Страница:
– Мы подстрелим для них что-нибудь, – сказал Бык.
Наконец всё было готово. Они вскочили в сёдла и быстрой рысью направились по дороге на юго-восток в направлении Серебряного Дола и озера Джордж.
Между Островом Бэкстеров и Серебряным Долом дорога резко понижалась. Воды потопа устремлялись по ней такими массами и с такой силой, что некогда ровная песчаная дорога превратилась в узкий овраг. Нижние ветви стоящих у дороги скрученных сосен были увешаны всяческим мусором. Ещё дальше по дороге стали обозначаться масштабы урона, понесённого мелкими животными. Больше всех пострадали скунсы и опоссумы. Их трупы десятками лежали на земле в тех местах, куда вынесла их вода, отступая, или висели среди всякого сора на ветках деревьев. На юге и на востоке царила великая тишина. В скрабе и всегда было тихо, но только теперь до Джоди дошло, что на самом деле он всегда полон смутного крика и шевеления. На севере, с возвышенности, густо поросшей соснами, слышался необычный шелест и отдалённый гомон. Очевидно, там поселились беличьи стаи, гонимые если не водой, то голодом и страхом с болотистых низин и хэммоков.
– Бьюсь об заклад, заросли там кишмя кишат всякой живностью, – сказал Пенни.
Они остановились в нерешимости, их тянуло в густой лес на севере. Затем всё же решили, что лучше всего, как и было поначалу задумано, объехать низменности и прикинуть размеры опустошения, а уж потом произвести поверку уцелевшему поголовью животных. Они тронули лошадей дальше, к Серебряному Долу.
– Вы это тоже видите или мне просто мерещится?
– Ежели бы ты сказал, что не видишь, я бы не поверил своим глазам.
Ручей Серебряного Дола вышел из берегов и потек вспять, воды потопа слились с ним и усугубили бедствие. В струе обратного течения плавали мёртвые животные.
– Вот не знал, что на свете так много гремучек, – сказал Пенни.
Тела мёртвых наземных змей достигали толщины стебля сахарного тростника. Среди них были гремучие змеи, королевские змеи, полозы-удавы, кнутовые змеи, серые полозы, подвязковые змеи и аспиды. У кромки отступающей воды густо плавали мокасиновые и другие водяные змеи.
– Я тут чего-то не понимаю, – сказал Бык. – Все змеи умеют плавать. Я встречал гремучек посередине реки.
– Это так, – ответил Пенни. – Просто наземные змеи, как видно, были застигнуты в норах.
Наводнение прошлось повсюду, словно ищущие пальцы енота, и вырвало из жизни тех животных, единственным прибежищем которых была твёрдая почва. В одном месте им попался мёртвый оленёнок с вздувшимся животом. Сердце Джоди дрогнуло. Такая же участь могла постигнуть Флажка, не стань он вовремя членом семейства Бэкстеров. Пока они рассматривали оленёнка, по земле перед ними, извиваясь, проползли две гремучие змеи. Гремучки не обращали на них внимания, как будто человеком можно было пренебречь перед лицом более грозной опасности.
– Теперь всё наше спасение – возвышенные места, – сказал Пенни.
– Уж это так, – ответил Бык.
Ехать дальше на восток было невозможно, и они повернули на север, следуя вдоль кромки спадающей воды. Где раньше были болота, теперь были пруды. Где раньше был хэммок, теперь было болото. Лишь бесплодный скраб на возвышенных местах отвёл от себя напасть. Но даже и здесь встречались сосны, вырванные с корнем, а те, что уцелели, стояли, наклонившись на запад, пригнутые недельным напором ветра и дождя.
– Эти деревья теперь долго не встанут прямо, – сказал Пенни.
Когда они приблизились к рукаву реки, ими овладело беспокойство. Вода здесь стояла ещё высоко, гораздо выше уровня озера Джордж. А дня три или четыре назад она, должно быть, стояла ещё выше. Они остановились, разглядывая докторскую усадьбу, отлого спускавшуюся к озеру. Густой хэммок, в котором она располагалась, совсем недавно являл собой, по-видимому, что-то вроде леса на болоте. Гигантские живые дубы, ореховые и камедные деревья, магнолии, апельсиновые деревья – все глубоко ушли в набухшую влагой почву.
– Попробуем проехать по дороге, – сказал Пенни.
Дорога, как и та, что вела от Острова Бэкстеров на юго-восток, послужила каналом для оттока воды. Теперь она представляла собой овраг и была суха. Они поехали по ней. Впереди показался дом доктора Вильсона, тёмный и сумрачный под высокими деревьями.
Вокруг дома по щиколотку стояла вода. Судя по подпорам, на которых покоился дом, вода одно время поднималась выше уровня пола. Доски просторной веранды покоробились. Они прошли по воде к крыльцу, настороженно присматриваясь, нет ли где свернувшихся клубком мокасиновых змей. К входной двери была прибита белая наволочка. На ней чернилами выведена записка. Чернила расплылись, но буквы были отчетливо видны.
– Мы, Форрестеры, не очень-то умеем читать, – сказал Бык. – Прочти, Пенни.
Пенни по буквам разобрал расплывшиеся слова:
– «Я отправился к океану, там вся эта вода никому не в удивление. Намерен оставаться пьяным, пока не кончится буря. Буду где-нибудь между здешними местами и побережьем. Пожалуйста, не посылайте за мной, если только не сломаете себе шею или не соберётесь родить.
P.S. Впрочем, если сломаете шею, посылать всё равно нет смысла».
Они смеялись до изнеможения. Хорошо было облегчить душу после всех этих серых, гнетущих дней. Войдя в дом, они увидели на столе жестянку с сухим печеньем и бутылку виски и присоединили их к своим припасам. Затем двинулись назад по дороге и, проехав с милю на север, снова повернули на запад.
– Ехать в Прерию Гопкинса нам ни к чему, – сказал Пенни. – И так ясно, что там теперь сплошное озеро.
Бык и Мельничное Колесо не возражали. К югу от Прерии Гопкинса они увидели ту же картину. Зверьки послабее и все наземные животные были смыты водой и погибли. По опушке леса, выходившего к открытой равнине, нисколько не таясь, брёл медведь.
– Ни к чему стрелять его, – сказал Пенни. – Его мясо может нам понадобиться через месяц. Везти его далеко, а до темноты мы ещё настреляем дичи.
Форрестеры нехотя согласились. Они стреляли всегда, когда подвёртывался случай, независимо от того, нужна им дичь или нет. Пенни же не стрелял ничего, чему он не мог найти применения. Даже своих врагов-медведей он предпочитал убивать в такую пору, когда их мясо было съедобно и он нуждался в нем.
