Романовский Владимир. Генерал и его женщина

   - Нет, я серьезно. Я сторонница матриархата, честное слово. В нас природа вложила такие инстинкты, такие силы, которых просто не может быть у мужиков. Голос неизбежности нас ведет, дети, которых мы рожаем и вскармливаем. Мы повязаны бесконечностью жизни. Даже глупая женщина все-таки умнее такого же глупого мужика. А уж об умных я и не говорю. Мужики знают всех политиков, футболистов, массу всякой дребедени, а спроси их, как зовут, допустим, детей единственного друга - не скажут.
   Стукнула калитка, лениво тявкнул Букан.
   - Твои идут, - Мария Петровна выглянула в окно и помахала рукой. По тропе двигались Юрий Степановмич Мазанов и Марина, оба высокие, стройный в голубых спортивных костюмах. Юрий Степанович нес связку березовых веников, Марина помахивала блестящими садовыми ножницами.
   - Пойду, встречу, - Татьяна Петровна отвязала фартук.
   Мария Петровна смотрела из глубины комнаты, как Юрий Степанович и Марина поднялись на крыльцо. Он пропустил её вперед, потом ещё потоптался у входа, вытирая ноги, и скрылся за дверью.
   Мария Петровна была рада приезду Мазановых. С сестрой были связаны воспоминания об их доме. Он и сейчас продолжал снится ей по ночам. Дом тот давно снесли, улицу застроили серыми бетонными коробками, знакомых расселили куда-то. Мария Петровна часто воображала себя во главе огромного праздничного стола, за котором собралась вся родня. Вот она сидит, как на троне, - этакой строгой, но справедливой и, главное, красивой королевой, наблюдает, как пьют, едят и веселятся её подданные. И Юрий Степанович ей нравился. Ее привлекал такой тип мужчин: высоких, с гордой посадкой головы, густыми темными волосами, с крупными чертами лица. В нем было что-то породистое, неуловимо военное. Он даже в обычном пиджаке выглядел по-военному. Ей нравились красивые люди, им она готова была простить даже такой тяжкий недостаток, как глупость. В метро она любила разглядывать на эскалаторе медленно проплывающий встречный поток, отмечая красивые лица, каждый раз удивляясь их непохожести и обилию.
   С приездом Мазанова она надеялась, наконец, разобраться в этой истории с телефонным звонком, с тем разговором, который оставил в душе ощущение опасности. Она постоянно помнила вскользь оброненную Григорием Ивановичем фразу, что здесь, в Чистых Ключах ему скоро понадобится свой, надежный человек. Помнила и с нетерпением ждала приезда Мазановых. Григорий Иванович попрежнему пропадал в командировках. Газеты печатали слухи о готовящемся государственном перевороте. Делались намеки на какие-то зловещие силы, на военных. Тревожные мысли не покидали её. Григорий Иванович и раньше не очень-то посвящал её в служебные дела, а теперь совершенно замкнулся. То , что ей удалось выяснить, сопоставляя сведения, полученные из разговоров с его подчиненнными, их женами, из газет и слухов, успокоения не приносило.
   За воротами раздался звук автомашины, и через несколько минут появился Дронин с хлебом.
   - Победаешь у нас? - спросила Мария Петровна.
   - Мне в Москву надо, скоро электричка, - он неуверено переступил с ноги на ногу и для убедительности, поднял к глазам руку с часами.
   - Тебе бензин компенсировать? Ты утром километров сто пятьдесят отмахал, - она открыла кухонный шкаф.
   - Никак нет, какой ещё бензин, что вы придумали, - Дронин выкатил глаза, но, увидев в её руках бутылку марочного коньяка, покорно замолчал.
   - Все не могу, извини, гости, но стакан налью, не возражаешь?
   Он махнул рукой и без слов опустился на стул.
   Мария Петровна приготовила два больших бутерброда с колбасой, наполнила стакан коньяком и поставила бутылку в шкаф.
