Борис Руденко
МЕРТВЫЕ ЗЕМЛИ
Отчего-то этой ночью сон мой был особенно долог и крепок, разбудил меня лишь металлический щелчок, который означал, что уже семь утра и двери камер открыты электрическим импульсом, посланным с центрального пульта охраны. С этого звука начинался день каждого обитателя нашего дома. Я кое-как открыл глаза. Над дверью скудно светила синяя ночная лампочка. Окно оставалось темным: длительность осенней ночи все увеличивалась, а наружное освещение из соображений экономии здесь отключалось ровно в одиннадцать вечера. Я поднялся и подошел к окну: абсолютно рефлекторно, поскольку сквозь стекло, словно заклеенное с улицы черной бумагой, ничего разглядеть невозможно. Лишь включив свет, я увидел прутья решетки и убедился, что за прошедшую ночь в моей судьбе ровным счетом ничего не изменилось. Я по-прежнему в камере.
Строго говоря, это место называлось не тюрьмой, а спецобъектом номер такой-то-дробь-такой-то. Занимаемые нами помещения именовались, естественно, не камерами, а комнатами, что, впрочем, никак не отражалось на сути. Предназначением спецобъекта была строгая изоляция его обитателей от остального мира. А намертво привинченные к полу ножки кроватей и стола, наличие в каждой комнате унитаза и умывальника и отсутствие иных предметов мебели, за исключением стенного шкафа, обнажали эту суть до полного неприличия.
Я попал сюда в результате собственной глупости, и осознание этого обстоятельства, точнее, не утихающий сарказм по отношению к самому себе, не позволяло мне окончательно поддаться меланхолии. Когда началась эпидемия и страна фактически распалась на удельные владения тех, кто в тот момент обладал реальной властью над территориями - будь то президентские выдвиженцы или обыкновенные бандиты, - способ моего существования не претерпел почти никаких изменений. Болезнь надо мной не властна, а преодолевать всевозможные кордоны на границах областей и городов, да и вообще на каких бы то ни было границах не составляло для меня труда. Я путешествовал, по-прежнему нигде не задерживаясь надолго и стараясь не привлекать к своей персоне излишнего внимания.
Ловушки на меня расставляли достаточно давно, хотя и без малейшей надежды на успех: поймать меня в результате спланированных и организованных действий невозможно в принципе. Встретиться со мной можно лишь по моей собственной доброй воле… или из-за моей беспечности. Я постоянно держал в поле зрения своих недоброжелателей - криминальные организации и работающих на них продажных сотрудников милиции. Федеральная служба безопасности в число возможных врагов никогда не входила. Во-первых, потому что я никогда не преступал закона. Во-вторых, даже если бы такое случилось, ФСБ до этого нет дела - мелкая сошка вроде меня ее не интересует. В-третьих, я не предполагал, что спустя пять лет после начала Катастрофы Служба все еще сохраняет былые силы и влияние. Ну, и последнее: я ровным счетом ничего не знал (добавлю: и не мог знать) о существовании Конторы и, конечно же, самого Проекта. Поэтому взяли меня очень легко.
Я вяло помахал руками, имитируя зарядку, затем побрился и почистил зубы. Несмотря на все проделанные процедуры, спать мне сегодня хотелось по-прежнему, я даже задумался на минуту: а не забраться ли обратно в койку, наплевав на завтрак, однако чувство голода победило дрему. Я достал из шкафа и натянул одежду - светло-синие брюки и куртку, нечто среднее между больничной пижамой и униформой заключенного, - после чего вышел в коридор.
По-видимому, разоспался сегодня не один я. И коридор, и открывавшаяся в его конце общая комната, которую мы называли гостиной, были тихими и пустыми. Лишь из-под двери моего ближайшего соседа Игоря выбивалась полоска света. Разумеется, я не стал стучаться. Пробуждение - процесс сугубо интимный, и вмешиваться в него посторонним непозволительно. Хотя посторонними любого из нас по отношению друг к другу можно называть весьма условно. Все мы здесь находились примерно по одной и той же причине.
Но именно в этот момент я почувствовал приглашение Игоря и зашел в его комнату.
– Доброе утро, - сказал я.
– Доброе, - ответил он без энтузиазма. - Хотя я в этом сильно сомневаюсь.
– Отчего такой пессимизм?
– Что-то происходит, - сказал он. - Что-то назревает… Тучи какие-то сгущаются.
У Игоря тонкое, нервное лицо потомственного интеллигента. Он очень редко улыбается, но выглядит, скорее, не мрачным, а сосредоточенным, чем бы ни занимался - от игры в шахматы до поглощения пищи. Я уже успел убедиться, что его предчувствиями пренебрегать не следует. Но что могло случиться с нами здесь?
