Страница:
Его собеседник — едва видимый силуэт в слабом свете, струившемся сквозь крышку люка, — горько рассмеялся:
— Как и всем нам, приятель. Но не спеши так, живым тебя отсюда не выпустят.
Не обращая на него внимания, Холт громко позвал на помощь, хотя пересохшее горло едва не трескалось от жажды. Но добился лишь того, что из глубины трюма ему устало велели заткнуться.
— Достаточно и того, что нас силой увели на грязный голландский фрегат! Не хватало, чтобы какой-то глупый молокосос мешал спать! — проворчал незнакомец.
Только тогда на Деверелла снизошло озарение. Ужасное озарение. Он захвачен шайкой вербовщиков. И выбор не случайно пал именно на него. Даже такое отребье не шляется в богатых кварталах, не нападает на знатных людей. И уж конечно, не окликает их по имени. Нет, должно быть, он перешел дорогу опасному врагу, если тот решился на такое!
Или это проделки испанца, боявшегося, что Холт нарушит его планы и помешает побегу. Каким же идиотом надо быть, чтобы попасться на столь нехитрую уловку!
Зная, что представляет собой этот негодяй, позволил гневу затмить здравый смысл! А заодно не разгадал истинную природу Ами. Вполне вероятно, она пыталась поймать его в ловушку, а поняв, что просчиталась, решила отплатить. За бездонными зелеными глазами и редкой красотой скрывалась обыкновенная расчетливая сучонка! О, как ему хотелось поскорее освободиться и обличить ее перед бабушкой, прежде чем посадить на судно, переправлявшее каторжников в Австралию! Сладчайшая месть!
Как только корабль отчалит, первый помощник спустится в трюм, чтобы освободить насильно захваченных людей, и Холт объяснит, что произошло. Вряд ли они станут держать английского пэра на борту голландского торгового судна.
Но ему пришлось признать, что замысел дона Карлоса удался. Боцман оказался англичанином, но едва Холт успел открыть рот, как мужлан вытянул его свайкой и раскроил скулу. Холт, обливаясь кровью, рухнул на палубу.
Старый морской волк не поленился встать на колени, окинуть пленника скучающим взглядом и посоветовать:
— Слушай, парень, мне плевать на то, кто ты есть.
Делай как ведено и держи язык за зубами, если не хочешь отведать «кошки»[16].
Наглядный урок был понят.
Однако в душе родилась страстная жажда мести, жаркое пламя, питаемое сознанием того, что дорогая Ами одурачила его. Но решимость выжить и сделать все, чтобы она всю оставшуюся жизнь пожинала плоды своего предательства, давала силы вытерпеть все.
Он найдет ее, и когда это случится, она горько пожалеет, что когда-то встала на его пути.
Глава 18
Часть четвертая
Глава 19
— Как и всем нам, приятель. Но не спеши так, живым тебя отсюда не выпустят.
Не обращая на него внимания, Холт громко позвал на помощь, хотя пересохшее горло едва не трескалось от жажды. Но добился лишь того, что из глубины трюма ему устало велели заткнуться.
— Достаточно и того, что нас силой увели на грязный голландский фрегат! Не хватало, чтобы какой-то глупый молокосос мешал спать! — проворчал незнакомец.
Только тогда на Деверелла снизошло озарение. Ужасное озарение. Он захвачен шайкой вербовщиков. И выбор не случайно пал именно на него. Даже такое отребье не шляется в богатых кварталах, не нападает на знатных людей. И уж конечно, не окликает их по имени. Нет, должно быть, он перешел дорогу опасному врагу, если тот решился на такое!
Или это проделки испанца, боявшегося, что Холт нарушит его планы и помешает побегу. Каким же идиотом надо быть, чтобы попасться на столь нехитрую уловку!
Зная, что представляет собой этот негодяй, позволил гневу затмить здравый смысл! А заодно не разгадал истинную природу Ами. Вполне вероятно, она пыталась поймать его в ловушку, а поняв, что просчиталась, решила отплатить. За бездонными зелеными глазами и редкой красотой скрывалась обыкновенная расчетливая сучонка! О, как ему хотелось поскорее освободиться и обличить ее перед бабушкой, прежде чем посадить на судно, переправлявшее каторжников в Австралию! Сладчайшая месть!
Как только корабль отчалит, первый помощник спустится в трюм, чтобы освободить насильно захваченных людей, и Холт объяснит, что произошло. Вряд ли они станут держать английского пэра на борту голландского торгового судна.
Но ему пришлось признать, что замысел дона Карлоса удался. Боцман оказался англичанином, но едва Холт успел открыть рот, как мужлан вытянул его свайкой и раскроил скулу. Холт, обливаясь кровью, рухнул на палубу.
Старый морской волк не поленился встать на колени, окинуть пленника скучающим взглядом и посоветовать:
— Слушай, парень, мне плевать на то, кто ты есть.
Делай как ведено и держи язык за зубами, если не хочешь отведать «кошки»[16].
Наглядный урок был понят.
Однако в душе родилась страстная жажда мести, жаркое пламя, питаемое сознанием того, что дорогая Ами одурачила его. Но решимость выжить и сделать все, чтобы она всю оставшуюся жизнь пожинала плоды своего предательства, давала силы вытерпеть все.
Он найдет ее, и когда это случится, она горько пожалеет, что когда-то встала на его пути.
Глава 18
Hoc корабля с шипением разрезал серо-зеленую воду, паруса, наполненные ветром, несли «Скрутини» к берегам Испании. Дон Карлос, стоя у борта, не сводил глаз с прелестной юной невесты. За те четыре дня, что они провели в море, кожа Амелии приобрела золотистый оттенок, делавший ее похожей на женщин Сан-Себастьяна.
— Ты полюбишь мою страну, — прошептал он, когда она наконец обернулась к нему. — Она прекрасна, хотя лорд Веллингтон разграбил Сан-Себастьян. Но город еще расцветет и станет прежним. На холме, неподалеку от гавани, красуется дворец Мирамар, где королевское семейство проводит летние месяцы.
Амелия вежливо улыбнулась, хотя взгляд по-прежнему оставался грустным — с той самой минуты, как она приняла его предложение руки и сердца. Дон Карлос, готовый спорить и всячески убеждать Амелию, был потрясен ее поспешным согласием. Однако уговорить ее подождать со свадьбой, пока они не доберутся до Испании, оказалось нелегко.
