Темы: революция, история, поиск веры, детство и бюрократ, истоки жестокости, человек и животное, открытие своего героического прошлого – все темы с философским направлением, все темы, касающиеся основ бытия, узлов жизни и истории.
Интонация радости и грусти, интонация сочувствия. Приход в детское кино в период «Юности» – расцвет. Участие в расцвете детского кино всего мира. Лозунг Хмелика – пусть будут сценарии, будут и хорошие режиссеры (принцип, помогающий ему и сейчас). Сценаристы пришли. Хмелик – «Друг мой, Колька», дебют Салтыкова и Митты. Лунгин и Нусинов – «Добро пожаловать», дебют Климова; Ермолинский – «Неуловимые мстители», обретение своего языка у режиссера Кеосаяна. Лунгин и Нусинов – «Внимание, черепаха!», «Телеграмма», детское кино Ролана Быкова. Это было победное время, оно нашло своих авторов, авторы, как магнит, притянули режиссуру, создали базу.
Это отражение общего процесса успеха детской и юношеской темы. Это тема послевоенной мирной жизни (Тарковский, Кончаловский и т. д.).
23.05.80 г. Пятница
28.05.80 г
06.06.80 г
Сказка «Андрей – всех добрей»
Во всяком случае, участие зверей на данном этапе – самое забавное и самое фактурное.
Остальное – паранойя:
1) Отчего это Домовой, Водяной да Леший – образы придворные и отрицательные?!! Нельзя же так расправляться с мифологией. И потом, они вовсе не выражены во власти Дома, Воды, Леса. Они практически окружение Цмока – властелина, колдуна и проч. Это прихлебатели. Тройка: Балбес, Бывалый и Трус. Или любая новая тройка.
Лучше вовсе убрать, что они Домовой, Водяной и Леший.
Могли бы быть: Вор – по финансам, Убийца – по охране и страже, Предатель – по войску… Или еще что-либо. Это клоунская тройка.
2) О чем речь? Сейчас – обо всем! И о цветке на Ивана Купалу; и о Солнце и Луне (почему-то они ничего не могут и добраться к ним – это получить задание, а не закончить странствия). Бред!
Ох! Невозможно выявить даже намерение автора.
Итак, факты и только факты:
1. Все это праздник Ивана Купалы. 2. Опустилась звезда. 3. Цмок на охоте. 4. Пленение звезды. 5. Поход к Солнцу.
Нет! Этого разбирать не надо!
Позитивная программа – переписать сценарий. Создать возможность для кино.
Укрепить Цмока (усилить). Вычистить сценарий. Установить законы.
Сделать животных – каких? Как? (Медведи, муравьи? Волки, зайцы, орлы, голуби? Олени? Серны? Лоси? Зубры?) И т. д.
10.06.80 г
11.06.80 г
12.06.80 г
14.06.80 г
30.06.80 г
09.07.80 г
12.07.80 г
Интонация радости и грусти, интонация сочувствия. Приход в детское кино в период «Юности» – расцвет. Участие в расцвете детского кино всего мира. Лозунг Хмелика – пусть будут сценарии, будут и хорошие режиссеры (принцип, помогающий ему и сейчас). Сценаристы пришли. Хмелик – «Друг мой, Колька», дебют Салтыкова и Митты. Лунгин и Нусинов – «Добро пожаловать», дебют Климова; Ермолинский – «Неуловимые мстители», обретение своего языка у режиссера Кеосаяна. Лунгин и Нусинов – «Внимание, черепаха!», «Телеграмма», детское кино Ролана Быкова. Это было победное время, оно нашло своих авторов, авторы, как магнит, притянули режиссуру, создали базу.
Это отражение общего процесса успеха детской и юношеской темы. Это тема послевоенной мирной жизни (Тарковский, Кончаловский и т. д.).
23.05.80 г. Пятница
О сказке
Читаю Галахова. Пора начать собирать сведения – словарь о героях русских былин. Много совершенно нового для меня: 1) Богатырь (Бог, богат) – Владимир Красно Солнышко. Замена Бога света, солнца и т. д. Сыны света… неба. 2) Горы – Горынычи. 3) Образ рек – стихий. 4) Поздний приход Ильи Муромца и т. д.
Надо узнать, кто есть Галахов. Что есть Галахов.
Я бы, во-первых, сделал для себя словарь с объяснениями самих слов: сказка, легенда, сказание, эпос, миф, притча и т. д. Во-вторых, я бы сделал словарь терминов, которыми оперируют философия и литературоведение, изучая сказки. В-третьих, я бы сделал свой словарь с определением тех самых существенных явлений жизни художественной реальности и фольклора.
Для меня нет пропасти между фольклором и первыми летописями, между фольклором и Пятикнижием. Это творчество вековое, коллективное, народное. Хотя Пятикнижие – это уже политика сверху. (Тут неточно.)
Я бы поискал:
1. Бродячие сюжеты.
2. Логику появления фантастического элемента.
3. Факт и дух (Правда и Истина).
4. Реализм, сатира, патетика, абсурд. Формы на все века.
5. Сравнение богатырей: Геракла – Давида Сасунского – Ильи Муромца.
6. Иван-дурак и его путь в Иваны-царевичи.
7. Отсутствие ханжества всех видов, здоровье морали, богатырь и дурак (сравнение с немецким дурнем Келеном[39]).
8. Илья убивает сына, Дунай убивает жену, Алеша Попович отбивает жену у Добрыни.
9. Фантастический элемент в мифах о Садко и Вольге (как богатство и его происхождение, так – чудеса).
10. Богатыри и власти (и защита Родины).
11. Богатыри и родители (Илья, Васька Буслай и т. д.).
12. Богатыри и пьянство.
13. О происхождении былинных богатырей.
