Джон Маддокс Робертс
УБИЙСТВО В ТАРСИСЕ
(Сага о копье — 14)
Глава 1
Тонкое снежное покрывало легло на город. Над побелевшими улицами в свете полной луны сверкали серебром шпили замков, остроконечные крыши домов и зубцы стен. Из многих окон лился ровный свет масляных ламп или более живой, желтоватый, — свечной. Над большинством домов к небу тянулись тонкие струйки дыма от каминов и очагов.
Человек, созерцающий это зрелище, нашел его весьма миловидным, хотя и не лишенным всепроникающей меланхолии: целые районы и кварталы города были разрушены и тонули в темноте. Ни единого дымка не поднималось оттуда, не растекалось вокруг домов желто-оранжевое свечение. Наблюдатель с удивлением обнаружил в себе неприязнь к этой мрачной картине. Ведь сам он считал себя истинным поэтом, которых меланхолия и грусть должны притягивать с непреодолимой силой.
Человек стоял у окна под самой крышей постоялого двора «Счастливое возвращение», названного так в те времена, когда этот город еще был большим портом и счастливые возвращения его аргонавтов из далеких морей были обычным делом. Разумеется, учитывая альтернативу, любое возвращение можно было считать счастливым.
Гостиница находилась на небольшом холме в юго-западной части города, по соседству с громадой форта, некогда прикрывавшего гавань. Отсюда, с четвертого этажа, открывалась панорама города. Лишь башни замков и крепостных стен возвышались над уровнем наблюдателя.
Некогда этот город назывался Тарсисом Гордым, подумал человек, Тарсисом Прекрасным и даже Городом Десяти Тысяч Кораблей, хотя это уже было явным преувеличением. Каков же он сейчас? Тарсис Умирающий — вот имя, которого он достоин. Во время Великой Катастрофы море отступило от города, покинуло его, предав, как предает жених свою возлюбленную, сбежав из-под венца прямо со ступеней храма. Караванная торговля кое-как поддерживала с тех пор существование города, но никогда уже Тарсису не суждено было восстановить былое могущество и благосостояние, которые делали его если не королем городов, то уж, по крайней мере, наследным принцем.
Задумчивый наблюдатель уже собрался сочинить трагическую поэму по этому поводу и даже взялся за поиски рифмы к первой строке, но тут его творческий порыв был прерван стуком в дверь его комнаты.
— Входите, — буркнул он, даже не обернувшись.
Вошедший был невысоким коренастым человеком в наскоро наброшенном на ночную рубаху плаще. С головы он даже не снял свой ночной колпак с длинной кисточкой.
— К вам посетитель, — объявил он.
Действительно, вслед за трактирщиком в комнату вошел второй человек, по виду которого сразу было ясно, что даже стучаться в дверь простолюдина было бы ниже его достоинства. Незнакомец был одет в черный бархат с серебристой оторочкой. Его перчатки и сапоги были сшиты из тонкой черной кожи. Черная маска почти полностью прикрывала его лицо. На поясе незнакомца висел изящный легкий меч и составляющий с ним пару кинжал.
— Живо добавь огня, — бросил аристократ хозяину трактира, даже не кивнув в сторону едва тлеющего камина. — И закрой ставни.
— Я предпочитаю бодрящий воздух здешней ночи, — негромко сообщил поэт. При этих словах трактирщик споткнулся и растерянно сжался, втянув голову в плечи. Впрочем, делай, что тебе сказал почтенный гость, и поживее, — облегчил он участь хозяина заведения.
Пока трактирщик возился с дровами, ни гость, ни постоялец гостиницы не произнесли ни слова. Постучавшись, в комнату вошла девушка, дочь хозяина, неся на подносе кувшин, два кубка и блюдо с перемешанными сухофруктами и сухим печеньем. Наполнив кубки, она молча удалилась.
Довольный тем, что огонь в камине загудел быстро и весело, трактирщик улыбнулся.
— Что-нибудь еще, уважаемые господа? — поинтересовался он.
Ответа не последовало, и хозяин счел благоразумным удалиться, лишь поклонившись перед тем, как закрыть дверь.
Человек в бархатном одеянии взял кубок, не снимая перчаток, и сделал глоток.
— Ты — Нистур, — сказал он без вопросительной интонации в голосе.
— Да, это я, — ответил поэт, поднимая второй кубок.
— У тебя отличные рекомендации.
— Клиенты всегда были мной довольны.
— Мое имя — не твоего ума дело, — высокомерно вставил человек в бархате.
— Разумеется. И именно поэтому я его и не спрашиваю.
Аристократа такой ответ несколько покоробил. Он привык к почтению, смешанному с самоунижением, которое сквозило в поведении общающихся с ним простолюдинов, даже таких, чья репутация была не менее зловещей, чем у этого.
Да и вообще, этот тип оказался не совсем таким, каким он ожидал его увидеть; и сейчас гость внимательно разглядывал стоящего у окна постояльца, взвешивая свои последующие слова.
Человек по имени Нистур был невысок ростом и достаточно плотно сложен.
Потертая кожаная куртка с некоторым усилием стягивалась завязками на округлом брюшке. На ногах постояльца были остроносые, с загнутыми вверх носками сапоги из желтой кожи, некогда первоклассные, но теперь изрядно потрепанные. Шерстяные широкие штаны были сшиты из оранжево-черной полосатой ткани. Воротник и манжеты белой льняной рубахи были затерты от множества стирок.
И все же было в этом человеке что-то достойное и основательное. Ногти на руках были тщательно подстрижены и наманикюрены, закрученные кончики усов торчали в стороны, клиновидная бородка аккуратным, симметричным треугольником спускалась на грудь. Оставленная свободной на затылке копна черных кудрявых волос была аккуратно подстрижена на дюйм выше угольно-черных бровей, из-под которых, словно два куска антрацита, не мигая смотрели холодным, колючим взглядом небольшие глаза.
— Когда вы пришли, я как раз сочинял полутрагическую поэму, посвященную закату вашего города, — сообщил Нистур.
— Поэты получше тебя посвятили этому долгие годы жизни, — раздраженно ответил посетитель. — И с чего ты решил, что эта тема всего лишь полутрагична? — Еще не договорив фразы, аристократ уже осудил себя за то, что проявил интерес к мыслям простолюдина.
— В истинных трагедиях великие города разрушаются сразу и до основания, как это случилось с Истаром. Недостойно великого эпоса описывать то жалкое существование, которое влачит сейчас твой город, не так ли?
