Робертс Джон Мэддокс. Островитянин

   — Я все понимаю, — заверил его Гейл.
   — Особенно я оценил то, как ты держался с этой шлюхой Мелетой… Впрочем, речь не об этом. — За разговором они вышли на террасу. Стражи при виде своего господина взяли на караул. Кстати, я заметил, что ты до сих пор одеваешься так, как принято у тебя в племени. Возможно, кто-то и усмотрел бы в этом нарушение приличий, но я тебя понимаю.
   — Я не желал никого оскорбить…
   — Еще бы, — нетерпеливо перебил его Пашар, — речь не об этом. Я вижу, друг мой, что ты наделен недюжинными способностями, однако не рассчитывай, будто они помогут тебе возвыситься среди нас, Я уже говорил, что у меня есть личные причины, чтобы отправить тебя с экспедицией Шонга. Но самое главное из них — это чтобы ты как можно скорее покинул Касин. Тебя удивляют мои слова?
   У Гейла словно отнялся язык, и он корил себя за столь недостойное замешательство, однако, Пашар, похоже, принял это как должное.
   — Удивляться нечему. Я не сомневаюсь, что среди нас ты быстро добился бы успеха. Однако, твое падение оказалось бы столь же стремительным и неизбежным. Для того, чтобы удержаться наверху, мало отваги, ума и особых талантов. Прежде всего для этого требуется житейский опыт, которого ты напрочь лишен. Множество даровитых юношей сгубила столица… Опыта ты наберешься в экспедиции Шонга. А вот тогда вернешься уже зрелым мужчиной. Если уцелеешь, разумеется. Однако, я верю в тебя, и верю в то, что после возвращения тебя ждет истинный успех.
   Гейл так и не нашел слов для ответа. Похоже, правитель был искренен с ним, и он прав: Гейл был напрочь лишен опыта жизни в цивилизованном обществе. В смятенных чувствах попрощавшись с Пашаром, он отправился в отведенные ему покои.
   Богатый событиями день, наконец, подошел к концу, но оказалось, что это не так. У дверей комнаты его встретила рабыня, которую он не видел раньше. Кажется, она принадлежала к тому же племени, что и девушка, игравшая на арфе.
   — Госпожа Шаззад желает видеть тебя, — промолвила она.
   Подобно всем рабам девушка не поднимала глаз, но Гейл все же заметил, что они серого цвета.
   — Ты проводишь меня? — спросил он.
   При одной мысли о том, что его ждет новая встреча с Шаззад, прежняя усталость мгновенно исчезла, сменившись яростным возбуждением. Тем не менее, Гейл напомнил себе о необходимости соблюдать осторожность.
   Залы и коридоры дворца освещали факелы и масляные лампы. Поблизости стояли рабы, призванные следить за фитилями и маслом в светильниках. Благовония, курившиеся в небольших жаровнях, наполняли воздух томительным ароматом, который, к тому же, отпугивал ночных насекомых.
   В комнате, куда привела его рабыня, горело не меньше дюжины свечей. Покои оказались раз в десять просторнее тех, что отвели самому Гейлу. Стены здесь были задрапированы роскошными тканями, а на полу во множестве лежали мягкие подушки.
   Внезапно внимание юноши привлекло странное изваяние величиной в четверть человеческого роста. Он пригляделся повнимательнее и увидел, что здесь изображены мужчина и женщина, слившиеся в тесном объятии. Их лица были искажены страстью, но, возможно, и болью.
   — Это бог Полумва и богиня Риони создают мир, — раздался голос из-за спины. Гейл обернулся и обнаружил в дверях комнаты Шаззад. Сейчас на ней было платье из столь тонкой ткани, что, казалось, не плотнее туманной дымки, просвеченной огоньками свечей. — Как видишь, боги в этом мало чем отличаются от простых смертных.
   — Не уверен, — протянул Гейл, вновь взглянув на статую. — Боги кажутся мне куда более гибкими, чем обычные люди.
   — О, нет, — засмеялась Шаззад. — Многие последователи культа Полумвы и Риони используют эту позу, хотя она и правда требует долгих предварительных упражнений. Чаще всего их выполняют не парами, а целой группой.
   — Мне почему-то казалось, что ты — жрица бога грозы…
   — Это лишь поскольку мой отец занимает в обществе высокое положение. — Женщина подошла ближе. Теперь Гейлу были видны темные пятна сосков и лоно сквозь полупрозрачные одеяние. Это зрелище показалось ему невероятно возбуждающим, — на что, должно быть, и рассчитывала женщина. — Будучи одной из знатных дам, которым дозволено появляться на людях, я являюсь разом жрицей многих культов.
