Полковник Тарнов поспешил заполнить паузу:
   — Где живет женщина, для которой ты сочинил песню?
   — Запрещено.
   — У Великого Хозяина есть имя и фамилия?
   — Запрещено.
   — Ты мог бы его найти?
   — Запрещено.
   Тем временем Александр Николаевич кое-что измыслил. Он сказал:
   — Ты сочинил очень красивую песню, превосходную песню, — польстил он.
   Дятлов неодобрительно и демонстративно фыркнул, но Александр Николаевич даже не взглянул в его сторону.
   — Я старался, — ответил аппарат, и в его низком гудящем голосе отчетливо прозвучали нотки гордости.
   — Но в ней есть фраза «могу я и город разрушить». Ты сочинил ее в городе?
   — Нет. Но я сочинял не только о себе. У людей это называется игрой воображения.
   — Ты сочинял в саду?
   — В парке.
   Александр Николаевич не ошибся: Великий Хозяин не мог предвидеть всех вопросов. Полковник Тарнов поощрительно кивнул ученому, но тот не заметил его кивка. Он повел хитроумную игру и был весь во власти азарта.
   — Парк был большой?
   — Не больше гектара.
   — И тем не менее песня получилась отличная. Парк раскинулся у реки?..
   — Нет, у моря.
   Это был первый успех, и люди радостно переглянулись.
   — С того места, где ты исполнял песню, виднелись горы?
   — Да.
   Александр Николаевич вспомнил, что робот мог видеть намного дальше, чем человек, и спросил:
   — Горы были далеко от тебя?
   — Ближайшая находилась на расстоянии в четыре километра сто шестьдесят метров.
   Это уже можно было считать первой, пусть маленькой, но победой. Теперь Александр Николаевич был уверен, что нашел ключ.
   — Ты являлся главным помощником Великого Хозяина?
   — Верно.
   — И ты удостоился чести присутствовать при его рождении?
   — Если… — начал аппарат, но тут в нем что-то треснуло, изменилась тональность гудения.
   — Запрещено, запрещено, запрещено… — бормотал аппарат.
   Треск усилился. Заискрили места соединений проводов. Вспыхнули ярким светом блоки кристаллов и на глазах стали разрушаться…
   — Замкнуло! — крикнул Александр Николаевич и бросился на помощь Дятлову, возившемуся с аккумуляторами. Но здесь никаких неисправностей не было, стрелки приборов показывали, что энергия расходуется в норме, утечки не происходит.
   — Приборы врут! — в сердцах сказал Дятлов. Он выдернул провод из клеммы, взялся за обнаженный конец и поспешно отдернул руку.
   — Осторожно! — предупредил Александр Николаевич.
   — Без вас знаю, — огрызнулся Дятлов и проворчал: — Всей энергии аккумуляторов не хватило бы для того, чтобы сжечь блоки.
   — Вы хотите сказать, что был направленный сигнал, несущий энергию? — спросил полковник, встревоженный замечанием конструктора.
   — Я сказал лишь о том, что твердо знаю, — ворчливые нотки в голосе Дятлова исчезали, когда он разговаривал с полковником.
   — А что думаете вы? — обратился Тарнов к Александру Николаевичу.
   — Ваша догадка может оказаться верной, — ответил ученый. Он сцепил руки за спиной, ссутулился и начал вышагивать по узкому вытоптанному клочку земли — три шага в одну сторону, три шага — в другую.
   — Великий Хозяин мог услышать исповедь слуги на расстоянии и уничтожить его, — размышлял вслух полковник, поглядывая на Александра Николаевича: слышит ли тот его? — А почему он просто не приказал ему замолчать?
   Не переставая вышагивать, ученый проговорил:
   — Он не всемогущ. Иначе…
   Он умолк. Всем, кто слышал и понял его, стало не по себе. Появилось ощущение, что кто-то — незримый — видит их, беззащитных, как солдат на открытой местности. Пронесся порыв ветра, и тени кустов задвигались по земле, как паутина, как сеть, брошенная под ноги.
