Страница:
– Я не вернусь, – ответил тогда начинающий преступник. – Я угоню столько лодок, сколько понадобится. Я стану фермером, рудокопом, ассенизатором, кем угодно. Но Морт будет самым крутым пилотом в мире.
– А кто такой Морт? – спросил Маркус.
– Не твое дело, – сказал Марат.
Он имплантировал себе модифицированные легкие – без них нечего было делать на планетах с тяжелыми атмосферами, типа той же Гипербореи; купил новое лицо и еще три биопаспорта. Следующие два года провел в непрерывных перелетах с одной планеты на другую. Копил деньги. Ждал, когда придет идея. Если не знаешь, что делать, – жди. Само придумается.
Потом появилась Юла; она изменила многое, если не всё: наверное, такая ситуация и называется любовью; потом Юла ушла, а вместе с любовью ушла и удача. Ничего особенного, простая история. Любимый человек уходит от тебя, и вот ты уже пойман и сидишь в песчаной яме. А чуть позже участвуешь в угоне федерального судна.
Пока носился с планеты на планету, запутывая следы, обзаводясь связями, пожимая руки каким-то хихикающим хакерам, выкладывая чемоданы с наличными на столы тихих банкиров, похожих на клерков из похоронных бюро, пока осваивал навыки жизни среди богатых, пока учился обманывать, подбирать костюмы к обуви, вычислять слежку – несколько раз ловил отраженные слухи, обрывки кем-то сказанных фраз. Посмеивался. Пилотское сообщество было всерьез озадачено исчезновением одного из самых талантливых воспитанников академии. Главная версия гласила: младший брат позавидовал старшему и сбежал, не выдержав обиды, нанесенной судьбой. Великий пилот, первый и лучший, должен быть один. Как герои прошлого. Валерий Чкалов был один. Хотя совершил свои главные подвиги вместе с Беляковым и Байдуковым. Армстронг был один, хотя его первые шаги по Луне страховали Олдрин и Коллинз. И Говард Хьюз был один. И Гагарин.
Истории нужны первые – вторые и третьи постепенно забываются.
Беглец только усмехался. Он никогда не завидовал брату и ни одной секунды в своей жизни не мечтал стать величайшим покорителем пространства. Слава, лавры, место в истории, статус культовой персоны – всё это не интересовало Марата.
А Морта интересовало.
Старший брат был великолепен. Гениален. И, как все гении, самолюбив, азартен, вспыльчив, раним. Старший брат знал, что он первый и лучший, но мучился страхом потери статуса. Что делает тогда младший брат, спокойный, умный, но при этом лишенный амбиций? Он уходит в тень. Исчезает.
Вакуум вокруг суперзвезды обязателен. Если его нет, его следует создать. Никого рядом. Ни одного претендента на трон. Ни одного мастера, хоть в чем-то способного сравниться с блестящим Мортом. Пусть будут тысячи ремесленников, славных парней, просто хороших надежных профессионалов – а сияющий Морт, непревзойденный бог навигации, вечно будет парить над всеми.
Младший брат слишком хорошо знал старшего. И слишком любил его.
Его все любили.
Мама очень любила Марата, но Морта – красивого, тонкого, обаятельного – любила больше. Папа очень любил Марата, но с Морта – уникального чудо-ребенка – сдувал пылинки. Учителя, лекторы, наставники и капелланы очень любили Марата – но его братишку считали Иисусом Христом пилотажа.
Если старший брат одержим великими страстями и желает быть богом – младший освобождает площадку для строительства храма.
Накануне побега Марат пришел к брату в комнату, хотел поговорить, попрощаться – не прямо, но хотя бы взглядом, жестом. Впрочем, можно было и словами. Морт никогда не выдал бы, не донес, наоборот, денег бы сунул и совет дал. Они не были близкими друзьями, иногда месяцами не разговаривали, жили в разных комнатах, но в решающие моменты, разумеется, стояли друг за друга до конца. Марат обдумывал побег почти полгода, взвесил и просчитал последствия так, как умеют просчитывать только пилоты, до пятого знака после запятой, и хорошо сознавал, что первое время – три или четыре года – беглецу придется жить преступным ремеслом, угоном лодок, ничего другого в жизни он не умеет; дороги братьев могли разойтись надолго, если не навсегда.
Пришел, осмотрелся. Морт – как звезда и крутой парень – держал у себя салон. Двери его апартаментов были открыты круглосуточно для всех желающих. Диваны, кресла, напитки, журналы, непременные девчонки, всё время разные и все, как одна, одуревшие от счастья: не каждую позовут в узкий круг приближенных. Морт – скромный, тихий, лишь чуть-чуть, почти незаметно для постороннего глаза, светящийся величием – обычно полулежал где-нибудь в углу, закрыв глаза, демонстративно безучастный, погруженный в себя, расслабленный. Беспокоить гения было запрещено, нарушителей выгоняли взашей, и когда Марат потряс брата за плечо, тот, не поднимая век, тихо выругался на неизвестном Марату наречии.
Войдя, Марат не увидел знакомых лиц, но никто не сделал гостю замечания, не предупредил, что хозяина комнаты нельзя беспокоить. Братья были очень похожи, и все присутствовавшие, углядев сходство, почтительно притихли, догадавшись, что будет частный, родственный разговор; кто-то деликатно приглушил музыку, кто-то даже потянулся к выходу – однако шикарный Морт, Христос пилотажа, так и не вышел из нирваны. Сделал слабый жест, означавший – «кто бы ты ни был, вали к черту». И Марат, улыбнувшись и посмотрев в лицо сына своей матери, сделал шаг назад.
Отличий, конечно, было больше, чем сходства. Марат считал, что вся мужская сила досталась старшему брату, младший унаследовал от родителей жалкие остатки. Подбородок старшего был крепче, челюсть шире, нос прямее, губы сжимались плотнее, кулаки били больнее. В свое время младшему от старшего досталось известное количество затрещин, оплеух и прочих доказательств первородства. Позже случались и более серьезные разногласия: старший несколько раз уводил у младшего подруг.