Они продолжали ехать на запад. Там простирались равнины голого падуба – в хорошую погоду излюбленные места медведей, волков и пантер. Почва здесь всегда была болотистая, растительность низкая, а леса на севере и на востоке давали пищу и убежище. Теперь тут было сплошное болото. Вода быстро уходила в песчаную почву, но на плотном грунте она держалась, словно на глине. Между равнинами голого падуба и массивами собственно скраба располагались островки карликового и живого дуба, а где повыше – редкие пальмовые хэммоки.
Всадники направились к ним, огибая новообразовавшееся болото.
Поначалу Джоди ничего не видел. Потом, после того как Пенни стал указывать ему на отдельные деревья, он смог разглядеть фигуры животных на них. Они подъехали ближе. Звери, казалось, нисколько не встревожились. Красивый самец оленя стоял и смотрел на них. Искушение было слишком велико. Бык подстрелил его. Они подъехали ещё ближе. Дикие кошки и рыси не таясь глядели на них с ветвей деревьев. Форрестеры хотели во что бы то ни стало перебить их. Пенни сказал:
– Вот ведь жалость какая – ещё и мы должны увеличивать их несчастья. А ведь, кажись, на земле хватит места и для людей, и для зверей.
– Твоя беда, Пенни, в том, что тебя воспитывал проповедник, – ответил Бык. – Ты хочешь, чтобы лев и ягнёнок мирно уживались друг с другом.
Пенни показал на возвышенность впереди:
– Вон посмотрите, так оно и есть: олень и рыси вместе.
Всё же ему пришлось признать, что каждая дикая кошка на воле, каждый неубитый медведь, рысь, волк или пантера – это смертельная угроза для свиней, кур и скота, а также для такой смирной дичи, как олени, еноты, белки и опоссумы. Он присоединился к нападению на крупных представителей кошачьих, и шесть животных упали на землю, убитые или раненые. Джоди подстрелил рысь. Отдачей старой шомполки его чуть не сшибло со спины Цезаря. Он спешился, чтобы перезарядить ружьё. Форрестеры одобрительно похлопали его по спине.
Убитого оленя разделали. Мясо его было тощее – результат недоедания за последнюю неделю с лишним. Они вскинули тушу на круп лошади Быка и прошли пешком к островку из дубов. В дальнем его конце мелькали смутные тени животных. Как-то жутко слышать их шорохи, видеть их перебегание.
Шкуры диких кошек были в плохом состоянии и ни на что не годились.
– Тушки будут отличным кормом для собак, и их легко взять с собой, – сказал Пенни.
Исход дня застал их в пути на север, чуть западнее Острова Форрестеров. Они решили продолжать двигаться дальше и заночевать под открытым небом. На протяжении часа или двух сильно пекло солнце. От сырой земли, от воды начал исходить гнилой запах. Джоди почувствовал лёгкую дурноту.
– Хорошо, что с нами нет сейчас Сенокрыла, – сказал Бык. – Ему было бы страшно жалко всех этих мёртвых зверей.
Снова стали попадаться медведи, но ни волков, ни пантер видно не было. Они проехали несколько миль через скраб. Тут было полно оленей и белок. По-видимому, чувствуя себя в безопасности, они и не оставляли этих мест. Все животные были смелы и явно изголодавшиеся. Форрестеры подстрелили ещё одного оленя.
Ближе к закату скраб снова перешёл в островки живого дуба. Дальше к югу лежала Можжевеловая прерия. Сейчас она, вероятно, была затоплена. Чуть на восток находилась открытая, словно росчисть, местность – ни скраб, ни прерия, ни болото, ни хэммок. Было решено стать здесь лагерем на ночь, хотя до наступления темноты оставалось ещё часа два. Никто не хотел быть застигнутым темнотой на каком-нибудь зловонном, кишащем змеями низком месте. Лагерь разбили между двумя гигантскими болотными соснами. Они давали мало укрытия над головой, но ночь обещала быть ясной, да и лучше было в столь необычных обстоятельствах расположиться под открытым небом.
– Уж ежели приходится ночевать среди пантер, пусть эти пантеры будут мёртвые, – сказал Мельничное Колесо.
Прежде чем привязать лошадей на ночь, их пустили пастись с опущенными поводьями. Мельничное Колесо исчез в дубняке к югу от места стоянки. Некоторое время спустя оттуда донёсся его крик. Собаки были при нем. Подала голос Джулия. Пенни сказал:
– Это кошка.
Кошки больше никого не интересовали. Теперь уже лаяли все четыре собаки, на разные голоса, начиная от пронзительного визга и кончая низким рычанием Рвуна.
– И как только вам, Форрестеры, не надоест гоняться за дикими кошками? – спросил Пенни.
– Тут что-то другое, из-за кошки он не стал бы так орать, – ответил Бык.
Лай собак перешёл в какое-то неистовство. Пенни, Джоди и Бык в конце концов не выдержали и бросились в чащобу. Там стоял карликовый дуб внушительных размеров. На половине высоты его серого скрученного ствола они увидели добычу – пантеру с двумя детёнышами. Пантера была тощая и неказистая, неимоверно длинная. Детёныши были ещё в бело-голубых пятнах младенчества. Джоди они показались миловиднее всех котят, которых ему приходилось видеть. Размерами они были со взрослую кошку. Подражая рычанию мамаши, они топорщили свои нежные усы. А вид у мамаши был устрашающий. Она скалила зубы, била своим длинным хвостом и царапала когтями сук, на котором сидела. Собаки словно обезумели. Бык выстрелил. Собаки были на ней в то же мгновение, как она ударилась о землю. Если в ней и тлела ещё какая-то искра жизни, она была сразу же потушена. Бык влез на дуб и потряс сук.
– Детёнышей мне! – закричал Джоди.
Он намеревался подбежать и подхватить их, когда они упадут. Он был уверен, что они окажутся ласковыми зверьками. В конце концов они свалились от неистовой тряски. Джоди кинулся к ним, но собаки опередили его. Он видел, как детёныши отбивались, кусались и царапались. Только теперь до него дошло, что мясо летело бы с него клочьями, если бы он схватил их. И всё же ему хотелось, чтобы они жили.
– Очень жаль, мальчуган, – сказал Пенни. – Только ты всё равно не смог бы держать их. Эти твари рано становятся злыми.
Джоди разглядывал маленькие свирепые зубы.
– Можно мне сделать из шкурок ещё одну котомку?
– Ну конечно.
Джоди взял на руки бездыханные тельца и стал качать их.
– Я не люблю, когда животные умирают, – сказал он.
Мужчины молчали.
– Жизнь никого не щадит, сын, – медленно проговорил Пенни. – Если это хоть сколько-нибудь утешает тебя.
– Нет, не утешает.
