- "Крыша-девять", я - семнадцатый, - сказал Ровнин. - "Крыша-девять", вы меня слышите? Где вы?
- Семнадцатый, я - "Крыша-девять", - тут же отозвался голос. Находимся в районе пятидесятого километра. Что у вас?
- Я в районе тридцать первого - тридцать второго. Следую почти вплотную за машиной "Москвич" зеленого цвета. В машине четверо мужчин. Предполагаю, что это налетчики. Предупредите посты и подходите ко мне. Попробую задержать их самостоятельно. Как поняли?
- Понял вас отлично.
- Немедленно сообщите третьему.
- Понял вас. Сообщаем третьему и срочно идем к вам.
Идущий впереди грузовик, будто понимая, что Ровнин спешит, уступил дорогу. Ровнин обогнал его, а заодно и второй грузовик. Теперь его отделяет от зеленого кузова одна серая "Волга". Он по-прежнему никак не может рассмотреть номер. Ну что стоило бы этой "Волге" отстать, самую малость, чуть-чуть. Ясно, что эти четверо давно уже могли заметить его машину и в зеркало, и в заднее окно. Они вполне могли к тому же и понять, кто он такой. Понять или просто насторожиться. Но понять пока, даже если он включит громкоговоритель, они смогут только одно: что он из милиции. Всего только. Не больше. А его в каком-то смысле это даже устроило бы. Пусть они подумают, что он из ГАИ. Сейчас идеально было бы придумать какой-то повод, чтобы попытаться притормозить их. Но какой? Самым лучшим было бы, конечно, придраться к превышению скорости. Но пока они идут, ничего не превышая. Если же он попросит их, допустим, притормозить из-за несуществующего превышения скорости, ни с того ни с сего, они сразу же насторожатся. А впрочем, почему он должен этого бояться? Пусть думают, что он из милиции. Главное, они должны быть убеждены, абсолютно, на сто процентов убеждены, что он не вооружен ничем, кроме пистолета.
Ровнин протянул руку и осторожно переложил "Малыша" на колени. С самого начала его очень привлекала эта идея. Не нужно пока обгонять серую "Волгу" и пусть она прикрывает его от них - иначе они могут догадаться, что он что-то перекладывает и прячет. Ровнин вытащил из-под брюк край рубахи, втянул живот. Взял "Малыша" и втиснул автомат под брюки, под ремень. Заправил рубашку. Не очень удобно, теперь дуло "Малыша" твердо упирается ему изнутри в ногу. Но если начнется схватка и ему придется стрелять по ним из-за укрытия, они не заметят, что у него автомат. Пряча машину за серой "Волгой", Ровнин вытащил пистолет, жестко зажал его между коленями и оттянул предохранитель. Положил пистолет на сиденье, под левую руку.
Проделав все это, Ровнин глубоко вздохнул. Ну что ж. Теперь можно смело обгонять серую "Волгу". Он перевел машину влево, быстро пересек осевую, пристроился за "Москвичом" и сразу же увидел их номер: 45-27.
Все четверо сидят в машине, не оборачиваясь. И справа и слева от шоссе пока тянется поле; справа вдали видны какие-то домики. Нет, схватка сейчас вряд ли начнется. Им нет никакого смысла устраивать затор на шоссе. Ровнин подал чуть влево, прибавил и пошел рядом с зеленым "Москвичом". Все сидящие в машине не обращают на него никакого внимания. Все правильно, если это та самая группа, то так и должно быть. Тех, кто сидит сзади, рассмотреть сейчас трудно, но сидящий рядом с водителем, плотный, лет тридцати, очень похож на "Рыжего". Волосы, выбившиеся из-под голубой туристской шапочки, у него явно рыжеватые. Жаль, что он не видит задних. Лопоухого, или "Маленького", он узнал бы с полувзгляда. Ладно. Они едут и не смотрят на него, но в любом случае надо попытаться их притормозить. Пока не подойдет вертолет. Только вот где этот вертолет? Он пока не слышит даже звука его мотора. Ровнин покосился на зеленый "Москвич" и уловил на заднем сиденье какое-то движение. Кажется, они догадались, что он едет рядом неспроста, и готовятся. Сейчас он скажет им что-нибудь в громкоговоритель. Неважно что - главное, чтобы они поняли, что в его машине установлен громкоговоритель. Голос его при этом должен быть спокойным, даже чуть-чуть ленивым. Пусть думают, что он - разомлевший от жары сотрудник ГАИ. Ровнин включил громкоговоритель:
- 45-27! 45-27!
