Роман Злотников. Шанс для неудачников. Том 1

   Никакой набившей оскомину в космосе синтетики или полуфабрикатов. Веннту была миром, который мог обеспечить себя всем необходимым. В современной галактике не так уж много миров могли похвастаться тем, что способны прокормить себя сами, при этом используя только пищу естественного происхождения. Континент, на котором располагалась клиника, находился в зоне умеренного климата, и огромные территории были отданы под сельскохозяйственные угодья. Стада генетически улучшенных коров бродили по лугам и поглощали модифицированную, но растущую в природных условиях зеленую траву, в морях водились вполне съедобные местные виды рыб, колосились пшеничные поля…
   Второй континент Веннту был расположен большей частью в зоне рискованного земледелия, а потому там сосредоточились промышленные производства. Единственное, чего у веннтунианцев не было для полного счастья, – собственных космических верфей, и корабли с гипердвигателями им приходилось покупать на стороне. И, разумеется, воспользовавшись ситуацией, Альянс требовал за такие корабли грабительскую цену, которую нельзя было не заплатить, поскольку Империя наотрез отказывалась продавать Веннту свои военные и космические технологии.
   Оно и понятно. Какой император любит сепаратистов?
   Вечером второго дня мы вышли из номера, дабы размять ноги и подышать свежим лесным воздухом, и я поинтересовался у Холдена, как вообще вышло, что Веннту решила выйти из состава Империи и получила независимость.
   – Разве ты не читал справочники? – удивился он.
   – Читал, но там приводятся только факты, и те слишком обрывочные. Даты событий, схемы сражений, сводки потерь. Но ответа на вопрос «почему?» там отчего-то не приводится.
   – Ответ всегда один и тот же, – сказал Холден. – При любом государственном устройстве всегда есть недовольные этим самым устройством, и среди этих недовольных всегда находятся те, кто с завистью смотрит в сторону соседей. Граждане Альянса все чаще задумываются о преимуществах монархического строя и сильной руки, которая наведет порядок. В то же время в самой Империи есть определенный процент людей, мечтающих о демократических ценностях и свободах.
   – Я видел демократические ценности и свободы Альянса, – сказал я. – Из Вселенной неудачников они видны особенно хорошо.
   – Ну, не без перегибов, – признал Холден. – Хотя, как правило, эти перегибы лучше видны изнутри, и недовольные императором кленнонцы предпочитают попросту закрывать на них глаза и убеждать себя, что вот у нас-то такого точно не получится. Но это частности, и дело сейчас в другом. Веннту была самой удаленной колонией Империи, использовалась в основном как планета-курорт, и в силу очевидных причин, связанных с гравитацией, ее жители чувствовали себя отверженными.
   – При чем тут гравитация?
   – Это же очевидно. Одной из определяющих человеческих свобод является свобода передвижения. Если тебе что-то где-то не нравится, ты можешь собрать чемодан, купить билет и свалить в то место, где хорошо.
   – А хорошо там, где нас нет.
   – Что-то типа того. В идеале свобода передвижения не должна ограничиваться вообще, – сказал Холден. – Теоретически любой недовольный местными условиями гражданин Альянса может сменить не только планету проживания, но и, в случае общего недовольства проводимой государством политикой, эмигрировать в один из независимых миров. Бюрократические преграды значительны, но вполне преодолимы, и главным сдерживающим фактором в данном случае являются деньги.
   – Именно этот фактор сдерживает девяносто девять процентов населения.
   – Это уже проблемы девяноста девяти процентов населения, – сказал Холден. – Некоторые люди вообще не умеют зарабатывать деньги и вынуждены жить на социальный минимум, предоставленный государством. Но опять же чисто теоретически никто не мешает им получить хорошее образование, стать ценными специалистами, заработать денег и свалить за границу.
   – Я полагаю, ценные и хорошо зарабатывающие специалисты могут неплохо устроиться и в самом Альянсе.