Бог – богатырь – богат. От Бога, от блага – богатства и т. д. – все эти истоки возможны, очевидны и т. д. Но это все в результате не объясняет ни формы, ни содержания былин, ни заложенного в них познания мира.
Как песчинка в раковине служит зародышем жемчужины, так религиозное происхождение богатырей от Бога служит только внешней основой чудес природы, рождающей по этому «поводу» жемчуг. Предание создается так же. Оно «намывается» народным духом, пучиной стихии творчества. Жемчуг бел, но это только основа игры цвета и света; его неправильности – его истинность, особость, неповторимость, незаменимость.
Былины и легенды стали эпосом у других народов совсем не оттого, что это вершинная точка развития фольклора, его высшая ступень. Слияние фольклорных русел в главную реку – реку, их объединяющую, – наверно, общий закон, но он не означает тождества со всеми случаями. Былины об Илье Муромце и других богатырях не слились в единый сюжет от многих причин, и в первую очередь от демократизма самого духа русских былин. Идея богатырской дружины, содружества была более великой, нежели идея Богатыря. То же и с мифологией.
Особость мифологии, ее душевная сущность конкретизируется и полностью оформляется в момент самоосознания нации, вместе с языком. Самосознание, или самоосознание нации духовного и культурного не всегда совпадало с политическим единением.
14. О финале немецких и русских односюжетных сказок.
Немецкие – самосознание в эпоху средневековья. Наказание было очищением. Сказки кончаются не сюжетом-свадьбой, а наказанием. Это не жестокость, как может показаться, это – философичность, нравственность.
Русские – финал сюжетен. Наказание и потом финал: примирение, прощение. Эпоха самосознания – сложная смесь демократизма и рабства. Отсюда и Снегурочка, отсюда Кикимора.
15. Абсурд в русских, английских и молдавских сказках – идеи (соответственно) бунта, непознаваемости мира и декоративные.
Как у Ванюшки были варежки, а у варежки была дырочка, а сквозь дырочку было видно все, а как видно все, то и слышно все. А как слышно все – слыхать песенку, а у песенки слово катится, слово катится, как по лесенке. А по лесенке можно в гору лезть, а с горы можно кувырком лететь, а под горкой есть малина-ягода, а малину любит зверь – медведь. А медведя в лесу охотник убил, а охотника била злая жена, а у злой жены болел зуб коренной, а она от болезни горький корень пила. Горький корень рос во сырой земле, из земли росли цветочки-лютики, собирала их весной девица красная, помогал ей собирать цветы добрый молодец. Добрый молодец очень добрым был, подарил он красной девице ребеночка. Так родился на свет малыш Ванечка, а у Ванечки была варежка, а у варежки была дырочка, а сквозь дырочку было видно все…[40]
Надо узнать, кто есть Галахов. Что есть Галахов.
Я бы, во-первых, сделал для себя словарь с объяснениями самих слов: сказка, легенда, сказание, эпос, миф, притча и т. д. Во-вторых, я бы сделал словарь терминов, которыми оперируют философия и литературоведение, изучая сказки. В-третьих, я бы сделал свой словарь с определением тех самых существенных явлений жизни художественной реальности и фольклора.
Для меня нет пропасти между фольклором и первыми летописями, между фольклором и Пятикнижием. Это творчество вековое, коллективное, народное. Хотя Пятикнижие – это уже политика сверху. (Тут неточно.)
Я бы поискал:
1. Бродячие сюжеты.
2. Логику появления фантастического элемента.
3. Факт и дух (Правда и Истина).
4. Реализм, сатира, патетика, абсурд. Формы на все века.
5. Сравнение богатырей: Геракла – Давида Сасунского – Ильи Муромца.
6. Иван-дурак и его путь в Иваны-царевичи.
7. Отсутствие ханжества всех видов, здоровье морали, богатырь и дурак (сравнение с немецким дурнем Келеном[39]).
8. Илья убивает сына, Дунай убивает жену, Алеша Попович отбивает жену у Добрыни.
9. Фантастический элемент в мифах о Садко и Вольге (как богатство и его происхождение, так – чудеса).
10. Богатыри и власти (и защита Родины).
11. Богатыри и родители (Илья, Васька Буслай и т. д.).
12. Богатыри и пьянство.
13. О происхождении былинных богатырей.
Бог – богатырь – богат. От Бога, от блага – богатства и т. д. – все эти истоки возможны, очевидны и т. д. Но это все в результате не объясняет ни формы, ни содержания былин, ни заложенного в них познания мира.
Как песчинка в раковине служит зародышем жемчужины, так религиозное происхождение богатырей от Бога служит только внешней основой чудес природы, рождающей по этому «поводу» жемчуг. Предание создается так же. Оно «намывается» народным духом, пучиной стихии творчества. Жемчуг бел, но это только основа игры цвета и света; его неправильности – его истинность, особость, неповторимость, незаменимость.
Былины и легенды стали эпосом у других народов совсем не оттого, что это вершинная точка развития фольклора, его высшая ступень. Слияние фольклорных русел в главную реку – реку, их объединяющую, – наверно, общий закон, но он не означает тождества со всеми случаями. Былины об Илье Муромце и других богатырях не слились в единый сюжет от многих причин, и в первую очередь от демократизма самого духа русских былин. Идея богатырской дружины, содружества была более великой, нежели идея Богатыря. То же и с мифологией.
Особость мифологии, ее душевная сущность конкретизируется и полностью оформляется в момент самоосознания нации, вместе с языком. Самосознание, или самоосознание нации духовного и культурного не всегда совпадало с политическим единением.
14. О финале немецких и русских односюжетных сказок.