– Видишь ли, это как каменная стена, через которую ещё никто не перелез. Можешь пинать её ногами, биться об неё головой и кричать – тебя никто не слушает, тебе никто не ответит.
Они отогнали собак от тела пантеры. В ней было девять футов, считая от кончика носа до конца длинного, свернутого кольцом хвоста. Разделывать её ради жира не имело смысла: она была слишком тоща.
– Мне придётся либо поймать жирную пантеру, либо бросить свой ревматизм, – сказал Пенни.
Шкура пантеры тоже была в плохом состоянии. Они вырезали сердце и печень, чтобы поджарить их собакам. Пенни сказал:
– Что толку нянчиться с детёнышами, Джоди? Давай их мне, а сам сходи набери дров. Я сниму для тебя шкурки.
Джоди отправился исполнять поручение. Вечер был ясный и розовый. Солнце высасывало воду. Сквозь светящуюся завесу неба к пропитанной влагой земле тянулись тенистые пальцы. Листья карликовых дубов, тонкие иглы сосен влажно мерцали, и он забыл про свою печаль. Все деревья были сырые, но, бродя по зарослям, он наткнулся на упавшую сосну со смолистой сердцевиной и позвал мужчин. Бык и Мельничное Колесо пришли и оттащили сосну на место стоянки. Она должна была составить основу костра, на которой будут сушиться остальные дрова. Форрестеры раскололи её вдоль на две половины и уложили их рядом. Пенни развёл между ними огонь с помощью смолистых лучин. Он навалил сперва мелкого хвороста, который легко загорался, а уже на него положил поленьев и сучьев покрупнее. Они тлели и дымили, но в конце концов вспыхнули пламенем. На этой пылающей подстилке могли обсыхать и медленно гореть самые сырые бревна.
Пенни вырезал спинную часть у оленя пожирнее и стал нарезать мясо кусками, чтобы зажарить его на ужин. Тут из обхода по зарослям возвратился Мельничное Колесо с пальмовыми ветками – их можно было использовать вместо тарелок – и с сердцевинами от двух пальм. Он слой за слоем обдирал белую оболочку, пока не добрался до самих сердцевин, сладких и хрустких.
– Мне нужна сковорода, Пенни, приготовить вот эту болотную капусту, очень прошу, – сказал он. – Потом, когда сковорода освободится, ты сможешь поджарить оленину. – Он нарезал сердцевины тонкими ломтиками. – А где у тебя жир, Пенни?
– В бутылке, в мешке.
Джоди похаживал по стоянке и наблюдал. Его обязанностью было подбрасывать дрова в костёр, чтобы пламя не опадало. Бревна ярко пылали, и уже было достаточно углей для жарения. Мельничное Колесо зачерпнул воды в пруду поблизости, залил ею болотную капусту, прикрыл сковороду пальмовой веткой и поставил на угли.
– Я забыл кофе, – сказал Пенни.
– Можно и без него, ведь у нас есть виски старого Вильсона, – сказал Бык.
Он достал бутылку и пустил её по кругу. Пенни был готов жарить оленину, однако сковорода была всё ещё занята под болотной капустой. Тогда он изготовил некое подобие вертелов и насадил на них тушки диких кошек. Он нарезал кусочками сердца и печень кошек и пантеры, надел их на палочки и закрепил над углями, чтобы поджаривались. От них сразу же пошёл соблазнительный запах, привлекший собак. Они приблизились к костру и легли, махая хвостами и повизгивая. Сырое кошачье мясо было для них не ахти что. Другое дело – мясо жареное. Они облизывались.
– Ох как вкусно, поди, – сказал Джоди.
– А ты попробуй. – Пенни взял с огня порцию и протянул ему. – Только осторожно. Это горячее, чем тушёные яблоки.
Джоди было смутился необычностью блюда, затем тронул пальцем горячее, ароматное мясо и попробовал палец на язык.
– Вкусно, – сказал он.
– Некоторые говорят, кто отведает печени дикой кошки, станет бесстрашным, – сказал Пенни. – Посмотрим, так ли это.
– Пахнет недурно, прах меня разрази, – сказал Бык. – Дай мне немножко.
Он попробовал печень на вкус и подтвердил, что она ничуть не хуже любой другой печёнки. Мельничное Колесо тоже взял себе порцию. Пенни отказался.
– Если мне набираться храбрости, – сказал он, – я, чего доброго, наброшусь на вас, и вы опять выколотите из меня душу.
Бутылка снова пошла вкруговую. Костёр пылал, мясо пускало сок на угли, аромат вместе с дымом возносился к небу. Когда солнце зашло за дубы, болотная капуста была готова. Пенни выложил её на чистый пальмовый лист и пристроил над тлеющим бревном, чтобы не остывала. Вытерев сковороду пучком мха, он поставил её снова на угли и нарезал в неё грудинку. Когда сало подрумянилось и горячо зашипело, он поджарил оленину тонкими ломтиками, нежными и хрустящими. Бык вырезал из стволов пальм ложки, и все на равных правах потчевались болотной капустой. Пенни наделал пончиков из кукурузной муки, соли и воды и сварил их в сале, в котором жарилась оленина.
– Кабы знать, что в раю кормят не хуже, я бы и брыкаться не стал, когда придёт мой час помирать, – сказал Бык.
– В лесу у еды совсем другой вкус, – сказал Мельничное Колесо. – По мне, лучше остывший хлеб в лесу, чем горячий пудинг в доме.
– Коли хотите знать, и я так думаю, – сказал Пенни.
Мясо диких кошек прожарилось. Его немного остудили и бросили собакам. Они с жадностью глотали его, потом побежали пить на пруд. Побродив вокруг лагеря среди множества волнующих запахов, они вернулись и легли у пылающего костра. Вечер делался всё прохладнее. Бык, Мельничное Колесо и Джоди насытились. Они лежали на спине и глядели в небо.
– Потоп или не потоп, а мне сейчас хорошо, – сказал Пенни. – Пообещайте выполнить одно моё желание, ребята. Когда я стану стар, посадите меня на пенек и дайте мне послушать охоту. Не уходите от меня и сделайте так, чтобы я был в самой гуще травли.
Замерцали звёзды, впервые за последние девять дней. Пенни наконец пошевелился и стал прибираться. Он бросил собакам остатки пончиков. Он заткнул кукурузной кочерыжкой бутылку с салом. Он поднёс её к свету костра. Он встряхнул её. Он сказал:
– Чёрт меня подери, мы съели мой жир для растирки.
Он пошарил в мешке, достал оттуда другую бутылку и открыл её. Сомнений быть не могло: в ней было топленое сало.
– Мельничное Колесо, простофиля ты этакий! Ты открыл для капусты пантерий жир.
Наступило молчание. Джоди показалось, что его желудок вывернет наизнанку.
