Страница:
— Тоска смертная! — сказал я.
— Да, жизнь здесь довольно однообразна, — вздохнув, сказал он. — Вы не рисуете?
— Нет, — сказал я.
— И не пишете?
— Нет.
— Тогда вам действительно будет скучно… Зато хорошо платят.
— Да, — согласился я, вспомнив о клапперовских тысячах в сотенных бумажках.
Я хотел было спросить, рисует ли и пишет ли он, но промолчал. Во мне росла уверенность, что все, что здесь говорится — ничего не стоящая чепуха, главное не сказано и до поры-до времени сказано не будет. И то, что скучать мне не придется — сказано не было, но я в этом совершенно не сомневался.
Глава четвертая
Глава пятая
— Да, жизнь здесь довольно однообразна, — вздохнув, сказал он. — Вы не рисуете?
— Нет, — сказал я.
— И не пишете?
— Нет.
— Тогда вам действительно будет скучно… Зато хорошо платят.
— Да, — согласился я, вспомнив о клапперовских тысячах в сотенных бумажках.
Я хотел было спросить, рисует ли и пишет ли он, но промолчал. Во мне росла уверенность, что все, что здесь говорится — ничего не стоящая чепуха, главное не сказано и до поры-до времени сказано не будет. И то, что скучать мне не придется — сказано не было, но я в этом совершенно не сомневался.
Глава четвертая
ОХОТА
Я лежал на койке и тупо смотрел в потолок. Впору было в него плевать, и я бы плюнул, если бы это хоть чем-нибудь могло помочь делу. Охота за фактами снаружи станции не дала мне ничего. Впрочем, я заранее знал, что ничего оттуда не вынесу — там давно уже все было осмотрено. Разве что для очистки совести…
Думать мне совершенно не хотелось, я решил сделать перерыв и включил приемник. Передавали речь Президента на приеме в честь прибытия в Столицу вновь аккредитованного посла Соединенных Штатов. Ничего нового для себя я не услышал. Карреда, естественно, в очередной раз обвинил соседние прокоммунистические правительства в подготовке агрессии против нашей страны — естественно, оплота свободы и демократии в нашем регионе. Он, естественно, предупредил потенциальных агрессоров о быстром и неотвратимом возмездии и, естественно, выразил надежду на то, что Штаты, естественно, не бросят в беде своего друга и союзника. Пропагандистские пассы Президента неоднократно прерывались аплодисментами и восторженными воплями фанатичных приверженок его партии, присутствующих на приеме. Вопли эти смахивали на визг собак, которых нещадно бьют палками.
Мне и так было ясно, что дело идет к войне (ничего более умного Карреде придумать не удастся), и я начал искать в эфире другие радиостанции. Почти все диапазоны были забиты угрожающим ревом глушителей. Так, наверное, ревели в доисторические времена динозавры, подбадривая себя в битве с противником. В нашем Президенте, между прочим, тоже есть что-то от динозавра. Наверное, его политическая тупость и неповоротливость. Во всяком случае, в народе многие зовут его Динозавром. Я крутнул ручку настройки дальше и вздрогнул от неожиданности, когда мрачный рев вдруг сменился чистым и ясным голосом диктора. Это был Голос Америки. Передавали сводку новостей. Искать в эфире что-либо еще было явно бесполезно, и я решил послушать, что же новенького произошло в мире за последние сутки.
Международный Институт Космических Исследований, — поведал мне бархатный голос, — успешно осуществил запуск к Юпитеру автоматической станции Зевс. Все ж таки медным каскам из Пентагона никак не удается сорвать исследовательские интернациональные программы.
В туннеле между Францией и Великобританией из-за неисправности в системе управления одного из грузовиков произошла авария, движение было приостановлено более чем на час. Тут же высказывались оценки убытков, которые понесут транспортные фирмы обеих стран из-за срыва графиков движения и которые я благополучно пропустил мимо ушей.
Группа стран Центральной Америки направила в Международный суд иск против Американской Объединенной Телекомпании, обвинив ее в нарушении Конвенции по обмену информацией. Опять эта набившая оскомину телеконтрабанда, опять будет решение суда и опять все останется по-старому.
Повстанцы окружили Преторию, но войска Южно-Африканской Демократической Республики, проявляя мужество и героизм, успешно отбивают непрерывные атаки озверевших красных и готовятся перейти в контрнаступление… Южно-атлантические союзники обсуждают возможность применения против повстанцев ядерной артиллерии. Совсем, видно, плохи дела у расистов, коли дошло до подобных запугиваний.
После очередной экзекуции с отрубанием правой руки, — вещал бархатный голос, — поднялась новая волна выступлений противников ислама в Судане… В Нью-Йорке Международная организация оракулов предсказала в будущем году прилет инопланетян, после чего наступит очередной конец света… Всемирный похоронный трест отправил в Пояс Астероидов еще одну партию капсул с прахом скончавшихся толстосумов… В очередном розыгрыше кубка Канады, открывшемся несколько дней назад, компьютер прогнозирует финальный матч с участием команд СССР и Китая, отдавая канадцам только третье место…
После сводки новостей выступил какой-то тип из Союза защиты демократии. В подготовке нападения на нашу страну он разглядел, естественно, кровавую руку Москвы и обещал Динозавру, естественно, поддержку всего свободного мира. Топором вырубленные фразы с головой выдавали в ораторе военного чином не ниже полковника. После всего того, что рассказывала мне Исидора, я, кажется, кое в чем научился разбираться. Это я отметил с удовлетворением. В очередной раз.
Все тот же бархатный голос занялся более подробным анализом международных событий, и я выключил радиоприемник.
Пожалуй, все же международные события попробуют сегодня обойтись без меня. Возьмемся-ка мы за дела более близкие… Как ни крути, а пока что в операции Сумасшедший в горах наблюдается ярко выраженный тупик. И никакой ниточки… Осмотр мест, где нашли трупы радистов, ничего мне не дал. И не должен был дать… Это было бы слишком просто… Нет, ребята! Пусть мне, как бедным суданцам, отсекут правую руку, но что-то в этом деле не так… Ну, хорошо, предположим… Предположим, что Маккин — резидент или связной иностранной разведки… Нет, не может быть, тяжеловесно все это: метеостанция, граница с красными рядом. Нет здесь изящества… Зачем эти два трупа?.. Почему он не скрылся сразу?.. Чего ждет еще?.. Или кого?.. Возможно. И все-таки для шпионов все это как-то… неинтеллектуально, что ли? Не могло быть у них здесь этих двух трупов. Ни к чему они им… как будто специально привлечь внимание… или отвлечь от чего-нибудь другого… Нет не то!
