Страница:
Рохан несказанно удивился, видя, что следом двинулись все остальные. Несколько шагов Андри прошел отдельно от всех, но почти сразу же к нему подошла Аласен. Она уцепилась за его руку и что-то быстро заговорила. Зеленые глаза полыхали, но поза ее была скорее умоляющей, чем приказывающей, несмотря на бурю эмоций, читавшихся на ее побелевшем лице. Андри смотрел на нее сверху вниз: в его взгляде стояла мучительная боль. Гордая самоуверенность лорда Крепости Богини исчезла, и пораженный Рохан мгновенно все понял.
Эта сцена не укрылась от внимания Сьонед. Она сжала руку мужа, и он почувствовал, что ей хочется со всех ног побежать к ним, чтобы остановить разрыв. Рохан обвил рукой ее талию.
— Нет, — прошептал он. — Оставь их.
— Но…
— Нет, — повторил он.
Она неохотно кивнула. Андри поднял руку, чтобы отвести с лица Аласен прядь длинных волос; девушка отшатнулась. Рохан печально подумал, что этими двумя жестами сказано все. Интересно, поняли ли это они сами…
Труп Масуля лежал на песчаном берегу Фаолейна. Раны, нанесенные мечом Мааркена и ножами Рохана, не были видны под черным плащом, скрывавшим тело от шеи до пят. «Гонцы Солнца» встали полукругом; Андри указал место рядом с Масулем, где Киле и Лиелл должны были встретить смерть. Аласен подошла к своему отцу, явно умоляя его о чем-то. Они были недалеко, и Рохан смог услышать ответ Волога.
— Нет. Это дело Крепости Богини, и никого из нас оно не касается. Я понимаю твою жалость: это одна из черт, за которые я тебя люблю — но сейчас никто не имеет права вмешиваться. Для таких, как они, милости не существует. Предательство должно быть наказано.
Слезы блестели в ее глазах, разрезом и цветом похожих на глаза Сьонед, но без ее мудрости. Лет двадцать тому назад, подумал Рохан, Сьонед вела бы себя так же, как Аласен. Но между тем временем и сегодняшним днем пролегли годы правления и власти, годы выбора и борьбы за право делать этот выбор… Он посмотрел на жену и понял, что был неправ. Сьонед никогда бы не стала умолять. В ней была жилка холодной практичности; она знала, что такое политическая реальность. Иначе она просто не подошла бы ему. И если этого качества нет у Аласен, то она не подойдет Андри.
Высокородные столпились недалеко от «Гонцов Солнца», стремясь стать свидетелями сожжения. Не будет ритуала Воздуха, Воды, Земли и Огня. Никаких благовоний, чтобы заглушить запах горящей плоти. Пламя, вызванное магией фарадимов, в одно мгновение принесет в жертву Богине мертвое тело и двух живых существ. Никому не придется нести стражу у огня, ожидая, пока тела догорят до конца. Не будет ветра, вызванного фарадимами, который разнесет пепел по всей земле. Мало кто сказал бы, что они заслужили честь огненного погребения. Андри протестовал, но Мааркен настаивал. А новый лорд Крепости Богини никогда в жизни не перечил желаниям старшего брата.
Не получив поддержки отца, Аласен подошла к Рохану и Полю. Она низко поклонилась и, не поднимая глаз, прошептала:
— Ваше высочество, пожалуйста, не дайте этому свершиться…
Рохан не сказал ничего: он ждал, что ответит Поль. Мальчик не разочаровал его. Он нахмурился и спросил:
— Вы не думаете, что они заслужили свою участь?
— Я знаю, что они должны умереть, и согласна с этим. Но… — Она стиснула руки. — Кузен! Я умоляю вас, пусть они примут смерть не от руки Андри!
— Ах! — коротко выдохнул Поль и посмотрел на Рохана, бровь которого поползла вверх. — И что вы предлагаете, миледи?
— Надеюсь, вы не сочтете слишком дерзкой просьбу позволить им умереть до того, как их охватит Огонь. Ведь разница невелика, правда? Они все равно умрут. Но милосердно. Не почувствовав пламени.
— Это будет милосердием и для Андри? — тихо спросил тот.
Она кивнула, по-прежнему глядя в песок.
— Даже больше для него, чем для них. Пожалуйста, кузен.
Рохан обнаружил, что смотрит в сине-зеленые глаза, спрашивающие, что он будет делать — если тут вообще можно было что-то сделать. Но было уже слишком поздно. Андри медленно поднял руки; вот-вот должен был вспыхнуть Огонь. Рохан промолчал, надеясь, что им ничего не придется решать. Если бы Поль бросил сейчас вызов новоиспеченному лорду Крепости Богини, тот никогда бы не забыл и не простил этого. Рохан вновь подумал, что рано или поздно они непременно столкнутся друг с другом, и эта мысль вновь опечалила его.
— Миледи, — начал Поль, — я…
Рядом вдруг появился Оствель, его запястье сделало стремительное движение, и на влажный песок у самых ног Лиелла упал блестящий серебряный нож. Лорд испуганно посмотрел вниз, потом быстро нагнулся и поднял его. Когда охватившие тело Масуля языки пламени потянулись к лорду и леди Визским, Лиелл вонзил лезвие в сердце жены. Когда Киле съежилась на земле, он вырвал нож из ее груди и вонзил его в свою. Оба умерли еще до того, как на них вспыхнула одежда.
Андри круто обернулся и яростно посмотрел на Оствеля. Но Рохан, стоявший рядом, увидел в глазах старого друга странную вещь. Когда-то Оствель убил Янте, чтобы руки Сьонед не были запачканы ее кровью; теперь он не дал запачкать руки Андри… и Аласен.
ГЛАВА 30
Эта сцена не укрылась от внимания Сьонед. Она сжала руку мужа, и он почувствовал, что ей хочется со всех ног побежать к ним, чтобы остановить разрыв. Рохан обвил рукой ее талию.
— Нет, — прошептал он. — Оставь их.
— Но…
— Нет, — повторил он.
Она неохотно кивнула. Андри поднял руку, чтобы отвести с лица Аласен прядь длинных волос; девушка отшатнулась. Рохан печально подумал, что этими двумя жестами сказано все. Интересно, поняли ли это они сами…
Труп Масуля лежал на песчаном берегу Фаолейна. Раны, нанесенные мечом Мааркена и ножами Рохана, не были видны под черным плащом, скрывавшим тело от шеи до пят. «Гонцы Солнца» встали полукругом; Андри указал место рядом с Масулем, где Киле и Лиелл должны были встретить смерть. Аласен подошла к своему отцу, явно умоляя его о чем-то. Они были недалеко, и Рохан смог услышать ответ Волога.