– Откуда мне было знать, что это пантерий жир? – сказал Мельничное Колесо.
Бык выругался вполголоса. Затем громогласно расхохотался.
– Я не позволю моему воображению ссориться с моим желудком, – сказал он. – Отродясь не едал такой вкусной болотной капусты.
– Я тоже, – сказал Пенни. – Но вот пойдёт ломить мои косточки, тут-то и захочется, чтобы жир был там, где ему надлежит быть.
– По крайности, мы теперь знаем, чем заменять сало, когда застрянем в лесах, – сказал Бык.
Желудок Джоди успокоился. В конце концов, это никуда не годится – привередничать после двух кусков печени дикой кошки. Только всё-таки пантерий жир – это нечто совсем другое; ведь ты видел, как отец растирает им колени зимними вечерами.
– Ну что ж, пойду нарублю всем веток на подстилки, раз уж я в немилости, – сказал Мельничное Колесо.
– Я с тобой, – сказал Пенни. – А то вдруг засну, а потом проснусь и увижу тебя в кустах? Тут уж ты непременно покажешься мне за медведя. Хоть убей, не понимаю, как это можно вымахать такими верзилами.
Все в наилучшем расположении духа отправились рубить ветки. Джоди наломал мелких сосновых веток с хвоей и набрал мха для подстилки. Все устроились поближе к огню. Форрестеры с треском улеглись на свои постели.
– Готов спорить, сам Топтыга не делает столько шума укладываясь, – сказал Пенни.
Мужчины начали говорить о возможных перемещениях лесных и болотных животных. Волки, по-видимому, двигались совсем в другом направлении, чем остальные животные. Они не любили сырые места ещё больше, чем пантеры и дикие кошки, и держались теперь, вне сомнения, в самой глубине возвышенной части скраба. Медведей было не так много, как ожидали.
– Медведи сейчас знаете где? – сказал Бык. – На юге, в зарослях вокруг Медвежьего Логова Селлерса и Медвежьего Логова у Пруда Индианки.
– Бьюсь об заклад, они в хэммоке Толли, ближе к реке, – сказал Мельничное Колесо.
– Они не могут быть на юге, – возразил Пенни. – Ветер и дождь все эти дни были с юго-востока. Медведи уходят от дождя и ветра, а не идут на них.
Джоди заложил руки под голову и стал глядеть в небо. Оно было густо усеяно звёздами – точь-в-точь прудок с серебристыми гольянами. Между двумя соснами у него над головой небо было молочно-белое, словно Трикси опрокинула огромное ведро с молоком и оно, пенясь, растеклось по небосклону. Сосны тихонько покачивались от свежего ветерка. Хвоя мерцала, омытая звёздным серебром. Дым от костра, клубясь, уносился ввысь, к звёздам. Джоди следил, как он проходит сквозь верхушки сосен. Веки его трепетали. Он не хотел засыпать. Он хотел слушать. Нет лучше на свете разговора охотников-мужчин. У него холодок пробегал по спине, когда он слушал их. Дым на фоне звёзд был как завеса, колыхавшаяся у него перед глазами. Он закрыл их. С минуту голоса мужчин низко гудели, составляя контраст треску сырого дерева. Затем они начали замирать, перешли в шорох ветра в сосновых иглах, а вот уж и нет шороха, а только беззвучное нашептывание сна.
Он проснулся ночью оттого, что отец резко вскинулся и сел на подстилке. Бык и Мельничное Колесо громко храпели. Костёр пригас. Тихо шипело отсыревшее дерево. Он подсел к отцу.
– Слушай, – шёпотом сказал Пенни.
Где-то далеко в ночи кричала сова, выла пантера. Но слышался и какой-то более близкий звук, словно воздух выходил из кузнечных мехов:
«Вуу-у… Вуу-у-у… Вуу-у-у…»
Звук раздавался чуть ли не у самых их ног. По спине Джоди поползли мурашки. А вдруг это испанец Сенокрыла? Что, если привидения, подобно простым смертным, восприимчивы к наводнению и дождю? Кто знает, может, они жаждут греть свои тонкие прозрачные руки у охотничьего костра. Пенни тихонько поднялся на ноги, нашарил рукой узловатый сосновый сук, зажёг его от костра и осторожно двинулся вперёд. Вздыхающие звуки прекратились. Джоди следовал за ним по пятам. Послышался шорох. Пенни высоко поднял факел. В темноте засветилась пара глаз, красных, как у козодоя. Пенни посветил ещё и рассмеялся. Пожаловавший к ним гость был аллигатор из пруда.
– Учуял свежее мясо, – сказал Пенни. – С каким удовольствием я бросил бы его на Форрестеров!
– Это он так вздыхал? – спросил Джоди.
– Он. Пыхтел, сопел, вздымался и опадал.
– Давай разыграем Быка и Мельничное Колесо, как ты сказал.
Пенни подумал.
– Он чуточку великоват для розыгрыша. В нём все шесть футов будет. Если ему вздумается выхватить из кого-нибудь кусок мяса, это будет скверная шутка.
– Тогда убьём его?
– Ни к чему. Мяса для собак мы раздобудем сколько угодно. Аллигаторы безвредные твари.
– Ты позволишь ему пыхтеть тут всю ночь?
– Нет, тогда он бросит пыхтеть и примется искать мясо, которое учуял.
Пенни сделал бросок в сторону аллигатора. Тот приподнялся на своих коротеньких ножках и повернул обратно к пруду. Пенни побежал за ним, швыряя в него песком или чем придётся. Аллигатор бежал поразительно быстро. Пенни и Джоди, увязавшийся за ним, преследовали его, пока не услышали отдалённый всплеск.
– Так-то. Теперь он снова среди своих сородичей. Ежели он уважит нас и останется там, мы его беспокоить не станем.
Они вернулись к костру, приветно рдевшему в темноте. Была тихая полночь. Звезды светили так ярко, что, отвернувшись от костра, можно было видеть, как мерцает вода в прудах. Было прохладно. Джоди хотелось всегда ночевать так, под открытым небом, вместе с отцом. Недоставало только Флажка под боком. Пенни посветил факелом над Форрестерами. Бык прикрыл рукою лицо, но не проснулся. Мельничное Колесо лежал на спине. Его чёрная борода подымалась и опускалась в лад шумному дыханию.
– Пыхтит, что твой аллигатор, – сказал Пенни.
Они навалили дров на костёр и вернулись на свои места. Подстилки уже не казались такими удобными, как поначалу. Они перетрясли мох и попытались выровнять сосновые ветки. Джоди сделал себе гнёздышко посередке и свернулся калачиком. Несколько мгновений он нежился, глядя на вновь разгоревшееся пламя, потом провалился в такой же глубокий сон, как и первый.