   - Извини, я пойду к гостям. Еще раз спасибо. И до свидания. В понедельник можешь не приезжать. Если конечно Григорий Иванович не позвонит, - последние слова она говорила уже выходя из кухни.
   Григорий Иванович, как и обещал, приехал ровно в три, переоделся и вышел в гостинную. После приветствий и обьятий он сел на приготовленное ему Марией Петровной место, между ней и Мазановым, и поднял рюмку с "Русским бальзамом"
   - За встречу, друзья и ваше благополучие. И за Мариночку персонально, я её давно не видел. Встретил бы не узнал. Настоящая красавица. Прямо артистка.
   - Нет, дядя Гриша. Обыкновенный химик, - голос у неё был утомленный.
   - Мы немного устали... В поезде духота, кондиционеры не работают, Татьяна Петровна посмотрела на Мазанова.
   Григорий Иванович выпил, слегка поморщился и сказал:
   - Хорош напиток. . . Когда-то на железной дороге, как и в армии, был кое-какой порядок. А теперь... Все с упорством, достойным лучшего применения, пилят сук, на котором сидят. Хорошо ещё силенок Бог не дал, иначе давно бы уже перепилили.
   - Или сук толстый оказался, - вставил Мазанов.
   - Вот-вот. И удивляются, что никак экономика не выздоравливает. При таких докторах любая экономика сыграет в ящик.
   - Перед отъездом, мы смотрели по телевизору передачу "Независимое мнение"... - начала Татьяна Петровна.
   - Таня, неужели ты тоже веришь в чье-то независимое мнение? Да ещё по телевизору. Откуда оно у нас? Независимый журнал, независимая передача... Сначала надо выяснить, кто платит.
   - Может быть о чем-нибудь другом? Как выпьет русский человек, сразу о политике, - Мария Петровна повернулась к сестре, - правда, Тань?
   - Мало выпили, поэтому и о политике, - пробормотал Барабанов.
   - Как Мариночке понравилось у нас? - Мария Петровна посмотрела на племянницу. Та подняла голову:
   - Прекрасно. Мы набрали венников...
   - Да, вечером неплохо бы попариться, - сказал Мазанов.
   - Я вчера ходила на пруд. Мальчишки купаются, хохот, шум. Такое чувство, будто все кругом спокойно, как в былые времена, и ничего плохого не может произойти.
   - Уже происходит. Ну ладно, большевики где-то что-то напутали, перегнули, недогнули и так далее. Но зачем рушить государство, которое создавалось веками? Газетная мафия пишет, что хочет. Я не сторонник, чтобы скрывать. Но зачем нагнетать страсти? Ради красного словца не жалеют и отца. Для любого готов ярлык. Никак не поймут, что значит дисциплина в такой стране, как наша.
   - "Гриша, налей Бальзам" и успокойся.
   - Ладно, - Григорий Иванович снова наполнил рюмки.
   - За вас, дорогие женщины.
   - Совсем другое дело, правда, Марина?
   - Конечно. . . Только ведь без демократии тоже нельзя.
   - В хорошем государстве и демократы, и партократы, и радикалы, и либералы, - все в едином строю. А мы сейчас движемся к первобытной безгосударственности, вот куда. В джунгли - снова целину поднимать. Только надо иметь в виду, что в руках у дикарей будут не луки и стрелы, а танки, ракеты и автоматическое оружие.
   - Гриша, я тебя лишу слова, - Мария Петровна снова повернулась к Марине: - а в саду вы были? Уже есть крыжовник и смородина.
   - В этом году груша первый раз цвела, - добавил Григорий Иванович.
   - Да, да, в первый раз и невероятно красиво. Листва была уже большая, и белые цветы на зелени лежали густо-густо, как снег. Таня, неси из кухни жаркое с овощами. Справишься?
   - Марина поможет.
   - Какие у тебя планы? - Григорий Иванович повернулся к Мазанову.