— Я пришел сюда не для того, чтобы беседовать о поэзии, — отрезал аристократ. — Мне нужно, чтобы умер один человек в этом городе. Заказ по твоему профилю?
— Безусловно, — согласился Нистур. — Нет, в душе я, конечно, поэт, но в наши жестокие времена божественным даром стихотворца не проживешь. Вот я и выбрал себе в качестве приносящего кусок хлеба древнее и почетное ремесло асассина.
— Называй себя как хочешь, мне это безразлично. — Аристократ махнул рукой, затянутой в перчатку; на черной коже сверкнул массивный золотой перстень в форме дракона, сжимающего в когтях большую голубую жемчужину. — Человека, который должен умереть, зовут Железное Дерево. Он — наемный солдат. Сейчас он остановился в одной из таверн у старого мола. Там обычно собираются такие, как он. Почему он должен умереть…
— …меня не касается. Я прекрасно понимаю это. Если вы не горите желанием поведать мне всю историю, приведшую вас к решению нанять убийцу, то не нужно постоянно напоминать мне об этом. Вы не первый мой клиент.
Пораженный дерзостью этих слов, аристократ уже собрался поставить простолюдина на место, как тут с улицы донеслись воинственные крики, многократно отраженные от стен узкой улицы. Следом послышался лязг стали, ударяющейся о сталь. И постоялец, и его посетитель тотчас же определили, что где-то по соседству обычная кабацкая ссора переросла в драку, а затем и выкатилась на улицу уже в виде поножовщины и вооруженной стычки.
Оба человека подошли к окну и с интересом выглянули на улицу. Аристократ даже наполовину снял с лица маску, чтобы лучше видеть происходящее, но руку он держал так, чтобы не дать Нистуру возможности увидеть себя. Тот, в свою очередь, даже не пытался разглядеть своего посетителя. Весь опыт подсказывал поэту-убийце, что чем меньше он знает о своем клиенте, тем лучше.
Внизу около дюжины человек вовсю орудовали тяжелыми двуручными мечами, действуя не столько с умением, сколько с энтузиазмом. В мгновение ока двое из дерущихся уже оказались на земле. Послышались стоны и проклятия. На снег потекла кровь, окрашенная луной в черный цвет.
Бой продолжался недолго. Одна из сторон, решив, что с нее хватит, по сигналу бросилась наутек. Вторая, словно стая гончих, почувствовав добычу, бросилась вдогонку. Два человека остались неподвижно лежать на снегу; еще один поковылял прочь, опираясь на меч как на костыль и зажимая рукой рану на боку.
Аристократ и асассин отошли от окна.
— Эти банды черни просто наводнили город в последнее время, — сказал человек в черном бархате. — И все орудуют этими двуручными тесаками. Да, в былые времена настоящие мужчины встречались в поединках на палашах или даже шпагах. И он прикоснулся к рукоятке своего изящного клинка.
— Былые времена были куда более изящны, — согласился Нистур. — Единственным преимуществом выбора этих ребят является возможность в короткое время нанести максимальный урон при минимуме умения. Для людей, которых мы только что видели, это главное. Я ведь тоже пользуюсь довольно старомодным оружием.
Нистур кивнул в сторону стоящего в углу комнаты меча. Перевязь была обмотана вокруг ножен и спиралью спускалась на пол. Этот клинок не был ни тонкой рапирой аристократа, ни двуручным мастодонтом уличных бузотеров. Не был он похож ни на длинный прямой широкий меч — излюбленное оружие пехоты в строю, ни на палаш матроса. Это был клинок средней длины, быть может, на три пальца длиннее двух футов, с глубокой вогнутой гардой. Рядом с мечом лежал на полу и маленький кованый щит, выдающийся вперед заостренным конусом не более фута в диаметре.
— Да, глубокая гарда теперь не в моде, — согласился аристократ. — Но, по крайней мере, это оружие благородного человека. Обоюдоострый? — деловито поинтересовался он.
Высший свет Тарсиса традиционно отождествлял себя с рыцарской, воинской аристократией. И хотя на самом деле защита города еще много поколений назад была отдана наемным профессионалам, среди благородных горожан считалось достойным мужчины заниматься воинским искусством и уж по крайней мере разбираться в оружии.
— Нет, заточен с одной стороны, — коротко ответил Нистур и добавил:
— Его выковали двести лет назад гномы из клана Дробителей Наковален.
— Да, они знали толк в своем деле, — подтвердил аристократ. — У меня есть кое-что из их произведений в домашней коллекции. Ну да ладно, перейдем к делу. Похоже, дело свое ты знаешь, и теперь тебе известно и имя жер… скажем, объекта приложения твоих знаний. Что-нибудь еще тебе нужно?
— Я, конечно, сомневаюсь, стоит ли беспокоить столь благородного господина по таким пустякам, — закрутил фразу Нистур, — но остался вопрос вознаграждения.
— Вот, — с гримасой презрения посетитель извлек из складок плаща небольшой мешочек и положил его на стол, — здесь половина, как договорено. Выполнишь задание — сообщи трактирщику и получишь остальное.
Торговаться не имело смысла. Плата за такие услуги устанавливалась по древнему обычаю, оставаясь неизменной уже несколько веков.
— Еще одно дело, — продолжил аристократ. — Пустяк, но я хочу, чтобы оно было выполнено.
— Что именно? — поинтересовался Нистур.
— На этом человеке — очень необычные доспехи. Выполнив свое задание, потрудись снять их с него и передать мне. Можешь получить за это надбавку к плате за работу.
Нистур вспыхнул от негодования.
— Господин, вы меня оскорбляете! Я — асассин с высокой репутацией, и я не занимаюсь мародерством. Признаю, что для героев и даже рыцарей снять латы с поверженного противника, столь же благородного и знатного, — обычное дело. Но это возможно только на поле боя, после открытого поединка. Для человека моей профессии это было бы деградацией. Я уверен, что у вас найдется немало слуг, которые с превеликим удовольствием сделают это по вашему требованию. Но меня — увольте.
Человек в бархате, казалось, с трудом сдерживает себя от гневного взрыва.
— Ну что ж, если ты о себе такого высокого мнения… Ладно, просто выполни работу, и получишь оставшиеся деньги.
— Именно это я и предполагал сделать, — сказал Нистур. — Вы сами узнаете о том, что заказ выполнен. Не сомневаюсь, что у вас в городе найдется немало добросовестных осведомителей. Деньги пришлите сюда.