Немецкие – самосознание в эпоху средневековья. Наказание было очищением. Сказки кончаются не сюжетом-свадьбой, а наказанием. Это не жестокость, как может показаться, это – философичность, нравственность.
Русские – финал сюжетен. Наказание и потом финал: примирение, прощение. Эпоха самосознания – сложная смесь демократизма и рабства. Отсюда и Снегурочка, отсюда Кикимора.
15. Абсурд в русских, английских и молдавских сказках – идеи (соответственно) бунта, непознаваемости мира и декоративные.
Как у Ванюшки были варежки, а у варежки была дырочка, а сквозь дырочку было видно все, а как видно все, то и слышно все. А как слышно все – слыхать песенку, а у песенки слово катится, слово катится, как по лесенке. А по лесенке можно в гору лезть, а с горы можно кувырком лететь, а под горкой есть малина-ягода, а малину любит зверь – медведь. А медведя в лесу охотник убил, а охотника била злая жена, а у злой жены болел зуб коренной, а она от болезни горький корень пила. Горький корень рос во сырой земле, из земли росли цветочки-лютики, собирала их весной девица красная, помогал ей собирать цветы добрый молодец. Добрый молодец очень добрым был, подарил он красной девице ребеночка. Так родился на свет малыш Ванечка, а у Ванечки была варежка, а у варежки была дырочка, а сквозь дырочку было видно все…[40]
28.05.80 г
Плохая передача для меня «Спор-клуб»: что-то подлое оседает в душе в виде опыта передачи – опыт говорить так, чтобы лишнего не сказать, а это вовсе не лишнее, оно только так называется. Чаще всего это правда. Очень плох этот опыт. Надо что-то предпринимать. Небезопасно это!
06.06.80 г
Рассказы Георгия Буркова очень интересны. Сегодня он рассказывал, как лежал в психушке. Психушка стала у него материалом для рассказа о жизни, о людях, о характерах. Из экстраординарного вырисовывалось обыденное, простое, обычное, но уже взорванное, обнаруженное по смыслу.
Новелла об умном Мише, знавшем, что он умный, который лежит вот уже десять лет. Разговоры с ним. И вот однажды он впал в мрачное настроение… Когда его пришли вязать, он вцепился в спинку кровати: «Друзья, неужели вы?..»
Мы опустили глаза…
Обделался…
Привязали… Отпустили…
Наутро пытался перерезать себе сонную артерию, порезал лицо…
Снова привязали.
Плакал. Говорил о Белых Столбах.
Пригласили на 27, 28 и 29-е на концерты от Тихвинского (администратор). В воскресенье выезжаем, 8-го едем в Минск. Сниматься. Что-то будет.
Новелла об умном Мише, знавшем, что он умный, который лежит вот уже десять лет. Разговоры с ним. И вот однажды он впал в мрачное настроение… Когда его пришли вязать, он вцепился в спинку кровати: «Друзья, неужели вы?..»
Мы опустили глаза…
Обделался…
Привязали… Отпустили…
Наутро пытался перерезать себе сонную артерию, порезал лицо…
Снова привязали.
Плакал. Говорил о Белых Столбах.
Пригласили на 27, 28 и 29-е на концерты от Тихвинского (администратор). В воскресенье выезжаем, 8-го едем в Минск. Сниматься. Что-то будет.
Сказка «Андрей – всех добрей»
Мы в это время снимались несколько месяцев в Минске в фильме «Троянский конь», позже названном «Амнистия», режиссер Валерий Пономарев. Быков играл роль профорга Кичкайло. В один из приездов Быкова стали уговаривать быть соавтором некоего Коляденко, написавшего сказку, но сценарий сказки не устраивал студию. Режиссер Г. Харлан был штатным работником, и он давно не снимал, вот он и стал добиваться, чтобы Быков был худруком его постановки, а чтобы заинтересовать его больше, студия предложила ему переписать сценарий. Этот опыт показал, что Быков может делать свое от начала и до конца. Он лишний раз в этом убедился, потратив на эту сказку много сил и времени. Сказку эту студия и похоронила.Если соглашусь быть худруком сказки в Минске, есть один ход: участие животных. В сценарии герой («Андрей – всех добрей») понимает язык зверей, а остальные не понимают. Конечно, звери все живые – это ясно. А вот говорящие живые звери были всегда у Роу. Это было фальшиво, некрасиво, неестественно, как-то убого, как-то жалко. Может быть, надо найти по-иному, или Андрей понимает именно звериный язык: рычание, щебет и посреди этого как бы отдельные узнаваемые вещи, слова, полуслова. Как бы словарный запас мал… Как бы подстрочные переводы со звериного. Надо выдержать условие: заговорили звери. Это мог бы сделать Юрий Энтин.
Во всяком случае, участие зверей на данном этапе – самое забавное и самое фактурное.
Остальное – паранойя:
1) Отчего это Домовой, Водяной да Леший – образы придворные и отрицательные?!! Нельзя же так расправляться с мифологией. И потом, они вовсе не выражены во власти Дома, Воды, Леса. Они практически окружение Цмока – властелина, колдуна и проч. Это прихлебатели. Тройка: Балбес, Бывалый и Трус. Или любая новая тройка.
Лучше вовсе убрать, что они Домовой, Водяной и Леший.
Могли бы быть: Вор – по финансам, Убийца – по охране и страже, Предатель – по войску… Или еще что-либо. Это клоунская тройка.
2) О чем речь? Сейчас – обо всем! И о цветке на Ивана Купалу; и о Солнце и Луне (почему-то они ничего не могут и добраться к ним – это получить задание, а не закончить странствия). Бред!
Ох! Невозможно выявить даже намерение автора.
Итак, факты и только факты:
1. Все это праздник Ивана Купалы. 2. Опустилась звезда. 3. Цмок на охоте. 4. Пленение звезды. 5. Поход к Солнцу.