С подругами в Пилотской академии было свободно, общение с противоположным полом поощрялось педагогами: чтобы управлять кораблем, нужно любить его, а как пилот научится любить? Чтобы мальчик научился любить, нужна девочка. В корпуса, где жили курсанты старше пятнадцати лет, девочки проходили свободно. Иные специально прилетали издалека. Сами курсанты не имели права покидать территорию, процесс их взросления и созревания жестко контролировался, даже свидания с родителями разрешались не чаще двух раз в год; с раннего детства изолированные от мира, будущие пилоты воспитывались в строгости, подъем в пять, отбой в девять, изматывающие тренировки, изощренные восстановительные процедуры, но каждый пятнадцатилетний отрок имел право на любое количество женского внимания. Отбоя от соискательниц не было, уединиться с пилотом мечтала любая, и на Агасфере, в горах западного материка, где на огромной территории были выстроены корпуса академии и учебная взетно-посадочная площадка, имелся даже специальный отель, в котором жили только девочки, прилетевшие познакомиться с лучшими в мире мальчиками.
Сейчас в комнате их было пять или шесть, все – невероятной красоты, пахнущие всевозможными фантастической сладости запахами, но Марат, посмотрев в несколько бледное, вдохновенное лицо брата, вышел, ни на кого не глядя, чтобы не потерять концентрации, – и тут же усилием воли отложил картинку в память, и дважды сохранил файл, и похвалил себя.
Всё сделано правильно. Именно таким и следует его запомнить. Теперь, куда бы ни занесла пилота-беглеца нелегкая, он в любой момент увидит высокий, чистый лоб, щетину на скулах и молочно-белые веки, прикрывшие глазные яблоки. Ушедший в себя, абсолютно самодостаточный, не нуждающийся ни в дружбе, ни в любви – зачем ему, если он сам и есть любовь?
Только пилот знает: открытый космос, ледяная черная пустота есть наилучшее место для любви. Бесконечное, немыслимо враждебное пространство зауважает тебя только тогда, когда ты предъявишь то, чего у него нет.
В пространстве есть всё. Ледяные горы чудовищного размера. Колоссальные костры, полыхающие немыслимым адским пламенем, взрывающиеся просто так, от избытка собственной массы. Вмерзшие в комки газов споры жизни, несущиеся в никуда на протяжении миллиардов лет, без всяких шансов хоть когда-нибудь удариться обо что-то, согреться, растаять и начать размножение. Планетные системы, где камни всевозможных форм и размеров крутятся друг вокруг друга в идеальном порядке. И когда остаешься один на один с этим великолепием, маленький, слабый, несовершенный, живой, – тебе нечего противопоставить этому льду и этому огню, кроме любви, и если она у тебя есть, лед и огонь отступают. Лед умеет только безмолвствовать, огонь – бушевать, а ты, вооруженный любовью, умеешь всё.
После ареста с Марата сняли стандартную мнемограмму, считали память. Делом угонщика занималась Гражданская транспортная прокуратура, не самая всесильная контора, и специалисты смогли вскрыть только три уровня защиты из пяти. На охране собственного мозга Марат не экономил, переустанавливал каждые три месяца, специально летал на Патрию, и следователи, несколько раз проделав полное вскрытие, так и не смогли установить ни номеров банковских счетов Марата, ни адресов его скупщиков.
Впрочем, ребята и не стремились: чтобы доказать вину, им хватило информации, хранившейся в верхних слоях памяти.
Портреты жриц любви ню (три тысячи за ночь). Счета из лучших отелей, где самих следователей никогда не пустят дальше порога. Обширная переписка с Юлой (весьма откровенная, с трехмерными видеофайлами). Письма матери и отцу, отправленные с фальшивых адресов, зарегистрированных в фальшивых колониях на несуществующих спутниках несуществующих планет. Координаты мелких лавочек, где по сходной цене любому желающему, не спросив имени, сделают апгрейд вестибулярного аппарата или предстательной железы, или продадут одноразового клона, который может убить вашего врага или удовлетворить вашу женщину, или и то и другое вместе, пока вы сами будете пить кофе в баре за углом.
Еще – внушительная библиотека. Полное собрание пилотских лоций. Полное собрание технической документации на все биомеханические средства передвижения в открытом космосе – от первого до пятого поколения. И огромный, занимающий странно много места портрет молодого человека с закрытыми глазами, не спящего, но медитирующего, ушедшего в себя столь глубоко, что всякий, увидевший портрет, понимал: если молодой человек откроет глаза, он все равно будет смотреть только в одном направлении. В себя.
Позже следователь сказал, что Морта допросили как свидетеля, и старший брат – к тому времени уже действующий пилот – предложил компенсировать пострадавшим весь ущерб и уплатить любой штраф, лишь бы вытащить Марата из беды.
Но закон есть закон, и следователь ответил, как отвечали его коллеги на протяжении многих сотен лет.
Вор должен сидеть в тюрьме.
7
– А кто такой Морт? – спросил Маркус.
– Не твое дело, – сказал Марат.
Он имплантировал себе модифицированные легкие – без них нечего было делать на планетах с тяжелыми атмосферами, типа той же Гипербореи; купил новое лицо и еще три биопаспорта. Следующие два года провел в непрерывных перелетах с одной планеты на другую. Копил деньги. Ждал, когда придет идея. Если не знаешь, что делать, – жди. Само придумается.
Потом появилась Юла; она изменила многое, если не всё: наверное, такая ситуация и называется любовью; потом Юла ушла, а вместе с любовью ушла и удача. Ничего особенного, простая история. Любимый человек уходит от тебя, и вот ты уже пойман и сидишь в песчаной яме. А чуть позже участвуешь в угоне федерального судна.
Пока носился с планеты на планету, запутывая следы, обзаводясь связями, пожимая руки каким-то хихикающим хакерам, выкладывая чемоданы с наличными на столы тихих банкиров, похожих на клерков из похоронных бюро, пока осваивал навыки жизни среди богатых, пока учился обманывать, подбирать костюмы к обуви, вычислять слежку – несколько раз ловил отраженные слухи, обрывки кем-то сказанных фраз. Посмеивался. Пилотское сообщество было всерьез озадачено исчезновением одного из самых талантливых воспитанников академии. Главная версия гласила: младший брат позавидовал старшему и сбежал, не выдержав обиды, нанесенной судьбой. Великий пилот, первый и лучший, должен быть один. Как герои прошлого. Валерий Чкалов был один. Хотя совершил свои главные подвиги вместе с Беляковым и Байдуковым. Армстронг был один, хотя его первые шаги по Луне страховали Олдрин и Коллинз. И Говард Хьюз был один. И Гагарин.