— Как хочешь, — согласился аристократ, поправляя маску на лице. — Надеюсь больше с тобой, не встречаться. Лучше, если ты исчезнешь из города, как только получишь свои кровавые деньги, убийца.
— Даже не знаю, что, кроме вашего общества, удерживало бы меня в этом городе по окончании работы, — подчеркнуто вежливо ответил Нистур.
Человек в черном бархате резко развернулся и, сверкнув серебристой отделкой плаща, исчез в темном коридоре.
Дверь закрылась, Нистур вздохнул. С того дня, когда он занялся этой работой, он понял, что ему суждено выполнять заказы таких людей. Этот человек был бы рад убить самого Нистура по окончании дела. Быть может, это попытается сделать человек, передающий деньги. Такие люди много говорят о чести, но действуют, опираясь на ее законы, только когда общаются с равными и когда это явно идет им на пользу. Не в меру нечестных клиентов часто приходилось карать за нарушение слова — не из тяги к справедливости, а просто из стремления спасти свою жизнь.
Вновь наполнив кубок вином, он подошел к окну. Попытавшись продолжить сочинение поэмы, Нистур обнаружил, что первые строчки вылетели из памяти. Ну и пусть, поэт-убийца пожал плечами. Тарсис в его глазах не заслуживал теперь и пары куплетов. Пусть он исчезнет и останется забытым.
Ночная стража уже утащила куда-то тела двух погибших в недавней стычке. На снегу остались лишь черные лужи крови. Луна ярко освещала все вокруг, но одновременно лишала мир красок, делая его черно-серебристым. Нистур обнаружил, что в его мозгу родилось другое произведение — что-то в стиле элегантного, изящного пятистишья истарских стихотворцев.
Весьма удовлетворенный удачным упражнением своего дара, Нистур подготовился к выполнению полученного заказа.
Привычным движением его рука скользнула за застежку куртки и легла на рукоятку висящего на шее обоюдоострого кинжала. Затем другой рукой он прикоснулся к чуть торчащей из-за отворота правого сапога плоской костяной ручке длинной, тонкой, как шило, заточки. Все было в порядке. Он застегнул перевязь меча на поясе и приторочил к ножнам клинка свой маленький щит. С крюка у входа он снял шляпу, в поля которой были вставлены тонкие, острые, как бритва, лезвия. Поверх всего Нистур накинул подбитый мехом плащ, а на руки надел перчатки из тонкой козьей кожи, украшенные разноцветными лоскутками.
Собравшись, асассин вышел из комнаты, спустился по лестнице и, миновав общий зал, вышел в темную морозную ночь. Больше всего он походил на самого обычного горожанина, вооруженного всего лишь одним клинком — мечом бюргера, не считающимся серьезным оружием ни аристократами, ни профессиональными бойцами.
Таверна называлась «У утопленника». Здание было смешанной постройки — камень чередовался с деревом, в основном фрагментами обшивки и каркасов старых кораблей. Некогда море плескалось почти у самого порога этих домов. Но и сейчас, отступив, оно оставило о себе не только воспоминания, но и целый мир вещей, так или иначе связанных с мореплаванием. Таверну освещали старые корабельные лампы, с потолка свисали модели древних судов, а стены были расписаны морскими батальными сценами. Стойка бара была сделана из лопатки морского дракона — так клялся и божился хозяин. В любом случае эта кость принадлежала какому-то огромному созданию.
Несмотря на исчезновение из города моряков, в таверне собиралась шумная, многолюдная и весьма пестрая публика. Погонщики, проводники и охранники многочисленных караванов наполняли такие заведения. Ведь в Тарсисе и по сей день перекрещивались четыре крупнейшие караванные дороги, не считая множества менее важных троп. Немало здесь болталось и наемных солдат, пропивавших в тавернах деньги, полученные за участие в бесчисленных мелких войнах.
Чужаков в Тарсисе не жаловали. Город, некогда бывший портом-космополитом, оставшись островом посреди океана пыльных степей, ушел в себя и терпел пришельцев, только пока те могли тратить в нем деньги. Это касалось даже людей, но в еще большей степени здесь недолюбливали гномов, троллей и прочую нечисть.
Но сейчас, наплевав на отношение к ним городских властей и большинства жителей, постояльцы гостиницы и просто зашедшие на огонек веселились и отдыхали как могли, поглощая в огромных количествах еду и вино, играя в кости, рассказывая о чудесах, виденных в дальних краях, и постепенно готовясь к новой долгой дороге — к морю, к Торбардину — через Пыльные Степи, в почти сказочные восточные страны или еще невесть куда. Хохот, довольные крики, песни на дюжине языков — все это сразу било по ушам вновь вошедшего.
Во всей этой компании выделялся один человек, сидящий за маленьким столиком у стены в полном одиночестве. Человек был молод, но его глаза говорили о большом и не столь уж радостном жизненном опыте. Распустив по плечам непрочесанные волосы, человек мрачно глядел в почти пустую кружку. Подняв ее, он явственно заметил дрожание руки. Поставив кружку обратно на стол, он с ненавистью, словно на предателей, посмотрел на свои руки.
В этот момент в зал вошел с улицы невысокий, плотно сложенный тип в зимнем плаще и шляпе. Его наружность и поведение заметно отличались от того, что было типично для завсегдатаев таверны «У утопленника». Коротко переговорив с трактирщиком, вновь пришедший направился прямо к одинокому посетителю за столиком у стены. Тот поднял глаза, только когда человек в шляпе подошел к нему вплотную.
— Прошу прощения, уважаемый, — начал разговор тот, который стоял, — но я позволю себе предположить, что вы принадлежите к славному роду наемных воинов.
— Ну и что с того? — вздохнул второй.
— Меня зовут Нистур. Вы позволите присоединиться к вам?
— Садись, — буркнул тот. Вновь подняв кружку, он был вынужден придержать одну дрожащую руку другой.
Нистур сел.
— Простите, если я лезу не в свое дело, господин, но вы напоминаете человека, глядящего в дно своей последней кружки.
— Положим, так оно и есть. Дальше что?
— Ничего. Просто я могу предложить вам еще одну.
Не успел он договорить, как трактирщик уже подошел к ним с двумя огромными глиняными кружками в руках.
— Полнехонькие, — объявил хозяин, — и, как договаривались, самый лучший эль.
В этот миг за спиной трактирщика появилась худенькая фигура в плаще с глубоко накинутым капюшоном. С неожиданным для полного человека проворством хозяин обернулся и сдернул с головы незнакомца капюшон, выставив на обозрение узкоскулое лицо человека, определить пол которого сразу никто не взялся бы.
