Робертс Нора. Женщины могут все

   — Каким еще, к черту, главным менеджером? — недовольно спросил Тайлер.
   — Его зовут Дэвид Каттер. Последнее время он работал в нью-йоркской штаб-квартире «Ла-Кер». Он будет здесь завтра. — Тереза поднялась. — Мы оставляем вас. Почитайте свои договора, поговорите и подумайте. — Она тепло улыбнулась. — Элен, выпьешь кофе?
   Рене отступать не собиралась. Она всю жизнь карабкалась по лестнице общественного успеха и многому научилась, когда была манекенщицей, а также во время недолгой карьеры киноактрисы. Вверх, только вверх!
   Она относилась к оскорблениям матери Тони, недовольству брошенной жены и убийственным взглядам его дочери как к должному. Это означало победу.
   Их презрение не задевало ее. Оно было необходимой составляющей той игры, которую она вела.
   На ее пальце сверкал бриллиант. Рене выбрала его сама и рассчитывала, что скоро к нему добавится обручальное кольцо. Тони был ее пропуском в сказочно богатое общество, и она искренне любила его за это.
   В ближайший год Тони предпримет все необходимое, чтобы укрепить свое положение в компании, а она сделает то же в качестве его жены.
   — Скажи ей прямо сейчас, — велела она и поднесла к губам кофейную чашечку.
   — Рене, дорогая… — Тони повел плечом. Он уже чувствовал тяжесть супружеских уз. — Очень неподходящее время.
   — Тони, у тебя было для этого семь лет. Давно пора. Время пришло. — Она многозначительно посмотрела в сторону Пилар. — Или это сделаю я.
   — Ладно, ладно. — Тони похлопал ее по руке. Лучше неловкость, чем безобразная сцена. Он изобразил любезную улыбку, встал и пошел к Пилар, которая успокаивала слегка расстроенную и явно смущенную Франческу.
   — Пилар, можно тебя на пару слов? С глазу на глаз?
   Пилар пыталась найти повод для отказа. В отсутствие матери она была здесь хозяйкой. Комната полна гостей. Тетка требует внимания. Нужно распорядиться, чтобы принесли еще кофе.
   Но это только отговорки. Они могут лишь отсрочить неизбежное.
   — Конечно. — Она пробормотала тетке несколько ласковых итальянских слов, а потом повернулась к Тони: — Может быть, воспользуемся библиотекой? — Спасибо и на том, что он не собирается тащить с собой Рене, подумала Пилар. Когда они проходили мимо, Рене бросила на нее взгляд, такой же твердый и сияющий, как драгоценный камень на ее пальце.
   Взгляд победительницы, подумала Пилар. Как смешно и нелепо. Им не за что было бороться и нечего терять.
   — Мне очень жаль, что мама сделала такое заявление и затеяла дискуссию в присутствии множества людей, — начала Пилар. — Если бы она предупредила меня заранее, я бы убедила ее поговорить с тобой лично.
   — Не имеет значения. Все и так знают, как она ко мне относится. — Хотя Тони трогали редко, однако неприязнь тещи он ощущал уже давно. — Конечно, с профессиональной точки зрения я мог ожидать большего. Но мы это уладим. — Он прекрасно умел находить компромиссы и давно понял, что легче разрешить конфликт, когда не придаешь ему слишком большого значения.
   Тони переступил порог библиотеки и сел в глубокое кожаное кресло. Когда-то он считал, что будет жить в этом доме. Или, по крайней мере, управлять отсюда компанией. К счастью, обстоятельства изменились, и он смог поселиться в городе. В долине Напа можно было заниматься только одним: следить за созреванием винограда.
   — Ну что, Пилар? — Его улыбка была такой же непринужденной и чарующей, как обычно. — Как поживаешь?
   — Как поживаю? — Пилар подавила истерический смешок. — Вполне прилично. А ты?
   — Хорошо. Конечно, дел много… Кстати, как ты относишься к предложению La Signora поработать на компанию?