   — К примеру, вот этого? — поинтересовался Гейл, указывая на изваяние.
   — Увы, нет. Эта секта запрещена почти повсеместно. — Шаззад не скрывала досады. — Подобное совокупление — лишь один из самых простых и невинных ее обрядов.
   — Мне говорили, — промолвил Гейл, — что существуют боги, которым запрещено поклоняться.
   — О, да, их множество, — подтвердила Шаззад. — Большинству смертных недостает полета духа, чтобы вникнуть в сокровенные тайны. Но запретные вещи таят в себе особый соблазн. — В глазах у жрицы вспыхнул странный огонь.
   — Однажды я преступил запрет, — возразил Гейл. — И мне еще повезло, что меня приговорили лишь к вечному изгнанию… А могли приговорить и к смерти.
   — Поведай мне об этом! — хриплым шепотом велела Шаззад. Теперь она стояла так близко, что Гейл ощущал жар ее тела.
   — Сомневаюсь, что это покажется тебе интересным, столь же негромко возразил он.
   У него внезапно перехватило голос. Похоже, пора было от слов перейти к делу. Гейл обхватил женщину за талию настолько тонкую, что кончики его мизинцев почти соприкасались у нее на пояснице, а большие пальцы — в углублении пупка. Он привлек ее к себе. Ладони Шаззад скользнули по его плечам, и она прижалась к его рту влажными горячими устами.
   Их языки переплелись, и огненная волна пробежала по телу Гейла, приливая к чреслам. Это ощущение было столь же мощным и всепоглощающим, как то, что он ощутил во время укрощения кабо.
   Женщина вдруг прервала поцелуй и, прерывисто дыша, откинула голову назад. Она пальцами она расстегнула пряжку на плече, и тончайшее одеяние соскользнуло на пол. Лишь несколько мгновений Гейлу дано было полюбоваться совершенными изгибами ее стройного тела, — и тут же Шаззад настойчиво потянула за пояс, удерживавший на бедрах повязку из шкуры ночного кота. Нетерпеливые стоны женщины возбуждали все чувства Гейла.
   Он вновь пригнул ее к себе и, склонив голову, принялся целовать отвердевшие от возбуждения соски, тогда как Шаззад пальцами ласкала его мужское достоинство.
   Затем женщина вновь обвила шею Гейла руками.
   — Подними меня, — воскликнула она.
   Гейл повиновался, и Шаззад телом принялась тереться о его живот и безволосую грудь. Ногами она обхватила его за бедра и, опустив одну руку, сжала в ладони мужское естество Гейла, с криком боли и наслаждения направив его в себя.
   Шаззад судорожно впивалась пальцами в ягодицы Гейла, не замедляя ритмичных движений все то время, что он нес ее к сваленным грудой подушкам. Там шессин упал на колени, придавив женщину всей тяжестью своего тела. Та откинула голову с лицом, искаженным от страсти. Она выкрикивала какие-то слова на непонятном языке, скребла острыми ногтями спину и ягодицы Гейла, приводя его в еще пущее возбуждение. Все, о чем он мечтал, это как можно скорее довести их безумную схватку до пика высшего наслаждения.
   В тот самый миг, когда Гейл был уверен, что не в силах больше этого выдержать и вот-вот умрет от невыносимого блаженства, Шаззад гортанным голосом выкрикнула какую-то фразу, — Гейлу послышалось, будто с ее уст сорвалось имя бога Полумвы, затем Шаззад потянулась к тому месту, где соединялись их тела, и пальцами проведя по основанию мужского естества юноши, с силой сжала его ядра. Непереносимое наслаждение захлестнуло Гейла огненной волной. Ему казалось, будто вся мощь его тела собралась в чреслах, а затем выплеснулась в лоно женщины столь мощным потоком, что, казалось, ни он, ни она не смогут этого вынести.
   Когда Гейл пришел в себя, комнату освещала единственная мерцавшая свеча. Шаззад исчезла бесследно, однако в воздухе по-прежнему витал острый аромат ее тела. С трудом собравшись с силами, Гейл на ощупь отыскал в полумраке свою одежду и перевязь с мечом, после чего, шатаясь от слабости, добрался до отведенных ему покоев. У него было такое ощущение, словно некий дух поглотил всю его молодую силу, оставив от юноши лишь пустую телесную оболочку.