А что, если зайти с другого конца?.. С Клаппера-Гринберга-Ромса. Что у нас там?.. В разговоре со мной этот господин существа дела касается лишь слегка, не вдаваясь в подробности. Всякие там воспоминания юности, лирические отступления… Поразительная легковесность для полковника Службы Безопасности!.. Я бы даже сказал: безответственное отношение к делу!.. А Гонзалес? Его роль и вообще сводится к тому, чтобы дать мне прочитать несколько страничек в красной папке… Страничек, весьма смахивающих на липу… А как он всячески избегал моих распросов!.. То дремал… якобы, то беготня эта к пилотам и обратно. И еще тот тючок с электроодеждой, которая мне так и не досталась… А надо-то ему было всего-навсего отлучиться. Скажем, для того, чтобы получить от Клаппера последние указания… Ну, молодцы молодцы! Спецы!.. А может быть, убийства эти и не интересуют их вовсе, может быть, все это просто дым?..
Ой, ребята, как все это смахивает на охоту с подсадной уткой!.. А в роли утки — ваш покорный слуга! Тогда весь этот балаганчик становится вполне объяснимым… Но тогда возникает еще одна проблема: судьба этой уточки меня интересует. Очень. Как своя собственная… А это уже серьезно! Потому что минус-варианты есть. Целых два…
Ну-ка, ну-ка… Скажем: утка гибнет. Что дальше?.. А ничего!.. Похоронная процессия… оркестр играет траурный марш… Геройски погиб на боевом посту в борьбе с нарушителями народного спокойствия… Навсегда останется в наших сердцах… В голос рыдают патриотически настроенные дамочки. Клаппер вытирает платочком фальшивые слезы… Это вариант номер один.
Вариант номер два: утка вопреки всем козням врагов героически уцелела. Честь ей и хвала! Впору Серебряный Крест на грудь вешать… Только сожрут эту утку. Сами охотнички сожрут и с большим аппетитом. За ненадобностью… или за то, что много знает… Далее все по первому варианту: процессия, оркестр и прочее подобное… Вот так вот!
М-да-а, хороши пути-дорожки… Ну а что было бы, если бы я отказался?.. А ничего!.. В вертолете, скорее всего, пуля от Гонзалеса, труп за борт, и концы в воду!.. Нет, не так… Если бы я вздумал отказаться, я бы сделал это еще в кабинете Клаппера, а там… А там все просто: досье на стол, а в нем Исидора. И компьютеры Службы Безопасности в два счета доказывают мне, что я связан с врагами нации. И извольте, дорогой бывший соратник по борьбе, друг молодости, так сказать, вот вам выбор: либо согласие, либо лагерь… либо штрафбат, либо смерть… Да, вот тебе и операция Сумасшедший в горах! Если и есть в этих горах сумасшедший, так это ваш покорный слуга… Ай да Клаппер! Ай да полковник Гринберг! И ай да я!.. Потому что согласился, потому что руки у меня развязаны, потому что теперь лишь от меня зависит, быть ли мне ревностным агентом Службы Безопасности или только играть эту чудную роль… Вот так вот!
А впрочем, все это пока — одни домыслы, и, как божий день, ясно, что мне нужны факты, любые факты, хоть самые мизерные, чтобы я смог окончательно определить свое отношение к этому делу. И раз таких фактов нет снаружи, надо искать их внутри! В этом милом домике.
Я стал вспоминать расположение помещений.
Где же я был?.. Был в каминной, был в санузле, был на кухне, в радиорубке был, у себя в комнате и в комнате Маккина. А не был я только в кладовой. И кладовая эта имеет немного-немало как два входа: один из каминной, закрытый (как сказал метеоролог, заваленный какими-то ящиками), а другой — из его комнаты. Стало быть, надо обязательно попасть в кладовую, и чем скорее, тем лучше!.. Ну что же, мысль хорошая, очень правильная мысль… Вот только как это осуществить на практике, не дожидаясь согласия Маккина. Боюсь, что ждать его придется слишком долго… И нейтрализовать метеоролога до поры до времени нельзя…
В дверь постучали, и вошел Маккин. Он был наряжен в теплый оранжевый комбинезон с капюшоном и такого же цвета сапоги и рукавицы.
— Я на площадку, — сказал он, — сниму цифры. Через полчаса метеосводка.
— Скажите, Джон, — остановил я его. — Почему наша станция не автомат?.. Ведь в принципе же мы здесь не нужны. Ночью-то сводки передаются автоматически… Для чего мы здесь находимся?
Это был удар в лоб, и я, затаив дыхание, ждал ответного.
— Не знаю, — сказал метеоролог. — Я ее не строил. Да и какая мне разница, если за это платят деньги… А потом, вы знаете, Джерри, мне здесь нравится. — Он пристально посмотрел на меня и вышел.
Ч-черт, никакой реакции! Может быть, мы просто ломимся тараном в открытую дверь?
Я вскочил с койки. Пока он снимает там свои показания, у меня есть в запасе минут пятнадцать. Я сунул в карман пистолет и вышел в каминную. Дверь в комнату Маккина была заперта, но ключ приглашающе торчал из скважины. Я подошел к двери и взялся было за ручку, но тут что-то вдруг меня остановило. Я внимательно осмотрел паз: слишком уж открыто приглашают, до примитивизма… Ну вот, так и есть! Вот он — тоненький волосок, приклеенный между дверью и дверной коробкой. Стоит хотя бы слегка приоткрыть дверь, и он оборвется.
Неужели все-таки шпионы?.. Иногда примитив действует наиболее безотказно… Так, ребята! Это любезное приглашение мы, пожалуй, оставим без внимания. Подождем-ка мы ночи. Это будет умнее. Спящий в ночи не знает забот… Или как там еще у Стивенса?
Во всяком случае, теперь определенно ясно, что какая-то игра здесь все-таки происходит. А стало быть, надо довести дело до развязки и постараться, чтобы развязка эта наступила не позднее завтрашнего утра… Уверен, что так оно и будет. Не в интересах Маккина затягивать наше совместное проживание здесь. И не в моих тоже…
Остаток дня прошел, как во сне. Я передавал метеосводки, ел, слушал музыку, разговаривал с Маккином, смеялся вместе с ним над его шутками, плоско шутил сам, смотрел какой-то очередной супербоевик, но все это делал кто-то другой, равнодушный и легкомысленный, а я сидел в засаде, сидел, сняв с предохранителя безотказное, сотни раз проверенное оружие, сидел, затаив дыхание, сидел, приглушив стук сердца, сидел, слушал, смотрел и ждал, когда на лесной тропинке в сером молоке тумана появится вражеский отряд, осторожно пробирающийся к нам в тыл, опасливо оглядывающийся по сторонам, пугающийся каждого куста, и настанет, наконец, пора нанести удар, стремительный и неотразимый, настанет пора уничтожить сопротивляющихся и захватить языка, потому что без языка дальше работать просто невозможно.