— Эй, Ракушка! — воскликнул трактирщик. — Опять ты здесь! Сколько тебе говорить — не ходи сюда. Прочь отсюда! Нечего приставать к моим гостям!
Большие серые глаза незнакомца излучали выражение оскорбленной невинности.
— Я ведь только чуть погреться… Неужели ты меня выгонишь на улицу в такой холод?
Такой голос мог принадлежать в равной мере и юноше-подростку, и девочке, становящейся девушкой. Рыжие волосы Ракушки были небрежно собраны в какой-то узел на голове, что никак не помогало определить пол этого человека.
— Выгоню-выгоню! Катись отсюда! Марш за дверь, а не то я стражу позову!
Человек, которого звали Ракушкой, с недовольным вздохом повиновался.
Трактирщик с услужливой улыбкой обернулся к клиентам.
— Вы уж меня извините. Я пытаюсь не пускать сюда всю эту шушеру, но с тем же успехом можно ловить корзинкой ветер. Все равно ведь пролезут.
С этими словами хозяин заведения удалился, чтобы обслужить других клиентов.
— Спасибо, — невозмутимо сказал одинокий посетитель, поднимая новую кружку и делая большой глоток. Дрожь в руках почти прошла.
Поставив сосуд на стол, он спросил Нистура:
— Ну и какое у тебя предложение? Ты сам догадался, что я наемник, и первым начал разговор. Мне кажется, ты в курсе, что наемник — это тот, кто нанимается служить за деньги. Я полагаю, что ты хочешь мне за что-то заплатить.
— Логично. Так оно и есть, — согласился Нистур, смакуя эль. Трактирщик не обманул. Напиток действительно был превосходным.
Человек, сидящий перед ним, был не старше четверти века, но что-то в его глазах отличало его даже от большинства видавших виды наемных солдат. Его руки — сильные, с большими ладонями и сбитыми костяшками — были настоящими руками воина, и в то же время они чем-то напоминали руки гнома. Тонкая золотая полоска сверкала на одном из пальцев незнакомца.
Нистур прикинул, что за человек оказался перед ним. Опытный наемный воин — без сомнений. Его кольчуга действительно была очень редкого вида. Плотно облегающий тело костюм из мелких поблескивающих чешуек прикрывал его от шеи до запястий и до середины голени, где был заправлен в кожаные сапоги. Была ли чешуя металлической или же представляла собой шкуру какой-то огромной рептилии — этого Нистур сказать не мог. Перчатки из такого же материала были засунуты за пояс воина, на том же ремне висели пристегнутыми довольно короткий, чуть изогнутый меч и длинный, очень широкий кинжал. Шлем, лежащий на столе, представлял собой всего лишь небольшую круглую стальную шапку.
— Внесем ясность, — сказал Нистур. — Я хочу нанять тебя. Я, понимаешь ли, торговец и собираюсь съездить в Зериак. Это пробная поездка, без каравана — так, чтобы прикинуть, есть ли смысл возить туда кое-какие благовония и специи.
Я перепродаю эти товары. Да, еще я этот, ну — представитель союза торговцев…
— Зериак? До него придется проделать часть пути по безлюдной территории, вне всех караванных троп.
— Вот почему я и хочу нанять опытного бойца себе в охрану. А ты, я вижу, подходящий кандидат, к тому же привычный к путешествиям.
— Это правда. Но таких тут полкабака. Почему бы тебе с ними не поговорить?
— Да они же компаниями работают. А честнее сказать — бандами. Наймешь одного — значит, наймешь и всех остальных. Нет, мне нужен только один сопровождающий. Вот трактирщик и показал мне на тебя.
Его собеседник невесело рассмеялся.
— Один? Именно один я и есть. И по весьма веским причинам.
Нистур вздохнул.
— Похоже, вы не очень-то сговорчивы, уважаемый. По моему опыту я знаю, что обычно наемники более чем охотно соглашаются на работу. Если ты не склонен следовать общему правилу, я найду кого-нибудь другого.
С этими словами Нистур стал подниматься со своего табурета.
— Стой! — сказал солдат, подкрепив слова требовательным жестом. — Я очень заинтересован в работе. Но я просто не верю во все с первого слова. Если ты хорошо заплатишь, я пойду с тобой. Хоть сейчас, куда угодно, только бы подальше от этого гнилого города!
Нистур вновь сел.
— Вот и замечательно. Как мне называть вас, господин?
— Железное Дерево.
— И какую же страну вы называете родным краем?
— Никакую. Я решил забыть свое прошлое, как только стал наемником.
Спрашивать у моих коллег об их прошлом — неблагодарное занятие.
— Я знаком с такими обычаями. Поверь, наемники — не единственные, кто предпочитает сам строить свою жизнь, а не следовать тому, что им написано на роду. Ну да ладно. Итак, я собираюсь отправиться в дорогу рано утром. Пойдешь со мной сейчас?
Железное Дерево осушил свою кружку до дна и встал из-за стола.
— Я готов.
— Где твои вещи?
— Все, что у меня есть, — перед тобой. Жилье и еда в Тарсисе дороги. Я потратил или проиграл здесь все, что у меня было. Осталось лишь то, чем я могу заработать еще. — Нахлобучив стальную шапку, подбитую войлоком, себе на голову, он добавил:
— Ну что, идем?
Выйдя из таверны, Нистур обнаружил, что у его спутника нет даже плаща.
Кольчуга наверняка весьма слабо защищала от холода, и Нистур почувствовал что-то вроде сочувствия к человеку, попавшему в столь тяжелый переплет. Усилием воли он заставил себя отбросить это чувство, совершенно не подходящее человеку его профессии. Сейчас его касалось только одно — выполнить заказ клиента по возможности чисто и элегантно.
Один из перекрестков на их пути образовывал небольшую площадь с фонтаном посередине. Пересекая ее, они на миг остановились, прислушиваясь к непонятному звуку, шедшему откуда-то сверху. Он напоминал далекий, приглушенный гром, и Нистур внимательно оглядел серебристые тучи, тянувшиеся к луне с юга.
— Эти тучи несут скорее снег, чем дождь, — пробормотал он. — Да и вообще, странно слышать гром в такое время года.
— Это не гром, — твердо сказал Железное Дерево.
Удивившись странному дрожанию в голосе своего спутника, Нистур с удивлением обнаружил столь же неспокойное выражение на его лице. Проследив за его взглядом, Нистур заметил, как меж двух огромных туч мелькнула какая-то черная тень, не оставившая за собой никакого следа на черно-серебристом небе.
