Робски Оксана. Устрицы под дождем

   Маруся даже не увидела, а почувствовала, что дверь слегка приоткрылась, она обернулась, та самая медсестра в черной крупной резинкой вязанной шапке, которая так необычно сочеталась с ее больничным халатом, кивнула ей, и Маруся ответила ей понимающим жестом руки.
   Дверь прикрылась.
   – Ну, я пойду, – сказала Маруся. И послушала тишину. – Рада была вас видеть. Я еще позже зайду.
   Она встала и, ласково улыбнувшись, кивнула актрисе. Выложила на тумбочку все конфеты, что были у нее в кармане.
   – Дайте мне телефон, – попросила Маруся медсестру в шапочке.
   – Не положено, – сказала медсестра. – Для вас нужно специальное разрешение доктора.
   – Я хочу папе позвонить, – сказала Маруся очень жалостливо.
   – Какой он тебе папа, бедняжка, – черная шапочка сочувственно качнулась.
   – В каком смысле? – не поняла Маруся.
   – Ох, пройдет время, все станет на свои места. Жизнь, она длинная. Все будет хорошо.
   Марусе захотелось угостить медсестру конфетой. Но карманы оказались пусты. Поэтому она только улыбнулась.

19

   Девушка перезвонила довольно быстро. И продиктовала Оле адрес.
   – Вы знаете, как туда проехать? – поинтересовалась она.
   – Нет, не очень… – По улице с таким названием Оля не проходила за эти дни ни разу.
   – А где вы находитесь?
   Оля ответила без запинки. Читать вывески уже вошло у нее в привычку.
   – Так вы рядом! – обрадовалась девушка. – Когда мы с вами можем встретиться?
   Она сказала, что Оля доедет на трамвае до места за десять минут. Это больница.
   Они договорились встретиться у входа через два часа. Телефон начал пикать уже тогда, когда Оля прощалась.
   Батарейка снова села.
   Оля шла по трамвайным путям и читала названия остановок.
   Она не знала, прошло два часа или нет.
   На улице зажглись фонари. Людей стало больше. Они толкались на остановках, разговаривали друг с другом, курили, бросали окурки прямо на асфальт, не обращали на Олю ровно никакого внимания.
   В какой-то момент, когда дребезжащий трамвай остановился около нее, Оля, поддавшись энергии толпы, подумала, не зайти ли и ей внутрь, проехать остановку, но она не решилась, посмотрела, как железные дверцы захлопываются, и пошла за ним вслед, уклоняясь от автомобилей и пропуская встречные трамваи.
   Она действительно оказалась на улице, про которую говорила девушка.
   И нашла больницу.
   Только зайти туда было невозможно.
   – Пропуск заказывайте, – сказал мужчина в пятнистой форме.
   – Меня там ждут…
   – Вот пусть они и закажут, кто ждет. А вообще у нас приемные часы существуют.
   Сзади посигналили, и Оля обернулась.
   Девушка, в красной помаде и с двумя косичками, сидела за рулем светло-серой машины и махала Оле рукой в открытое окно.
   – Вы с телефоном? – спросила она, когда Оля подошла.
   – Да. – Оля достала трубку из кармана.
   – Вот и чудненько. – Девушка быстро схватила телефон из Олиных рук. Потом посмотрела на Олю, словно извиняясь: – Я просто мужу обещала, что обязательно заберу. А он у вас отключился, я в шоке была. Я и машину-то у него забрала, чтобы якобы до вас доехать. Он-то в командировке…
   – А… – Оля пожала плечами. – Красивая машина.
   – Да ладно, развалюха! – Девушка кокетливо засмеялась.
   – До свидания! – сказала Оля.
   – Слушайте! – позвала девушка. – А ему никто не звонил? – Она смущенно улыбнулась. – Ну, вы понимаете, я имею в виду… из женщин…
   Оля вспомнила ее мужа. Он слушал радио «Шансон».
   – Звонил. Только один раз. Какая-то девушка.
   – И что? – мрачно спросила жена любителя «Шансона».
