Страница:
– Верно ли, что придется опросить больше тысячи человек?
При мысли об этом у Евы заломило в висках.
– Боюсь, что так, сэр. Сами понимаете, вчера вечером мы не могли держать зрителей слишком долго. Мы лишь собрали персональные данные каждого: имя, фамилия, адрес. А потом всех отпустили. Кое-какие показания у нас, правда, уже есть, поскольку некоторые люди просто не могут не высказаться. Однако большинство этих показаний – пустая болтовня и совершенно бесполезны.
– Распредели свидетелей между сотрудниками, а я сниму с других участков еще несколько детективов и дам их тебе в помощь. И отсейте тех свидетелей, которые априори не в состоянии нам помочь. Нужно максимально сузить их число.
– Я займусь этим прямо сегодня, майор.
– Повторяю, распредели работу между ребятами. Ты не можешь тянуть весь воз в одиночку. Фини займется сбором компьютерной информации об актерах и техперсонале. Я прикажу ему бросить все текущие дела и сосредоточиться только на этом.
Ева представила, как взвоет Фини, получив такой приказ. Но она была рада, что сможет поделиться хотя бы частью работы с лучшим детективом-компьютерщиком.
– Я свяжусь с ним, майор, и вручу ему список интересующих нас людей.
– Копии всех материалов – мне. И скажи своим людям, что после пресс-конференции никто не имеет права давать никаких интервью, не получив предварительно моего разрешения. А ты, Даллас, приготовься к тому, что до тех пор, пока это дело не закрыто, вы с мужем будете фигурировать во всех газетах и телепередачах, а к вашему дому будут водить туристические группы. Если тебе понадобится еще какая-нибудь информация, дай мне знать.
– Спасибо, майор, но пока я начну с того, что есть.
– Жду тебя здесь в час тридцать.
Это означало, что беседа окончена. Ева вышла из кабинета и спустилась на свой этаж. По дороге она вытащила из сумочки сотовый телефон и набрала номер Фини, начальника отдела электронного сыска.
– Привет, Даллас! – весело откликнулся он. – Я слышал, ты вчера посмотрела классный спектакль?
– Да, с убийцей в главной рели. Ну ладно, хватит трепаться. У меня приказ майора: прислать тебе для обработки полный список актеров и работников постановочной части – гримеров, костюмеров, бутафоров, реквизиторов, осветителей, монтировщиков сцены и так далее. Я хочу знать подноготную всех, и как они друг с другом связаны. А кроме того – существовали ли какие-нибудь связи между каждым из них и Ричардом Драко или Айрин Мансфилд.
– Рад бы протянуть тебе руку помощи, Даллас, но у меня сейчас дел – по самые ноздри.
– Это приказ майора, – повторила Ева. – Так что все претензии к нему.
– Вот черт! – бессильно выругался компьютерщик, и Ева представила, какая неизбывная скорбь отразилась на его физиономии. – Сколько человек будет в твоем списке?
– Чепуха, человек четыреста.
– Матерь Божья! Святые угодники! Твою мать!..
– Фини, либо ты молишься, либо материшься. Кстати, информацию на Мансфилд я уже вытащила, но ты тоже можешь покопаться – вдруг найдешь что-то еще. – Ева подошла к своему кабинету и, увидев поджидающую Пибоди, мотнула головой, приглашая ее войти. – Уитни считает это дело приоритетным и пришпоривает нас, как коней. В четырнадцать часов состоится пресс-конференция, и к этому времени я хочу получить от тебя как можно больше информации. Тебе разрешено привлечь к работе столько людей, сколько понадобится.
– Я просто счастлив!
– Трудись, дружище. Я буду в городе, а список пришлет тебе по факсу Пибоди. Особое внимание обращай на то, кто с кем и когда трахался.
– В моем возрасте это уже перестает иметь основополагающее значение.
– Ха-ха, Фини, не прибедняйся! Для секса и травки все возрасты хороши. Будем держать связь.
Ева убрала телефон и обратилась к Пибоди:
– Перешли список работников театра Фини, пусть электронщики попотеют.
Пибоди отправилась выполнять задание. Минут через пять она вернулась и доложила, что все сделано. После этого Ева и ее помощница вышли из кабинета и спустились на лифте в подземный гараж Управления полиции.
– Скажите, лейтенант, а Макнаб тоже будет работать над этим делом? – робко поинтересовалась Пибоди.
Ева искоса посмотрела на свою помощницу, тряхнула головой и отперла дверцы машины.
– Не знаю, не спрашивала.
– Но вам ведь интересно, не правда ли?
Ева пристегнула ремень безопасности и завела мотор.
– Что именно?
– Ну-у… про нас с Макнабом.
– Для меня не существует никаких «вас с Макнабом». Меня меньше всего волнует, трахается ли моя помощница с пижоном из отдела электронного сыска. – Пибоди печально вздохнула. – А теперь прекрати болтать чепуху и дай мне первый адрес.
– Кеннет Стайлс, он же «сэр Уилфред». Парк-авеню, 828. А он, между прочим, очень хорош в постели.
– Кто, сэр Уилфред?
– Да нет же, Макнаб.
– Пибоди!
– Не притворяйтесь, будто вам не интересно.
– Ни капельки. – Однако образ Пибоди в жарких объятиях Макнаба все же мелькнул в ее мозгу. – Сосредоточься на работе.
– А я могу думать одновременно о многих вещах.
– Тогда подумай о Кеннете Стайлсе и продиктуй мне данные на него.
– Есть, шеф. – Пибоди покорно раскрыла блокнот и стала читать: – Кеннет Стайлс, пятьдесят шесть лет, уроженец и коренной житель Нью-Йорка. Родился и вырос в пригороде. Родители были музыкантами. Правонарушений не числится. Обучался у частных преподавателей, изучал актерское мастерство, историю костюма, дизайн сцены, ораторское искусство.
– Ух, ты! Значит, мы имеем дело с настоящим профессионалом.
– Первый раз выступил в амплуа актера в возрасте двух лет. Обладатель всевозможных призов и наград. Работает только на сцене – никаких съемок. Считается хорошим артистом.
– Он раньше работал с Драко?
– Неоднократно. И пару раз – с Мансфилд. Их последняя совместная работа была в Лондоне. В настоящее время не женат.
Ева окинула взглядом парковку, поняла, что поставить тут машину не удастся, и подкатила прямо к подъезду большого здания послевоенной постройки на Парк-авеню. Однако прежде чем она успела открыть дверцу, возле них вырос швейцар в ливрее.
