Робертс Нора. Ключ истины

   – Будет просто потрясающе! – Зоя обняла Дану за талию. – На кухонных полочках можно будет расставить банки с дорогим чаем и кофе.
   – А если поставить сюда столик? – задумчиво спросила Дана. – Такой маленький, круглый, с парой стульев. Так! Давайте запишем, какие краски мы выбрали, и посмотрим, что еще нужно. Я поеду в «Сделай сам» и все закажу.
   – Кажется, на следующей неделе у них распродажа красок, – сказала Зоя.
   – Да что ты? – На порозовевших щеках Даны появились ямочки. – К счастью, у меня в «Сделай сам» есть знакомые. Позвоню Брэду, и он даст нам скидку уже сегодня.
 
   Хорошо, когда можно на чем-то сосредоточиться. Когда есть цель. Даже если эта цель – всего лишь несколько банок краски.
   «Если библиотека и привычная жизнь остались в прошлом, – подумала Дана, – значит, купленный на троих дом и «Каприз» – это настоящее?»
   Но как можно узнать, черт возьми, что принесет будущее? Тем не менее она намерена всерьез задуматься о будущем и найти в нем связь с местом, где находится ключ.
   Получить у Брэда Уэйна тридцатипроцентную скидку не составило труда. Дана бродила по широким проходам между полками огромного центра «Сделай сам» и размышляла, что бы еще купить, воспользовавшись щедростью старого друга.
   Конечно, кисти и валики для краски. А может быть, краскопульт? Она присела на корточки и стал рассматривать сам инструмент и образцы его работы.
   – Если ты не собираешься стать профессиональным маляром, эта штука для тебя великовата.
   Джордан Хоук. Дана скрипнула зубами. А она-то считала, что сегодняшний день уже ничем нельзя испортить, потому что хуже быть просто не может.
   – Брэд сжалился над тобой и взял на работу? – спросила она, не удостаивая Джордана взглядом. – Станешь щеголять в голубой джинсовой рубашке с эмблемой в виде домика?
   – Я был у него в кабинете, когда ты позвонила, выпрашивая скидку. Он попросил спуститься и помочь тебе, потому что сам пока занят. Закончит разговор и придет.
   – Мне не нужна помощь, чтобы купить краску, – раздраженно ответила Дана.
   – Нужна, если ты действительно собралась купить этот краскопульт.
   – Я просто смотрела. – Она встала и посмотрела в глаза Хоуку: – А ты-то что в этом понимаешь?
   – Достаточно, чтобы знать: скажи я еще хоть одно слово, и ты купишь его назло мне.
   – С такой скидкой это заманчиво, но все-таки воздержусь. – Дана отвернулась от краскопульта.
   Джордан кивнул:
   – Похоже, сегодня у тебя тяжелый день. Слышал, ты уволилась с работы.
   Взгляд его был сочувственным. Не самодовольным и насмешливым, а понимающим, и это успокаивало.
   – Сэнди и тебе докладывает?
   – Прости, но я не знаю, о ком ты говоришь. – Джордан ласково погладил ее по руке – знакомый жест, который они оба сразу вспомнили. И оба отпрянули друг от друга. – Слухи здесь распространяются быстро, Дылда. Это же Вэлли.
   – Да, знаю. Только удивлена, что ты помнишь.
   – Я многое помню. Например, как тебе нравилось там работать.
   – Обойдусь без твоей жалости! – Она снова уперлась взглядом в краскопульт. – У меня от этого портится настроение.
   Зная, что Дана быстрее справляется с собой, когда сердится или занята делом, Джордан кивнул:
   – Ладно. Давай я помогу тебе воспользоваться скидкой, которую ты получила как приятельница хозяина. Будет приятно пощипать Брэда. В процессе можешь меня ругать. Это тебя подбодрит.
   – Точно! – Дана нахмурилась и пнула ни в чем не виноватый краскопульт носком туфли. – Он не выглядит таким уж крутым.
