Настанет Час Длинных Свечей,
Грядет Час Длинных Свечей,
Близится Час Длинных Свечей,
Настанет Час Длинных Свечей.
Что ж, подумал Арни Сельмо, у местных определенно есть тяга к красочным представлениям. Из всех ниш, шипя и разбрасывая искры, торчали зажженные факелы; их пламя отбрасывало зловещие отсветы на деревья сада. Увитые диким виноградом мраморные колонны Зала, внушительные в светлое время суток, в ночной темноте напоминали кости поверженного исполина, белевшие на фоне темной зелени лозы.
Шестеро, размеренно громыхая тяжелыми подошвами по мрамору прохода, направлялись к Столу.
Ивар дель Хивал, Мэгги Кристенсен, Торри Торсен, Йен Сильверстейн и Ториан Торсен шли развернутым строем; Арни Сельмо следовал на пару шагов позади Йена, как и подобало верному оруженосцу.
Роль оруженосца не смущала Арни. Если у тебя есть цель, какое тебе дело до сплетен за спиной и взглядов искоса?
И вообще, зачем обижаться, если у тебя столько преимуществ? Пока Йен с Иваром поглощали яства на официальных обедах, мучаясь проблемой, каким столовым прибором что подцепить, Арни сидел на кухне, наворачивая ту же вкуснятину из доверху наполненных деревянных тарелок под смех и прибаутки кухонного персонала.
Не самый худший вид занятий. И, как выяснилось, отнюдь не бесполезный – это давало возможность верно оценить окружающую обстановку. Именно на кухне он узнал, что маркграфиня намерена родить от Йена ребенка и почему это для нее беспроигрышный вариант, даже если Йен и не Обетованный Воитель. Вот тогда-то Арни и решил подсунуть ему эти резинки. А что такого? Впервой, что ли? Он предлагал их у себя в аптеке сгоравшим от стыда мальчишкам, еще когда Йена и в проекте не было.
Да и сейчас… Йен с копьем в руке чуть ли не строевым шагом идет впереди, рядом с ним друзья – сосредоточенные, напряженные, у каждого рука на эфесе меча…
Иногда очень не вредно пропустить остальных вперед.
Отец постоянно твердил Ториану дель Ториану, что главное – это самообладание. И хотя по некоторым, объяснимым по крайней мере для себя самого причинам он отказался от преподанных ему Торианом дель Орвальдом уроков мудрости и фехтования, сию заповедь Ториан дель Ториан запомнил навсегда. Она пригодилась и сейчас, когда он в ногу с товарищами шагал по мраморному полу навстречу опасности.
Самообладание – вот ключ ко всему. Не важно, сколько раз тебе приходилось смотреть смерти в лицо – мысль о гибели страшит всегда. Но то, с чем ты готов согласиться мысленно, не должны выдать ни лицо, ни поза.
Он, наверное, сгорел бы со стыда, если бы о его страхе стало известно собратьям по оружию… Вот только не укладывается в голове, что Мэгги – собрат по оружию. В конце концов, «собрат» – слово мужского рода, как, например, «муж» или «воин».
Но в Скрытых Путях, с мечом и кинжалом в руке, и в хижине Харбарда, и по пути к Престолу она напоминала ему о том, о чем забывать никогда не следовало – в бой сначала вступают твой дух и разум. Она противостояла Харбарду – и не где-нибудь, а на его собственной территории! – одной лишь улыбкой, шепотом и покачиванием хорошенькой головки и даже не сразу сочла необходимым поделиться одержанной победой.
Да, воистину собрат по оружию!.. Ториан дель Ториан вырос там, где дела коммерческие считались прерогативой женщин, а мужчины сражались и решали вопросы чести, поэтому его приводило в смятение, как часто женщины Нового Света не видели своего истинного места. Но, как ни жаль ему было несчастных, он, гость этого мира, не считал себя вправе высказываться открыто.
Мэгги – дело другое.
Ториан дель Ториан подавил вздох. Хотелось надеяться, что такое неженственное поведение никак не повредит ее материнскому чреву. Перед последним шагом в небытие приятно было бы сознавать, что тебе суждено стать дедушкой.
Впрочем, будь что будет. Торри поборол страх и готов принять испытание. Никому не прочесть у него на лице тревоги и волнения – парень держится молодцом! – но отец-то видит…
Ториан дель Ториан не станет… как же говорят? ах – не станет сетовать на судьбу, даже если она окажется к нему неблагосклонна. И плакаться не станет, это не его правилах. Может случиться и так, что испытания, которые им предстоит здесь пережить, отнимут у него сына. К этому тоже нужно быть готовым – мир полон опасностей.
Но такому нелегко будет случиться, и только после смерти Ториана-старшего.
Немало лет минуло с тех пор, как Ториан дель Ториан и Орфиндель помогли Роберту Шерву вытащить Торри, мокрого и окровавленного, из чрева матери. Начиная с того момента и по сей день, и до тех пор, пока жив на этом свете Ториан дель Ториан, каждый булавочный укол, пережитый его сыном, тысячекратной болью отзовется в отцовском сердце.
Он не позволил себе и глазом моргнуть – могут заметить. Дуэлянт Дома Стали никогда не выдает своих намерений, а Ториан дель Ториан был рожден дуэлянтом Дома Стали. И если сегодня ему суждено умереть, он умрет, как дуэлянт Дома Стали.
Karin, min alskling…
Она поймет. Она всегда хорошо понимала его.
Ивар дель Хивал вышагивал рядом с остальными. Только справедливо, если у Срединных Доминионов будет свой представитель в Престоле и при Столе. И плевать, что Его Пылкости вряд ли пришло бы в голову назначать своим эмиссаром его, Ивара дель Хивала!
Он легко принимал решения; жизнь, по сути, вообще череда решений – все равно, в дуэли ли, политике или игре в шашки. Двигаешь по доске деревянные шайбочки, занимаешь – по возможности бескровно – выгодную позицию и ждешь момента, когда малая твоя жертва обеспечит кровавую баню противнику. Ход сюда, выпад туда, намек на ход сюда или выпад туда – и все свяжется воедино.
Сейчас вроде как раз все начинало связываться, и стали вырисовываться игроки.
Ивара дель Хивала ничуть не удивило, когда среди собравшихся за Столом он увидел маркграфа Внутренних Земель. Целью – по крайней мере одной из целей – путешествия к Престолу было знакомство Йена с Мартой. Маркграфа более чем устроило бы, если бы его дочери удалось родить от Йена ребенка. Шутка ли сказать – сын Обетованного Воителя! А если и не Обетованного, то Йена Сильвер Стоуна, истребителя огненных великанов, тоже ничего. Останется Йен в живых после заседания Стола или нет, для маркграфа особой роли не играло.
