Оглядевшись, Киан принялся расхаживать по комнате.
   – Женские запахи. Такие женщины, как Гленна, всегда что-нибудь оставляют после себя, чтобы напоминать о своем присутствии мужчинам. – Он опустился в кресло, сгорбился и вытянул ноги. – Итак, о чем ты решил со мной поговорить?
   – Были времена, когда ты радовался моему обществу и даже искал его.
   Киан лениво пожал плечами.
   – Сомневаюсь, что девятьсот лет разлуки усиливают братские чувства.
   Тень сожаления промелькнула на лице Хойта, и он отвернулся, чтобы подбросить торф в камин.
   – Опять будем спорить?
   – Тебе решать.
   – Я хотел поговорить с тобой наедине о том, как ты поступил с пленником.
   – Значит, речь пойдет о гуманности. Да, да, мне следовало погладить его по голове, чтобы он мог предстать перед судом или трибуналом – не знаю, как это называется в Гилле. Нужно соблюдать проклятую Женевскую конвенцию[8].
   – Не знаю, о какой конвенции ты говоришь, но в такие времена не может быть суда, трибунала или чего-то подобного. Именно это я и хотел сказать, раздражительный глупец. Ты уничтожил убийцу, и я поступил бы точно так же – только с большим тактом и не столь демонстративно.
   – Ага, пробрался бы незаметно к нему в темницу и всадил нож между ребер. – Киан вскинул брови. – Ладно.
   – Нет. Все не так. Мы переживаем кошмарные времена. Я же сказал: ты сделал то, что было необходимо. Еще раз повторяю: я сам уничтожил бы его – за покушение на Мойру, за то, что он ранил тебя. Я еще никогда никого не лишал жизни, а те существа, которых я убивал в последние недели, были не людьми, а демонами. Но этого я убил бы – если бы ты не опередил меня.
   Хойт умолк, пытаясь если не успокоиться, то хотя бы передохнуть.
   – Мне так много хотелось тебе сказать, объяснить, что я чувствую. Но, кажется, я впустую трачу наше время – тебе плевать на мои чувства.
   Киан не двигался. Он лишь отвел взгляд от искаженного яростью лица брата и посмотрел на стакан с виски в своей руке.
   – Как это ни странно, мне не совсем безразличны твои чувства. О чем я сожалею. Ты разбередил во мне то, что я давно заставил себя забыть. Напомнил о семье, которую я похоронил.
   Хойт пересек комнату и сел напротив брата.
   – Ты – моя семья.
   Когда Киан поднял глаза на Хойта, в них была пустота.
   – У меня нет семьи.
   – Возможно, не было. Со дня твоей смерти до того мгновения, как я нашел тебя. Теперь все изменилось. Так что если тебе не все равно, я хочу сказать, что горжусь тобой. Я хочу сказать, что тебе все это дается тяжелее, чем любому из нас.
   – Ты мог убедиться – убивать вампиров или людей мне совсем не трудно.
   – Думаешь, я не замечаю, как слуги кидаются врассыпную при твоем приближении? Думаешь, я не видел, как Шинан бросилась к своему ребенку, чтобы ты не свернул шею девочке, как ты свернул ее пленнику? Такие оскорбительные жесты не могут остаться незамеченными.
   – Не все считают оскорбительным страх, который они вызывают. Это не имеет значения. Не имеет, – повторил он, увидев, как замкнулось лицо Хойта. – Для меня это всего лишь мгновение среди вечности. Даже меньше. Когда все закончится – если мне не проткнут сердце, – я пойду своей дорогой.
   – Надеюсь, эта дорога иногда будет приводить тебя к нам с Гленной.
   – Возможно. Мне нравится смотреть на нее. – Губы Киана медленно расползлись в небрежной улыбке. – И кто знает, может, она, в конце концов, разберется в своих чувствах и поймет, что выбрала не того брата. Времени у меня сколько угодно.