— Видишь ли, дорогая, я католик, и брак не будет считаться истинным, пока церемонию не совершит католический пастор. По английским же законам нас должен венчать священник англиканской церкви. Но мы раздобудем специальное разрешение и, как только окажемся в Испании, поженимся в обеих церквах, чтобы удовлетворить власти наших стран…
Аргумент оказался решающим, и Амелия наконец согласилась. Еще один сюрприз. Дону Карлосу показалось, что ей не терпится уехать из Англии.
Теперь, получив все необходимые документы, надежно спрятанные в маленькой шкатулке, дон Карлос сможет вернуть титулы и земли. С каким торжеством он вручит наглому Веллингтону послание от премьер-министра с приказом вернуть все, отобранное у него! Наконец-то он возьмет верх! И скоро начнет восстанавливать свое имение. Столько предстоит сделать!
Взгляд Карлоса переместился с печального лица невесты чуть ниже. На Амелии была толстая ротонда, запахнутая до самого ворота. Но он знал, какие прелести скрывает плотное сукно. Успел увидеть в первую ночь на борту корабля, когда принес в ее каюту бокал хереса от морской болезни. И с тех пор не способен был думать ни о чем, кроме соблазнительных изгибов, видневшихся под тонкой сорочкой, темно-розовых сосков, натянувших ткань, очертаний нежных бедер и ягодиц. Пожалуй, он еще сумеет насладиться радостями брака, хотя не думал жениться после смерти первой супруги Марии, да упокоит Господь ее добрую душу.
— Пойдем, голубка моя, — пропел он, — я отведу тебя в каюту, там гораздо теплее. Видишь, солнце скрылось за тучами и скоро пойдет снег.
— Хорошо, — неохотно вымолвила она, глядя мимо него, на бесконечные волны, плескавшиеся до самого горизонта, где они сливались со стальными облаками.
— Повезло, что до сих пор погода была неплохой, но сейчас, кажется, надвигается шторм. Мы недалеко от Бискайского залива, а здесь всегда море бурное. Идем же, голубка, я принесу тебе грог, чтобы согреть кровь.
Крик, донесшийся сверху, привлек его внимание. Дон Карлос, закинув голову, отыскал глазами впередсмотрящего, неустанно бдевшего в своем одиноком гнезде на клотике.
— Вижу парус! — прогремел тот.
Дон Карлос обернулся к капитану, стоявшему на мостике с окованной медью подзорной трубой у глаз. До сих пор они встречали совсем мало судов, поскольку британские и французские военные корабли бороздили воды Португалии и Средиземное море: новая игра в кошки-мышки, с того времени как Веллингтон захватил Саламанку и разорил Сан-Себастьян, находившийся в непосредственной близости от французской границы.
Амелия передернула плечами, закуталась в ротонду и вздрогнула.
— Нет, — прошептала она, и Карлос, удивленно воззрившийся на нее, увидел смертельную бледность. — Только не это. Во второй раз я такого не перенесу…
— О чем ты, голубка? Подумаешь, всего-навсего какой-то корабль. Ты уже видишь флаг?
Он вгляделся вдаль и тихо ахнул. Не голландец… не португалец… низкая осадка и треугольный парус. Арабский дау!
Белый дымный цветок, расцветший у борта «Скрутини», и отдаленный гром положили конец всяким сомнениям. Корабль рыскнул в сторону; струи воды залили палубу и всех, кто стоял у поручня. Амелия ахнула, смахнула с глаз соленые капли и стиснула руку дона Карлоса, не обращая внимания на уговоры спуститься вниз. Глаза ее странно блеснули.
— Совсем как в тот раз, — пробормотала она. — Этому суждено было случиться опять. Такова моя судьба, и от нее не убежишь. Не стоило и пытаться.
— Идем же, — настаивал он, очевидно, приняв ее откровения за истерику, — пусть капитан сначала узнает, что им нужно.
— Я знаю, что они хотят, — выдохнула девушка, но послушно последовала за ним в полутемный проход, ведущий к каюте. После очередного выстрела до них донеслись крики раненых.
— Если нас возьмут в плен, ты моя жена, ясно? — мрачно бросил дон Карлос. — Если поклянешься, что ты к тому же внучка графини, за тебя запросят выкуп.
Амелия молча смотрела на него сверкающими, как драгоценные камни, глазами. Карлос открыл дверь и втолкнул ее в каюту.
— Оставайся здесь и не выходи, пока все не уляжется.
С этими словами он исчез. Отправился на палубу?
Амелия не знала. Окончательно обезумев, она тупо смотрела в пространство. Нет смысла прятаться. Ее все равно найдут.
Поэтому она вернулась в душный полумрак прохода, куда почти не достигал свет. Корабль сбавил скорость: очевидно, капитан велел спустить паруса. Послышались знакомый отвратительный скрип борта о борт, приглушенный рев голосов, и все судно содрогнулось от громового топота ног. Давний кошмар снова ожил, воспоминания былого вернулись с болезненной ясностью, только на этот раз рядом не было Кита, чтобы помочь и закрыть собой.
Зажмурившись от ужаса, девушка прижалась к переборке в ожидании неизбежного. Все уже было раньше: вопли, крики умирающих, лязг стали и, наконец, мертвенная тишина. Словно тяжелый саван окутал «Скрутини», только поскрипывали канаты и стонало мокрое дерево. Внизу было душно, сыро, и Амелия дрожала в ознобе. Пронзительный визг разорвал молчание, но тут же оборвался, и Амелия открыла глаза. Шли минуты, но ничего не менялось, лишь множество ног шаркали о доски палубы. Девушка подняла голову, заметила что-то яркое, мелькнувшее в щели люка.
Кто-то засмеялся, раздался глухой удар… На верхней ступеньке трапа показались босые ступни. Полы красочного одеяния развевались вокруг смуглых ног. Незнакомец спустился ниже и стал всматриваться в темноту. Белые зубы сверкнули на лице, обожженном солнцем дочерна.
Амелия поняла, что это конец. Пираты, и даже не англичане, американцы или, на худой конец, французы.
Арабские корсары, чума и проклятие морей.
Сердце трепыхалось в груди пойманной птицей, ладони взмокли от пота, зато во рту пересохло так, что было больно глотать. Она не издала ни звука, когда он спрыгнул вниз и потянулся к ней. Шершавая рука погладила ее щеку. Араб улыбнулся и произнес что-то на незнакомом, певучем, чем-то напоминавшем музыкальные фразы языке. И когда потянул ее за собой, Амелия и не подумала сопротивляться, словно ее телом завладел кто-то другой, покорный и смиренный.