Наконец, этот тянущийся, как жевательная резинка вечер закончился, и мы разошлись по своим комнатам. Я переоделся в пижаму и лег в постель. В руках у меня оказалась какая-то книжка, но я не прочел ни одной строчки. Я просто не видел ее. Я был уже весь в предстоящей охоте.
Из комнаты метеоролога доносились звуки магнитофона, но что именно он слушал, было не разобрать. Мною овладело нетерпение, я выключил свет и долго лежал в темноте, проклиная все эти ночные увлечения музыкой. В конце концов, замолк и магнитофон, и наступила удивительно пронзительная тишина. Даже ветер на улице стих, а может быть, и метеостанция исчезла, и все вокруг исчезло, и остался во всей Вселенной только этот домик и в нем два человека да еще висящие на стене часы, бесшумно перемигивающиеся секундами и минутами. И когда они отсчитали полчаса, я встал, положил в один карман пижамы пистолет, а в другой авторучку с усыпляющим аэрозолем и тихо вышел из комнаты. Минуты две я стоял перед дверью моего противника, стараясь понять, спит он или нет. Из-за двери не доносилось ни звука.
Ну что же, спи себе, спи, — подумал я. — А уж я постараюсь, чтобы ты не просыпался до самого утра.
Я осторожно нажал на ручку. Дверь легко, без скрипа отворилась, и я на цыпочках вошел внутрь.
В комнате горел ночник. Он освещал нетронутую кровать, застеленную пушистым плисетовым одеялом. На одеяле валялась какая-то раскрытая книжка в яркой цветной обложке. Метеоролога в комнате не было.
Я прикрыл за собой дверь и огляделся. Всюду царил полный порядок, не было ни разбросанных вещей, ни раскрытых шкафов, ни выдвинутых ящиков стола, ни заваленной жжеными документами пепельницы — ничего, похожего на поспешное бегство. Дверь, ведущая в кладовую, была слегка приоткрыта. Я подошел к ней и заглянул в щель. Там было совершенно темно. Я достал из кармана пистолет, снял его с предохранителя и ввалился в кладовую, широко распахнув дверь. В полосе слабого света, падающего из-за моей спины, были видны какие-то тюки и ящики. Маккина здесь не было. Я повернул было обратно, намереваясь взять фонарик и вернуться, но тут до меня донесся приглушенный человеческий голос. Говорил метеоролог.
Я аккуратно прикрыл за собой дверь и замер. Когда мои глаза привыкли к темноте, я с удивлением обнаружил, что вполне различаю контуры каких-то предметов: не то штабелей ящиков, не то стеллажей. Темнота полной не была. Откуда-то из-за этих штабелей-стеллажей пробивался лучик света.
Я осторожно стал пробираться в ту сторону, выставив вперед руки и стараясь ничего не свалить на пол. Что говорил Маккин, было, к сожалению, не разобрать, только однажды до меня донеслось четко выделенное слово Сегодня. А потом Маккин замолк, но тут же забубнил чей-то другой, совершенно незнакомый мне голос. От неожиданности я чуть не свалил на себя какую-то невидимую штуковину, едва успев поймать ее левой рукой. Справившись с нею, я снова стал пробираться вперед, к свету и к двум бубнящим что-то голосам, удивляясь, почему нет знакомого мне предчувствия, что вот сейчас, через секунду меня ослепит вспышка выстрела и в лицо полетят смертоносные кусочки свинца.
В дальнем углу кладовой я обнаружил еще одну дверь. Она была слегка приоткрыта, словно мне намеренно хотели показать дорогу и теперь приглашали войти. Сквозь щель был виден Маккин, сидящий в кресле у пульта, утыканного кнопками, ручками и перемигивающимися разноцветными лампочками. Посреди пульта расположился экран, и с него смотрел на Маккина очкастый лысый тип близкого к престарелому возраста. Метеоролог сыпал цифрами, а тип согласно кивал блестящим черепом.
Все-таки это были шпионы! Я замер в раздумье: то ли ворваться с воплем: Руки вверх! то ли осторожно вернуться к себе и дать сигнал тревоги Клапперу. Одному мне здесь, пожалуй, было не справиться. Впрочем, врываться внутрь во время сеанса связи было — глупее не придумаешь, а сигналить Клапперу у меня особого желания не было, во всяком случае, сейчас, когда еще так ничего и не ясно. Может быть, подождать Маккина в его комнате и взять его там?..
Я стоял и ворочал мозгами, а лысый тип, прерывая поток цифр, вдруг сказал Маккину: Все! Следующий сеанс после возвращения Карреды. Если удастся…
И пока я, совсем обалдевший, раздумывал, причем здесь какое-то возвращение Президента-Динозавра, экран погас, а метеоролог вдруг произнес:
— Заходите, Джерри. Я давно уже жду вас.
Думать мне совершенно не хотелось, я решил сделать перерыв и включил приемник. Передавали речь Президента на приеме в честь прибытия в Столицу вновь аккредитованного посла Соединенных Штатов. Ничего нового для себя я не услышал. Карреда, естественно, в очередной раз обвинил соседние прокоммунистические правительства в подготовке агрессии против нашей страны — естественно, оплота свободы и демократии в нашем регионе. Он, естественно, предупредил потенциальных агрессоров о быстром и неотвратимом возмездии и, естественно, выразил надежду на то, что Штаты, естественно, не бросят в беде своего друга и союзника. Пропагандистские пассы Президента неоднократно прерывались аплодисментами и восторженными воплями фанатичных приверженок его партии, присутствующих на приеме. Вопли эти смахивали на визг собак, которых нещадно бьют палками.
Мне и так было ясно, что дело идет к войне (ничего более умного Карреде придумать не удастся), и я начал искать в эфире другие радиостанции. Почти все диапазоны были забиты угрожающим ревом глушителей. Так, наверное, ревели в доисторические времена динозавры, подбадривая себя в битве с противником. В нашем Президенте, между прочим, тоже есть что-то от динозавра. Наверное, его политическая тупость и неповоротливость. Во всяком случае, в народе многие зовут его Динозавром. Я крутнул ручку настройки дальше и вздрогнул от неожиданности, когда мрачный рев вдруг сменился чистым и ясным голосом диктора. Это был Голос Америки. Передавали сводку новостей. Искать в эфире что-либо еще было явно бесполезно, и я решил послушать, что же новенького произошло в мире за последние сутки.