   – Хочешь, покажу другие?
   – Почему бы тебе не вернуться к Флинну и не заняться своими банальными сюжетами и ходульными персонажами?
   – Ну вот! Тебе уже лучше.
   – Не спорю.
   – Смотри, это электрический малярный валик. – Джордан подвел ее к устройству, которое порекомендовал Брэд. – Маленький, удобный и практичный.
   – Откуда ты знаешь?
   – Когда Брэд посоветовал показать его тебе, он использовал именно эти определения. Лично я красил стены только старым, традиционным способом, и это было… – Джордан на минуту замолчал. – Давным-давно.
   Дана помнила. Он отремонтировал спальню матери, когда ее первый раз положили в больницу. Дана тогда помогала, не давала хандрить. Они покрасили стены в нежно-голубой цвет, чтобы комната выглядела свежей и веселой.
   Не прошло и полугода, как мать Джордана умерла.
   – Ей понравилось, – тихо сказала Дана. – Она была рада, что ты сделал это для нее.
   – Да… – Воспоминания были столь мучительными, что Джордан решил вернуться к началу разговора: – Брэд составил список материалов и инструментов, которые вам понадобятся.
   – Давай его сюда.
   Дане пришлось признать, что вместе с Джорданом набег на магазин получился намного веселее и интереснее, чем можно было предположить. Было так легко – слишком легко – вспомнить, что когда-то они дружили.
   Они легко вошли в общий ритм, понимали, что хотят сказать и сделать, с полуслова и полувзгляда, потому что были знакомы с детства, а в юности два года любили друг друга.
   – Что это за цвет? – Джордан задумчиво потер подбородок, изучая список Даны. – «Остров»? Не понимаю.
   – Зеленовато-синий. Вроде морской волны. – Она протянула образец: – Видишь? С ним что-то не так?
   – Я этого не говорил. Просто он не ассоциируется у меня ни с островом, ни с книжным магазином.
   – Это не обычный книжный магазин… Черт! – Дана поднесла образец к глазам, потом опустила. Ей никак не удавалось представить стены цвета морской волны в своем магазине. – Мэлори выбирала. Мне самой понравился цвет «Белая ночь», но они с Зоей меня переубедили.
   – Белый подходит ко всему.
   Дана присвистнула:
   – Ну да! Они сказали, что я мыслю, как мужчина. Мужчины боятся ярких цветов.
   – Неправда.
   – А какого цвета стены твоей гостиной в Нью-Йорке?
   Джордан посмотрел на Дану холодно:
   – Это не имеет никакого значения.
   – Мне так не кажется. Не знаю почему, но мне так не кажется. Я собираюсь купить эту, зеленовато-синюю. Подумаешь, краска! Ведь не на всю жизнь. Еще Мэлори сказала, что для отделки можно взять «Брайс-Кэньон» и «Спагетти».
   – Коричневый и желтый? Дылда, это будет отвратительно.
   – Нет, «Кэньон» – оттенок темно-розового. Розовые и красно-коричневые тона.
   – Розовые, красно-коричневые, – повторил Хоук. – Очень живописно.
   – Заткнись. А второй цвет – кремовый. – Дана развернула образцы, которые отметили Зоя и Мэлори. – Вот дьявол! Ничего не понимаю. Мне кажется, я сама немного боюсь цвета.
   – Но ты точно не мужчина.
   – И слава богу. Мэлори выбрала «Ханикоум», а Зоя «Бегонию», но тут я теряюсь, потому что бегонии бывают розовыми или белыми, а этот цвет больше похож на пурпурный.
   Она закрыла ладонью правый глаз.
   – Похоже, от всех этих цветов у меня разболелась голова. Хорошо, что Зоя уже посчитала площадь и сколько нужно краски. Где мой список?
   Джордан вернул ей листок.
   – Брэд спрашивал, почему ты приехала без Зои.