   - В понедельник поеду в Москву, потом - в институт, вступать в должность. Вы хотели сориентировать меня в обстановке.
   - Это потом. Посидим у меня в кабинете. Женщинам это не интересно.
   Марья Петровна встала и молча вышла в спальню, где у неё лежал подготовленный к записи миниатюрный японский диктофон. Оттуда она проскользнула в кабинет Григория Ивановича, установила диктофон на стеллаже среди книг и присела в ближайшее кресло. Совсем тронулась, мелькнуло в голове. А если он увидит? Стыд какой. Что она скажет, как объяснит? Целая шпионская операция... - Она усмехнулась: - Операция "Мария". Не надо играть в опасные игры, мальчики, тогда не будет и операций. Она поправила книги и вгляделась. Диктофон, конечно, можно заметить, если специально всматриваться. При обычном взгляде он в глаза не бросался. Далековато от кресел, около метра. Но хоть что-то запишется, остальное догадаюсь, подумала она и вышла в гостинную.
   Через полчаса мужчины переселились в кабинет Григория Ивановича. Мазанов рассматривал кабинет. В окне - особое, пуленепробиваемое стекло, о нем рассказывала Мария Петровна. Односворчатая широкая дверь, тяжелая, как у банковского сейфа.
   Письменный стол, стеллаж с книгами во всю стену. Кресла, стулья, журнальный столик, - все темного дерева, крепкое и добротное. Григорий Иванович передвинул ближе столик с пепельницей, и они закурили.
   - Не войдешь и не выйдешь без санкции, - улыбнулся хозяин. - А что делать, приходится. Иногда беру сюда документы работать. Не успеваю на службе.
   Через минуту появилась Мария Петровна, поставила перед ними графинчик с"Русским бальзамом"и бутылку минеральной воды. Со стеллажа она сняла рюмки и заодно включила диктофон.
   - Ну, что ещё по маленькой? - спросил Григорий Иванович, когда она вышла.
   - Можно, - согласился Мазанов.
   - Не надо смешивать идеологию с государством. Да, идеология потерпела крах, но при чем здесь государство? Крах государства - это уже цель войны. Любой войны! В том числе и холодной. И если государство трещит, оно трещит от действий противника, а не просто так, само по себе. Это спланировано, это же ясно любому здравомыслящему человеку. Государство надо спасать. И мы не можем остаться в стороне, слушать весь этот детский лепет о реформах и притворяться слепыми. Запад ещё пожалеет, когда поймет, что они перестарались. Развал такого государства, как у нас - страшное дело. Зацепит всех и их в том числе. За развалом государства начнется развал территории. А там - люди, группировки из разных национальностей, разных убеждений, религий... Ты представь себе, что может начаться... - Григорий Иванович наполнил рюмки.
   Мазанов взял со стола сигарету и закурил.
   - Это я так, чтобы обрисовать общую обстановку. Сейчас наступает решающий этап. Если разваливается государство, разваливается и армия. Заметь, одна из сильнейших армий в мире. Без единого выстрела. Вот что такое политика. У нас все благие намерения вырождаются всегда черт знает во что.
   - Неужели так плохо?
   - Хуже некуда. Твоя ближайшая задача - заняться спецотделением института. Его создали для работ по психорегуляции и управлению сознанием. Кое-какие успехи там есть. В нем надо усилить режим и подготовить один блок для проведения спецлечения. В полностью изолированных условиях. Человек на пятнадцать. Эх, всех бы их туда. Всех до единого. На принудительное лечение, а? Они же ненормальные... Да места на всех не хватит. Шучу, конечно. Подготовка спецотделени должна вестись под хорошей легендой. Придумаешь, что-нибудь, испытания каких-нибудь новых средств, или что-то в этом роде. Кроме тебя никто ничего не должен знать. Институт в течение ближайших двух недель освободить от больных и больше никого не класть. И отбрось все сомнения. Наше дело правое. Не может страна жить без элементарного порядка. Не получится в этот раз, получится в другой. Рано или поздно, поймут, что это неизбежно. Альтернативы просто нет.