– Почему тебе так кажется?
– Не знаю, - покачал он головой. - Ничего конкретного.
– Может, кто-то опять намерен донимать нас бессмысленными вопросами?
– Может быть… Или просто плохая погода, - Игорь решительно поднялся. - Ладно, пойдем к Ёжику.
Комната Ёжика последняя в коридоре по нашей с Игорем стороне. Ёжик сидел на кровати, подобрав ноги под себя, и безоблачно улыбался.
– Проснулся, Ёжик? - спросил Игорь. - Тогда поднимайся, дружище, скоро завтракать.
Когда Игорь разговаривал с Ёжиком, лицо его становилось другим. Разглаживались сеточки морщин возле уголков глаз, взгляд делался мягче. Мы все хорошо относились к Ёжику, но Игорь привязался к нему больше других.
Он помог Ёжику одеться и подтолкнул к умывальнику. Ёжик недовольно заворчал - умываться он не любил, - но все же открыл кран, намочил ладони и старательно протер лицо.
– Ну вот видишь, как хорошо, - одобрил Игорь, вытирая его полотенцем.
– Плохо, плохо, - возразил Ёжик, отфыркиваясь.
Ёжик был похож на Иванушку-дурачка, каким его рисуют в детских книжках: круглолицый, курносый, с золотистыми волосами, вьющимися крупными кольцами. Он и на самом деле был дурачком. Олигофрения. Но парень он безобидный, несмотря на атлетическое телосложение, и трогательно-ласковый, абсолютно бесхитростный. Все мы ломали головы, пытаясь понять: почему Ёжик здесь оказался?
– Молодец, - сказал Игорь, завершив утреннюю процедуру тем, что расчесал щеткой его золотистые кудри. - Посмотри-ка на себя в зеркало!
Но смотреть в зеркало Ёжик не захотел.
– Плохо, - повторил он жалобно, словно прислушиваясь к чему-то извне, слышному только ему.
Мы с Игорем переглянулись.
– Что плохо, Ёжик? - спросил я. - Что тебя беспокоит? Но Ёжик уже забыл о своем волнении.
– Кушать надо, - объявил он. - Ёжик будет кушать, и Игорь будет кушать, и Профессор тоже, и Вартан, и Костя…
Он первым вышел из комнаты и торопливо зашагал в столовую, широко размахивая руками. Мы пошли следом, не пытаясь за ним угнаться: когда Ёжик спешит к столу, соперничать с ним бесполезно.
Столовая расположена в противоположном конце коридора. Дверь открывается автоматически, трижды в день на полчаса, за которые мы должны были управиться с едой. Ну, а пока мы вкушали пищу, незримый персонал споро и ловко прибирался в наших комнатах, всякий раз их тщательно обыскивая. Смысла в этом мы не видели: все, что можно было объявить запретным и отобрать, давно изъяли.
Но кормили тут неплохо. Не ресторан, конечно, но и на тюремную кухню не похоже. Что-то вроде заводской столовой или даже средненького дома отдыха из далеких времен. Вартан и Костя уже здесь. Они расставляли на столе миски, в которые накладывали из общей кастрюли что-то дымящееся и густое.
– Доброе утро, - сказал Вартан. - Сегодня у нас геркулес, хлеб с сыром и кофе с молоком. И еще по ложке винегрета. А если кто не любит винегрет, я не обижусь.
– Держи карман шире, - буркнул Костя. - Тебе волю дай - за всех подметешь. И как в тебя только влезает!
Худенький, невысокий Вартан чрезвычайно любил поесть и соперничал в своей страсти к съестному с Ёжиком. Как ни странно, это совершенно не отражалось на его комплекции. Он очень тосковал по национальной острой еде, однако местные повара рецептами армянской кухни явно не владели. Ёжик уже плюхнулся на свое место и принялся стремительно опустошать поданную Вартаном тарелку. Вартан посмотрел на него с легкой завистью, но есть начал с не меньшим аппетитом. Мы присоединились к остальным, и в комнате установилась тишина, нарушаемая лишь скрежетом ложек по дну тарелок да чавканьем Ёжика. В столовой, как правило, мы не разговариваем.
Полчаса вполне достаточно для еды. Когда замигала лампочка, наши тарелки и кружки опустели. Мы покинули столовую, и дверь закрылась до обеда. Сейчас, восстанавливая чистоту и порядок, там орудует персонал, появившийся из-за служебной бронированной двери.
– Партию в шахматы? - лениво предложил Вартан.
– Пожалуй, - согласился я. Немедленно погружаться в работу мне сегодня не хотелось.
