Страница:
Оба капитана стреляли исключительно на звук — в густом лесу при наличии особых навыков это был наиболее действенный способ поражения живой силы противника.
Интенсивный бой длился минут десять, потом стал понемногу угасать, и вскоре с вражеской позиции вместо беспрерывного автоматического огня стали раздаваться редкие одиночные выстрелы. На каждый такой выстрел спецназовцы отвечали своим залпом, пока навеки не умолк последний чеченский стрелок.
Стас встретился взглядом с Сашкой и, вопросительно вскинув брови, поинтересовался: «Ты цел, мол, артист?»
«Цел и даже башка не болит!» — состроил в ответ цветущую гримасу Циркач, выглядывая из укрытия.
Шипа и Куцего командир не видел, поэтому пришлось подать звуковой сигнал о сборе группы — не хотелось покидать свое место, зная, что снайпер держит под прицелом всю придорожную растительность и мгновенно реагирует на любую качнувшуюся ветку. Серега ответил условным свистом и вскорости явился перед Торбиным.
— Ты в норме? — справился офицер.
— А то!..
— Где Куцый?
— Я думал он уж здесь…
— Ладно, понаблюдай пока за местностью. Саня, проведай парня, небось обалдел с перепугу, а я пока разложу пасьянс в картишки, — распорядился Гросс, доставая из кармана сложенную гармошкой топографическую карту местности.
Прапорщик присел к стволу дерева и вновь взял на изготовку СВД, Циркач же отправился к дороге, откуда недавно вел огонь ефрейтор. Через несколько секунд оттуда послышался короткий двойной свист.
— Черт, — выругался капитан, — опять что-то неладно. Серега, будь на стреме, мы скоро…
Куц лежал без движения лицом вниз за небольшим бугром. Перед ним аккуратно стоял на сошках пулемет, в правой руке боец зажимал гранату для валявшегося рядом автомата с подствольником. Когда Станислав приблизился, склонившийся над гранатометчиком Воронцов указал на его окровавленную голову. Над затылочным узлом косынки защитной расцветки зияло пулевое отверстие…
Офицеры осторожно перевернули бездыханное тело парня на спину. Глядевшее вверх лицо двадцатилетнего Бориса, казалось удивленным.
— Ты что-нибудь понимаешь? — озадаченно спросил Александра командир группы.
Тот молча пожал плечами.
— Кто-то из «чертей» подбирался к нам с тыла?
— Нет… Только Шип «заседал» сзади.
— Странно, как же Куцый мог заполучить пулю в затылок?
— Хрен его знает. Может, головой вертел или кто из «приматов» тут рядом прятался.
— Тогда б этот гаденыш и про нас не забыл. Очень странно… — в задумчивости повторял Торбин.
Борис Куц погиб, и отыграть ситуацию назад было невозможно. Строить же догадки, анализировать и выяснять подлинную причину смерти не позволял фатальный дефицит времени — парочка боевиков, скорее всего, отступила с поля боя и скоро непременно приведет сюда многочисленную подмогу.
Стас это прекрасно осознавал, посему размышлял совсем о другом…
Кто-то в «Шторме» называл подобную веху «Рубежом провала», кто-то «Пределом удачи». Парадокс заключался в том, что, значение вроде бы противоположных по смыслу словосочетаний, оставалось единым. Если в процессе выполнения приказа группа спецназа несла значительные потери, то рано или поздно наступал момент истины, когда приходилось выбирать: либо оставшиеся бойцы добьются поставленной цели, заплатив за это ценой собственной жизни, либо завалят задание и вернутся в базовый лагерь. Второй вариант на памяти Гроссмейстера еще никем из его коллег выбран не был. Вряд ли и он сомневался по поводу данной альтернативы. И все-таки одна мысль упрямо свербела в мозгах, не давая покоя: «Зачем погибать, устраняя Шахабова, всем троим? Коль исчерпана надежда на стопроцентный результат, так с этим по силам справиться и двум смертникам, а постараться и хорошенько продумать действия, то и одному сподручно. Но к чему же лезть в логово Медведя в полном составе, обрекая всех троих на верную смерть!..»
Могилу ефрейтору соорудили наскоро — уложили тело в едва приметной ложбинке — метрах в трехстах от места перестрелки, засыпали листвой и прикрыли ветвями. Приняв по глотку спирта, продвинулись по предложению Станислава на пару километров в сторону от генерального курса. А дальше, скинув тяжелый «лифчик», как любовно именовали бойцы свои разгрузочные жилеты, он организовал привал для проведения короткого совещания…
Не ведавшие о планах командира друзья, расположились рядом. Снайпер занялся чисткой винтовки, Воронец привалился ранцем к стволу дерева и мастерски крутил тремя пальцами финку с обоюдоострым клинком, как это делают в кабаках барабанщики со своими палочками, только гораздо быстрее — так, что вместо кинжала образовался поблескивавший в солнечных лучах круг…
— Вот что, мужики, — начал Торбин с железными нотками в голосе, — знаю, будут возражения, но решение мое таково: дальше пойдут только двое — я и кто-то один из вас.
Циркач с Шипом обомлели. Прапорщик едва не выронил промасленную тряпицу, а Сашка разом оборвал свою забаву. Оба смотрели на командира так, словно он только что предложил одному из них перейти на сторону Шахабова…
— Расчет до безобразия прост, — беспристрастно продолжал капитан, — удастся ли нам убрать эмира, нет ли — не знаю… Но четко уверен в одном: обратно уже не вернуться. А меж тем, прошу не забывать — в гроте дожидаются помощи Бояринов и Серов. Согласитесь, одному сержанту тяжелораненого Тургенева до наших не дотащить, — наверняка погибнут оба. Посему, что б никому из вас не было обидно — кинем жребий…
Он достал заветную монетку с отточенными краями, положил ее на указательный палец и, посмотрев на Сашку, улыбнулся:
— Твой, разумеется — решняк?
Александр кивнул то ли обиженно, то ли все еще обалдело…
— Стало быть, тебе Серега достается двуглавый, — объявил Гросс и подкинул денежку.
— А ежели, ядрен-батон, я с этим жребием не согласен? — неожиданно прорвало возмущенного прапорщика.
Стас поймал монету, но разжимать кулак не торопился.
— С Тургеневым все понятно! С Андрюхи Серова спрос также невелик!.. — все боле распалялся Шипилло, — а ты подумал о том, каким макаром я иль Воронец будем в глаза братве смотреть?