– Прошу прощения, мэм, но эта зона не для парковки.
– А это – полицейский жетон. – И она сунула под нос швейцару свой служебный значок. – Как найти Кеннета Стайлса?
– Мистер Стайлс занимает квартиру номер 5000 на пятом этаже. Консьерж объяснит вам, как пройти. Мадам…
– Разве здесь написано «мадам»? – Буравя швейцара взглядом, Ева снова поднесла жетон к его лицу, чтобы он сумел прочитать надпись.
– Прощу прощения, лейтенант. Могу я отогнать вашу машину в гараж на то время, пока вы будете находиться в здании? Когда вы выйдете, вам ее подгонят прямо к подъезду.
– Очень мило с вашей стороны, но у меня не будет времени ждать, поэтому машина останется здесь.
Они с Пибоди вышли из автомобиля и направились к зданию, а швейцар остался стоять, растерянно глядя им вслед. Ева не могла его осуждать: место было из дорогих и, естественно, здесь существовали определенные правила.
Просторный и элегантный вестибюль был выложен черной полированной плиткой, бронзовые светильники источали мягкое сияние, повсюду стояли цветы. За длинной белой стойкой грациозно восседала стройная молодая женщина. Лицо ее лучилось приветливой улыбкой.
– Здравствуйте! Могу ли я вам помочь?
– Нас интересует Кеннет Стайлс. – Ева положила свой жетон на стойку, рядом с медной вазой, в которой благоухали белые цветы.
– Мистер Стайлс ожидает вас, лейтенант Даллас?
– Думаю, да. В противном случае это будет приятный сюрприз.
– Одну минуточку. – Не переставая улыбаться, женщина нажала несколько кнопок на коммутаторе. Ее ровный бархатный голос как нельзя больше подходил к этой шикарной обстановке: – Мистер Стайлс? Вас спрашивают лейтенант Даллас и ее помощница. Могу ли я их пропустить? – Выслушав ответ, она сказала: – Спасибо. Желаю вам удачного дня. – Затем, повернувшись к пришедшим, консьержка указала на лифты в восточном крыле вестибюля: – Проходите, пожалуйста, лейтенант. Мистер Стайлс вас ждет. Пятый этаж, квартира 5000. Приятного вам дня.
– Робот, а не баба! – бросила Пибоди, когда они с Евой шагали по черным блестящим плиткам к лифту. – От такой приторной вежливости просто тошнит. Хочется прополоскать рот.
Лифт взлетел на пятый этаж с такой ошеломляющей скоростью, что желудок Евы провалился куда-то вниз, а уши заложило. Она никогда не могла понять, почему скоростные лифты считаются признаком роскоши.
У дверей лифта их ждал еще один «робот» – личный слуга Стайлса, как заключила Ева. Правда, на сей раз это был пожилой мужчина, одетый в такой изысканный смокинг, что рядом с ним ненавистный Соммерсет показался бы грязным оборванцем. У «робота» были волосы стального цвета и роскошные усы, которые сразу бросались в глаза на его худом костистом лице. Перчатки на его руках сияли первозданной белизной.
Слуга поклонился, а потом произнес сочным голосом, в котором явно слышался британский акцент.
– Лейтенант Даллас, сержант, мистер Стайлс ожидает вас. Прошу следовать за мной.
Он провел их по коридору к двойным дверям крайней квартиры. Войдя в холл, Ева и Пибоди застыли на пороге. Из огромного, во всю стену, окна открывался вид на Парк-авеню. Интерьер бил по глазам сумасшествием красок – всеми оттенками красного, зеленого, синего. Цвета переплетались и разбегались в разных направлениях самым причудливым образом. Посередине комнаты находился небольшой бассейн из белого мрамора, в котором среди круглых листьев кувшинки лениво плавала кругами толстая золотая рыбка. Зимний сад, состоящий из увешанных плодами карликовых апельсинных и лимонных деревьев, источал сильный цитрусовый запах. Пол был исчерчен безумной пляской разноцветных линий, из которых при ближайшем рассмотрении складывался рисунок обнаженных тел, переплетенных в какой-то дьявольской оргии.
Наступая на зеленые груди и синие пенисы, Ева прошла в ту часть помещения, где на кушетке шафранного цвета, развалившись, восседал хозяин квартиры.
– Ну и местечко! – не удержавшись, пробормотала она.
На бугристом лице Стайлса появилась приторная улыбка.
– Разве возможна жизнь вне искусства, лейтенант! Могу я предложить вам что-нибудь, прежде чем мы начнем?
– Нет, благодарю.
– Что ж, в таком случае вы свободны, Вильям. – Он отпустил слугу величавым взмахом руки и жестом предложил Еве садиться. – Понимаю, что для вас это повседневная работа, лейтенант Даллас, но для меня данная ситуация – в новинку. Вчера я даже, признаться, ощутил некоторое возбуждение.
– Знать, что рядом с тобой, возможно, находится убийца, – разве это возбуждает?
– После того как проходит первый шок – да. Ведь это в человеческой природе – испытывать возбуждение, даже какой-то мрачный восторг при виде убийства. Иначе на протяжении веков оно не привлекало бы к себе столь непреодолимый, болезненный интерес.
Ева отметила, что глаза у Стайлса глубокие, темные и проницательные.
– Для беседы с вами я мог бы избрать какую угодно маску – я ведь очень опытный актер. Я мог бы прикинуться напуганным, растерянным, нервным, смущенным, опечаленным… Но я предпочел честность.
Ева подумала о Карли Лэндсдоун.
– Похоже, в ближайшее время мне только и придется, что иметь дело с масками, – проговорила она. – Включай диктофон, Пибоди.
Ева села на диван и тут же утонула в подушках. Сдержав готовое вырваться ругательство, она выбралась из этой мягкой трясины, устроилась на самом краю дивана и, едва удерживая равновесие, произнесла стандартную формулу:
– Знаете ли вы свои права и обязанности, мистер Стайлс?
– О да, вне всяких сомнений. – На лице актера вновь появилась приторная улыбка. – Если позволите, лейтенант, должен заметить, что вы произносите эти слова с большой властностью и даже с некоторым щегольством.
– Безмерно польщена. А теперь расскажите, пожалуйста, о том, какие отношения связывали вас с Ричардом Драко.
– Исключительно профессиональные. На протяжении многих лет мы с ним периодически работали вместе. В последний раз – в той самой пьесе, премьера которой с таким… гм… успехом состоялась вчера вечером.
«Вот черт! – подумала Ева. – А ведь ему нравится все происходящее. Он откровенно наслаждается этим!»
