При упоминании любимых сластей Дру в сочетании с надеждой, звучавшей в просьбе, Лиз не нашла в себе сил отказать. Влюбленные почти не видели друг друга за долгие дни его поиска, и было бы жестко отнимать надежду. Она кивнула в знак согласия, несмотря на то что даже при самом благоприятном стечении обстоятельств будет почти невозможно украсть Дру из-под надзора ястребиных глаз Юфимии в течение дня… и более зловещая реальность заключалась в том, что ее может не оказаться здесь, чтобы устроить что-нибудь. Этот подтверждающий отчет с его недостатком доказательств делал ее визит в Хейтон Хаус тем более необходимым.
   Лиз не терпелось отправиться туда, принять неизвестный вызов и вернуться (ей хотелось надеяться), но она проявила новый талант, который обрела в последние недели, заставив себя быть терпеливой. Для человека, которого обязанности ждут где-то в другом месте, прощание Тимоти было очень продолжительным и сопровождалось тоскливыми взглядами в сторону двери, за которой спала его любимая. Она оставалась закрытой, и наконец – к молчаливой, но горячей благодарности Лиз – он отбыл.
   Карета Эшли уже стояла некоторое время перед парадными воротами, и, как только Тимоти скрылся из виду, Лиз поспешила через этот проход в элегантной чугунной ограде и устроилась в карете. Доехать до оживленных улиц в центре было просто, но после того как она вышла из кареты герцога, ей казалось, вечность прошла, пока ей удалось нанять экипаж.
   Только оказавшись в этом общественном транспорте, Лиз позволила себе серьезно задуматься о возможности причастности заговорщика из Эшли к угрозе, нависшей над Грэем. Они не могли надеяться убедить ее, что Дру или Юфимия замешаны в этом, – таким образом, решила она, такое предположение является очевидной попыткой навести на ложный след, перейдя от туманных намеков на причастность Тимоти к открытым обвинениям. Да, должно быть, они намерены возложить вину на молодого кузена и наследника, но она знает Тимоти слишком хорошо. Даже если бы она не знала, даже если бы он не обнаружил спрятанный отчет, готовясь к карьере члена парламента, Тимоти слишком умен, чтобы вступить в связь с торговцами белыми рабынями. Это был риск скандала, который навсегда лишил бы его места.
   Вдруг Лиз пришло в голову, что у Лоренса и его друзей-заговорщиков нет оснований полагать, что герцогиня, даже пусть и американка, может иметь представление об их «деловых» интересах. После того как она приняла его помощь в бельведере и потом искала его помощи после поломки кареты, Лоренс, несомненно, решил, что может кормить ее очередными выдумками и ожидать, что его заявлениям поверят. Что ж, персиковые губы озорно изогнулись, тем глупее с его стороны так низко оценивать ее умственные способности.
   Когда экипаж остановился перед уже знакомым лондонским домом графа, Лиз подождала, пока дверь откроется, и сполна заплатила извозчику, прежде чем отправиться на предстоящую очную ставку. Решимость ее была подкреплена соображениями о том, что ее враг слишком ошибается в ней, но никогда в жизни она не чувствовала себя так одиноко. Она распрямила хрупкие плечи и решительно направилась к двери, хотя ноги были такие тяжелые, будто к ним привязаны пудовые гири.
   Хотя Лиз приготовилась к встрече с любым опасным противником, дверь открыл все тот же безукоризненный дворецкий и провел ее в ту же самую изысканную гостиную.
   – А, Лиззи, наконец-то вы здесь. – Лоренс встал с кресла, подвинутого ближе к веселому огню. – Я начал беспокоиться, что вы можете прибыть слишком поздно для того, чтобы мы смогли предотвратить нападение на Грэя, о котором я вам писал.
   Лиз оставалось только тихо покачать головой с очевидным глубоким сожалением.
   – Я приехала, как только смогла уйти, – тихо заверила она его, и, поскольку это была правда, слова были произнесены с предельной искренностью.