— Могу для успокоения вашей совести написать письменный приказ — это, во-первых. А во-вторых, товарищ заслуженный снайпер, и Серов навеки останется без вести пропавшим, и Тургенев до госпиталя никогда не доберется, коли вы тут спорить да рядиться начнете… Улавливаешь?
Оставаясь при своем мнении, Шип отвернулся…
Медленно раскрыв ладонь, Станислав показал результат жребия…
— Пиши приказ… — вскочив на ноги, выдавил подсевшим голосом Сашка, — без этой ксивы я никуда не пойду. Лучше застрелюсь прямо здесь же…
— Ксиву?.. Легко, — снова улыбнувшись, воспользовался любимым выражением Циркача, Торбин.
Капитан Воронцов — второй офицер в команде Гроссмейстера, попал в «Шторм» на месяц раньше его. Если к Станиславу в Отделе Специального Назначения относились, как к человеку серьезному и вдумчивому, вследствие чего гораздо чаще доверяли командовать спецгруппами, то Сашка всегда оставался самой непоседливостью. Такие выражения в характеристике его личности, как усидчивость, внимательность, сдержанность, не могли быть применены в принципе. Нет, разумеется, во всяческих особых обстоятельствах он умел брать себя в руки — становился собранным и вполне управляемым. Но кто бы знал, какого чудовищного усилия воли это стоило эксцентричному Воронцу! И все же, часто наблюдая за приятелем, Торбин ловил себя на мысли, что энергии и самоотверженности того, своевременно направляемой чьей-нибудь умелой рукой в нужное русло, с лихвой хватило бы на нескольких человек.
Александр беззаботно рос в спокойной интеллигентной семье коренных москвичей. Будучи ровесником Стаса, он поступил в Рязанское десантное годом позже — со второй попытки. В первый раз, успешно пройдя медицинскую комиссию и сдав на отлично все экзамены, напрочь завалил собеседование. Какое именно безобразие учинил Циркач перед авторитетным «жюри», и почему его — золотого медалиста вывел за шкирку из кабинета сам начальник училища, он никогда и никому не рассказывал. Никто так и не узнал, отчего он вдруг, нагло заложив руки за спину и сменив целеустремленную походку, на ленивую разболтанную поступь закоренелого бездельника, покинул здание, где в тот день решалась его судьба. Хотя, знающий Воронца и обладающий минимальным воображением сослуживец, мог бы легко представить любую из огромного многообразия выходок, имевшихся в арсенале этого заядлого повесы.
Неплохо владеть холодным оружием Сашка обучился в Рязани, а позже — в «Шторме», довел свое умение до абсолютного совершенства. Уже несколько лет на его «лифчике» красовались кожаные ножны для трех специальных метательных ножей с облегченной, просверленной во многих местах рукояткой. В другом чехле — нагрудном, покоился кинжал из великолепной стали, сделанный на заказ питерскими мастеровыми.
— Нет, Гросс… — очнулся после минутного молчания Шипилло, — твои гибкие задумки, бесспорно, обсуждению не подлежат, но Воронца мы подставим нешуточно. Для выполнения задания, чай, посылали всех, а не избранных депутатов. Это, как ты выражаешься — во-первых. Во-вторых, все ж остается и другой вариант…
Капитан с интересом воззрился на обычно немногословного прапорщика — коль тот воспротивился и отважился на пространные диспуты, значит, стоило прислушаться, а не слепо добиваться исполнения приказания.
— Ты командир — как решишь, так и свершится, — уже спокойнее вымолвил Сергей, — но, может, и наше мнение выслушаешь?
Мельком взглянув на циферблат часов, офицер кивнул:
— Хорошо. Высказывайтесь, только кратко.
— Сколько нам по твоим расчетам осталось до Медвежьего лагеря?
— Часов двенадцать хода, если без задержек.
— Так вот… — снайпер любовно погладил свою автоматическую винтовку, — нам ведь не велено чинить разгром всего логова… Задача куда проще — выследить и шлепнуть эмира, а для этого достаточно одной моей пули, верно?
В знак согласия Торбин повел бровями…
— Оптика у нас имеется — можем за версту вести наблюдение. С этой же дистанции я сделаю для надежи пару-тройку выстрелов, которые они хренушки услышат, а дальше ищи ветра в поле… То бишь в лесу. Согласен?
— Не забывай о дозорах, выставленных вокруг бивака, — возразил Станислав.
— Кстати, о дозорах! — вдруг встрепенулся Воронцов, методично щелкавший до этого курком пустой ракетницы и, задал резонный вопрос: — а если вам придется бесшумно устранять один или два поста, прежде чем займете нужную позицию!? Как же вы без меня обойдетесь?
Сей довод нельзя было отнести к несущественным — Циркач умел безупречно всаживать свои ножи в цель, размером с тетрадный лист, с расстояния аж в тридцать пять метров…
— На этот случай сгодиться и бесшумный «Вал», — парировал Гроссмейстер, однако без прежней уверенности в голосе.
— Так и у меня такой же «Вал»!.. — с умаляющей улыбкой уставился на него Сашка. — Стас, ну я же не какой-нибудь балласт ей богу!.. Наверняка пригожусь! Клянусь своей треугольной банданой!..
— Он ведь когда захочет — точило на шлифовальном станке зубами остановит, — озвучил Серега еще один бесспорный факт в защиту бесшабашного, но напористого офицера. — Окромя этого в моих никудышных мозгах имеется и третье соображение…
— Еще и третье?.. — с нарочитой серьезностью удивился командир.
— Так точно, третье, — лукаво стрельнул карими глазами Шип, затем, придав лицу значительное выражение, посветил в сокровенные мысли: — сдается мне, что это третье — наиглавнейшее из всех остальных. Мы ведь, как-никак, друзья. Помните посещение кладбища перед командировкой? Мы даже участок там застолбили общий. Посему считаю: и помирать, и спасаться надлежит скопом, а не порознь!
Встав с пригорка, Торбин отряхнул камуфляжку, и прищурился на стоящее в зените солнце. По всему было видно, что окончательное решение им уже принято. Двое приятелей в напряженном молчании выжидали «приговор»…
— Ну? Какого хрена расселись!? — строго вопрошал Гроссмейстер, — устроили тут, понимаешь, прения на полчаса. Живо собирайтесь! Нам до темноты километров пятнадцать отмахать нужно…
— Пошли, бельмо ты наше незадачливое… — тихо шепнул снайпер подскочившему от радости Циркачу и, с оглядкой на Гросса — как бы тот не приметил веселой мимики заговорщиков, улыбнулся другу.