— Нет. Это дело Крепости Богини, и никого из нас оно не касается. Я понимаю твою жалость: это одна из черт, за которые я тебя люблю — но сейчас никто не имеет права вмешиваться. Для таких, как они, милости не существует. Предательство должно быть наказано.
Слезы блестели в ее глазах, разрезом и цветом похожих на глаза Сьонед, но без ее мудрости. Лет двадцать тому назад, подумал Рохан, Сьонед вела бы себя так же, как Аласен. Но между тем временем и сегодняшним днем пролегли годы правления и власти, годы выбора и борьбы за право делать этот выбор… Он посмотрел на жену и понял, что был неправ. Сьонед никогда бы не стала умолять. В ней была жилка холодной практичности; она знала, что такое политическая реальность. Иначе она просто не подошла бы ему. И если этого качества нет у Аласен, то она не подойдет Андри.
Высокородные столпились недалеко от «Гонцов Солнца», стремясь стать свидетелями сожжения. Не будет ритуала Воздуха, Воды, Земли и Огня. Никаких благовоний, чтобы заглушить запах горящей плоти. Пламя, вызванное магией фарадимов, в одно мгновение принесет в жертву Богине мертвое тело и двух живых существ. Никому не придется нести стражу у огня, ожидая, пока тела догорят до конца. Не будет ветра, вызванного фарадимами, который разнесет пепел по всей земле. Мало кто сказал бы, что они заслужили честь огненного погребения. Андри протестовал, но Мааркен настаивал. А новый лорд Крепости Богини никогда в жизни не перечил желаниям старшего брата.
Не получив поддержки отца, Аласен подошла к Рохану и Полю. Она низко поклонилась и, не поднимая глаз, прошептала:
— Ваше высочество, пожалуйста, не дайте этому свершиться…
Рохан не сказал ничего: он ждал, что ответит Поль. Мальчик не разочаровал его. Он нахмурился и спросил:
— Вы не думаете, что они заслужили свою участь?
— Я знаю, что они должны умереть, и согласна с этим. Но… — Она стиснула руки. — Кузен! Я умоляю вас, пусть они примут смерть не от руки Андри!
— Ах! — коротко выдохнул Поль и посмотрел на Рохана, бровь которого поползла вверх. — И что вы предлагаете, миледи?
— Надеюсь, вы не сочтете слишком дерзкой просьбу позволить им умереть до того, как их охватит Огонь. Ведь разница невелика, правда? Они все равно умрут. Но милосердно. Не почувствовав пламени.
— Это будет милосердием и для Андри? — тихо спросил тот.
Она кивнула, по-прежнему глядя в песок.
— Даже больше для него, чем для них. Пожалуйста, кузен.
Рохан обнаружил, что смотрит в сине-зеленые глаза, спрашивающие, что он будет делать — если тут вообще можно было что-то сделать. Но было уже слишком поздно. Андри медленно поднял руки; вот-вот должен был вспыхнуть Огонь. Рохан промолчал, надеясь, что им ничего не придется решать. Если бы Поль бросил сейчас вызов новоиспеченному лорду Крепости Богини, тот никогда бы не забыл и не простил этого. Рохан вновь подумал, что рано или поздно они непременно столкнутся друг с другом, и эта мысль вновь опечалила его.
— Миледи, — начал Поль, — я…
Рядом вдруг появился Оствель, его запястье сделало стремительное движение, и на влажный песок у самых ног Лиелла упал блестящий серебряный нож. Лорд испуганно посмотрел вниз, потом быстро нагнулся и поднял его. Когда охватившие тело Масуля языки пламени потянулись к лорду и леди Визским, Лиелл вонзил лезвие в сердце жены. Когда Киле съежилась на земле, он вырвал нож из ее груди и вонзил его в свою. Оба умерли еще до того, как на них вспыхнула одежда.
Андри круто обернулся и яростно посмотрел на Оствеля. Но Рохан, стоявший рядом, увидел в глазах старого друга странную вещь. Когда-то Оствель убил Янте, чтобы руки Сьонед не были запачканы ее кровью; теперь он не дал запачкать руки Андри… и Аласен.
ГЛАВА 30
Холлис проснулась в незнакомой обстановке. Вместо белых стенок и скудной меблировки палатки «Гонца Солнца» ее окружал мягкий голубой шелк, прикрывавший от отвесно падавших солнечных лучей, и по-настоящему роскошное убранство. Очень долго она лежала поверх прохладных простыней, поворачивая голову и рассматривая то, что ее окружало, слишком усталая, чтобы позволить себе что-то большее. Ее кольнуло чувство вины; она не имела права находиться в лагере Пустыни, словно принадлежала к семье Мааркена. Неужели она когда-то собиралась за него замуж? Конечно, теперь это невозможно. Даже если он и простил ее, она все равно скоро умрет.
На полог упала чья-то широкоплечая тень, помедлила и шагнула на мягкий ковер. Холлис узнала Меата и отвернулась.
Фарадим остановился у кровати и тихонько фыркнул.
— Да, выглядишь ты страшновато, — сообщил он. — Но все, что тебе нужно, это хороший обед и ванна. Сначала я позабочусь о первом, и ты съешь у меня все до кусочка. Я бы с удовольствием помог тебе и со вторым, но Мааркен за это проткнет меня насквозь.
В уголках рта Холлис появился намек на ее прежнюю улыбку. О Богиня, как давно она не смеялась!
— Перестань, Холлис. — Меат опустился на колени рядом с кроватью и взял женщину за руку. — Я не для того во всю прыть скакал из Крепости Богини, чтобы встречаться с твоим затылком. Посмотри на меня. Я не могу разговаривать, не видя твоих глаз.
Холлис хотелось, чтобы он прекратил дразнить ее или вообще ушел. Доброта и сочувствие причиняли ей боль.
Меат вздохнул.
— Я знаю, мое лицо не в твоем вкусе, но оно еще вполне приемлемо. Кое-кто даже считает его красивым, хотя я подозреваю, что дамы, которые это говорили, были слегка под мухой.
— Или там было оченьтемно, как ты и задумывал, — услышала Холлис собственный голос.
— Вот так-то лучше. Сесть сможешь? Хорошо. — Он подложил под спину Холлис пару подушек, и женщина, изобразив улыбку, устало откинулась на них. — Кажется, где-то тут было вино…
— Нет! — Она поняла, что готова удариться в панику, и заставила себя расслабиться. — Извини. Я бы хотела чего-нибудь выпить, но…
Голос Меата был полон сострадания.
— Значит, он добавлял его в вино, да?
