Страница:
Я в одиночку оказался во враждебной стране, власти которой ведут на меня охоту. Благо отец Бартимеус заставил меня худо-бедно научиться говорить по-английски, будто заранее чуял беду. Хорош бы я был в таком положении, да еще и без знания языка!
Отчего-то я вспоминаю, как еще там, в прошлой жизни, на прием ко мне обратилась пожилая пара. Рука женщины, распоротая чем-то острым, была аккуратно залита йодом и тщательно завязана чистым бинтом. А когда я спросил, кто же успел оказать помощь, старик, грустно усмехнувшись, ответил, что всегда берет с собой на дачу самое необходимое. Достаточно пожив, обучаешься предвидеть грядущие неприятности.
– Ладно! – говорю я решительно. – Слушайте меня, англичане, и мотайте на свой рыжий ус. Выгоняйте на охоту за мной хоть все население острова, вам это все равно не поможет. Я неслышной тенью пройду по лесным тропинкам, ужом проползу по болотам. Я брошу коней и буду трижды в день менять свой облик. Делайте что хотите, но я выскользну у вас прямо из рук. Что бы вы ни придумали, я обойду все ловушки, миную облавы и западни.
На секунду я замолкаю, чтобы набрать в легкие воздух, и тут замечаю, как тихо стало вокруг. Смолк щебет птиц, облако, скрывшее солнце, бросило вниз густую тень, враз заставив потускнеть все краски, и даже ветер замер, будто прислушиваясь. От проявленного ко мне внимания даже холодок по спине, но лицо я держу по-прежнему твердым, а голос – ровным и спокойным:
– Я стану настоящим экспертом по выживанию в Англии, и однажды обученные мной отряды французов начнут терроризировать население ваших городов и деревень. На собственной шкуре вы испытаете, что значит год за годом терпеть поджоги, убийства и грабежи. И будет так длиться до тех пор, пока не прекратится эта война!
Глава 4
Буквально на следующее же утро я остался с одним конем. Кто же знал, что на той лесной дороге британцы устроят засаду! Укрылись они на совесть, и не начни мой жеребец тянуть морду куда-то влево и призывно ржать, меня спеленали бы, как младенца. Насторожившись, я натянул поводья, конь встал, и тут же из-за деревьев горохом посыпались какие-то люди. На бегу они радостно гомонили, размахивая вилами, топорами и дубинами. Двоих самых шустрых, которые попытались вытащить меня из седла, я перетянул плетью, одного по лицу, а второго по спине, и, не дожидаясь нескромных вопросов, тут же пришпорил коня.
Жеребец с места прыгнул вперед и помчался как стрела, а люди, едва не поймавшие меня, пустились в погоню. Топот копыт за спиной то приближался, то ослабевал, и время от времени я оглядывался, пытаясь понять, не пора ли достать меч.
Постепенно азартные крики за спиной стихли, а затем и вовсе пропали. И в этот самый момент ветвь, нависшая над дорогой, с такой силой хлестнула меня по глазам, что я не на шутку за них испугался. А когда начал хоть что-то различать сквозь текущие ручьем слезы, то оказалось, что уздечка запасного коня, зацепленная за луку седла, бесследно пропала. От поисков жеребца покойного сьера Габриэля я благоразумно отказался и, едва выбравшись из леса, резко свернул к пологим холмам, поросшим кустарником и колючкой.
Сразу за возвышенностями моему взгляду открылась безжизненная пустошь, сплошь покрытая чахлым бурьяном. Я спешился и повел коня под уздцы, аккуратно обходя многочисленные ямы и валуны, поросшие мхом. К полудню я набрел на заброшенную дорогу, которой, судя по всему, уже пару лет никто не пользовался. Сквозь покрывающую ее пожухлую траву кое-где пробивались невысокие, мне по пояс, деревца.
Дорога шла к югу, в нужном мне направлении, и потому я решил непременно ею воспользоваться. Даже если обнаруженный путь никуда не выведет, рано или поздно я в любом случае выберусь на морское побережье, а оттуда до Франции уже рукой подать. К тому же по дороге, пусть и заброшенной, конь может передвигаться значительно быстрее, не рискуй сломать или вывихнуть себе ноги.
Усевшись наконец в седло, я сразу повеселел и даже принялся насвистывать какую-то мелодию, но, как оказалось, обрадовался рано. Часа через три я перестал закрывать глаза на очевидное и, натянув поводья, задумчиво почесал затылок. Проверенный метод не помог, смутившие меня следы никуда не делись.
Помню, во время срочной службы в армии меня больше всего напрягало то, что я постоянно был на людях. Стоило мне найти какое-нибудь укромное место, чтобы хоть немного отдохнуть от окружающих, как буквально через несколько минут там возникал еще какой-нибудь страдалец.
Судя по всему, история повторяется. Совсем недавно по дороге, которой я следую к морю, проехала карета в сопровождении пары всадников. Мой жеребец громко фыркнул, поторапливая седока, я раздраженно отмахнулся. Ну и что, скажите на милость, понадобилось людям, которые решили ехать тем же заброшенным путем, что и я? От кого они скрываются?
Я спрыгнул с коня и прошелся, разминая ноги. Вокруг по-прежнему не было ни души, высоко над головой нарезала круги пара птиц, заунывно свистел ветер. Надо было на что-то решаться, а я все тянул, словно выжидая, чтобы кто-то другой принял за меня правильное решение. Ну не нравились мне странные попутчики, хоть ты меня режь! Как же мне правильно поступить? Поехать следом за ними, чтобы аккурат на меня напоролись их возможные преследователи, или, может быть, лучше свернуть?
По обе стороны дороги раскинулась каменистая пустошь, валуны такие, что танк не пройдет. А если конь сломает ногу, то дальше я поковыляю на своих двоих? Ну уж нет! Сейчас слишком холодно, чтобы двигаться пешком, к тому же мобильность – главное мое оружие. Как бы силен я ни был, мне не справиться с парой десятков местных крестьян, собранных на облаву. А вилы и топоры, как известно, убивают ничуть не хуже, чем копья и мечи.
Поколебавшись еще с минуту, я чертыхнулся и, поплевав через плечо, пришпорил жеребца. Даст бог, просто обгоню неизвестных попутчиков, не ввязываясь ни в какие истории. А если что-то пойдет не так, то с двумя-то всадниками я уж как-нибудь должен справиться!
Не пройдя и двух миль, конь громко фыркнул и встал как вкопанный, а затем медленно попятился.
– В чем дело, волчья ты сыть? – недовольно рыкнул я, настороженно вглядываясь вперед.
Лязгнул меч покойного гасконца, покидая ножны, левая рука ухватила его нее щит, готовясь отбить летящую стрелу или копье.
– Что ты там разглядел?