   – Она без ума от меня. – Повеселев, Хойт взял виски Киана и немного отхлебнул.
   – Разум ей изменил, когда она согласилась соединить свою жизнь с твоей, но женщины – странные существа. Тебе с ней повезло, Хойт, не помню, говорил ли я тебе это раньше.
   – Это настоящее волшебство. – Хойт вернул виски брату. – Без нее все теряет смысл. Мой мир перевернулся, когда появилась она. Если бы ты…
   – В Книге судеб для меня написан другой сценарий. Поэты утверждают, что любовь вечна, но я могу тебе сказать, что все выглядит совсем по-другому, когда ты бессмертен, а женщина – нет.
   – Ты когда-нибудь любил женщину?
   Киан посмотрел на виски и подумал о прошедших столетиях.
   – Такого, как у вас с Гленной, у меня не было. Я всегда понимал: это не мой выбор.
   – Любовь – выбор?
   – Выбор есть всегда. – Киан допил остатки виски и поставил пустой стакан. – А теперь я выбираю постель.
   – Сегодня ты выбрал стрелу, предназначенную для Мойры, – сказал Хойт в спину уходящему брату.
   Киан замер и оглянулся. Взгляд его был настороженным.
   – Да.
   – Мне кажется, это очень человечный выбор.
   – Разве? – Киан пожал плечами. – А мне кажется – импульсивный… и болезненный.
   Он выскользнул из комнаты брата и направился к себе в спальню, расположенную в северном крыле замка. Внезапный порыв, вновь подумал Киан, а также – вынужденно признался он самому себе – мгновение чистого страха. Если бы он заметил стрелу секундой позже или действовал недостаточно быстро, Мойры уже не было бы в живых.
   В то ужасное мгновение он представил ее мертвой. Трепещущая стрела, которая пронзила ее тело, и кровь, брызнувшая на темно-зеленое платье и серые камни террасы.
   Киан боялся – боялся, что Мойра умрет, что покинет его. Он не сможет видеть ее, прикоснуться к ней. Этой стрелой Лилит забрала бы последнее, что у него осталось, то, чего ему никогда не обрести вновь.
   Он лгал брату. Он любил женщину, любил новую королеву Гилла, несмотря на свои самые лучшие – или худшие – побуждения.
   Это нелепо, невозможно, и со временем он, конечно же, справится с собой. Через десять или двадцать лет забудет цвет этих удивительных серых глаз. А ее запах перестанет будоражить его чувства. Он больше не будет вспоминать звук ее голоса, ее сдержанную, серьезную улыбку.
   Такие вещи стираются из памяти, напомнил себе Киан. Нужно лишь разрешить себе забыть их.
   Войдя в комнату, он закрыл за собой дверь и запер ее.
   Окна были занавешены, свечи не горели. Мойра проинструктировала слуг, как убирать его спальню. И специально выбрала эту комнату, подальше от остальных, окнами на север.
   Меньше солнечного света, вспомнил он. Заботливая хозяйка.
   Киан разделся в темноте, мельком вспомнив о музыке, которую привык слушать перед сном или в минуты пробуждения. Музыка делала тишину не такой гнетущей.
   Но в этом месте и в этом времени нет компакт-дисков, радио и других подобных штучек.
   Обнаженный, он вытянулся на постели. И уснул – в полной темноте и в полной тишине.

4

   Мойра выкроила время, чтобы побыть одной. Убежала от придворных дам, от дяди, от своих обязанностей. И уже терзалась чувством вины и боялась, что будет плохой королевой – из-за своей любви к одиночеству.
   Она согласилась бы два дня не есть или две ночи не спать ради одного часа, проведенного за чтением книг. Это эгоизм, упрекала себя она, скрываясь от шума, от людей, от бесконечных вопросов. Нельзя думать о собственных пристрастиях, когда на карту поставлены судьбы миров.
