Романова Галина Владимировна. Легенда о Велесе

   Синегорка невольно вскинула глаза на дочь. Рада стояла ни жива ни мертва, только закусила губу. Почувствовав, что на нее выжидательно смотрят все, даже послы, воительница очнулась и выговорила:
   - Коль обо мне идет речь, мне и ответ держать... Я из воли матери не выйду - что прикажет она, все исполню, а только и у меня условие есть: коль верно все, что вы говорите, дайте мне и матери моей срок подумать.
   Синегорка посмотрела на дочь - та еле заметно кивнула.
   Посол прижал руки к сердцу:
   - Сожалею, княжна, но срок дать мы можем лишь до вечера - жених ждать не хочет!
   - Хорошо. - Княгиня выпрямилась. - Ждите слова нашего. Мы позже ответ дадим!
   Послы повернулись и вышли. Вслед за ними поспешили приведшие их воины, а потом и остальные. Не прошло и минуты, как в горнице остались лишь Синегорка, Рада и маявшийся у двери княжич.
   Княжна-воительница с досадой грохнула меч об пол и припала на колени перед матерью. Та откинулась назад, жмуря глаза. Рада взяла ее безвольную руку и прижалась к ней лицом, заставив Синегорку содрогнуться.
   - Ты идешь? - срывающимся голосом прошептала она.
   - Видно, нет мне иного пути, - глухо ответила Рада. - Не верю я, что Мера добром за Змея идет!
   - Тогда что ж?
   - Не пойду - град пожжет, людей побьет и сестры не пощадит. А пойду - и себя, и сестру от бесчестья избавлю!
   - На смерть идешь! - ахнула Синегорка.
   - А все одно - смерть, - отмахнулась Рада. - Вели-ка воротить послов и скажи - пусть орду от града уводят, а мне покамест приготовиться надобно! Она встала с колен, одергивая рубашку и кольчугу.
   - На кого ж бросаешь? - глухо вскрикнула княгиня.
   - Вон, - Рада кивнула на брата, - не младенец он - князь будущий... Да мужи у тебя мудрые - не покинут небось!
   Она обняла мать, которая не могла даже поднять рук, и вышла, забыв меч на полу.
   Княжич, не отходивший от двери, осторожно приблизился и поднял меч сестры. Синегорка отрешенно глянула сквозь него, но постепенно взор ее просветлел, и она приказала:
   - Послов покличь, сын!
   На следующее утро опять выполз откуда-то густой туман. Еще с вечера он залил долину реки и низины, к полуночи подступил к самым стенам и только с первыми лучами солнца начал не спеша откатываться назад, словно волны в отлив. Люди на стенах следили за ним затаив дыхание - а ну как обманут пришельцы, не уберут своей силы от града? Сквозь туман глухо раздавались топот и ржание коней, скрип повозок и мычание тяглового скота, крики людей, Какие-то тени непрерывной волной двигались прочь, и люди успокоенно вздыхали - все вершилось без обмана.
   Но в тумане можно было заметить, что от города уходила совсем небольшая группа - всего около двух сотен всадников, среди которых находился и сам Змей, и несколько повозок. Опытный искусник и чародей, он с легкостью отвел глаза целому городу, создав орду захватчиков из ничего. Переходя вброд реку, его воины таяли, как дым, растворяясь в воздухе, и после переправы путь продолжила всего лишь одна сотня всадников - другая, по уговору с княгиней, осталась на том берегу, поджидая Раду.
   Город же, проводив врага, погрузился в печаль - девушке дали всего три дня, дабы прилично подготовить ее к прощанию: все были убеждены, что назад она не вернется.
   Рада уже оплакала свою косу и свое девство, как любая девушка, на которую пал жребий быть принесенной в жертву богам. Эти дни она провела с девушками - настоящих подруг у нее не было. Ей так хотелось хоть ненадолго сбежать к княжеским кметям и последний раз побыть с ними, но за нею зорко следили, не сводя глаз.