Истории нужны первые – вторые и третьи постепенно забываются.
Беглец только усмехался. Он никогда не завидовал брату и ни одной секунды в своей жизни не мечтал стать величайшим покорителем пространства. Слава, лавры, место в истории, статус культовой персоны – всё это не интересовало Марата.
А Морта интересовало.
Старший брат был великолепен. Гениален. И, как все гении, самолюбив, азартен, вспыльчив, раним. Старший брат знал, что он первый и лучший, но мучился страхом потери статуса. Что делает тогда младший брат, спокойный, умный, но при этом лишенный амбиций? Он уходит в тень. Исчезает.
Вакуум вокруг суперзвезды обязателен. Если его нет, его следует создать. Никого рядом. Ни одного претендента на трон. Ни одного мастера, хоть в чем-то способного сравниться с блестящим Мортом. Пусть будут тысячи ремесленников, славных парней, просто хороших надежных профессионалов – а сияющий Морт, непревзойденный бог навигации, вечно будет парить над всеми.
Младший брат слишком хорошо знал старшего. И слишком любил его.
Его все любили.
Мама очень любила Марата, но Морта – красивого, тонкого, обаятельного – любила больше. Папа очень любил Марата, но с Морта – уникального чудо-ребенка – сдувал пылинки. Учителя, лекторы, наставники и капелланы очень любили Марата – но его братишку считали Иисусом Христом пилотажа.
Если старший брат одержим великими страстями и желает быть богом – младший освобождает площадку для строительства храма.
Накануне побега Марат пришел к брату в комнату, хотел поговорить, попрощаться – не прямо, но хотя бы взглядом, жестом. Впрочем, можно было и словами. Морт никогда не выдал бы, не донес, наоборот, денег бы сунул и совет дал. Они не были близкими друзьями, иногда месяцами не разговаривали, жили в разных комнатах, но в решающие моменты, разумеется, стояли друг за друга до конца. Марат обдумывал побег почти полгода, взвесил и просчитал последствия так, как умеют просчитывать только пилоты, до пятого знака после запятой, и хорошо сознавал, что первое время – три или четыре года – беглецу придется жить преступным ремеслом, угоном лодок, ничего другого в жизни он не умеет; дороги братьев могли разойтись надолго, если не навсегда.
Пришел, осмотрелся. Морт – как звезда и крутой парень – держал у себя салон. Двери его апартаментов были открыты круглосуточно для всех желающих. Диваны, кресла, напитки, журналы, непременные девчонки, всё время разные и все, как одна, одуревшие от счастья: не каждую позовут в узкий круг приближенных. Морт – скромный, тихий, лишь чуть-чуть, почти незаметно для постороннего глаза, светящийся величием – обычно полулежал где-нибудь в углу, закрыв глаза, демонстративно безучастный, погруженный в себя, расслабленный. Беспокоить гения было запрещено, нарушителей выгоняли взашей, и когда Марат потряс брата за плечо, тот, не поднимая век, тихо выругался на неизвестном Марату наречии.
Войдя, Марат не увидел знакомых лиц, но никто не сделал гостю замечания, не предупредил, что хозяина комнаты нельзя беспокоить. Братья были очень похожи, и все присутствовавшие, углядев сходство, почтительно притихли, догадавшись, что будет частный, родственный разговор; кто-то деликатно приглушил музыку, кто-то даже потянулся к выходу – однако шикарный Морт, Христос пилотажа, так и не вышел из нирваны. Сделал слабый жест, означавший – «кто бы ты ни был, вали к черту». И Марат, улыбнувшись и посмотрев в лицо сына своей матери, сделал шаг назад.
Отличий, конечно, было больше, чем сходства. Марат считал, что вся мужская сила досталась старшему брату, младший унаследовал от родителей жалкие остатки. Подбородок старшего был крепче, челюсть шире, нос прямее, губы сжимались плотнее, кулаки били больнее. В свое время младшему от старшего досталось известное количество затрещин, оплеух и прочих доказательств первородства. Позже случались и более серьезные разногласия: старший несколько раз уводил у младшего подруг.
С подругами в Пилотской академии было свободно, общение с противоположным полом поощрялось педагогами: чтобы управлять кораблем, нужно любить его, а как пилот научится любить? Чтобы мальчик научился любить, нужна девочка. В корпуса, где жили курсанты старше пятнадцати лет, девочки проходили свободно. Иные специально прилетали издалека. Сами курсанты не имели права покидать территорию, процесс их взросления и созревания жестко контролировался, даже свидания с родителями разрешались не чаще двух раз в год; с раннего детства изолированные от мира, будущие пилоты воспитывались в строгости, подъем в пять, отбой в девять, изматывающие тренировки, изощренные восстановительные процедуры, но каждый пятнадцатилетний отрок имел право на любое количество женского внимания. Отбоя от соискательниц не было, уединиться с пилотом мечтала любая, и на Агасфере, в горах западного материка, где на огромной территории были выстроены корпуса академии и учебная взетно-посадочная площадка, имелся даже специальный отель, в котором жили только девочки, прилетевшие познакомиться с лучшими в мире мальчиками.
Сейчас в комнате их было пять или шесть, все – невероятной красоты, пахнущие всевозможными фантастической сладости запахами, но Марат, посмотрев в несколько бледное, вдохновенное лицо брата, вышел, ни на кого не глядя, чтобы не потерять концентрации, – и тут же усилием воли отложил картинку в память, и дважды сохранил файл, и похвалил себя.
Всё сделано правильно. Именно таким и следует его запомнить. Теперь, куда бы ни занесла пилота-беглеца нелегкая, он в любой момент увидит высокий, чистый лоб, щетину на скулах и молочно-белые веки, прикрывшие глазные яблоки. Ушедший в себя, абсолютно самодостаточный, не нуждающийся ни в дружбе, ни в любви – зачем ему, если он сам и есть любовь?
Только пилот знает: открытый космос, ледяная черная пустота есть наилучшее место для любви. Бесконечное, немыслимо враждебное пространство зауважает тебя только тогда, когда ты предъявишь то, чего у него нет.