   – Это да, но если говорить о простом и вполне понятном желании человека повысить свой уровень жизни. На идеологических эмигрантов это правило не распространяется. Если человек недоволен государством, в котором он живет, ты не остановишь его двухуровневой квартирой, отдельным домом или пятьюдесятью видами колбасы из натурального мяса.
   – А нельзя ли поближе к гравитации?
   – Мы уже подбираемся к ней, – хмыкнул Холден. – Исторически так сложилось, что человечество разделилось на несколько государств, и, если повезет, ты можешь выбрать то, чей строй тебе больше нравится. Кленнонцы такого преимущества лишены. Поэтому их свобода передвижения – это исключительно свобода передвижения по Империи.
   – Еще они могут свалить на планету типа Пекла, где царит хаос, а государственное устройство вообще отсутствует.
   – Кленнонская диаспора на Пекле крайне невелика, и ею можно пренебречь. К тому же Пекло привлекает в первую очередь всяческие криминальные элементы, и добропорядочным гражданам…
   – Подданным.
   – …добропорядочным гражданам и не менее добропорядочным подданным там может попросту не найтись работы, – закончил Холден. – Это достаточно маргинальное место, в котором добропорядочность может присутствовать только как задание в кроссворде. Туда уходят не в поисках лучшей доли, туда бегут от больших проблем, как правило, от проблем с законом.
   Он прав. На Пекле слишком много свобод. В том числе и свобода носить оружие, и связанная с нею свобода умереть. Все, кого я там встречал, носили с собой личное оружие, а дома баронов охранялись не хуже средневековых крепостей.
   Даже лучше, с учетом развития оборонно-наступательных технологий.
   Обратная сторона свободы…
   – Так вот, возвращаясь поближе к гравитации, – продолжал Холден. – Человечество в первую очередь колонизовало планеты земного типа, а планеты земного типа отличаются от других тем, что у них, помимо всего прочего, еще и гравитация земного типа. Понимаешь, о чем я?
   – Вроде бы.
   Сектантам, свалившим с Земли накануне Войны Регресса, достался суровый мир с повышенной силой тяготения, но выбирать им было не из чего. Корабли дышали на ладан и не выдержали бы еще одного перелета, поэтому кленнонцы принялись осваивать трудный новый мир. Благодаря достижениям генной инженерии они довольно быстро приспособились к этому миру. То, на что эволюции потребовалось бы тысячи лет, они сделали всего за несколько поколений. И когда они обзавелись собственным космическим флотом и отправились осваивать галактику, они выбирали для колонизации планеты кленнонского типа. То есть с привычным для них уровнем гравитации.
   – А Веннту по этому параметру ближе к Земле, чем к Кленнону?
   – Именно, – подтвердил Холден. – С другой стороны, существование этой планеты нельзя было игнорировать, иначе бы она досталась Альянсу. А планеты, как ты знаешь, это главная ценность галактики, тем более Веннту по сравнению с тем же Пеклом – это не просто пригодная для жизни планета, а практически настоящий рай. Климат, ресурсы…
   – Пониженная гравитация.
   – Вот-вот. Вспомни о проблемах первых лунных поселений… – Он осекся. – А, ну да. С одной стороны, ты ничего не забываешь, поэтому предлагать тебе что-либо вспомнить – глупо, с другой – откуда тебе вообще знать о тех проблемах? Это же из курса истории, который проходят в начальной школе, но ты в нашей начальной школе не учился. Так вот, люди, оказавшиеся на Луне, подвергались воздействию силы притяжения в шесть раз меньше, чем они привыкли, что весьма положительно сказалось на их самочувствии. Но со временем их мускулы атрофировались, организм перестроился под местные, куда более щадящие, чем на Земле, требования, вырос срок их жизни, однако вернуться на Землю при всем желании они уже не могли. Разве что в скафандрах с регулируемым давлением и усиленным экзоскелетом. С тех пор и до изобретения генераторов искусственной гравитации специалисты, которым требовалось работать на Луне, а потом возвращаться на Землю, ходили в утяжеленных костюмах, каждый день занимались на тренажерах и не проводили на спутнике больше двух месяцев подряд. Проблема решилась окончательно только тогда, когда генераторы гравитации подешевели настолько, что их можно было поставить в каждом куполе. Проблема специалистов, как ты понимаешь, а не проблема лунных жителей, которых к тому моменту было уже больше миллиона и которые стали невыездными. Если тебе интересно, чем там кончилось дело, поищи в справочниках по ключевым словам «лунные бунты» и «восстание Гедри».