   – А? Ей нужно было вернуться домой, к Саймону. – Дана посмотрела на список, стала считать, потом подняла голову: – Почему?
   – Что?
   – Почему он спрашивал?
   – А ты как думаешь? – Хоук заглянул ей через плечо и удивился, когда Дана перевернула листок. Список продолжался на обратной стороне. – Боже! Тебе понадобится грузовик. Потом Брэд попросил узнать у тебя, говорила ли Зоя о нем. Как в школе.
   – Нет, не говорила, но завтра в классе мне будет приятно передать ей записку от него.
   – Я ему скажу.
   Они загрузили на тележку краску, инструменты и много чего другого, и у кассы Дана мысленно поблагодарила Брэда – даже с учетом скидки сумма была значительной. Реальную проблему она осознала, лишь выйдя из магазина.
   – И как я все это запихну в машину?
   – Никак. Только в две машины – твою и мою.
   – Почему ты не остановил меня, когда я покупала больше, чем могу увезти?
   – Потому что тебе это доставляло удовольствие. Где ты собираешься все это хранить?
   – Не знаю… – Дана растерянно провела рукой по волосам. – Я не подумала. Увлеклась.
   Так приятно было смотреть, как она увлеклась и забыла о ненависти к нему.
   – Ко мне в квартиру все не поместится, а взять ключи от нового дома я не сообразила. Что, черт возьми, я буду с этим делать?!
   – У Флинна куча свободного места.
   – Действительно! – хлопнула себя по лбу Дана. – Ладно. Отвезем все к нему. Флинн не будет злиться – достаточно одного взмаха ресниц Мэлори, и он становится шелковым.
   Они распределили груз по машинам. По дороге к дому Флинна Дана удивлялась, как им с Джорданом удалось почти целый час терпеть друг друга и ни разу не поругаться.
   Хоук вел себя прилично, что, по ее мнению, случается крайне редко.
   Впрочем, к ней самой это относится в равной мере, вынуждена была признать Дана. Особенно если речь идет о Джордане.
   Возможно – всего лишь возможно, – что какое-то время им удастся выносить друг друга и даже сотрудничать. Если он на самом деле нужен для того, чтобы найти ключ, как настаивают все остальные, она согласится.
   Кроме того, у Джордана хорошие мозги и богатое воображение. Безусловно, это может сильно раздражать, а может оказаться полезным ресурсом.
   Когда они подъехали к дому Флинна, Дане пришлось признать, что иметь рядом мужчину, который согласен взять на себя обязанности вьючного мула, таская галлоны краски и кучу всяких инструментов, полезно.
   – В столовую, – распорядилась Дана, тоже слегка сгибаясь под тяжестью груза. – Он ею не пользуется.
   – Скоро будет пользоваться. – Джордан прошел через весь дом и свернул в столовую. – У Мэлори грандиозные планы.
   – Прекрасно. Флинн с ней счастлив.
   – Это так. – Хоук готов был отправиться за следующей порцией груза. – Лили проделала огромную дыру в его самолюбии, – прибавил он, имея в виду бывшую возлюбленную друга.
   – Дело не только в самолюбии! – Дана взяла сумку с валиками, кистями и блестящими металлическими шпателями. – Лили причинила ему боль. Когда тебя бросают и уезжают, это очень больно.
   – Но, в конце концов, Флинну повезло, что все так обернулось.
   – Я не об этом. – Дана чувствовала, как изнутри поднимается волна ненависти, боли и гнева. Стараясь, чтобы она ее не захлестнула, девушка решила сосредоточиться на банках краски в багажнике. – Я о боли, предательстве, потере.
   Джордан промолчал, решившись ответить только после того, как они перенесли все в гостиную.
   – Я тебя не бросал.
   Дана презрительно скривила губы:
   – Не стоит воспринимать каждое слово, которое слышишь, на свой счет.