На палубе, словно яркие стрекозы, сновали арабы: поднимались на ванты, ныряли в трюмы. Команду согнали к грот-мачте. Среди матросов жался перепуганный дон Карлос. Кругом валялись трупы. Не успела Амелия опомниться, как тела собрали и покидали за борт, равнодушно, будто узлы с лохмотьями.
Араб подтащил ее к борту, подхватил за талию и ловко перебросил на соседнее судно, небольшое и тоже ярко раскрашенное. За ней последовали другие пленники, все женщины, с которыми она успела познакомиться за несколько дней путешествия. Большинство не могли слова вымолвить от испуга, но две бедняжки кричали и плакали, пока корсар не увел их. Больше Амелия их не видела, даже после того, как абордажные крюки были сняты и пиратский корабль отвалил. Она боялась даже думать о том, что случилось с ними.
Вокруг то и дело звучали команды и резкие приказы, которых она не понимала, зато жесты оказались достаточно красноречивы, и она в тупом молчании повиновалась. Вместо того чтобы, подобно «Скрутини», лениво переваливаться по волнам, этот корабль разрезал воду, как рыба, грациозный и быстроходный.
Она, словно во сне, сознавала, что ей протягивают мелкую миску, из которой пришлось есть руками какое то странное блюдо, а потом запивать все это жидкой сладкой водичкой, похожей на разбавленное молоко. Женщины почти не переговаривались, боязливо ловя каждое движение похитителей.
В эту ночь шел дождь. Крупные капли барабанили по доскам, раскачивая корабль. Пираты рассыпались по мачтам, подоткнув предварительно длинные одеяния.
Амелия не спала: забравшись под сверток парусины, она наблюдала, как по доскам змеятся прозрачные ручейки, а молнии раскалывают темное небо.
Однако к утру шторм улегся, и Амелию ослепило неестественно яркое солнце. К ней робко приблизилась Сара Перселл, с которой она частенько болтала на борту «Скрутини».
— Знаете, они нас продадут, — опасливо озираясь, выпалила она. Амелия уставилась на Сару, гадая: неужели и она сама выглядит такой же встрепанной и измученной? Наверняка!
Она ничего не ответила, даже когда остальные тихо заплакали. Скорее всего так и будет. Удивительно, что они до сих пор не погибли. Честно говоря, она не ожидала прожить так долго.
— И что будет, если нас продадут? — нерешительно поинтересовалась женщина постарше.
— Не знаю. Я слышала, как муж однажды рассказывал, что делают с женщинами, попавшими в лапы арабов… Несчастные становятся рабынями…
Сара помедлила, прежде чем добавить:
— Или хуже…
Значит, вот что ее ждет… ничем не лучше смерти…
Амелия отвернулась, стараясь не думать о том, что случится, когда корабль пристанет к берегу. Никто из пиратов не дотронулся до них, не изнасиловал и, казалось, не замечал их присутствия, хотя пленницам исправно приносили еду, воду и ведра для отправления естественных потребностей. Их назначение было объяснено все теми же жестами, из которых женщины поняли, что сами обязаны опорожнять ведра по мере их наполнения.
На третий день вдали показалась суша. Огромные прибрежные скалы торчали из воды, подобно небрежно воткнутым в песок наконечникам копий. Сара сказала, что они вошли в Средиземное море и что она уже бывала в этих местах с мужем.
— Не так давно, — пояснила она, — когда его послали в Грецию. Какое чудесное было время!
Сказано это было таким тоскливо-мечтательным тоном, что Амелия поежилась.
Здешний климат был куда теплее. Солнце нещадно жгло кожу. Платье Амелии порвалось, запачкалось и совсем не годилось в жаркую погоду. Им ни разу не дали воды для умывания, и голова нестерпимо чесалась. К тому же девушку непрестанно терзали угрызения совести за бегство с доном Карлосом. Она даже не попрощалась с бабушкой! Какой же нужно быть дурой, чтобы не попросить совета у леди Уинфорд! Старушка все поняла бы. А вместо этого Амелия позволила гневу и унижению взять над собой верх и сотворила еще одну ошибку, хуже первой. А может, просто струсила? Поняла, что не сможет вынести осуждение и разочарование в глазах бабушки?
Куда легче было бы винить в своих бедах Деверелла, но и на это у нее не было прав. Да, он воспользовался ее слабостью, но лишь потому, что она разрешила ему все… все на свете. И теперь обязана нести свой груз вины. Неизменно честная с собой, Амелия признала, что втайне надеялась привлечь внимание Холта, когда тот в первый раз вернулся в Лондон. Прошли годы, но он неизменно присутствовал в ее снах, а когда возвратился героем, она окончательно погрузилась в сладостные грезы. И за это была достойно наказана. Герой! Скорее палач!
Но тут ее отвлекла неожиданная суматоха, и девушка недоуменно осмотрелась. Пираты принялись поспешно очищать палубу. Парус! Еще один парус по правому борту! И не приближается, а летит по воде!
Сердце девушки так и подскочило в надежде, что это окажутся англичане или даже американцы. Но, разглядев флаг, она сжалась от страшного предчувствия.
— Картахена, — глухо заметила Сара. — Колумбийский корабль. Картахена восстала против Испании и учредила свой флаг. Колумбия дает каперские свидетельства капитанам, которых обязывают нападать только на испанские корабли. Но каперы ничем не отличаются от пиратов, так что нас ждет очередная битва.
Амелия едва сдержала неуместный смех. Должно быть, у нее начинается истерика, но она отчего-то находила забавным то обстоятельство, что вот-вот перейдет в руки других разбойников. И сейчас вспомнила, как когда-то в Виргинии поймала на удочку рыбку, но, пока вытаскивала, обнаружила, что рыба успела проглотить другую, чуть поменьше, а та, в свою очередь сцапала совсем крошечного малька. Совсем как в жизни: люди едят, чтобы быть съеденными…
В точности как сейчас…
На борту арабского дау разразился форменный хаос, едва второе судно дало предупредительный выстрел. Матросы поскорее развернули паруса в надежде уйти от преследователя. Женщины, скорчившись под парусиновым навесом, ожидали, чем все кончится, хотя исход вряд ли мог повлиять на их судьбу.
Как ни старались арабы, их суденышко взяли на абордаж, и Амелия в который раз услышала скрип железных крюков, впившихся в дерево. На борту дау разыгралось настоящее сражение, длившееся, правда, недолго. Амелия со все возрастающей тревогой заметила, что победители выглядят настоящим отребьем.