   – Разница между гравитацией Кленнона и Веннту не в шесть раз.
   – Да, поэтому процесс перестройки организма шел медленнее, но все равно был необратимым и привел к тем же результатам. Вдобавок Веннту – не Луна, где население сосредоточено под несколькими куполами с искусственной атмосферой и гравитацией. На целую планету генератор гравитации не поставишь. В итоге получилось, что жители других планет Империи могли прилетать на Веннту, которая по сравнению с другими принадлежащими им мирами являлась курортом и местом для отличного отдыха, но самим жителям Веннту вход на внутренние планеты был закрыт. Поэтому, как ты понимаешь, процент недовольных положением дел в Империи на Веннту был особенно высок.
   – Неужели они взбунтовались только из-за гравитации?
   – Конечно, не только, – сказал Холден. – Это просто одна из причин. А все остальное было обычным делом. Когда большинство людей недовольно положением дел, рано или поздно находятся умники, которые говорят что-то типа: «Эй, а на хрена нам вообще сдалась эта Империя, если мы видим ее только в сводках новостей с внутренних планет? Зачем нам быть подданными, размножаться в пробирках и платить имперские налоги, если мы вполне можем быть свободными гражданами, размножаться старым добрым природным способом и плюнуть имперскому сборщику податей в его наглый левый глаз?» Сначала это были обычные разговоры по пьянке, слово за слово, кулаком по столу. Потом идея овладела массами, и случилось первое восстание, которое было безжалостно подавлено присланным с Кленнона карательным отрядом. Что, естественно, популярности правящему монарху не прибавило.
   – А в мои времена говорили, что массовые расстрелы спасут мир, – сказал я.
   – Видимо, расстрелы оказались недостаточно массовыми, – предположил агент. – Точная пропорция расстрелянных к спасаемым до сих пор не определена, и я опасаюсь, что вывести ее опытным путем не получится. Думаю, что для каждой планеты она индивидуальна. В случае с Веннту император эту пропорцию точно не угадал, и спустя каких-то десять лет случилось второе восстание. Только на этот раз оно было подготовлено куда лучше, и силы сопротивления возглавил адмирал, под чьим командованием находилась местная группировка войск. А поскольку адмирал был хорошим офицером, вся группировка перешла на сторону мятежников.
   – Интересно, какие у него были причины для предательства?
   – О, для предательства всегда есть причины, – протянул Холден. – Одни говорят, что в деле замешана женщина из сопротивления, которую адмирал безумно любил, другие – что он хотел построить собственную империю, возглавив ее в качестве монарха. Поскольку сам герой до независимости Веннту не дожил, сейчас трудно сказать, какими именно соображениями он руководствовался. Зато до своей гибели он два года колошматил имперские корабли, не давая им возможности высадить десант и закрепиться на планете.
   – Ему хоть памятник поставили?
   – И не один, – сказал Холден. – После его гибели война не закончилась, его офицеры слишком хорошо знали свое дело и слишком хорошо понимали, что прощения императора они уже никогда не получат. Война продолжалась еще полтора года, а потом император подсчитал убытки и осознал, что продолжение военных действий короне просто не по карману. Тогда война сменилась экономической блокадой, которая длилась больше тридцати лет. А поскольку это ни к чему не привело, а блокада тоже стоила денег, пусть и меньших, чем война, потом сняли и ее.
