– Да-да, конечно. Оставь мне танец, красавчик! – крикнула тетя Кармела вслед Джошу, пока Рина поспешно уводила его прочь.
   – Вот об этом я собиралась тебя предупредить, – начала Рина. – Подобных сцен будет много, и допрос третьей степени тебе обеспечен. Кто твои родные, чем они занимаются, чем ты занимаешься, в какую церковь ходишь. Все в моей семье считают, что имеют право знать. Не принимай близко к сердцу.
   – Да все нормально. Джина меня просветила. Это немного непривычно, но, в общем, нормально. А ты действительно выглядишь потрясающе. Я никогда раньше не видел большой католической свадьбы. Это было нечто.
   – Но это довольно нудная процедура, – засмеялась Рина. – Ладно, я собираюсь представить тебя остальным дядям и тетям, так что держись.
   Вечеринка продолжалась, и все прошло хорошо, как убедилась Рина. Конечно, Джоша забросали вопросами, но поскольку все говорили одновременно, ему пришлось отвечать только на половину из них.
   Музыка не давала гостям скучать, причем выбор был, как говорится, на все вкусы: ретро – от Дина Мартина[19] и до Мадонны. К тому моменту, как пришла ее очередь танцевать с женихом, Рина совершенно успокоилась.
   – Никогда не видела свою сестру такой счастливой. Церемония прошла прекрасно, Винс. Все было чудесно.
   – Это стоило ей таких волнений. Но такова уж наша Белла.
   Он так плавно двигался, при этом ни на минуту не сводя глаз с ее лица, что Рина подумала: а уж не брал ли он уроки? Наверняка брал, решила она. Уроки танцев и обаяния.
   – Теперь мы можем начать свою жизнь, создать свой дом, свою семью. Мы пригласим вас всех на ужин, как только вернемся из свадебного путешествия.
   – Буду ждать.
   – Я счастлив, что у меня жена такая красавица, такая очаровательная женщина. И она умеет готовить. – Он засмеялся и поцеловал Рину в щеку. – И теперь у меня появилась еще одна сестра.
   – А у меня еще один брат. Una famiglia[20].
   – Una famiglia. – Он улыбнулся и закружил ее по танцевальной площадке.
 
   Позже, лежа в постели и обнимая Джоша, Рина стала вспоминать свадьбу. Торжественность церемонии, великолепие убранства, роскошные цветы. Формальный холод официального приема, к счастью, вскоре растопленный весельем настоящей вечеринки.
   – Скажи, моя тетя Роза действительно села на шпагат, или мне это приснилось?
   – Не помню, которая из них Роза, но кто-то точно сел. А еще кто-то сделал мостик.
   – Это все мои троюродные сестры Лина и Мария-Тереза. Они это начали. О боже!
   – Мне очень понравились танцы, особенно тамбурелла.
   – Тарантелла, – засмеялась Рина. – Ты здорово держался, Джош, это было нелегко. Ставлю тебе высший балл.
   – Мне было весело, и никакого тут геройства нет. У тебя клевая семья.
   – А также большая и шумная. Мне кажется, семья Винса была шокирована, особенно когда дядя Ларри схватил микрофон и начал петь «Это любовь»[21].
   – Он прекрасно пел. Твоя семья мне понравилась больше. Его семья показалась мне слишком чопорной. Сам-то Винс ничего, – торопливо добавил Джош. – И он безумно влюблен в твою сестру. Они выглядели прямо как пара из голливудского фильма про любовь.
   – Да, это точно.
   – И твоя мама. Ты не обидишься, если я скажу, что она настоящая красавица? Она совсем не похожа на маму. Знаешь, в моей семье никогда не было таких грандиозных мероприятий. Мне очень понравилось.
   Рина приподнялась на локте и улыбнулась, глядя на него сверху вниз.
   – Значит, приедешь к нам завтра на ужин? Мама велела непременно тебя пригласить. Увидишь, какие мы, когда не разодеты.