Международный Институт Космических Исследований, — поведал мне бархатный голос, — успешно осуществил запуск к Юпитеру автоматической станции Зевс. Все ж таки медным каскам из Пентагона никак не удается сорвать исследовательские интернациональные программы.
В туннеле между Францией и Великобританией из-за неисправности в системе управления одного из грузовиков произошла авария, движение было приостановлено более чем на час. Тут же высказывались оценки убытков, которые понесут транспортные фирмы обеих стран из-за срыва графиков движения и которые я благополучно пропустил мимо ушей.
Группа стран Центральной Америки направила в Международный суд иск против Американской Объединенной Телекомпании, обвинив ее в нарушении Конвенции по обмену информацией. Опять эта набившая оскомину телеконтрабанда, опять будет решение суда и опять все останется по-старому.
Повстанцы окружили Преторию, но войска Южно-Африканской Демократической Республики, проявляя мужество и героизм, успешно отбивают непрерывные атаки озверевших красных и готовятся перейти в контрнаступление… Южно-атлантические союзники обсуждают возможность применения против повстанцев ядерной артиллерии. Совсем, видно, плохи дела у расистов, коли дошло до подобных запугиваний.
После очередной экзекуции с отрубанием правой руки, — вещал бархатный голос, — поднялась новая волна выступлений противников ислама в Судане… В Нью-Йорке Международная организация оракулов предсказала в будущем году прилет инопланетян, после чего наступит очередной конец света… Всемирный похоронный трест отправил в Пояс Астероидов еще одну партию капсул с прахом скончавшихся толстосумов… В очередном розыгрыше кубка Канады, открывшемся несколько дней назад, компьютер прогнозирует финальный матч с участием команд СССР и Китая, отдавая канадцам только третье место…
После сводки новостей выступил какой-то тип из Союза защиты демократии. В подготовке нападения на нашу страну он разглядел, естественно, кровавую руку Москвы и обещал Динозавру, естественно, поддержку всего свободного мира. Топором вырубленные фразы с головой выдавали в ораторе военного чином не ниже полковника. После всего того, что рассказывала мне Исидора, я, кажется, кое в чем научился разбираться. Это я отметил с удовлетворением. В очередной раз.
Все тот же бархатный голос занялся более подробным анализом международных событий, и я выключил радиоприемник.
Пожалуй, все же международные события попробуют сегодня обойтись без меня. Возьмемся-ка мы за дела более близкие… Как ни крути, а пока что в операции Сумасшедший в горах наблюдается ярко выраженный тупик. И никакой ниточки… Осмотр мест, где нашли трупы радистов, ничего мне не дал. И не должен был дать… Это было бы слишком просто… Нет, ребята! Пусть мне, как бедным суданцам, отсекут правую руку, но что-то в этом деле не так… Ну, хорошо, предположим… Предположим, что Маккин — резидент или связной иностранной разведки… Нет, не может быть, тяжеловесно все это: метеостанция, граница с красными рядом. Нет здесь изящества… Зачем эти два трупа?.. Почему он не скрылся сразу?.. Чего ждет еще?.. Или кого?.. Возможно. И все-таки для шпионов все это как-то… неинтеллектуально, что ли? Не могло быть у них здесь этих двух трупов. Ни к чему они им… как будто специально привлечь внимание… или отвлечь от чего-нибудь другого… Нет не то!
А что, если зайти с другого конца?.. С Клаппера-Гринберга-Ромса. Что у нас там?.. В разговоре со мной этот господин существа дела касается лишь слегка, не вдаваясь в подробности. Всякие там воспоминания юности, лирические отступления… Поразительная легковесность для полковника Службы Безопасности!.. Я бы даже сказал: безответственное отношение к делу!.. А Гонзалес? Его роль и вообще сводится к тому, чтобы дать мне прочитать несколько страничек в красной папке… Страничек, весьма смахивающих на липу… А как он всячески избегал моих распросов!.. То дремал… якобы, то беготня эта к пилотам и обратно. И еще тот тючок с электроодеждой, которая мне так и не досталась… А надо-то ему было всего-навсего отлучиться. Скажем, для того, чтобы получить от Клаппера последние указания… Ну, молодцы молодцы! Спецы!.. А может быть, убийства эти и не интересуют их вовсе, может быть, все это просто дым?..
Ой, ребята, как все это смахивает на охоту с подсадной уткой!.. А в роли утки — ваш покорный слуга! Тогда весь этот балаганчик становится вполне объяснимым… Но тогда возникает еще одна проблема: судьба этой уточки меня интересует. Очень. Как своя собственная… А это уже серьезно! Потому что минус-варианты есть. Целых два…
Ну-ка, ну-ка… Скажем: утка гибнет. Что дальше?.. А ничего!.. Похоронная процессия… оркестр играет траурный марш… Геройски погиб на боевом посту в борьбе с нарушителями народного спокойствия… Навсегда останется в наших сердцах… В голос рыдают патриотически настроенные дамочки. Клаппер вытирает платочком фальшивые слезы… Это вариант номер один.
Вариант номер два: утка вопреки всем козням врагов героически уцелела. Честь ей и хвала! Впору Серебряный Крест на грудь вешать… Только сожрут эту утку. Сами охотнички сожрут и с большим аппетитом. За ненадобностью… или за то, что много знает… Далее все по первому варианту: процессия, оркестр и прочее подобное… Вот так вот!
М-да-а, хороши пути-дорожки… Ну а что было бы, если бы я отказался?.. А ничего!.. В вертолете, скорее всего, пуля от Гонзалеса, труп за борт, и концы в воду!.. Нет, не так… Если бы я вздумал отказаться, я бы сделал это еще в кабинете Клаппера, а там… А там все просто: досье на стол, а в нем Исидора. И компьютеры Службы Безопасности в два счета доказывают мне, что я связан с врагами нации. И извольте, дорогой бывший соратник по борьбе, друг молодости, так сказать, вот вам выбор: либо согласие, либо лагерь… либо штрафбат, либо смерть… Да, вот тебе и операция Сумасшедший в горах! Если и есть в этих горах сумасшедший, так это ваш покорный слуга… Ай да Клаппер! Ай да полковник Гринберг! И ай да я!.. Потому что согласился, потому что руки у меня развязаны, потому что теперь лишь от меня зависит, быть ли мне ревностным агентом Службы Безопасности или только играть эту чудную роль… Вот так вот!
А впрочем, все это пока — одни домыслы, и, как божий день, ясно, что мне нужны факты, любые факты, хоть самые мизерные, чтобы я смог окончательно определить свое отношение к этому делу. И раз таких фактов нет снаружи, надо искать их внутри! В этом милом домике.