В той первой командировке, когда полковник Львовский решил проверить в деле двух молодых старших лейтенантов, Сашка Воронцов лез из кожи вон, чтобы показать себя с наилучшей стороны. Торбин же, напротив, был молчалив и незаметен.
Операция по устранению Аслана Дукузова началась ранним утром. После короткого построения три десятка спецназовцев рысцой проследовали на окраину палаточного городка и разместились в двух, поджидавших МИ-8. Над вертолетной площадкой уже барражировало звено прикрытия — четыре МИ-24 и через пять минут шесть винтокрылых машин на предельно малой высоте держали курс на соседнее с Урус-Мартаном село.
Расчет командования был несложен — батальон Федеральных войск при поддержке с воздуха штурмовиков начинают атаковать фланги обширного населенного пункта, где по докладам разведки располагались укрепленные блокпосты бандитов. Спецназ одновременно с началом налета десантируется из вертолетов и, проникая в центр населенного пункта, берет штурмом резиденцию Барса.
Спина проворного Циркача постоянно мелькала перед глазами Станислава, — Александр, забывая об осторожности, мчался вперед, не разбирая дороги. Слева и справа стали доноситься звуки разрывов — СУ-25 приступили к обработке плацдармов перед появлением основных сил. С минуты на минуту пехота при поддержке легкой бронетехники зажмет село в железные клещи, но «Шторму» до этого необходимо уничтожить главаря…
Хлесткий щелчок пули раздался над головой Гроссмейстера почти одновременно с хлопком выстрела. Это означало, что вражеский стрелок находился не далее двухсот метров.
— Сашка, мы обнаружены снайпером! — крикнул старлей, — давай правее — вон к той хибаре.
Они изменили направление бега и юркнули под прикрытие небольшого каменного дома.
— Ты заметил, где он? — тяжело дыша, спросил Воронцов.
— Нет, только определил дистанцию, — отвечал Торбин, посматривая на остальных бойцов, также перешедших от стремительного продвижения к коротким перебежкам — от укрытия к укрытию.
Ситуация осложнилась. Судя по интенсивности стрельбы, стрелков было несколько. Позиции ими выбирались загодя и с умом…
— Давай по очереди, — предложил Сашка, — я бегу, ты прикрываешь, потом наоборот.
— Нет, не годится. Кто-нибудь из них, обязательно попадет. Нужно сначала спровоцировать «чехов», чтобы они выдали себя. Обходи дом справа и пали длинными очередями куда попало, а я в это время попробую засечь позиции…
Так они и сделали. Циркач осторожно переместился вдоль стены и выпустил все двадцать патронов рожка «Вала» из-за соседнего угла. Стас переложил свой автомат по левую руку и, выглянув на пару секунд, засек ответный выстрел одного из сепаратистов. Тот вел огонь из чердачного окна большого белокаменного дома. Вероятно, именно это здание и являлось объектом предстоящего штурма.
— Ну, как? — справился приятель, перезаряжая оружие.
— С этим проблем не будет. Теперь меняемся — я стреляю, ты смотришь.
Он немного выдвинулся из-за укрытия и выдал прицельную очередь по окну. В это же мгновение пуля другого снайпера по касательной щелкнула по кладке, обдав лицо офицера кирпичной крошкой.
— Отлично, я определил второго! — радостно сообщил Воронец. — Рядом с домом стоит армейский УАЗик, он сидит за ним.
— Понятно, — отвечал Гросс, вставляя в автомат магазин с бронебойными патронами. — Начинай…
Александр опустошил второй рожок, а Станислав с небольшой задержкой изрешетил старый автомобиль, уничтожив тем самым следующего стрелка.
В это время часть спецназовцев под командованием Львовского подходила к укрепленному зданию с другого направления. Огонь снайперов был успешно подавлен, оставалось взять штурмом саму резиденцию эмира. Штурмовики уже во всю обрабатывали подходы к селу бомбами. Обе группы «Шторма» пошли вперед…
Два этажа добротного дома заняли быстро, по ходу уложив с десяток боевиков — ближайших сподвижников Дукузова. Самого же полевого командира бойцы отыскать нигде не могли.
— Стас, ты заметил рядом с крыльцом дверь в подвал? — вдруг спохватился Сашка.
Иногда на Циркача нападала основательная серьезность, и он становился отменным профессионалом. Во время атаки Гросс не обратил внимания на ту дверь, но, теперь быстро просчитав ситуацию, кинулся к окну. Во дворе находилось три бойца. Тихо свиснув им, он рукой указал на вход в подвал и условным знаком приказал держать его под прицелом.
— За мной, — кивнул он Александру.
Они быстро спустились по лестнице, встали по обе стороны от двери и по отмашке Торбина ломанулись внутрь. Воронцов был помельче и попроворнее, поэтому немного опередил приятеля — оказался в темном подвале первым. Однако, дальше он то ли забыл о незыблемых правилах штурма незнакомых объектов, то ли растерялся… Вместо того, чтобы форсировать дверной проем пригнувшись и резким броском уйти в сторону, Циркач вдруг остановился, являя собой прекрасную мишень на фоне пятна дневного света и стал беспорядочно палить в разные стороны, вопя при этом пронзительным тенорком:
— Выползай по одному дуст получать, клопы казематные!!!
Двигаясь следом, Станислав уперся в спину товарища. На принятие решения не оставалось и секунды — если в подземелье кто-то обитал, то вот-вот раздадутся ответные выстрелы. В рожке Сашкиного «Вала» двадцать патронов — всего-то на одну приличную очередь и, промедли Гроссмейстер лишнее мгновение — по паре пуль в башку схлопотали бы оба…
Не притормаживая, он со всего маху налетел на орущего дурным голосом сослуживца, оружие которого как раз в этот момент захлебнулось — небольшой боезапас иссяк. Легковесный Воронец кубарем полетел куда-то вперед и наконец-то замолк, второй же офицер отскочить в сторону не успел — сбоку, метрах в семи-восьми, озаряя пламенем темницу, заработал автомат. Гроссмейстер среагировал на вспышки и после его короткой очереди последний бандит, коим оказался сам Аслан Дукузов, был смертельно ранен.
Циркачу всегда везло без меры — пули с осколками словно облетали его. А вот Стасу тогда досталось: четыре пули застряли в бронежилете, а одна, все ж таки пробив титановые пластины, повредила левое легкое. Благо Барс недолюбливал громоздкого оружия и пользовался не столь мощным, укороченным «Калашниковым»…
Двумя днями позже Александр навестил Торбина в госпитале.
— Тут фрукты, — положил он на подоконник вместительный пакет, — ешь…
— Спасибо. Как там настроение у наших?