   Последний день она постилась, запертая ото всех в темной келье без окон на задах капища. Обхватив колени руками, девушка не сомкнула глаз всю ночь, ожидая рассвета. Она была совершенно нагая, если не считать накидки на плечах и пояса воина, надетого на голое тело - с ним Рада не согласилась бы расстаться, даже если ее попросят об этом сами боги. За пояс девушка заткнула длинный, чуть не в две ладони, нож - он еще пригодится ей, когда она увидит наконец сестру. Всего два удара - в нее и в себя - и все будет кончено.
   Сквозь щели в стенах проник свет серого раннего утра, когда за нею пришли. Два жреца встали на пороге, а к ней вошли их молодые помощники. Перед глазами вскочившей на ноги Рады развернулась груботканая рубаха из некрашеного полотна с глубоким вырезом на груди. Только по вороту шла вышивка. Взглянув на нее, Рада все поняла и молча протянула руки.
   Жрецы помогли ей одеться и отступили прочь, нарочито не приглашая следовать за собой. Девушка вышла из клети и, окруженная жрецами, пошла к центру капища.
   Дорогой на нее не обращали внимания - Рада надела смертную рубаху, в которой жертве ходить недолго, всего лишь до того мига, когда на плоском камне ей перережут горло. Кровью потом напитают жадных до жертв богов, а тело сожгут на священном огне.
   Капище было готово еще со вчерашнего дня. Не только жрецы, посвященные в тайны и имеющие право приносить кровавые жертвы, но и младшие их помощники, и кощуны, и бахари - все собрались здесь. Широкие тесовые ворота ради скорбного праздника были распахнуты, дабы любой мог войти, и на пороге уже теснилась толпа. В числе прочих Рада углядела кое-кого из кметей, мелькнуло лицо брата. Он не показывался на глаза, но Рада все равно улыбнулась ему на прощанье.
   Девушку оставили в центре капища, где находился плоский жертвенный камень с ложбинкой для стока крови - уже были подставлены священные чары, чтобы собирать ее. Слева уже возвышалась готовая к сожжению крада1, подле нее стояли отроки с факелами. А над самой девушкой купно стояли высеченные из дерева боги - сам творец мира Род, слева - его жена и дочь Рожаницы, справа - сын, покровитель и отец воинов с мечом и конем. По бокам и чуть позади теснились остальные боги - внуки, слуги, помощники. Нахмуренные брови Рода смотрели гневно и отрешенно, и Рада невольно содрогнулась, представив, как нож взрежет ей горло. Неужто мать на свой страх и риск переменила слово или жрецы решили поступить по-своему?
   Она продолжала терзаться этими мыслями и не заметила начала обряда. Рада словно стояла одна посреди чистого поля, голоса и шум долетали до нее приглушенно, как во сне.
   Девушка очнулась лишь в тот миг, когда рядом послышались окрики и мычание. Она глянула мимо, лишь постепенно понимая, в чем дело. К жертвеннику подогнали двух бычков, белого и черного, украшенных лентами и цветами. Привычно ловко их повалили, спутав ноги, и подняли на камень одного за другим. Воззвав к богам принять жертвы, жрец перерезал горло первому и подождал, пока кровь не стечет в чаши, а бычок не перестанет биться. Тогда тушу прямо на камне разрубили на части, и настала очередь второго.
   1 Жертвенник.
   Окровавленные части обеих туш потащили к краде готовить к сожжению, и Рада немного успокоилась - во всяком случае, этот огонь предназначался для нее. Она даже с интересом наблюдала, как жрец мажет богам свежей кровью губы, как поджигают краду под молитвы и пение и как потом к ней самой подходят жрецы.
   Невнятно бормоча заговоры, старший жрец окропил лоб, лицо и руки девушки теплой дымящейся кровью. Несколько капель при этом попало ей на рубаху и волосы. Рада воспринимала его действия со спокойствием одурманенной - ее тоже приносили в жертву, а жертвы ничего не чувствуют и ничего не замечают. И она даже сама пошла к краде, над которой клубился черный дым.