Никто из них не повернулся, но он уловил, как губы "Рыжего" шевельнулись, и тут же зеленый "Москвич", резко прибавив, ушел вперед. Что ж, теперь у него есть полное основание притормозить их за превышение скорости. Ровнин легко нагнал зеленый "Москвич" уже через несколько секунд. Взял левой рукой пистолет, не поднимая его. Сейчас они вполне могут открыть пальбу. Так и есть: по затылкам сидящих на заднем сиденье он понял, что они быстро и напряженно двигаются, верней всего, готовят оружие. Сказал:
- 45-27, вы превышаете скорость! Остановите машину! 45-27! Немедленно остановите машину, 45-27.
Сидящие сзади пока не оборачиваются, но он хорошо видит их затылки. Так. Водитель отреагировал на его слова: "Москвич" резко прибавил и идет теперь под сотню. Кажется, они всё поняли и стали уходить. Повернут? Да. Свернули вправо и пока уходят от него по обочине, обгоняя общий поток. Его дело сейчас маленькое: не отпускать их ни на метр. И быстро связаться с вертолетом. Ровнин отключил громкоговоритель и сказал:
- "Крыша-девять", я - семнадцатый. Налетчики в зеленом "Москвиче" номер 45-27 обнаружили меня и уходят на полной скорости. Преследую их вплотную. Возможна перестрелка. Как поняли?
- Понял вас хорошо, семнадцатый. Идем к вам. Предупреждены все посты, поднят оперативный отряд, две ПМГ следуют к вам в предельной близости. Мы тоже скоро будем. Держите нас постоянно в курсе, слышите, семнадцатый?
- Спасибо. Попробую.
Поля по краям шоссе кончились. С двух сторон пошли яблоневые и грушевые сады. Выплыл и остался позади указатель поворота направо: "Троицкое - 800 м". Троицкое - это, кажется, поселок и крупный совхоз. Точно, совхоз. И расположен он примерно в десяти километрах от шоссе. Надо ждать, что они сейчас завернут именно туда, потому что у них появился шанс спокойно, без помех, убить его в яблоневых садах. Так и есть. Сворачивают. Зеленый "Москвич" резко вильнул, заюзил, завизжали тормоза. Машина ушла вправо, нырнув в деревья, и Ровнин тут же повернул за ней. Щебенка. Серый, вбитый в высохшую землю щебень, и никого вокруг, одни яблони. Да, они сейчас выжимают из своей машины километров сто сорок. Всё, игрушки кончились, надо стрелять по их протекторам. Только делать это надо на сейчас, а на открытом пространстве, иначе вертолет может их не найти среди деревьев.
- "Крыша-девять", я - семнадцатый, - сказал Ровнин. - Налетчики свернули на щебенку вправо, едут в сторону Троицкого. Следую за ними. Как меня поняли?
- Все ясно, семнадцатый. Сейчас же сообщим об этом ПМГ и держим курс туда.
Наконец сады кончились. Потянулись бахчи. Дыни, тыквы, арбузы. Ровнин взял пистолет левой рукой и включил громкоговоритель:
- 45-27, не усугубляйте свою вину! Немедленно остановите машину! 45-27! Немедленно остановите машину! В противном случае вынужден буду открыть огонь!