   – Я растерялась, повесила трубку, а она не перезвонила…
   – Да… – Девушка задумалась. – Она попросила Сашу, вы повесили трубку…
   – Да.
   – Она не перезвонила… Тоже неплохо…
   – Извините.
   Девушка грустно посмотрела на Олю.
   – Да ладно, – сказала она. – Но какая мерзавка – набраться смелости позвать его к телефону, а вдруг это я ответила?
   Она вывернула руль и нажала на газ.
   Оля долго смотрела ей вслед.
   Неожиданно машина развернулась и снова подъехала к больнице. Девушка приоткрыла дверь и крикнула Оле:
   – Она в четвертом корпусе, он сказал!
   Дверца хлопнула, Оля даже не успела сказать спасибо.
   Она первый раз перелезла через забор. Совсем не сложно.
   Территория почти не освещалась.
   Оля брела по широкой тропинке, разглядывая толстые стволы сосен, одинаковые четырехэтажные здания, выкрашенные в белый цвет.
   Иногда мимо проходили женщины в белых халатах, редко, где-то за листвой, можно было увидеть свет фар.
   На четвертом корпусе не было никаких обозначений, но его месторасположение точно соответствовало плану на въезде.
   И охранники… Самыми убедительными были охранники.
   Оля была уверена в том, что это то самое место, которое она искала.
   Главное, не попадаться на глаза людям в форме.
   Спрятавшись за деревом, Оля жадно рассматривала светящиеся окна. Неужели та девушка еще там?
   А как же ее мама?
   Волнуется? Плачет? Ищет?
   Так же как миллионы раз, сидя одна в темноте, Оля представляла себе, что ее собственная мама волнуется и плачет. И ищет ее, Олю. И даже долгое время верила, что она, мамочка, обязательно найдет ее. И заберет. И будет обнимать, целовать и жалеть ее. А она будет успокаивать ее и говорить, что все уже позади.
   Мама не нашла ее.
   И эту девушку наверняка не найдут.
   Не надо притворяться. Надо понимать все, что с тобой происходит.
   Распахнулась дверь, и из здания вышла высокая женщина в низко надвинутой на глаза кепке. Она прошла на стоянку, открыла машину. У нее было такое лицо…
   Неожиданно для себя Оля бросилась к ее машине.
   Женщина увидела приближающуюся к ней фигуру, быстро села в машину, хотела уже захлопнуть дверь, но Оля стояла рядом и придерживала дверцу рукой.
   Женщина протянула руку внутрь салона, достала очки и, несмотря на то что уже давно было темно, надела их на глаза. Темные стекла не позволяли Оле поймать ее взгляд, она отпустила дверцу, женщина сразу потянула ее на себя.
   – Вы не подскажете, который час? – вдруг жалобно спросила Оля.
   Женщина замерла на секунду, потом посмотрела на часы у себя на руке.
   – Уже девять, – сказала она. Очень мягко. И добро. И захлопнула дверь.
   – Подождите! – крикнула Оля. – Там девушку держат вместо меня!
   Машина развернулась и уехала. А Оля вернулась к своей сосне.
   Она ничего не ела целый день.
   Голод гнал ее по тропинкам, от корпуса к корпусу. Бак с пищевыми отходами около входа в один из них.
   Половина бака заполнена слипшимися друг с другом мясными тефтелями. Словно целое отделение внезапно объявило голодовку, и тефтели выкинули. А больные втихомолку под кроватями грызут сухари.

20

   Персонал психиатрического отделения обедал отдельно от пациентов. Их столовая размещалась на «мужском» этаже, сразу же за кухней.
   Плазменный телевизор был обычно настроен на МузТВ и включен без звука.
   Ангелине Петровне предложили свиные ребрышки, и она согласилась.
   Константин Сергеевич попросил рыбу.
   Ангелина Петровна редко обедала вместе с сотрудниками, может быть, раз в месяц. Но сотрудники этот раз ценили, потому что любили, уважали свою начальницу, а ее личного расположения готовы были добиваться любым способом. И самый простой из них – приносить ей компот во время обеда.