Наконец всё было готово. Они вскочили в сёдла и быстрой рысью направились по дороге на юго-восток в направлении Серебряного Дола и озера Джордж.
Между Островом Бэкстеров и Серебряным Долом дорога резко понижалась. Воды потопа устремлялись по ней такими массами и с такой силой, что некогда ровная песчаная дорога превратилась в узкий овраг. Нижние ветви стоящих у дороги скрученных сосен были увешаны всяческим мусором. Ещё дальше по дороге стали обозначаться масштабы урона, понесённого мелкими животными. Больше всех пострадали скунсы и опоссумы. Их трупы десятками лежали на земле в тех местах, куда вынесла их вода, отступая, или висели среди всякого сора на ветках деревьев. На юге и на востоке царила великая тишина. В скрабе и всегда было тихо, но только теперь до Джоди дошло, что на самом деле он всегда полон смутного крика и шевеления. На севере, с возвышенности, густо поросшей соснами, слышался необычный шелест и отдалённый гомон. Очевидно, там поселились беличьи стаи, гонимые если не водой, то голодом и страхом с болотистых низин и хэммоков.
– Бьюсь об заклад, заросли там кишмя кишат всякой живностью, – сказал Пенни.
Они остановились в нерешимости, их тянуло в густой лес на севере. Затем всё же решили, что лучше всего, как и было поначалу задумано, объехать низменности и прикинуть размеры опустошения, а уж потом произвести поверку уцелевшему поголовью животных. Они тронули лошадей дальше, к Серебряному Долу.
– Вы это тоже видите или мне просто мерещится?
– Ежели бы ты сказал, что не видишь, я бы не поверил своим глазам.
Ручей Серебряного Дола вышел из берегов и потек вспять, воды потопа слились с ним и усугубили бедствие. В струе обратного течения плавали мёртвые животные.
– Вот не знал, что на свете так много гремучек, – сказал Пенни.
Тела мёртвых наземных змей достигали толщины стебля сахарного тростника. Среди них были гремучие змеи, королевские змеи, полозы-удавы, кнутовые змеи, серые полозы, подвязковые змеи и аспиды. У кромки отступающей воды густо плавали мокасиновые и другие водяные змеи.
– Я тут чего-то не понимаю, – сказал Бык. – Все змеи умеют плавать. Я встречал гремучек посередине реки.
– Это так, – ответил Пенни. – Просто наземные змеи, как видно, были застигнуты в норах.
Наводнение прошлось повсюду, словно ищущие пальцы енота, и вырвало из жизни тех животных, единственным прибежищем которых была твёрдая почва. В одном месте им попался мёртвый оленёнок с вздувшимся животом. Сердце Джоди дрогнуло. Такая же участь могла постигнуть Флажка, не стань он вовремя членом семейства Бэкстеров. Пока они рассматривали оленёнка, по земле перед ними, извиваясь, проползли две гремучие змеи. Гремучки не обращали на них внимания, как будто человеком можно было пренебречь перед лицом более грозной опасности.
– Теперь всё наше спасение – возвышенные места, – сказал Пенни.
– Уж это так, – ответил Бык.
Ехать дальше на восток было невозможно, и они повернули на север, следуя вдоль кромки спадающей воды. Где раньше были болота, теперь были пруды. Где раньше был хэммок, теперь было болото. Лишь бесплодный скраб на возвышенных местах отвёл от себя напасть. Но даже и здесь встречались сосны, вырванные с корнем, а те, что уцелели, стояли, наклонившись на запад, пригнутые недельным напором ветра и дождя.
– Эти деревья теперь долго не встанут прямо, – сказал Пенни.
Когда они приблизились к рукаву реки, ими овладело беспокойство. Вода здесь стояла ещё высоко, гораздо выше уровня озера Джордж. А дня три или четыре назад она, должно быть, стояла ещё выше. Они остановились, разглядывая докторскую усадьбу, отлого спускавшуюся к озеру. Густой хэммок, в котором она располагалась, совсем недавно являл собой, по-видимому, что-то вроде леса на болоте. Гигантские живые дубы, ореховые и камедные деревья, магнолии, апельсиновые деревья – все глубоко ушли в набухшую влагой почву.
– Попробуем проехать по дороге, – сказал Пенни.
Дорога, как и та, что вела от Острова Бэкстеров на юго-восток, послужила каналом для оттока воды. Теперь она представляла собой овраг и была суха. Они поехали по ней. Впереди показался дом доктора Вильсона, тёмный и сумрачный под высокими деревьями.
Вокруг дома по щиколотку стояла вода. Судя по подпорам, на которых покоился дом, вода одно время поднималась выше уровня пола. Доски просторной веранды покоробились. Они прошли по воде к крыльцу, настороженно присматриваясь, нет ли где свернувшихся клубком мокасиновых змей. К входной двери была прибита белая наволочка. На ней чернилами выведена записка. Чернила расплылись, но буквы были отчетливо видны.
– Мы, Форрестеры, не очень-то умеем читать, – сказал Бык. – Прочти, Пенни.
Пенни по буквам разобрал расплывшиеся слова:
– «Я отправился к океану, там вся эта вода никому не в удивление. Намерен оставаться пьяным, пока не кончится буря. Буду где-нибудь между здешними местами и побережьем. Пожалуйста, не посылайте за мной, если только не сломаете себе шею или не соберётесь родить.
P.S. Впрочем, если сломаете шею, посылать всё равно нет смысла».
Они смеялись до изнеможения. Хорошо было облегчить душу после всех этих серых, гнетущих дней. Войдя в дом, они увидели на столе жестянку с сухим печеньем и бутылку виски и присоединили их к своим припасам. Затем двинулись назад по дороге и, проехав с милю на север, снова повернули на запад.
– Ехать в Прерию Гопкинса нам ни к чему, – сказал Пенни. – И так ясно, что там теперь сплошное озеро.
Бык и Мельничное Колесо не возражали. К югу от Прерии Гопкинса они увидели ту же картину. Зверьки послабее и все наземные животные были смыты водой и погибли. По опушке леса, выходившего к открытой равнине, нисколько не таясь, брёл медведь.
– Ни к чему стрелять его, – сказал Пенни. – Его мясо может нам понадобиться через месяц. Везти его далеко, а до темноты мы ещё настреляем дичи.
Форрестеры нехотя согласились. Они стреляли всегда, когда подвёртывался случай, независимо от того, нужна им дичь или нет. Пенни же не стрелял ничего, чему он не мог найти применения. Даже своих врагов-медведей он предпочитал убивать в такую пору, когда их мясо было съедобно и он нуждался в нем.