— Ив тейз, и во все остальное… Ох, Меат…
— Тс-с… Поговорим об этом чуть позже. — Он подошел к столу и налил два бокала прекрасного белого сирского. — О жизни в Пустыне можно сказать только одно: принц Давви снабжает сестру чертовски хорошими винами. Вот это смесь моховики с виноградом из Речного Потока, родины Сьонед. Тебе надо будет как-нибудь туда наведаться. Чудесное местечко! Одно плохо: воды полно…
Она снова улыбнулась, на этот раз более естественно, и сделала глоток. Меат болтал о Речном Потоке, винах Сира, о том, как в них разбирается Сьонед, и постепенно Холлис успокоилась. Заметив это по ее лицу, Меат прервался на полуслове.
— Думаю, тебе хотелось бы узнать продолжение…
Она кивнула.
— Я не помню, что было после… после…
— Вполне естественно. Уриваль сплел для тебя хороший, крепкий сон. — Меат откинулся на спинку резного кресла, которое казалось слишком хрупким для того, чтобы выдержать вес его крупного тела. — Раз так, слушай. Во-первых, Фирон теперь принадлежит внуку Ллейна Ларику. Место как раз по нему. Мальчик смышленый. Сорин будет отстраивать для Сьонед замок Феруче. Юный Риян получил Скайбоул, потому что его отца делают регентом Поля в замке Крэг.
— Как, все за одно утро? — захлопала глазами Холлис.
— Рохан время попусту не тратит. Ты знала, что Избранным Геммы вместо Костаса стал Тилаль, верно? Так вот, поговаривают, что Костас уже сам стал Избранным Данлади. Может быть, он поумнеет и согласится. Она славная малышка. За себя боится слово лишнее замолвить, не в пример другим дочерям Ролстры. Давви от нее просто без ума, так что чует мое сердце — быть ей в один прекрасный день принцессой Сира. К слову, о дочерях Ролстры — эта маленькая сучка Чиана сегодня весь день вешалась на Халиана. Она пытается женить его на себе и после смерти Клуты унаследовать Луговину. Вот была бы потеха!
— Спасибо Богине, она сказочно глупа, несмотря на все ее интриги, — ответила Холлис. — Но в конце концов Чиана получит то, к чему всю жизнь стремилась. У Халиана хватит глупости сделать ее настоящей принцессой.
— Тем и кончится, — согласился Меат.
— А насчет Данлади новость хорошая. — Холлис поудобнее устроилась на подушках. — Ее близость с Геммой позволяет надеяться, что они смогут уладить любой конфликт между братьями. — Она лукаво улыбнулась. — Политика!
— Есть и еще кое-что. Принцессу Геннади назначили наместницей Виза и опекуншей детей Лиелла. Я ее плохо знаю, но репутация у нее такая, что дама она себе на уме и любит красивых мужчин… — Он помолчал и улыбнулся. — Может, мне похлопотать о переводе из Грэйперла в крепость Сузил?
И тут — впервые за целую вечность — Холлис громко расхохоталась.
— Ах ты, несчастный старый развратник! Еще одно слово, и я наябедничаю на тебя Эоли!
— Ну и что? Она и так все обо мне знает.
— А ты-то о ней все знаешь? — поддразнила Холлис.
— Что? — струхнул Меат.
— Вот тебе!? — захихикала она.
— А тебеМааркена, — проворчал он. — Туда ему и дорога…
Холлис вздрогнула и надолго припала к бокалу. После паузы она спросила:
— А что с Киле?
— Мертва. — Он встал, чтобы взять со стола бутылку, и вновь наполнил кубки. — Сегодня утром сгорела с трупом Масуля. И Лиелл вместе с ней.
— Но он…
— Знаю. Андри не хотел этого, но Лиелл настоял. Вот какая любовь… Да и какая у него была бы жизнь? Виз отняли, а больше ему податься некуда. О детях позаботится Геннади, а Клута твердо пообещал, что дети не будут наказаны за вину матери. Вот и выходит, что у него не было иного выбора.
Холлис склонила голову.
— Страшная смерть, — прошептала она.
— Она умерла, прежде чем Огонь коснулся ее. — Меат покачал головой. — Самая чертовская штука, какую я видел за всю свою жизнь. Андри только успел вызвать Огонь, мы собрались помочь ему, чтобы все побыстрей закончилось, как вдруг неизвестно откуда у ног Лиелла упал нож. Он сразу же убил ее и себя. Они даже ничего не почувствовали. Я позднее узнал, что нож бросил Оствель.
— Сладчайшая Богиня… — Она встретила его взгляд. — Ты ведь знаешь, почему он это сделал, правда? Теперь Андри не будет убийцей, как и все остальные «Гонцы Солнца». — Убийцей, как сама Холлис… Она снова вздрогнула и снова скрыла это.
Меат пожал плечами.
— Конечно, Андри пришел в ярость.
— Я объясню ему, — твердо сказала она.
— Как старшая сестра?
— Меат… пожалуйста…
— Слушай, Холлис, я знаю, что с тобой произошло. И Мааркен тоже.
Она мрачно улыбнулась.
— А то, что я умру, вы тоже знаете? У меня только два пути. Либо я найду запас драната и буду его рабыней до конца своих дней, либо отучусь от него и умру.
— Это неправда! Ты не понимаешь…
— Я знаю все о «Гонце Солнца», которого подкупил Ролстра. Он умер от того, что принял слишком много. Но все кончилось бы так же, если бы он перестал принимать его вообще. Я не хочу, чтобы наркотик стал моими цепями. На то время, что у меня еще осталось, я хочу попросить у Андри разрешения вернуться в Крепость Богини.
Меат недовольно посмотрел на нее.
— Черт побери, ты дашь мне слово сказать? Откуда такой пессимизм? Говорят тебе, ты не понимаешь!
Тут в шатер вошел еще кто-то, и они подняли головы. Высокая, стройная, одетая в простое зеленое платье, верховная принцесса движением, странно напоминавшим леди Андраде, закинула золотисто-огненную косу за плечо и задумчиво посмотрела на Холлис. На ее лбу сиял тонкий обруч, однако казалось, что она просто не успела снять его после какой-то церемонии. Золотая лента не имела никакого отношения к ауре окружавшей ее высокой власти. Холлис с трудом вспомнила, что до замужества эта женщина была, как и она сама, простым «Гонцом Солнца».
Впрочем, род ее восходил к принцам Кирста и Сира, и она была выбрана Андраде в жены Рохану и матери первому верховному принцу-»Гонцу Солнца».
И все же улыбка ее была полна тепла и сочувствия. Сьонед могла носить корону принцессы так, словно родилась в ней, но при этом оставаться простой женщиной. Губы Холлис невольно раздвинулись в застенчивой ответной улыбке.
— Ну, наконец-то! — с облегчением сказал Меат. — Что тебя задержало? Сьонед, объясняйся сама с этой упрямой девчонкой! Я не могу заставить ее слушать.
— Ты вечно берешься за все не с того конца, — непринужденно ответила Сьонед. — Иди отсюда, Меат. Шел бы лучше объезжать табун с моим сыном, если уверен, что не отстанешь от него. Я послала его в загон тренировать лошадей Чейна, пока еще не кончились торги.