   – Конечно. – Лоренс источал такое сиропообразное сочувствие, что Лиз казалось, она им пропитана, и она чуть не отшатнулась, когда он подошел и, взяв ее руку в свою, другой нежно похлопал по ней. – Я понимаю.
   Лиз могла только подумать, как мало он понимает на самом деле.
   – Но, пожалуйста, Лиззи, садитесь. – Все еще держа ее за руку, он показал на кресло перед столиком. – Мы выпьем успокаивающего чая – новый сорт, который, я надеюсь, вам понравится, пока я коротко расскажу о заговоре, который я почти раскрыл, и потом мы обсудим, что надо делать, чтобы разрушить их план.
   Этот человек, которого она знала как злодея, изображал воплощение рыцарства, и Лиз переполняло отвращение. Еще больше выводило из себя то, что ей приходилось играть роль в какой-то странной пьесе, где цивилизованное чаепитие сочеталось с варварским разговором о преднамеренном убийстве.
   Наклонив гладко причесанную светлую голову, Лоренс разлил уже приготовленную темную жидкость по тонким, элегантным чашкам севрского фарфора.
   Несмотря на то что ее нетерпение уже истощилось предыдущими препятствиями к разговору, который она пришла начать, Лиз подняла чашку, сделала маленький глоток и вежливо сдержала дрожь отвращения от горького привкуса.
   – Что ты имеешь в виду, ее нет? – Юфимия грозно взирала на дерзкую служанку, стоявшую перед закрытой дверью и осмеливавшуюся перечить ее воле глупыми отговорками.
   Анни распрямила плечи. Ее хозяйкой была герцогиня, а не эта властная женщина, невзлюбившая ее с самого начала. То, что не Юфимия выбрала Анни в новые камеристки и ее не спросили перед тем, как сделать это новое назначение, гарантировало пренебрежительное отношение к ней стареющей женщины… но почему – то Анни чувствовала, что за этим стоит большее.
   – Именно это, ваша милость. Герцогиня, – Анни подчеркнула титул, зная, что это заденет женщину, и тихонько радуясь этому, – сказала, что ее не будет, возможно, до чая.
   Юфимия позволила себе неделикатно пробурчать, с легкостью оттолкнув Анни в сторону и войдя в комнаты Элизабет.
   Как маяк, маленький конверт, прислоненный к чернильнице на секретере, тут же привлек внимание Юфимии. Она поплыла к нему, как боевой корабль на полных парусах. Для нее ничего не значило, что оно адресовано ее приемной дочери. Она грубо надорвала конверт, нахмурилась, прочитав письмо, и сунула его в просторный карман перед тем, как развернуться и уйти.
   Анни специально встала в открытой двери. Глаза Юфимии прищурились угрожающе при взгляде на гораздо менее объемистую фигуру, и она двинулась вперед, предоставляя служанке выбирать: либо отойти в сторону, либо быть опрокинутой и придавленной ногой – возможность, которая доставила бы этой женщине удовольствие (Анни не сомневалась в этом), несмотря на все ее гордые аристократические замашки.

Глава 18

   – Герцогиня уехала сегодня утром, пока все в доме еще спали. – Эллисон стоически отвечал на требование хозяина объяснить отсутствие его жены.
   – Сегодня утром, – раздраженно повторил Грэй. – Но когда она вернулась?
   – Она еще должна вернуться, – спокойно ответил дворецкий, хотя в его бесстрастном фасаде появилась трещинка, в которую прорвалось искреннее беспокойство об американской герцогине, когда он добавил: – Карета вернулась через час – без ее светлости.
   – Но, Бог мой, – проворчал Грэй. – Уже больше четырех.
   – Да, ваша светлость, – кивнул Эллисон, стараясь вернуть себе невозмутимый вид.
   – Какой бес попутал кучера, что он осмелился оставить ее без сопровождения? – В голове Грэя проносились страшные картины. – И где точно он ее оставил?