   Нет, Мойра не станет баловать себя, затаившись в каком-нибудь солнечном месте с книгой в руках. Ей нужно нанести этот визит.
   В день, когда она стала королевой, ей очень не хватало матери. Поэтому Мойра, подхватив юбки, поспешно спустилась по склону холма и прошла в узкий проем каменной стены, огораживающей кладбище.
   И почти сразу же почувствовала, как дрогнуло ее сердце.
   Сначала она подошла к плите, которую приказала вырезать и установить сразу же по возвращении в Гилл. Один надгробный камень Мойра собственноручно поставила Кингу в Ирландии, на кладбище, где похоронены предки Хойта и Киана. Но поклялась увековечить память друга и здесь, в Гилле.
   Положив на землю цветы, Мойра еще раз прочла слова, которые повелела выбить на отполированной плите:
Кинг
Этот храбрый воин лежит не здесь,
а в далекой земле.
Он отдал свою жизнь за Гилл и все человечество.
   – Надеюсь, тебе понравился бы и камень, и эпитафия. Мне кажется, я так давно тебя не видела. Давно и в то же время совсем недавно. Мне жаль расстраивать тебя, но сегодня Киана ранили – из-за меня. Но он поправляется. Вчера вечером мы с ним разговаривали почти по-дружески. А сегодня не совсем. Это так тяжело.
   Она прижала ладонь к камню.
   – Теперь я королева. Это тоже нелегко. Надеюсь, ты не против, что я поставила этот памятник здесь, где покоится моя семья. Ты стал для меня близким человеком – за то короткое время, что мы были вместе. Ты был членом моей семьи. Надеюсь, ты покоишься в мире.
   Мойра отступила от плиты, потом поспешно вернулась.
   – Да, я еще хотела тебе сказать, что держу левую руку высоко – как ты меня учил. – Она подняла руки и приняла боксерскую стойку. – И никогда не пропущу удар в лицо. Спасибо.
   Подхватив остальные цветы, она побрела по высокой траве между каменными плитами к могиле родителей.
   Королева положила букет на могилу отца.
   – Сэр. Я почти не помню вас, и мне кажется, что воспоминания – большая их часть – сложились по рассказам матери. Она очень вас любила и часто рассказывала о вас. Я знаю, вы были хорошим человеком – иначе она бы вас не любила. Все говорят, что вы были сильным, добрым и веселым. Мне бы очень хотелось помнить звук вашего голоса, ваш смех.
   Скользнув взглядом поверх могил, она посмотрела на холмы и далекие горы.
   – Я узнала, что ваша смерть была не такой, как все мы думали. Вас убили. Вместе с младшим братом. Вас убили демоны, которые пришли в Гилл и готовятся к войне. Теперь осталась одна я, но надеюсь, что этого достаточно.
   Мойра опустилась на колени между могилами и положила остальные цветы на могилу матери.
   – Я скучаю по тебе, каждый день. Ты знаешь, что мне пришлось уехать далеко, чтобы вернуться более сильной. Маатир.
   Она закрыла глаза, произнося это слово, и представила себе лицо матери.
   – Я не смогла помешать тому, что произошло с тобой, и до сих пор вижу ту ночь, словно сквозь пелену тумана. Те, кто тебя убил, понесли наказание, и один из них пал от моей руки. Больше я ничего не в силах для тебя сделать. Я могу только сражаться, вести свой народ на битву. Некоторым придется умереть. Теперь я ношу меч и корону Гилла. И не посрамлю их.
   Мойра еще немного посидела у могил, прислушиваясь к шелесту травы и наслаждаясь игрой солнечного света.
   Потом встала, повернулась к замку и увидела Морриган, стоящую у каменной стены.
   Сегодня богиня была в голубом платье – светлом и нежном, с синей каймой. Огненные волосы свободно ниспадали на плечи.
   С тяжелым сердцем Мойра направилась навстречу богине.
