Роун Мелани. Звёздный свиток

   — Ты хочешь сказать, что вступила с ней в связь?
   — Не уверена. — Она помедлила, затем обняла мужа за талию, прильнула к нему и позволила чувству любви скользнуть на солнечный луч. Элисель явно удивилась, широко раскрыла глаза и сделала несколько шагов вперед. Затем в ее горле родился какой-то низкий звук, глаза прикрылись от удовольствия, а голова на изящной шее стала раскачиваться из стороны в сторону.
   — Будь я проклята, — пробормотала Сьонед. — Я сказала ей, что люблю тебя… и она поняла!
   — Я ждал чего-то в этом роде. Веди себя прилично, «Гонец Солнца», — улыбнулся он. — Ей ведь всего три года. Я не дам тебе развратить невинное животное.
   — Ох, замолчи! — Придвинувшись к драконше, она еще раз попыталась начать беседу. — Элисель! Мое имя Сьонед, а моего самца зовут Рохан. У тебя есть имя?
   Драконша выглядела сбитой с толку. Сьонед закусила губу, пытаясь придумать еще какой-нибудь способ вступить с ней в связь. Наконец ее осенило. Она нарисовала в воображении картину самцов драконов, танцующих на песке, и выбирающих их самок, затем поставила между ними Рохана и себя самое, выходящую вперед и берущую его за руки. Она сосредоточилась и вплела картину в моток солнечной пряжи. Это оказалось не слишком трудно: понадобилось лишь небольшое изменение по сравнению с тем, что она делала с Огнем. При виде картины Элисель оживилась, снова загудела, и на этот раз ее удовольствие передалось солнечной ткани.
   Да, это годилось. Сьонед создала картину Скайбоула, как она видела его во время полета «Гонца Солнца»: очевидно, драконы видели его так же. Затем она показала крепость у озера драконше. Элисель радостно вскрикнула и принялась раскачиваться взад и вперед. По воздуху летели цвета — яркие оттенки голубой воды и неба. Сьонед позволила им скользить через мозг, не пытаясь привыкнуть ко всем их богатейшим оттенкам. Затем она создала картину Стронгхолда — снова с высоты полета «Гонца Солнца» или дракона — и представила себя, Рохана и Поля стоящими во внутреннем дворе. На этот раз картина вернулась обратно, и так мощно, что Сьонед слегка поморщилась. Высокогорное плато, ярко-зеленое от летней листвы, слегка выщипанной лосями и оленями; отлогие Холмы Каты зимой — ураган, несущий по темному небу грозовые тучи и видимый из уютной, безопасной пещеры. В каждой картине были мириады цветов и второстепенных образов: рек, рыбы, дикого оленя и лося, других драконов, деревьев, птиц, цветов, маршрутов полета туда и обратно, окружающей местности с поселениями людей, изображенных темными предупреждающими цветами, и множество другой информации, которую Сьонед не могла воспринять.
    — Элисель! Пожалуйста! Медленнее… Ты делаешь мне больно!
   Образы внезапно прекратились. Драконша затрясла крыльями и захныкала. Сьонед снова сосредоточилась, пытаясь уговорить ее. Она воссоздала свой спектр — изумруд, сапфир, оникс и янтарь — ставший ее частью больше, чем имя.
    — Это я, Сьонед. Вот какие у меня цвета.
   Казалось, что драконша наконец поняла, чего от нее хотят: в воздухе между ними так и замелькали картины. На одной из них было пропущенное через мозг дракона элегантное изображение цветов Сьонед; на него накладывалось лицо принцессы. Мгновение спустя возникло другое изображение. На нем были цвета, которых Сьонед в жизни не видала.
   С ней была сплетена картинка маленького красно-коричневого дракона с золотыми подкрылками.
    — Элисель!— воскликнула ликующая Сьонед. Драконша загудела. Принцесса сказала это слово вслух и могла поклясться, что драконша подмигнула ей. — Она знает свое имя!
   — Сладчайшая Богиня! — выдохнул Рохан. — Она понимает тебя… Сьонед, я мечтал об этом всю свою жизнь… — Внезапно он прервался и горячо шепнул жене: — Спроси ее: ничего, что мы пришли сюда?
   — И не подумаю! Разве ты не видишь, что мы ей нравимся? — Она засмеялась и поцеловала его. Драконша так же низко загудела, как тогда, когда Сьонед послала ей чувство любви к своему мужу. — Ого, ты ей тоже нравишься! — сказала она и в шутку погрозила ему пальцем. — Но ты прав, надо спросить ее, можно ли здесь построить дворец.
   — Теперь это невозможно! По крайней мере, сейчас. Если эта долина принадлежит им…
   — Позволь мне спросить, любимый.
   Отступив от мужа, Сьонед задумалась, как это сделать. Она снова показала Элисели Стронгхолд, а затем мысленно изменила картину, наложив крепость на изображение долины, сделав ее высокой и гордой, окруженной снующими вокруг занятыми и праздными людьми. В Элисели снова вспыхнуло любопытство: огромные глаза уставились на юг, как будто замок действительно должен был вот-вот появиться оттуда. Она ошарашенно поглядела на Сьонед и снова очень по-человечески склонила голову набок. Изображение дополнилось образом большого загона, где на солнце паслись золотистые лошади. Элисель задрала голову, и Сьонед чуть не захихикала: драконша увидела легкую добычу.