Ее предчувствия оказались верны, когда один из пиратов, заглянув под навес, разразился восторженным воплем и схватил ближайшую пленницу, до которой смог дотянуться. Ею оказалась Сара. Несчастная истерически завопила, когда он вытащил ее на палубу за волосы. Амелия успела разобрать, что пират говорит на французском.
Вернее, хвастается, что нашел настоящее сокровище и собирается взять всех баб как свою долю добычи. Сара сопротивлялась из последних сил, когда тот начал грубо ее ласкать, но негодяй только смеялся еще громче. Швырнув женщину на палубу, он бесцеремонно задрал ей юбки со вполне очевидными намерениями. Такого Амелия стерпеть не смогла и, не успев сообразить, что делает, вылетела наружу и вцепилась в шею матроса. Долго копившийся ужас и ярость вылились во взрыв нерассуждающего бешенства, и она сама уже не помнила, что именно вопила на его родном языке. Кажется, называла сукиным сыном и свиньей, колотила кулаками по спине и голове.
Тот взвыл от боли и, выпрямившись, отбросил ее с такой силой, что девушка с грохотом приземлилась па палубу. Немного опомнившись, она вскочила, подобрала кофель-нагель, валявшийся у бухты каната, и, когда пират бросился на нее, огрела его по голове. Пират рухнул, как мешок с мукой, растянувшись у ног Сары. Амелия, пыхтя от злости, шагнула к нему и снова подняла свое оружие. Но кто-то стиснул ее запястье, выворачивая руку так, что ей пришлось уронить кофель-нагель Девушка, не растерявшись, лягнула противника в коленку. Тот, охнув от боли, ухитрился тем не менее поставить ей подножку и, не успела Амелия покатиться по доскам, проворно ее оседлал. Амелия, позабыв о страхе, вызывающе уставилась на него. И отчего-то не смогла вздохнуть полной грудью. В ушах громко зазвенело. Над ней склонилось лицо, которое она тысячу раз видела во сне, осунувшееся, загоревшее, но по-прежнему родное и любимое. Говорить она не могла. Только смотреть.
Куда подевался тощий, неуклюжий, нескладный подросток? Его место занял высокий статный великан с широкими плечами. Не глядя на нее, он отдавал приказы пиратам, сгрудившимся вокруг.
— Скрутите его и бросьте в трюм. И если кому-то еще взбредет в голову позабавиться с женщинами, он может обсудить эту идею со мной и тремя футами стали в руках.
С этими словами Кит чуть пристальнее глянул на пленницу, рывком поднял на ноги и неожиданно замер, глядя в такие же изумрудные, как у него самого, глаза.
— Мой Бог… Ами?
Впервые в жизни Амелия лишилась чувств.
— Ты полюбишь мою страну, — прошептал он, когда она наконец обернулась к нему. — Она прекрасна, хотя лорд Веллингтон разграбил Сан-Себастьян. Но город еще расцветет и станет прежним. На холме, неподалеку от гавани, красуется дворец Мирамар, где королевское семейство проводит летние месяцы.
Амелия вежливо улыбнулась, хотя взгляд по-прежнему оставался грустным — с той самой минуты, как она приняла его предложение руки и сердца. Дон Карлос, готовый спорить и всячески убеждать Амелию, был потрясен ее поспешным согласием. Однако уговорить ее подождать со свадьбой, пока они не доберутся до Испании, оказалось нелегко.
— Видишь ли, дорогая, я католик, и брак не будет считаться истинным, пока церемонию не совершит католический пастор. По английским же законам нас должен венчать священник англиканской церкви. Но мы раздобудем специальное разрешение и, как только окажемся в Испании, поженимся в обеих церквах, чтобы удовлетворить власти наших стран…
Аргумент оказался решающим, и Амелия наконец согласилась. Еще один сюрприз. Дону Карлосу показалось, что ей не терпится уехать из Англии.
Теперь, получив все необходимые документы, надежно спрятанные в маленькой шкатулке, дон Карлос сможет вернуть титулы и земли. С каким торжеством он вручит наглому Веллингтону послание от премьер-министра с приказом вернуть все, отобранное у него! Наконец-то он возьмет верх! И скоро начнет восстанавливать свое имение. Столько предстоит сделать!
Взгляд Карлоса переместился с печального лица невесты чуть ниже. На Амелии была толстая ротонда, запахнутая до самого ворота. Но он знал, какие прелести скрывает плотное сукно. Успел увидеть в первую ночь на борту корабля, когда принес в ее каюту бокал хереса от морской болезни. И с тех пор не способен был думать ни о чем, кроме соблазнительных изгибов, видневшихся под тонкой сорочкой, темно-розовых сосков, натянувших ткань, очертаний нежных бедер и ягодиц. Пожалуй, он еще сумеет насладиться радостями брака, хотя не думал жениться после смерти первой супруги Марии, да упокоит Господь ее добрую душу.
— Пойдем, голубка моя, — пропел он, — я отведу тебя в каюту, там гораздо теплее. Видишь, солнце скрылось за тучами и скоро пойдет снег.
— Хорошо, — неохотно вымолвила она, глядя мимо него, на бесконечные волны, плескавшиеся до самого горизонта, где они сливались со стальными облаками.
— Повезло, что до сих пор погода была неплохой, но сейчас, кажется, надвигается шторм. Мы недалеко от Бискайского залива, а здесь всегда море бурное. Идем же, голубка, я принесу тебе грог, чтобы согреть кровь.
Крик, донесшийся сверху, привлек его внимание. Дон Карлос, закинув голову, отыскал глазами впередсмотрящего, неустанно бдевшего в своем одиноком гнезде на клотике.
— Вижу парус! — прогремел тот.
Дон Карлос обернулся к капитану, стоявшему на мостике с окованной медью подзорной трубой у глаз. До сих пор они встречали совсем мало судов, поскольку британские и французские военные корабли бороздили воды Португалии и Средиземное море: новая игра в кошки-мышки, с того времени как Веллингтон захватил Саламанку и разорил Сан-Себастьян, находившийся в непосредственной близости от французской границы.
Амелия передернула плечами, закуталась в ротонду и вздрогнула.
— Нет, — прошептала она, и Карлос, удивленно воззрившийся на нее, увидел смертельную бледность. — Только не это. Во второй раз я такого не перенесу…
— О чем ты, голубка? Подумаешь, всего-навсего какой-то корабль. Ты уже видишь флаг?
Он вгляделся вдаль и тихо ахнул. Не голландец… не португалец… низкая осадка и треугольный парус. Арабский дау!