   – Миледи.
   – Ваше величество.
   Удивленная поклоном Морриган, Мойра судорожно сжала пальцы, пытаясь унять дрожь.
   – Разве боги почитают королей?
   – Конечно – ведь мы создали эту землю и повелели вашему роду управлять ею и служить ей. Мы довольны тобой. Дочь моя. – Положив ладони на плечи Мойры, Морриган расцеловала девушку в обе щеки. – Прими наше благословение.
   – Я бы предпочла, чтобы вы благословили мой народ и оградили его от опасностей.
   – Это твоя забота. Меч извлечен из ножен. Создавая его, мы знали, что настанет день, когда он запоет в битве. И это твоя обязанность.
   – Лилит уже пролила кровь жителей Гилла.
   Глаза Морриган были спокойными и глубокими, словно озера.
   – Дитя моя, кровь, пролитая ею, заполнит целый океан.
   – И мои родители только капли в этом океане?
   – Каждая капля драгоценна, и каждая капля служит определенной цели. Ты обнажила меч только для того, чтобы отомстить за родных?
   – Нет. – Мойра шагнула в сторону и взмахнула рукой в сторону кладбища. – Там есть еще один камень, установленный в память о друге. Я обнажила меч ради него тоже и ради его мира, ради всех миров. Мы все неразрывно связаны.
   – Очень важно понимать это. Знание – великий дар, а жажда познания еще ценнее. Используй то, что ты знаешь, и Лилит никогда не одолеет тебя. Разум и сердце, Мойра. Ты не рождена для того, чтобы делать выбор между ними. Твой меч запылает, обещаю тебе, а твоя корона засияет, как солнце. Но истинная сила – в твоем разуме и в твоем сердце.
   – Мне кажется, они переполнены страхом.
   – Без страха не бывает мужества. Верь и знай. И не расставайся с мечом. Именно твоей смерти Лилит жаждет больше всего.
   – Моей? Но почему?
   – Она не знает. Знание – это твоя сила.
   – Миледи, – продолжила Мойра, обращаясь к Морриган, но богиня исчезла.
   Присутствовать на пире полагалось в новом одеянии, поэтому Мойре пришлось провести целый час среди суетящихся вокруг нее придворных дам. Заботу о своем гардеробе Мойра поручила тетке. Та выбрала для нее милое бледно-голубое платье, которое очень шло новой королеве. Мойра любила красивые наряды, и ей нравилось быть хорошо одетой.
   Но ей было совсем не по душе, что переодеваться приходилось несколько раз на дню и проводить огромное количество времени в окружении болтливых женщин.
   Мойра была вынуждена признать, что скучает по тем временам, когда она носила джинсы и рубашки. Эта одежда, которую она надевала в Ирландии, как будто делала ее свободнее. Завтра утром она шокирует придворных дам, одевшись так, как подобает воину, готовящемуся к битве.
   Но сегодня придется смириться с бархатом, шелком и драгоценностями.
   – Как твои дети, Кэра?
   – Хорошо, миледи, благодарю вас. – Стоя за спиной Мойры, служанка заплетала густые шелковистые волосы королевы в замысловатые косички.
   – Твои обязанности при дворе и ежедневные тренировки отрывают тебя от них чаще, чем мне бы хотелось.
   Их взгляды встретились в зеркале. Мойра знала Кэру как разумную женщину, самую рассудительную и уравновешенную из трех ее служанок.
   – За детьми присматривает моя мать. С удовольствием. И я занимаюсь делом. Лучше не увидеть их несколько часов сейчас, чем потом подвергать опасности.
   – Гленна говорила, что ты делаешь успехи в рукопашном бою.
   – Да. – Лицо Кэры напряглось, губы растянулись в мрачной улыбке. – У меня не очень получается с мечом, но время еще есть. Гленна хороший учитель.