   Плакальщицы голосили, как на похоронах, царапая себе лица и оседая на землю. Едкий дым окутывал девушку, стоящую так близко, что случайному прохожему могло показаться - она сейчас прыгнет в пламя. От дыма у нее кружилась голова и хотелось спать. Рада еще не понимала, что все нарочно, но уже ничего не чувствовала.
   Она смутно помнила, как потом, когда крада прогорела и начала оседать, ее отвели к идолам богов, присыпали землею в знак перерождения и потом трижды окатили водой, что должна была смыть с нее все прошлое. Обычно этот обряд растягивали на три дня, но обстоятельства требовали спешки.
   Волосы Рады еще не успели просохнуть, когда появились девушки и стали ее обряжать, как одевают невесту перед свадьбой - или перед праздничным принесением в жертву, когда невесту водяного топят в реке или море. Все было как всегда в таких случаях - только невеста так и не рассталась с военным поясом, полученным при посвящении, и длинным ножом.
   Всадники уже ждали ее у ворот, что в знак беды были распахнуты настежь. Они держали мечи наготове и зло косились по сторонам - не пришло бы в голову кому-нибудь пустить стрелу.
   До ворот Раду провожали почти все, кто собрался на капище, да те, кто пристал по дороге. В гуле голосов, оплакивавших ее судьбу, Раде показалось, что она различает плач и причитания матери - княгиня вполне могла, как любая мать, затеряться в толпе, прощаясь с дочерью. Но измотанная обрядом и еще не отошедшая от дурмана жертвенного дыма, Рада даже не подумала обернуться. Взгляд ее остановился на сизых далях. Молча, двигаясь как больная, она села на коня и позволила охране увезти себя.
   Синегорка и в самом деле смешалась с толпой и издалека видела все, что происходило с дочерью. На капище, пред ликами грозных богов, она боялась даже стонать, кусая себе руку, но по дороге к воротам, где некоторые матери всхлипывали, оплакивая участь обеих княжон и оставшуюся без дочерей княгиню, где на глаза ей попалось несколько кметей, ходивших с Радой в походы, схоронивших многих друзей и не раз смотревших в лицо смерти - сейчас они отводили глаза, порой утирая их рукавами - она не выдержала. Когда Рада и провожавшие ее жрецы вышли за ворота, чтобы передать девушку всадникам Черного Змея, княгиня закричала в голос.
   Стоявшие подле подхватили ее, когда Синегорка стала оседать на землю, словно в приступе падучей. Она забилась на державших ее руках, заголосила, схватившись за голову. Ее признал кто-то из княжеских слуг, и несколько человек чуть не волоком повели княгиню назад, в терем.
   Вскоре туда же прибежал юный княжич - он пробрался за ворота, провожая сестру, но его вернули. Синегорка билась и рыдала как безумная, пока на нее лили воду и бегали за знахарями. Примчавшиеся на зов ведуны еле усмирили княгиню, окурили ее сушеной одолень-травой пополам с плакуном и дурманом. Смирённая их чарами, княгиня провалилась в тяжкий обморочный сон. Все в один голос твердили, что Синегорка обмерла и надо готовиться к ее кончине, но на следующее утро она очнулась и объявила траур по обеим дочерям - говорила, будто ей привиделось, что обе они навсегда потеряны для нее.
   За один-единственный день Синегорка изменилась так, словно миновало лет десять. Лицо ее осунулось, чело избороздили морщины, глаза и губы поблекли, в косе яснее проступила седина. Она преисполнилась уверенности, что доживет только до осени.
   Вслед за княгиней в печаль и скорбь погрузился весь город - не успели справить тризну по двум княжнам, как скоро настанет пора провожать в подземный мир и княгиню. Знахари и ведуны толпились у княжеского крыльца, перед идолами денно и нощно горели костры - молился и плакал весь город и не все узнали о явлении новых гостей.