   — Никак не отношусь. — У ошеломленной Пилар еще гудело в ушах. — У меня не было времени об этом подумать.
   — Я уверен, что ты прекрасно справишься. — Тони наклонился вперед; его лицо стало серьезным.
   «Он в совершенстве владеет искусством обмана, — с привычной горечью подумала Пилар. — Притворяется заботливым. Проявляет видимость интереса».
   — Ты красивая, умная женщина и можешь пригодиться компании в любом качестве. Работа пойдет тебе на пользу. Ты наверняка обнаружишь в себе какой-нибудь талант. И сделаешь карьеру.
   Она хотела иметь семью. Мужа и детей. И не мечтала о карьере.
   — Тони, мы пришли сюда, чтобы поговорить обо мне или о тебе?
   — Одно другого не исключает. Вернее, не совсем. Пилар, я думаю, что предложение Терезы может стать для нас шансом начать новую жизнь.
   Он взял ее за руку небрежным жестом ловеласа, интимно и в то же время покровительственно.
   — Наверно, нам был нужен этот толчок. Я думаю, тебе было трудно смириться с мыслью о разводе.
   — Серьезно?
   — Конечно. — «Кажется, она собирается упираться. Господи, как надоело…» — Пилар, мы уже несколько лет живем врозь. Это факт.
   Она медленно и неохотно высвободила руку.
   — Ты говоришь о жизни, которую мы вели после твоего переезда в Сан-Франциско, или о времени, когда мы продолжали сохранять видимость брака?
   «О господи, начинается…» Тони тяжело вздохнул:
   — Пилар, наш брак оказался неудачным. Прошло столько времени. Какой смысл вновь спрашивать, почему, зачем, и обвинять друг друга?
   — Вновь? А разве мы когда-нибудь спрашивали об этом? Впрочем, возможно, ты прав. Время, когда разговоры могли что-то изменить, прошло.
   — Честно говоря, я был несправедлив к тебе, когда не пожелал расторгнуть наш брак официально. Но мне казалось, что ты не сможешь начать новую жизнь.
   — На самом деле это тебя нисколько не интересовало, правда? — Пилар встала, подошла к камину и уставилась на пламя. О чем они говорят? Какой в этом смысл? — Давай не будем кривить душой. Ты приехал сюда, чтобы попросить у меня развода, и это не имеет никакого отношения к решениям моей матери. Решениям, о которых ты ничего не знал, когда надевал кольцо на палец Рене.
   — Даже если и так, все давно кончено. Притворяться было бы глупо. Пилар, я гнал от себя мысль о разводе, потому что думал о твоем благе. — Самое забавное, что он верил собственным словам. Верил до такой степени, что они звучали совершенно искренне. — И теперь прошу развода тоже ради твоего блага. Тебе пора начать новую жизнь.
   — Нет, не так, — по-прежнему глядя в камин, пробормотала Пилар. У нее не было сил обернуться и посмотреть в эти спокойные ясные глаза, лгущие с такой искренностью… — Мы продолжаем притворяться. Даже теперь. Если ты хочешь развода, я не стану возражать. Впрочем, мои возражения все равно ничего не изменили бы. Ладить с Рене труднее, чем со мной. — Наконец она обернулась. — Наверное, это и к лучшему. Наверное, она подходит тебе. Во всяком случае, больше, чем я.
   Вот и все. Он добился желаемого без всякого труда.
   — Я сам займусь этим делом. Постараюсь, чтобы все прошло спокойно. Едва ли после стольких лет поднимется шумиха. Об этом упомянут лишь несколько газет. Думаю, все, кроме ближайших друзей, считают, что мы давно в разводе.
   Не услышав ответа, он поднялся на ноги.
   — Теперь, когда эта история осталась позади, нам всем станет легче. Вот увидишь. И все же я думаю, что тебе следует поговорить с Софией. Как женщина с женщиной. Наверно, так будет лучше. Если она узнает, что ты согласна, то перестанет так неприязненно относиться к Рене.