   — Не забывайте, что аппарат поврежден, — продолжал отвечать полковнику Александр Николаевич. — К тому же, если Великий Хозяин то существо, о котором я думаю, то этот помощник ему, возможно, больше не нужен. Мавр сделал свое дело…

ГОСТЬ

   Телефонный звонок поднял Алю с постели.
   — Здравствуй! — послышался в трубке знакомый голос.
   — Здравствуй, — ответила она. — А я уже заждалась твоего звонка. Решила — забыл.
   — «Не забудешь того, что забыть невозможно». Она замерла в ожидании…
   — Я приеду,
   — Когда? — в ее голосе послышался испуг.
   — Ты не хочешь?
   — Я боюсь.
   — Чего?
   — Не знаю. Ты остановишься в гостинице?
   — Нет. Я остановлюсь у тебя.
   — Послушай, Юра, я сейчас же уеду куда-нибудь.
   — Почему?
   — Не знаю.
   — Хочешь меня видеть?
   — Хочу.
   — Так в чем же дело?
   — Не могу объяснить. А ты сам не понимаешь?
   — Оставь эти глупости. Я приеду — и все будет в порядке.
   В его голосе слышалась такая уверенность, что Аля больше не возражала. Только спросила:
   — Когда?
   — Через несколько дней.
   Молчание… Очень тихо, так, что он едва расслышал, прошелестел ее голос:
   — Когда приедешь, позвони в дверь три раза. Два длинных и один короткий…
   Это был домашний код — только для своих. И потянулись пустые томительные дни. «Хоть бы скорее!» — торопила Аля. В ее квартире поселилась певчая птица — радостное тревожное ожидание.
   У Али задрожали руки в тот вечер, когда из прихожей послышалось три звонка: два длинных и один короткий. Юра стоял за дверью с небольшим саквояжем в руке. Его усталое лицо улыбалось. А ей вдруг стало грустно. Жизнь показалась запутанным клубком ниток, с которым поиграл резвый котенок. «Не догадался цветов купить», — подумала она.
   Он вошел, поставил саквояж, и неизвестно откуда в его руке появился букет алых гвоздик.
   — Спасибо, — только и смогла сказать Аля. Он сел в кресло, где любил сидеть муж. Ей показалось, что она навсегда избавилась от одиночества, обрела даже больше, чем потеряла. Она останавливала себя, пыталась напоминать себе о расплате за радость, о днях разочарования и тоски, но пение птицы с радужными крыльями было сильнее.
   — Будем ужинать, — сказала Аля. — Сейчас приготовлю.
   — Я ужинал, давай лучше выпьем за встречу. Он достал из саквояжа коньяк и шампанское. Звенели рюмки, у Али кружилась голова, и все же она заметила, что он ничего не ест.
   — Почему ты не ешь?
   Безобидный вопрос привел его в замешательство.
   — Что случилось? — спросила она.
   Он медлил, явно придумывая, что ответить.
   — Ты нездоров?
   Юрий улыбнулся, положил руки ей на плечи и привлек к себе.
 
   …Утром она встала пораньше. Юрий еще спал, дышал ровно и глубоко, Сейчас, с закрытыми глазами он выглядел совсем обычным, домашним.
   Она быстро умылась в ванной комнате, слегка подсинила глаза, уложила прическу. За считанные минуты умудрилась приготовить завтрак для двоих. Но когда она позвала Юру, он сказал сонным голосом:
   — Завтракай одна, ты же спешишь на работу. Я поем потом. Хочу поспать еще.
   Для большей убедительности он пробормотал:
   — «Как сладки мне объятия Морфея…» Она наклонилась и поцеловала его на прощанье в высокий прохладный лоб.
   На работе сестры и врачи заметили ее состояние.