В пространстве есть всё. Ледяные горы чудовищного размера. Колоссальные костры, полыхающие немыслимым адским пламенем, взрывающиеся просто так, от избытка собственной массы. Вмерзшие в комки газов споры жизни, несущиеся в никуда на протяжении миллиардов лет, без всяких шансов хоть когда-нибудь удариться обо что-то, согреться, растаять и начать размножение. Планетные системы, где камни всевозможных форм и размеров крутятся друг вокруг друга в идеальном порядке. И когда остаешься один на один с этим великолепием, маленький, слабый, несовершенный, живой, – тебе нечего противопоставить этому льду и этому огню, кроме любви, и если она у тебя есть, лед и огонь отступают. Лед умеет только безмолвствовать, огонь – бушевать, а ты, вооруженный любовью, умеешь всё.
После ареста с Марата сняли стандартную мнемограмму, считали память. Делом угонщика занималась Гражданская транспортная прокуратура, не самая всесильная контора, и специалисты смогли вскрыть только три уровня защиты из пяти. На охране собственного мозга Марат не экономил, переустанавливал каждые три месяца, специально летал на Патрию, и следователи, несколько раз проделав полное вскрытие, так и не смогли установить ни номеров банковских счетов Марата, ни адресов его скупщиков.
Впрочем, ребята и не стремились: чтобы доказать вину, им хватило информации, хранившейся в верхних слоях памяти.
Портреты жриц любви ню (три тысячи за ночь). Счета из лучших отелей, где самих следователей никогда не пустят дальше порога. Обширная переписка с Юлой (весьма откровенная, с трехмерными видеофайлами). Письма матери и отцу, отправленные с фальшивых адресов, зарегистрированных в фальшивых колониях на несуществующих спутниках несуществующих планет. Координаты мелких лавочек, где по сходной цене любому желающему, не спросив имени, сделают апгрейд вестибулярного аппарата или предстательной железы, или продадут одноразового клона, который может убить вашего врага или удовлетворить вашу женщину, или и то и другое вместе, пока вы сами будете пить кофе в баре за углом.
Еще – внушительная библиотека. Полное собрание пилотских лоций. Полное собрание технической документации на все биомеханические средства передвижения в открытом космосе – от первого до пятого поколения. И огромный, занимающий странно много места портрет молодого человека с закрытыми глазами, не спящего, но медитирующего, ушедшего в себя столь глубоко, что всякий, увидевший портрет, понимал: если молодой человек откроет глаза, он все равно будет смотреть только в одном направлении. В себя.
Позже следователь сказал, что Морта допросили как свидетеля, и старший брат – к тому времени уже действующий пилот – предложил компенсировать пострадавшим весь ущерб и уплатить любой штраф, лишь бы вытащить Марата из беды.
Но закон есть закон, и следователь ответил, как отвечали его коллеги на протяжении многих сотен лет.
Вор должен сидеть в тюрьме.
7
– Сонар еле дышит. Но работает. Я проверил три раза. Под нами болото. По колено – жидкая грязь, дальше – глиняная линза в три метра, под ней – семьдесят метров водонасыщенного песка. Глина не выдерживает. По грубым подсчетам, у нас примерно семьдесят часов. Потом глинистая подушка полностью разъедется, и капсула уйдет в плывун…
Марат оторвал взгляд от монитора и обнаружил, что Жилец не слушает: впал в забытье. Лицо его отекло, сделалось старым и серым; тяжелые морщинистые веки трепетали, и видно было, как ходят под ними вправо и влево глазные яблоки. Утроба вкачивает обезболивающее, понял Марат, и ему стало жаль изуродованного пассажира, но надо было что-то решать; пришлось ударить несчастного по щеке. Жилец издал длинный горловой скрип, разлепил губы и простонал:
– Придурок… Не трогай… меня. Я… всё слышал.
– Надо решить, что делать.
Легендарный вор открыл глаза.
– Дурак… – выдавил он. – Не решай. Меня… спроси. Тут… есть… местные. Дикари. Каменный век… Грязные, вонючие… Тупые. Живут стадами. Найди ближайшее стадо. Пригони сюда. Они… нас вытащат. Понял, идиот?
– Это ты идиот, – ответил Марат. – Я не хочу в список «альфа».
– Тогда… сдохнем… оба. Иди делай… Если что, свалишь на меня.
Жилец опять захрипел, зрачки закатились. Марат наклонился.
– Слышишь меня? – позвал он.
Ответа не последовало.
– Жилец! Ты слышишь меня?
– Да…
– Скажи… – Марат помедлил и решился. – Это правда, что ты нашел Кабель?
Он подождал, но великий преступник, видимо, был уже далеко. Там, куда унесли его непрерывные подкожные инъекции турбометадона.
Марат влез в десантный комбинезон, проверил укладку и батареи, сунул в карман пистолет. Посмотрел на мертвеца, лежащего у стены лицом вниз. Подумал: придется хоронить его, как простого смертного, по древнему обряду, в яме. Впрочем, космиты не уважают погребальные церемонии и вообще любые другие сложные ритуалы. Если нет возможности предать тело Пустоте, можно и закопать. Это не грех. Пилоты гибнут по-разному. Сгорают, взрываются, распадаются на элементарные частицы. Часто не возвращаются из гипера, и тогда от их тел и душ остается меньше, чем ничего; был человек – и нет, вышел за пределы вещного мира; кто хоть раз свернул простой лист Мебиуса, тот поймет.
Я сам его похороню, решил Марат. Спасу живого пассажира – потом займусь мертвым собратом. Дух погибшего не будет оскорблен.
Мысленно призвал на помощь Кровь Космоса, тяжело вздохнул, пробил рукой перепонку выходного шлюза.
Снаружи быстро темнело.
Охранная система работала с перебоями, и он удалялся, мучимый тревогой. Проникнуть в капсулу может любое разумное существо с навыками владения биомеханической операционной системой шестого поколения. Но если старый злодей прав и тут царит каменный век – опасаться нечего.
Собственно, «опасаться» – не то слово. Так или иначе, участь беглого преступника решена. Если угон корабля отследили, рано или поздно здесь будет полицейский катер. Или крейсер службы КЭР. Беглецов поймают. Пожизненное либо казнь. Дорогостоящие внутренние органы – в первую очередь имплантанты – изымут на нужды общества. Новейшая модифицированная печень Марата достанется какому-нибудь вышедшему на пенсию полицейскому инспектору, и счастливый дядя до глубокой старости сможет прогонять через себя литры алкоголя без какого-либо вреда для здоровья… А что вытащат из Жильца – остается только гадать, старик наверняка оснащен полным набором мощнейших новинок…
В досаде Марат пнул подошвой ближайшее растение, похожее на торшер. Из листвы выпрыгнуло и поспешно спаслось бегством мелкое летающее существо. Животные успокоились, подумал Марат. Они возвращаются. Сначала маленькие, более шустрые, потом придут и крупные, за ними – самые большие и осторожные. Пистолет лучше держать наготове.