По сравнению со своими товарищами, я находился в лучшем положении именно из-за того, что имел постоянное занятие, которое не позволяло скучать. Математику нужен только карандаш да стопка чистой бумаги. Конечно, очень мешало отсутствие специальной литературы и периодики; подозреваю, за последние годы я здорово отстал от своих коллег, однако предпочитал об этом не думать. Заключение вернуло меня в то далекое время, когда я, подобно десяткам тысяч вузовских выпускников, был готов броситься на решение любых задач за аванс и зарплату, которых хватало лишь на то, чтобы не думать о хлебе насущном. Здесь я совершенно неожиданно для себя снова начал заниматься давно заброшенной диссертацией, по памяти восстанавливая ход былых размышлений. Я не тешил себя иллюзиями: тема диссертации, конечно же, давно устарела и вряд ли сегодня представляла научный интерес. Я просто работал, получая от своего занятия немалое удовольствие. Собственно, за это да за возраст (мне стукнуло сорок - больше, чем любому из них) я и получил от товарищей прозвище Профессор. На самом деле, до того как судьба моя радикально изменилась, я был всего лишь научным сотрудником.
На нашем спецобъекте имелась относительно неплохая библиотека. В книгах нам не отказывали. Вартан и Костя читали запоем, а потом обсуждали прочитанное, споря едва не до крика. Тяжелее всех переносил изоляцию Игорь. Большую часть времени он проводил в своей комнате, погруженный в невеселые размышления, или беседовал о чем-то с Ёжиком. Но о чем можно беседовать с Ёжиком? И главное, как? Сам Ёжик, кстати, чувствовал себя лучше всех. Пожалуй, здесь ему было намного комфортней, чем в неприветливом внешнем мире. Когда Ёжика впервые привезли сюда - до отказа накачанного транквилизаторами, безразличного ко всему, худого, коротко остриженного - Косте с Игорем (нас с Вартаном здесь еще не было) понадобилось немало времени и усилий, чтобы научить его доверять им. Спустя несколько недель Ёжик отошел, успокоился, отъелся и отрастил золотистые локоны. Ему было хорошо здесь, тепло, сытно и безопасно. Рядом находились друзья. Думаю, необходимость покинуть спецобъект в одиночку, без нас и, самое главное, без Игоря, ввергла бы его в ужас.
Мы расставили фигуры. Игорь и Костя подсели наблюдать за игрой, а Ёжик просто смотрел на нас со светлой улыбкой. В шахматы Вартан играл неплохо. Наверное, на уровне первого разряда. Причем, по его словам, специально не учился, если не считать нескольких прочитанных книг по теории шахматной игры. Я уважаю настойчивость и упорство, поэтому позволяю Вартану взять надо мной верх в одной партии из трех-четырех. Впервые выиграв у меня, он надулся от гордости и принялся усиленно намекать на свое родство с чемпионом мира Тиграном Петросяном, однако мы отнеслись к намекам без должного почтения. Вначале Вартан обиделся, однако как человек легкий и отходчивый быстро оттаял, но в дальнейшем уже не возобновлял попыток убедить нас в существовании мифической родственной связи.
Вартану достались белые фигуры, он двинул вперед пешку, и мы быстро разыграли ферзевый гамбит. На восьмом ходу Вартан слегка задумался, но тут наша партия завершилась. Последовал очередной щелчок электрического замка, и в стене, отделявшей наши помещения от служебных, открылась дверь.
Это был доктор Анциферов - единственный человек из местного персонала, который имел непосредственный доступ в наш блок, если не считать охранников. Впрочем, охранники заходили сюда лишь в исключительных случаях. Обычно мы видели их только сквозь решетки и небьющиеся смотровые стекла.
– Извините, что помешал, - сказал Анциферов. Сквозь марлевую повязку голос его звучал немного глухо. Хотел бы я знать: на кой черт он всегда таскает эту повязку, словно находится среди пациентов инфекционного отделения. - Господин Яковлев! Прошу вас пройти в смотровой кабинет.
Яковлев - это я. Но возмутился Костя.
– Помилуйте, доктор, - саркастически воскликнул он. - Вы же осматривали нас только вчера. К чему такое рвение? Дайте ему хотя бы доиграть партию!
Анциферов напружинился и подобрался, отчего, как мне показалось, значительно сократился в линейных размерах.
– На то есть причины, - сухо ответил он и отвернулся, показывая, что не желает дискутировать.
Спорить я не стал. Направляясь в смотровую, бросил взгляд на шахматную доску: Вартану здорово повезло, что партия наша прервалась. Всего через шесть ходов его ожидал полный разгром, хотя пока он об этом не подозревал. Анциферов шел за мной почти вплотную.