Как оказалось, на дороге не валялось ничего особенного, всего-навсего свежеиспеченный покойник. Мужчина крупного сложения был разрублен со спины практически пополам, не помогла и кольчуга, поддетая под теплый плащ. Головы у трупа не было, но в тот момент я не обратил на эту деталь ни малейшего внимания. За последние годы мне довелось повидать множество покойников, у некоторых из них отсутствовали конечности, а кое-кто лишался голов. Обычное дело, было бы на что дивиться.
– Ну, поехали! – прикрикнул я на коня. – Что ты, убитых не видел?
Через четверть мили обнаружился еще один свежий труп. Как и у предыдущего, голова у него отсутствовала. Я внимательно огляделся по сторонам, но нигде ее не обнаружил, и что хуже всего, у второго мертвеца тоже не срезали кошелек с пояса! Обычные грабители раздели бы жертвы догола, эти же удовольствовались тем, что прихватили с собой их головы.
Перед участком дороги, покрытым влажной глиной, я спешился и не торопясь прошелся взад-вперед. Хоть я и не следопыт, но понять, что совсем недавно по следам кареты промчалось не менее десятка всадников, способен. Интересно, что же в ней все-таки везут? Закусив губу, я негромко выругался. Это не заброшенная дорога, а городское шоссе в час пик, по которому туда-сюда шляются целые конные отряды!
Некоторые отпечатки копыт показались мне непривычно большими, словно жеребец, оставивший их, был размером чуть ли не со слона. Я даже спешился, приложил ладонь к отпечатку копыта и только тут разглядел размолотый камень, попавшийся под ногу этому чудовищу. По моей спине пробежал неприятный холодок, это что же за зверюга такая? Пожалуй, этот скакун будет покрупнее жеребца Черного барона! Вдобавок ко всему, на его подковах выбиты полумесяцы. Подобный подковы используют рыцари, повоевавшие с сарацинами, мол, каждым шагом моего коня я попираю символ, священный для врага.
И что же герой войны делает на пустынной дороге, кого это он так настойчиво преследует?
Дальше я ехал еще осторожнее, остро сожалея о том, что не могу никуда свернуть. Если охотники за каретой уничтожают свидетелей творимых ими бесчинств, то не хотелось бы мне попасться им на глаза! Я не трус, но одно дело – столкнуться с шайкой разбойников, а совсем другое – с рыцарем, который, судя по всему, еще здоровее Черного барона! Коня я пустил шагом, а сам напряженно вглядывался вдаль, вытягивая шею, как жираф. Разыгравшееся воображение шептало, что впереди меня ждет засада, ветер заунывно стонал, талантливо подражая близкому ржанию лошадей.
Впереди вырос покатый холм, и дорога нырнула вправо, огибая его подножие. Я же повернул влево, как то и положено всякому предусмотрительному человеку, твердо настроенному дожить хотя бы до вечера.
У маленькой рощицы, теснившейся в ложбине подле холма, я натянул поводья и спешился. Конь облегченно вздохнул и глянул вопросительно: мол, не пора ли слегка подкрепиться?
– Тебе бы только жрать, – буркнул я недовольно. – Погоди, найдем какую-нибудь таверну, насыплю тебе овса, сколько съешь.
Жеребец посмотрел укоризненно, похоже, устал питаться одними обещаниями, и я смущенно отвернулся. Уздечку накинул на сук ближайшего дерева, строго предупредил:
– Никуда не уходи!
Конь покосился на меня, как на недоумка. Британские пустоши не место для приличного скакуна, это вам не прерии Дикого Запада. Тут холодно и голодно, а по ночам шмыгают волки, жадно сопят и принюхиваются.
Я белкой взлетел по склону холма и осторожно выставил голову из-за толстого, впятером не обхватишь, ствола дуба, вольготно раскинувшегося на самой вершине. Особо вглядываться мне не пришлось, ярдах в трехстах от холма прямо поперек дороги лежала опрокинутая набок карета, вокруг нее темнели холмики неподвижных тел. Сколько я ни напрягал глаза, но, кроме вездесущих воронов, уже приступивших к обеду, никого живого так и не увидел. Неизвестный рыцарь настиг карету, получил то, что хотел, и исчез вдали. Ну и флаг ему в руки, а ветер в спину. В чужой монастырь со своим уставом не суются, вот и я не собираюсь вмешиваться в местные британские разборки.
Насвистывая какую-то мазурку, я вприпрыжку спустился с холма. Конь тут же оторвался от пожухлой травы, глянул на меня с недоумением, будто спрашивая: а по какому случаю праздник?
– Есть повод, – сообщил я ему, довольно ухмыляясь.
Лично меня не надо убеждать в том, что животные прекрасно понимают человеческую речь. Звери внимательно выслушивают людей и честно отвечают нам, как уж могут: лают, мяукают, ржут или блеют. Так как мы, человеки, по-звериному не разумеем, поскольку совсем не полиглоты, то животные стараются достучаться до нас хотя бы интонацией. А бывает, они так выразительно глянут, что и без слов все становится понятно.
Подъехав к опрокинутой карете, я внимательно огляделся и лишь затем спешился и осмотрел трупы. Ну и что же мы здесь имеем? А то, что впереди по дороге движется банда охотников за головами, не пропуская мимо себя никого из встречных. Вокруг кареты валялись четыре обезглавленных тела, три мужских и одно женское. Судя по одежде, это кучер, два лакея и горничная.
Полуоторванная дверца кареты тоскливо скрипнула, когда я снял с торчащего гвоздя кусок дорогого тонкого бархата, насмешливым карканьем отозвались вороны, рассевшиеся на окрестных деревьях. Я помял лоскут в ладони, поднес к лицу и принюхался. Пахнуло чем-то очень свежим и цветочным, явно женским. Дама, которая ехала в карете, употребляет модные дорогие духи, коими так славится Франция.
– Шанель номер пять, – задумчиво хмыкнул я, разом исчерпав все свои познания в парфюмерии.
Ну вот картина и прояснилась. Некто очень настойчивый похитил богатую девицу или даму и при этом безжалостно прикончил всех свидетелей. Непонятно лишь одно: какого дьявола похититель забрал с собой головы жертв, но сейчас я не хотел об этом даже думать. Оставалось верить, что теперь, когда карета настигнута, ее таинственные преследователи уберутся туда, откуда явились. Не будут же они рыскать по заброшенной дороге в поисках заблудившегося путника? Я надеялся, что тела их жертв все-таки найдут, и тогда хотя бы часть загонщиков переключится на поимку злодеев, а я выскользну-таки из английской мышеловки.
Конь тихонько заржал, я похлопал его по шее, отвлекая от убитого собрата, который так и остался лежать перед каретой. Судя по обрезанным постромкам, остальных лошадей нападавшие увели с собой.