Меат поднялся и отвесил ей изысканный поклон.
— Сию секунду, ваше возвышенное высочество…
— Дурак, — любовно ответила она. Заняв кресло, в котором только что сидел Меат, и дождавшись его ухода, Сьонед сказала:
— Я знаю, что тебе пришлось перенести. Ты можешь подумать, что это просто слова, но это так. Понимаешь, Ролстра много лет назад отравил меня дранатом. Однако я жива.
— Простите, ваше высочество, но я не думаю, что вы были отравлены так сильно, как я.
— Нет, — согласилась Сьонед. — Это произошло позже, во время Мора, когда дранат был единственным лекарством. И все-таки я жива, — повторила она.
Холлис не ответила ей ни слова.
— Тебе нет нужды умирать, моя дорогая, — нежно пояснила Сьонед. Она достала из кармана маленький бархатный мешочек. — Утром мы обыскали вещи Сеяста и нашли вот это.
— Нет! Я не хочу! — Холлис упала на подушки, словно старалась отодвинуться от драната как можно дальше. — Неужели вы не понимаете? Если я соглашусь принимать его дальше и выйти замуж за Мааркена, то буду вынуждена жить той жизнью, которую так ненавижу. А если кто-то узнает об этом и попытается шантажировать Мааркена, угрожал лишить меня наркотика? Ваше высочество, я не могу этого сделать и не сделаю.
— Я разве что-то сказала о том, что ты должна продолжать принимать его? Когда Ролстра отравил меня, я тоже думала, что скоро умру. Когда я возвращалась в Стронгхолд, мне было так плохо, что… — Она покачала головой. — Я не говорю, что это будет легко. Но если ты будешь принимать его с каждым днем все меньше и меньше, то постепенно от него избавишься. Со мной это случалось дважды. Не хочу тебя обманывать, это настоящий ад. Ролстра и Мор приучили меня к отраве, а я все еще здесь. Холлис не понимала, что по ее щекам текут слезы, пока не ощутила соль на своих губах.
— Ваше высочество…
— Ты можешь это сделать, иначе тебе действительно остается только вернуться в Крепость Богини и умереть там, — прошептала Сьонед. — Да, я стояла снаружи и подслушивала. Если ты выберешь смерть, никто не осудит тебя. Все наши знают, через что я прошла. И все мы будем с тобой, Холлис. Мы будем путешествовать по Пустыне столько, сколько понадобится, и не вернемся ни в Радзин, ни в Белые Скалы, ни даже в Стронгхолд, пока ты не излечишься.
— А Мааркен знает? — прошептала она.
— Я с ним уже говорила, — кивнула Сьонед. — Ты же знаешь, как он тебя любит. Ну что, рискнешь, Холлис? Рискнешь позволить ему любить себя?
Холлис закрыла глаза и откинула голову.
— Все у тебя получится, — продолжала Сьонед. — Видишь ли, я собираюсь с ним поспорить, да и не с ним одним. А я ненавижу проигрывать.
Холлис кулаком вытерла слезы, открыла глаза… и увидела, что рядом с креслом Сьонед стоит Мааркен — измученный, с синяками на скулах и подбородке, с распухшим виском, забинтованными ребрами и белой повязкой на шее. Один рукав был закатан, обнажая лежащую в лубке руку. Но все эти повреждения и раны были ничто по сравнению с той раной, которую Холлис увидела в его глазах.
— Знаешь, она действительно ненавидит проигрывать, — хрипло сказал он.
— Не проиграет и сейчас, — ответила ему Холлис.
— Кажется, я здесь лишняя, — улыбнулась Сьонед. — Я прослежу за тем, чтобы вас не беспокоили, мои дорогие. — Она потянулась и поцеловала Мааркена в щеку. — Будьте счастливы.
Холлис протянула ему руки. Мааркен опустился рядом и молча прижал ее к груди… Прошла целая вечность, прежде чем она вдруг ощутила тупую боль в костях, оцепенение и странное беспокойство одновременно. Ее пронзил страх. Начинается, подумала она и посмотрела на стол, где Сьонед оставила мешочек с дранатом. Холлис закрыла глаза и крепче прижалась к сильному телу Мааркена.
— Она сейчас отдыхает, — ответил Волог. — Может быть, немного позднее.
Я не могу ждать, пока наступит это «позднее»!— захотелось крикнуть Андри. Но он сдержался. Любая такая выходка лишь подчеркнет его молодость. Ему оставалось только ждать — занятие, которого он никогда не любил.
— Милорд, — наконец произнес Волог. Новый титул внушал Андри странную неловкость. — Последние дни дались ей очень нелегко. Поэтому вы обязаны знать. Обнаружение у нее дара…
— …это как раз то, о чем я хочу с ней поговорить, милорд. Простите меня, но я просто обязан настоять.
— Решать ей, — предупредил принц. — Если она захочет поехать в Крепость Богини, это поможет ей обрести равновесие. Но если она примет другое решение, то…
— Я с уважением отнесусь к ее выбору, каким бы он ни был, ваше высочество. — А разве она могла выбрать что-то другое… или кого-то другого?
— Вы понимаете заботу отца о судьбе его любимой дочери.
— Я не меньше вашего беспокоюсь о ней! — неосторожно выпалил Андри.
Принц поднял бровь. Этот жест снова заставил Андри нервничать, но хозяин ничего не ответил. Он махнул оруженосцу, и через несколько мгновений в центральную часть шатра вошла Аласен. Ее прическа была безукоризненна, на одежде не было ни единой складочки. Она была одета для прогулки верхом — алая шелковая рубашка, черная бархатная куртка, черные штаны и сапоги. Не было никакого сомнения — она и не думала отдыхать.
— Миледи… — очень официально начал Андри, — не окажете ли честь совершить со мной небольшую прогулку?
— Вниз по течению вас устроит? — ответила она, полностью владея собой, хотя щеки ее были очень бледны. Правда, во всем могли быть виноваты алая рубашка и темный бархат. — Я согласна, пора поговорить, милорд. — Аласен грациозно повернулась к отцу. — Можно?
— Конечно. — Волог взял вышитую шаль с бахромой, накинул на плечи дочери и поцеловал ее в щеку. — Стемнеет раньше, чем ты думаешь, да и прохладно уже. Не гуляй слишком долго.
Аласен заговорила первой.
— Я была в загоне, смотрела на торги. Лошади твоего отца принесут хороший доход.
— Так было всегда.
— На днях я присмотрела себе прекрасную кобылу. Надеялась, что отец мне ее купит, но лорд Оствель уже отдал за нее деньги. Я не сомневаюсь, что для Рияна.
— Я тоже так думаю.
В молчании они миновали белые шатры Крепости Богини и голубые Пустыни. После этого разговор продолжил Андри.