   – Конечно, приеду. А ты не можешь остаться сегодня? Мой сосед по комнате вернется не раньше завтрашнего вечера. Можем пойти куда-нибудь, если хочешь, или останемся здесь.
   – Да я бы рада, но не могу. – Рина наклонилась и поцеловала Джоша. – Честное слово, я бы очень хотела, но, боюсь, если я останусь у тебя на ночь, отец этого не поймет. Ему будет не хватать меня. Он и без того подавлен, так еще родственники ему все уши прожужжали, что скоро ему готовить еще одну свадьбу – для Фрэн.
   – Ты и вправду толкнула ее прямо на букет, когда Белла его бросила.
   – Рефлекс. – Рина села в постели и откинула волосы назад. – Хочу побыть с папой сегодня вечером, отвлечь его, иначе он будет думать о Беллиной первой ночи, а для него это зыбкая почва. – Она ласково коснулась щеки Джоша. – Я рада, что ты сегодня хорошо провел время.
   Он тоже сел и обнял ее так нежно, что сердце у нее запело от счастья.
   – Мне всегда хорошо, когда я с тобой.
   Рина оделась, освежила макияж. Нехорошо возвращаться домой в таком виде, будто она только что каталась с парнем по постели, хотя все так и было. У дверей она позволила Джошу себя обнять и задержать для нескольких прощальных поцелуев.
   – Может, в следующие выходные мы могли бы поехать куда-нибудь вместе? – предложил он. – На пляж или что-то в этом роде.
   – Я с удовольствием. Увидимся завтра. – Рина вышла за порог, но повернулась и вытянула его на лестницу для последнего поцелуя.
   Потом она танцующей походкой спустилась по ступенькам и вышла из подъезда в теплую летнюю ночь.
 
   Бо въехал на стоянку в тот самый момент, когда она вставляла ключ в зажигание.
   До этого он высадил Брэда и Кэмми у дома Кэмми. Они отлично провели день. Бо назвал бы его многообещающим. Ему понравилась Мэнди. Иначе и быть не могло. Она действительно достала их всех до печенок со своими снимками, но у нее все выходило мило и забавно. И вообще, она произвела на него впечатление как фотограф.
   – Я хотел бы увидеть хоть кое-что из шести миллионов снимков, которые ты сегодня нащелкала, – сказал он.
   – Тебе их не избежать. Обожаю показывать свою работу. Я в этом смысле такая же зануда, как со съемками. Было здорово. Я рада, что Кэмми все-таки сумела вытащить меня из дому, хотя я долго упиралась. Ну вот, теперь ты видишь, что я опять забыла включить сначала мозги, а уж потом язык.
   – Все нормально, меня они тоже волоком тащили. Я решил, что если это будет кошмар, я смогу годами попрекать Брэда. Можно я тебе позвоню?
   – Без проблем. – Мэнди извлекла из кармана листок бумаги. – Я уже записала для тебя свой номер. Если бы ты его не попросил, я бы тебе сама его всучила. – Она сгребла обеими горстями рубашку у него на груди, дернула на себя и одновременно поднялась на цыпочки.
   Поцелуй вышел горячим.
   – Неплохо. – Она облизнула губы. – Знаешь, если у нас с тобой что-нибудь получится, они будут попрекать нас годами.
   – В жизни всегда так. Всюду сплошной риск. – Бо наконец сделал вывод, что бровь, проколотая колечком, выглядит очень сексуально. – Может, я зайду?
   – Соблазнительно, очень соблазнительно. Но, я думаю, лучше мы с этим повременим. – Мэнди отперла дверь и, пятясь, вошла в квартиру. – Позвони мне.
   Он сунул листок с номером телефона в карман и, не переставая улыбаться, вышел к машине.
 
   Так как вечер у него был свободен и сосед не глушил его музыкой, Джош решил поработать. Ему показалось любопытным описать свадьбу и построить на этом сюжете рассказ.
   Он хотел записать свои впечатления – их было так много! – пока они не перепутались или не выветрились из памяти.