Я тщательно обыскал трупы. Добыча оказалась не велика, зато в карете обнаружилось кое-что получше денег: три бутыли красного вина, толстая, в мою руку, палка колбасы, коврига хлеба и круглая головка сыра. Для коня тоже нашлось нечто полезное – мешок овса.
– Живем, – довольно сказал я, перегрузив найденное богатство на своего буцефала. – И вправду говорят, кому война, а кому мать родна!
До заката оставалась еще пара часов, которые следовало употребить с толком – найти и обустроить место для ночлега, развести костер и накормить от пуза моего единственного друга в этих безжизненных местах. Через час, уже в сгущающихся сумерках, я обнаружил вполне подходящее место. У подножия изрытой временем скалы притаилась небольшая пещера, вместившая меня с конем.
Со стороны дороги вход в пещеру не заметишь, как ни старайся, а потому я безбоязненно развел костер и наконец согрелся. Колбаса и хлеб затрещали на крепких зубах, в углу мерно хрустел овсом жеребец, я откупорил вино и понял, что жить – хорошо. Пусть вылазка не удалась и поставленной цели мы так и не добились, зато мне не пришлось убивать герцога Орлеанского. А главное – я скоро увижу Жанну! С этой простой мыслью я заснул, и снилось мне что-то очень хорошее, а что именно – не так уж и важно.
Ветер, бесновавшийся всю ночь, к утру стих. Я вышел из пещеры и тут же замер в восхищении. За ночь выпал снег, и тоскливая равнина полностью преобразилась. Ее, словно пыльный и грязный стол рассохшийся от времени, накрыли свежей белой скатертью, хрусткой и идеально выглаженной. Хмурое небо очистилось, и лишь у темной полоски далекого леса еще клубились облака. Яркое солнце, расплывшись в улыбке, с явным одобрением разглядывало всю эту красоту.
– Снег, – зачарованно произнес я, озираясь по сторонам, а затем скатал крепкий снежок и запустил в скалу, чуть-чуть не попав в ухо хмурому жеребцу, который вслед за мной высунул морду из пещеры.
Конь глянул на меня укоризненно, а выпавший снег обозрел с явным отвращением.
– Ну, вообще-то, ты прав, – легко согласился я. – Ваша Англия – то еще место, то ли дело Россия, на худой конец – Франция. Но ты понимаешь, это же снег, дубина!
Конь фыркнул и отвернул морду.
– Да знаешь ли ты, дружище, как лихо мчится тройка почтовая по Волге-матушке зимой, пленяя всех встречных-поперечных серебряным звоном колокольчиков? – весело спросил я.
Жеребец глянул насмешливо, и я понял, что задурить ему голову не удастся. Это людей легко подбить на возведение пирамид, строительство всяческих БАМов и запуск ракет на Марс. Человек легковерен, а вот кони – практики, их красивыми словами не увлечь. Судя по кислому взгляду, скакуну все равно не нравились здешние места, хоть со снегом, хоть без. Кони любят сочную зелень, солнце и бесконечные равнины, где резвятся беззаботные кобылицы. А я вот впервые ощутил, что и в Англии есть нечто привлекательное. Пусть теперь загонщики попробуют взять след, похоже, Бог на моей стороне, и я все-таки вывернусь из британской ловушки!
Часа через три снег полностью растаял, к этому времени пустошь плавно перешла в лес. Поначалу по обе стороны дороги начали появляться редкие рощицы, затем они слились между собой, и к полудню я очутился в самом настоящем лесу, а может быть, даже в чаще. Заброшенная дорога, по которой я ехал, как-то незаметно растворилась среди деревьев, словно кусок сахара в стакане горячего чая. Я долго пробивался по какой-то звериной тропе, а затем просто ломился через кусты, держа коня в поводу.
Жеребец упорно забирал влево, выдергивая уздечку из рук, наконец, устав бороться с неразумным животным, я пошел в выбранном им направлении и тут же чертыхнулся, озадаченно озираясь. Оказалось, что совсем рядом с кустами, сквозь которые я так героически пер, в нужном мне направлении идет вполне удобная дорога, по которой безо всякого труда проедет крестьянская телега или трое всадников в ряд. Я с горечью оглядел куртку и плащ, продранные в нескольких местах, за время блуждания по кустам острые сучья и шипы превратили мою одежду черт знает во что.
– Ну и что ты молчал, будто воды в рот набрал? – спросил я коня, и тот тихонько фыркнул, отвернув морду в сторону. – А вот Лесси на твоем месте нашла бы способ мне подсказать, – укоризненно добавил я. – И Флиппер. И Скиппи. И даже комиссар Рекс!
Я еще долго перечислял бы представителей животного царства, наделенных могучим и дружественным интеллектом, но тут дорога раздвоилась. Некоторое время я вертел головой, гадая, в какую сторону стоит податься, а затем решил положиться на могучий звериный инстинкт жеребца. Уж он-то выведет меня, куда надо.
И инстинкт не подвел, вывел нас к добрым людям!
Вскоре правая дорога, по которой рысью пошел мой конь, вильнула, описав полукруг, и я натянул поводья, с интересом разглядывая открывшуюся картину. Лес раздался в стороны, обтекая высокий холм, вершину которого оседлал самый настоящий баронский замок, построенный не из дерева, как стоило бы ожидать в эдакой глуши, а из камня.
У подножия холма раскинулась небольшая деревня, ветер донес до меня запахи жилья и мычанье коров. Я одобрительно похлопал жеребца по мощной шее, и конь тихонько заржал, требуя полноценного отдыха, теплую конюшню и вдоволь еды. Я пожал плечами – а почему бы и нет – и, уже посылая скакуна вперед, машинально глянул вниз. Невольная дрожь пробежала по телу, когда в числе прочих я разглядел знакомые уже отпечатки громадных конских копыт со знаками в виде полумесяца на подковах.
– Стой, дружок! – просипел я перехваченным голосом, заворачивая упирающегося коня. – Не туда заехали, здесь коллекционируют человеческие головы! Поверь, твой хозяин придется тут не ко двору, я ведь даже марок в детстве не собирал!
Я доехал обратно до развилки и уверенно выбрал левый путь. Конский инстинкт – это круто, кто спорит, но человеческий разум намного лучше. А он подсказывает, что сьеру де Армуазу совершенно нечего делать в том месте, куда направился похититель неизвестной дамы.
До темноты я проехал около пяти миль и с каждым пройденным ярдом чувствовал себя все лучше и лучше. Чем большее расстояние проляжет между мной и затерявшимся в глуши замком, тем спокойнее буду я себя чувствовать. Дело в том, что патологическая манера отрубать головы людям и забирать их с собой меня настораживала. Одно из главных правил выживания в двадцать первом веке гласит: держись подальше от людей со странностями в поведении, не ищи нездоровых приключений. Думаю, что и для пятнадцатого века оно вполне подходит.