   Ящера никто не видел и не подозревал о его существовании - огромный крылатый зверь не долетел до стен города и даже рощи под горой. Стривер отлично знал все вокруг и указал на долину реки чуть в стороне. Там Сварожичи наконец ступили на землю - и вскоре три всадника на одинаковых бурых конях с черными гривами птицами вылетели из долины.
   Случайно видевшие их люди долго не верили своим глазам - три жеребца летели, почти не касаясь земли, а если и касались, то все вокруг содрогалось и с деревьев падали листья. По одинаковым коням и всадники казались близнецами, тем более что у всех троих были решительные лица.
   На склоне, откуда была видна почти вся гора, река с притоками, роща, пашни и несколько небольших селений-вотчин, стоял град, окруженный посадами. По склону к нему вело с разных сторон четыре дороги. Весь склон был изрыт копытами лошадей, колесами повозок и покрыт пятнами костров, но сам град стоял целехонек.
   Оглядев следы странной осады, понаторевший в таких делах Перун молвил всего одно слово, кивнув на град:
   - Этот?
   - Он самый, - тихо вымолвил Стривер, озирая холм. Он не верил своим глазам.
   - Что тут было? - спросил Смаргл.
   - Сейчас узнаем, - обронил Перун, направляя коня напрямик к городской стене.
   Четыре дороги под стенами сходились в две - по числу ворот, открывающихся в две стороны. До ближних было саженей десять, но Перун не захотел свернуть.
   Увидев трех всадников, что во весь опор неслись к стене, с заборол закричали, замахали руками, но странные гости не обратили никакого внимания на стражу. Три жеребца одновременно толкнулись в землю, взрыв ее почти на аршин, и взвились в воздух, как три птицы. Распластавшись, они перелетели не только стену, но попавшуюся угловую сторожевую башню и тяжело опустились на доски мостовой-настила. Полетели в стороны обломки и щепки, когда мостовая затрещала, ломаясь. Жеребцы увязли чуть не по бабки, но седоки не дрогнули на седлах.
   - Ну, - Перун кивнул Стриверу, - веди к княгине!
   Тот вздрогнул, сжимая кулаки, и махнул рукой вперед.
   Княжеские палаты находились в самом центре городища, на небольшом возвышении. Широкая улица разрезала град на две части, идя от ворот к терему, который тоже имел стены, сторожевые башни и стражу на заборолах и так же был окружен рвом. Три терема, сад, дружинные избы кметей и конюшни, избы слуг и холопов, ключни и кладовые - это был настоящий град в граде.
   Три бурых жеребца неслись в указанном Стривером направлении, перемахивая палаты, гридницы, лавки торговых людей и ремесленников, избы посадских и сады при домах.
   В городе началась паника - люди метались по улицам, прячась, кто мог, в подполах или разбегаясь в стороны. Страхи некоторых были обоснованны - порой тяжелое копыто опускалось не на двор, а на крышу, и тогда во все стороны летели обломки, клочья соломы, а угол проседал, разметанный конем.
   Всадников заметили со стен. Кмети похватали оружие, бросились затворять ворота, всадникам закричали, приказывая остановиться и не творить бесчинств, но Стривер по дороге успел рассказать братьям, как его взашей выгнали из города, и Смаргл, а тем более вспыльчивый Перун не собирались подчиняться. Не обращая внимания на людей, все трое подхлестнули лошадей - и три жеребца мелькнули над головами людей, приземлившись уже на дворе.
   Не дожидаясь, пока осядет пыль, братья спешились и, бросив лошадей, решительно направились в палаты.