– А ваши личные отношения?
– Даже не знаю, существовали ли они в том смысле, который вы вкладываете в это выражение. Актеры часто… так сказать, тянутся друг к другу. – Стайлс сделал неопределенный жест рукой, и на его запястье игриво звякнул браслет с разноцветными камешками. – С угнетающей регулярностью мы женимся друг на друге, но эти браки недолговечны – так же, как и мимолетная дружба или скоротечные связи между партнерами по сцене.
– И все же вы знали его не один год, – заметила Ева.
– Вот именно, я знал его, но мы никогда не были друзьями. А говоря откровенно… – Стайлс снова сделал паузу. Глаза его блестели так же весело, как камушки на браслете, что абсолютно не вязалось с ситуацией. – Я презирал его. Ненавидел. Считал его самым омерзительным существом на Земле.
– Тому были причины?
– Тому было сколько угодно причин! – Стайлс подался вперед, словно собирался сообщить какую-то страшную тайну. – Он был жаден, эгоцентричен, груб, высокомерен. Впрочем, этот последний недостаток я мог бы ему простить, поскольку мы, люди, выступающие на подмостках, чтобы добиться успеха, не можем обойтись без определенной доли тщеславия. Однако у Ричарда была черная душа. Он был потребителем – человеком, который получает наслаждение, разбивая чужие сердца и отравляя души. Я нисколько не сожалею о том, что его лишили жизни. Мне лишь не нравится метод, который для этого избрали.
– Почему?
– Потому что пьеса – блестящая, а своей ролью я просто упивался. Теперь же, после этого инцидента, спектакль «положат на полку», а то и вовсе снимут, и это меня огорчает.
– Но возможно и другое: случившееся станет великолепной рекламой для спектакля. Это ведь пошло бы вам только на пользу?
– Если рассуждать подобным образом, то конечно.
– И когда спектакль снова пойдет, зрители будут валить на него толпами.
– Пожалуй.
– Следовательно, смерть Драко, случившаяся на глазах у тысяч людей, да еще столь драматично обставленная, вам только на руку?
– Умно! – промурлыкал Стайлс, изучая Еву уже более внимательным и серьезным взглядом. – Спектакль внутри спектакля – это всегда интересно. Блестящий ход мысли, лейтенант!
Ева почувствовала, что все это начинает ее раздражать.
– Насколько мне известно, вы имели доступ к бутафорскому ножу. И достаточно времени, чтобы подменить его на настоящий.
– В общем-то, да. Это мысль! – Артист несколько раз моргнул, словно переваривая новую для себя информацию. – Так значит, я – подозреваемый? Как интересно! Я-то видел себя исключительно в роли свидетеля. Что ж, действительно, у меня была такая возможность, но зато не было мотива.
– Только что вы заявили, что ненавидели Ричарда Драко.
– О, дорогой лейтенант, если бы я убивал всякого, кого ненавижу, сцена была бы завалена трупами! Кроме того, как бы велика ни была моя ненависть к Ричарду Драко, мое восхищение его талантом было еще больше. Он был великим артистом, и только по этой причине я согласился снова с ним работать. Возможно, мир избавился от ничтожнейшего человечишки, но зато театр потерял величайшего из своих сыновей.
– А вы избавились от одного из главных конкурентов по сцене, – добавила Ева.
Брови Стайлса поднялись.
– Вот тут вы ошибаетесь. У нас с Ричардом совершенно разные амплуа. Я не могу припомнить случая, чтобы мы с ним когда-либо боролись за одну и ту же роль.
Ева кивнула, подумав, что проверить это будет несложно, и решила изменить тактику.
– Какие отношения связывают вас с Айрин Мансфилд?
– Она мой друг. Я восхищаюсь ею – и как женщиной, и как партнером. – Он опустил глаза и покачал головой. – Наша профессия дается ей нелегко: она очень ранимая натура. Надеюсь, вы учтете это.
Стайлс снова поднял глаза на Еву. Теперь они потемнели, и в них плескался гнев.
– Кто-то чудовищным образом использовал ее, уверяю вас, лейтенант. Если бы я задумал отправить Ричарда Драко на тот свет, я бы сделал это таким образом, чтобы не бросать тень на своих товарищей. Вчера на сцене оказалось сразу две жертвы – Ричард Драко и Айрин Мансфилд, и мое сердце истекает кровью от жалости к ней.
-Мошенник! – бормотала Ева, пока лифт спускал их с пятого этажа в вестибюль. – Умный, скользкий, самодовольный… Из всех остальных актеров он – самый опытный и знает театр как свои пять пальцев.
– Если Стайлс действительно друг Айрин Мансфилд, разве стал бы он вкладывать в ее руки настоящий нож, чтобы она убила Драко? Да к тому же еще подкидывать бутафорский нож в ее гримерную.
– А почему бы и нет? Ведь это так театрально! – Ева вышла из подъезда, напоследок наградив швейцара сердитым взглядом. Сев в машину, она наморщила лоб и задумчиво побарабанила пальцами по рулевой колонке. – Как бы то ни было, тот, кто разработал этот план, хотел, чтобы мы нашли бутафорский нож и стали подозревать Мансфилд. В противном случае все это выглядит глупо, а тот, кто подстроил убийство, далеко не дурак. Я хочу знать имена статистов – кто из обделенных артистов, желающих блистать на сцене, выполнял в тот день техническую работу.
Машина отъехала от тротуара.
– Отправь запись беседы Фини, – велела Ева Пибоди, а сама по автомобильному телефону набрала номер морга. Трубку снял Морс, главный патологоанатом, обладатель роскошной шевелюры, всегда носивший в правом ухе несколько серебряных сережек.
– Я ждал твоего звонка, Даллас, – сказал он. – Ваши ребята из управления меня уже заколебали.
– Да нас и самих имеют как хотят. Итак, что ты мне можешь сказать о Драко?
– Хочешь – верь, хочешь – не верь, но он мертв. – По голосу Морса было понятно, что он улыбается. – Ножевая рана в сердце, мгновенная и чистая смерть. Больше никаких повреждений. У него великолепная накачанная фигура и чудесный бронзовый загар, если тебя это интересует. Печень – не очень. Видимо, этот ваш парень любил заложить за воротник, но в последнее время пытался лечиться. Кстати, в момент смерти он был под кайфом: в организме обнаружен наркотик. Точнее, коктейль из трех наркотиков: «экзотики», «зинга» и «Зевса». И эту гремучую смесь он запил стаканом чистого виски.
– Гурман!