— Все эти дни я встречался со столькими людьми, что просто сбился со счета. На самом деле мне никого не хотелось видеть. У меня не было возможности уйти, чтобы поговорить с тобой. Все произошло так быстро. Даже официальный прием для принцев в роли нового лорда Крепости Богини не успел дать.
— Великая честь быть избранным леди Андраде.
— Я знаю. Это меня немного пугает, — признался он. Но на самом деле его разбирал гнев. Худшие подозрения Андри подтверждала враждебность, которая читалась в глазах некоторых — если кому-то не нравилась мысль о том, что верховный принц может быть «Гонцом Солнца», то еще меньше им нравилось видеть внука принца в роли лорда Крепости Богини. Придется дать понять, что им не будут править из Стронгхолда. Андраде была слишком горячей сторонницей верховного принца. Ему так поступать нельзя. Этого не позволяет его честь. Своим постом лорда Крепости Богини он обязан дару фарадима, а не родству с Полем.
— Я знаю, что ты будешь делать так, как надо, Андри, — продолжала разговор Аласен.
Если ты будешь рядом со мной, то буду,гневно подумал он. Но вслух он этого не произнес. Пока. — Мне в конце концов удалось поговорить с братом. — Внезапно он улыбнулся. — Когда я сказал ему, что он должен попросить моего официального разрешения на свадьбу с Холлис, Мааркен чуть не поколотил меня. Он не сразу понял, что я шучу. Видела бы ты его лицо!
Аласен улыбнулась, не глядя ему в лицо. В ее зеленых глазах вспыхнула искорка смеха.
— Стыдитесь, милорд! Сказать такое собственному брату! Я удивляюсь, что он ничего вам не сломал!
— Если бы я немного его не подразнил, он был бы разочарован! — фыркнул Андри. — Кроме того, он был такой серьезный! Знаешь, как было весело: лицо покраснело, губы шевелятся, и не может от злости слова вымолвить!
— И все же нехорошо. После того, что он перенес… Увидев, что она огорчилась, Андри быстро сказал:
— Поэтому ему и нужно было посмеяться. Отец говорит, что это самое лучшее лекарство. Он уныло потер плечо. — Видно, Мааркен нашел лекарство еще лучше, потому что быстро пошел на поправку, а я не ожидал этого и ослабил бдительность…
— Если ты рассчитываешь дождаться от меня сочувствия, то напрасно надеешься! — фыркнула Аласен.
Когда они спустились по пологому склону к реке, то почувствовали, какая стоит тишина. К хрусту речной гальки у них под ногами присоединялось вечернее пение птиц. Они направились в другую сторону от того места, где утром были сожжены тела Масуля, Киле и Лиелла, и медленно пошли к мосту. Бриз, дувший с моря, нес запах соли и приближавшегося первого осеннего дождя — побережье было затянуто тучами.
Андри больше не мог ждать.
— Аласен…
— Пожалуйста. Не надо. — Она положила ладонь на огромный серый валун. Он смотрел на ярко-красные, синие и белые цветы, вышитые на черной шали, на ее тревожно поднятые плечи. — Мне надо сказать тебе о том, что у меня свой путь, Андри.
— Все, что мне хотелось бы услышать, это то, что ты меня любишь, поедешь со мной и…
— Ты хочешь, чтобы я стала «Гонцом Солнца», как ты.
— Но ты уже такая, как я. Аласен, я держал твои цвета в своих руках, я знаю, как силен твой дар и какой могущественной ты можешь стать после обучения. Пойдем со мной, и я научу тебя всему на свете.
Аласен не ответила. Андри продолжал идти вперед. Теперь под его ногами был мягкий песок. На мгновение его рука застыла у ее вьющихся на затылке волос. Но он еще не касался ее. Пока.
— Скажи только, что ты меня любишь, — прошептал он.
— Ты уже знаешь. Мы видели это друг в друге. Такие вещи невозможно скрыть.
— Я должен это услышать.
— Ты так молод, — снисходительно сказала она. Гордость ужалила Андри; он отшатнулся.
— Достаточно взрослый, чтобы по выбору Андраде стать лордом Крепости Богини.
— Я не об этом. — Она не поворачивалась и не смотрела на него. — Я хотела сказать, что я тоже, должно быть, очень молода, потому что тоже хочу услышать эти слова.
Андри положил руки на ее плечи.
— Я люблю тебя, Аласен…
— Тебе так легко это сказать, — прошептала она, потупившись. — А то, что должна сказать я, очень нелегко…
Сбитый с толку, Андри повернул девушку к себе лицом и увидел ее глаза.
— Ты не хочешь ехать со мной… Ты меня боишься.
— Пожалуйста, попробуй понять! Я всегда подозревала, кто я такая. Думаю, даже знала. Но были причины, по которым я не хотела этого знать. Из-за Поля, из-за того, кем он станет, когда вырастет. Я не хотела, чтобы во мне нуждались только потому, что мои дети могут родиться фарадимами. У меня есть право выйти замуж за человека, который меня любит, правда?
— Но ведь именно это я тебе и предлагаю. И наши дети тоже будут «Гонцами Солнца».
— Я знаю. Но это невозможно.
— Но почему? — Он отпустил ее. — Ты любишь меня…
— Да, я люблю тебя, — безнадежно ответила она. — О Богиня, я не хочу причинять тебе боль, Андри!
— Но тогда…
— Нет, не могу. — Она сцепила тонкие руки, на которых не было колец. — Я просто боюсь. То, что я увидела и почувствовала, ужасает меня. Я не смогу с этим жить. Не смогу.
— Но это совсем не так. То, что произошло здесь…
На полог упала чья-то широкоплечая тень, помедлила и шагнула на мягкий ковер. Холлис узнала Меата и отвернулась.
Фарадим остановился у кровати и тихонько фыркнул.
— Да, выглядишь ты страшновато, — сообщил он. — Но все, что тебе нужно, это хороший обед и ванна. Сначала я позабочусь о первом, и ты съешь у меня все до кусочка. Я бы с удовольствием помог тебе и со вторым, но Мааркен за это проткнет меня насквозь.
В уголках рта Холлис появился намек на ее прежнюю улыбку. О Богиня, как давно она не смеялась!
— Перестань, Холлис. — Меат опустился на колени рядом с кроватью и взял женщину за руку. — Я не для того во всю прыть скакал из Крепости Богини, чтобы встречаться с твоим затылком. Посмотри на меня. Я не могу разговаривать, не видя твоих глаз.
Холлис хотелось, чтобы он прекратил дразнить ее или вообще ушел. Доброта и сочувствие причиняли ей боль.
Меат вздохнул.
— Я знаю, мое лицо не в твоем вкусе, но оно еще вполне приемлемо. Кое-кто даже считает его красивым, хотя я подозреваю, что дамы, которые это говорили, были слегка под мухой.
