Робертс Джон Мэддокс. Конан в Чертогах Крома

   Послышались безошибочно узнаваемые звуки пинков и затрещин. Потом Этцель ворвался обратно в тронный покой.
   Эльфрид засмеялась. Засмеялась весело, от всей души, - прямо в лужу крови, натекшую под щекой.
   - Спасибо тебе, Конан! - проговорила она. - Спасибо! Если бы я осталась жива, я бы сделала тебя королем. Но теперь, благодаря тебе, я по крайней мере умру счастливой, и плевать я хотела на пытки и боль!.. Спасибо тебе, Конан из Киммерии, за то, что спас мою дочь!..
   Она снова расхохоталась. Счастье распирало ее, - счастье, равного которому она, пожалуй, еще не испытывала.
   Потом кнут Этцеля обрушился на ее истерзанную спину, и мир снова потонул в багровом водовороте страдания...
   Как только начало светать, Конан с воинами отправились по дороге, что вела к крепости Этцеля. Дорога оказалась необыкновенно оживлена, и все путники, как один, направлялись туда же, куда и отряд под водительством киммерийца. Конан поначалу даже решил - уж не люди ли Этцеля устраивают облаву на крэгсфелльцев? - но потом присмотрелся к символам на щитах и понял, что это ехали представители множества разных племен, в основном мелкие вожди с небольшими свитами. Конан со своими легко сошел за еще одну группку в череде многих таких же. Спустя некоторое время он направил коня к одному из всадников - вождю в доспехах отличной работы.
   - Прости мое любопытство, но я здесь чужак, - обратился он к незнакомцу. Почему столько блистательных предводителей едут куда-то, можно сказать, вместе?
   Вождь с любопытством оглядел могучую фигуру киммерийца.
   - Мы едем к нашему собрату-предводителю, Этцелю, - ответил он. - Этцель пригласил нас на великое жертвоприношение Царственному Быку. Хотя... чтоб мне сдохнуть, если я понимаю, с чего бы это ему приспичило. Для Великого Праздника вроде как еще рановато... А впрочем, его право. Он разослал приглашения, и вот мы едем.
   Конан спросил с самым невинным видом:
   - В чем же оно заключается, ваше жертвоприношение? Вождь передернул плечами.
   - Обычно, - сказал он, - Царственному Быку подносят первые плоды нового урожая, но для этого опять-таки еще рановато. Иногда Ему предлагают отборный скот и коней... Лично я думаю, что старый Этцель окончательно свихнулся. Ничего удивительного! Последнее время он ведет себя, точно давно избранный король. Между тем едва ли не у всякого вождя из тех, кто едет по этой дороге, течет в жилах кровь получше, чем у него, а дружина - не меньше, если не больше!
   Они миновали ряд высоких кольев, увенчанных черепами быков. Конан спросил вождя, что бы это значило.
   - Это черепа Царственных Быков прошлого, - был ответ. - Мы въехали на освященную землю, отведенную для празднества. Внутри этих пределов никто не смеет поднять на другого оружие: подобное будет сочтено святотатством.
   Весьма на руку Этцелю, сказал себе Конан. Если людям Эльфрид вздумается совершить отчаянную попытку отбить свою предводительницу, то прорываться пришлось бы с боем. А это навлекло бы на них не только гнев Богов, но и возмездие всех окрестных племен...
   Необходимо было срочно придумать подходящий к случаю план. Между тем время стремительно истекало, и Конан отлично это понимал.
   Он вполголоса обратился к двоим крэгсфелльцам, ехавшим рядом:
   - Передайте всем остальным, чтобы рассеялись в толпе. Когда доберемся до жертвенной площадки, вместе не собираться. Мы не должны давать Этцелю мишени для удара. И еще: непременно держитесь на виду, на глазах у вождей. Насколько я понимаю, Этцель не посмеет открыто напасть, пока мы на священной земле. И пускай за лошадьми присматривают надежные люди: кони могут нам потребоваться в любое мгновение. Очень может быть, что придется удирать не попрощавшись...