А как хорошо всё начиналось. На суде доказали всего три эпизода преступной деятельности. Все угнанные яхты принадлежали частным лицам, и кое-кто заблаговременно перевел через многоуровневую систему офшоров на номерные счета потерпевших весьма увесистые суммы. Все трое, впрочем, и без того были богаты и решили не связываться с преступным миром – сняли свои претензии уже на предварительном слушании. Революционный фронт Шамбалы – надежная организация; если заплатить вперед и не торгуясь, борцы за свободу помогут тебе, а возможности у них немалые. Допустим, они наймут хакера, он взломает главный сервер Транспортной прокуратуры. В результате прокурор – даром что виртуальный – потребует всего одну двадцатую стандарта, а стандартный срок жизни в обитаемых мирах приравнен к ста двадцати земным годам. Добавим сюда амнистию, и вот – перспективы осужденного преступника уже выглядят не столь печальными; юный угонщик мог бы выйти на волю уже через три земных года.
Теперь всё иначе. Уничтожение тюремного транспорта. Шесть тысяч мертвецов. От такого не отмажешься. И не отмоешься. Капсула записала все события, произошедшие с пилотом и пассажиром. Ее, конечно, достанут. Из любого плывуна, из любого болота, откуда угодно. Изучат черный ящик, проанализируют разговоры. Жилец предложил найти местных дикарей, а это страшнее угона и даже страшнее смерти людей. Несанкционированный контакт с неизвестной гуманоидной расой. Преступление из списка «альфа».
Марат споткнулся об узловатый корень, едва не упал, оперся ладонью о ближайший ствол – на пальцах остались слабо светящиеся золотые следы.
Если ты попал в список «альфа» – тебя не посадят в песчаную яму. За контакт тебя самого превратят в песок. В пыль разотрут. За такое тебя поместят в стерильную белую комнату, засунут провода в извилины и будут долго ковыряться, пока не выяснят, почему ты – здоровый, талантливый, сытый, сильный, половозрелый, образованный парень – не испугался закона.
Может, закон плох? Или наказание недостаточно страшное? Или, может, ты преступник новой формации? Мутант, чья отвага и отчаянность превосходят все примеры, известные науке?
А ты не мутант, и твоя отвага – в пределах нормы. Ты даже не настоящий преступник. Ты пилот, оказавшийся не в то время не в том месте.
Потом – после изучения твоих мотивов, сознательных и подсознательных, после тщательного осмотра закоулков и пыльных тайников памяти – тебе сделают радикальную психокоррекцию, иначе говоря, ликвидируют личность, оставив только самые ранние, базовые детские основы ее. Будешь помнить своих маму и папу, и себя пятилетнего, прочее переустановят заново. Любил черный чай с сахаром – теперь будешь любить зеленый без сахара. Любил черный цвет – теперь будешь любить красный. Был флегматиком – станешь холериком. Был инженером – станешь живописцем. Оставят имя и размер одежды, прочее выбросят.
Сейчас ты можешь никуда не ходить, не искать аборигенов. Просто – вытащить из капсулы аварийный комплект, потом – пассажира. Капсула утонет, ладно, зато ты цел, и пассажир тоже. Спустя несколько суток пассажир умирает на твоих руках, однако сам ты по-прежнему цел и невредим. Ждешь подмоги. Питаешься плодами и кореньями. Правда, спасения можно ждать и десять лет, и двадцать. Корабль не отправил сигнал о бедствии, а маяк, установленный на капсуле, слишком слаб. Тебя будут искать вслепую и, может быть, найдут слишком поздно. Опознают, как капитана Мюллера, по зубам.
Меж тем вокруг пока не наблюдалось никаких следов гуманоидной расы. Морфосканер нашел что-то похожее только через два часа, когда Марат уже взмок, пробираясь через гнилые стволы, мимо ям, наполненных изумрудной слизью, мимо папоротников с огромными, как простыни, листьями, по которым азартно бегали многоногие паразиты, мимо огромных колоний разнообразных насекомых – то в виде конусообразных муравейников, то в виде шевелящихся, свисающих с ветвей грушевидных мешков.
Воздух был великолепен. Очень сладкий, прохладный, легко проникающий в самые дальние отделы легких.
В конце концов лес кончился, Марат вышел на холмистую равнину и тут же увидел зарево костров. Поспешил включить камуфляж (на открытой местности лучше оставаться невидимым) и прибавил ход.
Равнина, освещенная четырьмя лунами, действительно отливала золотом и невыносимо, ошеломляюще сладко пахла.
Слишком сладко. Как будто шагаешь по поверхности огромного шоколадного торта. Борешься с желанием нагнуться, подцепить пальцем крем и облизать. И даже когда в распадке меж холмами обнаружились разложившиеся, энергично пожираемые крупными червями останки огромного животного – лохмотья гнилой плоти на кривых костях тоже имели приторный карамельный аромат. Марат помедлил, чтобы рассмотреть мощные костяные пластины на черепе монстра, но тут сканер подал сигнал: гуманоид находился совсем рядом.
Это был часовой, охранявший дальние подступы к становищу. Спрятался в кустарнике, сопел, ковырял в зубах и распространял вокруг себя столь мощный дух разнообразных физиологических выделений, что Марат едва не рассмеялся от умиления. Подобрался поближе и внимательно изучил аборигена.
Малорослый, но пропорционально развитый, почти лишенное шерсти тело, треугольное лицо, крупные ушные раковины, подвижное ротовое отверстие. Быстрые глаза, хороший объемистый череп, четырехпалые конечности, один палец – как полагается, перпендикулярен остальным. Крепкий плечевой пояс, длинная шея. Половые органы скрывает набедренная повязка, ступни защищены интересно задуманными и неплохо исполненными кожаными сандалиями. Из оружия – каменный нож в нагрудной лямке и увесистый гибрид топора и молота. Густые волосы завязаны на затылке.
Морфосканер выдал результат первичного анализа: поздний неолит.