   – Строгий, – вставила Дервил. – Конечно, не такой суровый, как леди Блэр, но все равно требовательный. Мы бегаем каждый день, деремся, кувыркаемся, вырезаем дротики. К концу занятий так устаешь, а все тело покрывается синяками и занозами.
   – Лучше быть усталым и побитым, чем мертвым.
   В ответ на замечание Мойры Дервил вспыхнула.
   – Я не хотела проявить неуважение, Ваше величество. Я многому научилась.
   – Да, мне сказали, что ты становишься настоящим демоном, когда берешь в руки меч. Я горжусь тобой. А у тебя, Ислин, меткий глаз.
   – Да, вроде бы неплохо получается. – Ислин, самая молодая из трех служанок, зарделась от похвалы королевы. – Стрелять из лука мне нравится больше, чем драться. Кэра всегда сбивает меня с ног.
   – Когда ты пищишь, как мышь, и беспорядочно машешь руками, любой тебя одолеет, – заметила Кэра.
   – Кэра выше ростом, и руки у нее длиннее. Поэтому ей проще бороться, – заметила Мойра. – А ты должна быть быстрее и хитрее. Я горжусь всеми вами, каждым вашим синяком. Начиная с завтрашнего утра, я буду упражняться вместе с вашей командой – не меньше часа в день.
   – Но, Ваше величество, – возразила Дервил, – вы не можете…
   – Могу, – перебила ее Мойра. – И буду. И надеюсь, что вы и все остальные женщины будете стараться изо всех сил, чтобы сбить меня с ног. А это нелегко. – Увидев, что Кэра отошла, Мойра встала. – Я тоже кое-чему научилась. – Она взяла корону и водрузила ее себе на голову. – Можете мне поверить: я справлюсь с вами троими и любой другой женщиной.
   Мойра повернулась, величественная в переливающемся бархатном платье.
   – Та, кому удастся победить меня в рукопашной схватке или поединке с любым оружием, получит один из серебряных крестов, заколдованных Гленной и Хойтом. Это будет лучший подарок. Передайте остальным.
 
   Словно участвуешь в спектакле, подумал Киан. Сценой служил огромный зал, украшенный знаменами, освещенный свечами и огнем каминов. Рыцари, лорды и дамы щеголяли в лучших нарядах. Камзолы и платья, драгоценные камни и золото. Он заметил, что некоторые мужчины и женщины надели обувь с длинными загнутыми носами – похоже на моду той эпохи, когда он был еще человеком.
   Вот ведь как: даже суетная мода проникает из одного мира в другой.
   Еды и напитков было столько, что длинные столы буквально ломились под тяжестью блюд и кувшинов. Волынщик наигрывал веселую, быструю музыку. Разговоры, обрывки которых он слышал, затрагивали самые разные темы. Мода, политика, сплетни об интимных связях, любовь, финансы.
   Разница не слишком велика, подумал Киан, вспоминая свой ночной клуб в Нью-Йорке. Разве что одежды там на женщинах меньше, а музыка звучит громче. Но суть не сильно изменилась даже по прошествии нескольких веков. Люди по-прежнему любят собираться вместе, чтобы поесть, выпить и послушать музыку.
   Вспомнив свой ночной клуб, Киан задался вопросом: скучает ли он по нему? Возбужденная атмосфера, звуки музыки, толпа людей. И понял, что не скучает. Ни капельки.
   Скорее всего, ему просто надоела прежняя жизнь, ему захотелось перемен, и в любом случае он переехал бы в другое место. Появление брата, преодолевшего время и пространство, лишь ускорило события.
   Однако без Хойта и необходимости выполнить миссию, возложенную на него богами, переезд вылился бы в смену имени и места жительства, в перевод активов. Сложная процедура, занимавшая много времени, – и интересная. У Киана было уже больше сотни имен и домов, но интерес ко всему новому не пропадал.