   - А если особист начнет интересоваться?
   - Ему-ни слова, держи его подальше. Кому надо, тот знает. Скажешь, что там боевые отравляющие вещества и очень опасно. Пусть занимается бумажками и режимом. За спецотделением - между ним и наружной стеной - большой газон. Надо подготовить на нем площадку для приема двух вертолетов.
   - Больших?
   - МИ-8. А вообще институт разболтался. Обстановка супердемократическая. Полугражданская организация. Какая-то всеобщая расслабленность. Нет настоящего тонуса. Я понимаю - ученые, элита... Но не до такой же степени. Пьют, по-моему прямо с обеда. Надо их взбодрить, навести порядок, укрепить дисциплину. В случае чего, звони, не стесняйся. И приезжай. Ну что, пойдем к нашим дамам?
   Когда они выщли, Мария Петровна посмотрела на часы. Вот что значит военные. За тридцать минут со всеми секретами управились. Боялась, что пленки не хватит. Она прошла в кабинет и выключила диктофон.
   Глава 10. КОДИРОВАННОЕ СОЗНАНИЕ
   Конференц-зал института был полон, пустовали только первые ряды. Привычка не занимать их стала одним из демократических завоеваний сотрудников НИИ. В глубине зала можно было скоротать время хотя бы с какой-то пользой: просмотреть отчет, статью или историю болезни, или просто затеряться за спинами и вздремнуть.
   Мазанов поднялся из-за стола президиума, подошел к краю сцены и, вытянув вперед руку, отеческим, но довольно строгим голосом пригласил:
   - Товарищи, поближе пожалуйста, займите первые ряды.
   Никто не шевельнулся.
   - Прав Григорий Иванович, - подумал Мазанов, безответственность естественное состояние подчиненных. Если упала дисциплина, значит они давно не получали. Придется воспитывать. Он снова вытянул вперед руку и уже более строго бросил в зал:
   - Товарищи офицеры! На последних трех рядах! Прошу встать!
   - Под треск кресел последние три ряда удивленно поднялись и переглянулись.
   - Прошу пройти вперед.
   Поднялся шум, вставшие задвигались, вышли в проходы и, подхватив портфели и дипломаты, начали перемещаться. Когда установилась тишина, первые ряды снова оказались пустыми: народ рассосался где-то в середине. Некоторые вообще только привстали и тут же грохнулись на прежние места.
   Начальник спецотделения Орловский с удивлением наблюдал за происходящим. В таком шуме у даже не вздремнешь, подумал он.
   Наконец, Мазанов, смирившись с вольнодумством подчиненных, поднялся на трибуну. Он говорил о том, что, несмотря на разрядку напряженности, наши бывшие противники продолжают работы в области химического оружия, особенно - в области фармакологического управления психикой. Нам же на этом зловещем фоне постоянно сокращают финансирование. Неплохо, что победила демократия и гласность, иначе об этом пришлось бы, как обычно, молчать. Но финансовая обстановка стала угрожающей для самого существования института. Нужны новые - коммерческие - подходы к организации научной работы. Чем заняты наши ученые? Сплошное мелкотемье. Мало серьезных многообещающих работ. Состав научной тематики и исполнителей будет пересмотрен, чтобы высвободить руки для перспективных исследований.
   По залу пронесся и затих легкий гул. Мазанов поднял голову и значительно посмотрел в зал.
   - Если есть идеи, прошу заходить, не стесняйтесь, - заключил Мазанов. - Всегда найдете поддержку.
   После доклада и ответов на вопросы новый начальник, несколько утомленный, но довольный, сказал:
   - Прошу моим заместителям, а также товарищам Жаркову и Орловскому пройти в мой кабинет. Остальные свободны. Благодарю за внимание.