— Все нормально, только скучают… Дождь вторые сутки моросит — все сидят по палаткам. Уж лучше бы делом заниматься, ликвидировать таких, как Чалаев с Дукузовым…
— Да, такая работа поинтересней и полезней будет. Кстати, а что это ты про дуст орал в подвале? — с серьезным видом поинтересовался раненный сослуживец.
Воронец покраснел и замялся…
— Это была апробация психической атаки… — вздохнув, виновато признался он.
— А-а… — понимающе кивнул Станислав и больше не стал напоминать товарищу о той промашке.
Сашка наведывался к нему еще несколько раз, приносил шоколад, фрукты и прочие вкусности, делился новостями… Но… настоящими друзьями им суждено было стать немного позже.
Приблизительно через шесть часов после того, как первый отряд наткнулся на засаду у лесной дороги, группа Щербинина добралась до места скоротечного и ожесточенного боя. Небольшие воронки от гранатных разрывов, свежие следы пуль на стволах деревьев, срезанные ветви, сотни стреляных гильз, трупы сепаратистов…
— Некислый случился махач, — оценил прошедшую стычку старший сержант Портнов. — Наши уложили четырнадцать «духов».
— Да, — отозвался полковник, занимаясь привычным делом — изучением следов. — Однако ж двое подранков сумели уйти.
— А бандиты, идущие за Гроссом тут побывали? — деловито справился Сомов.
— Еще бы…
— Прочему же они не забрали трупы своих?
— Хрен их знает… Должно быть спешили. Других причин не вижу.
Еще чуть позже, метрах в трехстах от ристалища, они отыскали могилу ефрейтора. Собственно, пройти мимо все равно бы не получилось — тело наспех захороненного Бориса Куца виднелось из-под прошлогодней листвы и ветвей. То ли дикие звери, то ли кто-то из шедших по следам первой группы бандитов раскидал тонкий слой валежника, однако останков бойца не тронул.
— Все ж таки один из них погиб в стычке у дороги, — прикуривая сигарету, констатировал комбриг. — Николаич, осмотри парня.
— И этого нашли сволочи… Нигде от них ни укрыться, ни спрятаться… даже в могиле!.. — еле слышно ругался майор, обследуя труп. Закончив изучение, объявил: — пулевое отверстие в затылочной области головы. Причем пуля небольшого калибра, скорее всего, пять и шесть десятых миллиметра. Более ни царапины.
— Пуля в затылок?.. — вскинул брови командир «Шторма». — У кого из троих оставшихся малокалиберное оружие?
— У Гросса «Вал» и «Гюрза» под девятимиллиметровые патроны… — вспоминая, нахмурил лоб оперативник. — У Шипа СВД и спортивный малокалиберный «Марголин». Циркач взял такой же, как и у Торбина «Вал» и этот, как его?..
— Кажется, он предпочитает «Дротик», — помог полковник.
— Совершенно верно — малокалиберный «Дротик»! Значит, такими боеприпасами снабжены двое: Шипилло и Воронцов.
— Когда команда попадает в подобную передрягу, сзади обычно остается снайпер — плюс-минус тридцать метров значения для него не имеет, зато сподручнее бить из укрытия, не обнаруживая себя перемещениями… — задумчиво молвил Щербинин, затем смачно сплюнул под ноги и проворчал: — что ж, выходит Шип был сзади. Я, черт возьми, уже перестаю удивляться!..
— А я в таком случае очень неприятно удивлен, — гневно выдохнул Сомов.
Пожилой собеседник воззрился на него с немым вопросом.
— Положительно удивлен тому факту, Юрий Леонидович, что круг подозреваемых в предательстве сужен до неприличия. Получается, что оборотень — один из хорошо знакомых нам людей. Впрочем, едва ли кому-нибудь от этого большая радость… Легко можно ошибиться в предсказании на кого нынче укажет жребий…
Не ответив, тот вдавил окурок в землю, зло прихлопнул его ногой и, отойдя в сторону, принялся изучать карту.
Через четверть часа гранатометчик был похоронен должным образом. Бойцы постояли возле неприметного бугорка, водрузили на головы повязки защитного цвета и ринулись в дальнейшую погоню.
Поздним вечером четвертых суток преследования отдел «Л» связался с генералом Бондарем и продиктовал следующее лаконичное послание, полученное от Константина Николаевича:
Часть вторая
Интенсивный бой длился минут десять, потом стал понемногу угасать, и вскоре с вражеской позиции вместо беспрерывного автоматического огня стали раздаваться редкие одиночные выстрелы. На каждый такой выстрел спецназовцы отвечали своим залпом, пока навеки не умолк последний чеченский стрелок.
Стас встретился взглядом с Сашкой и, вопросительно вскинув брови, поинтересовался: «Ты цел, мол, артист?»
«Цел и даже башка не болит!» — состроил в ответ цветущую гримасу Циркач, выглядывая из укрытия.
Шипа и Куцего командир не видел, поэтому пришлось подать звуковой сигнал о сборе группы — не хотелось покидать свое место, зная, что снайпер держит под прицелом всю придорожную растительность и мгновенно реагирует на любую качнувшуюся ветку. Серега ответил условным свистом и вскорости явился перед Торбиным.
— Ты в норме? — справился офицер.
— А то!..
— Где Куцый?
— Я думал он уж здесь…
— Ладно, понаблюдай пока за местностью. Саня, проведай парня, небось обалдел с перепугу, а я пока разложу пасьянс в картишки, — распорядился Гросс, доставая из кармана сложенную гармошкой топографическую карту местности.
Прапорщик присел к стволу дерева и вновь взял на изготовку СВД, Циркач же отправился к дороге, откуда недавно вел огонь ефрейтор. Через несколько секунд оттуда послышался короткий двойной свист.
— Черт, — выругался капитан, — опять что-то неладно. Серега, будь на стреме, мы скоро…
Куц лежал без движения лицом вниз за небольшим бугром. Перед ним аккуратно стоял на сошках пулемет, в правой руке боец зажимал гранату для валявшегося рядом автомата с подствольником. Когда Станислав приблизился, склонившийся над гранатометчиком Воронцов указал на его окровавленную голову. Над затылочным узлом косынки защитной расцветки зияло пулевое отверстие…
Офицеры осторожно перевернули бездыханное тело парня на спину. Глядевшее вверх лицо двадцатилетнего Бориса, казалось удивленным.
— Ты что-нибудь понимаешь? — озадаченно спросил Александра командир группы.
Тот молча пожал плечами.