   Воины кивнули и подались назад, чтобы передать приказ остальным.
   Крепость Этцеля уже показалась вдали, когда людская река свернула с большака на тропинку, что вела к роще гигантских деревьев. Едва ли не с каждой ветки свешивались соломенные чучела, стволы опоясывали разноцветные веревки. Посередине рощи обнаружился естественный амфитеатр. Кругом возвышались столбы с черепами быков, обращенными внутрь, к середине амфитеатра. В одном месте были видны врезанные в землю ворота, перекрытые деревянной створкой. А посередине арены красовался недавно вырубленный столб восьми футов высотой, с крепким бронзовым кольцом, приделанным близ макушки.
   Пространство вокруг арены постепенно заполнялось. Люди негромко переговаривались: никто не мог взять в толк, что же, собственно, происходит. Многие указывали пальцами на столб: было очевидно, что привязывать к нему собирались не коня и не жертвенного быка. Конан прислушался к разговорам и сделал вывод, что человеческое жертвоприношение совершалось исключительно редко, разве что во времена голода или какого-нибудь стихийного бедствия. Однако прошлые годы выдались погожими и урожайными...
   Киммериец пристально высматривал Этцеля, но ни старого вождя, ни кого-либо из его людей покамест не было видно. Конан, впрочем, не сомневался, что все они держались где-то поблизости. Небось рассеялись по ближнему лесу, готовясь отразить нападение воинов Эльфрид или пресечь их побег.
   Звук охотничьего рога заставил варвара обернуться. Толпа спускалась по склонам амфитеатра, люди рассаживались на зеленой траве. Конан последовал их примеру и устроился как можно ближе к арене.
   Было видно, что здесь потрудилась не только природа, но и руки людей. Кто-то позаботился придать арене ровную овальную форму и углубить ее таким образом, что всюду вокруг получилась отвесная стена высотой футов в десять, выложенная камнем. Войти и выйти можно только через единственные ворота.
   Или прямиком по стене...
   Вдруг где-то вдали раздался ужасающий рев, мгновенно прекративший в толпе всякие разговоры. Конан прислушался, и рев весьма ему не понравился. Если голос принадлежал быку, то этот бык отличался от обыкновенных, как, скажем, дракон от простого крокодила...
   Возобновившиеся было разговоры снова прекратились сами собой: ворота распахнулись, и на арену вступил Этцель. Большинство вождей сидело с другой стороны, и ему пришлось миновать столб. Проходя мимо, он не удержался и любовно похлопал свежее дерево. Потом приблизился к противоположному концу арены, поднял голову и некоторое время молчал, наслаждаясь долгожданным мгновением.
   - Три года назад, - наконец начал он гулким, раскатистым голосом, - я уже обращался к этому высокому собранию, предъявляя право мести за гнусное убийство и святотатство... Тогда я получил отказ. Моя обида - дело ничтожное, не стоило бы о ней и говорить, но оскорбления, нанесенного Царственному Быку, спустить я не мог! И вот я собрал вас всех сюда затем, чтобы на глазах у благородных вождей исправить причиненное зло...
   Вожди, по-прежнему мало что понимая, принялись взволнованно расспрашивать друг дружку. Этцель же повернулся к воротам:
   - Приведите жертву!
   Вновь заскрипела высокая створка, и в темном проеме возникла обнаженная женская фигурка. Женщину тянули вперед за веревку, надетую петлей на шею. Толпа зрителей сначала ошарашенно смолкла, потом разразилась бурей негодования: люди узнали Эльфрид. Стражник подвел ее к столбу, пропустил в кольцо конец веревки, связывавшей ее руки, и натянул так, что женщина была вынуждена подняться на цыпочки. Потом притянул ее ноги к столбу...