   — Напрасно надеешься. Он развел руками:
   . — Просто мне кажется, что сохранять дружеские отношения куда выгоднее. Рене будет моей женой и станет сопровождать меня повсюду. Нам придется часто встречаться. Я надеюсь на благоразумие Софии.
   — А я надеялась на твою верность. Но жизнь полна разочарований. Тони, ты получил то, ради чего прибыл. А теперь забирай Рене и уезжай, пока мама не допила свой портвейн. Я думаю, для одного дня неприятностей больше чем достаточно.
   — Согласен. — Он шагнул к двери, но остановился: — Пилар, я от души желаю тебе всего самого лучшего.
   — Верю. И по ряду причин желаю тебе того же. До свидания, Тони.
   Когда Авано закрыл за собой дверь, Пилар осторожно подошла к креслу и села в него так, словно от резкого движения могла разлететься на куски.
   Она вспоминала себя восемнадцатилетней, смертельно влюбленной, мечтающей о будущем, сияющей и полной планов.
   Вспоминала себя в двадцать три года, когда известие о предательстве уязвило ее в самое сердце и заставило снять розовые очки. Вспоминала себя в тридцать, когда цеплялась за свой распавшийся брак, воспитывала дочь и старалась удержать мужа, который даже не пытался притворяться, что любит ее.
   Вспоминала, что значит быть сорокалетней, брошенной, забывшей о мечтах и радужных планах на будущее.
   Но теперь ей сорок восемь. Она осталась одна и полностью лишилась иллюзий. Ее официально заменили другой, более совершенной моделью. Впрочем, фактически это произошло давным-давно.
   Пилар подняла руку и начала снимать кольцо, но на мгновение замешкалась. Она носила это простое колечко тридцать лет. Теперь ей велели снять его и отказаться от своего обета перед богом, родными и друзьями.
   Все же она сняла его, правда, со слезами на глазах. В конце концов, это всего лишь кусок металла, внутри которого пустота. Идеальный символ ее брака.
   Ее никогда не любили. Пилар откинула голову на спинку кресла. Как унизительно, как грустно признавать то, что она отказывалась признавать много лет. Ее никогда не любил ни один мужчина. Даже собственный муж.
   Когда дверь открылась, она зажала кольцо в кулаке и с трудом сдержала слезы.
   — Пилар… — Элен хватило одного взгляда. У нее сжались губы. — Ладно, на сегодня о кофе можешь забыть.
   Ориентируясь, как у себя дома, она подошла к бару, достала графин с бренди, наполнила два бокала, подошла и села перед Пилар на скамеечку.
   — Выпей, милая. Ты побледнела.
   Пилар молча раскрыла ладонь. В пламени камина тускло блеснул золотой ободок.
   — Ага. Я так и подумала, когда эта шлюха сверкала своим напяленным на палец булыжником. Они заслуживают друг друга. Тони не стоит твоего мизинца, и никогда не стоил.
   — Глупо. Ужасно глупо так расстраиваться. Мы уже много лет не живем вместе. Но тридцать лет, Элен! — Пилар подняла кольцо, посмотрела в пустой кружок и увидела всю свою жизнь. Никому не нужную, бессмысленную… — Тридцать проклятых лет. Когда я встретила Тони, она была еще в пеленках.
   — Ну да, она моложе, и грудь у нее больше. Ну и что? — Элен пожала плечами. — Бог свидетель, этого достаточно, чтобы возненавидеть ее до печенок. Но я на твоей стороне, и публика тоже. Подумай вот о чем: если она будет продолжать цепляться за Тони, то в нашем возрасте будет кормить его детским питанием и менять ему пеленки.
   Пилар не то засмеялась, не то застонала.
   — Ох, Элен, мне здесь так плохо, но я не знаю, куда мне деваться. Знаешь, я даже не боролась.