Один из сидящих сзади обернулся, и Ровнин сразу узнал в нем лопоухого. Лопоухий некоторое время смотрел на него и наконец поднял на уровень глаз пистолет. Хорошо. Значит, они не принимают его всерьез. Надеются испугать пистолетом. А в случае чего и пристрелить из него же. Чтобы не дай бог, если кто работает рядом, не услышал. Ну что ж, пробуйте, гады. Целься, целься, лопоухий. На такой скорости, через стекло, на щебенке ты не только в меня, ты и в слона не попадешь.
- Немедленно остановитесь, 45-27!
Надо ждать, что они вот-вот затормозят. Ровнин выставил левую руку с пистолетом в окно, целясь в ближнее колесо.
- Остановитесь или стреляю!
Ровнин уловил звук разбитого стекла: это выстрелил лопоухий. Пуля даже не царапнула машину, но лопоухий, целясь, продолжал стрелять, и один выстрел каким-то чудом попал в правую часть лобового стекла. Надо не обращать внимания на выстрелы, самое главное сейчас - поймать момент их торможения. И он поймал, потому что, когда они наконец затормозили, Ровнин успел дать тормоз лишь мгновением позже. Машины пошли юзом, выбивая щебень, и именно в этот момент он успел двумя выстрелами пробить у них оба задних колеса. Пока они открывали двери, Ровнин вывалился из машины и выстрелил в воздух так, что всем четверым пришлось сразу же лечь на землю.
- Сдавайтесь! - крикнул Ровнин, отползая за заднее колесо. Сдавайтесь, сопротивление бесполезно! Вы окружены и блокированы! Подходит вертолет!
Он прислушался: кажется, кто-то из них отползает в правую сторону. Да, хорошо слышно громкое шуршание. Нельзя позволить им окружить себя. Ровнин быстро выглянул из-за колеса и тут же выстрелил на звук. Шуршание прекратилось.
- У него осталось пять патронов, - сказал кто-то. Сразу же отползший справа защелкал из-за арбузов пистолетом. Раз выстрел. Два. Три. Двумя ответными выстрелами Ровиин заставил его прекратить стрельбу и по звуку понял, что тот отполз чуть дальше.
- Сдавайтесь! - крикнул Ровнин. - В противном случае буду вести огонь на уничтожение! Считаю до трех!
У зеленого "Москвича" молчали.
- Повторяю, считаю до трех!
Прижавшись к земле, Ровнин сунул руку под брючный ремень и осторожно вытащил "Малыша". Быстро подтянул его по земле к груди - и тут же понял, почему они так осторожно стреляют. Они боятся повредить его машину. Ведь их машина уже не на ходу. Конечно. Они рассчитывают быстро убить его и уйти отсюда со всеми удобствами, на оперативных "Жигулях", бросив свой продырявленный "Москвич".
- Раз! - крикнул Ровнин. - Два!
Тут же он увидел, как "Шофер" пополз влево. Ровнин выстрелил по нему прицельно, "Шофер" замер на месте и секунд через пять застонал. Значит, он в него попал, и попал серьезно, иначе бы тот молчал.
- Не дайте ему перезарядить, - сказал тот же голос. - У него один патрон.
И в самом деле, в пистолете у него остался один патрон. Всё знают, сволочи, и систему пистолета успели определить. Ровнин нащупал правой рукой "Малыша". Ничего. По идее, они сейчас должны кинуться на него. Может быть, они сделают перед этим что-то отвлекающее. Только он подумал об этом, как о крыло разбился брошенный справа ком земли. Ровнин сжал "Малыша" и увидел, как они рванулись к нему с двух сторон, стреляя на ходу: двое слева, один справа. Короткой очередью он сбил первого - это был, как он понял, "Длинный" - и, чувствуя, что его задело и что силы уходят, безжалостно ударил в упор по набегающим "Рыжему" и лопоухому. Оба упали буквально в метре от него. Лопоухий попытался приподняться - и лег. Кажется, попал он по ним прочно и серьезно, но и его задело. Да. Кажется, его довольно прилично задело, продырявили его все-таки, сволочи, и он почувствовал, как слабеет. Черт, весь левый бок прямо горит. Главное, боли он пока не чувствует, но бок горит, будто его сожгли. Что же это с ним? Вот так, наверное, умирают. Вот его собственная рука - безжизненная, бессильная. А это - шум вертолета. Да, шум вертолета. И кроме этого шума, больше ничего нет. Ничего, совершенно ничего.