— Или там было оченьтемно, как ты и задумывал, — услышала Холлис собственный голос.
— Вот так-то лучше. Сесть сможешь? Хорошо. — Он подложил под спину Холлис пару подушек, и женщина, изобразив улыбку, устало откинулась на них. — Кажется, где-то тут было вино…
— Нет! — Она поняла, что готова удариться в панику, и заставила себя расслабиться. — Извини. Я бы хотела чего-нибудь выпить, но…
Голос Меата был полон сострадания.
— Значит, он добавлял его в вино, да?
— Ив тейз, и во все остальное… Ох, Меат…
— Тс-с… Поговорим об этом чуть позже. — Он подошел к столу и налил два бокала прекрасного белого сирского. — О жизни в Пустыне можно сказать только одно: принц Давви снабжает сестру чертовски хорошими винами. Вот это смесь моховики с виноградом из Речного Потока, родины Сьонед. Тебе надо будет как-нибудь туда наведаться. Чудесное местечко! Одно плохо: воды полно…
Она снова улыбнулась, на этот раз более естественно, и сделала глоток. Меат болтал о Речном Потоке, винах Сира, о том, как в них разбирается Сьонед, и постепенно Холлис успокоилась. Заметив это по ее лицу, Меат прервался на полуслове.
— Думаю, тебе хотелось бы узнать продолжение…
Она кивнула.
— Я не помню, что было после… после…
— Вполне естественно. Уриваль сплел для тебя хороший, крепкий сон. — Меат откинулся на спинку резного кресла, которое казалось слишком хрупким для того, чтобы выдержать вес его крупного тела. — Раз так, слушай. Во-первых, Фирон теперь принадлежит внуку Ллейна Ларику. Место как раз по нему. Мальчик смышленый. Сорин будет отстраивать для Сьонед замок Феруче. Юный Риян получил Скайбоул, потому что его отца делают регентом Поля в замке Крэг.
— Как, все за одно утро? — захлопала глазами Холлис.
— Рохан время попусту не тратит. Ты знала, что Избранным Геммы вместо Костаса стал Тилаль, верно? Так вот, поговаривают, что Костас уже сам стал Избранным Данлади. Может быть, он поумнеет и согласится. Она славная малышка. За себя боится слово лишнее замолвить, не в пример другим дочерям Ролстры. Давви от нее просто без ума, так что чует мое сердце — быть ей в один прекрасный день принцессой Сира. К слову, о дочерях Ролстры — эта маленькая сучка Чиана сегодня весь день вешалась на Халиана. Она пытается женить его на себе и после смерти Клуты унаследовать Луговину. Вот была бы потеха!
— Спасибо Богине, она сказочно глупа, несмотря на все ее интриги, — ответила Холлис. — Но в конце концов Чиана получит то, к чему всю жизнь стремилась. У Халиана хватит глупости сделать ее настоящей принцессой.
— Тем и кончится, — согласился Меат.
— А насчет Данлади новость хорошая. — Холлис поудобнее устроилась на подушках. — Ее близость с Геммой позволяет надеяться, что они смогут уладить любой конфликт между братьями. — Она лукаво улыбнулась. — Политика!
— Есть и еще кое-что. Принцессу Геннади назначили наместницей Виза и опекуншей детей Лиелла. Я ее плохо знаю, но репутация у нее такая, что дама она себе на уме и любит красивых мужчин… — Он помолчал и улыбнулся. — Может, мне похлопотать о переводе из Грэйперла в крепость Сузил?
И тут — впервые за целую вечность — Холлис громко расхохоталась.
— Ах ты, несчастный старый развратник! Еще одно слово, и я наябедничаю на тебя Эоли!
— Ну и что? Она и так все обо мне знает.
— А ты-то о ней все знаешь? — поддразнила Холлис.
— Что? — струхнул Меат.
— Вот тебе!? — захихикала она.
— А тебеМааркена, — проворчал он. — Туда ему и дорога…
Холлис вздрогнула и надолго припала к бокалу. После паузы она спросила:
— А что с Киле?
— Мертва. — Он встал, чтобы взять со стола бутылку, и вновь наполнил кубки. — Сегодня утром сгорела с трупом Масуля. И Лиелл вместе с ней.
— Но он…
— Знаю. Андри не хотел этого, но Лиелл настоял. Вот какая любовь… Да и какая у него была бы жизнь? Виз отняли, а больше ему податься некуда. О детях позаботится Геннади, а Клута твердо пообещал, что дети не будут наказаны за вину матери. Вот и выходит, что у него не было иного выбора.
Холлис склонила голову.
— Страшная смерть, — прошептала она.
— Она умерла, прежде чем Огонь коснулся ее. — Меат покачал головой. — Самая чертовская штука, какую я видел за всю свою жизнь. Андри только успел вызвать Огонь, мы собрались помочь ему, чтобы все побыстрей закончилось, как вдруг неизвестно откуда у ног Лиелла упал нож. Он сразу же убил ее и себя. Они даже ничего не почувствовали. Я позднее узнал, что нож бросил Оствель.
— Сладчайшая Богиня… — Она встретила его взгляд. — Ты ведь знаешь, почему он это сделал, правда? Теперь Андри не будет убийцей, как и все остальные «Гонцы Солнца». — Убийцей, как сама Холлис… Она снова вздрогнула и снова скрыла это.
Меат пожал плечами.
— Конечно, Андри пришел в ярость.
— Я объясню ему, — твердо сказала она.
— Как старшая сестра?
— Меат… пожалуйста…
— Слушай, Холлис, я знаю, что с тобой произошло. И Мааркен тоже.
Она мрачно улыбнулась.
— А то, что я умру, вы тоже знаете? У меня только два пути. Либо я найду запас драната и буду его рабыней до конца своих дней, либо отучусь от него и умру.
— Это неправда! Ты не понимаешь…
— Я знаю все о «Гонце Солнца», которого подкупил Ролстра. Он умер от того, что принял слишком много. Но все кончилось бы так же, если бы он перестал принимать его вообще. Я не хочу, чтобы наркотик стал моими цепями. На то время, что у меня еще осталось, я хочу попросить у Андри разрешения вернуться в Крепость Богини.
Меат недовольно посмотрел на нее.
— Черт побери, ты дашь мне слово сказать? Откуда такой пессимизм? Говорят тебе, ты не понимаешь!
Тут в шатер вошел еще кто-то, и они подняли головы. Высокая, стройная, одетая в простое зеленое платье, верховная принцесса движением, странно напоминавшим леди Андраде, закинула золотисто-огненную косу за плечо и задумчиво посмотрела на Холлис. На ее лбу сиял тонкий обруч, однако казалось, что она просто не успела снять его после какой-то церемонии. Золотая лента не имела никакого отношения к ауре окружавшей ее высокой власти. Холлис с трудом вспомнила, что до замужества эта женщина была, как и она сама, простым «Гонцом Солнца».