   И все же его не оставляло желание как можно скорее вновь испытать это ни с чем не сравнимое удовольствие.

Глава восьмая

   Гейл старательно чистил своего кабо, проводя скребницей вдоль шерсти животного, ставшей густой и длинной в преддверии зимы. Ухаживать за кабо оказалось куда приятнее, чем за каггами, поскольку стадные животные всегда держались вместе и было трудно испытывать привязанность к какому-то одному из них. Кабо же, напротив, все были очень разными.
   Верховые животные, отданные в распоряжение Гейла, оказались куда более смирными, чем Лунное Пламя, И все же в них чувствовалась своя скрытая сила. Порой молодому воину казалось, что куда проще иметь дело именно с кабо, нежели с обитателями этого города, и лишь у считанных конюхов, ходивших за кабо, юноша заметил нечто похожее на то чувство взаимопонимания, которое возникло у него самого с этими животными. Как ни странно, люди эти в точности как и он сам, оказались родом из далеких краев.
   Молодому человеку не терпелось поскорее отправиться в путь. Дальние страны манили его, но одновременно не хотелось и покидать город.
   С другой стороны, и сам дворец Пашара, и весь город казались ему полными скрытых опасностей. Среди тех, кто дружелюбно улыбался юноше, Гейлу то и дело мерещились враги. Это не было вызвано простым страхом дикаря по отношению к цивилизации. Почти каждый день какие-то незнакомцы под случайным предлогом заговаривали с Гейлом, пытаясь что-нибудь выведать о хозяине дворца или о его дочери. То и дело в разговоре слышались тонкие намеки на то, что за интересующие их сведения они готовы хорошо заплатить. Разумеется, Гейлу и впрямь не доставало житейского опыта, но глупцом он не был, и всякий раз давал дерзким незнакомцам достойный отпор. Об этом он поведал Молку, когда они повстречались в одной из портовых таверн.
   — Послушай доброго совета, парень, и как можно скорее уноси ноги из этого проклятого богами города! — сказал ему мореход. Он не скрывал своей тревоги.
   — Но кто они такие, эти люди? — недоумевал Гейл.
   Подняв руку, Молк принялся перечислять, загибая пальцы:
   — Прежде всего, это могут быть враги Пашара, которые ищут свидетельств его измены, чтобы донести королю. К примеру, им было бы любопытно узнать, если он принимал за обедом посланца Омайи. С другой стороны, это могут быть королевские соглядатаи, которые следят за Пашаром по долгу службы. Ну, и наконец, его собственные люди, которым хозяин поручил проверить, не являешься ли ты шпионом, подосланным его противниками или даже самим королем. Пашару вполне могло показаться подозрительным, что человек, так хорошо смыслящий в повадках кагг, оказался перед храмом именно в тот миг, когда возникла угроза жизни его дочери. Он вполне мог прийти к выводу, что подобное совпадение подстроить совсем нетрудно: один из храмовых служек незаметно колет чем-то острым непокорное ездовое животное, а молодой красавец варвар бросается вперед на выручку прелестной жрице. Согласись, у него могли быть основания для таких подозрений. И, кстати, уверен ли ты, что допрос храмовых служителей, имевших в тот день дело с жертвенными животными, допросили как следует.
   — Никак не могу привыкнуть к мысли, что на свете так много подлецов и обманщиков, — промолвил Гейл.
   — А ведь это только одна из опасностей, — невозмутимо отозвался Молк. — Люди, досаждавшие тебе пустыми разговорами, вызвали твои подозрения, но ведь куда более опасны другие, те, что действуют исподтишка. Рабы, твои покои, конюхи, стражники, стоящие у дверей подобно безмолвным изваяниям, — все они вполне могут быть соглядатаями. Причем, никому доподлинно неизвестно, на кого они работают. Так что, уезжай побыстрее, Гейл.
   — Конечно, я последую твоему совету, — пообещал юноша, поднимая кружку с крепким пивом — излюбленным напитком мореходов.
   Лишь о Шаззад он ничего не сказал своему приятелю, — а именно это и было единственной причиной, почему он не стремился к скорейшему отъезду. Гейл со жрицей проводили вместе каждую ночь, и у него подгибались ноги при одном лишь воспоминании об этих часах безумия. Шаззад была одних лет с Гейлом, но оказалась чрезвычайно искушенной в искусстве любви, и многому смогла обучить юношу. С ее помощью он постиг все тонкости любовных игр, и ему казалось, что Шаззад превратила их тела в единый инструмент наслаждения, столь острого и изощренного, что порой этому удовольствию Гейл предпочел бы любую муку.