   – На ноябрьские в Эмираты поеду! – мечтательно произнес Константин Сергеевич, обильно поливая рыбу лимонным соком.
   – Там бывает очень жарко в это время, – произнесла Ангелина Петровна, – до пятидесяти градусов.
   Ангелина Петровна отказалась от десерта, Константин Сергеевич, из солидарности, тоже.
   – Как наш новенький? – спросила она, слегка вытирая губы льняной салфеткой. Так, чтобы не стереть помаду.
   – Внес некоторое разнообразие в жизнь отделения, – улыбнулся доктор.
   – Вам все разнообразия не хватает? Пойдемте.
   В холле их сразу же встретил новенький. Он был одет в абсолютно прозрачную черную рубашку, со вставкой из черной сеточки на спине, джинсы, отделанные разноцветными камнями, и кожаные шлепанцы. Его глаза были чуть-чуть подкрашены.
   – Здравствуйте! – протяжно проговорил он высоким голосом, очень манерно. – Значит, это вы будете мои мучители?
   – Мучить вас никто не собирается, – улыбнулась Ангелина Петровна.
   – Тюремщики! – закричал молодой человек.
   – У нас не принято так громко кричать, – мягко произнесла Ангелина Петровна.
   – Я объявляю голодовку до тех пор, пока меня не выпустят отсюда! И не вернут мобильный.
   – Мне не хочется вести разговор в таком тоне, – Ангелина Петровна кивком головы попрощалась с новеньким пациентом.
   – Это потому, что вы привыкли общаться с сумасшедшими! А я – нет! Я не псих! И вы прекрасно это знаете! – крикнул он ей вслед.
   Константин Сергеевич обернулся, чтобы что-то ответить, но поймал взгляд главного врача и послушно пошел за ней.
   Она открыла дверь в самую последнюю палату, они молча зашли внутрь. На кровати лежал с закрытыми глазами, видимо спал, очень пожилой мужчина. Услышав звуки входящих людей, он шевельнулся, но Ангелина Петровна заботливо убрала его руку под одеяло, улыбнулась и произнесла:
   – Тш-ш-ш. Попозже зайдем.
   Мужчина закрыл глаза, доктора вышли.
   Только когда они оказались в кабинете Ангелины Петровны, Константин Сергеевич заявил:
   – Гомосексуализм – это не сумасшествие!
   – Попробуйте объяснить это его дедушке. – Ангелина Петровна закурила.
   – И сколько мы здесь будем его держать? – Насчет голодовки, это он серьезно?
   – Ну, от завтрака отказался.
   – Что было на завтрак?
   – Обычный, континентальный: яйца, круассаны.
   – Пусть свяжутся с его родными, выяснят, что он там больше всего любит. И приготовьте на ужин.
   – На обед или на ужин? Он еще не обедал.
   – На ужин. На обед – пусть еще повыпендривается.
   – Я понял… Оля просит телефон. Ангелина Петровна внимательно посмотрела ему в глаза.
   Невозможно. Шансов на то, что она помнит номер своих родителей, мало. Но они все же есть. Рисковать нельзя.
   – В телефоне отказать.
   – Ангелина Петровна? – Доктор стоял уже около двери, когда неожиданно обернулся.
   – Да? – Она уже было потянулась за телефоном, но положила его обратно.
   – Про наше отделение пациенты анекдоты рассказывают.
   Вопросительный взгляд Ангелины Петровны, брови немного домиком.
   – Как попасть в дурку? – весело начал Константин Сергеевич. И продолжил: – На вопрос «скорой помощи», отчего «белка», ответить: от Луи Тринадцатого! ³
   – Я вас больше не держу. – Ангелина Петровна умела проговаривать подобные фразы с милой улыбкой.
   – Извините, – смутился Константин Сергеевич и побыстрее захлопнул за собой дверь.
   – Котенок? – Ангелина Петровна не дождалась ответа. На другом конце провода, видимо, нажали красную кнопку.