Асассин тряхнул головой. Стоп, подумал он, никакой мистики. Сейчас главное — это работа. Нечего искать видения на небесах.
Человек, созерцающий это зрелище, нашел его весьма миловидным, хотя и не лишенным всепроникающей меланхолии: целые районы и кварталы города были разрушены и тонули в темноте. Ни единого дымка не поднималось оттуда, не растекалось вокруг домов желто-оранжевое свечение. Наблюдатель с удивлением обнаружил в себе неприязнь к этой мрачной картине. Ведь сам он считал себя истинным поэтом, которых меланхолия и грусть должны притягивать с непреодолимой силой.
Человек стоял у окна под самой крышей постоялого двора «Счастливое возвращение», названного так в те времена, когда этот город еще был большим портом и счастливые возвращения его аргонавтов из далеких морей были обычным делом. Разумеется, учитывая альтернативу, любое возвращение можно было считать счастливым.
Гостиница находилась на небольшом холме в юго-западной части города, по соседству с громадой форта, некогда прикрывавшего гавань. Отсюда, с четвертого этажа, открывалась панорама города. Лишь башни замков и крепостных стен возвышались над уровнем наблюдателя.
Некогда этот город назывался Тарсисом Гордым, подумал человек, Тарсисом Прекрасным и даже Городом Десяти Тысяч Кораблей, хотя это уже было явным преувеличением. Каков же он сейчас? Тарсис Умирающий — вот имя, которого он достоин. Во время Великой Катастрофы море отступило от города, покинуло его, предав, как предает жених свою возлюбленную, сбежав из-под венца прямо со ступеней храма. Караванная торговля кое-как поддерживала с тех пор существование города, но никогда уже Тарсису не суждено было восстановить былое могущество и благосостояние, которые делали его если не королем городов, то уж, по крайней мере, наследным принцем.
Задумчивый наблюдатель уже собрался сочинить трагическую поэму по этому поводу и даже взялся за поиски рифмы к первой строке, но тут его творческий порыв был прерван стуком в дверь его комнаты.
— Входите, — буркнул он, даже не обернувшись.
Вошедший был невысоким коренастым человеком в наскоро наброшенном на ночную рубаху плаще. С головы он даже не снял свой ночной колпак с длинной кисточкой.
— К вам посетитель, — объявил он.
Действительно, вслед за трактирщиком в комнату вошел второй человек, по виду которого сразу было ясно, что даже стучаться в дверь простолюдина было бы ниже его достоинства. Незнакомец был одет в черный бархат с серебристой оторочкой. Его перчатки и сапоги были сшиты из тонкой черной кожи. Черная маска почти полностью прикрывала его лицо. На поясе незнакомца висел изящный легкий меч и составляющий с ним пару кинжал.
— Живо добавь огня, — бросил аристократ хозяину трактира, даже не кивнув в сторону едва тлеющего камина. — И закрой ставни.
— Я предпочитаю бодрящий воздух здешней ночи, — негромко сообщил поэт. При этих словах трактирщик споткнулся и растерянно сжался, втянув голову в плечи. Впрочем, делай, что тебе сказал почтенный гость, и поживее, — облегчил он участь хозяина заведения.
Пока трактирщик возился с дровами, ни гость, ни постоялец гостиницы не произнесли ни слова. Постучавшись, в комнату вошла девушка, дочь хозяина, неся на подносе кувшин, два кубка и блюдо с перемешанными сухофруктами и сухим печеньем. Наполнив кубки, она молча удалилась.
Довольный тем, что огонь в камине загудел быстро и весело, трактирщик улыбнулся.
— Что-нибудь еще, уважаемые господа? — поинтересовался он.
Ответа не последовало, и хозяин счел благоразумным удалиться, лишь поклонившись перед тем, как закрыть дверь.
Человек в бархатном одеянии взял кубок, не снимая перчаток, и сделал глоток.
— Ты — Нистур, — сказал он без вопросительной интонации в голосе.
— Да, это я, — ответил поэт, поднимая второй кубок.
— У тебя отличные рекомендации.
— Клиенты всегда были мной довольны.
— Мое имя — не твоего ума дело, — высокомерно вставил человек в бархате.
— Разумеется. И именно поэтому я его и не спрашиваю.
Аристократа такой ответ несколько покоробил. Он привык к почтению, смешанному с самоунижением, которое сквозило в поведении общающихся с ним простолюдинов, даже таких, чья репутация была не менее зловещей, чем у этого.
Да и вообще, этот тип оказался не совсем таким, каким он ожидал его увидеть; и сейчас гость внимательно разглядывал стоящего у окна постояльца, взвешивая свои последующие слова.
Человек по имени Нистур был невысок ростом и достаточно плотно сложен.
Потертая кожаная куртка с некоторым усилием стягивалась завязками на округлом брюшке. На ногах постояльца были остроносые, с загнутыми вверх носками сапоги из желтой кожи, некогда первоклассные, но теперь изрядно потрепанные. Шерстяные широкие штаны были сшиты из оранжево-черной полосатой ткани. Воротник и манжеты белой льняной рубахи были затерты от множества стирок.
И все же было в этом человеке что-то достойное и основательное. Ногти на руках были тщательно подстрижены и наманикюрены, закрученные кончики усов торчали в стороны, клиновидная бородка аккуратным, симметричным треугольником спускалась на грудь. Оставленная свободной на затылке копна черных кудрявых волос была аккуратно подстрижена на дюйм выше угольно-черных бровей, из-под которых, словно два куска антрацита, не мигая смотрели холодным, колючим взглядом небольшие глаза.
— Когда вы пришли, я как раз сочинял полутрагическую поэму, посвященную закату вашего города, — сообщил Нистур.
— Поэты получше тебя посвятили этому долгие годы жизни, — раздраженно ответил посетитель. — И с чего ты решил, что эта тема всего лишь полутрагична? — Еще не договорив фразы, аристократ уже осудил себя за то, что проявил интерес к мыслям простолюдина.
— В истинных трагедиях великие города разрушаются сразу и до основания, как это случилось с Истаром. Недостойно великого эпоса описывать то жалкое существование, которое влачит сейчас твой город, не так ли?
— Я пришел сюда не для того, чтобы беседовать о поэзии, — отрезал аристократ. — Мне нужно, чтобы умер один человек в этом городе. Заказ по твоему профилю?