Нет! Этого разбирать не надо!
Позитивная программа – переписать сценарий. Создать возможность для кино.
Укрепить Цмока (усилить). Вычистить сценарий. Установить законы.
Сделать животных – каких? Как? (Медведи, муравьи? Волки, зайцы, орлы, голуби? Олени? Серны? Лоси? Зубры?) И т. д.
10.06.80 г
Первый день съемки «Троянского коня». Плаваю. Все приблизительно. Играю не очень направленно, не очень точно. Сняли много. Валерий угнетен спиртным, от этого безволен, необязателен. Снимает то, что получается. В этом – профессионален.
Разговаривал с Геной Харланом. Режиссер сказки. Хороший парень. Забитый, побитый. Три года не ставит. Подвел Фрэз, потом автор. Сейчас тоже загоняет себя в тупик ненаписанным сценарием.
Сказка о том, как добрый Андрей из-за доброты своей стал богатырем. Был всех добрей, стал всех храбрей и всех сильней.
Цмок был в учении в Академии черной магии, все науки превзошел и на Подлеца выучился. На самого что ни на есть подлого, из всех подлецов самым наиподлейшим стал, из всех злых стал самым злым, из всех завистников самым завистливым. Научился курить, гадать, ворожить, колдовать, а грамоте все же не выучился. С детства никогда не умывался, вот и пришла к нему сила нечистая.
Цмок любил превращаться то в ворона, то в коршуна, то в дикого вепря, то в волчицу старую одноглазую, но более всего любил обернуться змеей подколодной.
Жили-были два брата, два близнеца, их злая мачеха из дому выгнала, потерялись они в лесу. Один, Андрей, попал к Лешему да Водяному, стал лесным юношей. По деревьям лазит, плавает, с медвежатами играет. А другого увела к себе ведьма старая.
Андрей дом поставил в лесу, поселился в дому человечек маленький, как положено, – Домовой. Выбирал Андрей Домового – выбрал доброго. Сам домового воспитывал. Двери должны быть открытыми, гостя надо впускать, и кормить, и поить.
Стал Леший ему невесту повсюду искать, а Андрей стал искать Звезду путеводную.
Раз ночью они со Звездой встретились, поклялись друг друга любить.
А ведьма опоила зельем второго брата, злым сделала и послала учиться смертным грехам. Отдала его в учение, чтоб его на подлеца выучили, подлеца, проходимца и предателя, чтобы он над всеми править стал.
Дала она ему в подарок зеркальце, гребешок и слово секретное.
Что, Иванушка, невесел, что ж ты матушку повесил?
Разговаривал с Геной Харланом. Режиссер сказки. Хороший парень. Забитый, побитый. Три года не ставит. Подвел Фрэз, потом автор. Сейчас тоже загоняет себя в тупик ненаписанным сценарием.
Сказка о том, как добрый Андрей из-за доброты своей стал богатырем. Был всех добрей, стал всех храбрей и всех сильней.
Цмок был в учении в Академии черной магии, все науки превзошел и на Подлеца выучился. На самого что ни на есть подлого, из всех подлецов самым наиподлейшим стал, из всех злых стал самым злым, из всех завистников самым завистливым. Научился курить, гадать, ворожить, колдовать, а грамоте все же не выучился. С детства никогда не умывался, вот и пришла к нему сила нечистая.
Цмок любил превращаться то в ворона, то в коршуна, то в дикого вепря, то в волчицу старую одноглазую, но более всего любил обернуться змеей подколодной.
Жили-были два брата, два близнеца, их злая мачеха из дому выгнала, потерялись они в лесу. Один, Андрей, попал к Лешему да Водяному, стал лесным юношей. По деревьям лазит, плавает, с медвежатами играет. А другого увела к себе ведьма старая.
Андрей дом поставил в лесу, поселился в дому человечек маленький, как положено, – Домовой. Выбирал Андрей Домового – выбрал доброго. Сам домового воспитывал. Двери должны быть открытыми, гостя надо впускать, и кормить, и поить.
Стал Леший ему невесту повсюду искать, а Андрей стал искать Звезду путеводную.
Раз ночью они со Звездой встретились, поклялись друг друга любить.
А ведьма опоила зельем второго брата, злым сделала и послала учиться смертным грехам. Отдала его в учение, чтоб его на подлеца выучили, подлеца, проходимца и предателя, чтобы он над всеми править стал.
Дала она ему в подарок зеркальце, гребешок и слово секретное.
Что, Иванушка, невесел, что ж ты матушку повесил?
11.06.80 г
Формула сказки: из лесу Леший исчез, из реки Водяной пропал, из дому Домовой сбежал – очень интересная фактура и тема. Жуткая была бы сказка об убийстве Домового, об изгнании Лешего, изгнании Водяного. Это экологические сказки. Они трагичны и значительны не меньше самых великих античных трагедий. Ибо образы духов природы и дома вносят в ряд знания этическую сторону, без которой знание опасно, вредно, смертоносно. Тогда в конце концов знания оказываются самым страшным предрассудком, искажением правды бытия, ибо этика – закон природы, нарушение этики карается гибелью. И то, что называется в религии карой Божьей, – это и есть в конечном счете кара за нарушение этических законов. При этом смерть – не всегда гибель. Гибель – это понятие, включающее этическое содержание. И по факту оно не отождествляется со смертью. В смерти есть и логический конец, в гибели конец – катастрофа. «Погиб поэт!» – это не «Умер поэт!» Убийство Лешего – это огромный символ антиэтичности живой жизни человека.
(Ненавижу яичницу, особенно когда ее дают мне с утра. Так и хочется сказать: «Да не путайте вы Божий дар с яичницей!»)