   Вот почему в глубине души молодого воина затаилась тревога. Он не мог не замечать, что наслаждение, которое получала жрица от слияния их тел, для нее было скорее обрядом, не затрагивавшим истинных чувств. Даже в те мгновения, когда Шаззад, казалось, без остатка растворялась в накале страсти, она продолжала шептать на неведомом языке какие-то ритмичные фразы, напоминавшие заклинания или молитвы. Гейл не знал, было ли это колдовство или некий запретный религиозный обряд, и все же всякий раз ему делалось не по себе. Тем не менее, перспектива лишиться этих ощущений неописуемых в своем великолепии, казалась ему столь же невыносимой, что и возможность навсегда остаться во дворце советника Пашара.
   Внезапно чей-то голос отвлек юношу от мрачных мыслей, и он обрадовано оглянулся на зов.
   — Иди сюда, Гейл!
   Это был торговец Шонг.
   Потрепав кабо по спине, Гейл положил скребницу в ящик с инструментами у дверей. Выйдя во двор конюшни, он подхватил копье, воткнутое в землю справа у дверей, и жестом поприветствовал своего будущего командира.
   Шонг растянул губы в усмешке.
   — Не будь при тебе этой зубочистки, я бы тебя не узнал!
   У Гейла на поясе, как всегда, висел длинный меч. Конечно, с оружием ухаживать за животными было не слишком удобно, однако истинный воин никогда не должен расставаться с клинком.
   Это не самая худшая примета! — Возразил молодой человек, любовно поглаживая изукрашенные ножны.
   Шонг пришелся ему по душе с первого дня. Однако, ему понадобилось время, чтобы завоевать доверие торговца. Тот слишком привык, что в экспедиции зачастую включают каких-нибудь придворных бездельников или проштрафившихся сыновей благородных семейств. Таким образом их лишь пытаются на время убрать из города… Однако, со временем Гейл сумел доказать Шонгу, что он не только превосходно владеет оружием, но и мастерски умеет обращаться с любыми животными. Шонг не поленился также увидеться с Молком, которого в подробностях расспросил о необычном юноше, После чего окончательно удостоверился, что перед ним не какой-то засланный в отряд соглядатай. Впрочем, к тому времени купец и сам сообразил, что Гейл не станет обременять его, подобно каким-то придворным болванам… Сейчас между ними установились вполне доверительные отношения.
   Завтра на рассвете с третьим ударом гонга мы покидаем город, — объявил торговец. — Ты должен быть у Лунных Ворот со всем снаряжением. Если Опоздаешь, ждать тебя никто не станет. Либо догоняй, либо оставайся здесь — дело твое.
   — Я буду вовремя, — заверил его Гейл.
   — Вот и отлично. А теперь возвращайся к себе… Полагаю, тебя там ждет приятный сюрприз. Насколько я понял, господин Пашар очень щедро снарядил тебя в дорогу.
   Юноша в недоумении направился вверх по холму ко дворцу и во дворике перед своей комнатой обнаружил груду предметов, от вида которых у него перехватило дыхание. Седло из хорошо выделанной кожи, одежда на любую погоду, высокие сапоги, одеяла, связанные из шерсти квила, разборная палатка из плотной ткани. Действительно, было от чего прийти в восторг!
   — Мало кто выступает в поход со столь отличным снаряжением, — услышал он за спиной голос подошедшего Шонга.
   Гейл, однако, испытывал смешанные чувства. До сегодняшнего дня он никогда не имел никакой собственности, кроме оружия.
   — Но как же мне все это унести? — спросил он.
   — Тебе не придется нести поклажу на себе, для этого есть наски.
   По мудрому совету Шонга, юноша приказал слугам заранее отнести снаряжение к Лунным Воротам. Закончив все приготовления к отъезду, Гейл решил, что разумнее переночевать вместе со всеми на месте общего сбора. Он хотел попрощаться с Пашаром, но советник пребывал в резиденции короля и должен был вернуться не раньше, чем через несколько дней.
   Гейл отправился к Шаззад. Он застал девушку перед зеркалом. Трое служанок суетились, укладывая волосы жрицы в сложную прическу. Рядом стоял манекен, с развешенным на нем изысканным платьем, дополняли наряд драгоценности и непонятные ритуальные предметы.