– Не говори… Мужик и пил, и таблетки глотал, но при этом пытался заботиться о здоровье: качался, лечил печень. Впрочем, даже при таком образе жизни он прожил бы еще не менее двух десятков лет.
– Теперь ему это не грозит. Спасибо, Морс.
– Когда спектакль снова пойдет, не подкинешь по блату пару билетиков? У тебя ведь есть связи… – подколол Еву патологоанатом.
Она вздохнула:
– Я посмотрю, что можно будет сделать.
ГЛАВА 4
При мысли об этом у Евы заломило в висках.
– Боюсь, что так, сэр. Сами понимаете, вчера вечером мы не могли держать зрителей слишком долго. Мы лишь собрали персональные данные каждого: имя, фамилия, адрес. А потом всех отпустили. Кое-какие показания у нас, правда, уже есть, поскольку некоторые люди просто не могут не высказаться. Однако большинство этих показаний – пустая болтовня и совершенно бесполезны.
– Распредели свидетелей между сотрудниками, а я сниму с других участков еще несколько детективов и дам их тебе в помощь. И отсейте тех свидетелей, которые априори не в состоянии нам помочь. Нужно максимально сузить их число.
– Я займусь этим прямо сегодня, майор.
– Повторяю, распредели работу между ребятами. Ты не можешь тянуть весь воз в одиночку. Фини займется сбором компьютерной информации об актерах и техперсонале. Я прикажу ему бросить все текущие дела и сосредоточиться только на этом.
Ева представила, как взвоет Фини, получив такой приказ. Но она была рада, что сможет поделиться хотя бы частью работы с лучшим детективом-компьютерщиком.
– Я свяжусь с ним, майор, и вручу ему список интересующих нас людей.
– Копии всех материалов – мне. И скажи своим людям, что после пресс-конференции никто не имеет права давать никаких интервью, не получив предварительно моего разрешения. А ты, Даллас, приготовься к тому, что до тех пор, пока это дело не закрыто, вы с мужем будете фигурировать во всех газетах и телепередачах, а к вашему дому будут водить туристические группы. Если тебе понадобится еще какая-нибудь информация, дай мне знать.
– Спасибо, майор, но пока я начну с того, что есть.
– Жду тебя здесь в час тридцать.
Это означало, что беседа окончена. Ева вышла из кабинета и спустилась на свой этаж. По дороге она вытащила из сумочки сотовый телефон и набрала номер Фини, начальника отдела электронного сыска.
– Привет, Даллас! – весело откликнулся он. – Я слышал, ты вчера посмотрела классный спектакль?
– Да, с убийцей в главной рели. Ну ладно, хватит трепаться. У меня приказ майора: прислать тебе для обработки полный список актеров и работников постановочной части – гримеров, костюмеров, бутафоров, реквизиторов, осветителей, монтировщиков сцены и так далее. Я хочу знать подноготную всех, и как они друг с другом связаны. А кроме того – существовали ли какие-нибудь связи между каждым из них и Ричардом Драко или Айрин Мансфилд.
– Рад бы протянуть тебе руку помощи, Даллас, но у меня сейчас дел – по самые ноздри.
– Это приказ майора, – повторила Ева. – Так что все претензии к нему.
– Вот черт! – бессильно выругался компьютерщик, и Ева представила, какая неизбывная скорбь отразилась на его физиономии. – Сколько человек будет в твоем списке?
– Чепуха, человек четыреста.
– Матерь Божья! Святые угодники! Твою мать!..
– Фини, либо ты молишься, либо материшься. Кстати, информацию на Мансфилд я уже вытащила, но ты тоже можешь покопаться – вдруг найдешь что-то еще. – Ева подошла к своему кабинету и, увидев поджидающую Пибоди, мотнула головой, приглашая ее войти. – Уитни считает это дело приоритетным и пришпоривает нас, как коней. В четырнадцать часов состоится пресс-конференция, и к этому времени я хочу получить от тебя как можно больше информации. Тебе разрешено привлечь к работе столько людей, сколько понадобится.
– Я просто счастлив!
– Трудись, дружище. Я буду в городе, а список пришлет тебе по факсу Пибоди. Особое внимание обращай на то, кто с кем и когда трахался.
– В моем возрасте это уже перестает иметь основополагающее значение.
– Ха-ха, Фини, не прибедняйся! Для секса и травки все возрасты хороши. Будем держать связь.
Ева убрала телефон и обратилась к Пибоди:
– Перешли список работников театра Фини, пусть электронщики попотеют.
Пибоди отправилась выполнять задание. Минут через пять она вернулась и доложила, что все сделано. После этого Ева и ее помощница вышли из кабинета и спустились на лифте в подземный гараж Управления полиции.
– Скажите, лейтенант, а Макнаб тоже будет работать над этим делом? – робко поинтересовалась Пибоди.
Ева искоса посмотрела на свою помощницу, тряхнула головой и отперла дверцы машины.
– Не знаю, не спрашивала.
– Но вам ведь интересно, не правда ли?
Ева пристегнула ремень безопасности и завела мотор.
– Что именно?
– Ну-у… про нас с Макнабом.
– Для меня не существует никаких «вас с Макнабом». Меня меньше всего волнует, трахается ли моя помощница с пижоном из отдела электронного сыска. – Пибоди печально вздохнула. – А теперь прекрати болтать чепуху и дай мне первый адрес.
– Кеннет Стайлс, он же «сэр Уилфред». Парк-авеню, 828. А он, между прочим, очень хорош в постели.
– Кто, сэр Уилфред?
– Да нет же, Макнаб.
– Пибоди!
– Не притворяйтесь, будто вам не интересно.
– Ни капельки. – Однако образ Пибоди в жарких объятиях Макнаба все же мелькнул в ее мозгу. – Сосредоточься на работе.
– А я могу думать одновременно о многих вещах.
– Тогда подумай о Кеннете Стайлсе и продиктуй мне данные на него.
– Есть, шеф. – Пибоди покорно раскрыла блокнот и стала читать: – Кеннет Стайлс, пятьдесят шесть лет, уроженец и коренной житель Нью-Йорка. Родился и вырос в пригороде. Родители были музыкантами. Правонарушений не числится. Обучался у частных преподавателей, изучал актерское мастерство, историю костюма, дизайн сцены, ораторское искусство.
– Ух, ты! Значит, мы имеем дело с настоящим профессионалом.
– Первый раз выступил в амплуа актера в возрасте двух лет. Обладатель всевозможных призов и наград. Работает только на сцене – никаких съемок. Считается хорошим артистом.