Религия – форма и этап прогресса в процессе познания. Апелляция религии к художественному образу как к главному доводу – ее сила. Ухищрение поймать Библию на текстологических противоречиях и нелепостях так же нелепо, как упрекать автора «Мухи-Цокотухи» в воспевании насекомых и прочих носителей заразных болезней. Они так же нелепы, как в свою очередь претензии богословов на Слово Божие.
В Италии есть балкон Джульетты. Есть памятники и барону Мюнхаузену и Шерлоку Холмсу. В Чехословакии на символическом кладбище захоронена сама память о выдающихся деятелях мира. Фетишизация сущего, но еще не понятого, свойственна вообще дороге познания: и религии, и науке, где специально вводилось понятие икса, как в математике. Фрейд, ворвавшись в изучение подсознания, создал вполне образное понятие – «комплекс».
(Ненавижу яичницу, особенно когда ее дают мне с утра. Так и хочется сказать: «Да не путайте вы Божий дар с яичницей!»)
Религия – форма и этап прогресса в процессе познания. Апелляция религии к художественному образу как к главному доводу – ее сила. Ухищрение поймать Библию на текстологических противоречиях и нелепостях так же нелепо, как упрекать автора «Мухи-Цокотухи» в воспевании насекомых и прочих носителей заразных болезней. Они так же нелепы, как в свою очередь претензии богословов на Слово Божие.
В Италии есть балкон Джульетты. Есть памятники и барону Мюнхаузену и Шерлоку Холмсу. В Чехословакии на символическом кладбище захоронена сама память о выдающихся деятелях мира. Фетишизация сущего, но еще не понятого, свойственна вообще дороге познания: и религии, и науке, где специально вводилось понятие икса, как в математике. Фрейд, ворвавшись в изучение подсознания, создал вполне образное понятие – «комплекс».
12.06.80 г
В сказке – сделать карликовое королевство. Сделать очевидной границу. Общий план. Как карта.
Жили-были два близнеца. Они были похожи как две капельки воды, как два лепестка на цветке, как два глаза на лице.
«Это вопрос не на мою зарплату». (Из услышанного.)
Жили-были два близнеца. Они были похожи как две капельки воды, как два лепестка на цветке, как два глаза на лице.
«Это вопрос не на мою зарплату». (Из услышанного.)
14.06.80 г
Это было давно. Это было, когда еще не было метро, радио, телевидения, когда даже трамвая не было, не говоря уж об автомашинах, автобусах и троллейбусах. Не было электричества, светофоров, правил уличного движения, столовых, кинотеатров, не было школ, пионерских лагерей, домов пионеров, не было книжек, карандашей, пистолетов, ружей, не было газа, керосинок…
2. Пригласить Энтина (Кима) для песен.
3. Сразу придумать актеров.
4. Цирк: дрессура, батут, иллюзион, голова в ящике, собаки. Медведи, тигры, голуби, слоны, попугаи.
5. Комбинированные съемки. Надо сделать также музыкальные блоки-сюжеты. Надо планировать экспедицию в Ужгороде и Ялте.
6. Надо сделать погоню с превращениями.
7. Зубры, кабаны, олени, индюки, петухи.
В ответ сочинился экспромт:
Не надо играть черты характера, их нельзя играть, их глупо играть. Нет у человека черт характера – это одно из самых приблизительных обозначений жизни живой души, убогой или исполинской, расколотой или цельной – какой угодно. Надо играть так, чтобы на вопрос, какой он человек, ты бы ответил с таким же трудом, как если бы тебя спросили, какой человек ты. Но спросили бы на той исповеди, на которой лгать нельзя, на которой требуется посильная личная объективность.
Убожество актерское – это, во-первых, человеческая убогость: отсутствие неханжеских, неопошленных, личных отношений к жизни. Отсутствие себя! – Вот что убивает.
Мы уступаем ушедшему поколению театральных титанов духовным своим убожеством.
Все куклы на конвейере едут, подняв правую руку.
Самый главный вопрос сценария – так что же случилось, когда Соловейчика вернули? Как развились события? После суда Соловейчик охамел (сцена телефонного разговора с приятелем), приставал к Дрозд, получил по физиономии… Дальше? А дальше его отправляют в Сочи! Но отчего надо идти на этот шаг? Действие забыто…
К решению сказки
1. Вычистить сюжет.2. Пригласить Энтина (Кима) для песен.
3. Сразу придумать актеров.
4. Цирк: дрессура, батут, иллюзион, голова в ящике, собаки. Медведи, тигры, голуби, слоны, попугаи.
5. Комбинированные съемки. Надо сделать также музыкальные блоки-сюжеты. Надо планировать экспедицию в Ужгороде и Ялте.
6. Надо сделать погоню с превращениями.
7. Зубры, кабаны, олени, индюки, петухи.
Прочитал эпиграммы Гафта в списках. Когда Валя читал мне их сам, главное в них было остроумие, иногда меткое слово. В списке они производят тяжелое впечатление, было неловко за Валентина, стыдно, что это читают люди об актерах. Все говорят – «очень злые» и не верят, что написал их Гафт.
Мы мытари,
Мы мытари,
Мы мытари!
Мы ищем – рыщем – свищем
Повсюду взад-вперед!
И так уж повелось на свете исстари,
Что не мытьем, так катаньем
Мытарим мы народ.
В ответ сочинился экспромт:
Большой Циновник! В отличие от малых циновников циновок не делал и на них не спал.
Добряк! Прославлен будешь ты
Кипеньем злобы бескорыстной,
Душой изменчивой, но чистой
Ты за пределом той черты,
Где правда выглядит надменно,
И казнь за правду непременна!
О, добрый Гафт! О, нервный гений!