Другое дело – для Ивара дель Хивала. Йен должен добиться успеха, здесь Ивар дель Хивал солидарен с Харбардом, хотя он, Ивар дель Хивал, еще бог знает когда отбросил тривиальную идейку, будто единственная – или хотя бы главная – цель Харбарда во всем этом лишь предотвратить войну.
Боги, как и люди, способны на ложь.
Вот когда в игру вступят полки «Розовый» и «Лазурный», тогда все и начнется.
Так что пускай пока шашечки занимают места, думал Ивар дель Хивал. И что с того, что он сам – одна из шашечек, которые продвигают к центру доски? Такое ему не в новинку.
Пусть начнется игра, а там поглядим.
Йен остановился в паре метров от Стола, будто повинуясь безмолвной команде, скорее почувствовав, чем увидев, как остальные последовали его примеру.
Он ожидал, что все здесь окажется куда солиднее, значимее, однако пресловутый Стол был всего лишь столом, занимавшим большую часть Зала. На огромной столешнице лежали пустые ножны и вынутые из них мечи. Пламя свечей трепетало на отполированных до зеркального блеска клинках.
Йену никогда прежде не доводилось видеть Тюрсонов без своего оружия. Воображение даже рисовало ему, как маркграф Внутренних Земель занимается любовью, не выпуская из руки меч. В свое время эта нелепая сцена рассмешила юношу до слез… Сейчас, впрочем, ничего не располагало к смеху.
Маркграф Внутренних Земель, возложив обе руки – металлическую и ту, что из плоти и крови, – на поверхность стола, резко поднялся с места. Куда пропали его прежние напыщенность и глупое самодовольство!..
– Собратья, – начал он, и Йен тут же отметил суровое звучание прежде бархатного тенора, – хочу представить вам Йена Сильвер Стоуна и его… спутников. Копье Гунгнир свидетельствует, что они явились сюда с обращением от паромщика, известного под именем Харбард, как и под многими другими именами. Я приглашаю всех собравшихся решить, следует ли нам выслушать сие обращение.
Закончив говорить, маркграф неторопливо уселся.
Из-за стола встал другой мужчина.
– Я не услышал от моего собрата, маркграфа Внутренних Земель, никаких предложений, – раздался его высокий старческий голос. Откашлявшись в кулак, он продолжал: – Как я понимаю, маркграф не собирается ни ручаться за Йена Сильвер Стоуна, ни обвинять его в прегрешениях.
Маркграф кивнул, и сидящие в ряд стали перешептываться.
Следующим собрался выступить человек с квадратной челюстью – аргентум Хорсел Тюрсон. Как и маркграф, он сначала возложил руки на Стол и только затем поднялся с места.
– Я присоединяюсь к мнению герцога Высокогорья: маркграф ограничивается тем, что доводит вопрос до нашего сведения… В отличие от собратьев по Столу, я не из дворян и не стремлюсь попасть в их число. – Он торжественно поднял правую руку. – Достойно пронести по жизни руку аргентума – высочайшая и достаточная честь для меня.
Говорю это не из стремления умалить достоинства кого-либо из присутствующих. Где бы мы ни были, мы всегда остаемся аргентумами – и сыновья простых крестьян, и маркграфы, и герцоги. Однако здесь мы – собратья по Столу, и, возможно, мое… неблагородное происхождение помогает взглянуть на происходящее под иным углом. Мне хотелось бы увидеть доказательство добродетельности, несгибаемости, прочности верований этого Йена Сильверстейна, или Йена Сильвер Стоуна, или как он предпочитает себя называть.
Взгляд аргентума был прикован к Йену.
– Согласно его же утверждению, он сразил огненного великана и одолел хлада. Не сомневаюсь, что у него достанет мужества положить руку в пасть Волка, как достало всем сидящим здесь этой ночью, в Час Длинных Свечей, когда Стол собрался решить вопрос о мире и войне.
Договорив, он скрестил руки на груди и продолжал стоять, неотрывно глядя на Йена.
Йен спокойно выдержал этот взгляд.
Чей-то кашель на другом конце Стола вернул аргентума к действительности. Поспешно кивнув, Хорсел Тюрсон поклонился и сел.
Возложив руки на стол, с места поднялся следующий – высокий, весь в черном мужчина; на черном фоне выделялась его искусственная рука, но не серебряная, а медная, в тон блестящим пуговицам. Судя по всему, правилами Стола выступать предписывалось лишь по очереди и непременно стоя.
– Собрат мой, аргентум Хорсел Тюрсон, прав. Если мы намерены всерьез отнестись к словам посланника, ему необходимо пройти испытание. Однако что, если он испытания не выдержит? И не по причине неточности или ошибочности сведений, с которыми он сюда явился, а вследствие личной несостоятельности? – Оратор обвел глазами присутствующих, будто ожидая от них ответа, хотя, исходя из правил Стола, вопрос этот был чисто риторическим. – Что, если перед нами не Обетованный Воитель, не будущий Тюрсон, а самый обычный гонец с посланием, причем с достоверным посланием?.. Выходит, в таком случае мы откажемся выслушать просьбу, передать которую он явился? – Выступавший театральным жестом раскинул руки. – Надеюсь на вашу мудрость.
Поднялся еще один оратор.
– Слова моего собрата, маркграфа Устья Гильфи, повергли меня в недоумение. Скажите на милость, неужто мы обязаны выслушивать самозванцев? – Он вытянул в сторону Йена руку, однако у Йена не возникло ни малейшего желания подойти и пожать ее. – А слухи о банде наемных убийц, которые якобы должны помешать ему донести послание до Стола… На самом деле никаких убийц не было и нет! Взгляните на него! Вот он стоит перед вами. Разве исключено, что некто, решив добавить весомости его миссии, стал бы распускать подобные слухи? Разве исключено, что, пока мы сидим здесь, полки Срединных Доминионов «Розовый» и «Лазурный» несутся по Внутренним Землям, отхватывая куски Вандескарда, будто кухарка острым ножом?
Свирепо взглянув на Йена, оратор сел.
Снова поднялся отец Марты.
– Слова моего собрата по Столу, герцога Залива Байт, показались мне несколько неразумными. Я давно выставил сторожевые посты и пикеты на подступах к Внутренним Землям; наверняка подобным же образом поступили и другие правители. Стоит только всадникам из Доминионов, подобно муравьям из растревоженного муравейника, устремиться на наши земли, как нам тут же сообщат об их передвижениях.
Слова маркграфа были встречены одобрительным гулом.
– И хотя ситуация в Заливе Байт, по-видимому, несколько иная, могу заверить моего собрата, что, если Внутренним Землям будет брошен вызов, войска не ударят лицом в грязь даже в мое отсутствие. – Маркграф позволил себе крохотную паузу, после чего заговорил вновь: – Нам за этим Столом надо решить множество вопросов, не стоит пугать себя дикими фантазиями.