Поладим, решил Марат. Не может быть, чтобы мы не поладили. Еще десяток-другой поколений – и они изобретут парус, и лук, и мечи из мягкого металла, и дома со стенами и крышами. Создадут искусства и персонифицируют богов. Поладим.
Не потревожив дикаря, он двинулся дальше. Распадок меж холмами перешел в овраг, по дну бежал ручей, там активно плескалась мелкая неопасная живность, а из кустов за ней наблюдала живность покрупнее, плотоядная, но тоже не способная причинить вред упавшему с неба гомо сапиенсу, оснащенному самыми совершенными механизмами защиты и нападения.
Еще двести шагов, поворот – и Марат вышел к становищу.
Полтора десятка мощных костров, вокруг каждого – обширные группы аборигенов обоих полов. Тянет обугленной органикой. Жилища: элементарные вигвамы и навесы, шкуры на каркасах из ребер крупных животных. Повсюду экскременты. Уровень шума – выше среднего: в основном смех или пение. Чего ж не посмеяться, подумал Марат. Ночь теплая, шкуры мягкие, с пищей порядок. От хищников защищает огонь. Однако одомашненных животных нет – это плохо…
В стороне от вигвамов темнело более крупное и основательное строение, нечто вроде куполообразной хижины: стены из камней, щели меж ними тщательно забиты землей и мхом, основание сложено из разновеликих валунов. Некоторое время Марат изучал эти валуны. Иные весили не менее тонны. Если у них достало ума переместить с места на место крупные камни, значит, смогут и капсулу извлечь из трясины. По крайней мере быстро поймут, что от них требуется. А сам купол – место поклонения божествам или замок-детинец, где они прячут детей и женщин в случае опасности, впрочем, возможно совмещение обеих функций. Вход занавешен толстыми циновками, плетение примитивное, но плотное, рядом еще один костер, и возле него – только один маленький дикарь, совсем ребенок, девочка. Сидит недвижно.
Оставаясь в тени деревьев, Марат перевел сканер в лингворежим, увеличил чувствительность до максимума и стал ждать. Вряд ли язык окажется сложным. Лингвам довольно мощный, ему хватит десяти минут для освоения основных словоформ, тоники, логики, системы ценностей и базовой космогонии, а детали выясним по ходу диалога. Времени нет. Жаль будет вернуться с отрядом дикарей и обнаружить капсулу затонувшей, а Жильца – погребенным заживо. Бесславный конец легендарного преступника: уйти живым и невредимым от полиций и секретных служб десятка планет, включая всесильную Службу безопасности корпорации «Биомех», чтобы утонуть в болоте посреди планетки, даже не нанесенной на карты…
Впрочем, у великих судеб часто бесславные финалы. Создатель первого жизнеспособного биома Ежи Ковальский умер в нищете, в рыбацком поселке на маленьком острове посреди полярного океана Гипербореи, и когда его нашли – тело было наполовину съедено двоякодышащими лангустами.
Потом случился миг сомнения, когда беглый преступник собирался с духом. Шевельнуть пальцем, выключить камуфляж, обнаружить себя – и тягчайшее федеральное преступление совершено. Угон корабля, совершенный под угрозой смерти, еще можно объяснить, но контакт – о, это совсем другое дело. Твоих объяснений никто не поймет.
Есть вещи, которых делать нельзя. Употреблять в пищу человеческую плоть. Спать с собственной матерью. Вмешиваться в развитие инопланетного разума.
Однако никаких тяжелых моральных страданий Марат не испытал. Или испытал, но не заметил. Последствия удара давали о себе знать, голова сильно болела, пережитый шок притупил эмоции. Вспомнилась первая угнанная лодка и первые деньги, вырученные от ее продажи. Увесистая пачка, повстанцы всегда уважали наличные. Наверное, так оно всё и начинается. Сначала первый шаг, несмелый, короткий, немного зашел за черту, осмотрелся – всё в порядке, ад не следует за тобой, земля не разверзается, дьявол не выпрыгивает, чтобы сожрать твою душу. Всего лишь присвоил маленький кораблик. Никого не убил, не отнял последнее. Потом еще шаг, новая черта, и снова вроде бы всё в порядке… Так всё начинается, а заканчивается – воплем ужаса: ты дал команду, и шесть тысяч несчастных распались на молекулы. А ты – шагаешь дальше по той же дороге.
Контакт – пусть будет контакт.
Потом начнем пожирать младенцев.
Когда он выдвинулся из темноты, воцарилась тишина. Три сотни смуглых треугольных лиц обратились в его сторону, шесть сотен глаз расширились от изумления. Мимика элементарная, подумал Марат, и очень понятная. В момент удивления мышцы расслабляются, в том числе и лицевые.
Марат оторвал взгляд от монитора и обнаружил, что Жилец не слушает: впал в забытье. Лицо его отекло, сделалось старым и серым; тяжелые морщинистые веки трепетали, и видно было, как ходят под ними вправо и влево глазные яблоки. Утроба вкачивает обезболивающее, понял Марат, и ему стало жаль изуродованного пассажира, но надо было что-то решать; пришлось ударить несчастного по щеке. Жилец издал длинный горловой скрип, разлепил губы и простонал:
– Придурок… Не трогай… меня. Я… всё слышал.
– Надо решить, что делать.
Легендарный вор открыл глаза.
– Дурак… – выдавил он. – Не решай. Меня… спроси. Тут… есть… местные. Дикари. Каменный век… Грязные, вонючие… Тупые. Живут стадами. Найди ближайшее стадо. Пригони сюда. Они… нас вытащат. Понял, идиот?
– Это ты идиот, – ответил Марат. – Я не хочу в список «альфа».
– Тогда… сдохнем… оба. Иди делай… Если что, свалишь на меня.
Жилец опять захрипел, зрачки закатились. Марат наклонился.
– Слышишь меня? – позвал он.
Ответа не последовало.
– Жилец! Ты слышишь меня?
– Да…
– Скажи… – Марат помедлил и решился. – Это правда, что ты нашел Кабель?
Он подождал, но великий преступник, видимо, был уже далеко. Там, куда унесли его непрерывные подкожные инъекции турбометадона.