Кто-то из древних сказал, что от судьбы не уйдешь, и как ни старался я вести себя незаметнее, следующей же ночью неприятности сами нашли меня. Началось все с того, что меня огрели по голове. Не так сильно, чтобы убить, а слегка, чтобы на время вывести из строя.
Когда я очнулся, пылая жаждой мщения, то обнаружил, что, словно куль, путешествую на спине собственного коня. Вскоре меня привезли на широкую поляну, где возле пылающего костра вовсю хозяйничала целая компания.
Ну а с другой стороны, я ведь мог и вообще не проснуться, не так ли? Мало ли опасностей подстерегает до смерти уставшего одинокого путника в глухом лесу? Волки, медведи, ядовитые змеи, воинственные туземцы…
Я спешно напрягаю мышцы, когда один из аборигенов, здоровенный, как каланча, и волосатый, будто медведь, бесцеремонно спихивает меня с конской спины на землю. Руки и ноги у меня связаны, и я неловко плюхаюсь набок. Повезло, что никакого камня подо мной не оказалось, ребра – вещь хрупкая, частенько ломаются по нескольку штук зараз.
– Кто это, Мак? – лениво тянет чей-то гнусавый голос.
Сифилис из Вест-Индии в Европу пока что не завезли, оттого, даже не поворачивая головы, я заранее знаю, как выглядит эта жертва не удаленных в детстве аденоидов: вытянутое бледное лицо, вечно полуоткрытый рот со слюнявыми губами, маленькая нижняя челюсть, тусклые глаза. Умственное развитие у подобных экземпляров обычно страдает, но это не мешает им находить себя в сравнительно несложный профессиях вроде солдата или разбойника.
– Мы с Питером наткнулись на его следы в паре миль отсюда, неподалеку от Сухой поляны, – гулко отзывается невидимый мне Мак. – Решили проследить, кто это шляется по лесу.
– Ну и что, проследили?
– Да. Я думаю, что он прячется от солдат лорда Беллами.
– Так это из-за него такой переполох по всей округе? – оживляется гнусавый. – Дай-ка я на него полюбуюсь.
Сильным пинком меня переворачивают на живот, затем снова на спину, подкатывая поближе к костру. Но действуют разбойники без особой злости и специально ребра не крушат, просто в сельской глубинка принято так обращаться с пленниками.
«Что ж, запомним, – решаю я, охватывая взглядом лица похитителей. – Ведь долг, как известное платежом красен».
– Ну и морда! – сплюнув, выносит вердикт бледный как поганка прыщавый парень, на вид ему леи двадцать. – Да такой зарежет, глазом не моргнет. Не дай бог встретить подобного типа на узкой дорожке. Руку на отсечение даю, он здесь потому, что пронюхал о кладе, который мы ищем!
Я лежу молча, не задираюсь. Жду, пока сами спросят, кто я да откуда.
– Сонным взяли! – гордо хвалился зверообразный Мак. – Мы с Питером к кому хочешь можем незаметно подкрасться. Яйцо из-под птицы вытащим, та и не чирикнет!
Врун несчастный, да ты по лесу идешь, словно слон по посудной лавке, ни один сухой сук не пропустишь. Нечего сказать, велика доблесть – повязать спящего, опаснее только охота за грибами.
Вдоволь налюбовавшись добытым трофеем, прыщавый кидается будить главаря, тот, завернувшись в теплый плащ, безмятежно дрыхнет у костра. Болен? Разве что алкоголизмом, решаю я. От поднятого типа изрядно разит дешевым пойлом, глаза красные, как у вампира, а морда помята так, что ни один утюг здесь не поможет, и пытаться не стоит. То и дело кивая в мою сторону, гнусавый что-то нашептывает главарю на ухо.
Смерив его мрачным взглядом, атаман нечеловеческим усилием встает на ноги. Чтобы окончательно проснуться, он делает пару глотков из глиняного кувшина, а затем начинает командовать. Похожий на медведя Мак и рыжий худощавый Питер накрепко привязывают меня к дереву – как же я их ненавижу, эти дубы! – прыщавую жертву аденоидов отправляют жарить мясо, а сам атаман приступает к расспросам.
Волнует его только один вопрос: какого черта я кручусь возле честных ребят, решивших немного разбогатеть?
– Сам я из Ирландии, странствую в поисках отца, который бросил нас с матерью лет двадцать назад, – обстоятельно отвечаю я. – А в этом лесу очутился случайно, просто сбился с пути. Если вы разбойники, то вам не повезло. Выкупа вы за меня не возьмете никакого, поскольку я сирота, вдобавок у меня нет ни семьи, ни детей. Возьмите то, что у меня в карманах, и отпустите, я немедленно уеду. Если же вы честные люди, то отпустите тем более. Клянусь, больше вы меня не увидите.
– Говоришь, ищешь отца, – тянет вожак похитителей, недоверчиво щурясь. – А для чего тебе таскать с собой столько острого железа?
Он тычет пальцем в снятое с меня оружие. Я меряю взглядом получившуюся кучу и понимаю, что атаман прав, с ножами и кинжалами вышел небольшой перебор. Их вполне хватило бы на то, чтобы скромно вoopyжить сразу троих. Но не мог же я бросить ржаветь добрую французскую сталь, снятую с тела покойного Габриэля де Бушажа, и потом, много – не мало.
– Я человек мирной профессии, лекарь, – начинаю я осторожно. – А потому для меня было естественным немного перестраховаться, в одиночку отправляясь в далекий путь. У нас в Ирландии говорят, что в Англии повсюду водятся волки и даже дикие медведи! Я же человек робкий, и чем больше под рукой оружия, тем спокойнее себя чувствую.
– Ты столько оружия на себе тащил, мой пугливый друг, что у коня ноги подгибались. Сразу видно, что ты очень боялся идти в мой лес, – издевательски замечает вожак. – Но ты свой страх переборол, ирландец, хвалю. Видно, очень было надо.
Помолчав немного, он интересуется:
– А, собственно, зачем?
– Я же сказал, что заблудился, – жалобно блею я. Черт, до чего же неудобно стоять вот так, привязанным!
– А вот ребятам показалось, что ты от кого-то прячешься, – проницательно замечает вожак. – Что же ты, интересно, натворил, если тебя повсюду ищут люди лорда Беллами?
Я пытаюсь пожать плечами, лицо держу испуганным.
– Что ж, парни, – заключает вожак, оглядев присутствующих. – Похоже, мы родились с серебряной ложкой во рту. Если сдадим его властям, получим на только прощение за то маленькое дельце в деревне Бедуэрт. Нам еще и деньжат подкинут.