Поднялся еще один собрат по Столу.
– И все же не о том мы сейчас говорим. Нет-нет, мой собрат, маркграф Внутренних Земель, прав – я имею в виду, что нам стоило бы выслушать известие этого посланника, а затем убедиться в его подлинности. – Он махнул на широкий занавес у себя за спиной. – Ушам собравшихся за Столом приходилось слышать и ложь, и увертки.
Поднялся следующий оратор.
– Я согласен с моим собратом, графом Сосновых Равнин.
– И я! – раздался голос.
– Я тоже согласен!
Отец Марты снова встал и посмотрел на Йена.
– Йен Сильвер Стоун, по твоим словам, ты – посланник паромщика Харбарда, направившего тебя к Столу с обращением. – Он жестом призвал юношу говорить. – Ну так говори. – Усевшись, маркграф сложил руки на коленях.
Плечи Йена ныли от долгого стояния навытяжку с Гунгниром в руке. Он осторожно опустил копье рядом с собой на пол.
– Значит, так…
Пол, глухо загудев, завибрировал, будто громадный гонг.
Все сидевшие тут же вскочили, кое-где раздались крики. Не сразу Хорселу Тюрсону удалось восстановить порядок – будто молотом грохнул он серебряным кулаком Столу. Прежде чем начать говорить, аргентум дождался, пока Зал утихомирится.
– Незачем угрожать нам копьем по имени Гунгнир, этим ты себе поддержки за Столом не прибавишь. – Он обвел сидевших взглядом. – По-моему, здесь мы единодушны, Йен Сильвер Стоун.
– Но…
Йен собрался заверить его, что ничего подобного не замышлял, а только хотел поставить копье на пол, дать рукам отдохнуть. Но такое объяснение собравшиеся сочли бы трусливым оправданием, а оправданий здесь не терпели.
Опустившись на корточки, юноша медленно и осторожно положил Гунгнир на мраморный пол, затем, встав, посмотрел на своих спутников.
– Не смейте прикасаться к копью даже носком ботинка!
Сняв перчатки, он засунул их за пояс.
– Прошу прощения за причиненные неудобства. Это произошло случайно.
– Как в доке? – язвительно спросил Хорсел Тюрсон. – Там тоже все вышло нечаянно?
Йену не нравился Хорсел Тюрсон, однако это не означало, что слова аргентума можно пропустить мимо ушей. Как и не означало, впрочем, что у подобного вопроса нет оснований.
– Там все было как раз намеренно. Мне требовалось доказать, что я не просто какой-то парень с палкой.
Желая, чтобы его услышали все собравшиеся, юноша заговорил в полный голос:
– Я не Обетованный Воитель, но и не тот, на кого можно не обращать внимания. Я – посланник того, кто называет себя Харбардом-паромщиком. Харбард-паромщик считает, что мы на пороге войны между Вандескардом и Срединными Доминионами, войны, угрожающей миру и спокойствию. Его спокойствию. Он настоятельно рекомендует войну не развязывать.
Хорсел Тюрсон так и продолжал стоять.
– А если мы не пожелаем внять словам… паромщика?
– В таком случае он велел мне пригрозить вам Проклятием Одина, – ответил Йен и протянул руку к Хорселу Тюрсону, копируя жест Харбарда. – Он положил на стол яблоко, – продолжал юноша, – потом пробурчал что-то невнятное, велев яблоку…
В первое мгновение Йену показалось, что Хорсел Тюрсон просто решил присесть.
Но потом аргентум вскрикнул и, резко подавшись вперед, грохнулся лицом о стол, да так, что Йен не смог сдержать возгласа сочувствия.
Однако этим не кончилось. Хорсел Тюрсон, конвульсивно дергаясь, сполз на пол и продолжал корчиться там, будто подопытная лягушка под ударами тока.
Йен шагнул вперед, подумал и, переступив через лежащее на полу копье, вскочил на стол, а затем спрыгнул с другой его стороны – к бившемуся в конвульсиях Хорселу Тюрсону, над которым уже хлопотали Ториан Торсен с Торри. Арни Сельмо подоспел через секунду – решив по примеру Йена сократить путь, он пробрался сюда под столом.
Припадок не проходил, и Йен схватил аргентума за тунику, чтобы тот не бился своим уже окровавленным лицом. Арни Сельмо отшвырнул в сторону стул, чтобы не мешал, и они вдвоем прижали Хорсела Тюрсона к полу, памятуя указания дока Шерва, как обращаться с эпилептиками.
Раздалось лязганье стали. Подняв голову, Йен увидел, что между ним и десятком обнаженных мечей стоят Ториан Торсен и Торри.
Затем, двигаясь умышленно медленно, Ториан Торсен опустил клинок.
– Ни к чему бросаться в драку, – произнес он.
– Не дурите! – громыхнул Ивар дель Хивал. – Они лишь хотят помочь несчастному.
– Оставьте их! – раздался крик Мэгги. – Ничего плохого ему не сделают!
Как, впрочем, и ничего особенно хорошего. Собственно, человеку, бьющемуся в конвульсиях, ничем помочь и нельзя, можно только уберечь его от травм.
Тем временем судороги заметно ослабли и вскоре прекратились. Хорсел Тюрсон обмяк на полу. Арни вытер ему лицо синей банданой, и ткань потемнела от крови из разбитого носа.
– Все в порядке, – бормотал старик, поворачивая голову аргентума. – Незачем тебе блевотину глотать, ты теперь отдыхай, – убеждал он впавшего в беспамятство Тюрсона, однако говорил громко, чтобы слышали все. – Скоро будешь как огурчик. – Арни поднял взор на Йена. – Припадок. Из-за Проклятия Одина.
Да, теперь многое становилось ясным. Пожалуй, неудивительно, что Осии сразу стало легче, стоило ему только оказаться на Харбардовой Переправе.
Старый мошенник Один действовал в полном соответствии со своей репутацией, пытаясь удержать Мэгги и Торсенов. Вполне возможно, что Проклятие Одина и послужило отправной точкой, началом хитроумного плана – заманить в Тир-На-Ног Осию в сопровождении какого-нибудь молокососа, который бы и донес его копье – и его Проклятие – прямиком к Столу. А если при этом ничтожный человечишка, назойливый простофиля Йен Сильверстейн отправится к праотцам, покой божества вряд ли будет нарушен.
Приложив два пальца к шее Хорсела Тюрсона, Арни поднял свободную руку вверх, требуя тишины.
– Ничего, оклемается. У меня есть кое-какие лекарства против эпилепсии, но, по-моему, лучше их не давать.
– Да, – кивнул Йен. Еще неизвестно, как будут действовать лекарства здесь, в Тир-На-Ног. К тому же Йена тревожило и другое обстоятельство – а не испортил ли их Харбард.