   — Потому что ты не воин. — Элен встала со скамеечки, пересела на ручку кресла и обняла Пилар. — Ты красивая, умная и добрая женщина, у которой не сложилась судьба. Но черт побери, моя дорогая, если эта дверь закрылась, то оно и к лучшему.
   — Ты говоришь в точности как Тони.
   — Без оскорблений, пожалуйста. Он врал, а я говорю правду.
   — Может быть, ты и права. Я плохо соображаю. Не представляю себе, что будет. Ни через час, ни через год. О господи, я даже не заставила его расплатиться! У меня не хватило на это духу.
   — Не беспокойся. Он с лихвой заплатит Рене. — Элен наклонилась и поцеловала ее в макушку. «Такие мужчины, как Тони, рано или поздно расплачиваются за все», — подумала она. — А если ты действительно хочешь отомстить, я помогу тебе откладывать слушание дела в суде до тех пор, пока от Тони не останется одно сморщенное яичко.
   Пилар чуть улыбнулась. На Элен всегда можно было положиться.
   — Долгий процесс? Это было бы забавно, но сильно осложнило бы жизнь Софи. Элен, новая жизнь свалилась на меня как снег на голову. Что мне с ней делать?
   — Что-нибудь придумаем.
   Софии тоже было о чем подумать. От чтения договора у нее разболелась голова. Она поняла суть, хотя та была скрыта вуалью юридической терминологии. Суть заключалась в том, что La Signora, как обычно, проявляла свою волю. Ожидалось, что через год София докажет, чего она стоит. Если ей это удастся, то довольная бабушка передаст внучке часть своей столь желанной и заманчивой власти.
   Что ж, она согласна. И ее не очень интересует, что именно придется для этого сделать. Теперь она понимает, что руководит Терезой.
   Понять мотивы La Signora было труднее всего. Но ведь недаром они так похожи.
   София не испытывала особого интереса к виноделию. Любить красивые виноградники и знать основы агротехники — это одно, а тратить на них время, чувства и усилия — совсем другое.
   Но если ей в один прекрасный день предстоит занять место бабушки, придется освоить и это.
   Может быть, она и предпочитает паркет пыльной земле, но…
   София посмотрела на Тайлера, который хмуро читал текст своего договора.
   «Этот наверняка предпочитает пыльную землю. В таком случае из нас выйдет хорошая деловая пара. Противоположности сходятся, — подумала она. — Тем более что от него тоже требуется поставить на кон все».
   Да, La Signora еще раз продемонстрировала недюжинный ум и свою знаменитую непреклонность. Теперь, когда гнев уступил место здравому смыслу, София понимала, что дело имеет большие шансы на успех.
   Если только Тай его не испортит.
   — Тебе это не нравится, — сказала она.
   — А чему тут нравиться, черт побери? Это дьявольская ловушка.
   — Согласна. Таков стиль, Nonna. Солдаты строятся в шеренги быстрее и охотнее, когда им приказывают сделать это перед самой битвой. Если им дать время подумать, они могут дезертировать. Тай, ты не собираешься дезертировать?
   Тайлер поднял глаза, и она увидела в них сталь. Твердую и холодную.
   — Я управлял виноградниками Макмилланов восемь лет.
   И не брошу их.
   Нет, Тай не испортит дело.
   — О'кей. Тогда давай договоримся. Ты хочешь одного, я другого. Как нам этого добиться? — Она встала и начала расхаживать по комнате. — Тебе легче.
   — С чего ты взяла?
   — Я бросаю свою квартиру и переезжаю на виллу. А ты остаешься дома. Мне предстоит в кратчайшие сроки овладеть искусством виноделия, а от тебя требуется только одно — общаться с людьми и время от времени сидеть на совещаниях.
   — По-твоему, это легче? Я терпеть не могу общаться с людьми. А когда я буду ездить на совещания и слушать бесконечные разговоры о том, в чем я ни черта не смыслю, у меня за спиной будет стоять какой-то совершенно незнакомый малый!