   Ангелина Петровна набрала «повтор».
   – Тигренок?
   – Р-р-р.
   – Что делаешь?
   – Никак не могу вылезти из постели.
   – А зачем тебе вылезать?
   – Тебя послушать, так я все время должен находиться в постели и ждать тебя.
   – Неплохо.
   – А мне хочется сделать что-нибудь великое. Вот я сейчас встану и пойду сделаю что-нибудь. Такое! Ух! А ты потом будешь мной гордиться.
   – Я и так горжусь.
   – Нет, ты гордишься собой.
   – Ну, что ты начинаешь?..
   – Я не начинаю.
   – Поспи еще немного.
   – Вот-вот.
   – Целую тебя. И пусть тебе приснятся прекрасные сны: мы с тобой.
   – А мне только это и снится. Что еще?
   – А этого мало?
   – Не знаю. Наверное, нет.
   – Ну, вот видишь. Я тебя целую. – Целую тысячу раз.
   – А я миллион.
   – А я миллион один.
   – У меня вторая линия. Целую! Целую! Целую!
   Она не отключилась, пока Аркаша не сказал: пока!
   Это была Ирина.
   – Что случилось? Мне звонили, но я ничего не поняла! Все же было уже нормально!
   Она, конечно, очень нервничала, но вида не подавала. И Ангелина Петровна отвечала ей в тон: так было у них заведено, уже давным-давно, говорить о Пете так, словно это совершенно посторонний человек.
   – Глубокая реактивная депрессия. Был какой-то внешний раздражитель… Ты же знаешь, как это бывает…
   – И что? Голоса?
   – Нет. – Ангелина Петровна даже улыбнулась. – Паровоз. И так увлек этим все отделение, что его сосед возомнил себя электровозом. Еле успели, когда он пытался подзарядиться от розетки.
   – Ужас! – прошептала Ирина.
   – Еще пару дней. Максимум.
   – Я приеду.
   – Он в надзорной.
   – Я поняла.
   – Зайдешь?
   – Если успею.
   Ангелина Петровна снова набрала Аркашин номер. Он не отвечал. Наверное, заснул. Котенок.

21

   Маруся постучала в комнату, где жила девушка с хвостом.
   Маруся была у нее в первый раз.
   Та же кровать, как у всех, диван, кресло, журнальный столик, на стенах черно-белые фотографии в тонком багете, плазменный телевизор.
   Ни одной брошенной вещи, ничего, что выдавало бы в этой комнате наличие жильца. Ничего, кроме маленького букета лилий в гнутой стеклянной вазе. Аромат лилий распространялся по комнате, казалось, что только им заполнены шкафы, устелена кровать, что именно он, сладкий и терпкий, разбросан на спинках кресел и еще он клубится на полу у кровати, там, где в любой другой комнате стояли бы тапочки.
   Девушка с хвостом сидела на краешке дивана, в ореоле лилового аромата, прямо держа спину, и смотрела кино. О. Иосилиани «In vino Veritas».
   – Пошли в мужское, – сказала Маруся, внимательное разглядывая стеклянную вазу.
   – Не пойду.
   – Почему?
   – Я кино смотрю.
   – А после кино? – Девушка научила быть Марусю покладистой. Потому что с ней можно было или быть покладистой, или не быть вообще. – Кино когда закончится?
   – В 18.20.
   Маруся зашла к ней в комнату во второй раз ровно в 18.20.
   – Как кино? – задала она не тривиальный вопрос.
   – Мое любимое. – Девушка тряхнула хвостом.
   – Ты же говорила, твое любимое другое? – Маруся хитро сощурила глаза, словно уличила кого-то во лжи.
   – А я только свои любимые смотрю. – Девушка посмотрела на нее искренними удивленными глазами.
   – Пошли на первый этаж.
   – Зачем?
   – Я не была ни разу. Покажешь мне.
   – Я не могу.
   – Из-за этого? – Маруся смешно прошлась по комнате, повиливая бедрами.