   Эллисон встретил нахмуренный взгляд герцога не моргнув.
   – Дерет оставил ее светлость на Тилтон-авеню, у магазина дамских шляп, которому покровительствует леди Юфимия. И он, конечно, не оставил бы ее одну, если бы она не распорядилась, чтобы он вернулся в Брандт Хаус.
   Грэй выслушал это сообщение и расстроился еще больше. Бесполезно было спрашивать, какой довод она привела для такого безрассудного поступка. Герцогине незачем было оправдывать свои действия, какими бы глупыми они ни были, перед слугами. Но как хотелось Грэю, чтобы на этот раз его часто не соблюдающая правил жена поступила вопреки этикету.
   Отпустив Эллисона, Грэй оставался один в гостиной. Охваченный растущей тревогой, он принялся мерить шагами гостиную. Грэй чувствовал, будто вернулся во времени во вчерашний день. Уверенный в верности своей жены, он сейчас не терзался ревностью. Но это не уменьшило его страданий, потому что теперь страх за ее безопасность удвоился и все нарастал.
   С его Лилибет что-то случилось. Это было для Грэя не просто возможностью, а непреложным фактом. Хотя она и была импульсивна, непредсказуема, он был уверен, что она по своей воле не стала бы подвергать его снова страданиям и разочарованию. Единственным ответом был тот, о котором он начал подозревать накануне. Его бессердечные враги не глупы. Они, конечно, нашли более эффективный метод защитить свои деловые интересы, перенеся угрозы, от которых он отмахивался, на жену.
   Кроме тревоги за ее безопасность, Грэй страдал еще из-за единственного недостатка в соединении их душ и тела в предыдущую ночь. Боязнь незащищенности, против которой он так долго закалял себя, заставила его промолчать. Но конечно же, то, что он открыл перед ней старые раны, признался в прошлой боли, и его пылкая страстность сказали ей о любви, которую он не сумел выразить словами. Но не в этом дело. Готовый противостоять любой физической и моральной угрозе, он испугался открытого чувства смелой женщины и не сумел произнести слова любви. Сознание этой постыдной трусости еще больше омрачало его душу.
   Снова, как и вчера, звук открываемой входной двери положил конец нервному вышагиванию Грэя. Однако он услышал не шелест юбок, а твердые мужские шаги. Это не замедлило реакции Грэя, и он был у двери между гостиной и вестибюлем как раз вовремя, чтобы услышать любопытный разговор.
   – Герцогини нет? – Тимоти с неверием в голосе повторил сообщение дворецкого, сделав шаг и неподвижно застыв в широко распахнутой Эллисоном двери. Неверие быстро сменилось вспышкой новой надежды. – А леди Друсилла? Она ушла вместе с герцогиней? – Может быть, он просто не заметил их в парке?
   Грэй ответил раньше бесстрастного дворецкого:
   – По настоянию Юфимии Дру находится в своих комнатах и готовится к вечеру Шекспира, после которого они отправятся на званый вечер к сэру Эндрю и леди Соумс-Хейльер.
   Грэй, охваченный смертельной тревогой, не обратил внимания на удрученное выражение лица Тимоти и захотел получить ответы на свои вопросы.
   – Ты знаешь, где Элизабет?
   Тимоти покачал головой:
   – Только то, где ее нет. Сегодня утром она обещала, что постарается привезти Дру и встретиться со мной в парке после чая. Я принес обещанные леденцы. – Он показал коробочку, красочно упакованную в прозрачную бумагу и перевязанную ленточками. – Но они не приехали.
   – Ты разговаривал с Элизабет сегодня утром? – Пронизывающие светлые глаза прищурились. – Где?
   – Да здесь конечно. – Тимоти был обескуражен и странным вопросом, ответ на который был очевиден, и мрачным видом кузена.
   – В разговоре она упомянула, куда собирается ехать?
   Лицо Тимоти ничего не выражало.