— Безусловно, — согласился Нистур. — Нет, в душе я, конечно, поэт, но в наши жестокие времена божественным даром стихотворца не проживешь. Вот я и выбрал себе в качестве приносящего кусок хлеба древнее и почетное ремесло асассина.
— Называй себя как хочешь, мне это безразлично. — Аристократ махнул рукой, затянутой в перчатку; на черной коже сверкнул массивный золотой перстень в форме дракона, сжимающего в когтях большую голубую жемчужину. — Человека, который должен умереть, зовут Железное Дерево. Он — наемный солдат. Сейчас он остановился в одной из таверн у старого мола. Там обычно собираются такие, как он. Почему он должен умереть…
— …меня не касается. Я прекрасно понимаю это. Если вы не горите желанием поведать мне всю историю, приведшую вас к решению нанять убийцу, то не нужно постоянно напоминать мне об этом. Вы не первый мой клиент.
Пораженный дерзостью этих слов, аристократ уже собрался поставить простолюдина на место, как тут с улицы донеслись воинственные крики, многократно отраженные от стен узкой улицы. Следом послышался лязг стали, ударяющейся о сталь. И постоялец, и его посетитель тотчас же определили, что где-то по соседству обычная кабацкая ссора переросла в драку, а затем и выкатилась на улицу уже в виде поножовщины и вооруженной стычки.
Оба человека подошли к окну и с интересом выглянули на улицу. Аристократ даже наполовину снял с лица маску, чтобы лучше видеть происходящее, но руку он держал так, чтобы не дать Нистуру возможности увидеть себя. Тот, в свою очередь, даже не пытался разглядеть своего посетителя. Весь опыт подсказывал поэту-убийце, что чем меньше он знает о своем клиенте, тем лучше.
Внизу около дюжины человек вовсю орудовали тяжелыми двуручными мечами, действуя не столько с умением, сколько с энтузиазмом. В мгновение ока двое из дерущихся уже оказались на земле. Послышались стоны и проклятия. На снег потекла кровь, окрашенная луной в черный цвет.
Бой продолжался недолго. Одна из сторон, решив, что с нее хватит, по сигналу бросилась наутек. Вторая, словно стая гончих, почувствовав добычу, бросилась вдогонку. Два человека остались неподвижно лежать на снегу; еще один поковылял прочь, опираясь на меч как на костыль и зажимая рукой рану на боку.
Аристократ и асассин отошли от окна.
— Эти банды черни просто наводнили город в последнее время, — сказал человек в черном бархате. — И все орудуют этими двуручными тесаками. Да, в былые времена настоящие мужчины встречались в поединках на палашах или даже шпагах. И он прикоснулся к рукоятке своего изящного клинка.
— Былые времена были куда более изящны, — согласился Нистур. — Единственным преимуществом выбора этих ребят является возможность в короткое время нанести максимальный урон при минимуме умения. Для людей, которых мы только что видели, это главное. Я ведь тоже пользуюсь довольно старомодным оружием.
Нистур кивнул в сторону стоящего в углу комнаты меча. Перевязь была обмотана вокруг ножен и спиралью спускалась на пол. Этот клинок не был ни тонкой рапирой аристократа, ни двуручным мастодонтом уличных бузотеров. Не был он похож ни на длинный прямой широкий меч — излюбленное оружие пехоты в строю, ни на палаш матроса. Это был клинок средней длины, быть может, на три пальца длиннее двух футов, с глубокой вогнутой гардой. Рядом с мечом лежал на полу и маленький кованый щит, выдающийся вперед заостренным конусом не более фута в диаметре.
— Да, глубокая гарда теперь не в моде, — согласился аристократ. — Но, по крайней мере, это оружие благородного человека. Обоюдоострый? — деловито поинтересовался он.
Высший свет Тарсиса традиционно отождествлял себя с рыцарской, воинской аристократией. И хотя на самом деле защита города еще много поколений назад была отдана наемным профессионалам, среди благородных горожан считалось достойным мужчины заниматься воинским искусством и уж по крайней мере разбираться в оружии.
— Нет, заточен с одной стороны, — коротко ответил Нистур и добавил:
— Его выковали двести лет назад гномы из клана Дробителей Наковален.
— Да, они знали толк в своем деле, — подтвердил аристократ. — У меня есть кое-что из их произведений в домашней коллекции. Ну да ладно, перейдем к делу. Похоже, дело свое ты знаешь, и теперь тебе известно и имя жер… скажем, объекта приложения твоих знаний. Что-нибудь еще тебе нужно?
— Я, конечно, сомневаюсь, стоит ли беспокоить столь благородного господина по таким пустякам, — закрутил фразу Нистур, — но остался вопрос вознаграждения.
— Вот, — с гримасой презрения посетитель извлек из складок плаща небольшой мешочек и положил его на стол, — здесь половина, как договорено. Выполнишь задание — сообщи трактирщику и получишь остальное.
Торговаться не имело смысла. Плата за такие услуги устанавливалась по древнему обычаю, оставаясь неизменной уже несколько веков.
— Еще одно дело, — продолжил аристократ. — Пустяк, но я хочу, чтобы оно было выполнено.
— Что именно? — поинтересовался Нистур.
— На этом человеке — очень необычные доспехи. Выполнив свое задание, потрудись снять их с него и передать мне. Можешь получить за это надбавку к плате за работу.
Нистур вспыхнул от негодования.
— Господин, вы меня оскорбляете! Я — асассин с высокой репутацией, и я не занимаюсь мародерством. Признаю, что для героев и даже рыцарей снять латы с поверженного противника, столь же благородного и знатного, — обычное дело. Но это возможно только на поле боя, после открытого поединка. Для человека моей профессии это было бы деградацией. Я уверен, что у вас найдется немало слуг, которые с превеликим удовольствием сделают это по вашему требованию. Но меня — увольте.
Человек в бархате, казалось, с трудом сдерживает себя от гневного взрыва.
— Ну что ж, если ты о себе такого высокого мнения… Ладно, просто выполни работу, и получишь оставшиеся деньги.
— Именно это я и предполагал сделать, — сказал Нистур. — Вы сами узнаете о том, что заказ выполнен. Не сомневаюсь, что у вас в городе найдется немало добросовестных осведомителей. Деньги пришлите сюда.
— Как хочешь, — согласился аристократ, поправляя маску на лице. — Надеюсь больше с тобой, не встречаться. Лучше, если ты исчезнешь из города, как только получишь свои кровавые деньги, убийца.
— Даже не знаю, что, кроме вашего общества, удерживало бы меня в этом городе по окончании работы, — подчеркнуто вежливо ответил Нистур.