Отчего-то я вспоминаю, как еще там, в прошлой жизни, на прием ко мне обратилась пожилая пара. Рука женщины, распоротая чем-то острым, была аккуратно залита йодом и тщательно завязана чистым бинтом. А когда я спросил, кто же успел оказать помощь, старик, грустно усмехнувшись, ответил, что всегда берет с собой на дачу самое необходимое. Достаточно пожив, обучаешься предвидеть грядущие неприятности.
– Ладно! – говорю я решительно. – Слушайте меня, англичане, и мотайте на свой рыжий ус. Выгоняйте на охоту за мной хоть все население острова, вам это все равно не поможет. Я неслышной тенью пройду по лесным тропинкам, ужом проползу по болотам. Я брошу коней и буду трижды в день менять свой облик. Делайте что хотите, но я выскользну у вас прямо из рук. Что бы вы ни придумали, я обойду все ловушки, миную облавы и западни.
На секунду я замолкаю, чтобы набрать в легкие воздух, и тут замечаю, как тихо стало вокруг. Смолк щебет птиц, облако, скрывшее солнце, бросило вниз густую тень, враз заставив потускнеть все краски, и даже ветер замер, будто прислушиваясь. От проявленного ко мне внимания даже холодок по спине, но лицо я держу по-прежнему твердым, а голос – ровным и спокойным:
– Я стану настоящим экспертом по выживанию в Англии, и однажды обученные мной отряды французов начнут терроризировать население ваших городов и деревень. На собственной шкуре вы испытаете, что значит год за годом терпеть поджоги, убийства и грабежи. И будет так длиться до тех пор, пока не прекратится эта война!
Глава 4
Январь-февраль 1430 года, Англия, замок Молт: новые враги, оскаленные лица
Буквально на следующее же утро я остался с одним конем. Кто же знал, что на той лесной дороге британцы устроят засаду! Укрылись они на совесть, и не начни мой жеребец тянуть морду куда-то влево и призывно ржать, меня спеленали бы, как младенца. Насторожившись, я натянул поводья, конь встал, и тут же из-за деревьев горохом посыпались какие-то люди. На бегу они радостно гомонили, размахивая вилами, топорами и дубинами. Двоих самых шустрых, которые попытались вытащить меня из седла, я перетянул плетью, одного по лицу, а второго по спине, и, не дожидаясь нескромных вопросов, тут же пришпорил коня.
Жеребец с места прыгнул вперед и помчался как стрела, а люди, едва не поймавшие меня, пустились в погоню. Топот копыт за спиной то приближался, то ослабевал, и время от времени я оглядывался, пытаясь понять, не пора ли достать меч.
Постепенно азартные крики за спиной стихли, а затем и вовсе пропали. И в этот самый момент ветвь, нависшая над дорогой, с такой силой хлестнула меня по глазам, что я не на шутку за них испугался. А когда начал хоть что-то различать сквозь текущие ручьем слезы, то оказалось, что уздечка запасного коня, зацепленная за луку седла, бесследно пропала. От поисков жеребца покойного сьера Габриэля я благоразумно отказался и, едва выбравшись из леса, резко свернул к пологим холмам, поросшим кустарником и колючкой.
Сразу за возвышенностями моему взгляду открылась безжизненная пустошь, сплошь покрытая чахлым бурьяном. Я спешился и повел коня под уздцы, аккуратно обходя многочисленные ямы и валуны, поросшие мхом. К полудню я набрел на заброшенную дорогу, которой, судя по всему, уже пару лет никто не пользовался. Сквозь покрывающую ее пожухлую траву кое-где пробивались невысокие, мне по пояс, деревца.
Дорога шла к югу, в нужном мне направлении, и потому я решил непременно ею воспользоваться. Даже если обнаруженный путь никуда не выведет, рано или поздно я в любом случае выберусь на морское побережье, а оттуда до Франции уже рукой подать. К тому же по дороге, пусть и заброшенной, конь может передвигаться значительно быстрее, не рискуй сломать или вывихнуть себе ноги.
Усевшись наконец в седло, я сразу повеселел и даже принялся насвистывать какую-то мелодию, но, как оказалось, обрадовался рано. Часа через три я перестал закрывать глаза на очевидное и, натянув поводья, задумчиво почесал затылок. Проверенный метод не помог, смутившие меня следы никуда не делись.
Помню, во время срочной службы в армии меня больше всего напрягало то, что я постоянно был на людях. Стоило мне найти какое-нибудь укромное место, чтобы хоть немного отдохнуть от окружающих, как буквально через несколько минут там возникал еще какой-нибудь страдалец.
Судя по всему, история повторяется. Совсем недавно по дороге, которой я следую к морю, проехала карета в сопровождении пары всадников. Мой жеребец громко фыркнул, поторапливая седока, я раздраженно отмахнулся. Ну и что, скажите на милость, понадобилось людям, которые решили ехать тем же заброшенным путем, что и я? От кого они скрываются?
Я спрыгнул с коня и прошелся, разминая ноги. Вокруг по-прежнему не было ни души, высоко над головой нарезала круги пара птиц, заунывно свистел ветер. Надо было на что-то решаться, а я все тянул, словно выжидая, чтобы кто-то другой принял за меня правильное решение. Ну не нравились мне странные попутчики, хоть ты меня режь! Как же мне правильно поступить? Поехать следом за ними, чтобы аккурат на меня напоролись их возможные преследователи, или, может быть, лучше свернуть?
По обе стороны дороги раскинулась каменистая пустошь, валуны такие, что танк не пройдет. А если конь сломает ногу, то дальше я поковыляю на своих двоих? Ну уж нет! Сейчас слишком холодно, чтобы двигаться пешком, к тому же мобильность – главное мое оружие. Как бы силен я ни был, мне не справиться с парой десятков местных крестьян, собранных на облаву. А вилы и топоры, как известно, убивают ничуть не хуже, чем копья и мечи.
Поколебавшись еще с минуту, я чертыхнулся и, поплевав через плечо, пришпорил жеребца. Даст бог, просто обгоню неизвестных попутчиков, не ввязываясь ни в какие истории. А если что-то пойдет не так, то с двумя-то всадниками я уж как-нибудь должен справиться!
Не пройдя и двух миль, конь громко фыркнул и встал как вкопанный, а затем медленно попятился.
– В чем дело, волчья ты сыть? – недовольно рыкнул я, настороженно вглядываясь вперед.
Лязгнул меч покойного гасконца, покидая ножны, левая рука ухватила его нее щит, готовясь отбить летящую стрелу или копье.
– Что ты там разглядел?