Впрочем, род ее восходил к принцам Кирста и Сира, и она была выбрана Андраде в жены Рохану и матери первому верховному принцу-»Гонцу Солнца».
И все же улыбка ее была полна тепла и сочувствия. Сьонед могла носить корону принцессы так, словно родилась в ней, но при этом оставаться простой женщиной. Губы Холлис невольно раздвинулись в застенчивой ответной улыбке.
— Ну, наконец-то! — с облегчением сказал Меат. — Что тебя задержало? Сьонед, объясняйся сама с этой упрямой девчонкой! Я не могу заставить ее слушать.
— Ты вечно берешься за все не с того конца, — непринужденно ответила Сьонед. — Иди отсюда, Меат. Шел бы лучше объезжать табун с моим сыном, если уверен, что не отстанешь от него. Я послала его в загон тренировать лошадей Чейна, пока еще не кончились торги.
Меат поднялся и отвесил ей изысканный поклон.
— Сию секунду, ваше возвышенное высочество…
— Дурак, — любовно ответила она. Заняв кресло, в котором только что сидел Меат, и дождавшись его ухода, Сьонед сказала:
— Я знаю, что тебе пришлось перенести. Ты можешь подумать, что это просто слова, но это так. Понимаешь, Ролстра много лет назад отравил меня дранатом. Однако я жива.
— Простите, ваше высочество, но я не думаю, что вы были отравлены так сильно, как я.
— Нет, — согласилась Сьонед. — Это произошло позже, во время Мора, когда дранат был единственным лекарством. И все-таки я жива, — повторила она.
Холлис не ответила ей ни слова.
— Тебе нет нужды умирать, моя дорогая, — нежно пояснила Сьонед. Она достала из кармана маленький бархатный мешочек. — Утром мы обыскали вещи Сеяста и нашли вот это.
— Нет! Я не хочу! — Холлис упала на подушки, словно старалась отодвинуться от драната как можно дальше. — Неужели вы не понимаете? Если я соглашусь принимать его дальше и выйти замуж за Мааркена, то буду вынуждена жить той жизнью, которую так ненавижу. А если кто-то узнает об этом и попытается шантажировать Мааркена, угрожал лишить меня наркотика? Ваше высочество, я не могу этого сделать и не сделаю.
— Я разве что-то сказала о том, что ты должна продолжать принимать его? Когда Ролстра отравил меня, я тоже думала, что скоро умру. Когда я возвращалась в Стронгхолд, мне было так плохо, что… — Она покачала головой. — Я не говорю, что это будет легко. Но если ты будешь принимать его с каждым днем все меньше и меньше, то постепенно от него избавишься. Со мной это случалось дважды. Не хочу тебя обманывать, это настоящий ад. Ролстра и Мор приучили меня к отраве, а я все еще здесь. Холлис не понимала, что по ее щекам текут слезы, пока не ощутила соль на своих губах.
— Ваше высочество…
— Ты можешь это сделать, иначе тебе действительно остается только вернуться в Крепость Богини и умереть там, — прошептала Сьонед. — Да, я стояла снаружи и подслушивала. Если ты выберешь смерть, никто не осудит тебя. Все наши знают, через что я прошла. И все мы будем с тобой, Холлис. Мы будем путешествовать по Пустыне столько, сколько понадобится, и не вернемся ни в Радзин, ни в Белые Скалы, ни даже в Стронгхолд, пока ты не излечишься.
— А Мааркен знает? — прошептала она.
— Я с ним уже говорила, — кивнула Сьонед. — Ты же знаешь, как он тебя любит. Ну что, рискнешь, Холлис? Рискнешь позволить ему любить себя?
Холлис закрыла глаза и откинула голову.
— Все у тебя получится, — продолжала Сьонед. — Видишь ли, я собираюсь с ним поспорить, да и не с ним одним. А я ненавижу проигрывать.
Холлис кулаком вытерла слезы, открыла глаза… и увидела, что рядом с креслом Сьонед стоит Мааркен — измученный, с синяками на скулах и подбородке, с распухшим виском, забинтованными ребрами и белой повязкой на шее. Один рукав был закатан, обнажая лежащую в лубке руку. Но все эти повреждения и раны были ничто по сравнению с той раной, которую Холлис увидела в его глазах.
— Знаешь, она действительно ненавидит проигрывать, — хрипло сказал он.
— Не проиграет и сейчас, — ответила ему Холлис.
— Кажется, я здесь лишняя, — улыбнулась Сьонед. — Я прослежу за тем, чтобы вас не беспокоили, мои дорогие. — Она потянулась и поцеловала Мааркена в щеку. — Будьте счастливы.
Холлис протянула ему руки. Мааркен опустился рядом и молча прижал ее к груди… Прошла целая вечность, прежде чем она вдруг ощутила тупую боль в костях, оцепенение и странное беспокойство одновременно. Ее пронзил страх. Начинается, подумала она и посмотрела на стол, где Сьонед оставила мешочек с дранатом. Холлис закрыла глаза и крепче прижалась к сильному телу Мааркена.
* * *
— Милорд, я хотел бы поговорить с вашей дочерью. Брови Волога поднялись вверх, и Андри захотелось стать старше зим на десять, пробыв их лордом Крепости Богини.— Она сейчас отдыхает, — ответил Волог. — Может быть, немного позднее.
Я не могу ждать, пока наступит это «позднее»!— захотелось крикнуть Андри. Но он сдержался. Любая такая выходка лишь подчеркнет его молодость. Ему оставалось только ждать — занятие, которого он никогда не любил.
— Милорд, — наконец произнес Волог. Новый титул внушал Андри странную неловкость. — Последние дни дались ей очень нелегко. Поэтому вы обязаны знать. Обнаружение у нее дара…
— …это как раз то, о чем я хочу с ней поговорить, милорд. Простите меня, но я просто обязан настоять.
— Решать ей, — предупредил принц. — Если она захочет поехать в Крепость Богини, это поможет ей обрести равновесие. Но если она примет другое решение, то…
— Я с уважением отнесусь к ее выбору, каким бы он ни был, ваше высочество. — А разве она могла выбрать что-то другое… или кого-то другого?
— Вы понимаете заботу отца о судьбе его любимой дочери.
— Я не меньше вашего беспокоюсь о ней! — неосторожно выпалил Андри.
Принц поднял бровь. Этот жест снова заставил Андри нервничать, но хозяин ничего не ответил. Он махнул оруженосцу, и через несколько мгновений в центральную часть шатра вошла Аласен. Ее прическа была безукоризненна, на одежде не было ни единой складочки. Она была одета для прогулки верхом — алая шелковая рубашка, черная бархатная куртка, черные штаны и сапоги. Не было никакого сомнения — она и не думала отдыхать.