– Он раньше работал с Драко?
– Неоднократно. И пару раз – с Мансфилд. Их последняя совместная работа была в Лондоне. В настоящее время не женат.
Ева окинула взглядом парковку, поняла, что поставить тут машину не удастся, и подкатила прямо к подъезду большого здания послевоенной постройки на Парк-авеню. Однако прежде чем она успела открыть дверцу, возле них вырос швейцар в ливрее.
– Прошу прощения, мэм, но эта зона не для парковки.
– А это – полицейский жетон. – И она сунула под нос швейцару свой служебный значок. – Как найти Кеннета Стайлса?
– Мистер Стайлс занимает квартиру номер 5000 на пятом этаже. Консьерж объяснит вам, как пройти. Мадам…
– Разве здесь написано «мадам»? – Буравя швейцара взглядом, Ева снова поднесла жетон к его лицу, чтобы он сумел прочитать надпись.
– Прощу прощения, лейтенант. Могу я отогнать вашу машину в гараж на то время, пока вы будете находиться в здании? Когда вы выйдете, вам ее подгонят прямо к подъезду.
– Очень мило с вашей стороны, но у меня не будет времени ждать, поэтому машина останется здесь.
Они с Пибоди вышли из автомобиля и направились к зданию, а швейцар остался стоять, растерянно глядя им вслед. Ева не могла его осуждать: место было из дорогих и, естественно, здесь существовали определенные правила.
Просторный и элегантный вестибюль был выложен черной полированной плиткой, бронзовые светильники источали мягкое сияние, повсюду стояли цветы. За длинной белой стойкой грациозно восседала стройная молодая женщина. Лицо ее лучилось приветливой улыбкой.
– Здравствуйте! Могу ли я вам помочь?
– Нас интересует Кеннет Стайлс. – Ева положила свой жетон на стойку, рядом с медной вазой, в которой благоухали белые цветы.
– Мистер Стайлс ожидает вас, лейтенант Даллас?
– Думаю, да. В противном случае это будет приятный сюрприз.
– Одну минуточку. – Не переставая улыбаться, женщина нажала несколько кнопок на коммутаторе. Ее ровный бархатный голос как нельзя больше подходил к этой шикарной обстановке: – Мистер Стайлс? Вас спрашивают лейтенант Даллас и ее помощница. Могу ли я их пропустить? – Выслушав ответ, она сказала: – Спасибо. Желаю вам удачного дня. – Затем, повернувшись к пришедшим, консьержка указала на лифты в восточном крыле вестибюля: – Проходите, пожалуйста, лейтенант. Мистер Стайлс вас ждет. Пятый этаж, квартира 5000. Приятного вам дня.
– Робот, а не баба! – бросила Пибоди, когда они с Евой шагали по черным блестящим плиткам к лифту. – От такой приторной вежливости просто тошнит. Хочется прополоскать рот.
Лифт взлетел на пятый этаж с такой ошеломляющей скоростью, что желудок Евы провалился куда-то вниз, а уши заложило. Она никогда не могла понять, почему скоростные лифты считаются признаком роскоши.
У дверей лифта их ждал еще один «робот» – личный слуга Стайлса, как заключила Ева. Правда, на сей раз это был пожилой мужчина, одетый в такой изысканный смокинг, что рядом с ним ненавистный Соммерсет показался бы грязным оборванцем. У «робота» были волосы стального цвета и роскошные усы, которые сразу бросались в глаза на его худом костистом лице. Перчатки на его руках сияли первозданной белизной.
Слуга поклонился, а потом произнес сочным голосом, в котором явно слышался британский акцент.
– Лейтенант Даллас, сержант, мистер Стайлс ожидает вас. Прошу следовать за мной.
Он провел их по коридору к двойным дверям крайней квартиры. Войдя в холл, Ева и Пибоди застыли на пороге. Из огромного, во всю стену, окна открывался вид на Парк-авеню. Интерьер бил по глазам сумасшествием красок – всеми оттенками красного, зеленого, синего. Цвета переплетались и разбегались в разных направлениях самым причудливым образом. Посередине комнаты находился небольшой бассейн из белого мрамора, в котором среди круглых листьев кувшинки лениво плавала кругами толстая золотая рыбка. Зимний сад, состоящий из увешанных плодами карликовых апельсинных и лимонных деревьев, источал сильный цитрусовый запах. Пол был исчерчен безумной пляской разноцветных линий, из которых при ближайшем рассмотрении складывался рисунок обнаженных тел, переплетенных в какой-то дьявольской оргии.
Наступая на зеленые груди и синие пенисы, Ева прошла в ту часть помещения, где на кушетке шафранного цвета, развалившись, восседал хозяин квартиры.
– Ну и местечко! – не удержавшись, пробормотала она.
На бугристом лице Стайлса появилась приторная улыбка.
– Разве возможна жизнь вне искусства, лейтенант! Могу я предложить вам что-нибудь, прежде чем мы начнем?
– Нет, благодарю.
– Что ж, в таком случае вы свободны, Вильям. – Он отпустил слугу величавым взмахом руки и жестом предложил Еве садиться. – Понимаю, что для вас это повседневная работа, лейтенант Даллас, но для меня данная ситуация – в новинку. Вчера я даже, признаться, ощутил некоторое возбуждение.
– Знать, что рядом с тобой, возможно, находится убийца, – разве это возбуждает?
– После того как проходит первый шок – да. Ведь это в человеческой природе – испытывать возбуждение, даже какой-то мрачный восторг при виде убийства. Иначе на протяжении веков оно не привлекало бы к себе столь непреодолимый, болезненный интерес.
Ева отметила, что глаза у Стайлса глубокие, темные и проницательные.
– Для беседы с вами я мог бы избрать какую угодно маску – я ведь очень опытный актер. Я мог бы прикинуться напуганным, растерянным, нервным, смущенным, опечаленным… Но я предпочел честность.
Ева подумала о Карли Лэндсдоун.
– Похоже, в ближайшее время мне только и придется, что иметь дело с масками, – проговорила она. – Включай диктофон, Пибоди.
Ева села на диван и тут же утонула в подушках. Сдержав готовое вырваться ругательство, она выбралась из этой мягкой трясины, устроилась на самом краю дивана и, едва удерживая равновесие, произнесла стандартную формулу:
– Знаете ли вы свои права и обязанности, мистер Стайлс?
– О да, вне всяких сомнений. – На лице актера вновь появилась приторная улыбка. – Если позволите, лейтенант, должен заметить, что вы произносите эти слова с большой властностью и даже с некоторым щегольством.