   Ему, конечно, очень хотелось, чтобы Рина осталась у него на ночь, но он был отчасти даже рад, что она уехала домой. Теперь он был полным хозяином помещения, и это означало, что он может спокойно все обдумать и не откладывая заняться работой.
   Он уже почти закончил в общих чертах набросок, когда в дверь постучали. Думая только о своей истории, он пошел открывать. Открыв дверь, он наклонил голову в знак приветствия.
   – Могу я вам помочь?
   – Да, я живу наверху. Вы слышали… Вот, видите, вот опять началось.
   Джош инстинктивно повернулся в ту сторону, куда указывал незнакомец. Боль взорвалась у него в голове, красное марево поплыло перед глазами.
   Дверь закрылась прежде, чем его тело ударилось об пол.
 
   Тощий сопляк. Протащить его глупую задницу в спальню – дерьмо вопрос. Носок, набитый медяками, оставит след. Может, они потом его найдут. Оставим его на полу, пусть думают, что он свалился с кровати и стукнулся головой.
   Все надо делать просто, быстро, главное, не усложнять. Зажигаем сигарету, раскуриваем через мундштук, никаких отпечатков, чтоб все чисто. Сунуть ее в рот недоумку. На всякий случай. Так, его отпечатки на пачке, на спичках. Теперь кладем горящую сигарету на кровать, прямо на простыни. Они хорошо тлеют. Добавим бумаги. Джо у нас умник, в колледже учится, бумаг у него много. Оставляем пачку сигарет, оставляем спички.
   Ну вот, теперь можно поискать пива в кухне. Почему бы и не выпить, пока загорается?
   Нет ничего лучше, как следить за рождением огня. Нет ничего на свете лучше. Кайф покруче любого ширева.
   Тлеющий огонь. Хитрый огонь. Хитрый и ловкий. Тихо, тихо, все в секрете, растет, не спеша, все ближе и ближе к первой вспышке.
   Так, перчатки. Вынимаем батарейку из детектора дыма. Люди так неосторожны. Забывают вставить батарейки, ну, что ты с ними сделаешь! Такая жалость.
   Парень может очухаться. Ну и что? Очухается – врежь ему еще раз, и все дела.
   А хорошо бы он очухался. Давай, тощий ублюдок, очнись, чтоб я мог врезать тебе еще раз.
   Ладно, хватит психовать. Надо держать себя в руках. Последим за дымом. Какой он тихий, какой смертоносный. Сексуальный. Дым – вот, что их берет. Оглушает. Так, бумага занялась. Вот и пламя.
   Первое пламя – первый кайф. Слушай, как оно говорит, шепчет. Смотри, как оно движется, пляшет.
   Так, теперь простыни. Уже кое-что для начала. Хорошее начало. Надо стянуть простыню вниз, накрыть ублюдка.
   Красота! Какие краски, любо-дорого глядеть! Золотой и красный, оранжевый и желтый.
   Вот как это будет выглядеть: закуривает в постели, засыпает. Дым достает его, он пытается выбраться из постели, падает, ударяется головой. Огонь настигает его, пока он в отключке.
   Кровать загорается. Ну, красотища! Еще немного бумаги не помешает. Клади ему прямо на рубашку, пусть загорится. Вот так!
   Давай, давай! Ну что так долго? Попей пива, охолони. Кто бы мог подумать, что тощий ублюдок будет так гореть? Вот уже и ковер загорелся. А вот не будешь в следующий раз покупать дешевку.
   Спекся, вот что с ним стало. Спекся, мать его так! Пахнет жареной свиньей.
   Пора делать ноги. Надо уходить, придется пропустить шоу. Это же так интересно – следить, как люди потрескивают и тают, пока их поедает огонь.
   Но пора сказать слова прощания умнику Джо из колледжа. Только вот спешить не надо. Дергаться не надо. Проверим коридор. Чертовски жаль, что нельзя остаться и понаблюдать, но, ничего не поделаешь, надо идти. Шагом, шагом, не надо торопиться. Не оглядываться. Тихо, спокойно, торопиться некуда. Никаких проблем.