   – И сразу же признали независимость?
   – Нет, еще лет через сорок. Монархическое мышление очень инерционно. А знаешь, что самое смешное?
   – Я вообще не заметил, чтобы ты мне сейчас рассказывал что-то смешное.
   – Самое смешное то, что сейчас на Веннту выросло новое поколение недовольных, которые, как ты помнишь, есть при любом политическом строе и которые знают о войне за независимость только из учебников истории. Они несколько романтизируют те времена, когда планета находилась под властью императорского дома, и в обществе начали ходить разговоры о возвращении под сень десницы Таррена Второго. Сейчас это все держится на уровне разговоров в среде радикально настроенной молодежи, но кто знает, во что это могло бы вылиться с годами?
   – Ты прав, – согласился я. – Это действительно смешно.
   – История развивается по спирали, а люди – идиоты, все время наступающие на одни и те же грабли, бессмысленные и беспощадные, – сказал Холден. – Я уверен, что если бы в прошлом веке в Альянсе случился бы государственный переворот и власть попала бы в руки какого-нибудь генерала, провозгласившего себя новым тираном, сейчас в обществе уже полным ходом шли бы разговоры о необходимости возврата к старому строю и реванше демократии.
   – Холден, у тебя есть какие-нибудь собственные политические воззрения?
   – О да, – улыбнулся тот. – Я анархист.
   – И при этом работаешь в СБА?
   – Не стоит путать работу и личные убеждения. Работа – это то, за что платят. Анархия – это то, во что веришь.
   – А еще анархия – мать порядка, – напомнил я. – С каждым разом ты открываешь мне все новые грани своей личности.
   – Я вообще сложен, противоречив и полон сюрпризов, – ухмыльнулся Холден. – Впрочем, как и ты, и как та девушка, которую сейчас возвращают к жизни наши веннтунианские друзья.
   – Последнее время я не очень люблю сюрпризы…
   Холден буркнул что-то неразборчивое, но саркастичное – что-то про жизнь, которую надо любить во всех ее проявлениях, – и тут, словно решив поиздеваться над ним, на голову агенту свалилась еловая шишка.

Глава 6

   Утром Холден таки отправился в город. Вечером глайдер вернулся в клинику без него, и было непонятно, то ли он нашел себе какие-то более интересные занятия, чем сидеть здесь, то ли вляпался в неприятности.
   Доктор Уоллес связался со мной уже за полдень и сообщил, что все идет по плану: им удалось вывести тело Киры из криостазиса и поднять температуру до тридцати шести градусов. По расчетам криореаниматоров, она должна была прийти в сознание в течение сорока восьми часов, и тогда восстановительные процедуры перейдут во вторую стадию.
   Следующий день новостей не принес и ничего в ситуации не изменил. Кира не пришла в сознание, Холден из города не вернулся, и мной понемногу начало овладевать беспокойство.
   Тот факт, что время играет против нас и агенты Корбена, вполне возможно, уже идут по нашему следу, тоже не мог служить поводом для оптимизма.
   Холден был ниточкой, связывающей меня с Визерсом, у него были деньги, необходимые нам для того, чтобы расплатиться с врачами и убраться с планеты, и еще он был человеком на планете, принадлежащей чужим. Если с ним что-то случится, это здорово затруднит нам жизнь.
   Я слонялся по комнате, гулял по лесу, читал сводки новостей, опасаясь увидеть в них сюжет о Холдене, и пытался просчитать варианты своего дальнейшего поведения на тот случай, если мой партнер объявится, и на тот, если придется рассчитывать только на себя и Азима.
   На пятый день Кира пришла в себя. Доктор Уоллес диагностировал криоамнезию и частичную потерю кратковременной памяти, но базовые функции не пострадали. Мозг был в норме, и капитану Штирнер не придется заново учиться разговаривать и пользоваться столовыми приборами.