   — Привет тебе, Гейл, — проронила Шаззад рассеянно, не отрывая взгляда от зеркала. — Я сейчас занята. Этим вечером я должна исполнить первый ритуал, посвященный сбору урожая. Богиня очень требовательно относится к выбору наряда и прически. Мы не могли бы поговорить с тобой завтра?
   — Завтра я уеду. Экспедиция выступает в путь рано утром.
   — Правда? Так скоро? Ну, что ж, ты ведь рано или поздно вернешься.
   Гейл и не ожидал, что женщина будет сильно горевать, он не был столь наивен, но все же надеялся на менее равнодушный прием.
   — Ты так в этом уверена? Я могу и погибнуть.
   — Конечно, можешь. Но если останешься в живых, то непременно вернешься ко мне. — Шаззад ни на миг не прекратила своего занятия — с помощью тонкой кисточки она подводила черной краской глаза.
   — А в том, что ты сама ко мне не переменишься, ты тоже уверена? — с неожиданной требовательностью спросил юноша.
   Шаззад перевела взгляд на Гейла. На ее губах блуждала странная улыбка.
   — Конечно. К тому же, я наложила на тебя чары. Твоя судьба предопределена, и моя — тоже. Они тесно связаны между собой, и с этим уже ничего не поделать. Хочешь ты того или нет, ты вернешься ко мне.
   Ее самоуверенность выводила Гейла из себя. Он никогда не мог понять, говорила Шаззад серьезно или же смеялась над ним. И он злился, что она обращалась с ним подобным образом в присутствии других. Конечно, юноша понимал, что жрица не считает прислужниц за людей — для нее рабы были лишь одушевленными предметами. И, взглянув на служанок, он заметил, что те смотрят на Шаззад со страхом.
   Ночью в городе царила тишина, однако еще до рассвета в лагере началась суета — погонщики нагружали вьючных животных, собирали мусор и сжигали его в горевших всю ночь кострах. Прохладный утренний воздух напоминал о том, что жаркие летние дни уже миновали. В портовом Касине никогда не бывало по-настоящему холодно, но на возвышенностях, куда они собирались отправиться, климат был совсем иной. Там они столкнутся с суровой зимой.
   Сторож на воротах ударил в гонг, заметив, что небо на востоке начинает бледнеть. Последние тюки уже крепко привязали к спинам насков. Через несколько минут раздался второй удар, к этому времени были закреплены ремни и подпруги, а те, кто собирался ехать верхом, вскочили в седла. Третий удар прозвучал, когда начальник стражи смог разглядеть первый верстовой столб, который на этом расстоянии выглядел крохотной белой щепкой. Массивные ворота, створки которых толкали тянущие заунывную песню рабы, стали приоткрываться. Шонг подъехал к голове колонны. Гейлу не терпелось двинуться в путь, он испытывал необъяснимый восторг, сидя в седле с притороченным к нему длинным кожаным чехлом, в котором хранил копье. Но пока все ждали сигнала Шонга. Командир экспедиции объехал колонну кругом, проверяя, все ли в порядке. Вполне удовлетворенный, он снова направился к стоящим впереди всадникам. Ворота полностью распахнулись, Шонг вскинул руку и рванул поводья. Погонщики во весь голос затянули песню, в которой просили благословения у бога, и всадники послали вперед своих скакунов.
   Гейл пустил кабо рысцой, но тщательно следил за тем, чтобы не обогнать Шонга. Миновав массивный свод ворот, всадники выехали на равнину. Там стояли несколько караванов, прибывшие вчера к городским стенам после закрытия ворот. Селяне везли в город на продажу продукты и скот. Откуда-то доносилась песня одинокой флейты.
   Юноша испытывал сложные чувства, покидая город, но первый глоток воздуха за городскими стенами принес с собой запах свободы. Гейла манили обширные пространства материка, он страстно желал увидеть как можно больше новых земель.
   Кабо, на котором ехал юноша, носил имя Верный. Это имя подходило животному, но Гейл знал, что кабо не воспринимают кличек, данных им людьми, и не откликаются на них. Верный был крепким, надежным животным, прекрасно подходящим для дальнего путешествия.
   Наски крупной породы, что выращивались на Островах, с ниспадающими на шею и плечи косматыми белыми гривами, неторопливо вышагивали, обремененные тяжелой поклажей. Их погонщиками были темнокожие мужчины, единственная одежда которых состояла из обернутого вокруг талии и доходящего до колен куска белой ткани. В ушах болтались большие кольца из медной проволоки, а передние зубы у всех оказались выбиты, что видимо, являлось частью какого-то жестокого ритуала, присущего этому племени. Гейлу рассказали, что народ этот обитает в пустынных землях, на юге от Неввы. Также его предупредили, что керрилы — грубые и жестокие люди, и он легко этому поверил. Вожака погонщиков, высокого человека с курчавыми волосами звали Агах. У него не хватало двух пальцев на руке и мочки уха, а лицо и тело покрывали бесчисленные шрамы.