   — Господи, Аля, ты же вся светишься от радости, — сказала с ноткой зависти подруга. — Что произошло?
   — Потом, потом, — ответила Аля, пытаясь подавить и спрятать счастливую улыбку.
   Весь день ей хотелось позвонить домой. Когда ушел муж, ей тоже хотелось звонить: вдруг произошло невероятное и знакомый голос ответит: «Алло»? Со временем она привыкла к тому, что телефон в пустой квартире не отвечает, привыкла и смирилась. Сейчас ей даже не верилось — нужно только несколько раз повращать диск, набрать привычное сочетание цифр и ставший родным голос ответит: «Слушаю». Юрий позвонил сам.
   — Оставила меня одного, — сказал он. — А вдруг серый волк придет?
   — Ты сам серый волк, — отшутилась она. — Сам кого хочешь съешь.
   — Ты и в самом деле так думаешь? — тревожно спросил он.
   — Я люблю тебя, серый волк, — поспешила его успокоить Аля. В ее голосе уже начали появляться покровительственные нотки.
   Они условились, что Юрий придет за ней в больницу. Аля едва дождалась конца рабочего дня. Юрий встретил ее в скверике у больницы. Они пешком пошли домой. Она могла бы идти так бесконечно, мысленно разговаривать с Юрой и мечтать, чтобы это сохранилось навсегда: крепкая рука, на которую можно опереться, интересные необычные слова, развеянное одиночество.
   Она смотрит по сторонам, Юра перехватывает ее взгляд, невольно хмурится. Але кажется, что он ревнует. Ей приятна его ревность. Юра говорит:
   — Женщины часто ждут принцев, а встречают мусорщиков. Они начинают мерить всех мужчин одной меркой. А принцы приходят к тем, кто умеет долго ждать.
   — Очень долго? — спрашивает Аля, сильнее опираясь на его руку.
   — Иногда очень, — говорит Юра.
   Юра смотрит то на нее, то на прохожих. Его блестящие глаза сейчас подвижны, как ртуть. А рука — будто стальная. Аля почти повисает на ней, но впечатление такое, что для его руки она легче перышка.
   — Какой же ты сильный! — восхищенно говорит она. — Просто могучий!
   Он останавливается, как-то хмуро смотрит на нее и, ничего не ответив, продолжает путь.
   Они заходят в магазины, покупают продукты на ужин и на завтрак. Здесь Юрий опять ведет себя странно. Кажется, будто пища его вообще не интересует. Более того, он совершенно не разбирается в том, какие продукты следует покупать. Когда же дома Аля заглядывает в холодильник, то удивляется: снеди в нем нисколько не убавилось. Что же Юра ел целый день? Может быть, он серьезно болен?
   Аля спрашивает его об этом, а Юра пытается уйти от ответа. Ее беспокойство возрастает. Она начинает уговаривать его показаться врачам.
   — Ты ведь у меня врач, «мой личный айболитный врач», я вылечусь от одного общения с тобой.
   Но Аля не дает увлечь себя на шуточный тон.
   — Пусть посмотрят специалисты. Устроим небольшой консилиум, — говорит она серьезно и настойчиво. Юра тоже не сдается:
   — Если бы врачи действительно умели лечить, то жили бы дольше всех. Помнишь, Гален говорил: «Врач, исцелись сам». Для начала хотя бы.
   Они вышли к мосту. Дом, в котором жила Аля, находился по другую сторону улицы. В нескольких метрах под ними шуршал разноцветный суставчатый змей, состоящий из сотен автомобилей. Был час «пик».
   Когда дверь квартиры с привычным прищелком закрылась за ними, Аля сказала неумолимо:
   — Завтра вместе идем в больницу. Он попытался состроить гримасу.
   — Посуди сама: зачем мне ходить к тем, кто знает меньше меня.
   Аля разозлилась и решила подразнить его:
   — Мало знать, надо уметь. А что ты можешь?
   — Например, замедлять и ускорять у себя пульс. Запасаться психической энергией и передавать ее другим.