   Отъезжаем. Соблюдаем лимит скорости, как любой законопослушный сукин сын.
   Он прожарится до хруста, пока они до него доберутся.
   Вот это называется веселье.

7

   Бо проснулся с трудом, в голове у него гудели колокола. Он лежал лицом вниз на постели, которая пахла носками из спортзала, а не простынями, но ему было так плохо, что он готов был так и пролежать до конца своих дней, вдыхая эту вонь.
   Он же не виноват, что вечеринка в квартире его соседа была в полном разгаре, когда он, попрощавшись с Мэнди, вернулся домой. Он заглянул на вечеринку только из вежливости. Потом ему показалось, что было бы забавно завершить таким способом свой субботний вечер.
   И поскольку до дому ему было всего ничего – лишь подняться на один марш по лестнице, – он решил, что ничего не будет страшного, если он выпьет пару пива.
   Но это была его вина – и он готов был это признать, как только его голова перестанет гудеть, – что он засиделся до двух часов ночи и вылакал в одиночку целую батарею бутылок.
   И все-таки это была не только его вина: ведь пиво просто было под рукой вместе с начо[22]. А что еще делать, когда ешь начо, как не запивать его пивом?
   Океанами пива.
   У него был аспирин. Кажется. Где-то. О, если бы только милостивый бог подсказал ему, куда, черт побери, он засунул пузырек с аспирином! Он бы ползком за ним пополз, если бы только знал, куда направить свое несчастное тело.
   И почему он не задернул шторы? И почему этот милостивый бог не может притушить солнечный свет, чтобы он не бил по глазам, как жар из домны?
   Потому что он поклонялся богу пива, вот почему. Он нарушил заповедь и воскурил фимиам ложному пенистому божеству пива. И за это ему сейчас приходится расплачиваться.
   Бо подумал, что аспирин, от которого теперь зависело его спасение, скорее всего, где-то на кухне. Он взмолился, чтобы аспирин оказался там, и, прикрывая глаза рукой, выполз из постели.
   Ему едва хватило сил застонать, не то, что выругаться.
   Он с трудом встал, покачался, помолился, пока не отдышался. Больше никогда! Он дал обет. Будь у него нож, он пустил бы себе кровь и кровью начертал свой обет на полу. Голова кружилась, и в ней по-прежнему били колокола, а в животе поднималась буря. Последняя надежда: только бы не заблевать собственные ноги. Уж лучше боль, чем это.
   К счастью, его квартира была размером с микроавтобус, то есть кухня находилась на расстоянии всего нескольких шагов от складной кровати. Что-то в кухне пахло, как дохлая крыса. Как будто ему мало было всего остального. Стараясь не замечать раковины, забитой грязной посудой, и стола, заставленного коробками из-под еды из ресторана, которые он не удосужился выбросить, Бо начал рыться в шкафчиках.
   Фанера, подумал он с отвращением, как всегда. Чуть лучше пластика. В шкафах обнаружились коробки с печеньем «Лайф», бисквиты с глазурью, «Фритоз» и «Чириоз». Пакет картофельных чипсов со сметаной и луком, четыре коробки макарон, банки консервированного супа.
   И там, между «Лайф» и «Чириоз», стоял пузырек аспирина. Спасибо тебе, Иисус!
   Так как крышечку он уже открутил и выбросил в момент последнего похмелья, ему оставалось только вытряхнуть три беленькие таблеточки в свою потную, дрожащую ладонь. Бо бросил их в рот, вывернул кран и, так как голова под краном не помещалась из-за грязной посуды, набрал воды в ладонь.
   Он закашлялся, когда одна таблетка застряла у него в горле, шатаясь, доплелся до холодильника и выудил из него бутылку минералки. Выпив, он бессильно привалился к столу.