Они продолжали ехать на запад. Там простирались равнины голого падуба – в хорошую погоду излюбленные места медведей, волков и пантер. Почва здесь всегда была болотистая, растительность низкая, а леса на севере и на востоке давали пищу и убежище. Теперь тут было сплошное болото. Вода быстро уходила в песчаную почву, но на плотном грунте она держалась, словно на глине. Между равнинами голого падуба и массивами собственно скраба располагались островки карликового и живого дуба, а где повыше – редкие пальмовые хэммоки.
Всадники направились к ним, огибая новообразовавшееся болото.
Поначалу Джоди ничего не видел. Потом, после того как Пенни стал указывать ему на отдельные деревья, он смог разглядеть фигуры животных на них. Они подъехали ближе. Звери, казалось, нисколько не встревожились. Красивый самец оленя стоял и смотрел на них. Искушение было слишком велико. Бык подстрелил его. Они подъехали ещё ближе. Дикие кошки и рыси не таясь глядели на них с ветвей деревьев. Форрестеры хотели во что бы то ни стало перебить их. Пенни сказал:
– Вот ведь жалость какая – ещё и мы должны увеличивать их несчастья. А ведь, кажись, на земле хватит места и для людей, и для зверей.
– Твоя беда, Пенни, в том, что тебя воспитывал проповедник, – ответил Бык. – Ты хочешь, чтобы лев и ягнёнок мирно уживались друг с другом.
Пенни показал на возвышенность впереди:
– Вон посмотрите, так оно и есть: олень и рыси вместе.
Всё же ему пришлось признать, что каждая дикая кошка на воле, каждый неубитый медведь, рысь, волк или пантера – это смертельная угроза для свиней, кур и скота, а также для такой смирной дичи, как олени, еноты, белки и опоссумы. Он присоединился к нападению на крупных представителей кошачьих, и шесть животных упали на землю, убитые или раненые. Джоди подстрелил рысь. Отдачей старой шомполки его чуть не сшибло со спины Цезаря. Он спешился, чтобы перезарядить ружьё. Форрестеры одобрительно похлопали его по спине.
Убитого оленя разделали. Мясо его было тощее – результат недоедания за последнюю неделю с лишним. Они вскинули тушу на круп лошади Быка и прошли пешком к островку из дубов. В дальнем его конце мелькали смутные тени животных. Как-то жутко слышать их шорохи, видеть их перебегание.
Шкуры диких кошек были в плохом состоянии и ни на что не годились.
– Тушки будут отличным кормом для собак, и их легко взять с собой, – сказал Пенни.
Исход дня застал их в пути на север, чуть западнее Острова Форрестеров. Они решили продолжать двигаться дальше и заночевать под открытым небом. На протяжении часа или двух сильно пекло солнце. От сырой земли, от воды начал исходить гнилой запах. Джоди почувствовал лёгкую дурноту.
– Хорошо, что с нами нет сейчас Сенокрыла, – сказал Бык. – Ему было бы страшно жалко всех этих мёртвых зверей.
Снова стали попадаться медведи, но ни волков, ни пантер видно не было. Они проехали несколько миль через скраб. Тут было полно оленей и белок. По-видимому, чувствуя себя в безопасности, они и не оставляли этих мест. Все животные были смелы и явно изголодавшиеся. Форрестеры подстрелили ещё одного оленя.
Ближе к закату скраб снова перешёл в островки живого дуба. Дальше к югу лежала Можжевеловая прерия. Сейчас она, вероятно, была затоплена. Чуть на восток находилась открытая, словно росчисть, местность – ни скраб, ни прерия, ни болото, ни хэммок. Было решено стать здесь лагерем на ночь, хотя до наступления темноты оставалось ещё часа два. Никто не хотел быть застигнутым темнотой на каком-нибудь зловонном, кишащем змеями низком месте. Лагерь разбили между двумя гигантскими болотными соснами. Они давали мало укрытия над головой, но ночь обещала быть ясной, да и лучше было в столь необычных обстоятельствах расположиться под открытым небом.
– Уж ежели приходится ночевать среди пантер, пусть эти пантеры будут мёртвые, – сказал Мельничное Колесо.
Прежде чем привязать лошадей на ночь, их пустили пастись с опущенными поводьями. Мельничное Колесо исчез в дубняке к югу от места стоянки. Некоторое время спустя оттуда донёсся его крик. Собаки были при нем. Подала голос Джулия. Пенни сказал:
– Это кошка.
Кошки больше никого не интересовали. Теперь уже лаяли все четыре собаки, на разные голоса, начиная от пронзительного визга и кончая низким рычанием Рвуна.
– И как только вам, Форрестеры, не надоест гоняться за дикими кошками? – спросил Пенни.
– Тут что-то другое, из-за кошки он не стал бы так орать, – ответил Бык.
Лай собак перешёл в какое-то неистовство. Пенни, Джоди и Бык в конце концов не выдержали и бросились в чащобу. Там стоял карликовый дуб внушительных размеров. На половине высоты его серого скрученного ствола они увидели добычу – пантеру с двумя детёнышами. Пантера была тощая и неказистая, неимоверно длинная. Детёныши были ещё в бело-голубых пятнах младенчества. Джоди они показались миловиднее всех котят, которых ему приходилось видеть. Размерами они были со взрослую кошку. Подражая рычанию мамаши, они топорщили свои нежные усы. А вид у мамаши был устрашающий. Она скалила зубы, била своим длинным хвостом и царапала когтями сук, на котором сидела. Собаки словно обезумели. Бык выстрелил. Собаки были на ней в то же мгновение, как она ударилась о землю. Если в ней и тлела ещё какая-то искра жизни, она была сразу же потушена. Бык влез на дуб и потряс сук.
– Детёнышей мне! – закричал Джоди.
Он намеревался подбежать и подхватить их, когда они упадут. Он был уверен, что они окажутся ласковыми зверьками. В конце концов они свалились от неистовой тряски. Джоди кинулся к ним, но собаки опередили его. Он видел, как детёныши отбивались, кусались и царапались. Только теперь до него дошло, что мясо летело бы с него клочьями, если бы он схватил их. И всё же ему хотелось, чтобы они жили.
– Очень жаль, мальчуган, – сказал Пенни. – Только ты всё равно не смог бы держать их. Эти твари рано становятся злыми.
Джоди разглядывал маленькие свирепые зубы.
– Можно мне сделать из шкурок ещё одну котомку?
– Ну конечно.
Джоди взял на руки бездыханные тельца и стал качать их.
– Я не люблю, когда животные умирают, – сказал он.
Мужчины молчали.
– Жизнь никого не щадит, сын, – медленно проговорил Пенни. – Если это хоть сколько-нибудь утешает тебя.
– Нет, не утешает.