   Девушка хмыкнула.
   – Давай! – уговаривала Маруся. – Я тоже буду вилять! Только ты мне покажешь сначала. И я научусь. Потому что если я не научусь, всем только ты понравишься, а меня никто не заметит.
   – Да ладно! – улыбнулась девушка и слегка покраснела.
   – Конечно! А ты думаешь, что мужикам еще нужно? Только чтобы девушка шла и бедрами виляла. Научишь меня?
   Девушка неуверенно улыбалась.
   – Ну что, тебе жалко? Разве люди не должны помогать друг другу?
   Девушка пожала плечами.
   – А я тебе расскажу, как я в первый раз с парнем переспала!
   – Почему ты думаешь, что мне это интересно?
   – Всем интересно!
   Девушка брезгливо скривилась.
   – Ладно, – вздохнула Маруся. Уступать было совершенно не в ее характере. – Я тебе покажу парня, который мне понравился. Я его на улице видела.
   – Да?
   – Ага. Я планирую немного повилять перед ним бедрами и познакомиться. Пошли?
   – Нет.
   – Ну и ладно. Я одна пойду. – Маруся медленно пошла в сторону двери, манерно и очень томно двигая бедрами. Открыла дверь. Вышла. Прикрыла дверь, оставив небольшую щель. Пошла по коридору, мимо играющей в шахматы дежурной медсестры, покачивая бедрами ритмично и с явным удовольствием. Уже в конце коридора она услышала шаги девушки.
   – Ладно. Я тоже пойду. Только на минутку, – сказала девушка.
   На первом этаже было все так же, как и на втором.
   Та же столовая, та же дежурная медсестра.
   – Дайте позвонить, – попросила Маруся.
   – У меня ваших списков нет. Поднимитесь, пожалуйста, наверх. – Она ответила доброжелательно, но твердо.
   Из надзорной напротив, из-за слегка приоткрытой двери доносился громкий мужской голос, имитирующий звук электрички.
   – Ту-ту! Ту-ту! И снова:
   – Ту-ту! Ту-ту!
   И неразборчивые слова, произносимые женским голосом. Очень мягким и очень нежным. Таким обычно поют колыбельные песни. Может, поэтому он показался Марусе знакомым? Хотя с чего это она взяла, что ей пели колыбельные песни? Вообще-то наверняка пели, чем она хуже других?
   И снова:
   – Ту-ту! Ту-ту!
   И успокаивающая колыбельная.
   Маруся с девушкой прошли вперед, в холл.
   Сзади открылась дверь, из надзорной кто-то вышел. Высокая женщина в серой юбке и низко надвинутой на лицо кепке. Руки у глаз. Плачет?
   Промелькнула и исчезла за дверью.
   Маруся как будто видела ее раньше. Даже как будто знает. Ее спина и походка… лицо было слишком закрыто руками и козырьком…
   Наверное, показалось… из-за мягкого, приятного голоса. Просто захотелось, чтобы человек с таким голосом оказался знакомым.
   Маруся взяла девушку за руку и потянула вглубь коридора.
   – Паровоз, – сказал молодой человек, кивнув на комнату, откуда до сих пор гудели и подавали пар. – Весь день сегодня гудит.
   Глаза девушки были испуганны и растерянны. Она оборачивалась назад, словно прикидывая расстояние до лестницы.
   – Давай! – шепнула Маруся и завиляла бедрами.
   – Я уже, – еле слышно пробормотала девушка.
   Маруся посмотрела на нее, девушка стояла прямо, не шевелясь.
   – Здорово, – похвалила Маруся.
   – Меня зовут Олег. Хорошо, что вы зашли, такая скукотища. – Он покосился на Марусю, которая отчаянно виляла бедрами, и девушку, которая побледнела так, словно сейчас упадет в обморок. – Да, – повторил он вяло, – отлично.
   – А у вас в «Монополию » играют? – поддержала Маруся разговор, не останавливая телодвижений и готовая, если что, подхватить девушку.
