела выглядеть и какой была на самом деле, казалось ему поразительным.
– Эта бурда убьет меня вернее, чем нанесенная вами рана, – язвительно сказал псевдо-Маркус, удивляясь тому, что смотрит на нее с удовольствием. Ее лицо, освещенное солнцем, стало виноватым. Именно этого он и добивался. Отлично. Пусть пожалеет о том, что проделала в нем дырку. Это ему на руку.
– И тем не менее ничего другого вы не получите, пока не разрешит доктор Ормсби, – сурово сказала Габби.
Внезапно самозванец заподозрил, что он ошибся и выглядит совсем не так грозно, как ему кажется. Лежит в кровати, словно немощный, больной, небритый, наверняка бледный, в ночной рубашке, прикрытый до талии простыней… Да, тут не до приказов. Едва ли Габриэлла испытывала перед ним страх. Она смотрела на него так, словно была гувернанткой, а он – капризным мальчишкой, вверенным ее заботам.
– Вы сможете съесть это сами?
– Я не ребенок, и не вздумайте кормить меня с ложки, – прищурившись, сказал он. – Конечно, смогу. Если захочу.
– Тогда докажите это, – с вызовом ответила Габби. Она подняла поднос, поставила его на колени раненому, подбоченилась и посмотрела на него, как маршал на рядового. – Ну же, возьмите ложку.
Он почувствовал, что сопротивление его ослабевает.
– Я не собираюсь…
– Не можете, правда? Ну да, поднять ложку тяжелее, чем запугивать беспомощных людей!
Он сжал губы, хотя прекрасно знал, что его провоцируют, и все же клюнул на крючок. Но самое страшное заключалось не в этом. Когда он зачерпнул бульон и поднес ложку ко рту, рука задрожала и бульон пролился на поднос.
– Я помогу.
Габби неохотно забрала у него ложку и погрузила ее в чашку. Предательница-рука бессильно упала на матрас. Молодая женщина села на край кровати, взяла ложку и поднесла ее ко рту раненого.
Он не знал, что делать – смеяться, злиться или быть благодарным за то, что с ним обращаются, как с упрямым ребенком. И догадывался, что его лицо выражает все эти чувства одновременно.
– Откройте рот.
Судя по тону, эта женщина привыкла командовать так же, как он сам. Он послушался, удивляясь собственной кротости, и она умело влила бульон ему в рот. Ароматная солоноватая жидкость оказалась удивительно вкусной, и он понял, что голоден. Самозванец охотно проглотил бульон, но не хотел, чтобы Габриэлла догадалась об этом. Тем временем она поднесла к его рту вторую ложку.
– Я хотела спросить… Как вы узнали, что мой брат мертв?
Этот негромкий вопрос застал его врасплох. Он закашлялся, с трудом проглотил бульон и посмотрел на Габби с опаской.
– Я мог бы спросить то же самое у вас, – ответил самозванец, когда к нему вернулся дар речи.
– Охотно отвечу. Во всяком случае, вам. Я послала к Маркусу Джима. Он передал брату письмо и был там… когда это случилось.
– В самом деле?
Странно, что он не заметил там белого слугу. Но он в приступе скорби и гнева погнался за убийцей, а Джим, скорее всего, остался на месте преступления. В послании Маркуса было написано: «Я нашел то, что ты ищешь». Он искал это давно, и стремление найти пересилило даже его желание вернуться на место происшествия.
Маркус был мертв; сомневаться в этом не приходилось. Он мог сделать только одно: искать убийцу. Убийство полностью доказывало правоту Маркуса и было далеко не единственным преступлением этого мерзавца, добраться до которого можно было только одним способом – идя по свежему следу.
И все же лже-Маркус очень боялся, что этот след не приведет никуда. Так же, как многие следы, по которым он шел в последние месяцы. Попытка выдать себя за другого была жестом отчаяния. Если бы убийца не совершил ошибки, прибегнув к последнему средству, скорее всего, поиски так и остались бы безрезультатными. Это было то же, что искать иголку в стоге сена.
– Ну? – Габриэлла смотрела на него с нетерпением.