– Видишь ли, это как каменная стена, через которую ещё никто не перелез. Можешь пинать её ногами, биться об неё головой и кричать – тебя никто не слушает, тебе никто не ответит.
Они отогнали собак от тела пантеры. В ней было девять футов, считая от кончика носа до конца длинного, свернутого кольцом хвоста. Разделывать её ради жира не имело смысла: она была слишком тоща.
– Мне придётся либо поймать жирную пантеру, либо бросить свой ревматизм, – сказал Пенни.
Шкура пантеры тоже была в плохом состоянии. Они вырезали сердце и печень, чтобы поджарить их собакам. Пенни сказал:
– Что толку нянчиться с детёнышами, Джоди? Давай их мне, а сам сходи набери дров. Я сниму для тебя шкурки.
Джоди отправился исполнять поручение. Вечер был ясный и розовый. Солнце высасывало воду. Сквозь светящуюся завесу неба к пропитанной влагой земле тянулись тенистые пальцы. Листья карликовых дубов, тонкие иглы сосен влажно мерцали, и он забыл про свою печаль. Все деревья были сырые, но, бродя по зарослям, он наткнулся на упавшую сосну со смолистой сердцевиной и позвал мужчин. Бык и Мельничное Колесо пришли и оттащили сосну на место стоянки. Она должна была составить основу костра, на которой будут сушиться остальные дрова. Форрестеры раскололи её вдоль на две половины и уложили их рядом. Пенни развёл между ними огонь с помощью смолистых лучин. Он навалил сперва мелкого хвороста, который легко загорался, а уже на него положил поленьев и сучьев покрупнее. Они тлели и дымили, но в конце концов вспыхнули пламенем. На этой пылающей подстилке могли обсыхать и медленно гореть самые сырые бревна.
Пенни вырезал спинную часть у оленя пожирнее и стал нарезать мясо кусками, чтобы зажарить его на ужин. Тут из обхода по зарослям возвратился Мельничное Колесо с пальмовыми ветками – их можно было использовать вместо тарелок – и с сердцевинами от двух пальм. Он слой за слоем обдирал белую оболочку, пока не добрался до самих сердцевин, сладких и хрустких.
– Мне нужна сковорода, Пенни, приготовить вот эту болотную капусту, очень прошу, – сказал он. – Потом, когда сковорода освободится, ты сможешь поджарить оленину. – Он нарезал сердцевины тонкими ломтиками. – А где у тебя жир, Пенни?
– В бутылке, в мешке.
Джоди похаживал по стоянке и наблюдал. Его обязанностью было подбрасывать дрова в костёр, чтобы пламя не опадало. Бревна ярко пылали, и уже было достаточно углей для жарения. Мельничное Колесо зачерпнул воды в пруду поблизости, залил ею болотную капусту, прикрыл сковороду пальмовой веткой и поставил на угли.
– Я забыл кофе, – сказал Пенни.
– Можно и без него, ведь у нас есть виски старого Вильсона, – сказал Бык.
Он достал бутылку и пустил её по кругу. Пенни был готов жарить оленину, однако сковорода была всё ещё занята под болотной капустой. Тогда он изготовил некое подобие вертелов и насадил на них тушки диких кошек. Он нарезал кусочками сердца и печень кошек и пантеры, надел их на палочки и закрепил над углями, чтобы поджаривались. От них сразу же пошёл соблазнительный запах, привлекший собак. Они приблизились к костру и легли, махая хвостами и повизгивая. Сырое кошачье мясо было для них не ахти что. Другое дело – мясо жареное. Они облизывались.
– Ох как вкусно, поди, – сказал Джоди.
– А ты попробуй. – Пенни взял с огня порцию и протянул ему. – Только осторожно. Это горячее, чем тушёные яблоки.
Джоди было смутился необычностью блюда, затем тронул пальцем горячее, ароматное мясо и попробовал палец на язык.
– Вкусно, – сказал он.
– Некоторые говорят, кто отведает печени дикой кошки, станет бесстрашным, – сказал Пенни. – Посмотрим, так ли это.
– Пахнет недурно, прах меня разрази, – сказал Бык. – Дай мне немножко.
Он попробовал печень на вкус и подтвердил, что она ничуть не хуже любой другой печёнки. Мельничное Колесо тоже взял себе порцию. Пенни отказался.
– Если мне набираться храбрости, – сказал он, – я, чего доброго, наброшусь на вас, и вы опять выколотите из меня душу.
Бутылка снова пошла вкруговую. Костёр пылал, мясо пускало сок на угли, аромат вместе с дымом возносился к небу. Когда солнце зашло за дубы, болотная капуста была готова. Пенни выложил её на чистый пальмовый лист и пристроил над тлеющим бревном, чтобы не остывала. Вытерев сковороду пучком мха, он поставил её снова на угли и нарезал в неё грудинку. Когда сало подрумянилось и горячо зашипело, он поджарил оленину тонкими ломтиками, нежными и хрустящими. Бык вырезал из стволов пальм ложки, и все на равных правах потчевались болотной капустой. Пенни наделал пончиков из кукурузной муки, соли и воды и сварил их в сале, в котором жарилась оленина.
– Кабы знать, что в раю кормят не хуже, я бы и брыкаться не стал, когда придёт мой час помирать, – сказал Бык.
– В лесу у еды совсем другой вкус, – сказал Мельничное Колесо. – По мне, лучше остывший хлеб в лесу, чем горячий пудинг в доме.
– Коли хотите знать, и я так думаю, – сказал Пенни.
Мясо диких кошек прожарилось. Его немного остудили и бросили собакам. Они с жадностью глотали его, потом побежали пить на пруд. Побродив вокруг лагеря среди множества волнующих запахов, они вернулись и легли у пылающего костра. Вечер делался всё прохладнее. Бык, Мельничное Колесо и Джоди насытились. Они лежали на спине и глядели в небо.
– Потоп или не потоп, а мне сейчас хорошо, – сказал Пенни. – Пообещайте выполнить одно моё желание, ребята. Когда я стану стар, посадите меня на пенек и дайте мне послушать охоту. Не уходите от меня и сделайте так, чтобы я был в самой гуще травли.
Замерцали звёзды, впервые за последние девять дней. Пенни наконец пошевелился и стал прибираться. Он бросил собакам остатки пончиков. Он заткнул кукурузной кочерыжкой бутылку с салом. Он поднёс её к свету костра. Он встряхнул её. Он сказал:
– Чёрт меня подери, мы съели мой жир для растирки.
Он пошарил в мешке, достал оттуда другую бутылку и открыл её. Сомнений быть не могло: в ней было топленое сало.
– Мельничное Колесо, простофиля ты этакий! Ты открыл для капусты пантерий жир.
Наступило молчание. Джоди показалось, что его желудок вывернет наизнанку.