   Громыхая сиденьями кресел, участники совещания поднялись и потянулись к выходу.
   Приглашенные перешли к Мазанову и расположились за столом заседаний.
   Кронов положил перд собой рабочую тетрадь и переглянулся с Жарковым. Не так уж и плохо, но надо быть осторожным, - говорили их взгляды.
   - Я задержал вас для того, чтобы поглубже обсудить главные направления нашей работы, - Мазанов оглядел всех по очереди, как бы приглашая к искреннему разговору и продолжал:
   - С нас запросили новые предложения по военной реформе. Это, конечно, прекрасно. Демократия всегда прекрасна. Но мы в этом деле люди неопытные. Во что все эти благие начинания превратятся в реальной жизни пока совершенно неясно, дело, как говорится, темное. Надо найти прежние предложения института, подкорректировать слегка и отправить. Ничего нового выдвигать не будем. Подождем. Нашему коллективу поспешность не нужна - мы люди солидные. Правильно я излагаю, Федор Николаевич?
   Темнолицый Седлецкий и сидящий рядом бледный Деревянов смотрелись как негатив и позитив.
   - Абсолютно верно. Лучше не скажешь, - согласился Седлецкий. - Конечно предложения снизу идут, никуда не денешься, к сожалению. Надо их записывать, обобщать, готовить по ним статистику, проценты и прочее. Все на местном, так сказать, уровне, - заключил он.
   - Теперь по второму вопросу, - сказал Мазанов. - Я не стану перечислять недостатки по основным работам: по психохимическим средствам, кодированию сознания и компьютеризации. По большому счету у нас, за исключением двух-трех разработок, пока ничего серьезного нет.
   - Почему же нет, - солидно и с достоинством возразил Деревянов. - У нас есть диалоговая система, которая не имеет себе аналогов.
   - Вы имеете в виду "ДЭБИЛС"? - повернулся к нему Жарков.
   - Именно.
   - А почему такое название, дебильное? - удивился Мазанов.
   - Аббревиатура. Означает "Диалоговая электронная базовая информационно-лингвистическая система". Эмэнэсы специально так слова подобрали. Никто не заметил. Но работа уже попала в приказ министра, то есть название как бы узаконено. Теперь как изменишь? Так и значится во всех документах: ДЭБИЛС.
   - И между прочим соответствует этому названию, - заметил Кронов.
   - Вы напрасно иронизируете. Вы тоже не заметили, - парировал Деревянов.
   - У меня и без этого забот хватает, чтобы за вашими "дебилсами" следить, - голос Кронова прозвучал резко.
   - Товарищ Кронов, потише. И ближе к делу, - оборвал его Мазанов. Мы ещё разберемся, у кого сколько забот.
   Все, достали, ребята, ухожу, рапорт об увольнении - на стол, и точка, с непривычным для себя бешенством подумал Кронов. Уже на второй день после прибытия Мазанова ему позвонил Чеперов и предупредил, что с новым начальником надо быть поосторожнее: "Я тебе говорил, шерше? Ну так вот, это - двоюродный зять, свояк, понял? Значит, в будущем превратится в какое-нибудь светило".
   - Закон жизни, каждый тянет своего, - рассудительно заметил Жарков, когда Кронов передал ему слова Чеперова.
   - А я-то по наивности думал, что все изменилось, - сказал тогда Кронов.
   - У нас неписанные законы самые крепкие, ты что забыл?
   ... Кронов раскрыл рабочую тетрадь и принялся водить в ней карандашом. В оставшееся время он не произнес ни слова, разрисовав полосками, стрелками и каракулями несколько листов.
   - Вычислительную технику, - продолжал тем временем Мазанов, - у нас используют единицы. А знаете ли вы, что даже московская епархия, например, давно автоматизирована? Вот вам и опиум для народа.
   Жарков поднял руку, как первоклассник, и спросил:
   - Юрий Степанович, все это понятно. Не понятно только, что вы хотите от компьютеров?