   Здесь дорогу преградили им княжеские гридни, выскочившие на шум из дверей. В руках их оказались мечи и щиты, но Перун, разогнавшись, уже не мог остановиться. Скачка по городу распалила его. Прокладывая братьям путь, он лишь выставил вперед плечо и с маху врезался в строй. Щиты разлетелись в стороны. Державших их воинов он небрежными взмахами рук раскидал, освободив путь. Тех, кто стоял по бокам и мог заступить дорогу, оттолкнули Смаргл и Стривер, и трое Сварожичей вломились в терем. Перун по-прежнему шел впереди, громко требуя, чтобы его немедля проводили к княгине.
   Перед нежеланным гостем пробовали запирать двери, но он просто высаживал их, даже не удосуживаясь складывать кулак - одними ладонями. Идущие вслед за ним молодцы тоже были настроены решительно, и с ними предпочитали не спорить.
   Сварожичи ворвались так стремительно, что Синегорку не успели предупредить. Она только ахнула, приподнимаясь со стула, когда гости вошли в светлицу. Окружавшие ее сенные девушки и боярыни брызнули во все стороны, а гридни у дверей лишь беспомощно развели руками.
   Стривер с первого взгляда узнал княгиню, хотя та и переменилась со дня отъезда Рады. Сейчас она казалась старухой, и только глаза ее блеснули прежним огнем, когда она увидела Стривера за плечом Перуна.
   Тот, догадавшись по лицу княгини, что она его узнала, еле успел одернуть брата.
   Уловив знак, Перун на ходу отвесил короткий поклон сидящей у окна женщине и, подойдя, сразу заговорил о главном.
   - Проведал я, - сказал он, - что за беда у тебя приключилась, княгиня, - Черный Змей житья не дает. Города жжет, людей в полон берет, твой род - и то обидел...
   Вспомнив при этих словах о дочерях, Синегорка отвернулась к окну, закусив губу, чтобы не разрыдаться при чужаках. Последние дни она только плакала или сидела, отрешенно глядя вдаль.
   Улучив момент, Стривер выступил из-за спины брата.
   - Уж прости, княгиня-матушка, - заговорил он, - но не мог я мимо горя твоего пройти. Не только твоя - это и моя печаль... Утешься и не плачь один я не смогу, а с братьями точно привезем мы тебе дочь любимую, а там...
   Синегорка резко повернулась к нему, сжимая побелевшими пальцами ручки стула.
   - Ты, - прошептала она, закусывая губы, - все ты!.. Что ты натворил!.. А теперь у тебя хватает смелости являться после того, как тебя взашей вытолкали?.. Да я тебя казнить в тот день могла лютой смертью, как чуженина!.. А ты...
   Она не договорила - Перун и Смаргл, не сговариваясь, одновременно шагнули вперед, заслоняя брата от пылающей гневом Синегорки. Перун положил руку на меч.
   - Ты здесь хозяйка, - прогудел он угрожающе, - а мы лишь гости и чужаки. Ты имеешь все права, ты можешь нам приказать, и мы должны повиноваться тебе, но я никому не позволю чернить моего единокровного брата. Будь ты мужчина и воин, я бы не посмотрел на то, что я гость, но ты женщина и мать. Горе помутило твой разум, но ты должна понять, что виновна перед нами.
   Синегорка возмутилась было и собиралась кликнуть стражу, но взглянула на кулаки Перуна, на широкие плечи его и спутников и поняла, что она больше положит народу, пытаясь задержать строптивых гостей. А потому она только сжала кулаки, белея от душившего ее гнева.
   Положение спас Стривер, снова выступив вперед.
   - Прости княгиня-матушка, - быстро заговорил он, - брат не со зла, а от досады. Ему известно, как ты со мною обошлась. Моей вины в том, что случилось с Мерой, нет, а коли есть, то готов искупить ее - и братья мои в том мне порука и подмога. Ты же благослови нас на бой с твоим обидчиком, а заодно... Заодно обещай мне руку твоей дочери, княжны Меры, что отдашь ты мне ее в жены, когда спасу ее и приведу назад целой и невредимой!