Я стал вспоминать расположение помещений.
Где же я был?.. Был в каминной, был в санузле, был на кухне, в радиорубке был, у себя в комнате и в комнате Маккина. А не был я только в кладовой. И кладовая эта имеет немного-немало как два входа: один из каминной, закрытый (как сказал метеоролог, заваленный какими-то ящиками), а другой — из его комнаты. Стало быть, надо обязательно попасть в кладовую, и чем скорее, тем лучше!.. Ну что же, мысль хорошая, очень правильная мысль… Вот только как это осуществить на практике, не дожидаясь согласия Маккина. Боюсь, что ждать его придется слишком долго… И нейтрализовать метеоролога до поры до времени нельзя…
В дверь постучали, и вошел Маккин. Он был наряжен в теплый оранжевый комбинезон с капюшоном и такого же цвета сапоги и рукавицы.
— Я на площадку, — сказал он, — сниму цифры. Через полчаса метеосводка.
— Скажите, Джон, — остановил я его. — Почему наша станция не автомат?.. Ведь в принципе же мы здесь не нужны. Ночью-то сводки передаются автоматически… Для чего мы здесь находимся?
Это был удар в лоб, и я, затаив дыхание, ждал ответного.
— Не знаю, — сказал метеоролог. — Я ее не строил. Да и какая мне разница, если за это платят деньги… А потом, вы знаете, Джерри, мне здесь нравится. — Он пристально посмотрел на меня и вышел.
Ч-черт, никакой реакции! Может быть, мы просто ломимся тараном в открытую дверь?
Я вскочил с койки. Пока он снимает там свои показания, у меня есть в запасе минут пятнадцать. Я сунул в карман пистолет и вышел в каминную. Дверь в комнату Маккина была заперта, но ключ приглашающе торчал из скважины. Я подошел к двери и взялся было за ручку, но тут что-то вдруг меня остановило. Я внимательно осмотрел паз: слишком уж открыто приглашают, до примитивизма… Ну вот, так и есть! Вот он — тоненький волосок, приклеенный между дверью и дверной коробкой. Стоит хотя бы слегка приоткрыть дверь, и он оборвется.
Неужели все-таки шпионы?.. Иногда примитив действует наиболее безотказно… Так, ребята! Это любезное приглашение мы, пожалуй, оставим без внимания. Подождем-ка мы ночи. Это будет умнее. Спящий в ночи не знает забот… Или как там еще у Стивенса?
Во всяком случае, теперь определенно ясно, что какая-то игра здесь все-таки происходит. А стало быть, надо довести дело до развязки и постараться, чтобы развязка эта наступила не позднее завтрашнего утра… Уверен, что так оно и будет. Не в интересах Маккина затягивать наше совместное проживание здесь. И не в моих тоже…
Остаток дня прошел, как во сне. Я передавал метеосводки, ел, слушал музыку, разговаривал с Маккином, смеялся вместе с ним над его шутками, плоско шутил сам, смотрел какой-то очередной супербоевик, но все это делал кто-то другой, равнодушный и легкомысленный, а я сидел в засаде, сидел, сняв с предохранителя безотказное, сотни раз проверенное оружие, сидел, затаив дыхание, сидел, приглушив стук сердца, сидел, слушал, смотрел и ждал, когда на лесной тропинке в сером молоке тумана появится вражеский отряд, осторожно пробирающийся к нам в тыл, опасливо оглядывающийся по сторонам, пугающийся каждого куста, и настанет, наконец, пора нанести удар, стремительный и неотразимый, настанет пора уничтожить сопротивляющихся и захватить языка, потому что без языка дальше работать просто невозможно.
Наконец, этот тянущийся, как жевательная резинка вечер закончился, и мы разошлись по своим комнатам. Я переоделся в пижаму и лег в постель. В руках у меня оказалась какая-то книжка, но я не прочел ни одной строчки. Я просто не видел ее. Я был уже весь в предстоящей охоте.
Из комнаты метеоролога доносились звуки магнитофона, но что именно он слушал, было не разобрать. Мною овладело нетерпение, я выключил свет и долго лежал в темноте, проклиная все эти ночные увлечения музыкой. В конце концов, замолк и магнитофон, и наступила удивительно пронзительная тишина. Даже ветер на улице стих, а может быть, и метеостанция исчезла, и все вокруг исчезло, и остался во всей Вселенной только этот домик и в нем два человека да еще висящие на стене часы, бесшумно перемигивающиеся секундами и минутами. И когда они отсчитали полчаса, я встал, положил в один карман пижамы пистолет, а в другой авторучку с усыпляющим аэрозолем и тихо вышел из комнаты. Минуты две я стоял перед дверью моего противника, стараясь понять, спит он или нет. Из-за двери не доносилось ни звука.
Ну что же, спи себе, спи, — подумал я. — А уж я постараюсь, чтобы ты не просыпался до самого утра.
Я осторожно нажал на ручку. Дверь легко, без скрипа отворилась, и я на цыпочках вошел внутрь.
В комнате горел ночник. Он освещал нетронутую кровать, застеленную пушистым плисетовым одеялом. На одеяле валялась какая-то раскрытая книжка в яркой цветной обложке. Метеоролога в комнате не было.
Я прикрыл за собой дверь и огляделся. Всюду царил полный порядок, не было ни разбросанных вещей, ни раскрытых шкафов, ни выдвинутых ящиков стола, ни заваленной жжеными документами пепельницы — ничего, похожего на поспешное бегство. Дверь, ведущая в кладовую, была слегка приоткрыта. Я подошел к ней и заглянул в щель. Там было совершенно темно. Я достал из кармана пистолет, снял его с предохранителя и ввалился в кладовую, широко распахнув дверь. В полосе слабого света, падающего из-за моей спины, были видны какие-то тюки и ящики. Маккина здесь не было. Я повернул было обратно, намереваясь взять фонарик и вернуться, но тут до меня донесся приглушенный человеческий голос. Говорил метеоролог.
Я аккуратно прикрыл за собой дверь и замер. Когда мои глаза привыкли к темноте, я с удивлением обнаружил, что вполне различаю контуры каких-то предметов: не то штабелей ящиков, не то стеллажей. Темнота полной не была. Откуда-то из-за этих штабелей-стеллажей пробивался лучик света.