– Откуда мне было знать, что это пантерий жир? – сказал Мельничное Колесо.
Бык выругался вполголоса. Затем громогласно расхохотался.
– Я не позволю моему воображению ссориться с моим желудком, – сказал он. – Отродясь не едал такой вкусной болотной капусты.
– Я тоже, – сказал Пенни. – Но вот пойдёт ломить мои косточки, тут-то и захочется, чтобы жир был там, где ему надлежит быть.
– По крайности, мы теперь знаем, чем заменять сало, когда застрянем в лесах, – сказал Бык.
Желудок Джоди успокоился. В конце концов, это никуда не годится – привередничать после двух кусков печени дикой кошки. Только всё-таки пантерий жир – это нечто совсем другое; ведь ты видел, как отец растирает им колени зимними вечерами.
– Ну что ж, пойду нарублю всем веток на подстилки, раз уж я в немилости, – сказал Мельничное Колесо.
– Я с тобой, – сказал Пенни. – А то вдруг засну, а потом проснусь и увижу тебя в кустах? Тут уж ты непременно покажешься мне за медведя. Хоть убей, не понимаю, как это можно вымахать такими верзилами.
Все в наилучшем расположении духа отправились рубить ветки. Джоди наломал мелких сосновых веток с хвоей и набрал мха для подстилки. Все устроились поближе к огню. Форрестеры с треском улеглись на свои постели.
– Готов спорить, сам Топтыга не делает столько шума укладываясь, – сказал Пенни.
Мужчины начали говорить о возможных перемещениях лесных и болотных животных. Волки, по-видимому, двигались совсем в другом направлении, чем остальные животные. Они не любили сырые места ещё больше, чем пантеры и дикие кошки, и держались теперь, вне сомнения, в самой глубине возвышенной части скраба. Медведей было не так много, как ожидали.
– Медведи сейчас знаете где? – сказал Бык. – На юге, в зарослях вокруг Медвежьего Логова Селлерса и Медвежьего Логова у Пруда Индианки.
– Бьюсь об заклад, они в хэммоке Толли, ближе к реке, – сказал Мельничное Колесо.
– Они не могут быть на юге, – возразил Пенни. – Ветер и дождь все эти дни были с юго-востока. Медведи уходят от дождя и ветра, а не идут на них.
Джоди заложил руки под голову и стал глядеть в небо. Оно было густо усеяно звёздами – точь-в-точь прудок с серебристыми гольянами. Между двумя соснами у него над головой небо было молочно-белое, словно Трикси опрокинула огромное ведро с молоком и оно, пенясь, растеклось по небосклону. Сосны тихонько покачивались от свежего ветерка. Хвоя мерцала, омытая звёздным серебром. Дым от костра, клубясь, уносился ввысь, к звёздам. Джоди следил, как он проходит сквозь верхушки сосен. Веки его трепетали. Он не хотел засыпать. Он хотел слушать. Нет лучше на свете разговора охотников-мужчин. У него холодок пробегал по спине, когда он слушал их. Дым на фоне звёзд был как завеса, колыхавшаяся у него перед глазами. Он закрыл их. С минуту голоса мужчин низко гудели, составляя контраст треску сырого дерева. Затем они начали замирать, перешли в шорох ветра в сосновых иглах, а вот уж и нет шороха, а только беззвучное нашептывание сна.
Он проснулся ночью оттого, что отец резко вскинулся и сел на подстилке. Бык и Мельничное Колесо громко храпели. Костёр пригас. Тихо шипело отсыревшее дерево. Он подсел к отцу.
– Слушай, – шёпотом сказал Пенни.
Где-то далеко в ночи кричала сова, выла пантера. Но слышался и какой-то более близкий звук, словно воздух выходил из кузнечных мехов:
«Вуу-у… Вуу-у-у… Вуу-у-у…»
Звук раздавался чуть ли не у самых их ног. По спине Джоди поползли мурашки. А вдруг это испанец Сенокрыла? Что, если привидения, подобно простым смертным, восприимчивы к наводнению и дождю? Кто знает, может, они жаждут греть свои тонкие прозрачные руки у охотничьего костра. Пенни тихонько поднялся на ноги, нашарил рукой узловатый сосновый сук, зажёг его от костра и осторожно двинулся вперёд. Вздыхающие звуки прекратились. Джоди следовал за ним по пятам. Послышался шорох. Пенни высоко поднял факел. В темноте засветилась пара глаз, красных, как у козодоя. Пенни посветил ещё и рассмеялся. Пожаловавший к ним гость был аллигатор из пруда.
– Учуял свежее мясо, – сказал Пенни. – С каким удовольствием я бросил бы его на Форрестеров!
– Это он так вздыхал? – спросил Джоди.
– Он. Пыхтел, сопел, вздымался и опадал.
– Давай разыграем Быка и Мельничное Колесо, как ты сказал.
Пенни подумал.
– Он чуточку великоват для розыгрыша. В нём все шесть футов будет. Если ему вздумается выхватить из кого-нибудь кусок мяса, это будет скверная шутка.
– Тогда убьём его?
– Ни к чему. Мяса для собак мы раздобудем сколько угодно. Аллигаторы безвредные твари.
– Ты позволишь ему пыхтеть тут всю ночь?
– Нет, тогда он бросит пыхтеть и примется искать мясо, которое учуял.
Пенни сделал бросок в сторону аллигатора. Тот приподнялся на своих коротеньких ножках и повернул обратно к пруду. Пенни побежал за ним, швыряя в него песком или чем придётся. Аллигатор бежал поразительно быстро. Пенни и Джоди, увязавшийся за ним, преследовали его, пока не услышали отдалённый всплеск.
– Так-то. Теперь он снова среди своих сородичей. Ежели он уважит нас и останется там, мы его беспокоить не станем.
Они вернулись к костру, приветно рдевшему в темноте. Была тихая полночь. Звезды светили так ярко, что, отвернувшись от костра, можно было видеть, как мерцает вода в прудах. Было прохладно. Джоди хотелось всегда ночевать так, под открытым небом, вместе с отцом. Недоставало только Флажка под боком. Пенни посветил факелом над Форрестерами. Бык прикрыл рукою лицо, но не проснулся. Мельничное Колесо лежал на спине. Его чёрная борода подымалась и опускалась в лад шумному дыханию.
– Пыхтит, что твой аллигатор, – сказал Пенни.
Они навалили дров на костёр и вернулись на свои места. Подстилки уже не казались такими удобными, как поначалу. Они перетрясли мох и попытались выровнять сосновые ветки. Джоди сделал себе гнёздышко посередке и свернулся калачиком. Несколько мгновений он нежился, глядя на вновь разгоревшееся пламя, потом провалился в такой же глубокий сон, как и первый.