   Он говорил горячо и вдохновенно, Перун и Смаргл согласно молчали, и это тронуло Синегорку сильнее всего. Она уронила голову на грудь и сдержанно зарыдала, стесняясь своих слез.
   Озадаченный ее слезами, Стривер замолчал.
   - Что с тобой, матушка? - удивленно спросил он.
   - Ты... ты, - еле выговорила Синегорка. - Теперь уже поздно!
   Сварожичи переглянулись.
   - Она за Змея замуж выходит, - выдавила княгиня и, прерывая речь рыданиями, рассказала об осаде города и об условии, которое поставил Змей.
   - Раду уже третий день как увезли, - молвила она под конец. - Сейчас, верно, она уже там... Вы опоздали - и явились только для того, чтобы напомнить мне о моем горе...
   Перун топнул ногой:
   - Где это?
   - В первый раз видели его у Козьего перевала, в восточной стороне.
   - Верхами до него сколько?
   - Как раз три дня, коль спешить...
   - Верно, они не доехали, - молвил Перун. - А значит, мы успеем... Жди нас с дочерьми, княгиня!
   Он махнул рукой братьям и первым ринулся к выходу так же стремительно, как и вошел. Княгиня посмотрела им вслед.
   - Постой, - вдруг вымолвила она.
   Уходивший последним Стривер остановился на пороге, готовно обернувшись.
   - Если исполнишь, что задумал, - прошептала Синегорка, - тогда поговорим... о сватах...
   Она отвернулась, чтобы скрыть волнение, и Стривер бегом догнал братьев.
   Пока Сварожичи говорили с княгиней, к их оставленным без присмотра коням никто не решался подойти - встав плечо к плечу, те выкатывали налитые кровью глаза, лязгали зубами, как голодные волки, и ревели от ярости. Сварожичи вскочили им на спины, задержавшись только для того, чтобы вызнать, в какой стороне Козий перевал - и исчезли тем же путем, что и приехали.
   Козий перевал встретил Раду темнотой и безмолвием. Окруженная чужими молчаливыми всадниками, над которыми, даже она чувствовала, витали чары, воительница испытывала страх и неуверенность. Она не боялась за себя, но понимала - исполнить то, что задумала, будет почти невозможно.
   День еще не кончился, а в ущелье, из которого начинался Козий перевал, уже спустилась ночная тьма. Факелы в руках ее стражей бросали зловещие тени на скалы, казавшиеся толпой пробужденных чудовищ. В прошлом Рада не боялась видений, но сейчас страхи обступили ее со всех сторон, и она молча молилась богам, чтобы послали ей твердость духа и удачу.
   Козий перевал вставал на фоне темного леса черной стеной. Когда всадники подъехали ближе, на его склоне замерцали огни и послышался искаженный эхом шум - навстречу всадникам двигались еще люди. Рада поняла, что пропала. Она нашарила под рубахой нож, готовая выставить его.
   Но ничего не случилось. Без приключений отряд с пленницей поднялся к заставе, которую по весне разгромил Змей, миновали ее и стали спускаться в ущелье. Рада, заглянув с высоты в темноту, поняла, что это ее последний день на свободе, а может, и в жизни.
   И тут сзади послышался свист рассекаемого воздуха, словно огромная птица или крылатая змея камнем падала из-за облаков. Всадники сразу оглянулись и застыли на месте, увидев троих витязей на одинаковых бурых конях, что появились действительно с небес. Припав к гривам распластавшихся в полете жеребцов, витязи вскинули мечи, с которых сыпались искры. Падая, они поджигали все, чего касались, и в рядах всадников началась паника прежде, чем витязи налетели на них, рубя сплеча.
   Началась жестокая сеча - незнакомцы не щадили ни людей, ни лошадей и безжалостно добивали раненых. Быстро сообразив, что пощады не будет, большинство всадников бросилось удирать. На склоне среди камней была всего одна или две подходящие тропы, и там возникла давка. Чья-то лошадь споткнулась на осыпи и рухнула с седоком, увлекая за собой еще нескольких. Образовался затор, и всадникам поневоле пришлось снова принять бой.