У его губ застыла последняя ложка золотистой жидкости. Он сделал глоток и почувствовал себя намного лучше. Еда явно шла ему на пользу… Конечно, ее вопрос останется без ответа. Он ни при каких обстоятельствах не сможет рассказать, что именно привело его в лондонский особняк Уикхэмов.
– У вас очень… зовущие губы, – вместо этого мечтательно сказал он, откинувшись на подушки и прикрыв отяжелевшие веки.
Насмешка была плохой благодарностью за заботу, но возымела свое действие: изумленная Габриэлла смотрела на него, распахнув глаза и приоткрыв рот. Его улыбка стала еще шире.
– На десерт я буду представлять себе их вкус. Что скажете?
Она рывком поднялась на ноги. Посуда зазвенела, и самозванец испугался, что эль прольется на кровать. Он быстро схватил бокал, довольный тем, что теперь для этого хватило сил, и посмотрел в ее полыхавшие серебром глаза.
– Вы мерзкий тип, вульгарный и распутный! – сквозь зубы сказала она. – А я еще жалела вас! Нужно было дать вам умереть от кровотечения!
Затем она повернулась и с достоинством пошла к двери. Самозванец с улыбкой смотрел ей вслед, наслаждаясь зрелищем изящных бедер, покачивавшихся под слишком просторным платьем. Она была вовсе не такой плоской, как ему показалось на первый взгляд.
По его мнению, то, что он был прикован к постели нанесенной ею раной, грозило ему катастрофой. Во-первых, он не мог заставить ее соблюдать условия сделки. Мог только надеяться, что собственные интересы заставят ее держать язык за зубами.
Но эта надежда была хрупкой. Теперь, когда она и ее слуга знали об обмане, канат, по которому он ходил с тех пор, как занял место Маркуса, превратился в скользкую шелковую нитку.
Раньше ему приходилось остерегаться лишь встречи с человеком, который знал либо Маркуса, либо его самого. Поскольку Маркус всю жизнь прожил на Цейлоне и был в Лондоне лишь однажды, да и то много, лет назад, а он сам сначала тоже жил на Цейлоне, после чего переехал в Индию, вероятность разоблачения казалась ему не слишком большой. И все же он чувствовал себя так, словно шел по болоту.
После событий прошедшей ночи болото превратилось в хлябь, и он очень боялся, что утонет в ней.
– Подойди, – скомандовал он. Габби, словно перед ним стоял кто-то из его солдат.
Ее спина напряглась, подбородок вздернулся, и брови надменно выгнулись. Несмотря на убогое черное платье, выглядевшее так, словно оно было сшито для женщины вдвое старше и выше ростом, она выглядела знатной леди. А он, судя по выражению ее лица, был чем-то вроде пыли под ее ногами.
Если бы он чувствовал себя чуть лучше, то наверняка улыбнулся бы.
– Пожалуйста, дорогая Габриэлла, подойдите ко мне, – вкрадчиво сказал он, не дав ей повернуться и уйти. Похоже, до этого было совсем недалеко. – Я хочу кое-что сказать вам.
– Что еще?
Тон Габби был нелюбезным, и все же она подошла к кровати. У самозванца возникло подозрение, что она сделала это не потому, что подчинилась его воле. Просто поднос оказался слишком тяжелым.
– Собираюсь напомнить вам о нашей сделке. Она снова напряглась и ледяным тоном ответила:
– Обойдусь без ваших напоминаний. Я держу свое слово.
– Запомните, вы не должны говорить об этом никому.
– Вы всерьез думаете, что я раструблю об этом на весь свет? Ничего подобного я делать не собираюсь. – Было видно, что радости по этому поводу она не испытывает. – Но знайте: согласившись на этот обман, я упала в собственных глазах.
– Зато выросли в моих. Эта мысль вас не утешает?
– Нисколько.
Она со стуком поставила поднос на прикроватный столик; при этом ложка задребезжала, а бульон расплескался. Лже-Уикхэм покосился на поднос и нахмурился.