Я осторожно стал пробираться в ту сторону, выставив вперед руки и стараясь ничего не свалить на пол. Что говорил Маккин, было, к сожалению, не разобрать, только однажды до меня донеслось четко выделенное слово Сегодня. А потом Маккин замолк, но тут же забубнил чей-то другой, совершенно незнакомый мне голос. От неожиданности я чуть не свалил на себя какую-то невидимую штуковину, едва успев поймать ее левой рукой. Справившись с нею, я снова стал пробираться вперед, к свету и к двум бубнящим что-то голосам, удивляясь, почему нет знакомого мне предчувствия, что вот сейчас, через секунду меня ослепит вспышка выстрела и в лицо полетят смертоносные кусочки свинца.
В дальнем углу кладовой я обнаружил еще одну дверь. Она была слегка приоткрыта, словно мне намеренно хотели показать дорогу и теперь приглашали войти. Сквозь щель был виден Маккин, сидящий в кресле у пульта, утыканного кнопками, ручками и перемигивающимися разноцветными лампочками. Посреди пульта расположился экран, и с него смотрел на Маккина очкастый лысый тип близкого к престарелому возраста. Метеоролог сыпал цифрами, а тип согласно кивал блестящим черепом.
Все-таки это были шпионы! Я замер в раздумье: то ли ворваться с воплем: Руки вверх! то ли осторожно вернуться к себе и дать сигнал тревоги Клапперу. Одному мне здесь, пожалуй, было не справиться. Впрочем, врываться внутрь во время сеанса связи было — глупее не придумаешь, а сигналить Клапперу у меня особого желания не было, во всяком случае, сейчас, когда еще так ничего и не ясно. Может быть, подождать Маккина в его комнате и взять его там?..
Я стоял и ворочал мозгами, а лысый тип, прерывая поток цифр, вдруг сказал Маккину: Все! Следующий сеанс после возвращения Карреды. Если удастся…
И пока я, совсем обалдевший, раздумывал, причем здесь какое-то возвращение Президента-Динозавра, экран погас, а метеоролог вдруг произнес:
— Заходите, Джерри. Я давно уже жду вас.
Глава пятая
ПОРАЖЕНИЕ
Метеоролог стоял передо мной с поднятыми кверху руками.
— Я рад, что вы в пижаме, Джерри, — сказал он, улыбаясь.
Эта улыбка меня взбесила.
— Не ерничайте, мистер Не-Знаю-Как-Вас-Звать! — сказал я. — Ваша песенка спета!
— Не думаю, — спокойно ответил он. — Полагаю, что наша с вами песенка только начинается.
Это была порядочная наглость, и я не мог не отреагировать:
— Уж не думаете ли вы, мистер, завербовать меня? — сказал я. — Только учтите: я не продаюсь. А шантажировать меня вам просто нечем.
— Видимо, это вы думаете меня завербовать, — сказал он. — Только вот для кого… Да и сначала нужно меня взять…
Я подумал, что неплохо бы ощупать его воротник. Нет ли там ампулы с цианистым калием? Однако сделать обыск было некому, а сам бы я и шага не шагнул к этому молодчику: вон как сокращаются у него бугры мышц. Не проспать бы выпада!.. Вряд ли он будет кончать с собой, пока я здесь один.
— Взять вас нетрудно, — сказал я. — В кармане у меня баллон с усыпляющим газом. Сейчас я вас усыплю и вызову Службу Безопасности.
Я достал из кармана авторучку и показал ему. Лицо его осталось абсолютно спокойным, и спокойствие это мне определенно нравилось. Серьезный противник!.. Тем приятнее будет его взять.
— Не спешите, Джерри, — сказал метеоролог. — Вы все равно не сможете этого сделать.
— Это почему же?
— А потому!
Он не сделал по направлению ко мне ни одного шага, он не двинул ни рукой, ни ногой, ни один мускул не дернулся у него. Он стоял с поднятыми руками и смотрел мне прямо в глаза. Пальцы мои вдруг разжались, и пистолет с авторучкой с глухим стуком упали на пол, застеленный мягким ковром.
Если бы небо рухнуло на нас, я и то был бы поражен меньше. Я был просто потрясен той легкостью, с которой он разоружил меня — меня, взявшего на своем веку не одного вооруженного бандита, среди которых попадались и совершенно отпетые типы.
— Гипноз… — пробормотал я непослушными губами.
— Извините, Джерри, за насилие, но вы слишком возбуждены и можете наделать ошибок, о которых потом будете жалеть. Я вам верну ваше оружие, но только после того, как мы с вами побеседуем… Не волнуйтесь, от вас все равно ничего не зависит.
Он спокойно подошел ко мне, подобрал мое оружие и положил себе в карман.
— Знаете что, — сказал он. — Давайте пройдем в каминную и там побеседуем. И очень вас прошу, не пытайтесь делать глупости. Мне очень не хочется причинять вам какой-нибудь вред… А возможность разоблачать, судить и карать у вас еще будет.
Думаю, он просто подавил мою волю. Все происходило словно в кошмарном сне, когда хочешь ударить противника или убежать от него, но не можешь сделать ни того, ни другого: твое тело тебе просто не подчиняется. Разница была лишь в том, что я не только не мог, но и не имел желания, и, когда мы проходили через полутемный склад, я не сделал даже попытки проломить ему чем-нибудь череп, хотя он шел впереди и глаз у него на затылке точно не было. Не уверен, но, по-моему, я в этот момент даже и не думал ни о чем, просто шел, как идет на веревочке за своим хозяином баран.
В каминной мы уселись в кресла, и Маккин сунул мне в руки стакан с каким-то соком. Я машинально отхлебнул.
— Видите ли, Джерри, — сказал метеоролог. — Для начала я хочу, чтобы вы поняли, почему я так обрадовался тому, что вы явились брать меня в пижаме. Сходите-ка к себе в комнату и осмотрите свою рубашку. Слева под воротником…
Я послушно встал и пошел к себе. Я сразу нашел его, этот маленький шарик. Он был прилеплен под воротником моей рубашки. Я достал из своего портфеля лупу и осмотрел его. Это был, без сомнения, жучок. Я осмотрел две другие рубашки: жучки были и там. Я вернулся в каминную.
Взглянув на меня, Маккин удовлетворенно хмыкнул.
— Я раскусил вас, Джерри, сразу, — сказал он. — Вчера, когда вы прилетели, пилот вертолета не привез мне спиртного. А ведь мы с ним заранее договорились… Да и понимал я, что Службе Безопасности пора присылать человека. И тут являетесь вы! Ничего не оставалось, как подсыпать вам за праздничным ужином снотворное. Что я и сделал…
Ко мне, наконец, вернулась возможность соображать. Теперь мне стало понятно, почему у меня утром голова трещала так, что даже антивинин не помог. Болван, мог бы сообразить это и раньше!