– Безмерно польщена. А теперь расскажите, пожалуйста, о том, какие отношения связывали вас с Ричардом Драко.
– Исключительно профессиональные. На протяжении многих лет мы с ним периодически работали вместе. В последний раз – в той самой пьесе, премьера которой с таким… гм… успехом состоялась вчера вечером.
«Вот черт! – подумала Ева. – А ведь ему нравится все происходящее. Он откровенно наслаждается этим!»
– А ваши личные отношения?
– Даже не знаю, существовали ли они в том смысле, который вы вкладываете в это выражение. Актеры часто… так сказать, тянутся друг к другу. – Стайлс сделал неопределенный жест рукой, и на его запястье игриво звякнул браслет с разноцветными камешками. – С угнетающей регулярностью мы женимся друг на друге, но эти браки недолговечны – так же, как и мимолетная дружба или скоротечные связи между партнерами по сцене.
– И все же вы знали его не один год, – заметила Ева.
– Вот именно, я знал его, но мы никогда не были друзьями. А говоря откровенно… – Стайлс снова сделал паузу. Глаза его блестели так же весело, как камушки на браслете, что абсолютно не вязалось с ситуацией. – Я презирал его. Ненавидел. Считал его самым омерзительным существом на Земле.
– Тому были причины?
– Тому было сколько угодно причин! – Стайлс подался вперед, словно собирался сообщить какую-то страшную тайну. – Он был жаден, эгоцентричен, груб, высокомерен. Впрочем, этот последний недостаток я мог бы ему простить, поскольку мы, люди, выступающие на подмостках, чтобы добиться успеха, не можем обойтись без определенной доли тщеславия. Однако у Ричарда была черная душа. Он был потребителем – человеком, который получает наслаждение, разбивая чужие сердца и отравляя души. Я нисколько не сожалею о том, что его лишили жизни. Мне лишь не нравится метод, который для этого избрали.
– Почему?
– Потому что пьеса – блестящая, а своей ролью я просто упивался. Теперь же, после этого инцидента, спектакль «положат на полку», а то и вовсе снимут, и это меня огорчает.
– Но возможно и другое: случившееся станет великолепной рекламой для спектакля. Это ведь пошло бы вам только на пользу?
– Если рассуждать подобным образом, то конечно.
– И когда спектакль снова пойдет, зрители будут валить на него толпами.
– Пожалуй.
– Следовательно, смерть Драко, случившаяся на глазах у тысяч людей, да еще столь драматично обставленная, вам только на руку?
– Умно! – промурлыкал Стайлс, изучая Еву уже более внимательным и серьезным взглядом. – Спектакль внутри спектакля – это всегда интересно. Блестящий ход мысли, лейтенант!
Ева почувствовала, что все это начинает ее раздражать.
– Насколько мне известно, вы имели доступ к бутафорскому ножу. И достаточно времени, чтобы подменить его на настоящий.
– В общем-то, да. Это мысль! – Артист несколько раз моргнул, словно переваривая новую для себя информацию. – Так значит, я – подозреваемый? Как интересно! Я-то видел себя исключительно в роли свидетеля. Что ж, действительно, у меня была такая возможность, но зато не было мотива.
– Только что вы заявили, что ненавидели Ричарда Драко.
– О, дорогой лейтенант, если бы я убивал всякого, кого ненавижу, сцена была бы завалена трупами! Кроме того, как бы велика ни была моя ненависть к Ричарду Драко, мое восхищение его талантом было еще больше. Он был великим артистом, и только по этой причине я согласился снова с ним работать. Возможно, мир избавился от ничтожнейшего человечишки, но зато театр потерял величайшего из своих сыновей.
– А вы избавились от одного из главных конкурентов по сцене, – добавила Ева.
Брови Стайлса поднялись.
– Вот тут вы ошибаетесь. У нас с Ричардом совершенно разные амплуа. Я не могу припомнить случая, чтобы мы с ним когда-либо боролись за одну и ту же роль.
Ева кивнула, подумав, что проверить это будет несложно, и решила изменить тактику.
– Какие отношения связывают вас с Айрин Мансфилд?
– Она мой друг. Я восхищаюсь ею – и как женщиной, и как партнером. – Он опустил глаза и покачал головой. – Наша профессия дается ей нелегко: она очень ранимая натура. Надеюсь, вы учтете это.
Стайлс снова поднял глаза на Еву. Теперь они потемнели, и в них плескался гнев.
– Кто-то чудовищным образом использовал ее, уверяю вас, лейтенант. Если бы я задумал отправить Ричарда Драко на тот свет, я бы сделал это таким образом, чтобы не бросать тень на своих товарищей. Вчера на сцене оказалось сразу две жертвы – Ричард Драко и Айрин Мансфилд, и мое сердце истекает кровью от жалости к ней.
-Мошенник! – бормотала Ева, пока лифт спускал их с пятого этажа в вестибюль. – Умный, скользкий, самодовольный… Из всех остальных актеров он – самый опытный и знает театр как свои пять пальцев.
– Если Стайлс действительно друг Айрин Мансфилд, разве стал бы он вкладывать в ее руки настоящий нож, чтобы она убила Драко? Да к тому же еще подкидывать бутафорский нож в ее гримерную.
– А почему бы и нет? Ведь это так театрально! – Ева вышла из подъезда, напоследок наградив швейцара сердитым взглядом. Сев в машину, она наморщила лоб и задумчиво побарабанила пальцами по рулевой колонке. – Как бы то ни было, тот, кто разработал этот план, хотел, чтобы мы нашли бутафорский нож и стали подозревать Мансфилд. В противном случае все это выглядит глупо, а тот, кто подстроил убийство, далеко не дурак. Я хочу знать имена статистов – кто из обделенных артистов, желающих блистать на сцене, выполнял в тот день техническую работу.
Машина отъехала от тротуара.
– Отправь запись беседы Фини, – велела Ева Пибоди, а сама по автомобильному телефону набрала номер морга. Трубку снял Морс, главный патологоанатом, обладатель роскошной шевелюры, всегда носивший в правом ухе несколько серебряных сережек.
– Я ждал твоего звонка, Даллас, – сказал он. – Ваши ребята из управления меня уже заколебали.
– Да нас и самих имеют как хотят. Итак, что ты мне можешь сказать о Драко?