– У нас только одна минута, - зашептал он вдруг. - Слушайте меня внимательно! Тем, кто с вами будет разговаривать, нельзя отказывать. Не пытайтесь больше притворяться, что вы ничего не понимаете. Они знают о вас все и не намерены терять время. У них его просто нет. Ради Бога, постарайтесь их не раздражать…
Коридор закончился, и Анциферов замолчал. Последовал щелчок очередного замка, дверь открылась.
Сюрприз. Двоих, что ждали меня, я видел не в первый раз. Но все наши предыдущие беседы проходили по-другому. Прежде мы всегда общались с помощью микрофонов через толстое стекло, делившее смотровую пополам. Сегодня никакое стекло нас не разделяло, посетители находились на моей половине. Старший - морщинистый, с седым ежиком волос на голове - смотрел на меня с выражением, которое я бы назвал равнодушной свирепостью. Может быть, таким образом он намеревался сразу же подавить сопротивление, но, возможно, эта маска была для него вполне естественной. Во всяком случае, напугать меня ему не удалось. Как обычно, он был в штатском, однако, угадав в нем несомненного лидера любых посещавших нас «гостей», мы давно прозвали его Генералом.
Тот, что был моложе - мы дали ему кличку Стажер, - тоже не выглядел учителем изящной словесности. Массивный, с тяжелыми длинными руками, сжатые кулаки на столе, сверлящие глаза. Доктор Анциферов сел на стул в дальнем углу, как бы подчеркивая, что с посетителями у него мало общего, и даже смотрел он в другую сторону.
– Яковлев, - сказал Генерал, - садитесь. О чем вы сейчас думаете?
– О шахматной партии, которую мне не удалось доиграть, - вежливо ответил я, и это было почти правдой.
– Вы здесь уже три месяца, если я не ошибаюсь? - прищурился Генерал.
– Примерно так.
– Почему вы не спрашиваете, зачем вас здесь держат? Почему не возмущаетесь?
– А это имеет смысл? - удивился я.
– Не имеет, - согласился он. - И все-таки?
– Ну хорошо, - вздохнул я. - Так почему вы меня здесь держите?
– Потому что вы исключительно опасны. Вы представляете угрозу для общества. Как, впрочем, и ваши приятели.
– Если вы имеете в виду Вартана, Костю и Игоря, я познакомился с ними только здесь, - уточнил я. - И только благодаря вам. Но, может быть, вы все же скажете, чем я столь опасен?
– Я мог бы достаточно долго распространяться на эту тему, - жестко усмехнулся Генерал, - жаль, времени у нас уже нет. Итак, вы по-прежнему отказываетесь от сотрудничества?
– И в мыслях не держал! - воскликнул я. - Хотя для начала неплохо было бы узнать, в чем же оно заключается. Но если вы опять ждете от меня каких-то нелепых признаний, то…
– Прекратите!
Взгляд Генерала буравил меня, а Стажер то и дело сжимал и разжимал огромные кулаки, словно дожидаясь команды «фас!». Все это мне совсем не нравилось.
– Мы наблюдаем за вами достаточно долго, мы знаем о вас все, и в признаниях нет нужды.
– В таком случае вам должно быть хорошо известно, что я никогда не нарушал закона.
– Вас просто не сумели схватить за руку. Вы профессиональный мошенник, игрок-гастролер. Казино и тотализаторы. Не знаю, как вам это удается, но вы никогда не проигрываете.
– Тут я с вами согласиться не могу, - возразил я. - Проигрывать мне все же приходилось. Но, в конце концов, это неважно. Насколько я понял, моя вина, с вашей точки зрения, состоит лишь в том, что мне везет чаще, чем другим. Забавное обвинение, вы не находите?
– Такое везение статистически невозможно. Кстати, вы никогда не играли в одном и том же казино больше двух раз. И это понятно. Появись вы в любом казино хотя бы трижды, засветились бы немедленно. И тогда бы с вами разговаривали не мы и не здесь.
– То есть вы намекаете, что когда я попал сюда, мне опять повезло? - невесело усмехнулся я.
– Именно так, - подтвердил Генерал. - Вот это действительно удача, что именно мы первыми обратили внимание на ваши способности. Во всяком случае - пока. А дальнейшее зависит от вас.
– Что это значит?
– Это значит, что вы должны для нас кое-что сделать.
– Для вас? - я перевел взгляд с Генерала на Стажера и обратно.
– Не валяйте дурака! - лицо Генерала потемнело от прилива крови. - Для страны, черт возьми! Для государства!
«А оно еще существует?» - печально подумал я, но вслух сказал иное.
– Признаться, я и теперь не вполне понимаю…
– Вы все поймете, - заверил Генерал. - Настоящий разговор у нас еще впереди. Пока же я просто предлагаю решить вопрос в принципе.