Белый дымный цветок, расцветший у борта «Скрутини», и отдаленный гром положили конец всяким сомнениям. Корабль рыскнул в сторону; струи воды залили палубу и всех, кто стоял у поручня. Амелия ахнула, смахнула с глаз соленые капли и стиснула руку дона Карлоса, не обращая внимания на уговоры спуститься вниз. Глаза ее странно блеснули.
— Совсем как в тот раз, — пробормотала она. — Этому суждено было случиться опять. Такова моя судьба, и от нее не убежишь. Не стоило и пытаться.
— Идем же, — настаивал он, очевидно, приняв ее откровения за истерику, — пусть капитан сначала узнает, что им нужно.
— Я знаю, что они хотят, — выдохнула девушка, но послушно последовала за ним в полутемный проход, ведущий к каюте. После очередного выстрела до них донеслись крики раненых.
— Если нас возьмут в плен, ты моя жена, ясно? — мрачно бросил дон Карлос. — Если поклянешься, что ты к тому же внучка графини, за тебя запросят выкуп.
Амелия молча смотрела на него сверкающими, как драгоценные камни, глазами. Карлос открыл дверь и втолкнул ее в каюту.
— Оставайся здесь и не выходи, пока все не уляжется.
С этими словами он исчез. Отправился на палубу?
Амелия не знала. Окончательно обезумев, она тупо смотрела в пространство. Нет смысла прятаться. Ее все равно найдут.
Поэтому она вернулась в душный полумрак прохода, куда почти не достигал свет. Корабль сбавил скорость: очевидно, капитан велел спустить паруса. Послышались знакомый отвратительный скрип борта о борт, приглушенный рев голосов, и все судно содрогнулось от громового топота ног. Давний кошмар снова ожил, воспоминания былого вернулись с болезненной ясностью, только на этот раз рядом не было Кита, чтобы помочь и закрыть собой.
Зажмурившись от ужаса, девушка прижалась к переборке в ожидании неизбежного. Все уже было раньше: вопли, крики умирающих, лязг стали и, наконец, мертвенная тишина. Словно тяжелый саван окутал «Скрутини», только поскрипывали канаты и стонало мокрое дерево. Внизу было душно, сыро, и Амелия дрожала в ознобе. Пронзительный визг разорвал молчание, но тут же оборвался, и Амелия открыла глаза. Шли минуты, но ничего не менялось, лишь множество ног шаркали о доски палубы. Девушка подняла голову, заметила что-то яркое, мелькнувшее в щели люка.
Кто-то засмеялся, раздался глухой удар… На верхней ступеньке трапа показались босые ступни. Полы красочного одеяния развевались вокруг смуглых ног. Незнакомец спустился ниже и стал всматриваться в темноту. Белые зубы сверкнули на лице, обожженном солнцем дочерна.
Амелия поняла, что это конец. Пираты, и даже не англичане, американцы или, на худой конец, французы.
Арабские корсары, чума и проклятие морей.
Сердце трепыхалось в груди пойманной птицей, ладони взмокли от пота, зато во рту пересохло так, что было больно глотать. Она не издала ни звука, когда он спрыгнул вниз и потянулся к ней. Шершавая рука погладила ее щеку. Араб улыбнулся и произнес что-то на незнакомом, певучем, чем-то напоминавшем музыкальные фразы языке. И когда потянул ее за собой, Амелия и не подумала сопротивляться, словно ее телом завладел кто-то другой, покорный и смиренный.
На палубе, словно яркие стрекозы, сновали арабы: поднимались на ванты, ныряли в трюмы. Команду согнали к грот-мачте. Среди матросов жался перепуганный дон Карлос. Кругом валялись трупы. Не успела Амелия опомниться, как тела собрали и покидали за борт, равнодушно, будто узлы с лохмотьями.
Араб подтащил ее к борту, подхватил за талию и ловко перебросил на соседнее судно, небольшое и тоже ярко раскрашенное. За ней последовали другие пленники, все женщины, с которыми она успела познакомиться за несколько дней путешествия. Большинство не могли слова вымолвить от испуга, но две бедняжки кричали и плакали, пока корсар не увел их. Больше Амелия их не видела, даже после того, как абордажные крюки были сняты и пиратский корабль отвалил. Она боялась даже думать о том, что случилось с ними.
Вокруг то и дело звучали команды и резкие приказы, которых она не понимала, зато жесты оказались достаточно красноречивы, и она в тупом молчании повиновалась. Вместо того чтобы, подобно «Скрутини», лениво переваливаться по волнам, этот корабль разрезал воду, как рыба, грациозный и быстроходный.
Она, словно во сне, сознавала, что ей протягивают мелкую миску, из которой пришлось есть руками какое то странное блюдо, а потом запивать все это жидкой сладкой водичкой, похожей на разбавленное молоко. Женщины почти не переговаривались, боязливо ловя каждое движение похитителей.
В эту ночь шел дождь. Крупные капли барабанили по доскам, раскачивая корабль. Пираты рассыпались по мачтам, подоткнув предварительно длинные одеяния.
Амелия не спала: забравшись под сверток парусины, она наблюдала, как по доскам змеятся прозрачные ручейки, а молнии раскалывают темное небо.
Однако к утру шторм улегся, и Амелию ослепило неестественно яркое солнце. К ней робко приблизилась Сара Перселл, с которой она частенько болтала на борту «Скрутини».
— Знаете, они нас продадут, — опасливо озираясь, выпалила она. Амелия уставилась на Сару, гадая: неужели и она сама выглядит такой же встрепанной и измученной? Наверняка!
Она ничего не ответила, даже когда остальные тихо заплакали. Скорее всего так и будет. Удивительно, что они до сих пор не погибли. Честно говоря, она не ожидала прожить так долго.
— И что будет, если нас продадут? — нерешительно поинтересовалась женщина постарше.
— Не знаю. Я слышала, как муж однажды рассказывал, что делают с женщинами, попавшими в лапы арабов… Несчастные становятся рабынями…
Сара помедлила, прежде чем добавить:
— Или хуже…
Значит, вот что ее ждет… ничем не лучше смерти…
Амелия отвернулась, стараясь не думать о том, что случится, когда корабль пристанет к берегу. Никто из пиратов не дотронулся до них, не изнасиловал и, казалось, не замечал их присутствия, хотя пленницам исправно приносили еду, воду и ведра для отправления естественных потребностей. Их назначение было объяснено все теми же жестами, из которых женщины поняли, что сами обязаны опорожнять ведра по мере их наполнения.
На третий день вдали показалась суша. Огромные прибрежные скалы торчали из воды, подобно небрежно воткнутым в песок наконечникам копий. Сара сказала, что они вошли в Средиземное море и что она уже бывала в этих местах с мужем.