   Куда бы он отправился? Возможно, в Сидней. Или в Рио. А может, в Рим или в Хельсинки. Достаточно лишь наугад воткнуть булавку в карту мира. Осталось не так много мест, где он еще не жил, и ни одного, которое при желании он не мог бы сделать своим домом.
   Но все это относилось к его миру. Другое дело – Гилл. Один раз он уже пожил в этой эпохе, вкусил прелести ее культуры. Его семья принадлежала к мелкопоместному дворянству, и в свое время Киан пресытился пышными пирами. Снова окунаться в «прелести» подобной жизни у него не было ни малейшего желания. Теперь он предпочитал графинчик бренди и хорошую книгу.
   Киан не собирался долго задерживаться на праздничной церемонии и пришел лишь потому, что знал: кое-кто будет искать его. Он мог бы остаться у себя, но в этом случае завтра ему бы пришлось выслушивать насмешки Хойта.
   Проще появиться ненадолго, поднять бокал за новую королеву, а потом незаметно ускользнуть.
   Киан отказался надеть праздничный костюм и прочие аксессуары, доставленные к нему в комнату. Может, он и подзадержался в Средних веках, но наряжаться в средневековую одежду не входило в его планы.
   Поэтому пришлось довольствоваться черными брюками и свитером. В это путешествие он не захватил ни костюма, ни галстука.
   Тем не менее он ласково улыбнулся Гленне, которая подплыла к нему в изумрудно-зеленом платье – кажется, в прежние времена их называли robe déguisée[9]. Очень официальное, очень элегантное, с глубоким круглым вырезом, открывавшим прелестную грудь.
   – Передо мной видение, с которым не сравнится ни одна богиня.
   – Я и ощущаю себя почти что богиней. – Гленна развела руками, демонстрируя широкие расклешенные рукава. – Только уж очень тяжелое. На него пошло фунтов десять ткани. Вижу, ты выбрал облегченный вариант.
   – Я предпочту самоубийство облачению в подобный костюм.
   Гленна не могла удержаться от смеха.
   – Я тебя понимаю, но так забавно видеть Хойта в старинном наряде. Для меня – а может, и для тебя, после стольких лет, прожитых в другом времени, – это похоже на костюмированный бал. Мойра выбрала для мага золотисто-черные тона. Ему очень идет – а тебе, надо сказать, к лицу более современный наряд. Весь этот день – словно странный сон.
   – Или странная пьеса.
   – Да, похоже. Но, как бы то ни было, сегодняшний пир – короткая и увлекательная передышка. Днем мы провели разведку. Мы с Хойтом – с помощью магии, а Ларкин и Блэр осмотрели местность с воздуха. Расскажем, когда…
   Гленна умолкла, услышав звуки труб.
   В зале появилась Мойра – в роскошном платье с длинным шлейфом, на голове сверкающая в свете сотен свечей корона.
   Она сияла, как и полагается королеве, – и как может сиять женщина в предчувствии любви.
   Ощутив волнение в груди – хотя там не билось сердце, – Киан мысленно выругался.
   Ничего не поделаешь, ему все-таки придется посидеть за праздничным столом. Преждевременный уход был бы воспринят как оскорбление. Киана это не очень беспокоило, однако не стоило привлекать к себе излишнее внимание. Он снова попал в ловушку.
   Мойра заняла место в центре стола; по правую руку от нее сел Риддок, по левую – Ларкин. Киан с облегчением вздохнул, увидев рядом с собой Блэр – девушка могла и новости сообщить, и развлечь.
   – Лилит еще ничего не сожгла, что стало для нас сюрпризом, – начала рассказывать она. – Вероятно, слишком занята со своей Лорой. Кстати, у меня вопрос. Этой французской сучке уже четыреста лет, да? А тебе в два раза больше. Почему у вас обоих сохранился акцент?
   – А почему американцы считают, что все должны говорить так, как они?