– Хочешь – верь, хочешь – не верь, но он мертв. – По голосу Морса было понятно, что он улыбается. – Ножевая рана в сердце, мгновенная и чистая смерть. Больше никаких повреждений. У него великолепная накачанная фигура и чудесный бронзовый загар, если тебя это интересует. Печень – не очень. Видимо, этот ваш парень любил заложить за воротник, но в последнее время пытался лечиться. Кстати, в момент смерти он был под кайфом: в организме обнаружен наркотик. Точнее, коктейль из трех наркотиков: «экзотики», «зинга» и «Зевса». И эту гремучую смесь он запил стаканом чистого виски.
– Гурман!
– Не говори… Мужик и пил, и таблетки глотал, но при этом пытался заботиться о здоровье: качался, лечил печень. Впрочем, даже при таком образе жизни он прожил бы еще не менее двух десятков лет.
– Теперь ему это не грозит. Спасибо, Морс.
– Когда спектакль снова пойдет, не подкинешь по блату пару билетиков? У тебя ведь есть связи… – подколол Еву патологоанатом.
Она вздохнула:
– Я посмотрю, что можно будет сделать.
ГЛАВА 4
Покинув рафинированный квартал, в котором обитал Стайлс, Ева и Пибоди проехали совсем немного и вскоре окунулись в специфические ароматы района Алфабет-сити. Здесь пахло перевернутыми мусорными баками и немытыми бродягами, тут не было роскошных домов с ливрейными швейцарами и престижных машин. Однако, несмотря на это, у Евы сразу стало легче на душе.
Майкл Проктор жил на четвертом этаже угрюмого закопченного здания – одного из многих, которые жались друг к другу грязными боками, словно бездомные попрошайки в очереди за бесплатным супом. Каждый раз, когда приближались выборы, городские власти клялись в том, что приведут район в порядок: проведут реконструкцию, одержат решительную победу над преступностью, объявят бой нищете. Но вот выборы оставались позади, а район продолжал загнивать, распространяя омерзительное зловоние. До следующих выборов.
Однако всем надо где-то жить. Судя по полученной Евой информации, Майкл Проктор отчаянно боролся за существование: хватался за любые роли, подрабатывал в нескольких местах кряду, чтобы только не остаться без крыши над головой. И все же ему это не очень удавалось. Ева выяснила, что Проктор задолжал квартплату уже за полтора месяца, и ему пришлось обратиться в Комиссию по жилищной помощи. А это означало последнюю стадию отчаяния. Те, кто приходил в КЖП, словно попадали в паутину. Их опутывали липкими нитями анкет, справок и других бумажек, их хватали за горло жирные пальцы бюрократов. В конечном итоге многие не выдерживали и, плюнув на все, уходили прочь, чтобы найти хотя бы временное убежище под кровом грязной ночлежки.
Еве подумалось, что, получив роль Драко, Проктор мог рассчитывать на приличную зарплату. А деньги во все века были самым весомым мотивом убийства.
Покрутившись по автостоянке, Ева наконец поставила машину между ржавым седаном и битым пикапом, марки которых уже невозможно было определить.
– Если Драко прикончил этот парень, то он сделал меткий выстрел, – проговорила она. – Теперь у него появился шанс получить главную роль, пусть даже временно. А это даст толчок его карьере, подарит уверенность в себе и деньги – все в одном флаконе. Раньше он никогда не преступал закон, но ведь каждый преступник когда-нибудь с чего-то начинает.
– Мне нравится ваш оптимистический взгляд на человеческую природу, – усмехнулась Пибоди.
– Да, я отличаюсь огромным человеколюбием, – согласилась Ева, направляясь к входу в мрачное здание. Пибоди поспешила за ней.
Когда-то этот дом знавал лучшие времена, однако уже очень давно пришел в упадок. Кодовый замок на входной двери был с корнем вырван – вероятно, каким-нибудь шаловливым юнцом, у которого теперь, скорее всего, уже выросла борода. Вестибюль цвета засохшей грязи было тесным и затхлым, почтовые ящики на стене – поломаны и искорежены. Посмотрев на хлипкий лифт, поддерживаемый двумя ржавыми тросами, Ева хмыкнула и стала подниматься по лестнице.
Откуда-то доносился жалобный плач и всхлипывания, из-за двери на втором этаже слышались звуки телевизора: показывали футбольный матч, и кто-то смачно поносил игроков за скверную игру. В воздухе пахло плесенью, мочой и марихуаной. На третьем этаже звучала классическая музыка – эту мелодию Еве как-то играл Рорк. Ей аккомпанировали тяжелые удары, и Ева поморщилась: ей не хотелось отвлекаться от дела, которое их сюда привело.
– Бьют кого-то, – буркнула она.
– Нет, танцуют, – возразила Пибоди. – Мой кузен исполняет этот танец в Региональной балетной труппе в Денвере. Я когда-то тоже мечтала туда попасть…
– Ты мечтала стать танцовщицей? – Ева изумленно воззрилась на свою помощницу. От подъема по лестнице щеки Пибоди порозовели.
– Да. Правда, тогда я была еще маленькой девочкой. Но у меня не та конституция. Вот вы с вашим сложением вполне могли бы танцевать. Пару недель назад мы с Чарльзом ходили в балет. Все балерины такие длинные, тощие! Меня от них тошнит.
– Гм… – Это было все, что Ева могла сказать в ответ. Признание Пибоди, что она продолжает общаться с профессиональным жиголо Чарльзом Монро ей совсем не понравилось.
– А я сложена скорее как оперная певица, – сказала Пибоди, скорчив рожицу. – Я… пухленькая.
– Теперь пойдешь в оперу?
– Я уже несколько раз там была. Мне понравилось. – Они наконец добрались до площадки четвертого этажа, и Пибоди с облегчением выдохнула. – Чарльз вообще помешан на культуре.
– У тебя, наверное, очень напряженно со временем. Это надо же – разрываться между Макнабом и Монро!
Пибоди хихикнула:
– А я думала, что для вас не существует «нас с Макнабом».
– Заткнись, Пибоди! – раздраженно одернула помощницу Ева и постучала в дверь Проктора.
Держа наготове полицейский жетон, она прислушивалась к шагам за дверью. Послышалось звяканье и щелчки. Ева считала и пришла к выводу, что на двери как минимум пять замков. Наконец дверь приоткрылась. Лицо, которое виднелось сквозь образовавшуюся щель, поразило Еву. Оно могло быть либо творением гениального скульптора, либо даром божьим. Гладкая золотистая кожа, высокие скулы, квадратная челюсть античного героя, подбородок с ямочкой, за которую тысячи женщин, не раздумывая, продали бы душу дьяволу. Полные губы, красиво очерченный рот, прямой тонкий нос, а глаза… Два изумруда чистейшей воды. Все это великолепие венчала пышная шапка светло-каштановых волос с несколькими мальчишескими вихрами.