– Даже для принципиального решения нужна какая-то основа, - твердо сказал я. - Хотя бы в самых общих чертах. Ну, подумайте: сейчас я говорю «да», а завтра вы объявляете, что мне предстоит трижды в день прыгать с Останкинской башни без парашюта.
– Останкинская башня давно закрыта для посещений, - поморщился Генерал. - Но смысл в ваших словах есть. Так вот, в общих чертах речь пойдет о небольшой работе на Территории.
Я ждал чего-то подобного, но все равно не смог удержаться от смешка.
– Тогда лучше с Останкинской башни! Результат будет таким же, но времени потратим меньше.
– Перестаньте паясничать! - рыкнул он. - Нам известно, что вам приходилось бывать на Территории. Вы оттуда вернулись. И до сих пор живы.
– Это произошло совершенно случайно, - запротестовал я. - К тому же я находился там очень недолго. Да вы же все знаете, меня допрашивали здесь об этом раз десять, не меньше!
– Ни слова больше о случайности! - воскликнул Генерал. - Три месяца исследований показали, что вы, как и все ваши здешние приятели, иммунны к Болезни. Я вообще убежден, что об этом вы знали с самого начала! Впрочем, я не намерен спорить. Нам известно главное: на Территории вы провели двое суток. Три года назад за это же время мы потеряли там целую дивизию.
– По сравнению с дивизией, мои возможности намного скромнее.
– И все же мы попытаемся их использовать. Кажется, в прошлом вы могли бы стать неплохим ученым? До того как превратились в банального жулика, паразитирующего на теле нашей многострадальной родины…
Тут Генерал явно перестарался. Мне ненавистна дешевая патетика и отвратительны использующие ее никуда не годные актеры.
– Не пора ли хоть немного вспомнить о своем гражданском долге, - продолжал Генерал в том же ключе, все больше вгоняя меня в тоску. - Когда-нибудь нужно платить долги… Впрочем, у вас нет иного выхода.
– Почему? - насторожился я.
– Потому что вовсе не исключено, что вы являетесь скрытым носителем Болезни. Закон о карантине вам, надеюсь, известен?
– Позвольте, вы же сами только что упомянули трехмесячные исследования…
Генерал повернул голову в сторону Анциферова, и тот, глядя мимо меня, монотонно заговорил:
– Господин полковник был не вполне точен… «Ах, оказывается, полковник», - подумал я.
– …в вашем организме не обнаружено известных на сегодняшний день форм вируса. Но мы знаем, насколько быстро он мутирует, маскируясь белками своего носителя. Что касается вашего личного иммунитета, он действительно не исключает возможности передачи вируса вовне. Сам переносчик заболевания при этом может оставаться совершенно здоровым. Науке известна масса подобных примеров, начиная от малярийного комара и кончая африканскими зелеными макаками, выпустившими в мир вирус СПИДа.
– Какое же место на этой шкале вы отводите мне? - не удержался я.
– Возможно, следующее, - ответил Анциферов. Он вовсе не хотел меня уязвить, это было просто бесстрастное мнение ученого, от которого по телу пробежал холодок.
– У нас тоже нет выхода, - Генерал нетерпеливо пошевелил плечами, показывая, что я ему уже начал надоедать. - И если слова о долге для вас лишь пустой звук…
– Не я начал войну, не я выпустил Болезнь! И не я сотворил Территорию. О каких долгах идет речь?
Взгляд его на мгновение засверкал ненавистью, но тут же погас.
– Вам плевать на войну и на Болезнь, плевать на тех, кого она убила и продолжает убивать. Ваша жизнь не только не ухудшилась с начала катастрофы. Напротив: вы чувствуете себя вполне комфортно. Все вы здесь - просто стервятники. Но меня утешает мысль, что когда-нибудь вы останетесь на Земле в одиночестве…
– Хорошо-хорошо, - сказал я, - давайте сменим тему. В чем же заключается эта небольшая работа?
– В сборе информации, - ответил он. - Мы должны знать, черт возьми, что там сейчас происходит и чего нам следует ожидать завтра.
– Неужели у вас нет специалистов? - воскликнул я. - Разведка, спецназ, десантники? Авиация, наконец!
Губы Генерала скривились в нехорошей ухмылке.
– Авиация и десантники пока есть, - сказал он. - Но только потому, что мы перестали их туда посылать.
– Разве? - искренне удивился я.
– Да-да, оттуда не возвращаются! - рявкнул Генерал. - Там не работает радиосвязь. Самолеты исчезают с экранов локаторов - и мы не знаем куда. Вам этого достаточно?
– И вы надеетесь, что мне удастся то, что не сумели сделать специалисты?