   – Я должен был уехать, – продолжал Хоук. – А тебе надо было остаться. Ты же еще училась в университете, черт возьми!
   – Затащить меня в постель тебе это не помешало.
   – Не помешало. Я с ума по тебе сходил, Дана. Временами мне казалось, что я умру, если не прикоснусь к тебе.
   Отступив на шаг, она смерила Джордана оценивающим взглядом:
   – Похоже, в последние несколько лет ты прекрасно без меня обходился.
   – Но это не значит, что я перестал думать о тебе. Ты мне не безразлична.
   – Пошел к черту! – Дана сказала это ровным, скучным голосом, что лишь усилило эффект. – Небезразлична. Я-то тебя любила!
   Джордан дернулся, словно получил пощечину.
   – Ты… ты никогда этого не говорила. Никогда не говорила, что любишь меня.
   – Потому что первым должен был признаться ты. Парни должны быть первыми.
   – Погоди минутку! Что, таков закон? – Джордана охватила паника. – Где это записано?
   – Просто так принято, тупое ничтожество. Я тебя любила и была согласна ждать или уехать вместе с тобой. Но ты просто объявил: «Послушай, Дылда, я снимаюсь с якоря и отчаливаю в Нью-Йорк. Буду рад тебя там видеть».
   – Неправда, Дана. Все было не так.
   – Почти. Никто еще не причинял мне такой боли. Больше такого шанса у тебя не будет. И знаешь что, Хоук? Я сделала из тебя мужчину.
   С этими слова Дана Стил резко повернулась и вышла.

4

   В большинстве случаев Джордан Хоук прекрасно переносил одиночество. Когда он работал, думал о работе или пытался не работать, то любил скрываться от всех в тиши своего кабинета.
   В эти периоды жизнь, шум, движение, краски на улицах за окном были для него чем-то вроде фильма, который можно смотреть, а можно и не смотреть, в зависимости от настроения.
   Чаще – намного чаще – он любил наблюдать за жизнью через стекло, чем быть ее участником.
   Нью-Йорк спас его, по-настоящему спас. Заставил выжить, стать личностью, мужчиной – не чьим-то сыном или другом, не просто студентом, а мужчиной, которому приходится надеяться только на себя. В тот первый неспокойный год город подталкивал и теребил его своими жесткими щупальцами, ежедневно напоминая, что ему абсолютно все равно, выплывет Джордан Хоук или утонет.
   Он научился плавать.
   Научился ценить шум, действие, людей.
   Полюбил эгоизм и щедрость Нью-Йорка, его привычку не считаться с мнением всего остального мира.
   И тем не менее чем больше Джордан Хоук учился, чем больше наблюдал за жизнью в мегаполисе и приспосабливался к ней, тем яснее понимал, что в душе остается парнем из провинции.
   Конечно, он всегда будет благодарен Нью-Йорку.
   Увлекшись работой, Джордан погружался в другой мир, но не тот, что бурлил за окном, а тот, который существовал у него в голове. Он был похож не на многочасовой сериал, а на настоящую жизнь – больше чем сама жизнь.
   Джордан научился видеть разницу между двумя этими мирами и ценить их детали. Он прекрасно понимал, что обрел эту способность лишь потому, что сумел порвать путы прошлого и с головой окунулся в новую жизнь.
   Писательский труд не превратился для него в рутину, продолжая преподносить сюрпризы. Джордан не переставал удивляться наслаждению, которое получает от работы. А еще тому, насколько тяжелым был этот труд. Он оказался похожим на страстную, безответную любовь к прекрасной, но зачастую капризной и коварной женщине.
   Хоук получал удовольствие от каждого мгновения.
   Профессия помогла справиться с горем после смерти матери. Дала ему направление, цель и достаточно злости, чтобы вытащить себя из болота.
   Работа приносила ему радость и огромное удовлетворение. Наряду с этим она дала Джордану финансовую независимость, которой он никогда не имел и о которой даже не мечтал.