Как оказалось, на дороге не валялось ничего особенного, всего-навсего свежеиспеченный покойник. Мужчина крупного сложения был разрублен со спины практически пополам, не помогла и кольчуга, поддетая под теплый плащ. Головы у трупа не было, но в тот момент я не обратил на эту деталь ни малейшего внимания. За последние годы мне довелось повидать множество покойников, у некоторых из них отсутствовали конечности, а кое-кто лишался голов. Обычное дело, было бы на что дивиться.
– Ну, поехали! – прикрикнул я на коня. – Что ты, убитых не видел?
Через четверть мили обнаружился еще один свежий труп. Как и у предыдущего, голова у него отсутствовала. Я внимательно огляделся по сторонам, но нигде ее не обнаружил, и что хуже всего, у второго мертвеца тоже не срезали кошелек с пояса! Обычные грабители раздели бы жертвы догола, эти же удовольствовались тем, что прихватили с собой их головы.
Перед участком дороги, покрытым влажной глиной, я спешился и не торопясь прошелся взад-вперед. Хоть я и не следопыт, но понять, что совсем недавно по следам кареты промчалось не менее десятка всадников, способен. Интересно, что же в ней все-таки везут? Закусив губу, я негромко выругался. Это не заброшенная дорога, а городское шоссе в час пик, по которому туда-сюда шляются целые конные отряды!
Некоторые отпечатки копыт показались мне непривычно большими, словно жеребец, оставивший их, был размером чуть ли не со слона. Я даже спешился, приложил ладонь к отпечатку копыта и только тут разглядел размолотый камень, попавшийся под ногу этому чудовищу. По моей спине пробежал неприятный холодок, это что же за зверюга такая? Пожалуй, этот скакун будет покрупнее жеребца Черного барона! Вдобавок ко всему, на его подковах выбиты полумесяцы. Подобный подковы используют рыцари, повоевавшие с сарацинами, мол, каждым шагом моего коня я попираю символ, священный для врага.
И что же герой войны делает на пустынной дороге, кого это он так настойчиво преследует?
Дальше я ехал еще осторожнее, остро сожалея о том, что не могу никуда свернуть. Если охотники за каретой уничтожают свидетелей творимых ими бесчинств, то не хотелось бы мне попасться им на глаза! Я не трус, но одно дело – столкнуться с шайкой разбойников, а совсем другое – с рыцарем, который, судя по всему, еще здоровее Черного барона! Коня я пустил шагом, а сам напряженно вглядывался вдаль, вытягивая шею, как жираф. Разыгравшееся воображение шептало, что впереди меня ждет засада, ветер заунывно стонал, талантливо подражая близкому ржанию лошадей.
Впереди вырос покатый холм, и дорога нырнула вправо, огибая его подножие. Я же повернул влево, как то и положено всякому предусмотрительному человеку, твердо настроенному дожить хотя бы до вечера.
У маленькой рощицы, теснившейся в ложбине подле холма, я натянул поводья и спешился. Конь облегченно вздохнул и глянул вопросительно: мол, не пора ли слегка подкрепиться?
– Тебе бы только жрать, – буркнул я недовольно. – Погоди, найдем какую-нибудь таверну, насыплю тебе овса, сколько съешь.
Жеребец посмотрел укоризненно, похоже, устал питаться одними обещаниями, и я смущенно отвернулся. Уздечку накинул на сук ближайшего дерева, строго предупредил:
– Никуда не уходи!
Конь покосился на меня, как на недоумка. Британские пустоши не место для приличного скакуна, это вам не прерии Дикого Запада. Тут холодно и голодно, а по ночам шмыгают волки, жадно сопят и принюхиваются.
Я белкой взлетел по склону холма и осторожно выставил голову из-за толстого, впятером не обхватишь, ствола дуба, вольготно раскинувшегося на самой вершине. Особо вглядываться мне не пришлось, ярдах в трехстах от холма прямо поперек дороги лежала опрокинутая набок карета, вокруг нее темнели холмики неподвижных тел. Сколько я ни напрягал глаза, но, кроме вездесущих воронов, уже приступивших к обеду, никого живого так и не увидел. Неизвестный рыцарь настиг карету, получил то, что хотел, и исчез вдали. Ну и флаг ему в руки, а ветер в спину. В чужой монастырь со своим уставом не суются, вот и я не собираюсь вмешиваться в местные британские разборки.
Насвистывая какую-то мазурку, я вприпрыжку спустился с холма. Конь тут же оторвался от пожухлой травы, глянул на меня с недоумением, будто спрашивая: а по какому случаю праздник?
– Есть повод, – сообщил я ему, довольно ухмыляясь.
Лично меня не надо убеждать в том, что животные прекрасно понимают человеческую речь. Звери внимательно выслушивают людей и честно отвечают нам, как уж могут: лают, мяукают, ржут или блеют. Так как мы, человеки, по-звериному не разумеем, поскольку совсем не полиглоты, то животные стараются достучаться до нас хотя бы интонацией. А бывает, они так выразительно глянут, что и без слов все становится понятно.
Подъехав к опрокинутой карете, я внимательно огляделся и лишь затем спешился и осмотрел трупы. Ну и что же мы здесь имеем? А то, что впереди по дороге движется банда охотников за головами, не пропуская мимо себя никого из встречных. Вокруг кареты валялись четыре обезглавленных тела, три мужских и одно женское. Судя по одежде, это кучер, два лакея и горничная.
Полуоторванная дверца кареты тоскливо скрипнула, когда я снял с торчащего гвоздя кусок дорогого тонкого бархата, насмешливым карканьем отозвались вороны, рассевшиеся на окрестных деревьях. Я помял лоскут в ладони, поднес к лицу и принюхался. Пахнуло чем-то очень свежим и цветочным, явно женским. Дама, которая ехала в карете, употребляет модные дорогие духи, коими так славится Франция.
– Шанель номер пять, – задумчиво хмыкнул я, разом исчерпав все свои познания в парфюмерии.
Ну вот картина и прояснилась. Некто очень настойчивый похитил богатую девицу или даму и при этом безжалостно прикончил всех свидетелей. Непонятно лишь одно: какого дьявола похититель забрал с собой головы жертв, но сейчас я не хотел об этом даже думать. Оставалось верить, что теперь, когда карета настигнута, ее таинственные преследователи уберутся туда, откуда явились. Не будут же они рыскать по заброшенной дороге в поисках заблудившегося путника? Я надеялся, что тела их жертв все-таки найдут, и тогда хотя бы часть загонщиков переключится на поимку злодеев, а я выскользну-таки из английской мышеловки.
Конь тихонько заржал, я похлопал его по шее, отвлекая от убитого собрата, который так и остался лежать перед каретой. Судя по обрезанным постромкам, остальных лошадей нападавшие увели с собой.