   – Пройдет еще пара дней, и вы сможете ее увидеть, – сказал доктор, испытующе глядя мне в глаза.
   Очевидно, пытался понять, хочу ли я ее увидеть и какие эмоции испытываю по этому поводу.
   Даже не знаю, что он сумел прочитать на моем лице.
   На шестой день в ленте новостей прошла информация о террористическом акте в посольстве Альянса на планете. Погибло шесть человек, часть здания была разрушена. Ответственность взяла на себя молодежная радикальная организация «Имперские волки», ратовавшая за возврат Веннту под сень императорской власти.
   Что ж, может, оно и к лучшему. По крайней мере у местных эсбэшников сейчас появилось много хлопот, которые отвлекут их от наших поисков. Если таковые вообще ведутся.
   Мне катастрофически не хватало информации, поэтому я продолжал сидеть ровно и ждать дальнейшего развития событий. Если начал метаться по незнакомой, плохо освещенной местности, шансы сломать себе шею повышаются в несколько раз.
 
   Капитан Штирнер сидела в автоматизированном кресле-каталке на аллее больничного парка и ждала меня, а я стоял за деревьями, смотрел на нее издалека и не решался подойти. Помнит ли она меня, узнает ли она меня, какие вопросы она может мне задать и что мне ей ответить? Доктор Уоллес просил, чтобы я не волновал его пациентку, но как, черт побери, я могу выполнить это условие?
   Да, мы спасли ее, вытащили из лап Корбена, но что дальше? Будущее все еще туманно, я не представляю, что делать дальше, и Холден до сих пор не дал о себе знать.
   В конце концов я решил, что дольше томить девушку ожиданием уже неприлично, и направился к ней. Кира повернула голову на звук, увидела меня и развернула коляску.
   – Привет, – сказал я, почему-то чувствуя себя полным идиотом.
   Наверное, так шестое чувство предупреждало меня, что я вот-вот ляпну какую-нибудь глупость.
   – Привет, – сказала она.
   – Как себя чувствуешь?
   – Вполне прилично, учитывая обстоятельства, – чуть наклонила голову она. – Только хотелось бы получить кое-какие объяснения.
   – Э… например?
   – Ты вообще кто?
   Ну да, этого следовало ожидать. Не у всех же такая хорошая память на лица, как у меня.
   Кира видела меня несколько минут, и было это несколько лет назад. Притом основное свое внимание она уделяла скоростному пилотированию. Несмотря на то что погоня, как это выяснилось гораздо позже, была инсценирована Визерсом, опасность нам грозила вполне реальная. Двукратное превышение скоростного режима в городской черте опасно и на наземном транспорте, на воздушном же это и вовсе граничит с самоубийством.
   Не просто же так Визерс поручил это задание лучшему пилоту из всех, кого он смог найти.
   – Я Алекс, – сказал я. – Мы встречались на Земле.
   – Не припоминаю, – сказала она извиняющимся тоном и наморщила лоб. – Док сказал мне, что пострадала моя память о последних событиях, но не исключал, что могут быть и более ранние провалы…
   – Побег из штаб-квартиры СБА, – подсказал я.
   – Ах, тот Алекс! Извини, у меня не было времени запомнить твое лицо.
   – Понимаю.
   – Откуда ты тут взялся?
   – Э… собственно, это я тебя сюда и привез.
   – Зачем?
   – А что ты вообще помнишь?
   – Я же говорю, о последних месяцах я не помню вообще ничего. Меня срочно отозвали с крейсера, к которому я приписана, я должна была явиться в Солнечную…
   – На Землю?
   – Нет, – неуверенно сказала она. – По-моему, речь шла о Марсе. Что-то об испытаниях прототипа нового истребителя… Не могу тебе сказать, чем там кончилось. Я даже не помню, добралась я до Марса или нет. Может, ты мне расскажешь?
   – Вряд ли. Мы нашли тебя на Тайгере-5.
   – «Мы»?