   — Ты — йог?
   Его лицо напряглось. Он что-то вспоминал. Потом с улыбкой, которая ей не понравилась, сказал:
   — Да, йог.
   — Тогда покажи свое умение.
   Юрий молча взял ее руку, приложил к кисти собственной руки, туда, где должен был биться пульс. Но сколько Аля ни щупала его руку, пульс не прощупывался.
   — А теперь? — хитро прищурив глаза, спросил он. Появились толчки. Они были редкими, но очень сильными. Интервалы между ними быстро сокращались. Ритм сердцебиения ускорялся. Аля не успевала считать. Кожа сильно вибрировала. Его лицо было невозмутимо, словно ничего не происходило.
   Внезапно пульс исчезает. Сразу. Совсем. Сколько ни бегают по его руке Алины пальцы, как чуткие зверьки, замирают, вдавливаются в кожу, прислушиваются, — пульса нет.
   Аля снова пристально смотрит на Юрино лицо. Оно не изменилось. Даже дыхание не участилось, не замедлилось…
   — Сумасшедший, прекрати! — с восхищенным ужасом говорит она. — Прекрати сейчас же!
   Она произносит эти слова, не думая над ними, просто потому, что должна что-то сказать, выразить то, для чего не подберет подходящих слов. Проходит уже несколько минут, а пульса нет.
   — Прекрати, — умоляет она, и в ее голосе появляется настоящее беспокойство. — Мне страшно…
   — Ладно, — соглашается он. — Ты же сама просила продемонстрировать умение.
   Юрий наблюдает, как меняется ее лицо, как исчезает впадинка на переносице и кожа собирается мелкими складками, словно рябь на взморье, предвещающая бурю. Но буря не разразилась — глаза теряют сухой острый блеск, в них образуются два темных озера. Они становятся все глубже и глубже. Вот они сливаются в один омут, засасывают в глубину, в водоворот…
 
   Юрий еще не раз демонстрировал Але свои таинственные возможности. Он клал ладони на ее плечи, и ей казалось, что через его ладони в нее вливается удивительная сила, окрыляющая, возносящая в такие дали, о которых она раньше и не мечтала. Появлялась такая ясность мысли, что Аля вдруг понимала то, чего еще вчера понять не могла.
   Однажды у Али заболела ушибленная когда-то рука, и Юрий одним прикосновением снял боль. Аля предположила, что имело место самовнушение, и ждала, что через некоторое время боль вернется. Ведь она-то прекрасно знала, что на месте ушиба была трещина, заросшая костной мозолью.
   — Ты же не можешь одним прикосновением вылечить механическое повреждение!
   Юрий промолчал, но ее рука больше не болела. С той поры Аля не требовала, чтобы он показывался врачам.
   Как-то они поздно возвращались домой. Несколько подвыпивших ребят преградили им дорогу.
   — Эй, — сказал тощий юнец, будто прокатанный асфальтировочным катком, — оставь свою спутницу. Мы ее сами проводим.
   — Пожалуйста, — ответил Юрий и отошел в сторону. — Вы с ней идите вперед, а я пойду сзади.
   Один из парней, приземистый крепыш, попытался взять Алю за руку. Она отшатнулась.
   — Э нет, это ей не нравится, — сказал Юрий и отстранил парня.
   Два других с гоготом схватили Юрия за локти. Он легко развел руки… Парни упали на землю.
   — Зачем же так грубо? — сказал заводила, направляясь к Юрию и примериваясь. — Они же не пытались тебя повалить.
   Его кулак, будто камень, выброшенный из пращи, ударил Юрия в челюсть.
   Юра даже не покачнулся. Он одной рукой пригнул драчуну голову, второй схватил его за воротник и поднял. Затрещала материя. Юрий подхватил парня второй рукой и легко, будто куклу, швырнул через двухметровый забор стройки.
   Послышался глухой удар о землю и короткий стон.
 
 
   Когда затихли шаги убежавших хулиганов, Юрий как ни в чем не бывало взял Алю под руку и повел домой. Она посматривала на него испуганно и восхищенно. Когда они уже подошли к дому, он спросил:
   — Ты не обиделась на меня?
   — Ну что ты! — прошептала она. — Я с тобой ничего не боюсь. Ты непохож на других.
   — На кого я непохож? — Юрий слегка отстранился. Она не уловила перемены в его настроении.
   — Ни на кого из людей, которых я знаю. Ты все делаешь не так, как другие. Говоришь, улыбаешься, даже хмуришься не так, как все.
   И опять она не заметила его быстрого затравленного взгляда…
   Ночью она несколько раз просыпалась и прислушивалась к его дыханию. Оно было ровным и глубоким, но ей почему-то казалось, что он не спит.
   Утром, уже умытая и одетая, она заглянула в спальню, чтобы попрощаться. Юрий стоял перед зеркалом, рассматривая свое отражение. Он произносил какое-то слово, складывая губы так, как их складывала Аля. Она услышала: «Юра, ты не такой, как все».
   Аля узнала свой голос, свои интонации, и рассмеялась, решив, что он разыгрывает ее.
 
   Как-то Юрий сидел у окна на стуле и разглядывал прохожих. Это было одним из любимых его занятий.
   — Не хочешь помочь мне?
   Он наклонил голову и потерся щекой об ее руку.
   — Слушаюсь и повинуюсь, госпожа. Разрушить город или построить замок?
   — Кое-что потяжелее. Сходи в магазин за сметаной и молоком.
   Когда он был уже у двери, Аля окликнула его:
   — И еще купи для котлет маленький кусочек свинины. Граммов триста…
   Магазин находился на первом этаже их дома, и, когда после ухода Юрия прошло двадцать минут, Аля начала нервничать. Прошло еще десять минут. Аля совсем было собралась отправляться на поиски, как появился Юрий.
   Пакет в его руке был непомерно раздут, ручки угрожающе трещали. Юрий довольно улыбался.
   Аля извлекла из пакета шесть бутылок: молоко обычное, молоко шестипроцентное, молоко топленое, «снежок», сливки, кефир и четыре банки: сметана, сгущенное молоко, какао на сгущенном молоке…
   «Мужчину нельзя посылать в магазин без четкой инструкции», — вспомнила Аля совет бабушки. Закусив нижнюю губу, чтобы не рассмеяться, благодарно кивнула Юрию. Она запустила руку в пакет, чтобы достать мясо. Но его там не оказалось.
   Аля подняла голову, взглянула на Юрия удивленными глазами. Ей сразу же расхотелось смеяться, когда она увидела его хмурое лицо.
   — Извини. Я не мог купить мяса.
   — Нет свинины? — удивилась Аля.
   Он отрицательно покачал головой, глядя в одну точку. Она даже попробовала по направлению взгляда определить, на что именно он смотрит, но ничего примечательного не обнаружила. Угол шкафа, обои…
   — Там, в магазине, висела на крючке туша, — угрюмо сказал Юрий.
   — Ну, такой маленький кусочек продавец не стал бы рубить от туши, — она готова была опять улыбаться. — В витрине наверняка были и кусочки поменьше.
   — Я смотрел на тушу, — глухо сказал Юра. — Мне показалось…
   — Что тебе показалось, милый? — Аля привстала на цыпочки и положила руки ему на плечи.
   Этого делать сейчас не следовало. Его глаза были подернуты мутной пленкой, и весь он был как неживой. Каменная статуя. Слова сорвались с его губ и упали тяжело, как камни в пропасть:
   — Мне показалось, что на крюке висит туловище человека…
   Аля не знала, как реагировать на его фразу. Попыталась пошутить:
   — У голодного верблюда миражи в магазине. Шутки не вышло. Юрий стоял молча, отрешенный, чужой, смотрел в угол оцепеневшими глазами…
 
   Слесарь-профилактик из конторы газового хозяйства пришел, когда Али не было дома. Слесарь — толстощекий молодой человек, склонный к грубоватым шуткам и розыгрышам, спросил у Юрия:
   — Газом отравляетесь понемножку?
   — Газом? — удивился Юрий.
   — Запах газа в кухне чувствуется?
   — Не принюхивался, — ответил Юрий, и слесарь решил, что он принимает правила игры и вступает в нее.
   — Принюхивайтесь, не принюхивайтесь — утечка газа все равно происходит. Практически ее нет, а теоретически…
   — Чем же это грозит нам? — спросил Юрий, думая об Але.
   Слесарь внимательно посмотрел на него. «Эге, а он не в шутку испугался», — обрадовался слесарь. Довольно крякнув, он выпрямился во весь свой невысокий рост, отставил ногу и многозначительно поднял короткий толстый палец с обкусанным ногтем.
   — При концентрации газа до 13 процентов может произойти взрыв, если будет зажжен огонь. Всю квартиру разнесет вместе с хозяевами, — пообещал слесарь, — Если огня и не будет, газ постепенно вытеснит воздух — и вы попросту умрете от удушья. Уснете — и не встанете. Вот так! При незначительной концентрации газа тоже происходит постепенное отравление организма, незаметное для его владельца.
   Слесарь на протяжении нескольких лет занимался в кружке художественной самодеятельности. Он умел придавать своему голосу зловещие оттенки.
   — Страдают легкие и печень, меняется состав крови. Происходит преждевременное одряхление и ослабление организма.
   Он повернулся к Юрию вполоборота и теперь обращался уже не только к нему, но и к невидимой аудитории:
   — Потому мы и шатаемся с этажа на этаж, обувь бьем, мозоли натираем на ногах и на языке, объясняя людям правила пользования отопительными газовыми приборами.
   — Какие же это правила? — спросил Юрий, тем самым демонстрируя добровольному лектору, что эффект достигнут.
   Слесарь словно раздался вширь от сознания собственной значительности.
   — Запомните, — вещал он, размахивая пальцем, как жезлом, — при появлении запаха газа необходимо немедленно закрыть газовые краны и проветрить помещение. Не зажигайте огонь, не включайте электроприборы, вызовите аварийную службу по телефону ноль четыре. Запомнили?
   Юрий подавленно кивнул.
   Так как сильнее напыжиться было уже невозможно, слесарь незаметно для себя перешел на гекзаметр:
   — Перед включением плиты проветрите вы помещенье, краники все осмотрите, закрыты ли были они, в риску на пробке вглядитесь, узнайте ее положенье…
   Слесарь декламировал бы еще долго, но тут взгляд его невзначай упал на часы. Он вспомнил о том, что условился с новой знакомой Люсей идти на полчетвертого в кино. Перед этим нужно было забежать в столовую перекусить. Испустив вздох сожаления, слесарь сказал:
   — Впрочем, меня еще ожидает много жильцов. Надо спешить. А вы, гражданин, сами позанимайтесь, изучите все, что сказано в маленькой, но необходимой в быту книжице «Правила эксплуатации газовых приборов», в которой я после каждой проверки оставляю свой автограф. Поверьте мне, — он прижал руку к груди, — это необходимо вам для долгой и беспечальной жизни. Если не заботитесь о себе, подумайте хотя бы о своих родных и близких.
   Когда слесарь взялся за ручку двери, Юра решительным жестом остановил его.
   — Слышу запах газа, — сказал он и ткнул пальцем в соединение труб.
   Слесарь принюхался, пожал плечами, быстро вынул из чемоданчика кисть и баночку с мыльной жидкостью, обмакнул в нее кисть и несколько раз провел по трубам в месте их соединения.
   — Видите, пузырьков нет, — значит, утечки газа не происходит. Можете спать спокойно.
   — Пузырьков вы не видите, а газ идет, — возразил Юрий.
   — Именно отсюда?
   — И отсюда тоже.
   Слесарь бросил на Юрия подозрительный взгляд, снова пожал плечами, вынул другую баночку и наложил густой слой краски на место сочленения труб. Юрий тем временем прочел инструкцию, о которой говорил слесарь, моментально запомнил правила.
   — Теперь довольны? — закончив работу, спросил слесарь с явным оттенком раздражения, ибо уже определил, что перекусить он не успеет.
   — Вы просто перебили запах газа запахом краски, — строго сказал Юрий. — Но газ все равно утекает. Слесарь встревоженно взглянул на часы.
   — Я же сказал вам, что мне нужно осмотреть и другие квартиры.
   — А мы, выходит, можем отравляться?
   — Чем?
   — Газом, — с ледяным спокойствием произнес Юрий. — Вы же сами говорили…
   — Да вы что, шуток не понимаете? — вспылил слесарь.
   — Хороши шутки, — твердил свое Юрий. — В инструкции ясно сказано: «при появлении запаха газа…» Значит, при любой концентрации газа, даже малейшей, необходимо вызывать аварийную команду. Я чувствую запах газа.
   — Может быть, у вас нюх особенный, как у доберман-пинчера, — проворчал слесарь.
   Казалось, сейчас от него полетят искры, и если в кухне действительно скопился газ, то произойдет взрыв.
   — Да поймите же вы! — закричал он Юрию. — В месте каждого сочленения труб теоретически происходит утечка. Но она выражается в таких ничтожных дозах, что практической опасности не представляет!
   — А вот этого-то в инструкции и нет. Там не сказано, в каких дозах утечка безвредна. Наоборот, имеется в виду малейшая утечка, — решительно возразил Юрий, взяв на себя роль истинного толкователя инструкции.
   — Ну, где там сказано «малейшая»? — слесарь с ужасом думал, что Люся, не дождавшись его, уйдет, а телефона ее он не знает.
   — Не сказано, так подразумевается, — уточнил Юрий.
   — Гражданин, отпустите меня, — взмолился слесарь. — Нельзя же понимать правила так буквально. Я ручаюсь, никакой, абсолютно никакой опасности для вас нет!
   — Для меня нет. А для других? Вся великая художественная литература и все правила морали учат нас заботиться о других. «А если ты только для себя, то кто же ты?»
   …Когда Аля пришла с работы, то обнаружила у своего подъезда машину с желтой полосой, принадлежащую аварийной службе газового хозяйства, а дома — троих измученных слесарей.
   На кухонном столе стояло несколько приборов-индикаторов, сигнализирующих о малейшем наличии газа. В углу громоздился сварочный агрегат. Пол был завален обрезками труб, клочками пакли, заляпан краской. Юрий всматривался в градуированную шкалу газоанализатора.
   — Что здесь произошло? — Аля бросилась к Юрию. — Господи, что произошло? Ты хоть цел, не пострадал?
   — Все в порядке, хозяйка. Муж у вас очень мнительный, — поспешно сказал один из слесарей. Его большие натруженные руки тяжело лежали на коленях.
   — Я хотел, чтобы ты больше не отравлялась газом, — стал оправдываться Юрий.
   — И твое желание увенчалось успехом? — она нервно икнула и прикрыла рот ладонью.
   — К сожалению, не совсем… Из-за несовершенства сварочных аппаратов и устройства газовых краников. — Он бросил укоризненный взгляд на потупившихся слесарей. — Но зато я узнал кое-что новое и важное!
   — Что же именно? — спросила Аля. Юра не заметил иронии в ее вопросе, сказал задумчиво:
   — Оказывается, «теоретически» и «практически» — это не одно и то же…
   Подруги завидуют Але,
   — Он лучше твоего бывшего, — утверждала одна.
   — Никакого сравнения, — вторила ей другая.