Когда Ровнин очнулся, то увидел над собой чье-то лицо. Лицо плыло над ним, шевелясь, качаясь; оно то уходило в туман, то возвращалось. Что же это за лицо? Чье же оно? Надо остановить его, приказать ему остановиться. Остановить. Постепенно это ему удалось. Лицо наконец остановилось. Но Ровнин по-прежнему не видел, кто это. Он просто понял, что остановившееся лицо - лицо женщины. Что же это за женщина? Ему очень хотелось бы знать это.
Ганна. Конечно, без всякого сомнения, это Ганна, ее губы шевелятся, но что же она ему сейчас говорит? Нет, она ничего не говорит, она плачет.
Кажется, его прооперировали. Прооперировали, потому что внутри все как будто стянуло. Больно. Очень больно. Он попробовал позвать Ганну, двинул языком и почувствовал: что-то мешает. Вот это что: резиновая трубка. Стома. Значит, он в реанимации. А вот капельница.
Ганна заметила, что он смотрит на нее. Ровнин собрал все силы, которые только в нем были, и понял, что все-таки не сможет спросить, что с ним. Ему трудно открыть рот и задать простой вопрос: "Что со мной?" Все-таки он спросил, но вместо вопроса из его рта послышалось одно шипение:
- Ш-шо... шо... шо-ой?
Ганна лихорадочно вытерла слезы:
- Андрюшенька!
Заулыбалась. Зарыдала в голос. Наконец успокоилась. Пригнулась к нему:
- Андрюшенька, все будет хорошо. Ты слышишь, все будет хорошо!
Нет, он не в реанимации. В реанимацию посторонних не пускают. Что же с ней? Почему она так плачет? Ровнин молча закрыл и открыл глаза: она должна понять по этому его знаку: он думает то же самое, что она сказала.
- Семнадцатый, я - "Крыша-девять", - тут же отозвался голос. Находимся в районе пятидесятого километра. Что у вас?
- Я в районе тридцать первого - тридцать второго. Следую почти вплотную за машиной "Москвич" зеленого цвета. В машине четверо мужчин. Предполагаю, что это налетчики. Предупредите посты и подходите ко мне. Попробую задержать их самостоятельно. Как поняли?
- Понял вас отлично.
- Немедленно сообщите третьему.
- Понял вас. Сообщаем третьему и срочно идем к вам.
Идущий впереди грузовик, будто понимая, что Ровнин спешит, уступил дорогу. Ровнин обогнал его, а заодно и второй грузовик. Теперь его отделяет от зеленого кузова одна серая "Волга". Он по-прежнему никак не может рассмотреть номер. Ну что стоило бы этой "Волге" отстать, самую малость, чуть-чуть. Ясно, что эти четверо давно уже могли заметить его машину и в зеркало, и в заднее окно. Они вполне могли к тому же и понять, кто он такой. Понять или просто насторожиться. Но понять пока, даже если он включит громкоговоритель, они смогут только одно: что он из милиции. Всего только. Не больше. А его в каком-то смысле это даже устроило бы. Пусть они подумают, что он из ГАИ. Сейчас идеально было бы придумать какой-то повод, чтобы попытаться притормозить их. Но какой? Самым лучшим было бы, конечно, придраться к превышению скорости. Но пока они идут, ничего не превышая. Если же он попросит их, допустим, притормозить из-за несуществующего превышения скорости, ни с того ни с сего, они сразу же насторожатся. А впрочем, почему он должен этого бояться? Пусть думают, что он из милиции. Главное, они должны быть убеждены, абсолютно, на сто процентов убеждены, что он не вооружен ничем, кроме пистолета.