Я тщательно обыскал трупы. Добыча оказалась не велика, зато в карете обнаружилось кое-что получше денег: три бутыли красного вина, толстая, в мою руку, палка колбасы, коврига хлеба и круглая головка сыра. Для коня тоже нашлось нечто полезное – мешок овса.
– Живем, – довольно сказал я, перегрузив найденное богатство на своего буцефала. – И вправду говорят, кому война, а кому мать родна!
До заката оставалась еще пара часов, которые следовало употребить с толком – найти и обустроить место для ночлега, развести костер и накормить от пуза моего единственного друга в этих безжизненных местах. Через час, уже в сгущающихся сумерках, я обнаружил вполне подходящее место. У подножия изрытой временем скалы притаилась небольшая пещера, вместившая меня с конем.
Со стороны дороги вход в пещеру не заметишь, как ни старайся, а потому я безбоязненно развел костер и наконец согрелся. Колбаса и хлеб затрещали на крепких зубах, в углу мерно хрустел овсом жеребец, я откупорил вино и понял, что жить – хорошо. Пусть вылазка не удалась и поставленной цели мы так и не добились, зато мне не пришлось убивать герцога Орлеанского. А главное – я скоро увижу Жанну! С этой простой мыслью я заснул, и снилось мне что-то очень хорошее, а что именно – не так уж и важно.
Ветер, бесновавшийся всю ночь, к утру стих. Я вышел из пещеры и тут же замер в восхищении. За ночь выпал снег, и тоскливая равнина полностью преобразилась. Ее, словно пыльный и грязный стол рассохшийся от времени, накрыли свежей белой скатертью, хрусткой и идеально выглаженной. Хмурое небо очистилось, и лишь у темной полоски далекого леса еще клубились облака. Яркое солнце, расплывшись в улыбке, с явным одобрением разглядывало всю эту красоту.
– Снег, – зачарованно произнес я, озираясь по сторонам, а затем скатал крепкий снежок и запустил в скалу, чуть-чуть не попав в ухо хмурому жеребцу, который вслед за мной высунул морду из пещеры.
Конь глянул на меня укоризненно, а выпавший снег обозрел с явным отвращением.
– Ну, вообще-то, ты прав, – легко согласился я. – Ваша Англия – то еще место, то ли дело Россия, на худой конец – Франция. Но ты понимаешь, это же снег, дубина!
Конь фыркнул и отвернул морду.
– Да знаешь ли ты, дружище, как лихо мчится тройка почтовая по Волге-матушке зимой, пленяя всех встречных-поперечных серебряным звоном колокольчиков? – весело спросил я.
Жеребец глянул насмешливо, и я понял, что задурить ему голову не удастся. Это людей легко подбить на возведение пирамид, строительство всяческих БАМов и запуск ракет на Марс. Человек легковерен, а вот кони – практики, их красивыми словами не увлечь. Судя по кислому взгляду, скакуну все равно не нравились здешние места, хоть со снегом, хоть без. Кони любят сочную зелень, солнце и бесконечные равнины, где резвятся беззаботные кобылицы. А я вот впервые ощутил, что и в Англии есть нечто привлекательное. Пусть теперь загонщики попробуют взять след, похоже, Бог на моей стороне, и я все-таки вывернусь из британской ловушки!
Часа через три снег полностью растаял, к этому времени пустошь плавно перешла в лес. Поначалу по обе стороны дороги начали появляться редкие рощицы, затем они слились между собой, и к полудню я очутился в самом настоящем лесу, а может быть, даже в чаще. Заброшенная дорога, по которой я ехал, как-то незаметно растворилась среди деревьев, словно кусок сахара в стакане горячего чая. Я долго пробивался по какой-то звериной тропе, а затем просто ломился через кусты, держа коня в поводу.
Жеребец упорно забирал влево, выдергивая уздечку из рук, наконец, устав бороться с неразумным животным, я пошел в выбранном им направлении и тут же чертыхнулся, озадаченно озираясь. Оказалось, что совсем рядом с кустами, сквозь которые я так героически пер, в нужном мне направлении идет вполне удобная дорога, по которой безо всякого труда проедет крестьянская телега или трое всадников в ряд. Я с горечью оглядел куртку и плащ, продранные в нескольких местах, за время блуждания по кустам острые сучья и шипы превратили мою одежду черт знает во что.
– Ну и что ты молчал, будто воды в рот набрал? – спросил я коня, и тот тихонько фыркнул, отвернув морду в сторону. – А вот Лесси на твоем месте нашла бы способ мне подсказать, – укоризненно добавил я. – И Флиппер. И Скиппи. И даже комиссар Рекс!
Я еще долго перечислял бы представителей животного царства, наделенных могучим и дружественным интеллектом, но тут дорога раздвоилась. Некоторое время я вертел головой, гадая, в какую сторону стоит податься, а затем решил положиться на могучий звериный инстинкт жеребца. Уж он-то выведет меня, куда надо.
И инстинкт не подвел, вывел нас к добрым людям!
Вскоре правая дорога, по которой рысью пошел мой конь, вильнула, описав полукруг, и я натянул поводья, с интересом разглядывая открывшуюся картину. Лес раздался в стороны, обтекая высокий холм, вершину которого оседлал самый настоящий баронский замок, построенный не из дерева, как стоило бы ожидать в эдакой глуши, а из камня.
У подножия холма раскинулась небольшая деревня, ветер донес до меня запахи жилья и мычанье коров. Я одобрительно похлопал жеребца по мощной шее, и конь тихонько заржал, требуя полноценного отдыха, теплую конюшню и вдоволь еды. Я пожал плечами – а почему бы и нет – и, уже посылая скакуна вперед, машинально глянул вниз. Невольная дрожь пробежала по телу, когда в числе прочих я разглядел знакомые уже отпечатки громадных конских копыт со знаками в виде полумесяца на подковах.
– Стой, дружок! – просипел я перехваченным голосом, заворачивая упирающегося коня. – Не туда заехали, здесь коллекционируют человеческие головы! Поверь, твой хозяин придется тут не ко двору, я ведь даже марок в детстве не собирал!
Я доехал обратно до развилки и уверенно выбрал левый путь. Конский инстинкт – это круто, кто спорит, но человеческий разум намного лучше. А он подсказывает, что сьеру де Армуазу совершенно нечего делать в том месте, куда направился похититель неизвестной дамы.
До темноты я проехал около пяти миль и с каждым пройденным ярдом чувствовал себя все лучше и лучше. Чем большее расстояние проляжет между мной и затерявшимся в глуши замком, тем спокойнее буду я себя чувствовать. Дело в том, что патологическая манера отрубать головы людям и забирать их с собой меня настораживала. Одно из главных правил выживания в двадцать первом веке гласит: держись подальше от людей со странностями в поведении, не ищи нездоровых приключений. Думаю, что и для пятнадцатого века оно вполне подходит.