   - Как что? Современный уровень информационного управления наукой. Чтобы я, допустим, или любой другой начальник, при необходмимости мог нажать кнопку и компьютер бы ему высветил на экране... - Мазанов замешкался, потеряв мысль, и закончил: - Все, что ему нужно.
   - А откуда все это там возмется? Особенно, когда никто не знает, что ему нужно.
   - Это уже ваша забота. Я даю вам идею, а детали вы продумайте сами и доложите.
   - Юрий Степанович, я - разработчик, вы мне скажите, что вам конкретно нужно, а я найду, как этого добиться, - мягко, но настойчиво, как больному, пытался объяснять Жарков, делая ударение на словах "что" и "как.
   - Это все лирика... Статистику какую-нибудь туда заведите... Да мало ли что, у нас же научное учреждение, а не околоток какой-то. Вот вы и сделайте так, чтобы все было нормально. Вы - профессионал, вам и карты в руки. Или вы с чем-то несогласны?
   - Да нет, согласен. Почти, - пробормотал Жарков.
   - Вот и прекрасно. Через три дня доложете мне предложения по этому вопросу. Садитесь. Прошу всех понять, что научный прогресс связан с компьютеризацией. Все до единого должны заняться этой проблемой. Это единственное, что может вывести нас на современный уровень.
   Кронов посмотрел на Жаркова и тут же опустил голову, чтобы не рассмеяться. Давно он не видел своего однополчанина таким обескураженным.
   - Теперь о работах спецотделения, - переключился Мазанов, - я предлагаю пойти туда и обсудить все проблемы на месте.
   - К сожалению, - Орловский поднялся и развел руками, - в этом составе не выйдет. К специсследованиям, кроме непосредственных исполнителей допущены только вы, Юрий Степанович, и Кронов с Жарковым.
   - Ну что ж, таким составом и пойдем. Перерыв. Встречаемся у вас в... он просмотрел на часы, - в восемнадцать часов. Все пока свободны, за исключением Кронова. Роман Николаевия, задержитесь минут на десять.
   Дождавшись, пока все вышли, Мазанов поднялся из своего кресла и пересел напротив Кронова.
   - Ты извини, что я резко тебя оборвал. Так получилось. День сегодня тяжелый.
   - Не берите в голову, Юрий Степанович. Не первый год замужем, все бывает. Я человек спокойный. Но не все такие. Совет вам высказать можно? Между нами должна быть ясность, раз уж служба свела работать вместе. Только не обижайтесь, кроме меня вам такое вряд ли кто решиться сказать.
   - Ну-ну... Уж очень длинное вступление.
   - Я вам чисто по-человечески посоветовал бы не демонстрировать силу. Народ здесь хоть и затюканный службой, но не глупый. И о себе. Просто, чтобы вы были в курсе. Мне через две недели - пятьдесят. Выслуга у меня есть, никакими обязательствами я ни с кем не связан. Робостью тоже не обременен. Меня здесь ничего не держит. Я человек свободный, и собираюсь увольняться.
   - Ну зачем вы так... Я ведь извинился.
   - Ваши слова не причем. Вы - начальник, мой долг, чтобы вы знали. Только потому и говорю.
   - Трудно с учеными. Вообще трудно руководить наукой. Особенно сейчас.
   - А вы не руководите. Хуже не будет. Руководство наукой один из мифов о руководстве. Ученые, как дети, им достаточно элементарной заботы.
   - Легко сказать - не руководите. Конечно, если бы было все, что положено иметь, можно было бы и не руководить. Но у нас такого никогда не было. Что прикажешь делать?
   - Просто работать.
   - Ну что ж, как говорится, обменялись мнениями... Пойдем к Орловскому?
   Спецотделение занимало половину бывшего клинического корпуса. Вход был заперт. На звонок открылось прорезанное в двери квадратное оконце. Увидев начальство, часовой открыл дверь и вызвал Орловского.