— Кто-то из «чертей» подбирался к нам с тыла?
— Нет… Только Шип «заседал» сзади.
— Странно, как же Куцый мог заполучить пулю в затылок?
— Хрен его знает. Может, головой вертел или кто из «приматов» тут рядом прятался.
— Тогда б этот гаденыш и про нас не забыл. Очень странно… — в задумчивости повторял Торбин.
Борис Куц погиб, и отыграть ситуацию назад было невозможно. Строить же догадки, анализировать и выяснять подлинную причину смерти не позволял фатальный дефицит времени — парочка боевиков, скорее всего, отступила с поля боя и скоро непременно приведет сюда многочисленную подмогу.
Стас это прекрасно осознавал, посему размышлял совсем о другом…
Кто-то в «Шторме» называл подобную веху «Рубежом провала», кто-то «Пределом удачи». Парадокс заключался в том, что, значение вроде бы противоположных по смыслу словосочетаний, оставалось единым. Если в процессе выполнения приказа группа спецназа несла значительные потери, то рано или поздно наступал момент истины, когда приходилось выбирать: либо оставшиеся бойцы добьются поставленной цели, заплатив за это ценой собственной жизни, либо завалят задание и вернутся в базовый лагерь. Второй вариант на памяти Гроссмейстера еще никем из его коллег выбран не был. Вряд ли и он сомневался по поводу данной альтернативы. И все-таки одна мысль упрямо свербела в мозгах, не давая покоя: «Зачем погибать, устраняя Шахабова, всем троим? Коль исчерпана надежда на стопроцентный результат, так с этим по силам справиться и двум смертникам, а постараться и хорошенько продумать действия, то и одному сподручно. Но к чему же лезть в логово Медведя в полном составе, обрекая всех троих на верную смерть!..»
Могилу ефрейтору соорудили наскоро — уложили тело в едва приметной ложбинке — метрах в трехстах от места перестрелки, засыпали листвой и прикрыли ветвями. Приняв по глотку спирта, продвинулись по предложению Станислава на пару километров в сторону от генерального курса. А дальше, скинув тяжелый «лифчик», как любовно именовали бойцы свои разгрузочные жилеты, он организовал привал для проведения короткого совещания…
Не ведавшие о планах командира друзья, расположились рядом. Снайпер занялся чисткой винтовки, Воронец привалился ранцем к стволу дерева и мастерски крутил тремя пальцами финку с обоюдоострым клинком, как это делают в кабаках барабанщики со своими палочками, только гораздо быстрее — так, что вместо кинжала образовался поблескивавший в солнечных лучах круг…
— Вот что, мужики, — начал Торбин с железными нотками в голосе, — знаю, будут возражения, но решение мое таково: дальше пойдут только двое — я и кто-то один из вас.
Циркач с Шипом обомлели. Прапорщик едва не выронил промасленную тряпицу, а Сашка разом оборвал свою забаву. Оба смотрели на командира так, словно он только что предложил одному из них перейти на сторону Шахабова…
— Расчет до безобразия прост, — беспристрастно продолжал капитан, — удастся ли нам убрать эмира, нет ли — не знаю… Но четко уверен в одном: обратно уже не вернуться. А меж тем, прошу не забывать — в гроте дожидаются помощи Бояринов и Серов. Согласитесь, одному сержанту тяжелораненого Тургенева до наших не дотащить, — наверняка погибнут оба. Посему, что б никому из вас не было обидно — кинем жребий…
Он достал заветную монетку с отточенными краями, положил ее на указательный палец и, посмотрев на Сашку, улыбнулся:
— Твой, разумеется — решняк?
Александр кивнул то ли обиженно, то ли все еще обалдело…
— Стало быть, тебе Серега достается двуглавый, — объявил Гросс и подкинул денежку.
— А ежели, ядрен-батон, я с этим жребием не согласен? — неожиданно прорвало возмущенного прапорщика.
Стас поймал монету, но разжимать кулак не торопился.
— С Тургеневым все понятно! С Андрюхи Серова спрос также невелик!.. — все боле распалялся Шипилло, — а ты подумал о том, каким макаром я иль Воронец будем в глаза братве смотреть?
— Могу для успокоения вашей совести написать письменный приказ — это, во-первых. А во-вторых, товарищ заслуженный снайпер, и Серов навеки останется без вести пропавшим, и Тургенев до госпиталя никогда не доберется, коли вы тут спорить да рядиться начнете… Улавливаешь?
Оставаясь при своем мнении, Шип отвернулся…
Медленно раскрыв ладонь, Станислав показал результат жребия…
— Пиши приказ… — вскочив на ноги, выдавил подсевшим голосом Сашка, — без этой ксивы я никуда не пойду. Лучше застрелюсь прямо здесь же…
— Ксиву?.. Легко, — снова улыбнувшись, воспользовался любимым выражением Циркача, Торбин.
Капитан Воронцов — второй офицер в команде Гроссмейстера, попал в «Шторм» на месяц раньше его. Если к Станиславу в Отделе Специального Назначения относились, как к человеку серьезному и вдумчивому, вследствие чего гораздо чаще доверяли командовать спецгруппами, то Сашка всегда оставался самой непоседливостью. Такие выражения в характеристике его личности, как усидчивость, внимательность, сдержанность, не могли быть применены в принципе. Нет, разумеется, во всяческих особых обстоятельствах он умел брать себя в руки — становился собранным и вполне управляемым. Но кто бы знал, какого чудовищного усилия воли это стоило эксцентричному Воронцу! И все же, часто наблюдая за приятелем, Торбин ловил себя на мысли, что энергии и самоотверженности того, своевременно направляемой чьей-нибудь умелой рукой в нужное русло, с лихвой хватило бы на нескольких человек.
Александр беззаботно рос в спокойной интеллигентной семье коренных москвичей. Будучи ровесником Стаса, он поступил в Рязанское десантное годом позже — со второй попытки. В первый раз, успешно пройдя медицинскую комиссию и сдав на отлично все экзамены, напрочь завалил собеседование. Какое именно безобразие учинил Циркач перед авторитетным «жюри», и почему его — золотого медалиста вывел за шкирку из кабинета сам начальник училища, он никогда и никому не рассказывал. Никто так и не узнал, отчего он вдруг, нагло заложив руки за спину и сменив целеустремленную походку, на ленивую разболтанную поступь закоренелого бездельника, покинул здание, где в тот день решалась его судьба. Хотя, знающий Воронца и обладающий минимальным воображением сослуживец, мог бы легко представить любую из огромного многообразия выходок, имевшихся в арсенале этого заядлого повесы.