Возникла небольшая пауза, в течение которой Генерал раздумывал над ответом.
– Не очень надеюсь, - ответил он наконец. - Но другие способы мы уже испробовали.
– Ничего себе аргумент, - насмешливо пробормотал я. Генерал вновь налился кровью, но сдержал себя.
– Вы можете подумать до утра, а мы пока побеседуем с вашими… коллегами, - проговорил он. - Думайте хорошенько!
– Значит, они тоже?.. - осторожно начал я, но Генерал остановил меня взмахом руки.
– Тоже. Только не надо делать вид, что вы об этом не знаете. Тут я решил, что самое время обидеться всерьез.
– Я ничего не знаю, - отчеканил я, глядя ему прямо в глаза. - Просто по той причине, что мы никогда не беседовали на подобные темы. И если вы завели речь о возможном сотрудничестве, я бы рекомендовал вам для начала хоть изредка допускать правдивость моих слов. Тем более, что проверить их вам не составит никакого труда. Мы прекрасно знаем, что микрофоны в этом заведении установлены даже в сортирах.
Как ни странно, на этот раз Генерал не обиделся. Ухмыльнулся, причем довольно благодушно, и поднялся со стула.
– До завтра, - сказал он, показывая, что разговор закончен. Доктор Анциферов тоже встал, приготовившись меня сопровождать, но на пороге я задержался.
– Могу я задать один вопрос?
– Спрашивайте, - разрешил Генерал.
– За что вы посадили сюда Ёжика? Какой вам толк от слабоумного? Несколько мгновений он смотрел на меня с непонятным выражением.
– Вы узнаете об этом… очень скоро… я надеюсь. Когда мы шли обратно, я спросил Анциферова:
– Почему он нас так ненавидит?
– Он действительно считает вас переносчиками заразы, - неохотно ответил тот. - Не он один, кстати.
– Вы тоже?
– Какая разница… Но дело не только в этом. Он сам болен. В лучшем случае ему осталось месяцев шесть-восемь, не больше…
– Но если он инфицирован…
– Если бы он был инфицирован, то находился бы совсем в другом месте, - скривил губы Анциферов. - Что за глупости! Вирус здесь ни при чем. У него саркома.
Странно, подумал я, мы почти забыли, что кроме Болезни есть множество иных поводов оставить этот мир. Но вслух произносить этого не стал.
– Мне будет жаль расставаться с вами, - сказал я. - За это время я успел к вам привыкнуть.
Анциферов окинул меня странным взглядом. Приязни в нем точно не было.
– Не могу ответить тем же, - сдержанно произнес он. - Но удачи пожелаю. Полагаю, она вам понадобится…
«Ты все слышал?»
«Конечно».
«Что нам делать?»
«У нас нет выхода. Он полностью искренен в своих намерениях уничтожить нас, если мы не согласимся».
«Какой смысл в нашей смерти?»
«Смысла нет. Причина - отчаяние, рожденное бессилием. Он просто несчастный человек, пытающийся хоть что-то сделать в последние отведенные ему месяцы. Они собираются нас использовать и; называют это Проектом, который должен быть завершен в любом случае».
«Наше уничтожение означает провал их Проекта».
«Провал - всего лишь один из возможных вариантов завершения».
«Что думают остальные?»
«То же самое. Пока у нас все равно нет выбора…»
В отряде Ибрая было двадцать семь Бессмертных. Двадцать семь воинов, отмеченных печатью Создателя. До начала операции Ибрай никого из них не знал. Бессмертных собирали по всему правоверному миру, уцелевшему после порчи и огня, насланных врагами Учения. Враги не признавали своей вины. В эпидемии порчи они обвиняли братьев Ибрая по вере. Они утверждали, что «Абу Маджи» обратился против своих создателей, хотя каждый истинно верующий знал: «Разящий меч» совершенно безопасен для тех, кто каждый день пятикратно обращает молитву на восток. Эту истину Ибрай испытал на себе, ведь именно он был одним из тех, кто доставил контейнеры с «Абу Маджи» по назначению. Он остался невредимым и несколько недель наблюдал, торжествуя, как «Разящий меч» собирает кровавую жатву. Враги лгали, все время лгали, и ложь была наименьшим из их преступлений.
Строго говоря, это место называлось не тюрьмой, а спецобъектом номер такой-то-дробь-такой-то. Занимаемые нами помещения именовались, естественно, не камерами, а комнатами, что, впрочем, никак не отражалось на сути. Предназначением спецобъекта была строгая изоляция его обитателей от остального мира. А намертво привинченные к полу ножки кроватей и стола, наличие в каждой комнате унитаза и умывальника и отсутствие иных предметов мебели, за исключением стенного шкафа, обнажали эту суть до полного неприличия.