   – Резонно. Это оленина? Думаю, да. – Она откусила кусочек. – Совсем неплохо.
   На Блэр было открытое красное платье, обнажавшее ее прекрасные сильные плечи. Коротко постриженные волосы были уложены просто, но в ушах блестели огромные, словно кулачок младенца, круглые серьги.
   – Как тебе удается держать голову прямо с такими серьгами?
   – Мода требует жертв, – усмехнулась она и продолжила рассказ: – У них есть лошади. Пара десятков животных содержатся в нескольких загонах. Наверное, в конюшнях есть еще. Я подумала, что можно попробовать угнать лошадей. Чтобы насолить врагу. Или даже – если удастся уговорить Ларкина – поджечь несколько домов. Лучше это сделать в солнечную погоду. Если вампиры останутся внутри, то сгорят. Выйдут наружу – тоже сгорят.
   – Хорошая мысль. Как бы только внутри не притаилась охрана с луками.
   – Ну да. Я тоже об этом подумала. И решила, что можно пустить пару огненных стрел, чтобы привлечь их внимание. Выбрала цель – домик рядом с самым большим пастбищем. Вполне логично было бы разместить там отряд. Представь мое удивление, когда стрелы отскочили от воздуха, точно от стены.
   Прищурившись, Киан внимательно посмотрел на Блэр.
   – Ты имеешь в виду силовое поле? Это что, «Звездные войны»[10], черт возьми?
   – Рассказываю о том, что видела. – Подхватив его тон, Блэр хлопнула Киана по плечу. – Похоже, Мидир, чародей Лилит, работает в две смены. Их лагерь окружен защитной оболочкой. Ларкин спустился, чтобы все как следует рассмотреть, и нас обоих тряхануло. Будто током ударило. Вот гад.
   – Да уж.
   – А потом он и сам появился – вышел из большого дома, особняка. Должна тебе признаться, вид у него внушительный. Развевающаяся черная мантия, грива серебристых волос. Мидир вышел и встал рядом с домом: мы долго смотрели друг на друга. Наконец, я все поняла. Тупиковая ситуация. Мы не могли проникнуть сквозь барьер, но и они тоже. Вампиры заперты внутри, а мы снаружи. Получилась как будто крепость, черт бы ее побрал. Но так, наверное, даже лучше.
   – Лилит умеет использовать людей, которых привела с собой, – пробормотал Киан.
   – Похоже на то. Так что пришлось мне опуститься до неприличных жестов, чтобы не жалеть о потерянном времени. Но ведь ночью они снимут защиту, да?
   – Возможно. Даже если они привезли с собой достаточно пищи, зверь должен охотиться. Лилит не позволит, чтобы ее армия застоялась или начала терять терпение.
   – Значит, можно попробовать ночной набег. Не знаю. Нужно подумать. А это хаггис[11], да? – Блэр сморщила нос. – Нет, это блюдо я пропускаю. – Она придвинулась поближе и понизила голос. – Ларкин говорит, что люди рассказывают друг другу, как ты поступил с парнем, который пытался убить Мойру. Стража замка и рыцари на твоей стороне.
   – Вряд ли это имеет какое-то значение.
   – Ты прекрасно знаешь, что имеет. Очень важно, когда элита армии не только мирится с тобой, но и уважает тебя. Сэр Киан.
   Он поморщился.
   – Не надо.
   – А по мне так важно. А эта желеобразная штука немного твердовата. Ты не знаешь, что это такое?
   Киан подождал – специально, – пока она откусила еще кусок.
   – Заливное из ливера – скорее всего, свиного.
   Блэр поперхнулась, и Киан громко рассмеялся.
   Непривычный звук, подумала Мойра. Его смех. Странный, грубоватый, но очень привлекательный. Она ошиблась, прислав ему костюм. Киан слишком сросся со своим временем – или с тем, что стало его временем, – чтобы надевать костюм ее эпохи.