Неплохо владеть холодным оружием Сашка обучился в Рязани, а позже — в «Шторме», довел свое умение до абсолютного совершенства. Уже несколько лет на его «лифчике» красовались кожаные ножны для трех специальных метательных ножей с облегченной, просверленной во многих местах рукояткой. В другом чехле — нагрудном, покоился кинжал из великолепной стали, сделанный на заказ питерскими мастеровыми.
— Нет, Гросс… — очнулся после минутного молчания Шипилло, — твои гибкие задумки, бесспорно, обсуждению не подлежат, но Воронца мы подставим нешуточно. Для выполнения задания, чай, посылали всех, а не избранных депутатов. Это, как ты выражаешься — во-первых. Во-вторых, все ж остается и другой вариант…
Капитан с интересом воззрился на обычно немногословного прапорщика — коль тот воспротивился и отважился на пространные диспуты, значит, стоило прислушаться, а не слепо добиваться исполнения приказания.
— Ты командир — как решишь, так и свершится, — уже спокойнее вымолвил Сергей, — но, может, и наше мнение выслушаешь?
Мельком взглянув на циферблат часов, офицер кивнул:
— Хорошо. Высказывайтесь, только кратко.
— Сколько нам по твоим расчетам осталось до Медвежьего лагеря?
— Часов двенадцать хода, если без задержек.
— Так вот… — снайпер любовно погладил свою автоматическую винтовку, — нам ведь не велено чинить разгром всего логова… Задача куда проще — выследить и шлепнуть эмира, а для этого достаточно одной моей пули, верно?
В знак согласия Торбин повел бровями…
— Оптика у нас имеется — можем за версту вести наблюдение. С этой же дистанции я сделаю для надежи пару-тройку выстрелов, которые они хренушки услышат, а дальше ищи ветра в поле… То бишь в лесу. Согласен?
— Не забывай о дозорах, выставленных вокруг бивака, — возразил Станислав.
— Кстати, о дозорах! — вдруг встрепенулся Воронцов, методично щелкавший до этого курком пустой ракетницы и, задал резонный вопрос: — а если вам придется бесшумно устранять один или два поста, прежде чем займете нужную позицию!? Как же вы без меня обойдетесь?
Сей довод нельзя было отнести к несущественным — Циркач умел безупречно всаживать свои ножи в цель, размером с тетрадный лист, с расстояния аж в тридцать пять метров…
— На этот случай сгодиться и бесшумный «Вал», — парировал Гроссмейстер, однако без прежней уверенности в голосе.
— Так и у меня такой же «Вал»!.. — с умаляющей улыбкой уставился на него Сашка. — Стас, ну я же не какой-нибудь балласт ей богу!.. Наверняка пригожусь! Клянусь своей треугольной банданой!..
— Он ведь когда захочет — точило на шлифовальном станке зубами остановит, — озвучил Серега еще один бесспорный факт в защиту бесшабашного, но напористого офицера. — Окромя этого в моих никудышных мозгах имеется и третье соображение…
— Еще и третье?.. — с нарочитой серьезностью удивился командир.
— Так точно, третье, — лукаво стрельнул карими глазами Шип, затем, придав лицу значительное выражение, посветил в сокровенные мысли: — сдается мне, что это третье — наиглавнейшее из всех остальных. Мы ведь, как-никак, друзья. Помните посещение кладбища перед командировкой? Мы даже участок там застолбили общий. Посему считаю: и помирать, и спасаться надлежит скопом, а не порознь!
Встав с пригорка, Торбин отряхнул камуфляжку, и прищурился на стоящее в зените солнце. По всему было видно, что окончательное решение им уже принято. Двое приятелей в напряженном молчании выжидали «приговор»…
— Ну? Какого хрена расселись!? — строго вопрошал Гроссмейстер, — устроили тут, понимаешь, прения на полчаса. Живо собирайтесь! Нам до темноты километров пятнадцать отмахать нужно…
— Пошли, бельмо ты наше незадачливое… — тихо шепнул снайпер подскочившему от радости Циркачу и, с оглядкой на Гросса — как бы тот не приметил веселой мимики заговорщиков, улыбнулся другу.
В той первой командировке, когда полковник Львовский решил проверить в деле двух молодых старших лейтенантов, Сашка Воронцов лез из кожи вон, чтобы показать себя с наилучшей стороны. Торбин же, напротив, был молчалив и незаметен.
Операция по устранению Аслана Дукузова началась ранним утром. После короткого построения три десятка спецназовцев рысцой проследовали на окраину палаточного городка и разместились в двух, поджидавших МИ-8. Над вертолетной площадкой уже барражировало звено прикрытия — четыре МИ-24 и через пять минут шесть винтокрылых машин на предельно малой высоте держали курс на соседнее с Урус-Мартаном село.
Расчет командования был несложен — батальон Федеральных войск при поддержке с воздуха штурмовиков начинают атаковать фланги обширного населенного пункта, где по докладам разведки располагались укрепленные блокпосты бандитов. Спецназ одновременно с началом налета десантируется из вертолетов и, проникая в центр населенного пункта, берет штурмом резиденцию Барса.
Спина проворного Циркача постоянно мелькала перед глазами Станислава, — Александр, забывая об осторожности, мчался вперед, не разбирая дороги. Слева и справа стали доноситься звуки разрывов — СУ-25 приступили к обработке плацдармов перед появлением основных сил. С минуты на минуту пехота при поддержке легкой бронетехники зажмет село в железные клещи, но «Шторму» до этого необходимо уничтожить главаря…
Хлесткий щелчок пули раздался над головой Гроссмейстера почти одновременно с хлопком выстрела. Это означало, что вражеский стрелок находился не далее двухсот метров.
— Сашка, мы обнаружены снайпером! — крикнул старлей, — давай правее — вон к той хибаре.
Они изменили направление бега и юркнули под прикрытие небольшого каменного дома.
— Ты заметил, где он? — тяжело дыша, спросил Воронцов.
— Нет, только определил дистанцию, — отвечал Торбин, посматривая на остальных бойцов, также перешедших от стремительного продвижения к коротким перебежкам — от укрытия к укрытию.
Ситуация осложнилась. Судя по интенсивности стрельбы, стрелков было несколько. Позиции ими выбирались загодя и с умом…
— Давай по очереди, — предложил Сашка, — я бегу, ты прикрываешь, потом наоборот.