   Вождь, с которым дорогой разговаривал Конан, вскочил на ноги и яростно ткнул в Этцеля пальцем:
   - Объясни нам свое поведение, Этцель! Как смеешь ты подобным образом обходиться с женщиной благородного рода? Во имя Имира!.. Если ты не сумеешь доказать нам, что прав, то, клянусь, как только мы выйдем за пределы священной земли, твоя голова окажется у меня при седле!
   Толпа вооруженных мужчин одобрительно зарычала: очень многие здесь разделяли чувства вождя.
   - Вот именно! - прозвучал чей-то голос. - Если ты уж так помешался на мести за сына, кто запрещал тебе дать ей открытый бой? Ведь три года прошло! Но даже если бы ты и разбил ее в битве, честь обязывала бы тебя подарить ей быструю и достойную смерть! То, что ты творишь, есть попрание наших обычаев!
   Этцель поднял обе руки ладонями к зрителям, призывая к тишине.
   - Я забочусь не о своей мести, хотя она тоже достойна и справедлива, сказал он, - но о защите чести земного воплощения нашего Прародителя Царственного Быка... - Защитники Эльфрид понемногу замолкали и усаживались: всем хотелось услышать, что он скажет в свое оправдание. И Этцель продолжал: Хотя Эльфрид в момент своего пленения, увы, несколько пострадала, клянусь, ни я, ни кто-либо из моих людей даже пальцем не пошевельнет, чтобы лишить ее жизни. Она будет принесена в жертву Царственному Быку. Но ее сердце не будет пронзено, и древнее каменное лезвие не вспорет ей горло...
   Этцелю удалось завладеть вниманием толпы: теперь его слушали не перебивая.
   - Скажу вам даже больше, - продолжал он. - Царственный Бык сам совершит все необходимое. Он войдет сюда через эти ворота... - повернувшись, Этцель театральным жестом указал на деревянную створку, - ... и пронзит священными рогами мерзкую ведьму, свершая справедливость Богов!
   Теперь его палец указывал на Эльфрид Та беспомощно висела в своих путах, стараясь держать голову как можно выше. Рот у нее был плотно заткнут.
   Поднялся и взял слово еще один вождь. Нащечные пластины серебряного с золотом шлема обрамляли суровое, с резкими чертами лицо. Он сказал:
   - Пусть у нее вынут изо рта кляп и дадут говорить! Она предводительница и имеет право высказаться в свою защиту!
   - Ни в коем случае, господа мои! - закричал Этцель - Это могущественная колдунья! Если позволить ей говорить, она отведет вам глаза и затуманит разум!
   Раздались одобрительные голоса: кое-кто был согласен, что Этцель говорит дело.
   - Но ведь Царственный Бык обитает глубоко в чаще лесов, - снова заговорил первый вождь - Он появляется здесь только во время Великого Праздника. С чего ты взял, Этцель, будто Он сейчас пожалует сюда и совершит то, что ты нам предсказываешь?
   - Он уже идет, - ответствовал Этцель. - Разве ты не слышал, как только что из лесу доносился Его могучий рев? Царственный Бык прослышал о том, что я привел сюда ведьму, и спешит с нею покончить! - И, как бы в подтверждение этих слов, чудовищный рев прозвучал вновь, на сей раз много ближе прежнего. Слышите? Царственный Бык грядет совершить правую месть за причиненное Ему зло!.. За осквернение священного Праздника!.. Он идет совершить Свою волю, ибо кто из смертных мог хотя бы помыслить о том, чтобы гнать и побуждать Его, как если бы Он был обыкновенным животным?..
   Кое-кто из вождей собрался вместе обменяться мнениями. Потом тот, что был в серебряном шлеме, подошел к краю арены.
   - Что ж, хорошо, Этцель, - сказал он. - Пусть решает Царственный Бык. В конце концов, зачем Ему бросаться на неповинную женщину? До сих пор он склонен был наказывать только мужчин, тревоживших Его коров. Но, во имя обледенелой бороды Имира! Если Он простоит хоть десяток мгновений, не набросившись на Эльфрид, - ты сегодня умрешь!