— Не так давно, — пояснила она, — когда его послали в Грецию. Какое чудесное было время!
Сказано это было таким тоскливо-мечтательным тоном, что Амелия поежилась.
Здешний климат был куда теплее. Солнце нещадно жгло кожу. Платье Амелии порвалось, запачкалось и совсем не годилось в жаркую погоду. Им ни разу не дали воды для умывания, и голова нестерпимо чесалась. К тому же девушку непрестанно терзали угрызения совести за бегство с доном Карлосом. Она даже не попрощалась с бабушкой! Какой же нужно быть дурой, чтобы не попросить совета у леди Уинфорд! Старушка все поняла бы. А вместо этого Амелия позволила гневу и унижению взять над собой верх и сотворила еще одну ошибку, хуже первой. А может, просто струсила? Поняла, что не сможет вынести осуждение и разочарование в глазах бабушки?
Куда легче было бы винить в своих бедах Деверелла, но и на это у нее не было прав. Да, он воспользовался ее слабостью, но лишь потому, что она разрешила ему все… все на свете. И теперь обязана нести свой груз вины. Неизменно честная с собой, Амелия признала, что втайне надеялась привлечь внимание Холта, когда тот в первый раз вернулся в Лондон. Прошли годы, но он неизменно присутствовал в ее снах, а когда возвратился героем, она окончательно погрузилась в сладостные грезы. И за это была достойно наказана. Герой! Скорее палач!
Но тут ее отвлекла неожиданная суматоха, и девушка недоуменно осмотрелась. Пираты принялись поспешно очищать палубу. Парус! Еще один парус по правому борту! И не приближается, а летит по воде!
Сердце девушки так и подскочило в надежде, что это окажутся англичане или даже американцы. Но, разглядев флаг, она сжалась от страшного предчувствия.
— Картахена, — глухо заметила Сара. — Колумбийский корабль. Картахена восстала против Испании и учредила свой флаг. Колумбия дает каперские свидетельства капитанам, которых обязывают нападать только на испанские корабли. Но каперы ничем не отличаются от пиратов, так что нас ждет очередная битва.
Амелия едва сдержала неуместный смех. Должно быть, у нее начинается истерика, но она отчего-то находила забавным то обстоятельство, что вот-вот перейдет в руки других разбойников. И сейчас вспомнила, как когда-то в Виргинии поймала на удочку рыбку, но, пока вытаскивала, обнаружила, что рыба успела проглотить другую, чуть поменьше, а та, в свою очередь сцапала совсем крошечного малька. Совсем как в жизни: люди едят, чтобы быть съеденными…
В точности как сейчас…
На борту арабского дау разразился форменный хаос, едва второе судно дало предупредительный выстрел. Матросы поскорее развернули паруса в надежде уйти от преследователя. Женщины, скорчившись под парусиновым навесом, ожидали, чем все кончится, хотя исход вряд ли мог повлиять на их судьбу.
Как ни старались арабы, их суденышко взяли на абордаж, и Амелия в который раз услышала скрип железных крюков, впившихся в дерево. На борту дау разыгралось настоящее сражение, длившееся, правда, недолго. Амелия со все возрастающей тревогой заметила, что победители выглядят настоящим отребьем.
Ее предчувствия оказались верны, когда один из пиратов, заглянув под навес, разразился восторженным воплем и схватил ближайшую пленницу, до которой смог дотянуться. Ею оказалась Сара. Несчастная истерически завопила, когда он вытащил ее на палубу за волосы. Амелия успела разобрать, что пират говорит на французском.
Вернее, хвастается, что нашел настоящее сокровище и собирается взять всех баб как свою долю добычи. Сара сопротивлялась из последних сил, когда тот начал грубо ее ласкать, но негодяй только смеялся еще громче. Швырнув женщину на палубу, он бесцеремонно задрал ей юбки со вполне очевидными намерениями. Такого Амелия стерпеть не смогла и, не успев сообразить, что делает, вылетела наружу и вцепилась в шею матроса. Долго копившийся ужас и ярость вылились во взрыв нерассуждающего бешенства, и она сама уже не помнила, что именно вопила на его родном языке. Кажется, называла сукиным сыном и свиньей, колотила кулаками по спине и голове.
Тот взвыл от боли и, выпрямившись, отбросил ее с такой силой, что девушка с грохотом приземлилась па палубу. Немного опомнившись, она вскочила, подобрала кофель-нагель, валявшийся у бухты каната, и, когда пират бросился на нее, огрела его по голове. Пират рухнул, как мешок с мукой, растянувшись у ног Сары. Амелия, пыхтя от злости, шагнула к нему и снова подняла свое оружие. Но кто-то стиснул ее запястье, выворачивая руку так, что ей пришлось уронить кофель-нагель Девушка, не растерявшись, лягнула противника в коленку. Тот, охнув от боли, ухитрился тем не менее поставить ей подножку и, не успела Амелия покатиться по доскам, проворно ее оседлал. Амелия, позабыв о страхе, вызывающе уставилась на него. И отчего-то не смогла вздохнуть полной грудью. В ушах громко зазвенело. Над ней склонилось лицо, которое она тысячу раз видела во сне, осунувшееся, загоревшее, но по-прежнему родное и любимое. Говорить она не могла. Только смотреть.
Куда подевался тощий, неуклюжий, нескладный подросток? Его место занял высокий статный великан с широкими плечами. Не глядя на нее, он отдавал приказы пиратам, сгрудившимся вокруг.
— Скрутите его и бросьте в трюм. И если кому-то еще взбредет в голову позабавиться с женщинами, он может обсудить эту идею со мной и тремя футами стали в руках.
С этими словами Кит чуть пристальнее глянул на пленницу, рывком поднял на ноги и неожиданно замер, глядя в такие же изумрудные, как у него самого, глаза.
— Мой Бог… Ами?
Впервые в жизни Амелия лишилась чувств.
Часть четвертая
СТОЛКНОВЕНИЕ
Новый Орлеан. 1814 год
Глава 19
Августовское солнце простирало жаркие лучи над людными улицами и тесно стоявшими рядами зданий старого города. Тяжелые сладкие ароматы испанского жасмина и розмарина доносились даже до балкона дома на углу Тулузской улицы и рю Шартр. Амелия, перегнувшись через железные перила, лениво взмахивала кружевным веером в поисках прохлады.