   О Раде все забыли. Девушка припала к шее коня, все силы прилагая только на то, чтобы удержать его на месте. В полутьме, разрываемой вспышками молний от мечей незнакомых витязей, ее белая рубашка виднелась издалека. Несколько всадников из числа слуг Змея прорвались к ней, но молнии достали двоих из них. Падая с седел, они выронили оружие. Раде удалось завладеть одним мечом, и она сама вступила в схватку. Ощутив в руке привычную тяжесть, она обрела уверенность и остановилась только тогда, когда занесенный для удара меч встретил пустоту.
   Девушка выпрямилась в седле. Все произошло так быстро, что она не успела ничего понять и только озиралась.
   Кругом валялись трупы людей и лошадей - большинство оказались спаленными. Где-то далеко еле слышно стучали копыта - удирали остатки отряда. Единственными живыми существами, кроме самой Рады, были те трое витязей. Они еще держали мечи обнаженными, и их лезвия светились как факелы.
   Витязи подъехали к Раде. Один из них оказался Стривером - девушка узнала его и успокоилась.
   - Мы приехали, чтобы спасти тебя и твою сестру, - сказал Стривер. - Ты в безопасности, княжна!
   Он склонил голову в знак почтения, и Рада на него не рассердилась.
   - Это твои друзья? - Она с интересом посмотрела на двух других витязей.
   - То мои братья. - Стривер поспешил представить их. Перун и Смаргл подъехали ближе. Старший улыбался - ему понравилось, как сражалась девушка, но он вдруг показался Раде очень старым. Вот меньший из трех братьев другое дело. Надев привычную одежду, Рада почувствовала себя женщиной. Она улыбнулась обоим витязям, но тут же выбросила из головы все лишние мысли.
   - Моя сестра! - воскликнула она. - Мы должны торопиться.
   Стривер тут же натянул повод, разворачивая коня.
   - Да-да, скорее...
   Но Перун не тронулся с места, протянув руку с мечом в долину.
   - Поздно, - сказал он.
   Все обернулись и увидели, что навстречу поднимается бесформенная темная масса. Это был Черный Змей.
   ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
   Уцелевшие воины донесли господину о том, что произошло на перевале, и он поспешил в бой. Издалека он увидел четверых всадников со светящимися мечами, и внутри у него зашевелился страх - а вдруг среди них Сварожич? Во всяком случае, этого противного Ящера поблизости не было, и, стремясь поскорее разделаться с противниками, Змей кинулся в атаку.
   Молния расколола небо и ударила в камни. Кони еле успели шарахнуться в стороны - склон ожил и рухнул вниз, увлекая за собой тела павших. Те из них, на кого попало пламя, сгорели вмиг. Вслед за первым на всадников обрушился град ударов. Камни взлетали вверх, поднялась стена дыма и пыли, земля осыпалась. Змей кружил на одном месте, поливая из пасти огнем те места, где в дыму виделось движение.
   Испугавшись первых ударов, конь под Радой завизжал, вставая на дыбы. Только привычка помешала девушке вывалиться из седла, но она наверняка упала бы, если бы не Стривер и Смаргл, что, вынырнув из облаков дыма и пыли, подхватили ее коня под уздцы. Наклонившись к залитым кровью глазам коня, Смаргл что-то зашептал ему, и тот стих. - Уходим! - Стривер потянул повод на себя.
   - А как же Мера? - запротестовала девушка. - Трус! Ты не мужчина!
   Смаргл взял ее за руку.
   - Доверься нам! - мягко сказал он. - Без твоей сестры нам пути назад нет, но главное сейчас не это!
   Они потянули всадницу за собой, и она сквозь дым и пыль увидела разъяренного Змея. Встав на стременах и держа меч двумя руками, Перун отбивался от него, прикрывая остальных. Поглощенный боем, Змей не замечал ничего.