Он взглянул на Торри и Ториана. Если бы их здесь не оказалось, Йен и Арни сейчас лежали бы на полу, пронзенные десятком мечей.
А Торсены не отправились бы на поиски Йена, если бы не Мэгги.
Тут юноша заметил, что Мэгги ему улыбается. Поднеся пальцы ко лбу, он с ответной улыбкой отдал ей честь.
Молодец, отличная работа.
Глава 21
Грядет Час Длинных Свечей,
Близится Час Длинных Свечей,
Настанет Час Длинных Свечей.
Что ж, подумал Арни Сельмо, у местных определенно есть тяга к красочным представлениям. Из всех ниш, шипя и разбрасывая искры, торчали зажженные факелы; их пламя отбрасывало зловещие отсветы на деревья сада. Увитые диким виноградом мраморные колонны Зала, внушительные в светлое время суток, в ночной темноте напоминали кости поверженного исполина, белевшие на фоне темной зелени лозы.
Шестеро, размеренно громыхая тяжелыми подошвами по мрамору прохода, направлялись к Столу.
Ивар дель Хивал, Мэгги Кристенсен, Торри Торсен, Йен Сильверстейн и Ториан Торсен шли развернутым строем; Арни Сельмо следовал на пару шагов позади Йена, как и подобало верному оруженосцу.
Роль оруженосца не смущала Арни. Если у тебя есть цель, какое тебе дело до сплетен за спиной и взглядов искоса?
И вообще, зачем обижаться, если у тебя столько преимуществ? Пока Йен с Иваром поглощали яства на официальных обедах, мучаясь проблемой, каким столовым прибором что подцепить, Арни сидел на кухне, наворачивая ту же вкуснятину из доверху наполненных деревянных тарелок под смех и прибаутки кухонного персонала.
Не самый худший вид занятий. И, как выяснилось, отнюдь не бесполезный – это давало возможность верно оценить окружающую обстановку. Именно на кухне он узнал, что маркграфиня намерена родить от Йена ребенка и почему это для нее беспроигрышный вариант, даже если Йен и не Обетованный Воитель. Вот тогда-то Арни и решил подсунуть ему эти резинки. А что такого? Впервой, что ли? Он предлагал их у себя в аптеке сгоравшим от стыда мальчишкам, еще когда Йена и в проекте не было.
Да и сейчас… Йен с копьем в руке чуть ли не строевым шагом идет впереди, рядом с ним друзья – сосредоточенные, напряженные, у каждого рука на эфесе меча…
Иногда очень не вредно пропустить остальных вперед.
Отец постоянно твердил Ториану дель Ториану, что главное – это самообладание. И хотя по некоторым, объяснимым по крайней мере для себя самого причинам он отказался от преподанных ему Торианом дель Орвальдом уроков мудрости и фехтования, сию заповедь Ториан дель Ториан запомнил навсегда. Она пригодилась и сейчас, когда он в ногу с товарищами шагал по мраморному полу навстречу опасности.
Самообладание – вот ключ ко всему. Не важно, сколько раз тебе приходилось смотреть смерти в лицо – мысль о гибели страшит всегда. Но то, с чем ты готов согласиться мысленно, не должны выдать ни лицо, ни поза.
Он, наверное, сгорел бы со стыда, если бы о его страхе стало известно собратьям по оружию… Вот только не укладывается в голове, что Мэгги – собрат по оружию. В конце концов, «собрат» – слово мужского рода, как, например, «муж» или «воин».
Но в Скрытых Путях, с мечом и кинжалом в руке, и в хижине Харбарда, и по пути к Престолу она напоминала ему о том, о чем забывать никогда не следовало – в бой сначала вступают твой дух и разум. Она противостояла Харбарду – и не где-нибудь, а на его собственной территории! – одной лишь улыбкой, шепотом и покачиванием хорошенькой головки и даже не сразу сочла необходимым поделиться одержанной победой.
Да, воистину собрат по оружию!.. Ториан дель Ториан вырос там, где дела коммерческие считались прерогативой женщин, а мужчины сражались и решали вопросы чести, поэтому его приводило в смятение, как часто женщины Нового Света не видели своего истинного места. Но, как ни жаль ему было несчастных, он, гость этого мира, не считал себя вправе высказываться открыто.
Мэгги – дело другое.
Ториан дель Ториан подавил вздох. Хотелось надеяться, что такое неженственное поведение никак не повредит ее материнскому чреву. Перед последним шагом в небытие приятно было бы сознавать, что тебе суждено стать дедушкой.
Впрочем, будь что будет. Торри поборол страх и готов принять испытание. Никому не прочесть у него на лице тревоги и волнения – парень держится молодцом! – но отец-то видит…
Ториан дель Ториан не станет… как же говорят? ах – не станет сетовать на судьбу, даже если она окажется к нему неблагосклонна. И плакаться не станет, это не его правилах. Может случиться и так, что испытания, которые им предстоит здесь пережить, отнимут у него сына. К этому тоже нужно быть готовым – мир полон опасностей.
Но такому нелегко будет случиться, и только после смерти Ториана-старшего.
Немало лет минуло с тех пор, как Ториан дель Ториан и Орфиндель помогли Роберту Шерву вытащить Торри, мокрого и окровавленного, из чрева матери. Начиная с того момента и по сей день, и до тех пор, пока жив на этом свете Ториан дель Ториан, каждый булавочный укол, пережитый его сыном, тысячекратной болью отзовется в отцовском сердце.
Он не позволил себе и глазом моргнуть – могут заметить. Дуэлянт Дома Стали никогда не выдает своих намерений, а Ториан дель Ториан был рожден дуэлянтом Дома Стали. И если сегодня ему суждено умереть, он умрет, как дуэлянт Дома Стали.
Karin, min alskling…
Она поймет. Она всегда хорошо понимала его.
Ивар дель Хивал вышагивал рядом с остальными. Только справедливо, если у Срединных Доминионов будет свой представитель в Престоле и при Столе. И плевать, что Его Пылкости вряд ли пришло бы в голову назначать своим эмиссаром его, Ивара дель Хивала!
Он легко принимал решения; жизнь, по сути, вообще череда решений – все равно, в дуэли ли, политике или игре в шашки. Двигаешь по доске деревянные шайбочки, занимаешь – по возможности бескровно – выгодную позицию и ждешь момента, когда малая твоя жертва обеспечит кровавую баню противнику. Ход сюда, выпад туда, намек на ход сюда или выпад туда – и все свяжется воедино.
Сейчас вроде как раз все начинало связываться, и стали вырисовываться игроки.
Ивара дель Хивала ничуть не удивило, когда среди собравшихся за Столом он увидел маркграфа Внутренних Земель. Целью – по крайней мере одной из целей – путешествия к Престолу было знакомство Йена с Мартой. Маркграфа более чем устроило бы, если бы его дочери удалось родить от Йена ребенка. Шутка ли сказать – сын Обетованного Воителя! А если и не Обетованного, то Йена Сильвер Стоуна, истребителя огненных великанов, тоже ничего. Останется Йен в живых после заседания Стола или нет, для маркграфа особой роли не играло.