— Когда вы покинули мою комнату и отключились, — продолжал метеоролог, — я осмотрел ваши вещи. Нашел и пистолет, и микропередатчик. Кстати, мои приборы среагировали на его присутствие сразу, как только вы появились на станции, и это было мне еще одним сигналом.
— Да, вы неплохо вооружены, — сказал я. — И технически, и… Только вряд ли это вам поможет. Служба Безопасности наверняка уже блокировала весь этот район. Со мной вы справились. Посмотрим, как вы справитесь со всей Службой Безопасности.
Я блефовал. А что еще оставалось делать?! По крайней мере, можно было посмотреть, как он на это отреагирует.
Он встал и прошелся по каминной, словно хотел заглянуть в углы и убедиться, что нас никто не подслушивает.
— Служба Безопасности не сможет нам помешать, — сказал он, мягко улыбаясь. Он был уверен в себе на все сто. — Кстати, я только что убедился, что вы всего-навсего ходячий микрофон и вряд ли во что-либо посвящены.
Я удивленно уставился на него.
— Если бы вы знали о микропередатчике, вы бы в сложившейся ситуации не пошли осматривать свои рубашки, — пояснил он. — Кстати, вам не кажется, что после конца операции вас бы просто ликвидировали?
Я пожал плечами. Мне не казалось. Теперь я в этом был абсолютно уверен. Ай да Клаппер!
Наверное, вид у меня был довольно жалкий, потому что Маккин достал из бара бутылку коньяка и плеснул немного в стакан.
— Выпейте, Джерри, это вас взбодрит. Не бойтесь! У меня нет намерения отравить вас.
Я послушно проглотил коньяк. Маккин подождал, пока я вновь приду в себя.
— Так вы согласны со мной, что вас ликвидируют после окончания операции? — снова спросил он.
— Может быть вы и правы… — сказал я. Я лихорадочно соображал, пытаясь отыскать хоть какой-нибудь выход из сложившегося положения, но тщетно: это был тупик, выхода из которого, похоже, просто не было.
— Значит, вы все-таки пытаетесь меня завербовать? — помолчав, спросил я.
— Нет, — сказал Маккин. — Нам вы не нужны. Вы нужны себе.
— Кому это вам?.. Послушайте, Джон, вы сами начали эту игру… Давайте начистоту. Кому — вам? На чью разведку, извините за любопытство, вы работаете?
— Мы не работаем на разведку. — Он посмотрел на меня, как на маленького ребенка, потерявшего в толпе маму, которого надо отвести домой, да и еще и утешать по дороге, чтобы не расплакался. — Мы работаем на свою страну, — коротко сказал он.
— На какую это страну?
— На ту же самую, что и вы… Я — ваш соотечественник.
Он вдруг замолчал. В нем явно происходила какая-то борьба, и он не мог, а может быть, и не пытался скрыть это. Кажется, он не знал, что ему делать с ребенком дальше, потому что маму найти, увы, не удалось.
Я молча ждал. Наконец, он, видимо, принял какое-то решение.
— Видите ли, Джерри, — сказал он. — Я действительно ваш соотечественник, только я… — он помедлил — …из будущего. Из двадцать четвертого века.
Я ждал чего угодно, только не подобных выкрутасов.
— Не лгите, Джон, — сказал я. — Зачем сюда притягивать за уши фантастику? Гипнотизеры есть и в наше время.
Он сел в кресло и внимательно посмотрел мне в глаза, словно хотел там что-то разглядеть.
— Вам нужны доказательства, — сказал он. — Ну что же, сейчас вы их получите.
Он вышел к себе в комнату, а я остался сидеть в кресле, тупо глядя прямо перед собой и совершенно ни о чем не думая. Только вертелся в голове, как заезженная пластинка, кусочек пошлой песенки, услышанной когда-то в матросском кабаке: Один старый шкипер утопил свой клипер… Один старый шкипер утопил свой клипер… Я даже головой затряс от обиды.
В каминную вернулся Маккин. В руках у него была обычная видеокассета. Он вставил ее в магнитофон, и в стереораме появилось изображение. Это был вид какого-то города, снятого с высоты птичьего полета. Город выглядел вполне обычно, но когда я присмотрелся, картина сразу потеряла всю свою убедительность: разноцветные коробки, возвышающиеся среди моря зелени, совершенно не имели окон. Все это весьма смахивало на кадры из какого-нибудь фантастического фильма.
— Я рад, что вы в пижаме, Джерри, — сказал он, улыбаясь.
Эта улыбка меня взбесила.
— Не ерничайте, мистер Не-Знаю-Как-Вас-Звать! — сказал я. — Ваша песенка спета!
— Не думаю, — спокойно ответил он. — Полагаю, что наша с вами песенка только начинается.
Это была порядочная наглость, и я не мог не отреагировать:
— Уж не думаете ли вы, мистер, завербовать меня? — сказал я. — Только учтите: я не продаюсь. А шантажировать меня вам просто нечем.
— Видимо, это вы думаете меня завербовать, — сказал он. — Только вот для кого… Да и сначала нужно меня взять…
Я подумал, что неплохо бы ощупать его воротник. Нет ли там ампулы с цианистым калием? Однако сделать обыск было некому, а сам бы я и шага не шагнул к этому молодчику: вон как сокращаются у него бугры мышц. Не проспать бы выпада!.. Вряд ли он будет кончать с собой, пока я здесь один.
— Взять вас нетрудно, — сказал я. — В кармане у меня баллон с усыпляющим газом. Сейчас я вас усыплю и вызову Службу Безопасности.
Я достал из кармана авторучку и показал ему. Лицо его осталось абсолютно спокойным, и спокойствие это мне определенно нравилось. Серьезный противник!.. Тем приятнее будет его взять.
— Не спешите, Джерри, — сказал метеоролог. — Вы все равно не сможете этого сделать.
— Это почему же?
— А потому!
Он не сделал по направлению ко мне ни одного шага, он не двинул ни рукой, ни ногой, ни один мускул не дернулся у него. Он стоял с поднятыми руками и смотрел мне прямо в глаза. Пальцы мои вдруг разжались, и пистолет с авторучкой с глухим стуком упали на пол, застеленный мягким ковром.
Если бы небо рухнуло на нас, я и то был бы поражен меньше. Я был просто потрясен той легкостью, с которой он разоружил меня — меня, взявшего на своем веку не одного вооруженного бандита, среди которых попадались и совершенно отпетые типы.
— Гипноз… — пробормотал я непослушными губами.
— Извините, Джерри, за насилие, но вы слишком возбуждены и можете наделать ошибок, о которых потом будете жалеть. Я вам верну ваше оружие, но только после того, как мы с вами побеседуем… Не волнуйтесь, от вас все равно ничего не зависит.