Спаси тебя Господь от тех,
Кто спровоцировал успех
Твоих незрелых сочинений!
Не надо играть черты характера, их нельзя играть, их глупо играть. Нет у человека черт характера – это одно из самых приблизительных обозначений жизни живой души, убогой или исполинской, расколотой или цельной – какой угодно. Надо играть так, чтобы на вопрос, какой он человек, ты бы ответил с таким же трудом, как если бы тебя спросили, какой человек ты. Но спросили бы на той исповеди, на которой лгать нельзя, на которой требуется посильная личная объективность.
Убожество актерское – это, во-первых, человеческая убогость: отсутствие неханжеских, неопошленных, личных отношений к жизни. Отсутствие себя! – Вот что убивает.
Мы уступаем ушедшему поколению театральных титанов духовным своим убожеством.
К «Троянскому коню»
Действия фильма «Троянский конь» («Амнистия») развиваются на фабрике детских игрушек. Лодырь и пьяница Соловейчик терроризирует руководство фабрики. Тогда решают отправить его на курорт, и он, узнав, что мог бы поехать не в Сочи, а за границу, сходит с поезда. Старый директор фабрики умирает, не выдержав напряжения. Дрозд – молодой специалист на фабрике. Таратута – влюбленный в нее художник фабрики. Далее размышления Р.А. о невыстроенности сценария. Быков – и актер, и режиссер, у которого анализ роли, сценария всегда был сильной стороной его дарования. Любое его участие в фильме, даже если это крохотный эпизод, начинался с анализа. Как он говорил: «Надо определить, кто кому дядя».«Кто за?»
Все куклы на конвейере едут, подняв правую руку.
Самый главный вопрос сценария – так что же случилось, когда Соловейчика вернули? Как развились события? После суда Соловейчик охамел (сцена телефонного разговора с приятелем), приставал к Дрозд, получил по физиономии… Дальше? А дальше его отправляют в Сочи! Но отчего надо идти на этот шаг? Действие забыто…
30.06.80 г
Вчера Юра Щекочихин рассказал потрясающее дело о дельцах (лес, запчасти, железо, полиэтилен). Это такой синдикат, связи которого уходят к министру МВД Узбекской ССР, ко второму человеку в стране по лесу, начальнику Главка и т. д.
Взятки в 100–200 тысяч рублей, доходы миллионные. По делу проходят Ташкент – Москва – Самарканд – Караганда – Уфа – Новосибирск – Свердловск и т. д. Это фонды, вагоны, липы и т. д. (А чиновников скупают по «дешевке» – 6–12 тысяч, и он в кармане.)
Юра хочет делать фильм. Но! Это же нужен «Крестный отец» – эти люди, семьянины + советские, коммунисты. Они честно делают свое партийное дело. (Одного взяли за час до отчетно-выборного собрания, он секретарь парторганизации, другой – председатель фабкома крупного завода.)
Очень интересны аресты каждого. Очень интересна интонация в рассказе лейтенанта Бобкова (следователя московского ОБХСС). Один из следователей, опытнейший, по фамилии Нарыжный, уже сгорел, его проводили на пенсию. У Бобкова «угроза повышения» – сделают зам. начальника отделения милиции и таким образом уберут от дела. Дела, которое уходит корнями в Центросоюз. Министра УВД Узбекистана уже спасли: сняли, а потом сделали… зам. нач. республиканского народного контроля (!).
Юра надеется, что это пройдет, – дурак! Во всех случаях это фильм о коррупции. Во всех случаях это фильм о перерождении. Во всех случаях это фильм чуть ли не подстрекательский. (Все эти дельцы – очень толковые люди, они обеспечивали республику дефицитом.)
Донос на меня К. и Н. В основании лежит одно – дешевое самолюбишко, встреча ничтожеств с личностью. Кстати, Яго в «Отелло» должен быть именно ничтожеством. В этом все дело. Именно он уничтожает Личность. Трагедия в этом! Это трагедия личности, гибнущей от ничтожества.
Яго бездарен. Яго трус и ничтожество. Что может сделать Яго Отелло? – должен думать зритель. И должен ужаснуться закономерности того, что ничтожество всегда пересилит великую личность именно оттого, что оно – ничтожество. Играть Яго талантливым интриганом, неким злым гением – абсурд. Интриган имеет цель, его дело может быть великим, он политик. Вся суть в том, чтобы создать альтернативу, – кто сильнее: слон или мышь? Ведь не зарезал его Яго, не убил, не отравил, а убил Отелло руками Отелло, и не от изуверства, а оттого, что иначе бы не смог.
Яго панически боится Отелло, панически, истерически ненавидит. Его план прост и вечен. Для дела Яго не нужны достоинства. Признание за Яго выдающихся достоинств – самая большая победа мещанина над классикой. Мещанин – ничтожество! Трактовка образа Яго как прямой силы и есть самовозвеличивание мещанина.
Однако я сильно подозреваю, что очень часто там, где надо говорить «человек», мы говорим «мещанин». (Если смотреть тем полным взглядом, о котором писал Гоголь Белинскому.)
Когда растет ветка, ей дела нет до всего дерева, она родилась из такой же почки, что и остальные ветки. Если бы дерево ставило перед собой задачу сразу вырасти до неба – не были бы учтены интересы ветки, а без этого дерево бы не выросло. Фильм ставят сценами – одни выживают, другие мрут, как ветки на дереве.
«Трудно быть богом» – ставит Ирина Рауш (Тарковская)!.. Эх, вы, Стругацкие, – Богом-то быть не так трудно, оказывается[41].
Взятки в 100–200 тысяч рублей, доходы миллионные. По делу проходят Ташкент – Москва – Самарканд – Караганда – Уфа – Новосибирск – Свердловск и т. д. Это фонды, вагоны, липы и т. д. (А чиновников скупают по «дешевке» – 6–12 тысяч, и он в кармане.)