   – Нет, – сказал парень. – У нас в домино играют и в карты. В преферанс. Не хотите пульку расписать?
   – Нет. Спасибо, – отказалась Маруся, вежливо улыбаясь.
   Молодой человек встал, подошел к окну. У него были длинные светлые волосы, которые он как будто никогда не причесывал, что придавало ему какой-то особенный шарм мальчишества и ребячливости, минимум двухдневная щетина и узкие, сильно спущенные вниз джинсы. Он оторвал зеленый листочек от ветвистого, закрученного вокруг деревянной тростинки растения и протянул его девушке.
   – А вы? – спросил он. – Тоже не хотите?
   Девушка отчаянно посмотрела на Марусю.
   Маруся завиляла бедрами активней, девушка улыбнулась и взяла листочек.
   – Спасибо. Но в 19.40 ужин.
   – Жаль.
   – Что жаль? – Маруся решила поучаствовать в разговоре.
   Парень одобряюще улыбнулся ей, с таким видом доктора обычно достают градусник, и ответил, глядя на девушку:
   – Жаль, что я не могу пригласить вашу подругу на ужин. А что вы делаете завтра?
   – Как обычно. – Девушка пожала плечами и слегка состроила глазки. – Перед прогулкой у меня водно-солевой душ…
   – О, я тоже это люблю! Очень расслабляет!
   – …потом прогулка, потом обед.
   – У вас совсем не остается времени на личную жизнь, – вздохнул молодой человек.
   – Пожалуй, – улыбнулась девушка.
   – А если я буду настойчив?
   – Попробуйте.
   – И присоединюсь к вам на завтра на прогулке?
   Маруся перестала шевелиться, и девушка сразу испуганно посмотрела на нее. Маруся принялась крутить бедрами изо всех сил.
   – Тогда до завтра.
   – О, когда же наступит это завтра?!
   – Не позднее, чем завтра, – кокетливо ответила девушка, и они пошли к лестнице.
   – Пока! Увидимся на прогулке! – крикнул молодой человек им вслед.
   На лестнице девушка рассмеялась.
   – Я была похожа на идиотку? – поинтересовалась Маруся.
   – Почему? Мы же были вместе.
   – Ты хочешь сказать, что тоже крутила попой?
   – А разве ты не видела?
   – Конечно, видела. Но, кстати, он видел только тебя.
   – А помнишь, как он протянул мне цветочек?
   – А он довольно симпатичный…
   – У него такие красивые волосы…
   – Ты заметила его улыбку?
   Хихикая, они поднялись к себе на этаж. Мимо пробежали два санитара.
   Распахнулась дверь актрисы, и оттуда донесся страшный вопль, оттолкнув Марусю, в комнату забежал медбрат с огнетушителем.
   – Что случилось? – спросила девушка.
   Марусю снова кто-то оттолкнул, из комнаты выбегали люди и забегали другие, почти все обитатели этажа собрались здесь же, кто-то закричал: «Огонь! Горим!» Но появившаяся главврач громко сказала:
   – Без паники. И не толпитесь здесь, пожалуйста.
   Оказывается, актриса подожгла себе волосы. Не выдержала и подожгла себе волосы.
   – Что?!! – закричала писательница и стремглав выскочила из холла.
   – У нее истерический понос, – шепнула девушка, – она всегда так реагирует на стрессы.
   Актрису вынесли на носилках, закрыв простыней, бегом, на улице уже ждала машина «скорой помощи».
   Все успокаивали друг друга, говорили, что жива, просто обгорела, и успокоились окончательно, когда медсестра объявила:
   – Жива, здорова, просто увезли в другое отделение.
   Маруся зашла в свою комнату, закрыла за собой дверь, села на пол.
   Обхватила голову ладонями, плотно нажимая на уши.
   Ей хотелось плакать, но она не могла. Сердце отделилось от сосудов и повисло в груди посторонним, угловатым предметом. И сделать с этим что-то было невозможно.

22

   Как всегда, выходя из отделения домой, Ангелина Петровна прошла по второму этажу, кивая пациентам и прощаясь с дежурной медсестрой.