   – Нет. Она ничего не говорила о том, чтобы ехать куда-нибудь из Брандт Хаус. – Как он мог признаться, что не дал Лиззи возможности сообщить что-либо и не рассказать при этом Грэю, чему всецело была посвящена их беседа. – Но припоминаю теперь, что она была одета для выезда.
   – Да, и она уехала из Бранд Хаус сегодня утром, очевидно, вскоре после твоего ухода. – Грэй изучал необъяснимо виноватое лицо Тимоти. – Но она до сих пор не вернулась.
   – Как ужасно! – Тимоти задохнулся, придя в ужас от тысячи страшных последствий, к которым могли привести их тайные расследования такой же жуткой действительности.
   – Согласен, что это ужасно, и то, что она обещала привезти Дру и встретиться с тобой в парке, доказывает, что она намеревалась вернуться достаточно рано, чтобы суметь это сделать. – Грэй не стал сосредоточиваться на том, что Элизабет участвовала и была главной силой в тайном заговоре против решения Юфимии разорвать связь между молодой парой.
   – О, Тимоти, я бы пришла, если бы знала. – Дру вбежала в комнату и бросилась в объятия своего друга. Потом, повернувшись к Грэю, она проговорила: – Анни пришла рассказать мне кое-что, как только я осталась одна.
   Грэй выпрямился. Значило ли это, что служанка Лилибет знала больше, чем призналась, когда ее расспрашивали?
   Темные локоны упали на порозовевшие щеки, когда Дру затрясла головой, опровергая невысказанное обвинение.
   – Нет, Анни не знает, где ее хозяйка. Правда она не знает. Но она считала, что должна сказать мне о записке, которую Лиззи оставила для меня.
   – Записка? – одновременно воскликнули оба мужчины.
   – Ты говоришь, что Анни отдала тебе записку, оставленную Элизабет? – с надеждой спросил Грэй.
   – Нет! – Дру в тревоге ломала руки. Мужчины, потеряв терпение, выглядели как тучи-близнецы.
   – Анни сказала мне, что приемная мама, оттолкнув ее, вошла в комнату Лиззи и, увидев записку, взяла ее себе.
   – Эллисон! – взревел Грэй.
   Немедленно появившись в дверях, Эллисон с поклоном остановился перед герцогом.
   – Скажите леди Юфимии, что я хочу поговорить с ней – сейчас же!
   Дворецкий распрямил плечи, поднял подбородок и спокойно ответил:
   – Ее милость уехали несколько минут назад.
   Грэй помрачнел еще больше.
   – Тогда попроси, пожалуйста, Анни прийти и ответить еще на несколько вопросов.
   Эллисон, испытывая облегчение оттого, что может выполнить это распоряжение, быстро вышел. И почти тотчас же Анни смущенно присела в реверансе перед рассерженным герцогом.
   – Анни, – начал Грэй, смягчая напряженный волнением голос до нежного рокота, – леди Друсилла говорит, что моя сестра взяла записку из апартаментов твоей хозяйки. Это так?
   Анни немо кивнула.
   – Твоя хозяйка оставила распоряжения относительно записки?
   Анни снова медленно кивнула, собираясь с духом, чтобы заговорить:
   – Она просила отдать эту записку леди Друсилле, если не сумеет вернуться к чаю. – Анни помолчала, потом серьезно добавила: – Я бы так и сделала, если бы она лежала там, где она ее оставила.
   – И это верно, что сейчас она у леди Юфимии? – Суровые глаза Грэя впились в светло-карие, требуя честного ответа. – Ты видела, как она взяла ее с секретера?
   Впечатление, что в ее слове сомневаются, подхлестнуло смелость Анни.
   – Да! Она оттолкнула меня, потому что я считала, ей не следует входить в апартаменты ее светлости в ее отсутствие. Я видела, как леди Юфимия взяла, распечатала и прочитала записку. Потом она положила ее к себе в карман и почти прошла по мне, чтобы выйти из комнаты. Она, должно быть, поняла, что я все видела и хочу, чтобы она вернула записку.