   Тот, кто утверждает, что не в деньгах счастье, никогда не пересчитывал монеты, завалившиеся между диванными подушками.
   Дана ушла, но ее слова все еще звучали у него в голове. Джордан был не в состоянии наслаждаться уединением, не мог отгородиться от мира работой.
   Хоук подумал, что одиночество особенно сильно ощущается в те минуты, когда человек окружен прошлым.
   Пойти прогуляться? Тоже нет никакого смысла. Слишком много знакомых – они будут останавливать его, пытаться завязать разговор, задавать вопросы, высказывать собственное мнение. Ему не удастся затеряться в Вэлли так, как в Нью-Йорке.
   Именно поэтому он сбежал туда. И именно поэтому вернулся.
   Сейчас ему нужно сесть за руль и куда-нибудь уехать. Покинуть эти стены, от которых словно все еще отражается эхо сказанных Даной слов.
   Я тебя любила.
   Господи! Господи, как он мог этого не видеть? Неужели он был таким бестолковым? Или Дана сумела скрыть свои чувства?
   Джордан вышел из дома, сел в свой «Тандерберд» и завел мотор. Он любил ощущение скорости. Любил носиться по дорогам без определенной цели.
   Включив музыку, Джордан сразу прибавил громкость. Ему было все равно, что слушать, – лишь бы погромче. Из города он выехал под стремительные аккорды гитары Эрика Клэптона^[9].
   Все эти годы Джордан знал, что обидел Дану, хотя думал, что задел лишь ее самолюбие, и полагал, что именно этого и хотел. Он понимал, что Дана взбешена – она этого и не скрывала, – но предполагал, что все дело в уязвленной гордости.
   Знай он, что Дана его любит, постарался бы что-нибудь придумать, смягчить разрыв.
   Или нет?
   Хотелось бы надеяться. Они были друзьями. Даже влюбившись друг в друга, оставались друзьями, а намеренно обидеть друга он не мог.
   Он не смог бы сделать Дану счастливой. В тот период своей жизни он ни одну женщину не смог бы сделать счастливой. Дане повезло, что их отношения прервались.
   Джордан повернул к горам и начал медленно подниматься по извилистой дороге.
   Дана его любила. И теперь он ничего не может с этим сделать. Как, впрочем, и тогда не мог. Он не был готов к большой любви. Даже не знал, как определить это чувство, что о нем думать.
   Черт возьми! Когда речь шла о Дане, он вообще терял способность думать. Когда он в тот раз приехал домой из университета, от одного взгляда на Дану, от одной мысли о ней кровь вскипала у него в жилах.
   Это пугало Джордана.
   Теперь он мог вспоминать об этом с улыбкой. Шок от своей реакции на нее, чувство вины от эротических фантазий с участием сестры лучшего друга…
   Он был испуган, очарован и постоянно думал о ней.
   Высокая, красивая, острая на язык Дана Стил. Ее низкий грудной смех… Пытливый ум и взрывной характер… Все в ней волновало Джордана.
   И до сих пор волнует, будь он проклят!
   Сейчас, когда он вернулся в Вэлли и снова увидел Дану в доме Флинна, разгневанную и прекрасную, его пронзило острое желание. Ее неприкрытая ненависть сводила с ума.
   Если бы им каким-то образом удалось реанимировать прежнюю дружбу, восстановить понимание и симпатию, возможно, из этого что-нибудь вышло бы.
   Правда, Джордан не знал, что именно могло бы из этого выйти, но он очень хотел, чтобы Дана вернулась в его жизнь.
   И в его постель тоже. Отрицать это было бы глупо.
   Сегодня в магазине они сделали маленький шажок навстречу друг другу. Какое-то время держались свободно и непринужденно, словно всех этих лет врозь и не было.
   Но ведь они были! Как только они с Даной вспомнили эти годы, то мгновенно притормозили, и разделявшая их пропасть снова расширилась.