Кто-то из древних сказал, что от судьбы не уйдешь, и как ни старался я вести себя незаметнее, следующей же ночью неприятности сами нашли меня. Началось все с того, что меня огрели по голове. Не так сильно, чтобы убить, а слегка, чтобы на время вывести из строя.
Когда я очнулся, пылая жаждой мщения, то обнаружил, что, словно куль, путешествую на спине собственного коня. Вскоре меня привезли на широкую поляну, где возле пылающего костра вовсю хозяйничала целая компания.
Ну а с другой стороны, я ведь мог и вообще не проснуться, не так ли? Мало ли опасностей подстерегает до смерти уставшего одинокого путника в глухом лесу? Волки, медведи, ядовитые змеи, воинственные туземцы…
Я спешно напрягаю мышцы, когда один из аборигенов, здоровенный, как каланча, и волосатый, будто медведь, бесцеремонно спихивает меня с конской спины на землю. Руки и ноги у меня связаны, и я неловко плюхаюсь набок. Повезло, что никакого камня подо мной не оказалось, ребра – вещь хрупкая, частенько ломаются по нескольку штук зараз.
– Кто это, Мак? – лениво тянет чей-то гнусавый голос.
Сифилис из Вест-Индии в Европу пока что не завезли, оттого, даже не поворачивая головы, я заранее знаю, как выглядит эта жертва не удаленных в детстве аденоидов: вытянутое бледное лицо, вечно полуоткрытый рот со слюнявыми губами, маленькая нижняя челюсть, тусклые глаза. Умственное развитие у подобных экземпляров обычно страдает, но это не мешает им находить себя в сравнительно несложный профессиях вроде солдата или разбойника.
– Мы с Питером наткнулись на его следы в паре миль отсюда, неподалеку от Сухой поляны, – гулко отзывается невидимый мне Мак. – Решили проследить, кто это шляется по лесу.
– Ну и что, проследили?
– Да. Я думаю, что он прячется от солдат лорда Беллами.
– Так это из-за него такой переполох по всей округе? – оживляется гнусавый. – Дай-ка я на него полюбуюсь.
Сильным пинком меня переворачивают на живот, затем снова на спину, подкатывая поближе к костру. Но действуют разбойники без особой злости и специально ребра не крушат, просто в сельской глубинка принято так обращаться с пленниками.
«Что ж, запомним, – решаю я, охватывая взглядом лица похитителей. – Ведь долг, как известное платежом красен».
– Ну и морда! – сплюнув, выносит вердикт бледный как поганка прыщавый парень, на вид ему леи двадцать. – Да такой зарежет, глазом не моргнет. Не дай бог встретить подобного типа на узкой дорожке. Руку на отсечение даю, он здесь потому, что пронюхал о кладе, который мы ищем!
Я лежу молча, не задираюсь. Жду, пока сами спросят, кто я да откуда.
– Сонным взяли! – гордо хвалился зверообразный Мак. – Мы с Питером к кому хочешь можем незаметно подкрасться. Яйцо из-под птицы вытащим, та и не чирикнет!
Врун несчастный, да ты по лесу идешь, словно слон по посудной лавке, ни один сухой сук не пропустишь. Нечего сказать, велика доблесть – повязать спящего, опаснее только охота за грибами.
Вдоволь налюбовавшись добытым трофеем, прыщавый кидается будить главаря, тот, завернувшись в теплый плащ, безмятежно дрыхнет у костра. Болен? Разве что алкоголизмом, решаю я. От поднятого типа изрядно разит дешевым пойлом, глаза красные, как у вампира, а морда помята так, что ни один утюг здесь не поможет, и пытаться не стоит. То и дело кивая в мою сторону, гнусавый что-то нашептывает главарю на ухо.
Смерив его мрачным взглядом, атаман нечеловеческим усилием встает на ноги. Чтобы окончательно проснуться, он делает пару глотков из глиняного кувшина, а затем начинает командовать. Похожий на медведя Мак и рыжий худощавый Питер накрепко привязывают меня к дереву – как же я их ненавижу, эти дубы! – прыщавую жертву аденоидов отправляют жарить мясо, а сам атаман приступает к расспросам.
Волнует его только один вопрос: какого черта я кручусь возле честных ребят, решивших немного разбогатеть?
– Сам я из Ирландии, странствую в поисках отца, который бросил нас с матерью лет двадцать назад, – обстоятельно отвечаю я. – А в этом лесу очутился случайно, просто сбился с пути. Если вы разбойники, то вам не повезло. Выкупа вы за меня не возьмете никакого, поскольку я сирота, вдобавок у меня нет ни семьи, ни детей. Возьмите то, что у меня в карманах, и отпустите, я немедленно уеду. Если же вы честные люди, то отпустите тем более. Клянусь, больше вы меня не увидите.
– Говоришь, ищешь отца, – тянет вожак похитителей, недоверчиво щурясь. – А для чего тебе таскать с собой столько острого железа?
Он тычет пальцем в снятое с меня оружие. Я меряю взглядом получившуюся кучу и понимаю, что атаман прав, с ножами и кинжалами вышел небольшой перебор. Их вполне хватило бы на то, чтобы скромно вoopyжить сразу троих. Но не мог же я бросить ржаветь добрую французскую сталь, снятую с тела покойного Габриэля де Бушажа, и потом, много – не мало.
– Я человек мирной профессии, лекарь, – начинаю я осторожно. – А потому для меня было естественным немного перестраховаться, в одиночку отправляясь в далекий путь. У нас в Ирландии говорят, что в Англии повсюду водятся волки и даже дикие медведи! Я же человек робкий, и чем больше под рукой оружия, тем спокойнее себя чувствую.
– Ты столько оружия на себе тащил, мой пугливый друг, что у коня ноги подгибались. Сразу видно, что ты очень боялся идти в мой лес, – издевательски замечает вожак. – Но ты свой страх переборол, ирландец, хвалю. Видно, очень было надо.
Помолчав немного, он интересуется:
– А, собственно, зачем?
– Я же сказал, что заблудился, – жалобно блею я. Черт, до чего же неудобно стоять вот так, привязанным!
– А вот ребятам показалось, что ты от кого-то прячешься, – проницательно замечает вожак. – Что же ты, интересно, натворил, если тебя повсюду ищут люди лорда Беллами?
Я пытаюсь пожать плечами, лицо держу испуганным.
– Что ж, парни, – заключает вожак, оглядев присутствующих. – Похоже, мы родились с серебряной ложкой во рту. Если сдадим его властям, получим на только прощение за то маленькое дельце в деревне Бедуэрт. Нам еще и деньжат подкинут.