Ровнин протянул руку и осторожно переложил "Малыша" на колени. С самого начала его очень привлекала эта идея. Не нужно пока обгонять серую "Волгу" и пусть она прикрывает его от них - иначе они могут догадаться, что он что-то перекладывает и прячет. Ровнин вытащил из-под брюк край рубахи, втянул живот. Взял "Малыша" и втиснул автомат под брюки, под ремень. Заправил рубашку. Не очень удобно, теперь дуло "Малыша" твердо упирается ему изнутри в ногу. Но если начнется схватка и ему придется стрелять по ним из-за укрытия, они не заметят, что у него автомат. Пряча машину за серой "Волгой", Ровнин вытащил пистолет, жестко зажал его между коленями и оттянул предохранитель. Положил пистолет на сиденье, под левую руку.
Проделав все это, Ровнин глубоко вздохнул. Ну что ж. Теперь можно смело обгонять серую "Волгу". Он перевел машину влево, быстро пересек осевую, пристроился за "Москвичом" и сразу же увидел их номер: 45-27.
Все четверо сидят в машине, не оборачиваясь. И справа и слева от шоссе пока тянется поле; справа вдали видны какие-то домики. Нет, схватка сейчас вряд ли начнется. Им нет никакого смысла устраивать затор на шоссе. Ровнин подал чуть влево, прибавил и пошел рядом с зеленым "Москвичом". Все сидящие в машине не обращают на него никакого внимания. Все правильно, если это та самая группа, то так и должно быть. Тех, кто сидит сзади, рассмотреть сейчас трудно, но сидящий рядом с водителем, плотный, лет тридцати, очень похож на "Рыжего". Волосы, выбившиеся из-под голубой туристской шапочки, у него явно рыжеватые. Жаль, что он не видит задних. Лопоухого, или "Маленького", он узнал бы с полувзгляда. Ладно. Они едут и не смотрят на него, но в любом случае надо попытаться их притормозить. Пока не подойдет вертолет. Только вот где этот вертолет? Он пока не слышит даже звука его мотора. Ровнин покосился на зеленый "Москвич" и уловил на заднем сиденье какое-то движение. Кажется, они догадались, что он едет рядом неспроста, и готовятся. Сейчас он скажет им что-нибудь в громкоговоритель. Неважно что - главное, чтобы они поняли, что в его машине установлен громкоговоритель. Голос его при этом должен быть спокойным, даже чуть-чуть ленивым. Пусть думают, что он - разомлевший от жары сотрудник ГАИ. Ровнин включил громкоговоритель:
- 45-27! 45-27!
Никто из них не повернулся, но он уловил, как губы "Рыжего" шевельнулись, и тут же зеленый "Москвич", резко прибавив, ушел вперед. Что ж, теперь у него есть полное основание притормозить их за превышение скорости. Ровнин легко нагнал зеленый "Москвич" уже через несколько секунд. Взял левой рукой пистолет, не поднимая его. Сейчас они вполне могут открыть пальбу. Так и есть: по затылкам сидящих на заднем сиденье он понял, что они быстро и напряженно двигаются, верней всего, готовят оружие. Сказал:
- 45-27, вы превышаете скорость! Остановите машину! 45-27! Немедленно остановите машину, 45-27.
Сидящие сзади пока не оборачиваются, но он хорошо видит их затылки. Так. Водитель отреагировал на его слова: "Москвич" резко прибавил и идет теперь под сотню. Кажется, они всё поняли и стали уходить. Повернут? Да. Свернули вправо и пока уходят от него по обочине, обгоняя общий поток. Его дело сейчас маленькое: не отпускать их ни на метр. И быстро связаться с вертолетом. Ровнин отключил громкоговоритель и сказал:
- "Крыша-девять", я - семнадцатый. Налетчики в зеленом "Москвиче" номер 45-27 обнаружили меня и уходят на полной скорости. Преследую их вплотную. Возможна перестрелка. Как поняли?
- Понял вас хорошо, семнадцатый. Идем к вам. Предупреждены все посты, поднят оперативный отряд, две ПМГ следуют к вам в предельной близости. Мы тоже скоро будем. Держите нас постоянно в курсе, слышите, семнадцатый?