   - А я большего и не прошу, благородные господа мои, - сказал Этцель - Все, что мне нужно, - это дать возможность долгожданной справедливости наконец состояться!
   Этого Конан стерпеть уже не мог. Он поднялся во весь свой исполинский рост и раскинул руки, призывая ко вниманию.
   - Достойные вожди и вы, храбрые витязи! - прогремел его голос. - Этот человек - лжец и бессовестный трус! Он хочет расправиться с беспомощной женщиной у вас на глазах, а вину за убийство свалить на священного зверя! Это заговор, мерзостный предательский заговор! Не позвольте Этцелю обмануть вас!
   - Он сам лжец!.. - закричал Этцель, и голос его сорвался на визг, а на губах выступила пена. - Неужели вы прислушаетесь к словам презренного чужеземца?..
   Вождь в серебряном шлеме повернулся к Конану.
   - Кто ты такой, - спросил он, - что отваживаешься говорить на собрании предводителей?
   - Я - Конан из Киммерии, - раздалось в ответ. - Я - защитник госпожи Эльфрид. Она избрала меня своим рыцарем!
   Эльфрид повернула голову: знакомый голос достиг ее слуха. Их глаза встретились, и Конан увидел, как сквозь стоическую маску готовности к смерти пробился робкий проблеск надежды.
   - Ты в любом случае опоздал ее выручать, - сказал вождь - Мы уже посоветовались и приняли решение доверить Царственному Быку ее судьбу... или судьбу Этцеля.
   - Я готов биться с вашим Царственным Быком! - бросил свой вызов киммериец. - Я утверждаю, что старый подонок нанял боссонских пастухов, и они приучили Быка бросаться на женщин! Я тоже многого не прошу: позвольте мне ее защитить!
   Ледяной взгляд вождя обратился на Этцеля.
   - Правду ли говорит чужеземец?
   - Это ложь! Это ложь, которую внушила ему ведьма! Неужели вы поверите слову чужестранца против слова предводителя одной с вами крови?..
   - Я так поверил бы, если речь идет о предводителе вроде тебя, - сказал вождь. - Однако наше решение уже принято. - И он повернулся к Конану: - Как бы то ни было, юноша, тебе следует знать: смертному человеку запрещено поднимать оружие на Царственного Быка.
   - Тогда, во имя Крома, я выйду против него безоружным! - прокричал Конан. - И если вам охота убить меня за это - валяйте! Потому что я спущусь на арену прямо сейчас!
   Этцель услышал дружный крик зрителей, в котором звучало неприкрытое восхищение, и понял, что следовало срочно менять тактику.
   - Господа мои, - сказал он, - я рад буду посмотреть, как этот недоумок повиснет на рогах у Царственного Быка. Да и может ли кончиться по-иному, если мы с вами взываем к Правде Богов? Что ж, пусть черноволосый ублюдок попытает силенку, состязаясь с величайшим зверем северных дебрей...
   Он круто повернулся и зашагал к воротам, приостановившись только затем, чтобы еще один раз, последний, плюнуть на неподвижную Эльфрид. Потом молодая женщина осталась на арене одна. И опять прозвучал рев чудовища. Похоже, Бык находился всего в нескольких шагах от входа...
   Конан отстегнул меч и кинжал и бросил их в руки одному из воинов Эльфрид, стоявших поблизости. Потом скинул сапоги, чтобы ненароком не поскользнуться, и, торопясь, содрал через голову рубаху. Оставшись в одной набедренной повязке, он вскочил на гребень стены, отгораживавшей арену. По толпе зрителей вновь прошел вздох восхищения, и немудрено: вся фигура киммерийца, украшенная множеством шрамов, казалась выкованной из гибкой пружинистой стали.
   Вождь в серебряном шлеме подошел к нему.