   Значит, теперь у него есть цель, решил Джордан. Он должен найти способ вновь завоевать ее. Снова стать ее другом и возлюбленным – в любом порядке, как им обоим будет комфортнее.
   Помимо всего прочего, ему дают шанс поиски ключа. Он непременно воспользуется этим шансом.
   Осознав, что он на дороге в Ворриорз-Пик, Джордан съехал на обочину и остановился.
   Он вспоминал, как мальчишкой взбирался на высокую каменную стену вместе с Брэдом и Флинном. Они тогда добывали упаковку пива, хотя были еще слишком молоды и им не продавали спиртное, и ставили палатку в лесу.
   В то время Ворриорз-Пик был необитаем – огромный, странный, пугающий замок. Самое лучшее место для юнцов, выпивших по две банки пива.
   Джордан вышел из машины.
   Тогда высоко в небе сияла полная луна… Само небо было черным, бездонным. Легкий ветерок шевелил листья деревьев – они словно что-то шептали.
   Сейчас он видел эту картину так же ясно, как тогда. Может быть, даже яснее. Джордан удивился, но это было именно так. Конечно, он стал старше и спокойнее, а также – сие нельзя не признать – несколько приукрасил воспоминания.
   Ему нравилось представлять стелющийся по земле туман, круглую белую луну, словно выгравированную на стеклянном куполе неба. Звезды, острые, как наконечники стрел. Тихое, пугающее уханье совы, шорох ночных существ в высокой траве. Издалека доносился лай собаки.
   Он добавил эти детали, когда описывал замок и ту ночь в своей первой большой книге.
   Впрочем, одну сцену из «Призрачного стража» ему не пришлось выдумывать. Она была реальна. Он все видел собственными глазами.
   Даже сегодня, в свои тридцать лет, давно избавившись от юношеской восторженности, Джордан верил, что ему ничего не померещилось.
   Женщина шла по круговому балкону под ярко светящей луной, растворяясь в тени и снова выныривая на свет, будто призрачная… Струящиеся волосы, развевающийся плащ. Джордан был уверен, что это плащ.
   Повелительница ночи. Так он подумал тогда и так думал теперь. Воплощение ночи.
   Когда Джордан подошел к железным воротам и стал через прутья разглядываить огромный замок на склоне горы, он ощутил устремленный на него взгляд. Хоук не мог видеть лица женщины, но почему-то был уверен в том, что она смотрит ему прямо в глаза.
   Его словно толкнула какая-то сила. Удар, призванный разбудить, а не причинить боль.
   В мозгу будто вспыхнул огонь, потушить который не могли ни молодость, ни выпитое пиво, ни даже страх.
   Женщина смотрела на него, вспоминал Джордан, скользя взглядом по балкону. И она его знала.
   Флинн и Брэд ее не видели. Когда он пришел в себя и позвал друзей, призрачная фигура уже исчезла.
   Разумеется, они испугались. Их охватила странное чувство – смесь восхищения и страха. Вызвать такое могут только привидения и всякие сказочные существа.
   Много лет спустя, когда Хоук писал об этом, он превратил женщину в призрак, хотя точно знал и теперь тоже в этом не сомневается, что повелительница ночи была такой же живой, как он сам.
   – Не знаю, кто ты, – прошептал Джордан, – но ты помогла мне найти себя. Спасибо.
   Сейчас он снова стоял у ворот, засунув руки в карманы, и смотрел сквозь прутья. Этот дом был неотъемлемой частью его прошлого, и, как ни странно, с ним же было связано его будущее. Всего за несколько дней до звонка Флинна, спрашивавшего о картине, на которой был изображен молодой король Артур, он размышлял, нельзя ли попасть в замок на горе. Джордан купил это полотно в галерее, где работала Мэлори Прайс, повинуясь внезапному порыву. Тогда им не довелось встретиться, а сейчас картина помогла Мэлори понять не только где искать ключ, но и как его оттуда достать. Кроме того, это полотно, как и картина «Спящие принцессы», купленная Брэдом, было написано Ровеной. Много веков назад.