   — И у меня тоже, — нахмурилась она. — Дьявольщина, кто такой этот Дэвид Каттер?
   — Да один из этих городских пижонов, — с отвращением сказал Тай.
   — Не только, — пробормотала София. Если бы дело заключалось лишь в этом, она не беспокоилась бы. Она знала, как обращаться с такими парнями. — Нужно будет понять, с чем его едят. — Ничего, она раскусит его, причем сделает это быстро и умело. — Но нам придется найти способ сработаться. И с ним, и друг с другом. Второе будет не так трудно. Мы с тобой знакомы много лет.
   Она слишком торопилась. Но Тай сдаваться не собирался.
   — Черта с два! Я не знаю тебя. Не знаю, как ты работаешь и почему поступаешь так, а не иначе.
   София оперлась руками о стол и наклонилась к нему, ее прекрасные глаза сверкали ярче бриллиантов.
   — Меня зовут София Тереза Мария Джамбелли. Я продаю вино. И делаю это, потому что у меня неплохо получается. А через год мне будут принадлежать двадцать процентов самой большой, самой известной и процветающей винодельческой компании в мире!
   Тай неторопливо встал, точно скопировав ее позу.
   — От тебя потребуется не только это, но и многое другое. Пачкать руки, мазать в грязи модельные сапожки и ломать
   наманикюренные ноготки.
   — Макмиллан, по-твоему, я не знаю, что такое работа?
   — Джамбелли, ты знаешь, как сидеть за письменным столом или в кресле шикарного лайнера. Но в ближайший год твоей прелестной попке придется вовсе не так комфортно.
   Глаза Софии заволокла красноватая дымка — верный признак гнева. В таком состоянии можно было наломать дров.
   — Предлагаю пари на пять тысяч долларов, что к концу сезона я стану лучшим виноделом, чем ты!
   — Кто будет судьей?
   — Нейтральное лицо. Дэвид Каттер.
   — Идет. — Он протянул руку и взял ее изящную кисть в свою широкую, мозолистую ладонь. — Купи себе рабочую одежду и сапоги, годные для того, чтобы ходить в них по земле, а не по паркету. Первый урок начнется завтра, в семь утра.
   — Отлично. — Она стиснула зубы. — Работаем до полудня, а потом делаем перерыв и едем в город на твой первый урок. Выдели час на то, чтобы купить приличный костюм, сшитый в последние десять лет.
   — От тебя требуется переехать сюда. Зачем нам тащиться в город?
   — Затем, что мне нужно кое-что забрать из своего кабинета, а тебе — познакомиться с тамошними порядками. Кроме того, я должна заехать к себе на квартиру. А у тебя сильная спина, и задница тоже ничего себе, — слегка улыбнувшись, добавила она. — Поможешь мне переселиться.
   — Я еще не все сказал.
   — О господи… Дай мне хотя бы подготовиться.
   — Мне не нравятся твои губы. И никогда не нравились. — Тайлер сунул руки в карманы, по опыту зная, что насмешки Софии вызывают у него желание отшлепать ее. — Но я ничего не имел против тебя лично.
   — Ох, Тай. Это так… трогательно.
   — Закрой рот. — Он провел ладонью по волосам и снова сунул руку в карман. — Ты продаешь вино, потому что это у тебя неплохо получается. А я выращиваю виноград, потому что люблю это дело. И никогда не мечтал ни о чем другом. Софи, я ничего не имею против тебя, но если ты будешь мешать мне заниматься виноградниками, я от тебя избавлюсь.
   Это был вызов. Заинтригованная, София внезапно увидела его в совершенно новом свете. Кто бы мог подумать, что этот соседский мальчишка, которого она знала с детства, может стать таким жестким, резким и… таким мужественным.
   — Ладно. Спасибо за предупреждение. И я в долгу не останусь. Что бы мне ни пришлось делать, я сделаю. Но учти, мое — это мое.
   Она шумно выдохнула, посмотрела на документы, а потом подняла взгляд и посмотрела Таю в глаза.