Он спокойно подошел ко мне, подобрал мое оружие и положил себе в карман.
— Знаете что, — сказал он. — Давайте пройдем в каминную и там побеседуем. И очень вас прошу, не пытайтесь делать глупости. Мне очень не хочется причинять вам какой-нибудь вред… А возможность разоблачать, судить и карать у вас еще будет.
Думаю, он просто подавил мою волю. Все происходило словно в кошмарном сне, когда хочешь ударить противника или убежать от него, но не можешь сделать ни того, ни другого: твое тело тебе просто не подчиняется. Разница была лишь в том, что я не только не мог, но и не имел желания, и, когда мы проходили через полутемный склад, я не сделал даже попытки проломить ему чем-нибудь череп, хотя он шел впереди и глаз у него на затылке точно не было. Не уверен, но, по-моему, я в этот момент даже и не думал ни о чем, просто шел, как идет на веревочке за своим хозяином баран.
В каминной мы уселись в кресла, и Маккин сунул мне в руки стакан с каким-то соком. Я машинально отхлебнул.
— Видите ли, Джерри, — сказал метеоролог. — Для начала я хочу, чтобы вы поняли, почему я так обрадовался тому, что вы явились брать меня в пижаме. Сходите-ка к себе в комнату и осмотрите свою рубашку. Слева под воротником…
Я послушно встал и пошел к себе. Я сразу нашел его, этот маленький шарик. Он был прилеплен под воротником моей рубашки. Я достал из своего портфеля лупу и осмотрел его. Это был, без сомнения, жучок. Я осмотрел две другие рубашки: жучки были и там. Я вернулся в каминную.
Взглянув на меня, Маккин удовлетворенно хмыкнул.
— Я раскусил вас, Джерри, сразу, — сказал он. — Вчера, когда вы прилетели, пилот вертолета не привез мне спиртного. А ведь мы с ним заранее договорились… Да и понимал я, что Службе Безопасности пора присылать человека. И тут являетесь вы! Ничего не оставалось, как подсыпать вам за праздничным ужином снотворное. Что я и сделал…
Ко мне, наконец, вернулась возможность соображать. Теперь мне стало понятно, почему у меня утром голова трещала так, что даже антивинин не помог. Болван, мог бы сообразить это и раньше!
— Когда вы покинули мою комнату и отключились, — продолжал метеоролог, — я осмотрел ваши вещи. Нашел и пистолет, и микропередатчик. Кстати, мои приборы среагировали на его присутствие сразу, как только вы появились на станции, и это было мне еще одним сигналом.
— Да, вы неплохо вооружены, — сказал я. — И технически, и… Только вряд ли это вам поможет. Служба Безопасности наверняка уже блокировала весь этот район. Со мной вы справились. Посмотрим, как вы справитесь со всей Службой Безопасности.
Я блефовал. А что еще оставалось делать?! По крайней мере, можно было посмотреть, как он на это отреагирует.
Он встал и прошелся по каминной, словно хотел заглянуть в углы и убедиться, что нас никто не подслушивает.
— Служба Безопасности не сможет нам помешать, — сказал он, мягко улыбаясь. Он был уверен в себе на все сто. — Кстати, я только что убедился, что вы всего-навсего ходячий микрофон и вряд ли во что-либо посвящены.
Я удивленно уставился на него.
— Если бы вы знали о микропередатчике, вы бы в сложившейся ситуации не пошли осматривать свои рубашки, — пояснил он. — Кстати, вам не кажется, что после конца операции вас бы просто ликвидировали?
Я пожал плечами. Мне не казалось. Теперь я в этом был абсолютно уверен. Ай да Клаппер!
Наверное, вид у меня был довольно жалкий, потому что Маккин достал из бара бутылку коньяка и плеснул немного в стакан.
— Выпейте, Джерри, это вас взбодрит. Не бойтесь! У меня нет намерения отравить вас.
Я послушно проглотил коньяк. Маккин подождал, пока я вновь приду в себя.
— Так вы согласны со мной, что вас ликвидируют после окончания операции? — снова спросил он.
— Может быть вы и правы… — сказал я. Я лихорадочно соображал, пытаясь отыскать хоть какой-нибудь выход из сложившегося положения, но тщетно: это был тупик, выхода из которого, похоже, просто не было.
— Значит, вы все-таки пытаетесь меня завербовать? — помолчав, спросил я.
— Нет, — сказал Маккин. — Нам вы не нужны. Вы нужны себе.
— Кому это вам?.. Послушайте, Джон, вы сами начали эту игру… Давайте начистоту. Кому — вам? На чью разведку, извините за любопытство, вы работаете?
— Мы не работаем на разведку. — Он посмотрел на меня, как на маленького ребенка, потерявшего в толпе маму, которого надо отвести домой, да и еще и утешать по дороге, чтобы не расплакался. — Мы работаем на свою страну, — коротко сказал он.
— На какую это страну?
— На ту же самую, что и вы… Я — ваш соотечественник.
Он вдруг замолчал. В нем явно происходила какая-то борьба, и он не мог, а может быть, и не пытался скрыть это. Кажется, он не знал, что ему делать с ребенком дальше, потому что маму найти, увы, не удалось.
Я молча ждал. Наконец, он, видимо, принял какое-то решение.
— Видите ли, Джерри, — сказал он. — Я действительно ваш соотечественник, только я… — он помедлил — …из будущего. Из двадцать четвертого века.
Я ждал чего угодно, только не подобных выкрутасов.
— Не лгите, Джон, — сказал я. — Зачем сюда притягивать за уши фантастику? Гипнотизеры есть и в наше время.
Он сел в кресло и внимательно посмотрел мне в глаза, словно хотел там что-то разглядеть.
— Вам нужны доказательства, — сказал он. — Ну что же, сейчас вы их получите.
Он вышел к себе в комнату, а я остался сидеть в кресле, тупо глядя прямо перед собой и совершенно ни о чем не думая. Только вертелся в голове, как заезженная пластинка, кусочек пошлой песенки, услышанной когда-то в матросском кабаке: Один старый шкипер утопил свой клипер… Один старый шкипер утопил свой клипер… Я даже головой затряс от обиды.
В каминную вернулся Маккин. В руках у него была обычная видеокассета. Он вставил ее в магнитофон, и в стереораме появилось изображение. Это был вид какого-то города, снятого с высоты птичьего полета. Город выглядел вполне обычно, но когда я присмотрелся, картина сразу потеряла всю свою убедительность: разноцветные коробки, возвышающиеся среди моря зелени, совершенно не имели окон. Все это весьма смахивало на кадры из какого-нибудь фантастического фильма.