Марат влез в десантный комбинезон, проверил укладку и батареи, сунул в карман пистолет. Посмотрел на мертвеца, лежащего у стены лицом вниз. Подумал: придется хоронить его, как простого смертного, по древнему обряду, в яме. Впрочем, космиты не уважают погребальные церемонии и вообще любые другие сложные ритуалы. Если нет возможности предать тело Пустоте, можно и закопать. Это не грех. Пилоты гибнут по-разному. Сгорают, взрываются, распадаются на элементарные частицы. Часто не возвращаются из гипера, и тогда от их тел и душ остается меньше, чем ничего; был человек – и нет, вышел за пределы вещного мира; кто хоть раз свернул простой лист Мебиуса, тот поймет.
Я сам его похороню, решил Марат. Спасу живого пассажира – потом займусь мертвым собратом. Дух погибшего не будет оскорблен.
Мысленно призвал на помощь Кровь Космоса, тяжело вздохнул, пробил рукой перепонку выходного шлюза.
Снаружи быстро темнело.
Охранная система работала с перебоями, и он удалялся, мучимый тревогой. Проникнуть в капсулу может любое разумное существо с навыками владения биомеханической операционной системой шестого поколения. Но если старый злодей прав и тут царит каменный век – опасаться нечего.
Собственно, «опасаться» – не то слово. Так или иначе, участь беглого преступника решена. Если угон корабля отследили, рано или поздно здесь будет полицейский катер. Или крейсер службы КЭР. Беглецов поймают. Пожизненное либо казнь. Дорогостоящие внутренние органы – в первую очередь имплантанты – изымут на нужды общества. Новейшая модифицированная печень Марата достанется какому-нибудь вышедшему на пенсию полицейскому инспектору, и счастливый дядя до глубокой старости сможет прогонять через себя литры алкоголя без какого-либо вреда для здоровья… А что вытащат из Жильца – остается только гадать, старик наверняка оснащен полным набором мощнейших новинок…
В досаде Марат пнул подошвой ближайшее растение, похожее на торшер. Из листвы выпрыгнуло и поспешно спаслось бегством мелкое летающее существо. Животные успокоились, подумал Марат. Они возвращаются. Сначала маленькие, более шустрые, потом придут и крупные, за ними – самые большие и осторожные. Пистолет лучше держать наготове.
А как хорошо всё начиналось. На суде доказали всего три эпизода преступной деятельности. Все угнанные яхты принадлежали частным лицам, и кое-кто заблаговременно перевел через многоуровневую систему офшоров на номерные счета потерпевших весьма увесистые суммы. Все трое, впрочем, и без того были богаты и решили не связываться с преступным миром – сняли свои претензии уже на предварительном слушании. Революционный фронт Шамбалы – надежная организация; если заплатить вперед и не торгуясь, борцы за свободу помогут тебе, а возможности у них немалые. Допустим, они наймут хакера, он взломает главный сервер Транспортной прокуратуры. В результате прокурор – даром что виртуальный – потребует всего одну двадцатую стандарта, а стандартный срок жизни в обитаемых мирах приравнен к ста двадцати земным годам. Добавим сюда амнистию, и вот – перспективы осужденного преступника уже выглядят не столь печальными; юный угонщик мог бы выйти на волю уже через три земных года.
Теперь всё иначе. Уничтожение тюремного транспорта. Шесть тысяч мертвецов. От такого не отмажешься. И не отмоешься. Капсула записала все события, произошедшие с пилотом и пассажиром. Ее, конечно, достанут. Из любого плывуна, из любого болота, откуда угодно. Изучат черный ящик, проанализируют разговоры. Жилец предложил найти местных дикарей, а это страшнее угона и даже страшнее смерти людей. Несанкционированный контакт с неизвестной гуманоидной расой. Преступление из списка «альфа».
Марат споткнулся об узловатый корень, едва не упал, оперся ладонью о ближайший ствол – на пальцах остались слабо светящиеся золотые следы.
Если ты попал в список «альфа» – тебя не посадят в песчаную яму. За контакт тебя самого превратят в песок. В пыль разотрут. За такое тебя поместят в стерильную белую комнату, засунут провода в извилины и будут долго ковыряться, пока не выяснят, почему ты – здоровый, талантливый, сытый, сильный, половозрелый, образованный парень – не испугался закона.
Может, закон плох? Или наказание недостаточно страшное? Или, может, ты преступник новой формации? Мутант, чья отвага и отчаянность превосходят все примеры, известные науке?
А ты не мутант, и твоя отвага – в пределах нормы. Ты даже не настоящий преступник. Ты пилот, оказавшийся не в то время не в том месте.
Потом – после изучения твоих мотивов, сознательных и подсознательных, после тщательного осмотра закоулков и пыльных тайников памяти – тебе сделают радикальную психокоррекцию, иначе говоря, ликвидируют личность, оставив только самые ранние, базовые детские основы ее. Будешь помнить своих маму и папу, и себя пятилетнего, прочее переустановят заново. Любил черный чай с сахаром – теперь будешь любить зеленый без сахара. Любил черный цвет – теперь будешь любить красный. Был флегматиком – станешь холериком. Был инженером – станешь живописцем. Оставят имя и размер одежды, прочее выбросят.
Сейчас ты можешь никуда не ходить, не искать аборигенов. Просто – вытащить из капсулы аварийный комплект, потом – пассажира. Капсула утонет, ладно, зато ты цел, и пассажир тоже. Спустя несколько суток пассажир умирает на твоих руках, однако сам ты по-прежнему цел и невредим. Ждешь подмоги. Питаешься плодами и кореньями. Правда, спасения можно ждать и десять лет, и двадцать. Корабль не отправил сигнал о бедствии, а маяк, установленный на капсуле, слишком слаб. Тебя будут искать вслепую и, может быть, найдут слишком поздно. Опознают, как капитана Мюллера, по зубам.
Меж тем вокруг пока не наблюдалось никаких следов гуманоидной расы. Морфосканер нашел что-то похожее только через два часа, когда Марат уже взмок, пробираясь через гнилые стволы, мимо ям, наполненных изумрудной слизью, мимо папоротников с огромными, как простыни, листьями, по которым азартно бегали многоногие паразиты, мимо огромных колоний разнообразных насекомых – то в виде конусообразных муравейников, то в виде шевелящихся, свисающих с ветвей грушевидных мешков.
Воздух был великолепен. Очень сладкий, прохладный, легко проникающий в самые дальние отделы легких.