   Потом, перешагивая через груду одежды, обуви, через свои дурацкие ключи и все остальное, что упало на пол, Бо пробрался в ванную.
   Опершись обеими руками на раковину, он набрался мужества, поднял голову и посмотрел на себя в зеркало.
   Его волосы выглядели так, словно крыса, сдохшая у него в кухне, перед этим всю ночь танцевала у него на голове. Его лицо имело цвет цементного раствора, глаза были налиты кровью.
   – Все, Гуднайт, глупый ты сукин сын, это конец. Я заставлю твою задницу пойти прямым путем.
   Он включил душ, вступил под хилую струйку, запрокинув голову к потолку, стащил с себя трусы и единственный остававшийся на нем носок. Потом он наклонил голову вперед, чтобы скудный ручеек полился ему на волосы.
   При первом же случае он выберется из этой дыры. Ну а пока он приведет здесь все в порядок. Одно дело – жить в дерьмовой квартире, чтобы сэкономить денег, и совсем другое – превратить ее в отхожее место, потому что он о ней совершенно не заботился.
   Так люди не живут, и он сам устал жить в таком бардаке. Он устал от самого себя. Устал надрываться на работе целую неделю, а потом спускать пар, накачиваясь пивом, и маяться с похмелья по воскресеньям.
   Пора взяться за ум.
   Ему потребовался час, чтобы принять душ, убрать вкус вчерашней вечеринки изо рта и проглотить что-то съедобное с надеждой, что оно удержится в желудке.
   Бо натянул старый тренировочный костюм и, собравшись с силами, принялся разгребать завалы в комнате.
   Он собрал гору одежды в прачечную. Кто бы мог подумать, что у него столько тряпья? Он стащил омерзительные простыни с кровати. Ему хотелось их сжечь, но бережливость взяла верх, и он, связав их, использовал как мешок для грязной одежды и полотенец. Судя по размерам мешка, он решил, что добрую часть воскресенья ему придется провести в прачечной.
   Но пока он вытянул из общей кучи самое замызганное полотенце, разорвал его на куски и использовал, чтобы вытереть пыль со стола. Он же своими руками смастерил этот стол, мог бы гордиться своей работой, и вот, смотрите, сам же превратил его в свинарник.
   Вернувшись в кухню, он обнаружил, что у него, как ни странно, есть жидкость для мытья посуды и целая неоткрытая бутылка «Мистер Клин». Он загрузил бумажные мешки мусором, обнаружив в процессе, что никакой дохлой крысы у него в кухне нет, а мерзкий запах идет от недоеденной и забытой в незапамятные времена порции китайской кисло-сладкой свинины. Он плеснул в раковину жидкости для мытья посуды, подумал и плеснул еще. Посуда выглядела очень плохо.
   Он стоял, широко расставив ноги, как стрелок в вестерне, и ожесточенно мыл посуду в целом облаке мыльной пены. К тому времени, как он отчистил все рабочие поверхности, чтобы было, куда складывать чистую посуду, Бо почувствовал, как жизнь постепенно возвращается к нему.
   Раз уж он так завелся, он опустошил холодильник и вымыл его до блеска. Бо открыл духовку и нашел фирменную коробку, содержащую то, что в далеком прошлом могло быть остатками пиццы по-гавайски.
   – Черт, ну и свинья же ты, Гуднайт, – сказал он себе вслух, решительно принимаясь за ванную комнату.
   Через четыре часа после того, как он тяжелым инвалидом выполз из постели, у него в активе были два узла белья для прачечной, которые он уложил в большую пластмассовую корзину, три мешка промышленной прочности, набитых разнообразным мусором, и чистая квартира.
   Чувствуя себя праведником, Бо выволок мусор к мусорному баку.
   Вернувшись к себе, он стащил с себя тренировочный костюм, добавил его к белью, приготовленному в стирку, и натянул на себя самые чистые джинсы и более-менее свежую футболку.