   Но внезапно картина, созданная Сьонед, вернулась к ней в измененном виде: вместо длинноногих кобыл и жеребцов Элисель весьма достоверно изобразила толстую белую овцу. «Гонец Солнца» соответственно изменила и свою картину, добавив у озера овчарню, полную ярок и баранов. Драконша захрюкала от удовольствия и показала Сьонед всю долину с птичьего полета — замок, загон, лошадей, людей, овец… и драконов, питающихся, пьющих и купающихся в озере.
   Тогда Сьонед и в самом деле засмеялась. Ее план принят и одобрен драконами!
    — Так ты любишь баранину, да? Получишь ее сколько угодно, если позволишь построить здесь дворец!
   Элисель потрясла крыльями и еще раз нарисовала для Сьонед картину своих цветов. На сей раз к ней было приплетено изображение продутых зимними ветрами холмов Каты — их южного дома. Недвусмысленное приглашение в гости читалось не только в сплетенном солнечном свете, но и в огромных нежных глазах. Сьонед и не думала отказываться: она снова показала Элисели Стронгхолд, и драконша вздохнула от полноты чувств.
   Все это время другие драконы плескались в озере, не обращая на это эпохальное событие никакого внимания. Но тут самец издал суровый рык и поднялся в воздух. Он облетел озеро, хватая огромными челюстями детенышей, продолжавших плескаться и шалить. Другие драконы один за другим поднимались в воздух; взрослые самки выстраивали в линию подростков и детенышей.
   Когда старый самец приблизился к Элисели и рявкнул на нее, лошади испуганно заржали, а маленькая драконша подпрыгнула и выпрямилась, как провинившийся солдат. Сьонед улыбнулась и быстро расплела солнечный свет. Элисель снова захныкала от обиды. Сьонед еще раз вспомнила роскошь ее цветов и дружелюбие. Драконша взмыла в воздух, сделала прощальный круг над озером, присоединилась к стае, и они полетели на юг.
   Сьонед смотрела драконам вслед, пока они не исчезли, и только потом почувствовала прикосновение Рохана к своему плечу. Она обернулась и встретила его взгляд.
   — Это было чудесно, — сказала она. — Неописуемо.
   — Впервые в жизни я жалею, что не владею даром фарадима.
   Ее сердце заныло от жалости: Рохан никогда не узнает, что значит прикоснуться к одному из его любимых драконов.
   — Рохан…
   Он покачал головой и улыбнулся.
   — Позже. Когда у тебя будет время все как следует обдумать. Когда ты найдешь слова, чтобы описать неописуемое… потому что я хочу знать все.
   К ним приблизился не слезавший с лошади Поль.
   — Мама, что она тебе сказала? О чем вы с ней говорили? Сьонед посмотрела на него снизу вверх.
   — Мы можем остаться здесь и можем построить дворец, при условии, что будем кормить их, когда они здесь остановятся! Эта долина лежит на их пути между горами Вереш и холмами Ката. Ох, Поль, я не могу дождаться, когда ты научишься владеть своим даром!
   — Значит, я смогу и сам разговаривать с драконами? — Он засмеялся от счастья. — Мама, ты единственная, кто сможет научить меня этому!
   — Ну, если ты будешь давать уроки… — присоединился к просьбе Мааркен.
   — Я подумаю, как это сделать, — пообещала она.
   Всех заставил вздрогнуть пронзительный крик. Высоко над их головами летела маленькая, быстрая тень. Ястреб Аласен! Оствель послал свою лошадь в галоп, следуя за птицей вверх по долине. Другие скакали следом и в конце концов нагнали его у поросшего деревьями склона, где со скалы срывалась тонкая струйка воды. Осенью этот родничок превращался в ревущий поток, а зимой становился ледяной колонной. Но сейчас он был похож на тонкую белую вуаль и едва журчал.
   Оствель спешился, его лошадь щипала траву неподалеку. Когда они подъехали, лорд жестом велел им не шуметь. Его взгляд был устремлен на молодую сосенку. На ее верхней ветке сидел пучок янтарно-зелено-бронзовых перьев.
   — Что, напугали большие кузены, да? — промурлыкал он. — Все в порядке, малышка. Они улетели. Почему ты не спускаешься? Аласен, позови ее.
   Она соскользнула с седла и тихонько направилась к мужу, насвистывая мелодию из трех нот, на которую приучают отзываться ястреба. Перья дрогнули. Она посвистела снова и приглашающе вытянула руку. Несколько мгновений спустя птица издала крик, в котором слышались обида и облегчение, устремилась вниз и села на запястье хозяйки. Аласен понадобилось несколько мгновений, чтобы пригладить перья и уговорить птицу сложить крылья; когда она с этим справилась, Оствель надел на голову ястреба колпачок.
   — Ну, — сказал он, — по крайней мере, мы теперь знаем, как называется это место.
   — Долина Потерявшегося Ястреба? — попробовал догадаться Мааркен.
   — О нет, — вмешался Рохан, и все почему-то умолкли. Он улыбнулся. — Как же еще нам назвать это место и новый дворец, если не Приютом Дракона?