Я попал сюда в результате собственной глупости, и осознание этого обстоятельства, точнее, не утихающий сарказм по отношению к самому себе, не позволяло мне окончательно поддаться меланхолии. Когда началась эпидемия и страна фактически распалась на удельные владения тех, кто в тот момент обладал реальной властью над территориями - будь то президентские выдвиженцы или обыкновенные бандиты, - способ моего существования не претерпел почти никаких изменений. Болезнь надо мной не властна, а преодолевать всевозможные кордоны на границах областей и городов, да и вообще на каких бы то ни было границах не составляло для меня труда. Я путешествовал, по-прежнему нигде не задерживаясь надолго и стараясь не привлекать к своей персоне излишнего внимания.
Ловушки на меня расставляли достаточно давно, хотя и без малейшей надежды на успех: поймать меня в результате спланированных и организованных действий невозможно в принципе. Встретиться со мной можно лишь по моей собственной доброй воле… или из-за моей беспечности. Я постоянно держал в поле зрения своих недоброжелателей - криминальные организации и работающих на них продажных сотрудников милиции. Федеральная служба безопасности в число возможных врагов никогда не входила. Во-первых, потому что я никогда не преступал закона. Во-вторых, даже если бы такое случилось, ФСБ до этого нет дела - мелкая сошка вроде меня ее не интересует. В-третьих, я не предполагал, что спустя пять лет после начала Катастрофы Служба все еще сохраняет былые силы и влияние. Ну, и последнее: я ровным счетом ничего не знал (добавлю: и не мог знать) о существовании Конторы и, конечно же, самого Проекта. Поэтому взяли меня очень легко.
Я вяло помахал руками, имитируя зарядку, затем побрился и почистил зубы. Несмотря на все проделанные процедуры, спать мне сегодня хотелось по-прежнему, я даже задумался на минуту: а не забраться ли обратно в койку, наплевав на завтрак, однако чувство голода победило дрему. Я достал из шкафа и натянул одежду - светло-синие брюки и куртку, нечто среднее между больничной пижамой и униформой заключенного, - после чего вышел в коридор.
По-видимому, разоспался сегодня не один я. И коридор, и открывавшаяся в его конце общая комната, которую мы называли гостиной, были тихими и пустыми. Лишь из-под двери моего ближайшего соседа Игоря выбивалась полоска света. Разумеется, я не стал стучаться. Пробуждение - процесс сугубо интимный, и вмешиваться в него посторонним непозволительно. Хотя посторонними любого из нас по отношению друг к другу можно называть весьма условно. Все мы здесь находились примерно по одной и той же причине.
Но именно в этот момент я почувствовал приглашение Игоря и зашел в его комнату.
– Доброе утро, - сказал я.
– Доброе, - ответил он без энтузиазма. - Хотя я в этом сильно сомневаюсь.
– Отчего такой пессимизм?
– Что-то происходит, - сказал он. - Что-то назревает… Тучи какие-то сгущаются.
У Игоря тонкое, нервное лицо потомственного интеллигента. Он очень редко улыбается, но выглядит, скорее, не мрачным, а сосредоточенным, чем бы ни занимался - от игры в шахматы до поглощения пищи. Я уже успел убедиться, что его предчувствиями пренебрегать не следует. Но что могло случиться с нами здесь?
– Почему тебе так кажется?
– Не знаю, - покачал он головой. - Ничего конкретного.
– Может, кто-то опять намерен донимать нас бессмысленными вопросами?
– Может быть… Или просто плохая погода, - Игорь решительно поднялся. - Ладно, пойдем к Ёжику.
Комната Ёжика последняя в коридоре по нашей с Игорем стороне. Ёжик сидел на кровати, подобрав ноги под себя, и безоблачно улыбался.
– Проснулся, Ёжик? - спросил Игорь. - Тогда поднимайся, дружище, скоро завтракать.
Когда Игорь разговаривал с Ёжиком, лицо его становилось другим. Разглаживались сеточки морщин возле уголков глаз, взгляд делался мягче. Мы все хорошо относились к Ёжику, но Игорь привязался к нему больше других.
Он помог Ёжику одеться и подтолкнул к умывальнику. Ёжик недовольно заворчал - умываться он не любил, - но все же открыл кран, намочил ладони и старательно протер лицо.
– Ну вот видишь, как хорошо, - одобрил Игорь, вытирая его полотенцем.
– Плохо, плохо, - возразил Ёжик, отфыркиваясь.