   - Я желаю тебе добра, юноша, и восхищаюсь твоим дерзким мужеством, сказал он Конану. - Но ты ничего не добьешься, только умрешь вместе со своей госпожой. Ни один человек еще не оставался в живых, выйдя на Царственного Быка без оружия. Даже когда Бык достигает старости и Его ловят для жертвоприношения, дело не обходится без смертей...
   - Что ж, - сказал Конан, - если это и есть смерть, которая мне суждена, да будет так. Все лучше, чем смотреть, как унижают и мучают благородную женщину и некому ее защитить!
   Вождь по-воински отсалютовал ему и вернулся на свое место. Конан еще постоял, балансируя, на краю стены, потом мягко спрыгнул вниз. Он приземлился у подножия десятифутовой стены, как кот: другие люди с такой легкостью соступают с невысокого порожка. Провожаемый одобрительными криками, Конан вышел на середину арены.
   Остановившись возле Эльфрид, он ласково и осторожно вытащил кляп, болезненно распиравший ей рот. Несмотря на мучительные страдания плоти, молодая женщина ответила ему теплой улыбкой.
   - Когда я узнала, что ты выручил мою девочку, я думала, что испытываю к тебе благодарность, выше которой уже и придумать ничего невозможно, - сказала она. - Но теперь... Ни у одной женщины еще не бывало подобного рыцаря. И я жалею, Конан, что ты решился на это. Бык убьет нас обоих...
   - Не печалилась бы ты заранее, Эльфрид, - сказал киммериец. - Сколько я дрался и с людьми, и со зверями, и ничего, жив пока. И мне почему-то сдается, что я еще не все дела на этом свете переделал. Ну, где там эта зверюга? Посмотрим наконец, кто сильней!
   - Тогда поцелуй меня, Конан, - прошептала она. - Сил у меня нынче маловато, но я хочу поделиться с тобой хотя бы немногим...
   Конан взял ее лицо в ладони и с яростной нежностью поцеловал измученные губы. И ему показалось, будто сила в его теле, самое меньшее, удвоилась. Потом он отвернулся от Эльфрид и уставился на ворота, скрестив на груди могучие руки. Он был готов биться. Все равно с кем. Со зверем, с человеком, с демоном! Он не отдаст им Эльфрид. И все тут.
   И вот снова раздался невообразимый рев, и все пространство ворот заполнила собой жуткая тень!
   Конан прищурился, впиваясь глазами в сумрак. Животное выглядело сверхъестественным. Поистине, ни один бык из плоти и крови просто НЕ МОГ уродиться настолько громадным!..
   Зверь рысцой выбежал на солнечный свет, и было бы величайшей неправдой сказать, что у Конана не дрогнула душа и не убавилось уверенности в успехе затеянного дела. Царственный Бык вовсе не был обыкновенной домашней скотиной. Его смешно было сравнивать даже со свирепыми быками, которых выращивали в Зингаре специально для бычьих боев на арене. Это был великолепный самец из породы диких лесных быков, прародителей домашнего скота, изредка встречавшихся на Севере. Однажды Конан голыми руками управился с диким киммерийским быком. Наверное, это был родственник Царственного Быка, но родственник младший. Тот киммерийский уроженец достигал в холке футов этак пяти. В Царственном Быке наверняка были все семь...
   Какое-то время зверь медлил, поводя налитыми кровью глазами и, видно, соображая, куда же он попал. Он низко пригибал могучую голову, а на загривке виднелся монументальный горб мышц, выглядевших каменно-твердыми. Под лоснящейся шкурой так и перекатывались литые бугры. Бык был полон могучей, первобытной жизненной силы. Его голова была головой настоящего чудовища. Между глазами улеглась бы рука взрослого мужчины от пальцев до локтя. С нижней челюсти свешивалась косматая "борода". И надо всем возносились ужасающие рога. Они сверкали, как полированная слоновая кость, и вились сложным изгибом, точно немедийский боевой лук. Кинжально-острые концы разделяло полных пять футов...