С того места, где она стояла, виднелся соборный шпиль, возвышавшийся над дворцом кабильдо и крышами города. Под стенами собора раскинулся бойкий рынок, где продавали апельсины, бананы, имбирный лимонад, охлажденный в больших бочках со льдом, и пирожные с имбирем. Соблазнительные запахи жженого сахара и орехов, из которых готовили пралине, наполняли воздух. По другую сторону Плас д'Армс, у самой пристани притулились маленькие лачуги, где продавали устриц в закрытых или раскрытых раковинах. Запасы ежедневно пополнялись рыболовными судами, привязанными тут же к шестам.
Сегодня Амелия умирала от скуки и жалела о своем отказе прокатиться вдоль берега с красавцем креолом Филиппом Дюверне. Правда, сегодня обещал заехать Кит, поэтому она и осталась дома. Но утро прошло, а от брата ни слуху ни духу. С земли уже поднимались жаркое марево и неприятный запах гниющих досок, устилавших тротуары. Куда прохладнее мчаться в открытом каррикле[17] рядом с Филиппом. Посетить «Кафе дель Агила» на улице Сент-Энн или купить мороженое у грека-разносчика около Плас д'Армс. Филипп так хорошо умеет развлечь ее, вовремя польстить, умаслить подарками, от которых она неизменно отказывается. Зато с удовольствием слушает его остроумные побасенки.
Кит считает, что она превратилась в ужасную кокетку, и хотя, делая сестре выговор, неизменно улыбается, Амелия втайне считает, что он, возможно, прав. Куда легче флиртовать, чем принимать всерьез мужское внимание. Этот урок ей следовало бы усвоить давным-давно.
Зато теперь она слушает комплименты, вежливо кивает и пропускает их мимо ушей. Этот прелестный двухэтажный дом из красного кирпича, выстроенный после пожара 1788 года, часто посещают мужчины. Сначала Ами всего дичилась и месяцами не выходила на улицу, боясь каждой тени. Наконец кошмары оставили ее, и она осознала, что, как сестра зажиточного удачливого морского капитана, пользуется определенным признанием в обществе. Какой жалкий спектакль!
Но Кит настаивал, чтобы она достойно играла роль, и Амелия согласилась. Пусть влиятельные жители Нового Орлеана не стыдятся приобретать товары у каперов, доставлявших изысканные ткани, мебель, картины и предметы искусства, но знаться с пиратами и их родственниками считают ниже своего достоинства. Так что теперь она превратилась в Амелию Камбр — спасибо бабушке за уроки французского! По крайней мере можно спокойно хранить секреты брата. Это оказалось не так трудно, словно, сменив имя, она сама стала новым человеком, забывшим о невзгодах прошлой жизни. Здешние правила морали и этикета оказались не столь строгими, как в Лондоне, хотя и тут приходилось повсюду брать с собой горничную для сопровождения и соблюдать все приличия, подобающие молодой даме из хорошей семьи. За последние полтора года произошло столько всего, что Амелии иногда казалось, будто она больше не знает себя.
Зато Новый Орлеан оказался таким волнующим, порочным и одновременно благочестивым местечком! его] только что присоединили к Соединенным Штатам, но, несмотря на нашествие американцев, в городе было полно французов, испанцев и креолов.
И пиратов тоже, вздохнула Амелия, завидев Кита, завернувшего за угол рю Шартр. В то время как Жан Лафит своей модной одеждой и неотразимым обаянием мог сойти за джентльмена, Кит выглядит настоящим корсаром. Трудно отождествить прежнего мальчишку с этим замкнутым, суровым мужчиной, так небрежно рассуждавшим о захвате судов и схватках с таможенными катерами.
Его жесткое лицо, властный голос временами напоминали ей о Деверелле.
Деверелл… незажившая рана, бесчеловечно растоптанные надежды… В первые месяцы жизни здесь Амелия часто размышляла о чувствах, побудивших ее принять предложение дона Карлоса и бежать из Лондона, не сказав бабушке ни слова на прощание. И пришла к неутешительному выводу, что попросту не смогла находиться вблизи Деверелла. Тот непременно продолжал бы являться в Бикон-Хаус. Амелии пришлось бы видеться с ним и ежечасно сознавать, что он считает ее всего лишь случайным увлечением, одной из многих потаскушек, согревавших его постель. Всему виной та ночь, когда щенилась Софи. Именно тогда, на свою беду, несмотря на его намеренную грубость, она разглядела под маской высокомерия и безразличия человека, который так часто присутствовал в ее снах. Иллюзия на несколько мгновений слилась с давнишней мечтой о герое… Непростительный промах!
Догадывается ли Кит, что произошло с сестрой? Он ни словом не намекнул, не расспрашивал, но временами она ловила его оценивающий, задумчивый мрачный взгляд, словно брат видел, каких усилий ей стоит притворяться. И все же Амелия не могла заставить себя исповедаться ему, рассказать, что наделала, и назвать имя Деверелла.
Он, разумеется, знал о бабушке. Амелия не уставала часами петь дифирамбы этой доброй, благородной, великодушной женщине, которая, разумеется, будет потрясена предполагаемой гибелью любимой крестницы.
Девушка собиралась немедленно сообщить, что она жива.
Но брат был непоколебим.
— Нет; — резко сказал он с холодной решимостью в голосе, снова напомнившей Деверелла. — Посылать письма — только причинять ей лишние мучения. Так рана скорее заживет. Увидишь, она скоро забудет о тебе.
— Но, Кит, она уже немолода и искренне меня любит. Разве не бесчеловечно держать ее в неведении? В конце концов ей не обязательно знать, где я сейчас.
— Но это может плохо кончиться, — твердил Кит, и Амелии пришлось отступить. Однако, втайне убежденная, что никому не причинит вреда, если не откроет своего местопребывания, все же начертала короткое послание, уверив бабушку, что жива и ни в чем не нуждается и, хотя, учитывая обстоятельства своего побега, не может вернуться, всегда будет думать о ней с любовью и восхищением.
Оставалось надеяться, что письмо дошло до адресата. Правда, все могло случиться: война между Британией и Америкой разгорелась с новой силой после отречения Наполеона в марте. Блокаду американских портов становилось все труднее прорвать; единственным средством сообщения стали каперские корабли, и «Лафит траст» богател с каждым днем. Но и опасность возрастала.
Поспешно покинув балкон, Амелия спустилась вниз, чтобы встретить Кита. Он, как всегда, был одет в сорочку с широкими рукавами, тесные лосины и сапоги до колен. Не слишком удобный костюм при такой жаре, но что поделаешь!