   – Я и мой друг. А отправил нас туда генерал Визерс.
   – Приятно, черт побери, что Сол не забыл о моем существовании! – улыбнулась она. – Впрочем, было бы еще приятнее, если бы он вообще не появлялся в моей жизни.
   – Как я тебя понимаю, – вздохнул я.
   – Но что же, черт побери, я делала на Тайгере-5 и за каким чертом вы запихнули меня в морозильник?
   – Это не мы. Мы тебя в таком состоянии уже нашли.
   – О как!
   – Да.
   Положение становилось все более неловким. Два абсолютно незнакомых человека, которые, вне зависимости от их воли и желания, оказались втянуты в какие-то сложные и непонятные им самим отношения. Я вроде как спас ей жизнь, что делает ее обязанной мне, а меня – ответственным за нее. И что со всем этим делать, я категорически не понимаю.
   – Видимо, я должна тебя поблагодарить.
   – Не стоит.
   – Ладно, поблагодарю позже, – легко согласилась она. – А где твой друг?
   – Стережет корабль на орбите.
   – Кстати, об этом, – сказала она. – А почему мы, собственно говоря, здесь и почему мной занимаются недокленнонцы, а не штатные криореаниматоры СБА?
   – Потому что СБА временно нельзя доверять.
   – Насколько временно?
   – Пока Сол не уладит проблемы.
   – Сол умеет улаживать проблемы, – согласилась Кира. – А еще лучше он умеет их создавать. В СБА раскол, и левая рука не ведает, что творит правая?
   – Что-то типа того.
   – И как мы узнаем, что Сол все уладил?
   – С нами его человек.
   – Который?
   Я сообразил, что она наверняка знает Холдена не под тем именем, под которым знаю его я, и постарался нарисовать как можно более узнаваемый словесный портрет.
   – Впервые слышу, – сказала Кира. – Впрочем, я нечасто контактировала с СБА, меня привлекали всего несколько раз. В качестве специалиста со стороны.
   – Я тоже не штатный сотрудник, – уведомил я.
   – Странно. Я думала, ты полевой агент под прикрытием.
   – Ага, у меня такое шикарное прикрытие, что никто, кроме Визерса, обо мне и не знает.
   – Так оно и бывает обычно.
   – Тебе-то откуда знать, приглашенный специалист?
   – Шпионские сериалы люблю смотреть. Чем еще заняться во время долгого скучного рейда?
   – Ты хоть в курсе, что война началась?
   – Меня все равно не пустят за джойстики еще полгода, и это в лучшем случае, – сказала она. – Придется снова сдавать зачеты, подтверждать квалификацию, налетать положенные часы…
   – Тебя что, война вообще не волнует?
   – Во-первых, местные спецы запретили мне волноваться. А во-вторых, это когда-нибудь все равно должно было случиться. Что толку переживать по поводу того, с чем ничего не можешь сделать? Я не политик, я пилот. Мое дело – не предотвращать войны, а сбивать корабли.
   – Ты не помнишь, что Визерс приготовил для тебя особую миссию, никак не связанную со сбитыми кораблями?
   – Нет. – Она выглядела озадаченной. – Черт побери, я чувствую себя полной дурой! Что за миссия?
   – Экспедиция далеко за пределы Сектора Исследованного Космоса.
   – Впервые слышу. То есть, может быть, и не впервые, но складывается такое ощущение. Черт, никогда не думала, что умудрюсь загреметь на лед. Док сказал, что у меня не было никаких физических повреждений, когда меня упаковали. Это так?
   – Да.
   – Тогда зачем это им понадобилось?
   – Визерс мне об этом ничего не рассказал, – солгал я.
   Наверное, не стоит сообщать, что люди Корбена хотели разобрать ее на запчасти, дабы посмотреть, как она устроена. Меня бы такое известие точно взволновало, а я и без того уже чувствовал, что наговорил лишнего.