Юра хочет делать фильм. Но! Это же нужен «Крестный отец» – эти люди, семьянины + советские, коммунисты. Они честно делают свое партийное дело. (Одного взяли за час до отчетно-выборного собрания, он секретарь парторганизации, другой – председатель фабкома крупного завода.)
Очень интересны аресты каждого. Очень интересна интонация в рассказе лейтенанта Бобкова (следователя московского ОБХСС). Один из следователей, опытнейший, по фамилии Нарыжный, уже сгорел, его проводили на пенсию. У Бобкова «угроза повышения» – сделают зам. начальника отделения милиции и таким образом уберут от дела. Дела, которое уходит корнями в Центросоюз. Министра УВД Узбекистана уже спасли: сняли, а потом сделали… зам. нач. республиканского народного контроля (!).
Юра надеется, что это пройдет, – дурак! Во всех случаях это фильм о коррупции. Во всех случаях это фильм о перерождении. Во всех случаях это фильм чуть ли не подстрекательский. (Все эти дельцы – очень толковые люди, они обеспечивали республику дефицитом.)
Донос на меня К. и Н. В основании лежит одно – дешевое самолюбишко, встреча ничтожеств с личностью. Кстати, Яго в «Отелло» должен быть именно ничтожеством. В этом все дело. Именно он уничтожает Личность. Трагедия в этом! Это трагедия личности, гибнущей от ничтожества.
Яго бездарен. Яго трус и ничтожество. Что может сделать Яго Отелло? – должен думать зритель. И должен ужаснуться закономерности того, что ничтожество всегда пересилит великую личность именно оттого, что оно – ничтожество. Играть Яго талантливым интриганом, неким злым гением – абсурд. Интриган имеет цель, его дело может быть великим, он политик. Вся суть в том, чтобы создать альтернативу, – кто сильнее: слон или мышь? Ведь не зарезал его Яго, не убил, не отравил, а убил Отелло руками Отелло, и не от изуверства, а оттого, что иначе бы не смог.
Яго панически боится Отелло, панически, истерически ненавидит. Его план прост и вечен. Для дела Яго не нужны достоинства. Признание за Яго выдающихся достоинств – самая большая победа мещанина над классикой. Мещанин – ничтожество! Трактовка образа Яго как прямой силы и есть самовозвеличивание мещанина.
Однако я сильно подозреваю, что очень часто там, где надо говорить «человек», мы говорим «мещанин». (Если смотреть тем полным взглядом, о котором писал Гоголь Белинскому.)
Когда растет ветка, ей дела нет до всего дерева, она родилась из такой же почки, что и остальные ветки. Если бы дерево ставило перед собой задачу сразу вырасти до неба – не были бы учтены интересы ветки, а без этого дерево бы не выросло. Фильм ставят сценами – одни выживают, другие мрут, как ветки на дереве.
«Трудно быть богом» – ставит Ирина Рауш (Тарковская)!.. Эх, вы, Стругацкие, – Богом-то быть не так трудно, оказывается[41].
09.07.80 г
Кажется, удалось Гере сделать квартиру! Ему остается эта, на Пятницкой – 42 метра, три комнаты. Мама может остаться с ним.
12.07.80 г
Из земли рождаются цветы и злаки, деревья и травы. И растет все тем лучше, чем больше удобрена почва, чем более насыщен перегной, чем лучше земля удобрена навозом. И никто не удивляется тому, что из перегноя не растет перегной, что чем больше вонючего навоза, тем ароматнее цветы. Земля, почва, перегной, навоз – это питательная среда для произрастания всей флоры.
Психика человека – это не только механизм организма, в ней отражается реальная жизнь, в ней эта реальная жизнь постигается и соотносится с человеческой структурой, в ней тайны и явь, в ней мечта и действительность. В ней рождается духовность человека и ее плоды – произведения искусства и т. д. Однако психическая жизнь человека очень сложным образом соотносится с его творчеством, ибо творчество совсем не просто соотносится с окружающей действительностью и особенно с историей и фактом духовной жизни человечества.
В русском средневековье, среди насилия и рабства, распрей и заговоров, невежества и иноземного ига, творил Андрей Рублев, и его «Троица» – гений смирения, милосердия, грусти, доброты и нравственной гармонии. Не мрак, но свет произошел из мрака средневековой Руси. И родилась «Троица» как чуть ли не единственный выход, как высшая мудрость ответа живого духа человека на живую практику его жизни. Она родилась как исход, как прогноз, как гипотеза, как открытие на долгие времена. Мы не знаем личности Андрея Рублева, не знаем, был ли он мудрецом и философом, был ли схимником или светским человеком, не знаем, был ли лично здоров или страдал физическими (а может, и психическими) недугами, но могучее духовное здоровье «Троицы», здоровье народного духа вне сомнений и подозрений. Это взрыв духовного могущества и художественного прозрения, и волны этого духовного взрыва разошлись на века, обусловив движение и жизнь национальной культуры.
Триединство, одно лицо – отражение религиозной борьбы; сейчас это только некая конкретность типа подробности в истории жизни иконы. Духовное содержание осталось главным итогом. Оно – отражение постижения реального мира Людьми, Народом. И субъективные истоки произведения сегодня неизвестны, да и не так уж важны.