   Конан, что было для него весьма характерно, даже в столь отчаянной ситуации исполнился невольного восхищения при виде прекрасного, величественного животного. Он видел, что шелковистую черную шкуру украшало множество шрамов, заработанных в схватках за пастбища, за коров, за право называться Божественным Зверем. "Если у зверей вправду есть свой Бог, подумалось киммерийцу, - то вот Он здесь предо мной во плоти..."
   Наконец Бык заметил Конана и Эльфрид, и его ноздри раздулись. Раздалось громоподобное фырканье. Пригнув голову, зверь принялся рыть землю передней ногой. Полетели комья травы и выдранных корешков. Они сыпались во все стороны, взлетали высоко вверх и падали на спину Быку.
   Тяжелая голова вновь приподнялась. Бык двинулся с места и пошел вперед, обходя людей по широкой - футов пятьдесят - дуге и поглядывая на них одним глазом. Потом он повернулся и зашел с другой стороны, вглядываясь Другим глазом. Конан сообразил: глаза у Быка были так широко расставлены, что приходилось смотреть ими по очереди, соображая, что же это за такие двуногие существа там, впереди. Пока Бык кружился, Конан опустил руки и тихонько двигался боком, все время оставаясь между зверем и Эльфрид,
   ... Повисла тишина, мертвая тишина. Люди понимали, что у них на глазах творилась легенда. Герой вышел сражаться с чудовищем, и ставкой служила жизнь прекрасной и смелой женщины. Королевы. Барды, сидевшие среди зрителей, уже складывали стихи. И только один человек был вне себя от бессильного негодования. Этцель жевал усы, не находя себе места. Царственному Быку давно пора было бы запустить страшенные рога в тело ненавистной Эльфрид и разодрать его в кровавые клочья. Киммерийский наемник уже порядком испортил Этцелю удовольствие и заставлял еще больше мучиться ожиданием...
   И вот Бык перестал кружиться и повернулся прямо к двоим обреченным. Вновь пригнув голову, он опять начал рыть землю копытом, на сей раз еще яростней. Комья улетали на много локтей назад. Зверь напрягся, готовясь напасть. А потом рванулся вперед, словно черный камень, запущенный из катапульты...
   Инстинкт самосохранения властно приказывал Конану отскочить, но это значило бы оставить беззащитную Эльфрид на растерзание. Бык летел на него с неправдоподобной скоростью, и киммериец знал: настал миг предельной опасности. Не зря он провел детство на пастбищах своей родины. Он знал повадки быков. Каждый бык бьет сперва одним рогом, всегда одним и тем же. С какой стороны следовало ждать удара? Слева или справа?.. Ошибиться, отскочив не в ту сторону, - верная смерть...
   Потом его коснулось жаркое дыхание животного, и правый рог быстрее всякой стрелы понесся варвару в бок. Конан извернулся, крутанувшись на пальцах левой ноги, и оказался как раз между рогами. Широченный лоб с невероятной силой врезался ему в живот, но Конан успел нагнуться как можно дальше вперед и обхватить руками шею в самом узком месте, сразу за головой. Он сдавил шею Быка, надеясь нарушить Его дыхание. Бык возмущенно взревел и затряс головой, пытаясь сбросить немыслимо наглое существо, которое сперва лишило Его возможности видеть, а теперь еще и душило!
   Зверь уперся передними ногами и попытался расплющить человечишку о землю, но не сумел: размах гигантских рогов давал Конану достаточно места. Бык не мог вплотную прижаться лбом к земле. Тогда последовал мощный рывок: напрягая шейные мышцы, Бык вскинул голову вверх.