Другое дело – для Ивара дель Хивала. Йен должен добиться успеха, здесь Ивар дель Хивал солидарен с Харбардом, хотя он, Ивар дель Хивал, еще бог знает когда отбросил тривиальную идейку, будто единственная – или хотя бы главная – цель Харбарда во всем этом лишь предотвратить войну.
Боги, как и люди, способны на ложь.
Вот когда в игру вступят полки «Розовый» и «Лазурный», тогда все и начнется.
Так что пускай пока шашечки занимают места, думал Ивар дель Хивал. И что с того, что он сам – одна из шашечек, которые продвигают к центру доски? Такое ему не в новинку.
Пусть начнется игра, а там поглядим.
Йен остановился в паре метров от Стола, будто повинуясь безмолвной команде, скорее почувствовав, чем увидев, как остальные последовали его примеру.
Он ожидал, что все здесь окажется куда солиднее, значимее, однако пресловутый Стол был всего лишь столом, занимавшим большую часть Зала. На огромной столешнице лежали пустые ножны и вынутые из них мечи. Пламя свечей трепетало на отполированных до зеркального блеска клинках.
Йену никогда прежде не доводилось видеть Тюрсонов без своего оружия. Воображение даже рисовало ему, как маркграф Внутренних Земель занимается любовью, не выпуская из руки меч. В свое время эта нелепая сцена рассмешила юношу до слез… Сейчас, впрочем, ничего не располагало к смеху.
Маркграф Внутренних Земель, возложив обе руки – металлическую и ту, что из плоти и крови, – на поверхность стола, резко поднялся с места. Куда пропали его прежние напыщенность и глупое самодовольство!..
– Собратья, – начал он, и Йен тут же отметил суровое звучание прежде бархатного тенора, – хочу представить вам Йена Сильвер Стоуна и его… спутников. Копье Гунгнир свидетельствует, что они явились сюда с обращением от паромщика, известного под именем Харбард, как и под многими другими именами. Я приглашаю всех собравшихся решить, следует ли нам выслушать сие обращение.
Закончив говорить, маркграф неторопливо уселся.
Из-за стола встал другой мужчина.
– Я не услышал от моего собрата, маркграфа Внутренних Земель, никаких предложений, – раздался его высокий старческий голос. Откашлявшись в кулак, он продолжал: – Как я понимаю, маркграф не собирается ни ручаться за Йена Сильвер Стоуна, ни обвинять его в прегрешениях.
Маркграф кивнул, и сидящие в ряд стали перешептываться.
Следующим собрался выступить человек с квадратной челюстью – аргентум Хорсел Тюрсон. Как и маркграф, он сначала возложил руки на Стол и только затем поднялся с места.
– Я присоединяюсь к мнению герцога Высокогорья: маркграф ограничивается тем, что доводит вопрос до нашего сведения… В отличие от собратьев по Столу, я не из дворян и не стремлюсь попасть в их число. – Он торжественно поднял правую руку. – Достойно пронести по жизни руку аргентума – высочайшая и достаточная честь для меня.
Говорю это не из стремления умалить достоинства кого-либо из присутствующих. Где бы мы ни были, мы всегда остаемся аргентумами – и сыновья простых крестьян, и маркграфы, и герцоги. Однако здесь мы – собратья по Столу, и, возможно, мое… неблагородное происхождение помогает взглянуть на происходящее под иным углом. Мне хотелось бы увидеть доказательство добродетельности, несгибаемости, прочности верований этого Йена Сильверстейна, или Йена Сильвер Стоуна, или как он предпочитает себя называть.
Взгляд аргентума был прикован к Йену.
– Согласно его же утверждению, он сразил огненного великана и одолел хлада. Не сомневаюсь, что у него достанет мужества положить руку в пасть Волка, как достало всем сидящим здесь этой ночью, в Час Длинных Свечей, когда Стол собрался решить вопрос о мире и войне.
Договорив, он скрестил руки на груди и продолжал стоять, неотрывно глядя на Йена.
Йен спокойно выдержал этот взгляд.
Чей-то кашель на другом конце Стола вернул аргентума к действительности. Поспешно кивнув, Хорсел Тюрсон поклонился и сел.
Возложив руки на стол, с места поднялся следующий – высокий, весь в черном мужчина; на черном фоне выделялась его искусственная рука, но не серебряная, а медная, в тон блестящим пуговицам. Судя по всему, правилами Стола выступать предписывалось лишь по очереди и непременно стоя.
– Собрат мой, аргентум Хорсел Тюрсон, прав. Если мы намерены всерьез отнестись к словам посланника, ему необходимо пройти испытание. Однако что, если он испытания не выдержит? И не по причине неточности или ошибочности сведений, с которыми он сюда явился, а вследствие личной несостоятельности? – Оратор обвел глазами присутствующих, будто ожидая от них ответа, хотя, исходя из правил Стола, вопрос этот был чисто риторическим. – Что, если перед нами не Обетованный Воитель, не будущий Тюрсон, а самый обычный гонец с посланием, причем с достоверным посланием?.. Выходит, в таком случае мы откажемся выслушать просьбу, передать которую он явился? – Выступавший театральным жестом раскинул руки. – Надеюсь на вашу мудрость.
Поднялся еще один оратор.
– Слова моего собрата, маркграфа Устья Гильфи, повергли меня в недоумение. Скажите на милость, неужто мы обязаны выслушивать самозванцев? – Он вытянул в сторону Йена руку, однако у Йена не возникло ни малейшего желания подойти и пожать ее. – А слухи о банде наемных убийц, которые якобы должны помешать ему донести послание до Стола… На самом деле никаких убийц не было и нет! Взгляните на него! Вот он стоит перед вами. Разве исключено, что некто, решив добавить весомости его миссии, стал бы распускать подобные слухи? Разве исключено, что, пока мы сидим здесь, полки Срединных Доминионов «Розовый» и «Лазурный» несутся по Внутренним Землям, отхватывая куски Вандескарда, будто кухарка острым ножом?
Свирепо взглянув на Йена, оратор сел.
Снова поднялся отец Марты.
– Слова моего собрата по Столу, герцога Залива Байт, показались мне несколько неразумными. Я давно выставил сторожевые посты и пикеты на подступах к Внутренним Землям; наверняка подобным же образом поступили и другие правители. Стоит только всадникам из Доминионов, подобно муравьям из растревоженного муравейника, устремиться на наши земли, как нам тут же сообщат об их передвижениях.
Слова маркграфа были встречены одобрительным гулом.