   Грэй кивнул, улыбнувшись, девушке. Мало кто из слуг решился бы оспаривать право кого-либо из джентри, и менее всего властной Юфимии, делать что заблагорассудится. На него произвело впечатление, что Анни осмелилась противостоять недостойным действиям его сестры.
   Когда Анни с облегчением, молча, исчезла за дверью, похолодевший Грэй произнес страшные слова:
   – Элизабет похитили. Я не знаю кто, но догадываюсь почему.
   Опасно заблестевшие глаза сузились. Самое необъяснимое во всем этом, размышлял Грэй, было то, что преступники – мастера таиться в тени при осуществлении своих мерзких дел – решились выкрасть герцогиню на оживленной улице, средь бела дня. Их странное поведение давало ему слабую надежду. Возможно, они становятся беспечно нахальными, достаточно нахальными, чтобы оступиться и оставить след.
   – Хотел бы я иметь хоть какое-нибудь указание, с чего лучше всего начать поиски. – В бессильном отчаянии сильные руки Грэя сжались в кулаки.
   Он знал с полдюжины оживленных общественных мест, где, по подозрениям, совершались сделки по торговле белыми рабынями, и жутких доходных домов, где, считалось, хранится «товар», дожидаясь транспортировки. Грей сжался при мысли, что его Элизабет может оказаться в этих отталкивающих грязных местах. Он заставил себя не думать о том, что она в руках мерзавцев, угождающих порокам человечества, чтобы не дать ярости затуманить голову, которая должна быть ясной.
   Молча выслушав допрос Анни и мрачное заявление Грэя, Тимоти и Дру обменялись понимающими взглядами.
   – Нам следует кое-что сообщить тебе. – Тимоти помолчал, набираясь смелости признаться в том, о чем Грэй определенно, не обрадуется услышать. – Ты должен знать, как беспокоилась Лиззи из-за несчастных случаев с тобой. – Хотя глаза Грэя подернулись льдом и сузились, Тимоти решительно продолжал: – Так как ты отказывался говорить с ней об опасности, она предложила Дру и мне присоединиться к ней в том, что она называла «небольшой слежкой». И мы это сделали.
   – Вы сделали – что? – Несмотря на предельную сдержанность, вопрос прозвучал как взрыв. То, что беспечный Тимоти, робкая Дру и его непредсказуемая жена впутались в дело, представляющее опасность большую, чем могли себе даже представить, было немыслимо… и вызывало тревогу.
   – Дядя Грэй, – вступила в разговор Дру, все еще стоя в объятиях Тимоти и чувствуя, что его сердце вот-вот разорвется. Кроме того, неверие Грэя оскорбило ее возросшее чувство отваги, которое поощряла в ней Лиззи, – Полагаю, вы думаете, мы не знаем о деле, которое расследуем? Но, видите ли, мы знаем, что оно имеет отношение к торговле белыми рабынями.
   – Что?! – Грэй был ошеломлен. После пугающего заявления Тимоти он думал, что хуже быть не может. Может!
   Тимоти, тоже потрясенный несвоевременным высказыванием своей возлюбленной, попытался уменьшить катастрофу:
   – Послушай, Грэй, ты знаешь, я никогда бы не позволил благородным леди… – Не в состоянии продолжить, не опровергнув самого себя, Тимоти беспомощно указал на Дру.
   Дру отнеслась к этому плохо и взъерошилась, как сердитая курица:
   – Как будто выбор за тобой!
   – Так и есть.
   – Тогда каким образом не так давно ты оказался сопровождающим Лиззи в «Веселый Зал»?
   Она сделала выбор. Тимоти поймал гневный взгляд Грэя и почти испарился.
   – «Веселый Зал»? Какой безумный порыв заставил тебя вести мою жену в один из самых низменных мюзик-холлов в одном из худших районов города? – Посвятив годы их изучению, Грэй слишком много знал о разврате и зле, таящемся в лондонских трущобах.