   Спустилась на первый. Несколько мужчин в холле играли в преферанс.
   Ангелина Петровна заглянула в карты одного из них, невысокого, с буйной шевелюрой и в круглых очках. Он дал возможность изучить свои карты Ангелине Петровне и лукаво улыбнулся.
   – Молодец, – кивнула Ангелина Петровна.
   – Еще какой молодец! – подхватил длинноволосый молодой человек в узких джинсах. – Такой молодец, что вам тут банковский аппарат надо ставить, чтобы кэш снимать!
   – Ну, а вы как? – обратилась Ангелина Петровна к третьему игроку. Он старательно прятал от всех карты и хмурился. – Как самочувствие?
   Смотря что вы имеете в виду под самочувствием, – ответил он, не отрывая взгляда от карт. – Оно зависит не только от магниторного возмущения земной коры, но и от солнечной активности, которая подчиняется более общим космическим законам, и количества «черных дыр» в нашем участке Млечного Пути. Кроме того, мое самочувствие напрямую зависит от эмоционального состояния микроорганизмов, обитающих в моем кишечнике.
   – Погнал! – прокомментировал длинноволосый парень.
   – Ладно, много не проигрывайте, – улыбнулась Ангелина Петровна и кивнула медсестре: – Как только начнут последние штаны с себя снимать, забирайте карты!
   – Нет, – засуетилась медсестра, – они интеллигентные, они на последние штаны играть не будут. Они на доллары только.
   Ангелина Петровна закрыла дверь на этаж на ключ, прошла через пост охраны, еще один ключ повернула в замочной скважине, вышла на улицу.
   Ее отделение располагалось на территории бывшей ведомственной больницы. Внешне оно ничем не отличалась от других корпусов – такое же типовое белое здание с симметричными рядами окон. Только охрана, прогуливающаяся по периметру, делала его обособленным и придавала статусность.
   Ангелина Петровна щелкнула брелком своего «БМВ», но садиться в машину не торопилась.
   Медленно пробираясь по извилистой дороге, важно шурша шинами по асфальту, к корпусу психиатрического отделения приближался «Мерседес» с флагом на номерах, включенной мигалкой на крыше и двумя машинами охраны.
   Ангелина Петровна снова щелкнула пультом, «БМВ» мигнула, кнопки утонули в дверцах, словно подводные лодки, временно опустившиеся на дно.
   – Ангелина Петровна, дорогая! – Из «Мерседеса» вышел высокий, с хорошо проработанными трицепсами мужчина в модном узком галстуке и современно, под ноль стриженной головой.
   – Рада вас видеть, Игорь Анатольевич, – улыбнулась Ангелина Петровна и протянула руку, которую Игорь Анатольевич крепко пожал.
   – Заехал своего проведать. Как он там?
   – Хорошо. Такой обаятельный молодой человек, очень на вас похож.
   – А мне говорили, я на мужика похож, а не на педераста. – Игорь Анатольевич смачно сплюнул на землю.
   – Ничего. Перерастет. – Ангелина Петровна привычно не обращала внимания на окружившую их со всех сторон охрану.
   – Вот и мать то же самое говорит. Уже лет двадцать. И в четыре года – перерастет, и в тринадцать – перерастет. Ладно. Может, и вправду перерастет когда-нибудь. – Игорь Анатольевич задорно улыбнулся. – «Только увидеть ту пору прекрасную уж не придется ни мне, ни тебе!»
   – Вы паксил пьете? – заволновалась Ангелина Петровна.
   – Пью, пью! – отмахнулся Игорь Анатольевич. – Видите, какой спокойный стал! До свидания.
   Он направился к центральному входу, и, как рыбешки, сопровождающие корабль, его охранники двинулись вместе с ним.
   До закрытия магазина, в который спешила Ангелина Петровна, оставалось полчаса.
   «Успею, – решила она, – хотя, конечно, напрасно водителя отпустила, он такие тайные тропы знает!»