— Нет, не годится. Кто-нибудь из них, обязательно попадет. Нужно сначала спровоцировать «чехов», чтобы они выдали себя. Обходи дом справа и пали длинными очередями куда попало, а я в это время попробую засечь позиции…
Так они и сделали. Циркач осторожно переместился вдоль стены и выпустил все двадцать патронов рожка «Вала» из-за соседнего угла. Стас переложил свой автомат по левую руку и, выглянув на пару секунд, засек ответный выстрел одного из сепаратистов. Тот вел огонь из чердачного окна большого белокаменного дома. Вероятно, именно это здание и являлось объектом предстоящего штурма.
— Ну, как? — справился приятель, перезаряжая оружие.
— С этим проблем не будет. Теперь меняемся — я стреляю, ты смотришь.
Он немного выдвинулся из-за укрытия и выдал прицельную очередь по окну. В это же мгновение пуля другого снайпера по касательной щелкнула по кладке, обдав лицо офицера кирпичной крошкой.
— Отлично, я определил второго! — радостно сообщил Воронец. — Рядом с домом стоит армейский УАЗик, он сидит за ним.
— Понятно, — отвечал Гросс, вставляя в автомат магазин с бронебойными патронами. — Начинай…
Александр опустошил второй рожок, а Станислав с небольшой задержкой изрешетил старый автомобиль, уничтожив тем самым следующего стрелка.
В это время часть спецназовцев под командованием Львовского подходила к укрепленному зданию с другого направления. Огонь снайперов был успешно подавлен, оставалось взять штурмом саму резиденцию эмира. Штурмовики уже во всю обрабатывали подходы к селу бомбами. Обе группы «Шторма» пошли вперед…
Два этажа добротного дома заняли быстро, по ходу уложив с десяток боевиков — ближайших сподвижников Дукузова. Самого же полевого командира бойцы отыскать нигде не могли.
— Стас, ты заметил рядом с крыльцом дверь в подвал? — вдруг спохватился Сашка.
Иногда на Циркача нападала основательная серьезность, и он становился отменным профессионалом. Во время атаки Гросс не обратил внимания на ту дверь, но, теперь быстро просчитав ситуацию, кинулся к окну. Во дворе находилось три бойца. Тихо свиснув им, он рукой указал на вход в подвал и условным знаком приказал держать его под прицелом.
— За мной, — кивнул он Александру.
Они быстро спустились по лестнице, встали по обе стороны от двери и по отмашке Торбина ломанулись внутрь. Воронцов был помельче и попроворнее, поэтому немного опередил приятеля — оказался в темном подвале первым. Однако, дальше он то ли забыл о незыблемых правилах штурма незнакомых объектов, то ли растерялся… Вместо того, чтобы форсировать дверной проем пригнувшись и резким броском уйти в сторону, Циркач вдруг остановился, являя собой прекрасную мишень на фоне пятна дневного света и стал беспорядочно палить в разные стороны, вопя при этом пронзительным тенорком:
— Выползай по одному дуст получать, клопы казематные!!!
Двигаясь следом, Станислав уперся в спину товарища. На принятие решения не оставалось и секунды — если в подземелье кто-то обитал, то вот-вот раздадутся ответные выстрелы. В рожке Сашкиного «Вала» двадцать патронов — всего-то на одну приличную очередь и, промедли Гроссмейстер лишнее мгновение — по паре пуль в башку схлопотали бы оба…
Не притормаживая, он со всего маху налетел на орущего дурным голосом сослуживца, оружие которого как раз в этот момент захлебнулось — небольшой боезапас иссяк. Легковесный Воронец кубарем полетел куда-то вперед и наконец-то замолк, второй же офицер отскочить в сторону не успел — сбоку, метрах в семи-восьми, озаряя пламенем темницу, заработал автомат. Гроссмейстер среагировал на вспышки и после его короткой очереди последний бандит, коим оказался сам Аслан Дукузов, был смертельно ранен.
Циркачу всегда везло без меры — пули с осколками словно облетали его. А вот Стасу тогда досталось: четыре пули застряли в бронежилете, а одна, все ж таки пробив титановые пластины, повредила левое легкое. Благо Барс недолюбливал громоздкого оружия и пользовался не столь мощным, укороченным «Калашниковым»…
Двумя днями позже Александр навестил Торбина в госпитале.
— Тут фрукты, — положил он на подоконник вместительный пакет, — ешь…
— Спасибо. Как там настроение у наших?
— Все нормально, только скучают… Дождь вторые сутки моросит — все сидят по палаткам. Уж лучше бы делом заниматься, ликвидировать таких, как Чалаев с Дукузовым…
— Да, такая работа поинтересней и полезней будет. Кстати, а что это ты про дуст орал в подвале? — с серьезным видом поинтересовался раненный сослуживец.
Воронец покраснел и замялся…
— Это была апробация психической атаки… — вздохнув, виновато признался он.
— А-а… — понимающе кивнул Станислав и больше не стал напоминать товарищу о той промашке.
Сашка наведывался к нему еще несколько раз, приносил шоколад, фрукты и прочие вкусности, делился новостями… Но… настоящими друзьями им суждено было стать немного позже.
Приблизительно через шесть часов после того, как первый отряд наткнулся на засаду у лесной дороги, группа Щербинина добралась до места скоротечного и ожесточенного боя. Небольшие воронки от гранатных разрывов, свежие следы пуль на стволах деревьев, срезанные ветви, сотни стреляных гильз, трупы сепаратистов…
— Некислый случился махач, — оценил прошедшую стычку старший сержант Портнов. — Наши уложили четырнадцать «духов».
— Да, — отозвался полковник, занимаясь привычным делом — изучением следов. — Однако ж двое подранков сумели уйти.
— А бандиты, идущие за Гроссом тут побывали? — деловито справился Сомов.
— Еще бы…
— Прочему же они не забрали трупы своих?
— Хрен их знает… Должно быть спешили. Других причин не вижу.
Еще чуть позже, метрах в трехстах от ристалища, они отыскали могилу ефрейтора. Собственно, пройти мимо все равно бы не получилось — тело наспех захороненного Бориса Куца виднелось из-под прошлогодней листвы и ветвей. То ли дикие звери, то ли кто-то из шедших по следам первой группы бандитов раскидал тонкий слой валежника, однако останков бойца не тронул.
— Все ж таки один из них погиб в стычке у дороги, — прикуривая сигарету, констатировал комбриг. — Николаич, осмотри парня.
— И этого нашли сволочи… Нигде от них ни укрыться, ни спрятаться… даже в могиле!.. — еле слышно ругался майор, обследуя труп. Закончив изучение, объявил: — пулевое отверстие в затылочной области головы. Причем пуля небольшого калибра, скорее всего, пять и шесть десятых миллиметра. Более ни царапины.