С того места, где она стояла, виднелся соборный шпиль, возвышавшийся над дворцом кабильдо и крышами города. Под стенами собора раскинулся бойкий рынок, где продавали апельсины, бананы, имбирный лимонад, охлажденный в больших бочках со льдом, и пирожные с имбирем. Соблазнительные запахи жженого сахара и орехов, из которых готовили пралине, наполняли воздух. По другую сторону Плас д'Армс, у самой пристани притулились маленькие лачуги, где продавали устриц в закрытых или раскрытых раковинах. Запасы ежедневно пополнялись рыболовными судами, привязанными тут же к шестам.
Сегодня Амелия умирала от скуки и жалела о своем отказе прокатиться вдоль берега с красавцем креолом Филиппом Дюверне. Правда, сегодня обещал заехать Кит, поэтому она и осталась дома. Но утро прошло, а от брата ни слуху ни духу. С земли уже поднимались жаркое марево и неприятный запах гниющих досок, устилавших тротуары. Куда прохладнее мчаться в открытом каррикле[17] рядом с Филиппом. Посетить «Кафе дель Агила» на улице Сент-Энн или купить мороженое у грека-разносчика около Плас д'Армс. Филипп так хорошо умеет развлечь ее, вовремя польстить, умаслить подарками, от которых она неизменно отказывается. Зато с удовольствием слушает его остроумные побасенки.
Кит считает, что она превратилась в ужасную кокетку, и хотя, делая сестре выговор, неизменно улыбается, Амелия втайне считает, что он, возможно, прав. Куда легче флиртовать, чем принимать всерьез мужское внимание. Этот урок ей следовало бы усвоить давным-давно.
Зато теперь она слушает комплименты, вежливо кивает и пропускает их мимо ушей. Этот прелестный двухэтажный дом из красного кирпича, выстроенный после пожара 1788 года, часто посещают мужчины. Сначала Ами всего дичилась и месяцами не выходила на улицу, боясь каждой тени. Наконец кошмары оставили ее, и она осознала, что, как сестра зажиточного удачливого морского капитана, пользуется определенным признанием в обществе. Какой жалкий спектакль!
Но Кит настаивал, чтобы она достойно играла роль, и Амелия согласилась. Пусть влиятельные жители Нового Орлеана не стыдятся приобретать товары у каперов, доставлявших изысканные ткани, мебель, картины и предметы искусства, но знаться с пиратами и их родственниками считают ниже своего достоинства. Так что теперь она превратилась в Амелию Камбр — спасибо бабушке за уроки французского! По крайней мере можно спокойно хранить секреты брата. Это оказалось не так трудно, словно, сменив имя, она сама стала новым человеком, забывшим о невзгодах прошлой жизни. Здешние правила морали и этикета оказались не столь строгими, как в Лондоне, хотя и тут приходилось повсюду брать с собой горничную для сопровождения и соблюдать все приличия, подобающие молодой даме из хорошей семьи. За последние полтора года произошло столько всего, что Амелии иногда казалось, будто она больше не знает себя.
Зато Новый Орлеан оказался таким волнующим, порочным и одновременно благочестивым местечком! его] только что присоединили к Соединенным Штатам, но, несмотря на нашествие американцев, в городе было полно французов, испанцев и креолов.
И пиратов тоже, вздохнула Амелия, завидев Кита, завернувшего за угол рю Шартр. В то время как Жан Лафит своей модной одеждой и неотразимым обаянием мог сойти за джентльмена, Кит выглядит настоящим корсаром. Трудно отождествить прежнего мальчишку с этим замкнутым, суровым мужчиной, так небрежно рассуждавшим о захвате судов и схватках с таможенными катерами.
Его жесткое лицо, властный голос временами напоминали ей о Деверелле.
Деверелл… незажившая рана, бесчеловечно растоптанные надежды… В первые месяцы жизни здесь Амелия часто размышляла о чувствах, побудивших ее принять предложение дона Карлоса и бежать из Лондона, не сказав бабушке ни слова на прощание. И пришла к неутешительному выводу, что попросту не смогла находиться вблизи Деверелла. Тот непременно продолжал бы являться в Бикон-Хаус. Амелии пришлось бы видеться с ним и ежечасно сознавать, что он считает ее всего лишь случайным увлечением, одной из многих потаскушек, согревавших его постель. Всему виной та ночь, когда щенилась Софи. Именно тогда, на свою беду, несмотря на его намеренную грубость, она разглядела под маской высокомерия и безразличия человека, который так часто присутствовал в ее снах. Иллюзия на несколько мгновений слилась с давнишней мечтой о герое… Непростительный промах!
Догадывается ли Кит, что произошло с сестрой? Он ни словом не намекнул, не расспрашивал, но временами она ловила его оценивающий, задумчивый мрачный взгляд, словно брат видел, каких усилий ей стоит притворяться. И все же Амелия не могла заставить себя исповедаться ему, рассказать, что наделала, и назвать имя Деверелла.
Он, разумеется, знал о бабушке. Амелия не уставала часами петь дифирамбы этой доброй, благородной, великодушной женщине, которая, разумеется, будет потрясена предполагаемой гибелью любимой крестницы.
Девушка собиралась немедленно сообщить, что она жива.
Но брат был непоколебим.
— Нет; — резко сказал он с холодной решимостью в голосе, снова напомнившей Деверелла. — Посылать письма — только причинять ей лишние мучения. Так рана скорее заживет. Увидишь, она скоро забудет о тебе.
— Но, Кит, она уже немолода и искренне меня любит. Разве не бесчеловечно держать ее в неведении? В конце концов ей не обязательно знать, где я сейчас.
— Но это может плохо кончиться, — твердил Кит, и Амелии пришлось отступить. Однако, втайне убежденная, что никому не причинит вреда, если не откроет своего местопребывания, все же начертала короткое послание, уверив бабушку, что жива и ни в чем не нуждается и, хотя, учитывая обстоятельства своего побега, не может вернуться, всегда будет думать о ней с любовью и восхищением.
Оставалось надеяться, что письмо дошло до адресата. Правда, все могло случиться: война между Британией и Америкой разгорелась с новой силой после отречения Наполеона в марте. Блокаду американских портов становилось все труднее прорвать; единственным средством сообщения стали каперские корабли, и «Лафит траст» богател с каждым днем. Но и опасность возрастала.
Поспешно покинув балкон, Амелия спустилась вниз, чтобы встретить Кита. Он, как всегда, был одет в сорочку с широкими рукавами, тесные лосины и сапоги до колен. Не слишком удобный костюм при такой жаре, но что поделаешь!