   Вид быстро мрачнеющего Грэя поколебал смелость Дру. Она поняла, в какое неприятное положение она поставила Тимоти, и попыталась хоть немного обелить его:
   – Лиззи сказала, что либо он пойдет с ней, либо, поклялась, она пойдет одна.
   Грэй закрыл глаза в бессильном гневе. Именно так «Лиззи» сказала и сделала. Больше того, это разоблачение давало конкретные ответы на два вопроса: кто раньше него побывал в мюзик-холле и где Элизабет была в ту ночь, когда он нашел ее в людской.
   – Мы съездили, ничего не узнали, и я благополучно доставил ее домой. – Глядя на Дру и обращаясь якобы к ней, Тимоти скороговоркой произнес эту страшную исповедь и стремительно перешел к другому, более важному вопросу, благодаря которому надеялся отвлечь внимание от первого: – Я много дней и ночей провел в поисках ключа к личности нашего «злодея» – и нашел кое-что!
   – Что ты нашел? – Грэй не пошевелился, но сила его воли, казалось, дотянулась до его кузена и потребовала быстрого ответа.
   Тимоти бросил на Грэя полуиспуганный-полугорделивый взгляд:
   – Запечатанный документ, четко определяющий Хейтона как сообщника Барсука.
   – Где ты нашел его? – Между черными ресницами скептически сверкнуло серебро. Неужели его молодой кузен каким-то образом нашел то, что он отчаянно пытается разыскать с середины прошлогодней сессии парламента? Или Тимоти просто повторяет неясные слухи о существовании отчета, которые ходят уже несколько месяцев?
   Тимоти добросовестно повторил то, что он раньше рассказал Лиз, – историю своего открытия, закончив таким же грустным признанием:
   – Конечно, как я и сказал Лиззи сегодня утром и как ты сам знаешь, потому что писал его, отчет никак не приближает нас к личности Барсука.
   – Хм! – Дру сморщила носик, с любовным упреком глядя на Тимоти. – Даже Анни сообщила более полезные сведения. – Видя неверие обоих мужчин, так упорно трудившихся сначала подготавливая, а потом разыскивая потерянный документ, она с независимым видом принялась доказывать свое утверждение: – Анни сказала Лиз о кухонных сплетнях про какую-то лохматую личность, которая часто по ночам посещает дом Хейтона.
   – Барсук! – Первоначальное изумление Тимоти перешло в притворное негодование. – Ты не сказала мне.
   – Тебя не было рядом, чтобы сказать, – немедленно отбила атаку Дру, с неопровержимой логикой, смягченной любящей улыбкой и нежным небесно-голубым взглядом.
   Наблюдая быструю перестрелку двух дружелюбных врагов, Грэй покачал головой над способностью пораженных любовью так легко отвлекаться от бесконечно более важных тем. Но вместо осуждения это вызвало в нем глубокое сожаление, что он не рискнул своей гордостью и не заверил женщину, глупо рискующую слишком многим ради него, в своей любви к ней.
   Дру заметила, что дядя нахмурился. Это притушило чувства, разогретые близостью Тимоти, холодным осознанием угрозы, нависшей над Лиззи.
   – Во всяком случае, – Дру вернулась к тому немногому, что ей оставалось досказать, – именно рассказ Анни привел Лиззи, меня и Анни в дом Хейтона вчера. Лиззи была уверена, что он уехал, и думала, что нам удастся немножко заняться ее «маленькой слежкой». – Покусывая пухленькую нижнюю губу, она подняла голову и смотрела на Грэя широко раскрытыми лазурными глазами, умоляющими простить ее за минутное легкомыслие перед этим.
   – Вы полагали, что можно просто войти в дом мужчины и потом выйти с доказательством, которого не смогли обнаружить при официальном расследовании, предпринятым палатой?