   Мощеная дорога шла до первого верстового столба, затем потянулся плотно утрамбованный тракт. Ежедневные дожди не давали подниматься над дорогой клубам пыли. По сторонам простирались обширные пастбища и плотно засаженные земельные наделы.
   Стебли злаков клонились под весом почти созревших колосьев — через пару дней должен был начаться сбор урожая. Около каждого поля Гейл видел курящиеся дымки над крохотными святилищами. Раздумывая, кого можно расспросить об этом поподробнее, юноша, обернувшись, заметил рядом с собой Шаулу, королевского картографа.
   — Это молельни богов воздуха и дождя, а также бога грозы, — ответил тот на вопрос Гейла. — Сейчас земледельцы больше всего нуждаются в том, чтобы ненадолго вернулась хорошая летняя погода. За шесть дней без дождя можно успеть полностью собрать и убрать в закрома весь урожай. В некоторые годы большая часть урожая погибает из-за того, что во время сбора льют дожди. Иногда он пропадает полностью. В последнее время это случается значительно чаще, чем сотню лет назад.
   — Почему так? — поинтересовался Гейл. — Если урожай зависит от воли богов, неужели всех этих обрядов и жертвоприношений недостаточно, чтобы обеспечить хорошую погоду?
   — Казалось бы, да, но ведь у богов может поменяться мнение… или их нужды. А иногда бывает, что один бог подчиняет себе другого. Или, — Шаула оглянулся вокруг, проверяя, не подслушивает ли кто их разговор, — может случиться, что боги сами ничего не в силах с этим поделать.
   Гейл почесал своего кабо за ушами. Животное довольно зафыркало.
   — Что ты имеешь в виду?
   — Ну… — Шаула снова с опаской заозирался. — Ты не видишь где-нибудь поблизости этого болвана Гелпаса? Он обучается в жреческой школе и не выносит сомнительных разговоров на религиозные темы… — Убедившись, что Гелпас, который должен был присоединиться в Омайе к невванскому посольству, находится вне пределов слышимости, он продолжал:
   — Многие из нас считают, что мир, вообще, мало интересует богов. Или же не интересует вообще. Он существует по собственным законам, которые невозможно изменить никакими молитвами или жертвоприношениями. Посмотри… — Картограф вытащил из бороды своего кабо тонкую веточку и подбросил ее в воздух. — Видишь?
   — Что именно? Она упала, — сказал Гейл, ожидая объяснений.
   — Верно, упала. Подброшенные вверх предметы всегда падают, если их ничто не удерживает. Упадет даже легчайшая пушинка, если ее не будет гнать ветерок. И никакой воли богов здесь не требуется. Это закон природы. Разве ты можешь предположить, что где-то существует бог, который только тем и занимается, что заставляет предметы падать? Глупо, верно?
   Подобные мысли раньше не приходили Гейлу на ум. Вещи и явления просто существовали, он никогда не задумывался об этом.
   — То есть погода подчиняется законам, которые столь же неизменны?
   — И погода, и многие иные явления. На самом деле, таким законам подчиняется почти все, если только не вмешается человек. Вообще-то, когда излагаешь подобные мысли, нужно быть крайне осторожным. В таком большом городе, как Касин, конечно, есть множество мыслителей, имеющих возможность свободно высказывать свои идеи, хотя кое-кто из жрецов и выступает против этого. Но во внутренних землях люди могут оказаться столь богобоязненными, что просто убьют того, кто провозгласит не совпадающую с их верованиями мысль. Особенно опасны в этом смысле примитивные народы, где власть правителей основывается на предполагаемом благоволении богов. Если ты при них станешь болтать о чем-то подобном, тебя могут предать жестокой казни.
   — Я это запомню, — сказал Гейл.
   Понемногу Гейл все лучше начал разбираться в жизни материка. Он спрашивал о возделываемых землях, где они проезжали и которые столь разительно отличались от небольших участков земли при селениях на его родном Острове. Шаула оказался неистощимым источником интереснейших сведений. Когда он воодушевлялся темой беседы, остановить его было столь же трудно, как бьющий из-под земли родник.