– И хотя ситуация в Заливе Байт, по-видимому, несколько иная, могу заверить моего собрата, что, если Внутренним Землям будет брошен вызов, войска не ударят лицом в грязь даже в мое отсутствие. – Маркграф позволил себе крохотную паузу, после чего заговорил вновь: – Нам за этим Столом надо решить множество вопросов, не стоит пугать себя дикими фантазиями.
Поднялся еще один собрат по Столу.
– И все же не о том мы сейчас говорим. Нет-нет, мой собрат, маркграф Внутренних Земель, прав – я имею в виду, что нам стоило бы выслушать известие этого посланника, а затем убедиться в его подлинности. – Он махнул на широкий занавес у себя за спиной. – Ушам собравшихся за Столом приходилось слышать и ложь, и увертки.
Поднялся следующий оратор.
– Я согласен с моим собратом, графом Сосновых Равнин.
– И я! – раздался голос.
– Я тоже согласен!
Отец Марты снова встал и посмотрел на Йена.
– Йен Сильвер Стоун, по твоим словам, ты – посланник паромщика Харбарда, направившего тебя к Столу с обращением. – Он жестом призвал юношу говорить. – Ну так говори. – Усевшись, маркграф сложил руки на коленях.
Плечи Йена ныли от долгого стояния навытяжку с Гунгниром в руке. Он осторожно опустил копье рядом с собой на пол.
– Значит, так…
Пол, глухо загудев, завибрировал, будто громадный гонг.
Все сидевшие тут же вскочили, кое-где раздались крики. Не сразу Хорселу Тюрсону удалось восстановить порядок – будто молотом грохнул он серебряным кулаком Столу. Прежде чем начать говорить, аргентум дождался, пока Зал утихомирится.
– Незачем угрожать нам копьем по имени Гунгнир, этим ты себе поддержки за Столом не прибавишь. – Он обвел сидевших взглядом. – По-моему, здесь мы единодушны, Йен Сильвер Стоун.
– Но…
Йен собрался заверить его, что ничего подобного не замышлял, а только хотел поставить копье на пол, дать рукам отдохнуть. Но такое объяснение собравшиеся сочли бы трусливым оправданием, а оправданий здесь не терпели.
Опустившись на корточки, юноша медленно и осторожно положил Гунгнир на мраморный пол, затем, встав, посмотрел на своих спутников.
– Не смейте прикасаться к копью даже носком ботинка!
Сняв перчатки, он засунул их за пояс.
– Прошу прощения за причиненные неудобства. Это произошло случайно.
– Как в доке? – язвительно спросил Хорсел Тюрсон. – Там тоже все вышло нечаянно?
Йену не нравился Хорсел Тюрсон, однако это не означало, что слова аргентума можно пропустить мимо ушей. Как и не означало, впрочем, что у подобного вопроса нет оснований.
– Там все было как раз намеренно. Мне требовалось доказать, что я не просто какой-то парень с палкой.
Желая, чтобы его услышали все собравшиеся, юноша заговорил в полный голос:
– Я не Обетованный Воитель, но и не тот, на кого можно не обращать внимания. Я – посланник того, кто называет себя Харбардом-паромщиком. Харбард-паромщик считает, что мы на пороге войны между Вандескардом и Срединными Доминионами, войны, угрожающей миру и спокойствию. Его спокойствию. Он настоятельно рекомендует войну не развязывать.
Хорсел Тюрсон так и продолжал стоять.
– А если мы не пожелаем внять словам… паромщика?
– В таком случае он велел мне пригрозить вам Проклятием Одина, – ответил Йен и протянул руку к Хорселу Тюрсону, копируя жест Харбарда. – Он положил на стол яблоко, – продолжал юноша, – потом пробурчал что-то невнятное, велев яблоку…
В первое мгновение Йену показалось, что Хорсел Тюрсон просто решил присесть.
Но потом аргентум вскрикнул и, резко подавшись вперед, грохнулся лицом о стол, да так, что Йен не смог сдержать возгласа сочувствия.
Однако этим не кончилось. Хорсел Тюрсон, конвульсивно дергаясь, сполз на пол и продолжал корчиться там, будто подопытная лягушка под ударами тока.
Йен шагнул вперед, подумал и, переступив через лежащее на полу копье, вскочил на стол, а затем спрыгнул с другой его стороны – к бившемуся в конвульсиях Хорселу Тюрсону, над которым уже хлопотали Ториан Торсен с Торри. Арни Сельмо подоспел через секунду – решив по примеру Йена сократить путь, он пробрался сюда под столом.
Припадок не проходил, и Йен схватил аргентума за тунику, чтобы тот не бился своим уже окровавленным лицом. Арни Сельмо отшвырнул в сторону стул, чтобы не мешал, и они вдвоем прижали Хорсела Тюрсона к полу, памятуя указания дока Шерва, как обращаться с эпилептиками.
Раздалось лязганье стали. Подняв голову, Йен увидел, что между ним и десятком обнаженных мечей стоят Ториан Торсен и Торри.
Затем, двигаясь умышленно медленно, Ториан Торсен опустил клинок.
– Ни к чему бросаться в драку, – произнес он.
– Не дурите! – громыхнул Ивар дель Хивал. – Они лишь хотят помочь несчастному.
– Оставьте их! – раздался крик Мэгги. – Ничего плохого ему не сделают!
Как, впрочем, и ничего особенно хорошего. Собственно, человеку, бьющемуся в конвульсиях, ничем помочь и нельзя, можно только уберечь его от травм.
Тем временем судороги заметно ослабли и вскоре прекратились. Хорсел Тюрсон обмяк на полу. Арни вытер ему лицо синей банданой, и ткань потемнела от крови из разбитого носа.
– Все в порядке, – бормотал старик, поворачивая голову аргентума. – Незачем тебе блевотину глотать, ты теперь отдыхай, – убеждал он впавшего в беспамятство Тюрсона, однако говорил громко, чтобы слышали все. – Скоро будешь как огурчик. – Арни поднял взор на Йена. – Припадок. Из-за Проклятия Одина.
Да, теперь многое становилось ясным. Пожалуй, неудивительно, что Осии сразу стало легче, стоило ему только оказаться на Харбардовой Переправе.
Старый мошенник Один действовал в полном соответствии со своей репутацией, пытаясь удержать Мэгги и Торсенов. Вполне возможно, что Проклятие Одина и послужило отправной точкой, началом хитроумного плана – заманить в Тир-На-Ног Осию в сопровождении какого-нибудь молокососа, который бы и донес его копье – и его Проклятие – прямиком к Столу. А если при этом ничтожный человечишка, назойливый простофиля Йен Сильверстейн отправится к праотцам, покой божества вряд ли будет нарушен.
Приложив два пальца к шее Хорсела Тюрсона, Арни поднял свободную руку вверх, требуя тишины.