   Нью-Йорк сделал свое дело. Джордан уже был готов к переменам. Готов вернуться домой. Флинн значительно облегчил ему все это.
   У него появился повод приехать. Одного взгляда на величественные склоны Аппалачей было достаточно, чтобы понять: он хочет снова жить здесь.
   На этот раз – как ни удивительно – он приехал, чтобы остаться.
   Ему нужны эти горы. Буйство красок осенью, сочная зелень летом. Зимой он будет любоваться застывшими белыми склонами, а весной видеть, как они пробуждаются к жизни.
   Ему нужен Вэлли с его аккуратными улочками и толпами туристов. Он хочет видеть людей, знающих его с детства, ощущать запах жарящегося на гриле мяса с задних дворов, узнавать местные сплетни.
   Ему нужны друзья – нужны радость и спокойствие, которые они дарят. Пицца из коробки, пиво на крыльце, старые шутки – им никто не смеется так, как друг детства.
   А еще ему нужен этот дом, понял Джордан Хоук, и лицо его медленно расплылось в улыбке. Нужен так же сильно, как тому шестнадцатилетнему мечтателю, перед которым открывались неизведанные миры.
   Итак, он будет ждать благоприятного случая – терпения у него сейчас больше, чем в шестнадцать лет. Он выяснит, что Ровена и Питт намерены сделать с Ворриорз-Пик, когда покинут его, независимо от того, куда эти люди – или боги? – отправятся.
   Возможно, дом связан не только с его прошлым, но и будущим.
   Джордан вспомнил подсказку Ровены. Это он принадлежит прошлому Даны и – хочет она того или нет – настоящему. И вполне возможно, ему найдется место, правда, неизвестно какое, в ее будущем.
   Интересно, как связаны он сам и Ворриорз-Пик с ключом, который предстоит найти Дане?
   И не слишком ли самонадеянно думать, что он способен повлиять на события?
   – Возможно… – задумчиво ответил сам себе Джордан. – Но в данный момент я не вижу никаких препятствий.
   Он бросил последний взгляд на замок, повернулся и пошел к машине. Нужно вернуться к Флинну и спокойно все обдумать, рассмотреть под разными углами.
   Затем он изложит результаты своих размышлений Дане. И совершенно неважно, пожелает она его выслушать или нет.
 
   У Брэдли Уэйна были свои расчеты и планы. Зоя Маккорт оставалась для него загадкой. Вот только что обиделась и была раздражена, а через секунду стала спокойной и безупречно вежливой. Казалось, нужно лишь постучать, и дверь к ней откроется. Брэд уже видел искорки юмора и веселья, а потом дверь вдруг захлопывалась у него перед носом, обдав потоком холодного воздуха.
   Уэйну еще не приходилось встречать женщину, которая невзлюбила бы его с первого взгляда. Особенно обидным было то, что она же оказалась первой женщиной, к которой его неудержимо влекло.
   Брэд не мог забыть ее лицо уже три года, с тех пор как увидел картину – второе полотно, на котором были изображены спящие принцессы, написанное Ровеной.
   Принцесса с лицом Зои Маккорт, три тысячи лет спящая в стеклянном гробу.
   Глупо, конечно, но Брэд с первого взгляда влюбился в девушку на картине.
   Реальная женщина оказалась крепким орешком, но упорство – фамильная черта Уэйнов. И воля к победе тоже.
   Если бы в тот день в магазин пришла Зоя, он отменил бы все дела и сам ей все показал и рассказал. Тогда ему удалось бы провести с ней какое-то время, поддерживая разговор одновременно в деловом и дружелюбном тоне.
   Впрочем, когда у Зои сломалась машина и Брэд предложил ее подвезти, ситуация тоже казалась вполне подходящей для делового и дружелюбного общения.