   – Ты сказал, что на орбите нас ждет корабль. Что за судно?
   – Маленькое и быстрое.
   – Как раз как я люблю. Полгода тянула лямку второго пилота на крейсере, этот увалень слишком неповоротлив. После истребителя складывается такое впечатление, что ты был птицей, а стал бегемотом. Не могу даже представить, что чувствуют пилоты всех этих громадин типа линкоров или мониторов. Пока приведешь эту махину в движение, тебя десять раз подобьют, а я не люблю находиться под огнем. Ты сам умеешь пилотировать?
   – Дилетантски. Я лучше стреляю, чем летаю.
   – Когда ты садишься в кокпит истребителя и ощущаешь себя единым целым с машиной, это непередаваемое ощущение, – поведала Кира.
   – Даже лучше, чем секс? – Сравнение было избитым и банальным донельзя уже тогда, когда космические истребители существовали только в качестве научной фантастики.
   – Я бы не стала сравнивать, – сказала Кира. – Это слишком разное… Откуда ты вообще такое взял?
   – Просто приходят в голову всякие глупости. – Ага, предчувствие, возникшее в самом начале разговора, меня не обмануло: если у Алекса Стоуна есть хоть малейший шанс выставить себя идиотом, он этим шансом непременно воспользуется.
   От еще большей неловкости меня спас довольно противный звуковой сигнал и лампочка, замигавшая в одном из подлокотников кресла-каталки.
   – Похоже, мне пора на процедуры, – сказала Кира. – До встречи, Алекс.
   – Увидимся, – сказал я. – Выздоравливай там.
   – Я уж постараюсь…
 
   Прошла неделя с тех пор, как Холден отправился в город, и от него все еще не было ни слуху ни духу.
   Каждый день я несколько часов проводил с Кирой. Доктор Уоллес утверждал, что это часть ее терапии, да и ей самой, я полагаю, было приятно видеть единственное человеческое лицо среди персонала клиники, напоминавшего ей о первом потенциальном противнике Альянса. Ах да, теперь уже не о потенциальном.
   Я уже не первый раз ловил себя на мысли, что так до конца и не верю в начавшуюся войну. Здесь, в клинике посреди леса, на материке окраинной планеты, было тихо и спокойно, в ленте новостей практически не было информации о боях и потерях, и я часто забывал об объявлении войны и начале боевых действий.
   А может быть, все дело в моем устаревшем сознании, которое не может всерьез воспринимать мысли о звездных войнах и отгораживается от реальности. С тех пор как я покинул двадцать первый век и оказался в будущем, прошло больше пяти лет. Если я до сих пор не убежден в реальности происходящего, может быть, я вообще уже никогда не буду в ней убежден?
   Память о событиях, предшествующих Тайгеру-5, у Киры так и не восстанавливалась. Было видно, что ее это угнетает, и в наших разговорах я старался обходить щекотливую тему стороной. Мы болтали о пустяках, обменивались старыми жизненными историями и байками, изредка обсуждали ситуацию в галактике и изменения, о которых сообщалось в местных новостях.
   А их было не много. По большому счету, официальное начало войны мало что изменило в сложившемся в предвоенные годы положении дел. Флотилии все еще не вступали в масштабные столкновения и находились в маневренной фазе. Оно и понятно, никто не хочет брать на себя ответственность за начало геноцида.
   Каждый вечер я шел на посадочную площадку и встречал возвращающийся из города глайдер. Отсутствие Холдена начинало всерьез меня беспокоить, но я старался не подавать виду, чтобы и медперсонал, и Кира не могли заподозрить неладное.
   Я пытался убедить себя, что ничего страшного не происходит и не может произойти, что Холден – не просто взрослый человек, а опытный полевой агент СБА, и, что бы он ни задумал, он будет вести себя осмотрительно.
   Один, без агентурной сети, без поддержки, на планете, где по определению нельзя затеряться в толпе… Не представляю, как разведчик вообще может работать в таких условиях.