Человек в черном бархате резко развернулся и, сверкнув серебристой отделкой плаща, исчез в темном коридоре.
Дверь закрылась, Нистур вздохнул. С того дня, когда он занялся этой работой, он понял, что ему суждено выполнять заказы таких людей. Этот человек был бы рад убить самого Нистура по окончании дела. Быть может, это попытается сделать человек, передающий деньги. Такие люди много говорят о чести, но действуют, опираясь на ее законы, только когда общаются с равными и когда это явно идет им на пользу. Не в меру нечестных клиентов часто приходилось карать за нарушение слова — не из тяги к справедливости, а просто из стремления спасти свою жизнь.
Вновь наполнив кубок вином, он подошел к окну. Попытавшись продолжить сочинение поэмы, Нистур обнаружил, что первые строчки вылетели из памяти. Ну и пусть, поэт-убийца пожал плечами. Тарсис в его глазах не заслуживал теперь и пары куплетов. Пусть он исчезнет и останется забытым.
Ночная стража уже утащила куда-то тела двух погибших в недавней стычке. На снегу остались лишь черные лужи крови. Луна ярко освещала все вокруг, но одновременно лишала мир красок, делая его черно-серебристым. Нистур обнаружил, что в его мозгу родилось другое произведение — что-то в стиле элегантного, изящного пятистишья истарских стихотворцев.
Весьма удовлетворенный удачным упражнением своего дара, Нистур подготовился к выполнению полученного заказа.
Привычным движением его рука скользнула за застежку куртки и легла на рукоятку висящего на шее обоюдоострого кинжала. Затем другой рукой он прикоснулся к чуть торчащей из-за отворота правого сапога плоской костяной ручке длинной, тонкой, как шило, заточки. Все было в порядке. Он застегнул перевязь меча на поясе и приторочил к ножнам клинка свой маленький щит. С крюка у входа он снял шляпу, в поля которой были вставлены тонкие, острые, как бритва, лезвия. Поверх всего Нистур накинул подбитый мехом плащ, а на руки надел перчатки из тонкой козьей кожи, украшенные разноцветными лоскутками.
Собравшись, асассин вышел из комнаты, спустился по лестнице и, миновав общий зал, вышел в темную морозную ночь. Больше всего он походил на самого обычного горожанина, вооруженного всего лишь одним клинком — мечом бюргера, не считающимся серьезным оружием ни аристократами, ни профессиональными бойцами.
Таверна называлась «У утопленника». Здание было смешанной постройки — камень чередовался с деревом, в основном фрагментами обшивки и каркасов старых кораблей. Некогда море плескалось почти у самого порога этих домов. Но и сейчас, отступив, оно оставило о себе не только воспоминания, но и целый мир вещей, так или иначе связанных с мореплаванием. Таверну освещали старые корабельные лампы, с потолка свисали модели древних судов, а стены были расписаны морскими батальными сценами. Стойка бара была сделана из лопатки морского дракона — так клялся и божился хозяин. В любом случае эта кость принадлежала какому-то огромному созданию.
Несмотря на исчезновение из города моряков, в таверне собиралась шумная, многолюдная и весьма пестрая публика. Погонщики, проводники и охранники многочисленных караванов наполняли такие заведения. Ведь в Тарсисе и по сей день перекрещивались четыре крупнейшие караванные дороги, не считая множества менее важных троп. Немало здесь болталось и наемных солдат, пропивавших в тавернах деньги, полученные за участие в бесчисленных мелких войнах.
Чужаков в Тарсисе не жаловали. Город, некогда бывший портом-космополитом, оставшись островом посреди океана пыльных степей, ушел в себя и терпел пришельцев, только пока те могли тратить в нем деньги. Это касалось даже людей, но в еще большей степени здесь недолюбливали гномов, троллей и прочую нечисть.
Но сейчас, наплевав на отношение к ним городских властей и большинства жителей, постояльцы гостиницы и просто зашедшие на огонек веселились и отдыхали как могли, поглощая в огромных количествах еду и вино, играя в кости, рассказывая о чудесах, виденных в дальних краях, и постепенно готовясь к новой долгой дороге — к морю, к Торбардину — через Пыльные Степи, в почти сказочные восточные страны или еще невесть куда. Хохот, довольные крики, песни на дюжине языков — все это сразу било по ушам вновь вошедшего.
Во всей этой компании выделялся один человек, сидящий за маленьким столиком у стены в полном одиночестве. Человек был молод, но его глаза говорили о большом и не столь уж радостном жизненном опыте. Распустив по плечам непрочесанные волосы, человек мрачно глядел в почти пустую кружку. Подняв ее, он явственно заметил дрожание руки. Поставив кружку обратно на стол, он с ненавистью, словно на предателей, посмотрел на свои руки.
В этот момент в зал вошел с улицы невысокий, плотно сложенный тип в зимнем плаще и шляпе. Его наружность и поведение заметно отличались от того, что было типично для завсегдатаев таверны «У утопленника». Коротко переговорив с трактирщиком, вновь пришедший направился прямо к одинокому посетителю за столиком у стены. Тот поднял глаза, только когда человек в шляпе подошел к нему вплотную.
— Прошу прощения, уважаемый, — начал разговор тот, который стоял, — но я позволю себе предположить, что вы принадлежите к славному роду наемных воинов.
— Ну и что с того? — вздохнул второй.
— Меня зовут Нистур. Вы позволите присоединиться к вам?
— Садись, — буркнул тот. Вновь подняв кружку, он был вынужден придержать одну дрожащую руку другой.
Нистур сел.
— Простите, если я лезу не в свое дело, господин, но вы напоминаете человека, глядящего в дно своей последней кружки.
— Положим, так оно и есть. Дальше что?
— Ничего. Просто я могу предложить вам еще одну.
Не успел он договорить, как трактирщик уже подошел к ним с двумя огромными глиняными кружками в руках.
— Полнехонькие, — объявил хозяин, — и, как договаривались, самый лучший эль.
В этот миг за спиной трактирщика появилась худенькая фигура в плаще с глубоко накинутым капюшоном. С неожиданным для полного человека проворством хозяин обернулся и сдернул с головы незнакомца капюшон, выставив на обозрение узкоскулое лицо человека, определить пол которого сразу никто не взялся бы.
— Эй, Ракушка! — воскликнул трактирщик. — Опять ты здесь! Сколько тебе говорить — не ходи сюда. Прочь отсюда! Нечего приставать к моим гостям!