   Руки Конана соскользнули. Он пролетел по воздуху, дважды перевернувшись на лету, и наконец грохнулся прямо на спину. Падение вышло жестоким и наполовину оглушило киммерийца, но он не дал себе ни единого мгновения передышки. Изогнув спину и дернув ногами, он сразу вскочил. Зрители встретили его приветственным криком: многие успели решить, что храбрец расшибся насмерть. Конан же, к величайшему своему облегчению, увидел, что и Бык обернулся посмотреть, что сталось с соперником. Значит, он добился чего хотел. Отвлек Его внимание от привязанной Эльфрид...
   Бык рассмотрел вскочившего Конана и развернулся ему навстречу. Вновь опустилась голова, нацелились ужасающие рога. К неописуемому изумлению всех смотревших, киммериец даже не попытался увернуться. Он принял стойку: левая нога впереди, правая далеко сзади, левая рука вытянута вперед, так что пальцы смотрели Быку как раз в середину лба. Правая рука, свернутая в огромный узловатый кулак, замерла на уровне уха... Конан стоял неподвижно, как статуя, и ждал нападения.
   И вновь Бык чуть подался назад, взрыл землю копытами... и рванулся вперед со стремительностью, которой трудно было ожидать от столь крупного зверя. Но кулак Конана метнулся вперед прежде, чем излюбленный правый рог пошел по смертоносной дуге. Метнулся настолько быстро, что глаз не мог уследить за движением. Зрители только услышали звук, как будто топор воткнулся в твердое дерево. А Бык почему-то остановился, слегка дрожа. Вновь взлетел кулак киммерийца и врезался в мускулистую шею у основания черепа. Колени Быка подогнулись, и Он... завалился наземь!
   Когда-то давно Конан заработал себе множество кружек пива, удивляя товарищей по воинской службе этим двойным ударом. Бывало, приводили на забой волов, и Конан бился об заклад, утверждая, что прошибет животному череп и сломает шею еще прежде, чем оно упадет, и все это одним кулаком. Да. Обыкновенный бык уж точно никогда не поднялся бы. Царственный Бык встал и яростно мотнул головой. У Конана едва хватило проворства уйти от острого конца рога, но ему показалось, будто его хватила поперек тела великанская булава. Он отлетел назад шагов на двадцать, каким-то образом умудрившись устоять на ногах. Он знал: падать ему ни в коем случае нельзя.
   Бык продолжал мотать головой. Похоже, после двух невероятных ударов перед глазами у него плавал туман. Конан, таким образом, успел хоть как-то отдышаться и сообразить, что делать дальше. Восторг зрителей невозможно было передать никакими словами. Эльфрид зачарованно следила за своим рыцарем, разрываясь от гордости и страха. Конан, ее защитник, пережил уже две сшибки с Царственным Быком. И выстоял. Выстоял!.. Несмотря на то что оба раза получил удары, которые для большинства обычных людей оказались бы смертельными. А он по-прежнему на ногах и готовился снова совершить чудо...
   Что касается Этцеля, к его бессильному нетерпению начало примешиваться некоторое сомнение. Почему этот человек до сих пор жив?.. Неужели его удары в самом деле причинили Быку какой-то ущерб?.. Нет, нет, никогда! Ни один человек в мире не может быть НАСТОЛЬКО силен!..
   Этцель заставил себя успокоиться и сесть. В следующей сшибке киммериец уже точно погибнет. А потом настанет черед ненавистной Эльфрид. Это стоило того, чтобы подождать еще немного.
   ... Конан внимательно наблюдал за Быком, и Тот, утратив первоначальную самоуверенность, смотрел на него не без некоторой опаски. Но вот наконец Бык приступил к ритуальному взрыванию земли. Потом устремился вперед.
   А Конан... повернулся и побежал!
   Зрители застонали. Итак, мужество киммерийца дало-таки трещину. Все же он оказался простым смертным, таким же, как и они сами. Он бежал, пока не уперся в стену. Тогда он повернулся к Быку, раскидывая руки и словно бы стараясь вжаться спиной в неподатливый камень. Он таращил глаза и казался воплощением смертельного страха...