Переведя глаза с Евы на Пибоди и обратно, Майкл Проктор пригладил длинными пальцами шевелюру и, приведя себя таким способом в порядок, неуверенно улыбнулся:
– M-м… Лейтенант Даллас?
– Даллас.
– Точно! Я помню, что-то связанное с Техасом. – Проктор явно нервничал, и голос его то и дело срывался. Но все же он отступил и широко распахнул дверь, приглашая женщин войти. – До сих пор не могу прийти в себя. Мне все еще кажется, что произошла какая-то ошибка…
Майкл Проктор жил на четвертом этаже угрюмого закопченного здания – одного из многих, которые жались друг к другу грязными боками, словно бездомные попрошайки в очереди за бесплатным супом. Каждый раз, когда приближались выборы, городские власти клялись в том, что приведут район в порядок: проведут реконструкцию, одержат решительную победу над преступностью, объявят бой нищете. Но вот выборы оставались позади, а район продолжал загнивать, распространяя омерзительное зловоние. До следующих выборов.
Однако всем надо где-то жить. Судя по полученной Евой информации, Майкл Проктор отчаянно боролся за существование: хватался за любые роли, подрабатывал в нескольких местах кряду, чтобы только не остаться без крыши над головой. И все же ему это не очень удавалось. Ева выяснила, что Проктор задолжал квартплату уже за полтора месяца, и ему пришлось обратиться в Комиссию по жилищной помощи. А это означало последнюю стадию отчаяния. Те, кто приходил в КЖП, словно попадали в паутину. Их опутывали липкими нитями анкет, справок и других бумажек, их хватали за горло жирные пальцы бюрократов. В конечном итоге многие не выдерживали и, плюнув на все, уходили прочь, чтобы найти хотя бы временное убежище под кровом грязной ночлежки.
Еве подумалось, что, получив роль Драко, Проктор мог рассчитывать на приличную зарплату. А деньги во все века были самым весомым мотивом убийства.
Покрутившись по автостоянке, Ева наконец поставила машину между ржавым седаном и битым пикапом, марки которых уже невозможно было определить.
– Если Драко прикончил этот парень, то он сделал меткий выстрел, – проговорила она. – Теперь у него появился шанс получить главную роль, пусть даже временно. А это даст толчок его карьере, подарит уверенность в себе и деньги – все в одном флаконе. Раньше он никогда не преступал закон, но ведь каждый преступник когда-нибудь с чего-то начинает.
– Мне нравится ваш оптимистический взгляд на человеческую природу, – усмехнулась Пибоди.
– Да, я отличаюсь огромным человеколюбием, – согласилась Ева, направляясь к входу в мрачное здание. Пибоди поспешила за ней.
Когда-то этот дом знавал лучшие времена, однако уже очень давно пришел в упадок. Кодовый замок на входной двери был с корнем вырван – вероятно, каким-нибудь шаловливым юнцом, у которого теперь, скорее всего, уже выросла борода. Вестибюль цвета засохшей грязи было тесным и затхлым, почтовые ящики на стене – поломаны и искорежены. Посмотрев на хлипкий лифт, поддерживаемый двумя ржавыми тросами, Ева хмыкнула и стала подниматься по лестнице.
Откуда-то доносился жалобный плач и всхлипывания, из-за двери на втором этаже слышались звуки телевизора: показывали футбольный матч, и кто-то смачно поносил игроков за скверную игру. В воздухе пахло плесенью, мочой и марихуаной. На третьем этаже звучала классическая музыка – эту мелодию Еве как-то играл Рорк. Ей аккомпанировали тяжелые удары, и Ева поморщилась: ей не хотелось отвлекаться от дела, которое их сюда привело.
– Бьют кого-то, – буркнула она.
– Нет, танцуют, – возразила Пибоди. – Мой кузен исполняет этот танец в Региональной балетной труппе в Денвере. Я когда-то тоже мечтала туда попасть…
– Ты мечтала стать танцовщицей? – Ева изумленно воззрилась на свою помощницу. От подъема по лестнице щеки Пибоди порозовели.
– Да. Правда, тогда я была еще маленькой девочкой. Но у меня не та конституция. Вот вы с вашим сложением вполне могли бы танцевать. Пару недель назад мы с Чарльзом ходили в балет. Все балерины такие длинные, тощие! Меня от них тошнит.
– Гм… – Это было все, что Ева могла сказать в ответ. Признание Пибоди, что она продолжает общаться с профессиональным жиголо Чарльзом Монро ей совсем не понравилось.
– А я сложена скорее как оперная певица, – сказала Пибоди, скорчив рожицу. – Я… пухленькая.
– Теперь пойдешь в оперу?
– Я уже несколько раз там была. Мне понравилось. – Они наконец добрались до площадки четвертого этажа, и Пибоди с облегчением выдохнула. – Чарльз вообще помешан на культуре.
– У тебя, наверное, очень напряженно со временем. Это надо же – разрываться между Макнабом и Монро!
Пибоди хихикнула:
– А я думала, что для вас не существует «нас с Макнабом».
– Заткнись, Пибоди! – раздраженно одернула помощницу Ева и постучала в дверь Проктора.
Держа наготове полицейский жетон, она прислушивалась к шагам за дверью. Послышалось звяканье и щелчки. Ева считала и пришла к выводу, что на двери как минимум пять замков. Наконец дверь приоткрылась. Лицо, которое виднелось сквозь образовавшуюся щель, поразило Еву. Оно могло быть либо творением гениального скульптора, либо даром божьим. Гладкая золотистая кожа, высокие скулы, квадратная челюсть античного героя, подбородок с ямочкой, за которую тысячи женщин, не раздумывая, продали бы душу дьяволу. Полные губы, красиво очерченный рот, прямой тонкий нос, а глаза… Два изумруда чистейшей воды. Все это великолепие венчала пышная шапка светло-каштановых волос с несколькими мальчишескими вихрами.
Переведя глаза с Евы на Пибоди и обратно, Майкл Проктор пригладил длинными пальцами шевелюру и, приведя себя таким способом в порядок, неуверенно улыбнулся:
– M-м… Лейтенант Даллас?
– Даллас.
– Точно! Я помню, что-то связанное с Техасом. – Проктор явно нервничал, и голос его то и дело срывался. Но все же он отступил и широко распахнул дверь, приглашая женщин войти. – До сих пор не могу прийти в себя. Мне все еще кажется, что произошла какая-то ошибка…