   — Кажется, мы с тобой остановились на одной и той же странице.
   — Похоже.
   — У тебя есть ручка?
   — Нет.
   Она подошла к столику на колесах, вынула из выдвижного ящика две ручки, протянула одну Таю и открыла последнюю страницу договора.
   — Думаю, мы сможем заверить подписи друг друга. — Она сделала глубокий вдох и задержала дыхание. — Считаем до трех?
   — Раз. Два. Три.
   Они молча подписали договоры, обменялись документами и заверили подписи друг друга.
   Почувствовав, что у нее сводит живот, София наполнила бокалы и подождала, пока Тайлер поднял свой.
   — За новое поколение, — сказала она.
   — За удачный год.
   — Одно без другого невозможно. — София посмотрела Таю в глаза, и они чокнулись. — Salute.

ГЛАВА 4

   Шел дождь со снегом. Промозглая сырость пробирала до костей. Тонкий слой снега превратился в слякоть, рассветное небо было мрачным и пасмурным.
   В такое утро нормальный человек предпочитает понежиться под одеялом. Или хотя бы потянуть время за второй чашкой кофе.
   Но Софию ожидало неприятное открытие. Тайлер Макмиллан нормальным человеком не был.
   Ее разбудил телефонный звонок. Она неохотно протянула руку, сняла трубку и взяла ее под одеяло.
   — Да?
   — Опаздываешь.
   — Что? Нет! Еще темно.
   — Давно рассвело. Просто идет дождь. Вставай, одевайся и приходи сюда. Мое время тикает.
   — Но… — Частые гудки заставили ее нахмуриться. — Ублюдок, — пробормотала София. Впрочем, прозвучало это вяло; на большее у нее просто не было сил.
   Она лежала неподвижно, прислушиваясь к стуку ледяных капель в оконное стекло. Этого только не хватало…
   София зевнула, сбросила одеяло и вылезла из постели. Его время тикает? Ничего, ждать недолго. Скоро он окажется в ее власти.
   Капли барабанили по козырьку кепки Тая, время от времени попадали за шиворот и стекали по спине. И все же дождь был не таким сильным, чтобы прекратить работу.
   Дождливая зима была настоящим благословением. Холодная, влажная зима — первый шаг к хорошему урожаю.
   Он делал то, что от него зависело. Работал, принимал решения, командовал виноградарями и следил за соблюдением технологии. И молился, чтобы в этой азартной игре природа выступила за его команду.
   «Команду, которая увеличилась на одного человека», — думал он, засунув большие пальцы в карманы брюк и следя за Софией, бредущей по грязи в сапогах за пятьсот долларов.
   — Я же сказал, чтобы ты оделась попроще.
   София выдохнула клуб пара и стала следить за тем, как дождь размывает его.
   — Это моя самая простая одежда.
   Тай обвел критическим взглядом ее шикарную кожаную куртку, сшитые на заказ брюки и стильные итальянские сапоги.
   — Ладно, сойдет.
   — Я думала, что во время дождя обрезку не ведут.
   — Это не дождь.
   — Серьезно? — София вытянула руку, и по ладони застучали капли. — Странно… Я всегда считала, что мокрое вещество, падающее с неба, называется дождем.
   — Это изморось. Где твоя шляпа?
   — Я их не ношу.
   — О господи… — Тай с досадой снял кепку и нахлобучил ее на голову Софии. Но даже этот мокрый, уродливый предмет не смог нарушить ее стиль. Очевидно, это было врожденное.
   — Обрезка проводится с двумя целями, — начал он.
   — Тай, я знаю, для чего делают обрезку.
   — Отлично. Тогда объясни мне.
   — Чтобы подготовить лозу, — сквозь зубы сказала она. — Если нам предстоит лекция, то почему бы не провести ее в помещении, где сухо и тепло?