— Пуля в затылок?.. — вскинул брови командир «Шторма». — У кого из троих оставшихся малокалиберное оружие?
— У Гросса «Вал» и «Гюрза» под девятимиллиметровые патроны… — вспоминая, нахмурил лоб оперативник. — У Шипа СВД и спортивный малокалиберный «Марголин». Циркач взял такой же, как и у Торбина «Вал» и этот, как его?..
— Кажется, он предпочитает «Дротик», — помог полковник.
— Совершенно верно — малокалиберный «Дротик»! Значит, такими боеприпасами снабжены двое: Шипилло и Воронцов.
— Когда команда попадает в подобную передрягу, сзади обычно остается снайпер — плюс-минус тридцать метров значения для него не имеет, зато сподручнее бить из укрытия, не обнаруживая себя перемещениями… — задумчиво молвил Щербинин, затем смачно сплюнул под ноги и проворчал: — что ж, выходит Шип был сзади. Я, черт возьми, уже перестаю удивляться!..
— А я в таком случае очень неприятно удивлен, — гневно выдохнул Сомов.
Пожилой собеседник воззрился на него с немым вопросом.
— Положительно удивлен тому факту, Юрий Леонидович, что круг подозреваемых в предательстве сужен до неприличия. Получается, что оборотень — один из хорошо знакомых нам людей. Впрочем, едва ли кому-нибудь от этого большая радость… Легко можно ошибиться в предсказании на кого нынче укажет жребий…
Не ответив, тот вдавил окурок в землю, зло прихлопнул его ногой и, отойдя в сторону, принялся изучать карту.
Через четверть часа гранатометчик был похоронен должным образом. Бойцы постояли возле неприметного бугорка, водрузили на головы повязки защитного цвета и ринулись в дальнейшую погоню.
Поздним вечером четвертых суток преследования отдел «Л» связался с генералом Бондарем и продиктовал следующее лаконичное послание, полученное от Константина Николаевича:
«Иудой уничтожен пятый боец спецгруппы Гроссмейстера — ефрейтор Куц. Отставание от первой группы сократилось до четырех-пяти часов.
Б. К.»
Часть вторая
Провал «Вердикта»
Последнее донесение из отряда полковника Щербинина вызвало у штабных офицеров оперативного соединения немалое замешательство.
Во-первых, за короткий срок спецоперации «Вердикт» появилось слишком много жертв, весьма слабо подходящих под определение «боевые потери». Объяснять и оправдывать «в верхах» смерть людей из-за действующего и не изобличенного по сей день провокатора, командованию становилось все сложнее.
Во-вторых, после нескольких громких провальных рейдов Федеральных сил, столичным генералитетом незадолго до старта «Вердикта» был спущен некий негласный лимит все того же «боевого ущерба». Потери, указанные в официальных реляциях и докладных, существенно занижались, и хотя простой русский люд давно понимал, что к приукрашенным цифирям, оптимистично озвучиваемым средствами массовой информации, следует, как минимум, добавлять ноль, московское начальство все еще строило иллюзии. Директива чем-то смахивала на закрытые документы из Политбюро ЦК КПСС и гласила: в сутки данные о потерях не должны превышать более одного человека из взвода; трех из роты; девяти из батальона. Дальше по логике, говоря о масштабах полка, должна была следовать цифра «двадцать семь», но о таком уроне в столице боялись даже думать. Спецгруппа Торбина, недотягивающая по численности и до отделения — минимального армейского подразделения, уже прилично превысила свой предел.
И, наконец, в-третьих… Предателем, судя по всему, являлся кто-то из оставшихся трех профессионалов высочайшего уровня. Это подливало изрядную порцию масла в вот-вот готовый разгореться грандиозный скандал — наличие оборотней из числа прапорщиков, а тем более боевых офицеров издавна считалось пятном позора, явным образом характеризующим колоссальные недоработки не только в воспитательной работе, но и во всех остальных аспектах жизни и деятельности силовых структур.
Расклад приблизительно таковых отвратительных мыслей и перспектив портил Бондарю настроение с того самого дня, когда полковник ФСБ примчался с известием о перехваченном разговоре по радиоканалу «Вертекса». Перед началом совещания, в экстренном порядке созванного после получения пятой депеши, генерал-майор маханул из плоской бутылки смачный глоток коньяку, вошел в штабную палатку и, поздоровавшись с офицерами, начал:
Во-первых, за короткий срок спецоперации «Вердикт» появилось слишком много жертв, весьма слабо подходящих под определение «боевые потери». Объяснять и оправдывать «в верхах» смерть людей из-за действующего и не изобличенного по сей день провокатора, командованию становилось все сложнее.
Во-вторых, после нескольких громких провальных рейдов Федеральных сил, столичным генералитетом незадолго до старта «Вердикта» был спущен некий негласный лимит все того же «боевого ущерба». Потери, указанные в официальных реляциях и докладных, существенно занижались, и хотя простой русский люд давно понимал, что к приукрашенным цифирям, оптимистично озвучиваемым средствами массовой информации, следует, как минимум, добавлять ноль, московское начальство все еще строило иллюзии. Директива чем-то смахивала на закрытые документы из Политбюро ЦК КПСС и гласила: в сутки данные о потерях не должны превышать более одного человека из взвода; трех из роты; девяти из батальона. Дальше по логике, говоря о масштабах полка, должна была следовать цифра «двадцать семь», но о таком уроне в столице боялись даже думать. Спецгруппа Торбина, недотягивающая по численности и до отделения — минимального армейского подразделения, уже прилично превысила свой предел.
И, наконец, в-третьих… Предателем, судя по всему, являлся кто-то из оставшихся трех профессионалов высочайшего уровня. Это подливало изрядную порцию масла в вот-вот готовый разгореться грандиозный скандал — наличие оборотней из числа прапорщиков, а тем более боевых офицеров издавна считалось пятном позора, явным образом характеризующим колоссальные недоработки не только в воспитательной работе, но и во всех остальных аспектах жизни и деятельности силовых структур.
Расклад приблизительно таковых отвратительных мыслей и перспектив портил Бондарю настроение с того самого дня, когда полковник ФСБ примчался с известием о перехваченном разговоре по радиоканалу «Вертекса». Перед началом совещания, в экстренном порядке созванного после получения пятой депеши, генерал-майор маханул из плоской бутылки смачный глоток коньяку, вошел в штабную палатку и, поздоровавшись с офицерами, начал: