- До завтра ждать рискованно. Взгляд Стеня стал сверляще острым, врач понял его по-своему, сжался, забормотал:
- Моя группа крови тоже не подходит...
- Ладно, идите в манипуляционную. Готовьтесь к переливанию.
- Но донор... - Будет. У меня - нулевая.
XIII
Золотисто-черная мушка поднялась из камышовых зарослей. Уходящие лучи солнца, уже не страшные ей, играли радугой на крыльях. Мушка летела, вся исполненная ликующей радостью - так можно было бы на человеческом языке выразить это ощущение, - радостью и значительностью того, что ей предстоит совершить. Она несла в себе умноженную в личинках саму себя. В этом заключался смысл ее бытия. Предвкушение материнского блаженства удесятеряло ее силы, и она зорко рассматривала мир, разбитый на десятки осколков, своими фасетчатыми глазами, а обоняние и чувствительные к звукам волоски наполняли его знакомым ей содержанием. Вот они принесли сигнал, и она изменила направление полета. Вскоре цель уже четко отразилась и в глазах - приятно пахнущая, желанная, благодаря которой можно совершить великое блаженное таинство продолжения рода.
Чуть вздрогнуло красивое брюшко, словно одетое в фольгу, на голове задвигались челюсти - два острых стилета, способные неслышно проткнуть кожу и подготовить для личинок пристанище.
Мушка сужала круги, присматриваясь к цели. Она с рождения знала свою легкую уязвимость и готова была при малейшем движении цели изменить полет, унестись подальше и продолжать поиск - вечный поиск ради детей своих. Но цель была неподвижна, доступна - и мушка, будто легкая фея, опустилась на нее. Она еще не успела двинуть челюстями, как все вокруг нее изменилось: небо расчертилось белыми квадратами, дуновение ветра погасло, а главное изменился запах. Теперь он удушал. Мушка мгновенно взлетела, спасая не столько себя, сколько личинок, но больно ткнулась в сетку белых квадратов, расчертивших небо. Затем что-то больно сдавило ее, и мир опять поменялся, стал неузнаваемым.
В этом новом мире были и другие мушки. Они изо всех сил бились о стеклянные стенки сосуда, пытаясь выбраться из неведомо кем уготованной твердой и блестящей западни.
Мучения мушки только начинались. Еще не раз ей сдавливали бока, ломая крылья. Потом к брюшку прикоснулось что-то острое и холодное, а в следующий миг вся она изогнулась от невыносимой боли, разрывающей внутренности.
- Осторожнее, Иван Корнеевич, она должна оставаться живой до тех пор, пока не извлечем личинки и не выдавим околоплодную жидкость
- Постарайтесь, ребятки, у меня пока экземпляров немного, а личинки и жидкость нужны срочно. От этого зависит жизнь нескольких людей, - говорил профессор Стень энтомологам, массируя по китайской гимнастике виски, лоб, веки, затылок. Последнюю неделю он спал меньше трех часов в сутки. Даже его мощный тренированный организм не выдерживал таких нагрузок и находился на грани нервного истощения. Владимир Игнатьевич знал, что это не пройдет бесследно, что потерянное в эти дни здоровье ничем не восполнишь. Раньше он бы, пожалуй, дал себе передышку. Раньше. Но теперь он и сам толком не понимал, что с ним приключилось, почему он не может остановиться, почему, как только проваливается в сон, перед ним встает лысый человек в белом больничном одеянии, с белым, как гипсовая маска, добрым и грустным лицом, и даже во сне начинает щемить сердце: почему жизнь этого человека стала теперь по значимости чуть ли не вровень с бесконечной важностью собственной жизни...
- Поразительно красивая расцветка у этой мутантки. Как брюшко разрисовано, не пожалела красок природа! Не забыли описать? А то ведь их скоро и вовсе не останется.
- Отловишь еще.
- Ишь ты, оптимист! Как говорили древние римляне, "Орлюк не ловит мух". А если серьезно, то на пруду их уже всех выморили дихлофосом, а в лаборатории еще не научились как следует разводить.
- Научитесь. Для чего-то существует институт ваш? Жизнь этого вида придется поддерживать до тех пор, пока химики не научатся in vitro синтезировать ферменты, которые мушка продуцирует.
- До этого еще далековато.
- Значит, не будет безработицы в ведомстве вашем. Как хотели, да позабыли сказать те же древние: "Орлюк разводит мух".
...Мушка изогнулась еще раз, когда игла шприца оторвала личинки и втянула их, и неподвижно повисла в зажимах, похожая на комочек грязной ваты. И лишь в одном месте еще сохранилась крупица золотистого блеска.
...Из благодатных райских кущ вылетела мушка и понеслась на Евгения Максимовича. Он попытался уклониться, но мушка приближалась. Ее жужжание переходило в гул мотора, хотелось заткнуть уши и упасть лицом вниз, зарыться в траву, не видеть того, что неминуемо должно произойти.
И тогда из зарослей поднялся уже знакомый великан, взмахнул рукой и поймал жужжащее насекомое. Изменилось жужжание, стало добрым и жалобным: "Отпусти меня, молодец. Исполню что пожелаешь..."
"Это из сказки!" - вспомнил Евгений Максимович. Он каким- то чудом проник в планы насекомого и закричал: "Не отпускай ее, а то..."
Кулак великана все сжимался, и тогда мушка закричала, но крик ее теперь доносился откуда-то из ушей, из ноздрей великана, он шел из его волос, из его кожи: "Отпусти, я твоя мать, я - это ты, ты - моя личинка..."
"Не отпускай!" - снова предупредил великана Евгений Максимович.
Великан успокаивающе улыбнулся и подмигнул ему, совсем как Владимир Игнатьевич, и 'крепче сжал кулак.
Он зашагал, через кусты, и там, где он проходил, поднимались его близнецы-великаны и шли следом.
Евгений Максимович тоже хотел бежать за ними, но не мог оторвать ног от земли. А великаны уходили все дальше, прямиком в синее небо, и до Евгения Максимовича уже едва доносился жалобный крик: "Отпустите, я ваша мать, а вы - мои родные детки, мои личинки..." Там, где проходили великаны, вспыхивали новые звезды, безопасные и уютные, как плафоны. Вот одна зажглась ярче других, и Евгений Максимович поневоле открыл глаза.
Низко над ним наклонилось огромное лицо. Серые большущие глазищи блестели, как два перевернутых круглых пруда.
- Проснулись? Могу обрадовать вас. Второй день, как вводят стимулятор вам, а гемоглобин уже поднялся в полтора раза. Чувствуете, что одышка стала меньше? И во сне дышите ровнее.
Евгений Максимович еще несколько минут поморгал, прогоняя остатки ночных видений. Преодолевая головокружение, приподнялся, потянулся к стакану с тоником. Стакан оказался в руке, будто сам впрыгнул в неё. Ощущение было забавным, и Евгений Максимович улыбнулся.
Сделал два глотка. Сухость во рту прошла. Он облизнул потрескавшиеся губы и перевел дух. Да, профессор прав: дышать стало легче.
- Сейчас вам введут витамины, а потом, если позволите, ваш приятель навестит вас.
- А вы теперь сиделкой работаете?
- До этого пока не дошло. Однако, раз вы язвите лечащему врачу, да еще пока профессору, значит, дела пошли значительно лучше...
Профессора сменила сестра со шприцем - ввела витамины, а потом в палату бочком проскользнул Петя. Подобрался поближе к постели, сел на краешек стула и сказал полушепотом:
- Тебе лучше, да? Я смотрел анализы - гемоглобин поднимается...
Евгений Максимович кивнул. - Знаешь, где ваш Стень взял этот стимулятор? Сейчас он очень напоминал юного Петю, у которого Вадим Орлюк когда-то увел невесту. - Знаю. - У нас на санэпидстанции судачат, что если все получится как надо, стимулятор на Государственную премию потянет. Называют "выдающимся открытием...".
"А о другом "выдающемся открытии" вроде "новой разновидности гриппа" не упоминают?" - подумал Евгений Максимович, но сказал другое:
- Правильно сделают, если выдвинут. - Но ведь это ты... - Что я, что ты? - перебил Евгений Максимович. - Мы сказали, а сделал он. - Ты же не только сказал... - Был еще подопытным кроликом. Поневоле. А ты ловил для него мух. За это он нас "помянет в своих молитвах". Большего мы пока не заслужили. Ладно, переживем. Пожалуй, ты прав. Из постановления общего собрания сотрудников Института экспериментальной терапии:
"За создание одного из сильнейших биостимуляторов, позволившего спасти тысячи больных острыми формами различных видов анемии и сердечно-сосудистой патологии, в том числе считавшихся ранее неизлечимыми, выдвинуть на соискание Государственной премии коллектив врачей, энтомологов и биохимиков: профессора доктора медицинских наук Стеня В. И., профессора, доктора биологических наук Орлюка В. Н., доцента, кандидата биологических наук Ляшевского Т. Д., младшего научного сотрудника Верко М. И."
XIV
Снежинки летели наискосок и блестели в свете фонарей как серебристые мушки. Уткнув подбородок в воротник, человек в сером пальто быстро шел к трамвайной остановке. Его остановила женщина, в распахе ее шубы, надетой наспех, виднелся воротник белого халата.
- Что же это вы, Евгений Максимович, на собрании не были? Мы поздравляли Владимира Игнатьевича. А он в ответном слове уж так расхваливал вас и этого вашего приятеля из санэпидстанции. Называл вас "истинным мучеником и героем науки".
- Ну, Владимир Игнатьевич умеет расписать, - махнул рукой Евгений Максимович.
- Не скажите, не скажите. Мы бы так ничего о вас не узнали, если бы не он. Вы же у нас такой скромница...
Она подошла ближе и заглянула в лицо мужчине:
- Не рады? А стимулятор Владимира Игнатьевича, говорят, творит чудеса. С его помощью продлевают жизнь обреченным, даже совершенно дряхлым, умирающим от старости...
Евгений Максимович невольно подумал о тех, кого уже никакой стимулятор не воскресит...
- Отчего же не рад? Передайте ему спасибо и от меня, и от моего друга.
Но женщина все еще выжидательно стояла перед ним. Евгений Максимович понял, что она считает его реакцию недостаточной, и добавил:
-...большое, огромное человеческое спасибо... с кисточкой...
Латинская пословица звучит иначе: "Орел не ловит мух".
В пробирке.
- Моя группа крови тоже не подходит...
- Ладно, идите в манипуляционную. Готовьтесь к переливанию.
- Но донор... - Будет. У меня - нулевая.
XIII
Золотисто-черная мушка поднялась из камышовых зарослей. Уходящие лучи солнца, уже не страшные ей, играли радугой на крыльях. Мушка летела, вся исполненная ликующей радостью - так можно было бы на человеческом языке выразить это ощущение, - радостью и значительностью того, что ей предстоит совершить. Она несла в себе умноженную в личинках саму себя. В этом заключался смысл ее бытия. Предвкушение материнского блаженства удесятеряло ее силы, и она зорко рассматривала мир, разбитый на десятки осколков, своими фасетчатыми глазами, а обоняние и чувствительные к звукам волоски наполняли его знакомым ей содержанием. Вот они принесли сигнал, и она изменила направление полета. Вскоре цель уже четко отразилась и в глазах - приятно пахнущая, желанная, благодаря которой можно совершить великое блаженное таинство продолжения рода.
Чуть вздрогнуло красивое брюшко, словно одетое в фольгу, на голове задвигались челюсти - два острых стилета, способные неслышно проткнуть кожу и подготовить для личинок пристанище.
Мушка сужала круги, присматриваясь к цели. Она с рождения знала свою легкую уязвимость и готова была при малейшем движении цели изменить полет, унестись подальше и продолжать поиск - вечный поиск ради детей своих. Но цель была неподвижна, доступна - и мушка, будто легкая фея, опустилась на нее. Она еще не успела двинуть челюстями, как все вокруг нее изменилось: небо расчертилось белыми квадратами, дуновение ветра погасло, а главное изменился запах. Теперь он удушал. Мушка мгновенно взлетела, спасая не столько себя, сколько личинок, но больно ткнулась в сетку белых квадратов, расчертивших небо. Затем что-то больно сдавило ее, и мир опять поменялся, стал неузнаваемым.
В этом новом мире были и другие мушки. Они изо всех сил бились о стеклянные стенки сосуда, пытаясь выбраться из неведомо кем уготованной твердой и блестящей западни.
Мучения мушки только начинались. Еще не раз ей сдавливали бока, ломая крылья. Потом к брюшку прикоснулось что-то острое и холодное, а в следующий миг вся она изогнулась от невыносимой боли, разрывающей внутренности.
- Осторожнее, Иван Корнеевич, она должна оставаться живой до тех пор, пока не извлечем личинки и не выдавим околоплодную жидкость
- Постарайтесь, ребятки, у меня пока экземпляров немного, а личинки и жидкость нужны срочно. От этого зависит жизнь нескольких людей, - говорил профессор Стень энтомологам, массируя по китайской гимнастике виски, лоб, веки, затылок. Последнюю неделю он спал меньше трех часов в сутки. Даже его мощный тренированный организм не выдерживал таких нагрузок и находился на грани нервного истощения. Владимир Игнатьевич знал, что это не пройдет бесследно, что потерянное в эти дни здоровье ничем не восполнишь. Раньше он бы, пожалуй, дал себе передышку. Раньше. Но теперь он и сам толком не понимал, что с ним приключилось, почему он не может остановиться, почему, как только проваливается в сон, перед ним встает лысый человек в белом больничном одеянии, с белым, как гипсовая маска, добрым и грустным лицом, и даже во сне начинает щемить сердце: почему жизнь этого человека стала теперь по значимости чуть ли не вровень с бесконечной важностью собственной жизни...
- Поразительно красивая расцветка у этой мутантки. Как брюшко разрисовано, не пожалела красок природа! Не забыли описать? А то ведь их скоро и вовсе не останется.
- Отловишь еще.
- Ишь ты, оптимист! Как говорили древние римляне, "Орлюк не ловит мух". А если серьезно, то на пруду их уже всех выморили дихлофосом, а в лаборатории еще не научились как следует разводить.
- Научитесь. Для чего-то существует институт ваш? Жизнь этого вида придется поддерживать до тех пор, пока химики не научатся in vitro синтезировать ферменты, которые мушка продуцирует.
- До этого еще далековато.
- Значит, не будет безработицы в ведомстве вашем. Как хотели, да позабыли сказать те же древние: "Орлюк разводит мух".
...Мушка изогнулась еще раз, когда игла шприца оторвала личинки и втянула их, и неподвижно повисла в зажимах, похожая на комочек грязной ваты. И лишь в одном месте еще сохранилась крупица золотистого блеска.
...Из благодатных райских кущ вылетела мушка и понеслась на Евгения Максимовича. Он попытался уклониться, но мушка приближалась. Ее жужжание переходило в гул мотора, хотелось заткнуть уши и упасть лицом вниз, зарыться в траву, не видеть того, что неминуемо должно произойти.
И тогда из зарослей поднялся уже знакомый великан, взмахнул рукой и поймал жужжащее насекомое. Изменилось жужжание, стало добрым и жалобным: "Отпусти меня, молодец. Исполню что пожелаешь..."
"Это из сказки!" - вспомнил Евгений Максимович. Он каким- то чудом проник в планы насекомого и закричал: "Не отпускай ее, а то..."
Кулак великана все сжимался, и тогда мушка закричала, но крик ее теперь доносился откуда-то из ушей, из ноздрей великана, он шел из его волос, из его кожи: "Отпусти, я твоя мать, я - это ты, ты - моя личинка..."
"Не отпускай!" - снова предупредил великана Евгений Максимович.
Великан успокаивающе улыбнулся и подмигнул ему, совсем как Владимир Игнатьевич, и 'крепче сжал кулак.
Он зашагал, через кусты, и там, где он проходил, поднимались его близнецы-великаны и шли следом.
Евгений Максимович тоже хотел бежать за ними, но не мог оторвать ног от земли. А великаны уходили все дальше, прямиком в синее небо, и до Евгения Максимовича уже едва доносился жалобный крик: "Отпустите, я ваша мать, а вы - мои родные детки, мои личинки..." Там, где проходили великаны, вспыхивали новые звезды, безопасные и уютные, как плафоны. Вот одна зажглась ярче других, и Евгений Максимович поневоле открыл глаза.
Низко над ним наклонилось огромное лицо. Серые большущие глазищи блестели, как два перевернутых круглых пруда.
- Проснулись? Могу обрадовать вас. Второй день, как вводят стимулятор вам, а гемоглобин уже поднялся в полтора раза. Чувствуете, что одышка стала меньше? И во сне дышите ровнее.
Евгений Максимович еще несколько минут поморгал, прогоняя остатки ночных видений. Преодолевая головокружение, приподнялся, потянулся к стакану с тоником. Стакан оказался в руке, будто сам впрыгнул в неё. Ощущение было забавным, и Евгений Максимович улыбнулся.
Сделал два глотка. Сухость во рту прошла. Он облизнул потрескавшиеся губы и перевел дух. Да, профессор прав: дышать стало легче.
- Сейчас вам введут витамины, а потом, если позволите, ваш приятель навестит вас.
- А вы теперь сиделкой работаете?
- До этого пока не дошло. Однако, раз вы язвите лечащему врачу, да еще пока профессору, значит, дела пошли значительно лучше...
Профессора сменила сестра со шприцем - ввела витамины, а потом в палату бочком проскользнул Петя. Подобрался поближе к постели, сел на краешек стула и сказал полушепотом:
- Тебе лучше, да? Я смотрел анализы - гемоглобин поднимается...
Евгений Максимович кивнул. - Знаешь, где ваш Стень взял этот стимулятор? Сейчас он очень напоминал юного Петю, у которого Вадим Орлюк когда-то увел невесту. - Знаю. - У нас на санэпидстанции судачат, что если все получится как надо, стимулятор на Государственную премию потянет. Называют "выдающимся открытием...".
"А о другом "выдающемся открытии" вроде "новой разновидности гриппа" не упоминают?" - подумал Евгений Максимович, но сказал другое:
- Правильно сделают, если выдвинут. - Но ведь это ты... - Что я, что ты? - перебил Евгений Максимович. - Мы сказали, а сделал он. - Ты же не только сказал... - Был еще подопытным кроликом. Поневоле. А ты ловил для него мух. За это он нас "помянет в своих молитвах". Большего мы пока не заслужили. Ладно, переживем. Пожалуй, ты прав. Из постановления общего собрания сотрудников Института экспериментальной терапии:
"За создание одного из сильнейших биостимуляторов, позволившего спасти тысячи больных острыми формами различных видов анемии и сердечно-сосудистой патологии, в том числе считавшихся ранее неизлечимыми, выдвинуть на соискание Государственной премии коллектив врачей, энтомологов и биохимиков: профессора доктора медицинских наук Стеня В. И., профессора, доктора биологических наук Орлюка В. Н., доцента, кандидата биологических наук Ляшевского Т. Д., младшего научного сотрудника Верко М. И."
XIV
Снежинки летели наискосок и блестели в свете фонарей как серебристые мушки. Уткнув подбородок в воротник, человек в сером пальто быстро шел к трамвайной остановке. Его остановила женщина, в распахе ее шубы, надетой наспех, виднелся воротник белого халата.
- Что же это вы, Евгений Максимович, на собрании не были? Мы поздравляли Владимира Игнатьевича. А он в ответном слове уж так расхваливал вас и этого вашего приятеля из санэпидстанции. Называл вас "истинным мучеником и героем науки".
- Ну, Владимир Игнатьевич умеет расписать, - махнул рукой Евгений Максимович.
- Не скажите, не скажите. Мы бы так ничего о вас не узнали, если бы не он. Вы же у нас такой скромница...
Она подошла ближе и заглянула в лицо мужчине:
- Не рады? А стимулятор Владимира Игнатьевича, говорят, творит чудеса. С его помощью продлевают жизнь обреченным, даже совершенно дряхлым, умирающим от старости...
Евгений Максимович невольно подумал о тех, кого уже никакой стимулятор не воскресит...
- Отчего же не рад? Передайте ему спасибо и от меня, и от моего друга.
Но женщина все еще выжидательно стояла перед ним. Евгений Максимович понял, что она считает его реакцию недостаточной, и добавил:
-...большое, огромное человеческое спасибо... с кисточкой...
Латинская пословица звучит иначе: "Орел не ловит мух".
В пробирке.