   Они поднялись на третий этаж и прошли в отделение специсследований. Все двери были на замках, и Орловский ловко, почти без задержки открывал и закрывал каждую из них.
   - Волей-неволей натренируешься. За день раз двадцать ключ вставляю, пояснил он.
   В сурдокомнате сидели Жарков и Белохин, помощник Орловского. Горел ровный неоновый свет, блестели никелем медицинские кресла и аппаратура.
   - Спецвоздействие включает два компонента, - начал докладывать Орловский. - Вначале мы вводим препарат. Он растормаживает на подкорку, но при этом не угнетает её. Это позволяет установить прямую связь с подсознанием и вводить информацию прямо в него. Воспринимаются и закрепляются любые легенды и стереотипы. Они становятся новой информационной основой мышления. Резко повышается внушаемость. Человек действует естественно, ни о каком внешнем воздействии даже не подозревает. Внушение производится с помощью зрительных образов. При этом человек может импровизировать на темы, которые ему внушаются. Мы отработали методику с использованием ярко освещенного листа бумаги и нанесенного на него крупного текста.
   - Что за текст? - спросил Мазанов.
   - В принципе можно написать все, что угодно. Любую глупость. Она войдет в их мозг и превратиться в стойкое убеждение. Но мы, конечно предварительно согласовываем с нашими добровольцами тексты внушения.
   Кронов взял лист с крупно напечатанным текстом. Буквы были жирные хорошо видимые без очков.
   - Для проверки мы сейчас проводим опыты на двух добровольцах, продолжал Орловский. - Оба - представители интеллектуальной элиты, писатели. Консерваторы, но в то же время и любители новых либеральных веяний. Они уже прошли три сеанса. Потом можно будет их распросить об ощущениях.
   - Как же ты их уговорил? - удивился Кронов.
   - Им самим интересно, - Орловский пожал плечами, - а кроме того они получат приличные деньги.
   - Распишут они потом в стихах и красках твои опыты где-нибудь в мемуарах, будешь знать, - покачал головой Кронов.
   - Во-первых, опыты не мои, а государственные. А во-вторых, они не знают ни механизма, ни задач эксперимента. Они выполняют роль обезьян. Им вводят препарат, подключают датчики, а они сообщают о своих ощущениях и мыслях. Записи вести запрещено. Полная изоляция. Кроме того, они дали подписку о неразглашении.
   - Где вы их держите? - озадаченно спросил Мазанов.
   - В отдельной палате. Пока не жалуются. Но в целом, это серьезное испытание. С мозгом шутки плохи, я не преувеличиваю. Им создан максимально щадящий режим. Психические функции контролируются с помощью полиграфа. Если хотите, с ними можно будет побеседовать. Палата на втором этаже. Будем уходить, заглянем, - закончил Орловский.
   Кронов придержал Жаркова на выходе:
   - Коля, тебе не кажется, что это любопытство когда-нибудь всем очень дорого обойдется?
   Жарков покосился на него:
   - А что такое научный прогресс по-твоему? Это и есть удовлетворение любопытства. Больше ничего. Жизнь он не улучшает. Даже опасней делает. Сто лет назад все было куда приятнее: и природа, и пища, и одежда, и сами люди. А сейчас страшно и есть, и пить. И людей гибнет гораздо больше. Число умных уменьшается, а дебилов растет. Разве не заметно?
   Они спустились на второй этаж и направились к подопытным.
   - Мы ежедневно делаем им энцефалографию. Они слегка заторможены, сказывается нагрузка на психику, поэтому просьба это учесть при распросах, - пояснял Орловский. Он без стука распахнул дверь.
   За небольшим, заваленным снедью столом сидели в больнич ных халатах Петрунин и Ликунов. Они удивленно повернули обмотанные датчиками головы. За ушами свисали, как макароны, желтые пучки проводов. Глаза подопытных весело блестели. В воздухе стоял знакомый всем запах российской водки и малосольных огурцов.