   Он собрал мелочь, найденную в кровати, под кроватью, в своем единственном кресле и в разных карманах. Он надел солнечные очки, которые много недель считал потерянными, взял ключи.
   В дверь позвонили в тот самый момент, когда Бо собирался поднять корзину с грязным бельем.
   Он открыл дверь, перед ним стоял Брэд.
   – Привет, я пытался позвонить… – Брэд смолк на полуслове и застыл с открытым ртом. – Что за черт! Я попал в параллельное пространство?
   – Я тут немного прибрался.
   – Немного? Парень, да тут человеку жить можно. О, у тебя кресло есть!
   – У меня всегда было кресло. Просто его не было видно. Я собираюсь в прачечную. Хочешь со мной? В прачечной встречаются шикарные цыпочки.
   – Не исключено. Слушай, я пытался тебе дозвониться пару часов назад, но все время было занято.
   – Наверно, я вчера сдвинул трубку с аппарата. А в чем дело?
   – Дело скверное. – Брэд вошел в кухню, постоял молча, собираясь с духом, потом подошел к холодильнику и достал бутылку кока-колы. – Вчера в доме Мэнди был пожар.
   – Пожар? Господи боже! Она цела?
   – Она цела, но страшно потрясена. Кэмми забрала ее к себе. Я их только что оставил. Решил, что ей надо остыть, понимаешь? Это было в новостях.
   – Я не включал телевизор. С головой ушел в уборку, обо всем забыл. Большой был пожар?
   – Очень скверный. – Брэд опустился в кресло. – Начался в квартире наверху. Говорят, что все случилось из-за сигареты в постели. – Он провел рукой по лицу, потер глаза, приподняв очки. – Черт, Бо, парень погиб. Представляешь, он сгорел заживо в своей квартире. Сгорел почти весь второй этаж и часть третьего. Мэнди выбралась из здания, и они впустили ее назад забрать вещи, но она в жутком состоянии. Это был тот парень с галстуком. М-м-м… как его?.. Джош. Помнишь, парень сверху?
   – Боже, он умер? – Бо рухнул на кровать.
   – Я же говорю, дело скверное. Мэнди даже говорить об этом не может. Он погиб, и еще несколько человек попали в больницу с ожогами и отравлением дымом. Она говорит, пожар, видимо, начался прямо после того, как ты отвез ее домой. Она еще не ложилась, смотрела что-то по телику, когда услышала крики и вой дымовых детекторов.
   – Он собирался на свадьбу, – пробормотал Бо, – и не мог правильно завязать галстук.
   – А теперь он мертв. – Брэд сделал большой глоток кока-колы. – Заставляет задуматься, а? Путешествие иногда оказывается коротким.
   – Да уж! – Бо вызвал в памяти образ погибшего парня, как он стоял в своем парадном костюме с застенчивой улыбкой на лице. – Да, заставляет задуматься.
 
   По воскресеньям после обеда дел бывало немного. Некоторые по традиции заходили поесть после церковной службы, но большинство жителей «Маленькой Италии» отправлялись прямо домой – готовить воскресный ужин. Рина и Сандер взяли послеобеденную смену на себя. Мия, юная кузина Пита, обслуживала столики, а Ник Касто развозил заказы на дом.
   Они включили Тони Беннетта по стерео, потому что он нравился воскресным посетителям, а Сандер готовил пиццу на большом рабочем столе, слушая через наушники «Перл Джем».
   Для Рины это было развлечением – работать в кухне, когда посетителей было мало. Время от времени она выходила в обеденный зал и, по примеру отца, совершала обход столов.
   Семейный бизнес должен был перейти к Фрэн – это уже было решено, – но Рина знала, что всегда будет выкраивать время, чтобы помочь, чем бы ей ни пришлось заниматься в жизни. Если бы они не ждали гостей к ужину, они с Сандером после смены пошли бы посмотреть, к примеру, матч в итальянские кегли или сыграть с друзьями в уличный бейсбол.