– Я велел Барнету отправить это обратно на кухню и принести что-нибудь съедобное. – Его тон снова стал резким. Более резким, чем хотелось ему самому.
– Барнет просто выполнял указания доктора, – сердито ответила ему Габби.
Шторы на высоких окнах, выходивших во двор, были открыты, и ее лицо освещал яркий солнечный свет. Серые глаза, прозрачные, как дождевая вода, точеный профиль камеи… Он еще ночью, неся Габриэллу на руках, заметил, что она более женственна, чем кажется на первый взгляд. Несоответствие между тем, какой она хотела выглядеть и какой была на самом деле, казалось ему поразительным.
– Эта бурда убьет меня вернее, чем нанесенная вами рана, – язвительно сказал псевдо-Маркус, удивляясь тому, что смотрит на нее с удовольствием. Ее лицо, освещенное солнцем, стало виноватым. Именно этого он и добивался. Отлично. Пусть пожалеет о том, что проделала в нем дырку. Это ему на руку.
– И тем не менее ничего другого вы не получите, пока не разрешит доктор Ормсби, – сурово сказала Габби.
Внезапно самозванец заподозрил, что он ошибся и выглядит совсем не так грозно, как ему кажется. Лежит в кровати, словно немощный, больной, небритый, наверняка бледный, в ночной рубашке, прикрытый до талии простыней… Да, тут не до приказов. Едва ли Габриэлла испытывала перед ним страх. Она смотрела на него так, словно была гувернанткой, а он – капризным мальчишкой, вверенным ее заботам.
– Вы сможете съесть это сами?
– Я не ребенок, и не вздумайте кормить меня с ложки, – прищурившись, сказал он. – Конечно, смогу. Если захочу.
– Тогда докажите это, – с вызовом ответила Габби. Она подняла поднос, поставила его на колени раненому, подбоченилась и посмотрела на него, как маршал на рядового. – Ну же, возьмите ложку.
Он почувствовал, что сопротивление его ослабевает.
– Я не собираюсь…
– Не можете, правда? Ну да, поднять ложку тяжелее, чем запугивать беспомощных людей!
Он сжал губы, хотя прекрасно знал, что его провоцируют, и все же клюнул на крючок. Но самое страшное заключалось не в этом. Когда он зачерпнул бульон и поднес ложку ко рту, рука задрожала и бульон пролился на поднос.
– Я помогу.
Габби неохотно забрала у него ложку и погрузила ее в чашку. Предательница-рука бессильно упала на матрас. Молодая женщина села на край кровати, взяла ложку и поднесла ее ко рту раненого.
Он не знал, что делать – смеяться, злиться или быть благодарным за то, что с ним обращаются, как с упрямым ребенком. И догадывался, что его лицо выражает все эти чувства одновременно.
– Откройте рот.
Судя по тону, эта женщина привыкла командовать так же, как он сам. Он послушался, удивляясь собственной кротости, и она умело влила бульон ему в рот. Ароматная солоноватая жидкость оказалась удивительно вкусной, и он понял, что голоден. Самозванец охотно проглотил бульон, но не хотел, чтобы Габриэлла догадалась об этом. Тем временем она поднесла к его рту вторую ложку.
– Я хотела спросить… Как вы узнали, что мой брат мертв?
Этот негромкий вопрос застал его врасплох. Он закашлялся, с трудом проглотил бульон и посмотрел на Габби с опаской.
– Я мог бы спросить то же самое у вас, – ответил самозванец, когда к нему вернулся дар речи.
– Охотно отвечу. Во всяком случае, вам. Я послала к Маркусу Джима. Он передал брату письмо и был там… когда это случилось.
– В самом деле?
Странно, что он не заметил там белого слугу. Но он в приступе скорби и гнева погнался за убийцей, а Джим, скорее всего, остался на месте преступления. В послании Маркуса было написано: «Я нашел то, что ты ищешь». Он искал это давно, и стремление найти пересилило даже его желание вернуться на место происшествия.
Маркус был мертв; сомневаться в этом не приходилось. Он мог сделать только одно: искать убийцу. Убийство полностью доказывало правоту Маркуса и было далеко не единственным преступлением этого мерзавца, добраться до которого можно было только одним способом – идя по свежему следу.