– Ничего, оклемается. У меня есть кое-какие лекарства против эпилепсии, но, по-моему, лучше их не давать.
– Да, – кивнул Йен. Еще неизвестно, как будут действовать лекарства здесь, в Тир-На-Ног. К тому же Йена тревожило и другое обстоятельство – а не испортил ли их Харбард.
Он взглянул на Торри и Ториана. Если бы их здесь не оказалось, Йен и Арни сейчас лежали бы на полу, пронзенные десятком мечей.
А Торсены не отправились бы на поиски Йена, если бы не Мэгги.
Тут юноша заметил, что Мэгги ему улыбается. Поднеся пальцы ко лбу, он с ответной улыбкой отдал ей честь.
Молодец, отличная работа.
Глава 21
Пасть волка
Прибывшие гвардейцы Престола унесли погруженного в глубокий сон Хорсела Тюрсона на импровизированных носилках, наскоро изготовленных из одеял. За Столом вновь воцарилось подобие порядка, хотя атмосфера стала еще менее дружелюбной.
Поднялся герцог Залива Байт, и гул разговоров стих.
– Осмелюсь предположить, что вы не хотели причинить вред Хорселу Тюрсону?
Йен отрицательно покачал головой:
– Лично я вообще не причинял ему вреда. Это все Проклятие Одина, не мое же, в конце концов. – Юноша развел руками. – Я не наделен подобными силами. Я… я просто человек.
– Но ты принес копье бога и не пострадал. И ты… наложил Проклятие Одина на Хорсела Тюрсона.
Йен снова покачал головой.
– Даже если это я… – Он беспомощно развел руками. – Я понятия не имею как.
Мысли лихорадочно путались. Ясно, что Один способен воздействовать на огромном расстоянии. Может, все дело в кольце? Нет, не похоже, кольцо лишь пульсировало периодически на пальце, и все. Если сейчас снова протянуть руку…
Да нет, вот уж не время ставить эксперименты.
– Я не собирался причинять ему вреда, – повторил Йен. – Просто не понимаю…
– Ясно. Ты должен явить свою истинную натуру, – не терпящим возражений тоном произнес герцог Залива Байт. – Иначе можно бесконечно долго спорить о проклятиях и заклинаниях. – Он обвел глазами сидевших за Столом. – Я не склонен вступать в войну с Доминионами, по крайней мере сейчас и… – Он осекся. – Не в данных обстоятельствах, короче говоря. Однако должен признаться моим собратьям, что меня терзают сомнения. Положить руку в Пасть Волку испокон веков считалось привилегией. – Он поднял вверх свою железную руку. – Мы все прошли Испытание Болью, но прошли его ради того, чтобы продемонстрировать достоинство… а не ради того, чтобы доказать свою правдивость.
Сказав это, он направился к занавесу позади Стола и беззвучно отдернул его.
На вытесанном из камня столе высотой примерно по грудь возвышалось каменное изваяние в форме головы зверя.
Йен даже не сразу понял, что это волк; голова была такая большая, зубастая и свирепая, что походила на карикатуру.
На стойке позади изваяния стояло с десяток копий, только каждое из них венчал не острый наконечник, а деревянный диск размером с тарелку.
– Все мы, как и наш Отец Тюр, стойко выдержали поединок с Волком, все мы клали руку в его пасть, преодолевая Боль.
– И так вы потеряли свои руки? – вдруг заговорил Торри.
– Нет, – возразил герцог. – Так мы пожертвовали свои руки, явив всем достоинство и честь. – Он взял со стойки копье. – Каждый, кто поддерживает кандидата, имеет право оттолкнуть его, когда он ухватит Боль; каждый, кто не поддерживает кандидата, имеет право помешать этим попыткам. – Герцог поставил копье на место. – Обетованный Воитель, конечно же, не почувствует боли, его рука не обуглится и не сгорит, иначе как бы он справился с Гунгниром!
Йен однажды прикоснулся к Гунгниру без перчатки Фрейи – случайно, во сне. Место, где еще недавно красовался волдырь от ожога, отчаянно чесалось.
– Вы просите меня сунуть руку в пасть скульптуре и ухватить Боль, – а сами тем временем с любопытством будете наблюдать, не погибну ли я?
Герцог невозмутимо кивнул.
– Да, – столь же невозмутимо прозвучал его ответ. – Именно это мы и велим тебе сделать.
Йен судорожно глотнул, однако металлический привкус страха во рту не исчез. Значит, они ждут, когда пламя сожрет его руку – по меньшей мере? А вдруг кто-нибудь из них решит, что без Йена будет только лучше?
– А если он откажется? – выступила вперед Мэгги. – Если скажет: «Вы получили известие, которое мне поручено вам передать, теперь дело за вами – а я отправляюсь домой»? Если мы сейчас просто повернемся и уйдем?
Встал маркграф Внутренних Земель.
– Вы по собственной воле решили предстать перед Столом. Неужели вы полагаете, что мы отпустим вас отсюда, не вынеся суждения? Вы думаете, здесь просто кучка немощных слабоумных стариков, над которыми можно поиздеваться, а потом уйти?.. Так предстаньте перед Столом и ждите нашего решения!
У Торри пересохло во рту. Время уходило.
– Постойте! – Юноша вышел вперед. – Судите меня. Я готов ответить за него.
Арни вдруг вспомнилась одна улыбка.
Он уж забыл, на каком перекрестке лежала эта деревенька – где-то между Нам-По и Син-Чже-Донгом. Их часть оказалась отрезанной от остатков Седьмого. Старик – капитану было лет двадцать пять-двадцать шесть, но выглядел он от силы на восемнадцать, и его прозвали Стариком… так вот Старик получал все приказы и распоряжения по радио. И вот однажды ему приказали начать стратегический отход, в переводе на человеческий язык – драпать вдоль дороги и надеяться встретить подкрепление.
Старик оставил двоих с пулеметом и велел отходить в самый последний момент – если, конечно, будет кому. Они могли задержать передовые части наступающей дивизии буквально на несколько минут, но каждая минута ценилась на вес золота.
Помощником у пулеметчика был прыщавый малый откуда-то из Джорджии; белый как мел, он только кивнул. А пулеметчиком был горлопан Петрочелли из Нью-Йорка, но тут и Петрочелли язык прикусил. Улыбнулся слабо и сказал: «Есть, капитан».
Арни до сих пор не мог забыть эту улыбку, улыбку человека, который жизнью готов заплатить за несколько минут для своих собратьев по оружию.
Но, черт побери, сейчас-то все иначе. Петрочелли был мальчишкой, ну, может, года двадцать три ему успело стукнуть. Он терял добрых полвека жизни.
А что терял Арни?
Да ничего.
Смерть его не страшила. Он, в сущности, уже и умер почти; по крайней мере большая часть жизни ушла, когда у него на руках скончалась Эфи. Тогда он не ушел вместе с ней только потому, что дал ей слово, а Арни не привык обманывать свою Эфи, тем более у смертного одра, да и раньше тоже.