Большие серые глаза незнакомца излучали выражение оскорбленной невинности.
— Я ведь только чуть погреться… Неужели ты меня выгонишь на улицу в такой холод?
Такой голос мог принадлежать в равной мере и юноше-подростку, и девочке, становящейся девушкой. Рыжие волосы Ракушки были небрежно собраны в какой-то узел на голове, что никак не помогало определить пол этого человека.
— Выгоню-выгоню! Катись отсюда! Марш за дверь, а не то я стражу позову!
Человек, которого звали Ракушкой, с недовольным вздохом повиновался.
Трактирщик с услужливой улыбкой обернулся к клиентам.
— Вы уж меня извините. Я пытаюсь не пускать сюда всю эту шушеру, но с тем же успехом можно ловить корзинкой ветер. Все равно ведь пролезут.
С этими словами хозяин заведения удалился, чтобы обслужить других клиентов.
— Спасибо, — невозмутимо сказал одинокий посетитель, поднимая новую кружку и делая большой глоток. Дрожь в руках почти прошла.
Поставив сосуд на стол, он спросил Нистура:
— Ну и какое у тебя предложение? Ты сам догадался, что я наемник, и первым начал разговор. Мне кажется, ты в курсе, что наемник — это тот, кто нанимается служить за деньги. Я полагаю, что ты хочешь мне за что-то заплатить.
— Логично. Так оно и есть, — согласился Нистур, смакуя эль. Трактирщик не обманул. Напиток действительно был превосходным.
Человек, сидящий перед ним, был не старше четверти века, но что-то в его глазах отличало его даже от большинства видавших виды наемных солдат. Его руки — сильные, с большими ладонями и сбитыми костяшками — были настоящими руками воина, и в то же время они чем-то напоминали руки гнома. Тонкая золотая полоска сверкала на одном из пальцев незнакомца.
Нистур прикинул, что за человек оказался перед ним. Опытный наемный воин — без сомнений. Его кольчуга действительно была очень редкого вида. Плотно облегающий тело костюм из мелких поблескивающих чешуек прикрывал его от шеи до запястий и до середины голени, где был заправлен в кожаные сапоги. Была ли чешуя металлической или же представляла собой шкуру какой-то огромной рептилии — этого Нистур сказать не мог. Перчатки из такого же материала были засунуты за пояс воина, на том же ремне висели пристегнутыми довольно короткий, чуть изогнутый меч и длинный, очень широкий кинжал. Шлем, лежащий на столе, представлял собой всего лишь небольшую круглую стальную шапку.
— Внесем ясность, — сказал Нистур. — Я хочу нанять тебя. Я, понимаешь ли, торговец и собираюсь съездить в Зериак. Это пробная поездка, без каравана — так, чтобы прикинуть, есть ли смысл возить туда кое-какие благовония и специи.
Я перепродаю эти товары. Да, еще я этот, ну — представитель союза торговцев…
— Зериак? До него придется проделать часть пути по безлюдной территории, вне всех караванных троп.
— Вот почему я и хочу нанять опытного бойца себе в охрану. А ты, я вижу, подходящий кандидат, к тому же привычный к путешествиям.
— Это правда. Но таких тут полкабака. Почему бы тебе с ними не поговорить?
— Да они же компаниями работают. А честнее сказать — бандами. Наймешь одного — значит, наймешь и всех остальных. Нет, мне нужен только один сопровождающий. Вот трактирщик и показал мне на тебя.
Его собеседник невесело рассмеялся.
— Один? Именно один я и есть. И по весьма веским причинам.
Нистур вздохнул.
— Похоже, вы не очень-то сговорчивы, уважаемый. По моему опыту я знаю, что обычно наемники более чем охотно соглашаются на работу. Если ты не склонен следовать общему правилу, я найду кого-нибудь другого.
С этими словами Нистур стал подниматься со своего табурета.
— Стой! — сказал солдат, подкрепив слова требовательным жестом. — Я очень заинтересован в работе. Но я просто не верю во все с первого слова. Если ты хорошо заплатишь, я пойду с тобой. Хоть сейчас, куда угодно, только бы подальше от этого гнилого города!
Нистур вновь сел.
— Вот и замечательно. Как мне называть вас, господин?
— Железное Дерево.
— И какую же страну вы называете родным краем?
— Никакую. Я решил забыть свое прошлое, как только стал наемником.
Спрашивать у моих коллег об их прошлом — неблагодарное занятие.
— Я знаком с такими обычаями. Поверь, наемники — не единственные, кто предпочитает сам строить свою жизнь, а не следовать тому, что им написано на роду. Ну да ладно. Итак, я собираюсь отправиться в дорогу рано утром. Пойдешь со мной сейчас?
Железное Дерево осушил свою кружку до дна и встал из-за стола.
— Я готов.
— Где твои вещи?
— Все, что у меня есть, — перед тобой. Жилье и еда в Тарсисе дороги. Я потратил или проиграл здесь все, что у меня было. Осталось лишь то, чем я могу заработать еще. — Нахлобучив стальную шапку, подбитую войлоком, себе на голову, он добавил:
— Ну что, идем?
Выйдя из таверны, Нистур обнаружил, что у его спутника нет даже плаща.
Кольчуга наверняка весьма слабо защищала от холода, и Нистур почувствовал что-то вроде сочувствия к человеку, попавшему в столь тяжелый переплет. Усилием воли он заставил себя отбросить это чувство, совершенно не подходящее человеку его профессии. Сейчас его касалось только одно — выполнить заказ клиента по возможности чисто и элегантно.
Один из перекрестков на их пути образовывал небольшую площадь с фонтаном посередине. Пересекая ее, они на миг остановились, прислушиваясь к непонятному звуку, шедшему откуда-то сверху. Он напоминал далекий, приглушенный гром, и Нистур внимательно оглядел серебристые тучи, тянувшиеся к луне с юга.
— Эти тучи несут скорее снег, чем дождь, — пробормотал он. — Да и вообще, странно слышать гром в такое время года.
— Это не гром, — твердо сказал Железное Дерево.
Удивившись странному дрожанию в голосе своего спутника, Нистур с удивлением обнаружил столь же неспокойное выражение на его лице. Проследив за его взглядом, Нистур заметил, как меж двух огромных туч мелькнула какая-то черная тень, не оставившая за собой никакого следа на черно-серебристом небе.
Асассин тряхнул головой. Стоп, подумал он, никакой мистики. Сейчас главное — это работа. Нечего искать видения на небесах.