   Снова обороняясь, Дру пожала плечами:
   – Вы входите через парадную дверь, где вас ждут. Мы думали, что две благородные дамы во время светского визита могут как бы войти через черный ход и найти, что искали, там, где, по мысли хозяина, не станут искать.
   – Все, что вы, похоже, сделали, – слова Грэя упали, как сосульки, разбившиеся на мостовой, – это заставили злодея показать когти, готовые разорвать Элизабет в клочки. – Грэй вихрем развернулся к двери, в голове быстро пронесся план действий.
   – Что ты намерен делать? – Тимоти выпустил Дру и, прыжком догнав Грэя, остановил его за плечо.
   – Найти свою жену и привезти ее домой.
   – Где бы это ни было, я иду с тобой. – Тимоти посмотрел на кузена с твердой решимостью, какую Грэй редко в нем видел.
   Отсветы умирающего огня в камине блеснули на серебряных висках Грэя, когда он кивнул, принимая это предложение.
   Когда карета Эшли остановилась у ворот в Хейтон Хаус, Грэй внимательно осмотрел передние сады, чего никогда не делал раньше. Они выглядели пристойно, но ничего необычного, ничего, способного вызвать зависть герцогини Эфертон. Обрати он на них внимание в прежние посещения, он с легкостью бы обнаружил неубедительность отговорки Лилибет, и узнал бы правду о ее визите, и мог бы предотвратить сегодняшнюю катастрофу. Он мог бы… мог бы… мог бы… бесполезные предположения, когда только действие может изменить результат.
   Карету открыл Джереми, старший конюх, служивший в качестве кучера, потому что Дерста и другой экипаж раньше забрала Юфимия. Грэй вышел первым, Тимоти – сразу за ним. Когда они подошли к двери Хейтон Хаус, церемонный дворецкий открыл ее и жестом пригласил удивленную и озадаченную пару войти.
   – Сюда, ваша светлость, сэр, – кивнул он и провел их к открытому входу.
   – Ну и ну, Грейсон, необычное время для визита. – Со всегдашней улыбкой и ленивыми движениями, Лоренс встретил гостей в гостиной. – Я собирался пойти переодеться, чтобы успеть на званый вечер у Соумс-Хейльеров, разве ты не знаешь?
   – Наш визит будет кратким, мы по делу, – холодно, без ответной улыбки, сказал Грэй.
   – Дело? – Лоренс лениво пожал плечами. – Ну не тогда же, когда вечер уж начался и есть столько более интересных занятий для ума. С тобой прежде было так весело, но теперь ты стал слишком усердным членом парламента. Берегись, а то, боюсь, ты скоро наскучишь своей живой и восхитительно забавной жене.
   Грэй понял откровенную издевку, и потребовалась вся его выдержка, чтобы сдержать руки, чесавшиеся от желания стереть ухмылку с лица Хейтона.
   – Где моя жена? – Вопрос прозвучал как гром. Грэй неуклонно приближался, пока не остановился, возвышаясь над более низкорослым графом.
   Ответом Хейтона был взрыв насмешливого хохота.
   – Ты уже потерял свою очаровательную Лиззи? Я не питал больших надежд на твою способность удержать ее долго, но не думал, что ты потеряешь ее так скоро! – Он с притворным сожалением покачал головой, блики огня заскользили по тщательно расчесанным светлым волосам. – Что? Она сбежала с лакеем? Или, возможно, с одним из более занимательных друзей принца?
   Выдержка Грэя мгновенно испарилась от взрыва опаляющего гнева. Мощный кулак выстрелил, врезаясь в слишком блистательную улыбку графа, и уложил того на пол.
   Тимоти, неподвижно стоявший на протяжении этой неожиданно короткой сцены, был в шоке. Он знал Грэя всю жизнь и никогда, ни разу не видел, чтобы он вышел из себя дальше нескольких холодных, но крайне эффективных слов. Когда кузен повернулся спиной к своему стонущему врагу и вышел мимо изумленного дворецкого, Тимоти поторопился не отстать.