   — Потому что виноград растет под открытым небом. — И потому что этим шоу командую я, подумал про себя Тай. — Мы проводим обрезку, чтобы придать лозе форму, наиболее удобную для культивации и уборки, а также для защиты от болезней.
   — Тай…
   — Спокойно. На большинстве виноградников вместо ручной обрезки применяют шпалеры. Поскольку сельское хозяйство — это бесконечный эксперимент, мы используем у себя и то и другое. Вторая цель обрезки — способствовать усилению одревеснения лозы, что позволяет повысить продуктивность, не снижая качества гроздей.
   Тайлер вел себя как терпеливый отец, разговаривавший с раздражительным малышом. Видимо, он сам сознавал это. София приняла соответствующий вид и захлопала ресницами.
   — Профессор, а опрос будет?
   — Я не подпущу тебя ни к лозе, ни к шпалерам, пока не удостоверюсь, что ты знаешь, для чего это делается.
   — Обрезку и установку шпалер проводят для того, чтобы выращивать виноград. А виноград выращивают для того, чтобы делать вино.
   Она говорила, помогая себе руками. Ему всегда казалось, что это напоминает балет. Жесты Софии были изящны и очень выразительны.
   — А потом я продаю вино, — продолжила она, — используя для этого самые современные методы рекламы и маркетинга. Которые, да будет тебе известно, ничуть не менее важны, чем твой виноградник и инструмент для обрезки.
   — Прекрасно. Но пока что мы находимся на винограднике, а не в твоем кабинете. Здесь нельзя что-нибудь делать, не рассчитав точно каждый шаг и его последствия.
   — Я всегда думала, что а нашем деле важнее интуиция. Это азартная игра, — сказала София, отчаянно жестикулируя. — Игра с высокими ставками, но все равно игра.
   — В игры играют для развлечения.
   София улыбнулась, и Тай тут же вспомнил ее бабушку.
   — Радость моя, для развлечения у меня есть кое-что поинтереснее. Смотри-ка, тут есть и старые лозы! — Она обвела взглядом ряды растений, тянувшиеся с двух сторон. Дождь смочил волосы Тая, придав им красноватый оттенок благородного старого каберне. — В этом случае обрезку начинают сверху.
   — Почему?
   Она поправила козырек кепки.
   — Потому.
   — Потому что, — продолжил он, вынимая из чехла на поясе садовые ножницы, — нам нужно добиться равномерного распространения несущих стеблей на вершине лозы.
   Тай развернул Софию и сунул ей в руку секатор. Затем он раздвинул голые ветки, вытащил из глубины молодой побег, подвел к нему руки Софии и вместе с ней срезал его.
   — Мы хотим изменить направление роста лозы. Это позволит растению получать больше солнечного света.
   От Софии исходил экзотический аромат, создававший резкий контраст с простым запахом дождя и влажной земли.
   «Какого черта тебе понадобилось прыскаться духами перед выходом в поле?» — чуть не спросил Тай, но вовремя прикусил язык. Либо он не поймет ответа, либо этот ответ не придется ему по вкусу.
   — Энергичнее работай рукой, — велел он, стараясь не вдыхать этот дурманящий запах. — Лозу за лозой. Растение за растением. Ряд за рядом.
   София обвела взглядом бесконечный виноградник, уже обработанные растения и еще ждущие своей очереди.
   — В полдень сделаем перерыв, — напомнила она.
   — В час. Ты опоздала.
   — Совсем ненамного. — Тай чуть склонился над ней, София повернула голову, и их тела коснулись друг друга. Прикосновение было случайным, но имело катастрофические последствия. Их глаза встретились. Во взгляде Тая вспыхнула досада; взгляд Софии был скорее задумчивым. Она почувствовала, как напряглось его тело и как что-то отозвалось в ней самой. Пульс слегка участился, быстрее побежала кровь по жилам, в животе стало горячо…
   — Ну-ну, — еле слышно промурлыкала она, посмотрела на его губы, а потом снова подняла взгляд. — Кто бы мог подумать?