— Миледи… — очень официально начал Андри, — не окажете ли честь совершить со мной небольшую прогулку?
— Вниз по течению вас устроит? — ответила она, полностью владея собой, хотя щеки ее были очень бледны. Правда, во всем могли быть виноваты алая рубашка и темный бархат. — Я согласна, пора поговорить, милорд. — Аласен грациозно повернулась к отцу. — Можно?
— Конечно. — Волог взял вышитую шаль с бахромой, накинул на плечи дочери и поцеловал ее в щеку. — Стемнеет раньше, чем ты думаешь, да и прохладно уже. Не гуляй слишком долго.
Аласен заговорила первой.
— Я была в загоне, смотрела на торги. Лошади твоего отца принесут хороший доход.
— Так было всегда.
— На днях я присмотрела себе прекрасную кобылу. Надеялась, что отец мне ее купит, но лорд Оствель уже отдал за нее деньги. Я не сомневаюсь, что для Рияна.
— Я тоже так думаю.
В молчании они миновали белые шатры Крепости Богини и голубые Пустыни. После этого разговор продолжил Андри.
— Все эти дни я встречался со столькими людьми, что просто сбился со счета. На самом деле мне никого не хотелось видеть. У меня не было возможности уйти, чтобы поговорить с тобой. Все произошло так быстро. Даже официальный прием для принцев в роли нового лорда Крепости Богини не успел дать.
— Великая честь быть избранным леди Андраде.
— Я знаю. Это меня немного пугает, — признался он. Но на самом деле его разбирал гнев. Худшие подозрения Андри подтверждала враждебность, которая читалась в глазах некоторых — если кому-то не нравилась мысль о том, что верховный принц может быть «Гонцом Солнца», то еще меньше им нравилось видеть внука принца в роли лорда Крепости Богини. Придется дать понять, что им не будут править из Стронгхолда. Андраде была слишком горячей сторонницей верховного принца. Ему так поступать нельзя. Этого не позволяет его честь. Своим постом лорда Крепости Богини он обязан дару фарадима, а не родству с Полем.
— Я знаю, что ты будешь делать так, как надо, Андри, — продолжала разговор Аласен.
Если ты будешь рядом со мной, то буду,гневно подумал он. Но вслух он этого не произнес. Пока. — Мне в конце концов удалось поговорить с братом. — Внезапно он улыбнулся. — Когда я сказал ему, что он должен попросить моего официального разрешения на свадьбу с Холлис, Мааркен чуть не поколотил меня. Он не сразу понял, что я шучу. Видела бы ты его лицо!
Аласен улыбнулась, не глядя ему в лицо. В ее зеленых глазах вспыхнула искорка смеха.
— Стыдитесь, милорд! Сказать такое собственному брату! Я удивляюсь, что он ничего вам не сломал!
— Если бы я немного его не подразнил, он был бы разочарован! — фыркнул Андри. — Кроме того, он был такой серьезный! Знаешь, как было весело: лицо покраснело, губы шевелятся, и не может от злости слова вымолвить!
— И все же нехорошо. После того, что он перенес… Увидев, что она огорчилась, Андри быстро сказал:
— Поэтому ему и нужно было посмеяться. Отец говорит, что это самое лучшее лекарство. Он уныло потер плечо. — Видно, Мааркен нашел лекарство еще лучше, потому что быстро пошел на поправку, а я не ожидал этого и ослабил бдительность…
— Если ты рассчитываешь дождаться от меня сочувствия, то напрасно надеешься! — фыркнула Аласен.
Когда они спустились по пологому склону к реке, то почувствовали, какая стоит тишина. К хрусту речной гальки у них под ногами присоединялось вечернее пение птиц. Они направились в другую сторону от того места, где утром были сожжены тела Масуля, Киле и Лиелла, и медленно пошли к мосту. Бриз, дувший с моря, нес запах соли и приближавшегося первого осеннего дождя — побережье было затянуто тучами.
Андри больше не мог ждать.
— Аласен…
— Пожалуйста. Не надо. — Она положила ладонь на огромный серый валун. Он смотрел на ярко-красные, синие и белые цветы, вышитые на черной шали, на ее тревожно поднятые плечи. — Мне надо сказать тебе о том, что у меня свой путь, Андри.
— Все, что мне хотелось бы услышать, это то, что ты меня любишь, поедешь со мной и…
— Ты хочешь, чтобы я стала «Гонцом Солнца», как ты.
— Но ты уже такая, как я. Аласен, я держал твои цвета в своих руках, я знаю, как силен твой дар и какой могущественной ты можешь стать после обучения. Пойдем со мной, и я научу тебя всему на свете.
Аласен не ответила. Андри продолжал идти вперед. Теперь под его ногами был мягкий песок. На мгновение его рука застыла у ее вьющихся на затылке волос. Но он еще не касался ее. Пока.
— Скажи только, что ты меня любишь, — прошептал он.
— Ты уже знаешь. Мы видели это друг в друге. Такие вещи невозможно скрыть.
— Я должен это услышать.
— Ты так молод, — снисходительно сказала она. Гордость ужалила Андри; он отшатнулся.
— Достаточно взрослый, чтобы по выбору Андраде стать лордом Крепости Богини.
— Я не об этом. — Она не поворачивалась и не смотрела на него. — Я хотела сказать, что я тоже, должно быть, очень молода, потому что тоже хочу услышать эти слова.
Андри положил руки на ее плечи.
— Я люблю тебя, Аласен…
— Тебе так легко это сказать, — прошептала она, потупившись. — А то, что должна сказать я, очень нелегко…
Сбитый с толку, Андри повернул девушку к себе лицом и увидел ее глаза.
— Ты не хочешь ехать со мной… Ты меня боишься.
— Пожалуйста, попробуй понять! Я всегда подозревала, кто я такая. Думаю, даже знала. Но были причины, по которым я не хотела этого знать. Из-за Поля, из-за того, кем он станет, когда вырастет. Я не хотела, чтобы во мне нуждались только потому, что мои дети могут родиться фарадимами. У меня есть право выйти замуж за человека, который меня любит, правда?
— Но ведь именно это я тебе и предлагаю. И наши дети тоже будут «Гонцами Солнца».
— Я знаю. Но это невозможно.
— Но почему? — Он отпустил ее. — Ты любишь меня…
— Да, я люблю тебя, — безнадежно ответила она. — О Богиня, я не хочу причинять тебе боль, Андри!
— Но тогда…
— Нет, не могу. — Она сцепила тонкие руки, на которых не было колец. — Я просто боюсь. То, что я увидела и почувствовала, ужасает меня. Я не смогу с этим жить. Не смогу.
— Но это совсем не так. То, что произошло здесь…