   Но раз уж у них были гости, да не кто-нибудь, а ее бойфренд, она решила после смены пойти домой и помочь маме готовить ужин.
   Еще пара часов, и она пойдет домой, начнет накрывать на стол. Конечно, она вынет парадный сервиз и постелет лучшую скатерть. Мама готовит свои лучшие блюда: цыпленка с розмарином и ветчиной, а на десерт будет тирамису.
   Будут цветы, оставшиеся со свадьбы Беллы.
   Джош, конечно, будет стесняться, подумала она, накладывая на тарелку порцию ризотто[23]. Ничего, ее семья его приручит. Она подучит Фрэн, чтобы та как бы невзначай спросила его, о чем он пишет.
   Фрэн замечательно умеет вызвать людей на разговор.
   Напевая себе под нос вместе с Тони Беннеттом, Рина вынесла тарелки на подносе, чтобы самой обслужить посетителей.
   – Итак, твоя сестра – замужняя женщина.
   – Совершенно верно, миссис Джамбриско.
   Женщина кивнула и бросила взгляд на мужа, который уже углубился в ризотто.
   – Заарканила богатого, как я слыхала. Влюбиться можно в богатого с такой же легкостью, как и в бедного.
   – Возможно.
   Сама Рина хотела бы знать, каково это – влюбиться в кого бы то ни было. Может, она уже влюблена в Джоша, только сама еще об этом не знает.
   – Помни одно. – Миссис Джамбриско многозначительно взмахнула вилкой. – Может, сейчас мальчишки вьются вокруг твоих сестер, но придет и твой черед. Этот твой деверь… У него брат есть?
   – Да. Он женат, один ребенок уже есть, ждет второго.
   – Ну, может, двоюродный?
   – Не беспокойтесь, миссис Джамбриско! – крикнул Сандер из кухни. – У Катарины есть дружок. – Он послал ей воздушный поцелуй. – Он сегодня придет к нам на ужин, чтобы папа устроил ему допрос по всей форме.
   – Это уж как положено. Итальянский мальчик?
   – Нет. И он приедет на ужин есть цыпленка, – крикнула Рина в ответ Сандеру, – а не для того, чтобы его поджаривали на допросе! Приятного вам аппетита.
   По пути назад в кухню она бросила на Сандера убийственный взгляд, хотя втайне ей было приятно, что у нее есть дружок и брат ее поддразнивает.
   Она засекла время, поставила варить «перышки» и как раз подавала спагетти со смешанным гарниром, когда в ресторан влетела Джина.
   – Рина!
   – Желаете что-нибудь еще? – Рина схватила кувшин с водой, наполнила стаканы. – У нас сегодня есть крем-сабайон на десерт, мама сама готовила. Оставьте для него местечко.
   – Катарина! – Джина схватила ее за руку и потащила прочь от стола.
   – О господи, в чем дело? Я через полчаса освобожусь.
   – Ты ничего не знаешь?
   – Чего я не знаю? – Джина больно стискивала ее руку, глаза у нее были заплаканные, и до Рины наконец стало доходить, что случилось что-то неладное. – Что произошло? Что-то не так? Твоя бабушка?..
   – Нет. О боже, нет. Это Джош. О, Рина, это Джош!
   – Что случилось? – Ее пальцы онемели на ручке кувшина. – Что-то случилось?
   – Был пожар в его квартире. В его квартире, Рина… Давай уйдем в кухню.
   – Говори толком. – Рина вырвала руку у Джины, и вода, выплеснувшись из кувшина, окатила холодом ее руку. – Он пострадал? Он в больнице?
   – Он… Господи, спаси и помилуй нас! Рина, они не успели добраться до него вовремя. Он погиб.
   – Нет. Этого не может быть! – Стены поплыли у нее перед глазами, закружились хороводом красочные мамины рисунки, скатерти в красно-белую клеточку. Дин Мартин распевал «Volare»[24] своим бархатистым баритоном. – Этого не может быть! Ты что, с ума сошла? Как ты можешь говорить такие вещи?