И все же лже-Маркус очень боялся, что этот след не приведет никуда. Так же, как многие следы, по которым он шел в последние месяцы. Попытка выдать себя за другого была жестом отчаяния. Если бы убийца не совершил ошибки, прибегнув к последнему средству, скорее всего, поиски так и остались бы безрезультатными. Это было то же, что искать иголку в стоге сена.
– Ну? – Габриэлла смотрела на него с нетерпением.
У его губ застыла последняя ложка золотистой жидкости. Он сделал глоток и почувствовал себя намного лучше. Еда явно шла ему на пользу… Конечно, ее вопрос останется без ответа. Он ни при каких обстоятельствах не сможет рассказать, что именно привело его в лондонский особняк Уикхэмов.
– У вас очень… зовущие губы, – вместо этого мечтательно сказал он, откинувшись на подушки и прикрыв отяжелевшие веки.
Насмешка была плохой благодарностью за заботу, но возымела свое действие: изумленная Габриэлла смотрела на него, распахнув глаза и приоткрыв рот. Его улыбка стала еще шире.
– На десерт я буду представлять себе их вкус. Что скажете?
Она рывком поднялась на ноги. Посуда зазвенела, и самозванец испугался, что эль прольется на кровать. Он быстро схватил бокал, довольный тем, что теперь для этого хватило сил, и посмотрел в ее полыхавшие серебром глаза.
– Вы мерзкий тип, вульгарный и распутный! – сквозь зубы сказала она. – А я еще жалела вас! Нужно было дать вам умереть от кровотечения!
Затем она повернулась и с достоинством пошла к двери. Самозванец с улыбкой смотрел ей вслед, наслаждаясь зрелищем изящных бедер, покачивавшихся под слишком просторным платьем. Она была вовсе не такой плоской, как ему показалось на первый взгляд.
12
Когда Габби присоединилась, к сестрам, она все еще дымилась от гнева. Подумать только, она жалела его, кормила с ложки и испытывала от этого удовольствие! Дура, какая же она дура! Но этот человек обладал такими чарами, что мог бы выманить черепаху из ее панциря. И она стала его жертвой. Одной из многих.
Нет, это больше не повторится.
– Чего хотел Маркус? – спросила Бет, сидевшая с ней рядом.
Застигнутая врасплох, Габби долго молчала. Затем заставила себя забыть о случившемся, сменила выражение лица и придумала правдоподобный ответ:
– Он спрашивал, как мы устроились. Я заверила его, что все в порядке.
У Бет был такой вид, словно она хотела спросить еще что-то. Клер тоже была готова присоединиться к разговору. Чтобы придать их мыслям новое направление, Габби быстро спросила Туиндл, где в Лондоне находятся лучшие магазины готового платья. Уловка помогла: Клер и Туиндл начали с жаром обсуждать эту тему. Время от времени к ним присоединялась Бет. Стайверс тоже внес свою лепту. Пока дамы подкреплялись, он опросил прислугу. Объединенными усилиями ответ был найден, и вскоре сестры, сопровождаемые Туиндл, отправились в город.
Нет, это больше не повторится.
– Чего хотел Маркус? – спросила Бет, сидевшая с ней рядом.
Застигнутая врасплох, Габби долго молчала. Затем заставила себя забыть о случившемся, сменила выражение лица и придумала правдоподобный ответ:
– Он спрашивал, как мы устроились. Я заверила его, что все в порядке.
У Бет был такой вид, словно она хотела спросить еще что-то. Клер тоже была готова присоединиться к разговору. Чтобы придать их мыслям новое направление, Габби быстро спросила Туиндл, где в Лондоне находятся лучшие магазины готового платья. Уловка помогла: Клер и Туиндл начали с жаром обсуждать эту тему. Время от времени к ним присоединялась Бет. Стайверс тоже внес свою лепту. Пока дамы подкреплялись, он опросил прислугу. Объединенными усилиями ответ был найден, и вскоре сестры, сопровождаемые Туиндл, отправились в город.