В конце концов лес кончился, Марат вышел на холмистую равнину и тут же увидел зарево костров. Поспешил включить камуфляж (на открытой местности лучше оставаться невидимым) и прибавил ход.
Равнина, освещенная четырьмя лунами, действительно отливала золотом и невыносимо, ошеломляюще сладко пахла.
Слишком сладко. Как будто шагаешь по поверхности огромного шоколадного торта. Борешься с желанием нагнуться, подцепить пальцем крем и облизать. И даже когда в распадке меж холмами обнаружились разложившиеся, энергично пожираемые крупными червями останки огромного животного – лохмотья гнилой плоти на кривых костях тоже имели приторный карамельный аромат. Марат помедлил, чтобы рассмотреть мощные костяные пластины на черепе монстра, но тут сканер подал сигнал: гуманоид находился совсем рядом.
Это был часовой, охранявший дальние подступы к становищу. Спрятался в кустарнике, сопел, ковырял в зубах и распространял вокруг себя столь мощный дух разнообразных физиологических выделений, что Марат едва не рассмеялся от умиления. Подобрался поближе и внимательно изучил аборигена.
Малорослый, но пропорционально развитый, почти лишенное шерсти тело, треугольное лицо, крупные ушные раковины, подвижное ротовое отверстие. Быстрые глаза, хороший объемистый череп, четырехпалые конечности, один палец – как полагается, перпендикулярен остальным. Крепкий плечевой пояс, длинная шея. Половые органы скрывает набедренная повязка, ступни защищены интересно задуманными и неплохо исполненными кожаными сандалиями. Из оружия – каменный нож в нагрудной лямке и увесистый гибрид топора и молота. Густые волосы завязаны на затылке.
Морфосканер выдал результат первичного анализа: поздний неолит.
Поладим, решил Марат. Не может быть, чтобы мы не поладили. Еще десяток-другой поколений – и они изобретут парус, и лук, и мечи из мягкого металла, и дома со стенами и крышами. Создадут искусства и персонифицируют богов. Поладим.
Не потревожив дикаря, он двинулся дальше. Распадок меж холмами перешел в овраг, по дну бежал ручей, там активно плескалась мелкая неопасная живность, а из кустов за ней наблюдала живность покрупнее, плотоядная, но тоже не способная причинить вред упавшему с неба гомо сапиенсу, оснащенному самыми совершенными механизмами защиты и нападения.
Еще двести шагов, поворот – и Марат вышел к становищу.
Полтора десятка мощных костров, вокруг каждого – обширные группы аборигенов обоих полов. Тянет обугленной органикой. Жилища: элементарные вигвамы и навесы, шкуры на каркасах из ребер крупных животных. Повсюду экскременты. Уровень шума – выше среднего: в основном смех или пение. Чего ж не посмеяться, подумал Марат. Ночь теплая, шкуры мягкие, с пищей порядок. От хищников защищает огонь. Однако одомашненных животных нет – это плохо…
В стороне от вигвамов темнело более крупное и основательное строение, нечто вроде куполообразной хижины: стены из камней, щели меж ними тщательно забиты землей и мхом, основание сложено из разновеликих валунов. Некоторое время Марат изучал эти валуны. Иные весили не менее тонны. Если у них достало ума переместить с места на место крупные камни, значит, смогут и капсулу извлечь из трясины. По крайней мере быстро поймут, что от них требуется. А сам купол – место поклонения божествам или замок-детинец, где они прячут детей и женщин в случае опасности, впрочем, возможно совмещение обеих функций. Вход занавешен толстыми циновками, плетение примитивное, но плотное, рядом еще один костер, и возле него – только один маленький дикарь, совсем ребенок, девочка. Сидит недвижно.
Оставаясь в тени деревьев, Марат перевел сканер в лингворежим, увеличил чувствительность до максимума и стал ждать. Вряд ли язык окажется сложным. Лингвам довольно мощный, ему хватит десяти минут для освоения основных словоформ, тоники, логики, системы ценностей и базовой космогонии, а детали выясним по ходу диалога. Времени нет. Жаль будет вернуться с отрядом дикарей и обнаружить капсулу затонувшей, а Жильца – погребенным заживо. Бесславный конец легендарного преступника: уйти живым и невредимым от полиций и секретных служб десятка планет, включая всесильную Службу безопасности корпорации «Биомех», чтобы утонуть в болоте посреди планетки, даже не нанесенной на карты…
Впрочем, у великих судеб часто бесславные финалы. Создатель первого жизнеспособного биома Ежи Ковальский умер в нищете, в рыбацком поселке на маленьком острове посреди полярного океана Гипербореи, и когда его нашли – тело было наполовину съедено двоякодышащими лангустами.
Потом случился миг сомнения, когда беглый преступник собирался с духом. Шевельнуть пальцем, выключить камуфляж, обнаружить себя – и тягчайшее федеральное преступление совершено. Угон корабля, совершенный под угрозой смерти, еще можно объяснить, но контакт – о, это совсем другое дело. Твоих объяснений никто не поймет.
Есть вещи, которых делать нельзя. Употреблять в пищу человеческую плоть. Спать с собственной матерью. Вмешиваться в развитие инопланетного разума.
Однако никаких тяжелых моральных страданий Марат не испытал. Или испытал, но не заметил. Последствия удара давали о себе знать, голова сильно болела, пережитый шок притупил эмоции. Вспомнилась первая угнанная лодка и первые деньги, вырученные от ее продажи. Увесистая пачка, повстанцы всегда уважали наличные. Наверное, так оно всё и начинается. Сначала первый шаг, несмелый, короткий, немного зашел за черту, осмотрелся – всё в порядке, ад не следует за тобой, земля не разверзается, дьявол не выпрыгивает, чтобы сожрать твою душу. Всего лишь присвоил маленький кораблик. Никого не убил, не отнял последнее. Потом еще шаг, новая черта, и снова вроде бы всё в порядке… Так всё начинается, а заканчивается – воплем ужаса: ты дал команду, и шесть тысяч несчастных распались на молекулы. А ты – шагаешь дальше по той же дороге.
Контакт – пусть будет контакт.
Потом начнем пожирать младенцев.
Когда он выдвинулся из темноты, воцарилась тишина. Три сотни смуглых треугольных лиц обратились в его сторону, шесть сотен глаз расширились от изумления. Мимика элементарная, подумал Марат, и очень понятная. В момент удивления мышцы расслабляются, в том числе и лицевые.