Кроме того, он уже вкусил свою порцию счастья. Досыта. Не могло же оно, счастье это, длиться до бесконечности. Если тебе повезло прожить с хорошей женщиной десять, потом двадцать, потом тридцать лет, в какой-то момент ты вдруг сознаешь, что старое клише о «лучшей половине» вовсе и не клише, а чистая правда.
Поднялся герцог Залива Байт, и гул разговоров стих.
– Осмелюсь предположить, что вы не хотели причинить вред Хорселу Тюрсону?
Йен отрицательно покачал головой:
– Лично я вообще не причинял ему вреда. Это все Проклятие Одина, не мое же, в конце концов. – Юноша развел руками. – Я не наделен подобными силами. Я… я просто человек.
– Но ты принес копье бога и не пострадал. И ты… наложил Проклятие Одина на Хорсела Тюрсона.
Йен снова покачал головой.
– Даже если это я… – Он беспомощно развел руками. – Я понятия не имею как.
Мысли лихорадочно путались. Ясно, что Один способен воздействовать на огромном расстоянии. Может, все дело в кольце? Нет, не похоже, кольцо лишь пульсировало периодически на пальце, и все. Если сейчас снова протянуть руку…
Да нет, вот уж не время ставить эксперименты.
– Я не собирался причинять ему вреда, – повторил Йен. – Просто не понимаю…
– Ясно. Ты должен явить свою истинную натуру, – не терпящим возражений тоном произнес герцог Залива Байт. – Иначе можно бесконечно долго спорить о проклятиях и заклинаниях. – Он обвел глазами сидевших за Столом. – Я не склонен вступать в войну с Доминионами, по крайней мере сейчас и… – Он осекся. – Не в данных обстоятельствах, короче говоря. Однако должен признаться моим собратьям, что меня терзают сомнения. Положить руку в Пасть Волку испокон веков считалось привилегией. – Он поднял вверх свою железную руку. – Мы все прошли Испытание Болью, но прошли его ради того, чтобы продемонстрировать достоинство… а не ради того, чтобы доказать свою правдивость.
Сказав это, он направился к занавесу позади Стола и беззвучно отдернул его.
На вытесанном из камня столе высотой примерно по грудь возвышалось каменное изваяние в форме головы зверя.
Йен даже не сразу понял, что это волк; голова была такая большая, зубастая и свирепая, что походила на карикатуру.
На стойке позади изваяния стояло с десяток копий, только каждое из них венчал не острый наконечник, а деревянный диск размером с тарелку.
– Все мы, как и наш Отец Тюр, стойко выдержали поединок с Волком, все мы клали руку в его пасть, преодолевая Боль.
– И так вы потеряли свои руки? – вдруг заговорил Торри.
– Нет, – возразил герцог. – Так мы пожертвовали свои руки, явив всем достоинство и честь. – Он взял со стойки копье. – Каждый, кто поддерживает кандидата, имеет право оттолкнуть его, когда он ухватит Боль; каждый, кто не поддерживает кандидата, имеет право помешать этим попыткам. – Герцог поставил копье на место. – Обетованный Воитель, конечно же, не почувствует боли, его рука не обуглится и не сгорит, иначе как бы он справился с Гунгниром!
Йен однажды прикоснулся к Гунгниру без перчатки Фрейи – случайно, во сне. Место, где еще недавно красовался волдырь от ожога, отчаянно чесалось.
– Вы просите меня сунуть руку в пасть скульптуре и ухватить Боль, – а сами тем временем с любопытством будете наблюдать, не погибну ли я?
Герцог невозмутимо кивнул.
– Да, – столь же невозмутимо прозвучал его ответ. – Именно это мы и велим тебе сделать.
Йен судорожно глотнул, однако металлический привкус страха во рту не исчез. Значит, они ждут, когда пламя сожрет его руку – по меньшей мере? А вдруг кто-нибудь из них решит, что без Йена будет только лучше?
– А если он откажется? – выступила вперед Мэгги. – Если скажет: «Вы получили известие, которое мне поручено вам передать, теперь дело за вами – а я отправляюсь домой»? Если мы сейчас просто повернемся и уйдем?
Встал маркграф Внутренних Земель.
– Вы по собственной воле решили предстать перед Столом. Неужели вы полагаете, что мы отпустим вас отсюда, не вынеся суждения? Вы думаете, здесь просто кучка немощных слабоумных стариков, над которыми можно поиздеваться, а потом уйти?.. Так предстаньте перед Столом и ждите нашего решения!
У Торри пересохло во рту. Время уходило.
– Постойте! – Юноша вышел вперед. – Судите меня. Я готов ответить за него.
Арни вдруг вспомнилась одна улыбка.
Он уж забыл, на каком перекрестке лежала эта деревенька – где-то между Нам-По и Син-Чже-Донгом. Их часть оказалась отрезанной от остатков Седьмого. Старик – капитану было лет двадцать пять-двадцать шесть, но выглядел он от силы на восемнадцать, и его прозвали Стариком… так вот Старик получал все приказы и распоряжения по радио. И вот однажды ему приказали начать стратегический отход, в переводе на человеческий язык – драпать вдоль дороги и надеяться встретить подкрепление.
Старик оставил двоих с пулеметом и велел отходить в самый последний момент – если, конечно, будет кому. Они могли задержать передовые части наступающей дивизии буквально на несколько минут, но каждая минута ценилась на вес золота.
Помощником у пулеметчика был прыщавый малый откуда-то из Джорджии; белый как мел, он только кивнул. А пулеметчиком был горлопан Петрочелли из Нью-Йорка, но тут и Петрочелли язык прикусил. Улыбнулся слабо и сказал: «Есть, капитан».
Арни до сих пор не мог забыть эту улыбку, улыбку человека, который жизнью готов заплатить за несколько минут для своих собратьев по оружию.
Но, черт побери, сейчас-то все иначе. Петрочелли был мальчишкой, ну, может, года двадцать три ему успело стукнуть. Он терял добрых полвека жизни.
А что терял Арни?
Да ничего.
Смерть его не страшила. Он, в сущности, уже и умер почти; по крайней мере большая часть жизни ушла, когда у него на руках скончалась Эфи. Тогда он не ушел вместе с ней только потому, что дал ей слово, а Арни не привык обманывать свою Эфи, тем более у смертного одра, да и раньше тоже.
Кроме того, он уже вкусил свою порцию счастья. Досыта. Не могло же оно, счастье это, длиться до бесконечности. Если тебе повезло прожить с хорошей женщиной десять, потом двадцать, потом тридцать лет, в какой-то момент ты вдруг сознаешь, что старое клише о «лучшей половине» вовсе и не клише, а чистая правда.