- Спасибо. Попробую.
Поля по краям шоссе кончились. С двух сторон пошли яблоневые и грушевые сады. Выплыл и остался позади указатель поворота направо: "Троицкое - 800 м". Троицкое - это, кажется, поселок и крупный совхоз. Точно, совхоз. И расположен он примерно в десяти километрах от шоссе. Надо ждать, что они сейчас завернут именно туда, потому что у них появился шанс спокойно, без помех, убить его в яблоневых садах. Так и есть. Сворачивают. Зеленый "Москвич" резко вильнул, заюзил, завизжали тормоза. Машина ушла вправо, нырнув в деревья, и Ровнин тут же повернул за ней. Щебенка. Серый, вбитый в высохшую землю щебень, и никого вокруг, одни яблони. Да, они сейчас выжимают из своей машины километров сто сорок. Всё, игрушки кончились, надо стрелять по их протекторам. Только делать это надо на сейчас, а на открытом пространстве, иначе вертолет может их не найти среди деревьев.
- "Крыша-девять", я - семнадцатый, - сказал Ровнин. - Налетчики свернули на щебенку вправо, едут в сторону Троицкого. Следую за ними. Как меня поняли?
- Все ясно, семнадцатый. Сейчас же сообщим об этом ПМГ и держим курс туда.
Наконец сады кончились. Потянулись бахчи. Дыни, тыквы, арбузы. Ровнин взял пистолет левой рукой и включил громкоговоритель:
- 45-27, не усугубляйте свою вину! Немедленно остановите машину! 45-27! Немедленно остановите машину! В противном случае вынужден буду открыть огонь!
Один из сидящих сзади обернулся, и Ровнин сразу узнал в нем лопоухого. Лопоухий некоторое время смотрел на него и наконец поднял на уровень глаз пистолет. Хорошо. Значит, они не принимают его всерьез. Надеются испугать пистолетом. А в случае чего и пристрелить из него же. Чтобы не дай бог, если кто работает рядом, не услышал. Ну что ж, пробуйте, гады. Целься, целься, лопоухий. На такой скорости, через стекло, на щебенке ты не только в меня, ты и в слона не попадешь.
- Немедленно остановитесь, 45-27!
Надо ждать, что они вот-вот затормозят. Ровнин выставил левую руку с пистолетом в окно, целясь в ближнее колесо.
- Остановитесь или стреляю!
Ровнин уловил звук разбитого стекла: это выстрелил лопоухий. Пуля даже не царапнула машину, но лопоухий, целясь, продолжал стрелять, и один выстрел каким-то чудом попал в правую часть лобового стекла. Надо не обращать внимания на выстрелы, самое главное сейчас - поймать момент их торможения. И он поймал, потому что, когда они наконец затормозили, Ровнин успел дать тормоз лишь мгновением позже. Машины пошли юзом, выбивая щебень, и именно в этот момент он успел двумя выстрелами пробить у них оба задних колеса. Пока они открывали двери, Ровнин вывалился из машины и выстрелил в воздух так, что всем четверым пришлось сразу же лечь на землю.
- Сдавайтесь! - крикнул Ровнин, отползая за заднее колесо. Сдавайтесь, сопротивление бесполезно! Вы окружены и блокированы! Подходит вертолет!
Он прислушался: кажется, кто-то из них отползает в правую сторону. Да, хорошо слышно громкое шуршание. Нельзя позволить им окружить себя. Ровнин быстро выглянул из-за колеса и тут же выстрелил на звук. Шуршание прекратилось.
- У него осталось пять патронов, - сказал кто-то. Сразу же отползший справа защелкал из-за арбузов пистолетом. Раз выстрел. Два. Три. Двумя ответными выстрелами Ровиин заставил его прекратить стрельбу и по звуку понял, что тот отполз чуть дальше.
- Сдавайтесь! - крикнул Ровнин. - В противном случае буду вести огонь на уничтожение! Считаю до трех!