Что есть больная психика? И отчего надо думать, что больная психика – это нечто от больного воображения и рождает она в обязательном порядке только больное искусство? Тогда здоровая психика, надо понимать, должна рождать только здоровое искусство. И что такое вообще больное (или здоровое) искусство? Что входит в понятие – «искусство болеет»? Это искусство упадка? Отрицания? Пессимизма? Но отрицание в искусстве чаще всего имеет общее позитивное значение! И так ли уж психическая болезнь диктует упадок и именно упадок? И что есть упадок: тема или направление воздействия? Слова о смерти, трагические ноты в ранних стихах юной Ахматовой никак не могут быть истолкованы личным опытом, как и «Демон» юного Лермонтова. Это опыт художнический и личный только в этом смысле. Ахматова или юный Лермонтов настроены были на трагическую ноту оттого, что обладали слухом гениальных художников, наследников развития культуры, которая входила в них через мир их фантазий, через индивидуальность творческой сути их личности. У Гоголя гораздо больше связей с Пушкиным и с фольклором, нежели с собственными недугами, если говорить о Гоголе как о писателе. Тут связь прямая, очевидная, ясная, закономерная, как у растения и климата.
Пушкин и фольклор, все развитие русской культуры, вся логика развития жизни духа – вот что, во-первых, определяет творчество Гоголя, его путь, и тут больше прямых связей, нежели с его недугами. Его произведения – результат его исполинского творческого труда, а вовсе не его недугов, которые (по фрейдистам) и продиктовали его взлеты, падения и гибель. Нет! Это уж дудки!
Отчего это в сумрачности психики Гоголя и Мережковский, и фрейдисты, и Синявский-Терц, и даже Игорь Золотусский находят сумрачность «Петербургских повестей»? Не легче ли, не правильней ли искать сумрачность их в самом петербургском сумраке? Зачем в «Избранной переписке» видеть болезнь, а не факт толстовского ухода и желание уравнять свое авторское «Я» и свое «Я» живое или, скажем, житейское (свое «Я» духовное и «Я» мирское)? Не бред ли видеть в «Вие» и прочих фантастических повестях Гоголя структуру его личности – ведь Гоголь тут выступает только как интерпретатор самых известных народных сказок?
Психика человека – это не только механизм организма, в ней отражается реальная жизнь, в ней эта реальная жизнь постигается и соотносится с человеческой структурой, в ней тайны и явь, в ней мечта и действительность. В ней рождается духовность человека и ее плоды – произведения искусства и т. д. Однако психическая жизнь человека очень сложным образом соотносится с его творчеством, ибо творчество совсем не просто соотносится с окружающей действительностью и особенно с историей и фактом духовной жизни человечества.
В русском средневековье, среди насилия и рабства, распрей и заговоров, невежества и иноземного ига, творил Андрей Рублев, и его «Троица» – гений смирения, милосердия, грусти, доброты и нравственной гармонии. Не мрак, но свет произошел из мрака средневековой Руси. И родилась «Троица» как чуть ли не единственный выход, как высшая мудрость ответа живого духа человека на живую практику его жизни. Она родилась как исход, как прогноз, как гипотеза, как открытие на долгие времена. Мы не знаем личности Андрея Рублева, не знаем, был ли он мудрецом и философом, был ли схимником или светским человеком, не знаем, был ли лично здоров или страдал физическими (а может, и психическими) недугами, но могучее духовное здоровье «Троицы», здоровье народного духа вне сомнений и подозрений. Это взрыв духовного могущества и художественного прозрения, и волны этого духовного взрыва разошлись на века, обусловив движение и жизнь национальной культуры.
Триединство, одно лицо – отражение религиозной борьбы; сейчас это только некая конкретность типа подробности в истории жизни иконы. Духовное содержание осталось главным итогом. Оно – отражение постижения реального мира Людьми, Народом. И субъективные истоки произведения сегодня неизвестны, да и не так уж важны.
Что есть больная психика? И отчего надо думать, что больная психика – это нечто от больного воображения и рождает она в обязательном порядке только больное искусство? Тогда здоровая психика, надо понимать, должна рождать только здоровое искусство. И что такое вообще больное (или здоровое) искусство? Что входит в понятие – «искусство болеет»? Это искусство упадка? Отрицания? Пессимизма? Но отрицание в искусстве чаще всего имеет общее позитивное значение! И так ли уж психическая болезнь диктует упадок и именно упадок? И что есть упадок: тема или направление воздействия? Слова о смерти, трагические ноты в ранних стихах юной Ахматовой никак не могут быть истолкованы личным опытом, как и «Демон» юного Лермонтова. Это опыт художнический и личный только в этом смысле. Ахматова или юный Лермонтов настроены были на трагическую ноту оттого, что обладали слухом гениальных художников, наследников развития культуры, которая входила в них через мир их фантазий, через индивидуальность творческой сути их личности. У Гоголя гораздо больше связей с Пушкиным и с фольклором, нежели с собственными недугами, если говорить о Гоголе как о писателе. Тут связь прямая, очевидная, ясная, закономерная, как у растения и климата.
Пушкин и фольклор, все развитие русской культуры, вся логика развития жизни духа – вот что, во-первых, определяет творчество Гоголя, его путь, и тут больше прямых связей, нежели с его недугами. Его произведения – результат его исполинского творческого труда, а вовсе не его недугов, которые (по фрейдистам) и продиктовали его взлеты, падения и гибель. Нет! Это уж дудки!
Отчего это в сумрачности психики Гоголя и Мережковский, и фрейдисты, и Синявский-Терц, и даже Игорь Золотусский находят сумрачность «Петербургских повестей»? Не легче ли, не правильней ли искать сумрачность их в самом петербургском сумраке? Зачем в «Избранной переписке» видеть болезнь, а не факт толстовского ухода и желание уравнять свое авторское «Я» и свое «Я» живое или, скажем, житейское (свое «Я» духовное и «Я» мирское)? Не бред ли видеть в «Вие» и прочих фантастических повестях Гоголя структуру его личности – ведь Гоголь тут выступает только как интерпретатор самых известных народных сказок?