У зеленого "Москвича" молчали.
- Повторяю, считаю до трех!
Прижавшись к земле, Ровнин сунул руку под брючный ремень и осторожно вытащил "Малыша". Быстро подтянул его по земле к груди - и тут же понял, почему они так осторожно стреляют. Они боятся повредить его машину. Ведь их машина уже не на ходу. Конечно. Они рассчитывают быстро убить его и уйти отсюда со всеми удобствами, на оперативных "Жигулях", бросив свой продырявленный "Москвич".
- Раз! - крикнул Ровнин. - Два!
Тут же он увидел, как "Шофер" пополз влево. Ровнин выстрелил по нему прицельно, "Шофер" замер на месте и секунд через пять застонал. Значит, он в него попал, и попал серьезно, иначе бы тот молчал.
- Не дайте ему перезарядить, - сказал тот же голос. - У него один патрон.
И в самом деле, в пистолете у него остался один патрон. Всё знают, сволочи, и систему пистолета успели определить. Ровнин нащупал правой рукой "Малыша". Ничего. По идее, они сейчас должны кинуться на него. Может быть, они сделают перед этим что-то отвлекающее. Только он подумал об этом, как о крыло разбился брошенный справа ком земли. Ровнин сжал "Малыша" и увидел, как они рванулись к нему с двух сторон, стреляя на ходу: двое слева, один справа. Короткой очередью он сбил первого - это был, как он понял, "Длинный" - и, чувствуя, что его задело и что силы уходят, безжалостно ударил в упор по набегающим "Рыжему" и лопоухому. Оба упали буквально в метре от него. Лопоухий попытался приподняться - и лег. Кажется, попал он по ним прочно и серьезно, но и его задело. Да. Кажется, его довольно прилично задело, продырявили его все-таки, сволочи, и он почувствовал, как слабеет. Черт, весь левый бок прямо горит. Главное, боли он пока не чувствует, но бок горит, будто его сожгли. Что же это с ним? Вот так, наверное, умирают. Вот его собственная рука - безжизненная, бессильная. А это - шум вертолета. Да, шум вертолета. И кроме этого шума, больше ничего нет. Ничего, совершенно ничего.
Когда Ровнин очнулся, то увидел над собой чье-то лицо. Лицо плыло над ним, шевелясь, качаясь; оно то уходило в туман, то возвращалось. Что же это за лицо? Чье же оно? Надо остановить его, приказать ему остановиться. Остановить. Постепенно это ему удалось. Лицо наконец остановилось. Но Ровнин по-прежнему не видел, кто это. Он просто понял, что остановившееся лицо - лицо женщины. Что же это за женщина? Ему очень хотелось бы знать это.
Ганна. Конечно, без всякого сомнения, это Ганна, ее губы шевелятся, но что же она ему сейчас говорит? Нет, она ничего не говорит, она плачет.
Кажется, его прооперировали. Прооперировали, потому что внутри все как будто стянуло. Больно. Очень больно. Он попробовал позвать Ганну, двинул языком и почувствовал: что-то мешает. Вот это что: резиновая трубка. Стома. Значит, он в реанимации. А вот капельница.
Ганна заметила, что он смотрит на нее. Ровнин собрал все силы, которые только в нем были, и понял, что все-таки не сможет спросить, что с ним. Ему трудно открыть рот и задать простой вопрос: "Что со мной?" Все-таки он спросил, но вместо вопроса из его рта послышалось одно шипение:
- Ш-шо... шо... шо-ой?
Ганна лихорадочно вытерла слезы:
- Андрюшенька!
Заулыбалась. Зарыдала в голос. Наконец успокоилась. Пригнулась к нему:
- Андрюшенька, все будет хорошо. Ты слышишь, все будет хорошо!
Нет, он не в реанимации. В реанимацию посторонних не пускают. Что же с ней? Почему она так плачет? Ровнин молча закрыл и открыл глаза: она должна понять по этому его знаку: он думает то же самое, что она сказала.