Ёжик был похож на Иванушку-дурачка, каким его рисуют в детских книжках: круглолицый, курносый, с золотистыми волосами, вьющимися крупными кольцами. Он и на самом деле был дурачком. Олигофрения. Но парень он безобидный, несмотря на атлетическое телосложение, и трогательно-ласковый, абсолютно бесхитростный. Все мы ломали головы, пытаясь понять: почему Ёжик здесь оказался?
– Молодец, - сказал Игорь, завершив утреннюю процедуру тем, что расчесал щеткой его золотистые кудри. - Посмотри-ка на себя в зеркало!
Но смотреть в зеркало Ёжик не захотел.
– Плохо, - повторил он жалобно, словно прислушиваясь к чему-то извне, слышному только ему.
Мы с Игорем переглянулись.
– Что плохо, Ёжик? - спросил я. - Что тебя беспокоит? Но Ёжик уже забыл о своем волнении.
– Кушать надо, - объявил он. - Ёжик будет кушать, и Игорь будет кушать, и Профессор тоже, и Вартан, и Костя…
Он первым вышел из комнаты и торопливо зашагал в столовую, широко размахивая руками. Мы пошли следом, не пытаясь за ним угнаться: когда Ёжик спешит к столу, соперничать с ним бесполезно.
Столовая расположена в противоположном конце коридора. Дверь открывается автоматически, трижды в день на полчаса, за которые мы должны были управиться с едой. Ну, а пока мы вкушали пищу, незримый персонал споро и ловко прибирался в наших комнатах, всякий раз их тщательно обыскивая. Смысла в этом мы не видели: все, что можно было объявить запретным и отобрать, давно изъяли.
Но кормили тут неплохо. Не ресторан, конечно, но и на тюремную кухню не похоже. Что-то вроде заводской столовой или даже средненького дома отдыха из далеких времен. Вартан и Костя уже здесь. Они расставляли на столе миски, в которые накладывали из общей кастрюли что-то дымящееся и густое.
– Доброе утро, - сказал Вартан. - Сегодня у нас геркулес, хлеб с сыром и кофе с молоком. И еще по ложке винегрета. А если кто не любит винегрет, я не обижусь.
– Держи карман шире, - буркнул Костя. - Тебе волю дай - за всех подметешь. И как в тебя только влезает!
Худенький, невысокий Вартан чрезвычайно любил поесть и соперничал в своей страсти к съестному с Ёжиком. Как ни странно, это совершенно не отражалось на его комплекции. Он очень тосковал по национальной острой еде, однако местные повара рецептами армянской кухни явно не владели. Ёжик уже плюхнулся на свое место и принялся стремительно опустошать поданную Вартаном тарелку. Вартан посмотрел на него с легкой завистью, но есть начал с не меньшим аппетитом. Мы присоединились к остальным, и в комнате установилась тишина, нарушаемая лишь скрежетом ложек по дну тарелок да чавканьем Ёжика. В столовой, как правило, мы не разговариваем.
Полчаса вполне достаточно для еды. Когда замигала лампочка, наши тарелки и кружки опустели. Мы покинули столовую, и дверь закрылась до обеда. Сейчас, восстанавливая чистоту и порядок, там орудует персонал, появившийся из-за служебной бронированной двери.
– Партию в шахматы? - лениво предложил Вартан.
– Пожалуй, - согласился я. Немедленно погружаться в работу мне сегодня не хотелось.
По сравнению со своими товарищами, я находился в лучшем положении именно из-за того, что имел постоянное занятие, которое не позволяло скучать. Математику нужен только карандаш да стопка чистой бумаги. Конечно, очень мешало отсутствие специальной литературы и периодики; подозреваю, за последние годы я здорово отстал от своих коллег, однако предпочитал об этом не думать. Заключение вернуло меня в то далекое время, когда я, подобно десяткам тысяч вузовских выпускников, был готов броситься на решение любых задач за аванс и зарплату, которых хватало лишь на то, чтобы не думать о хлебе насущном. Здесь я совершенно неожиданно для себя снова начал заниматься давно заброшенной диссертацией, по памяти восстанавливая ход былых размышлений. Я не тешил себя иллюзиями: тема диссертации, конечно же, давно устарела и вряд ли сегодня представляла научный интерес. Я просто работал, получая от своего занятия немалое удовольствие. Собственно, за это да за возраст (мне стукнуло сорок - больше, чем любому из них) я и получил от товарищей прозвище Профессор. На самом деле, до того как судьба моя радикально изменилась, я был всего лишь научным сотрудником.
На нашем спецобъекте имелась относительно неплохая библиотека. В книгах нам не отказывали. Вартан и Костя читали запоем, а потом обсуждали прочитанное, споря едва не до крика. Тяжелее всех переносил изоляцию Игорь. Большую часть времени он проводил в своей комнате, погруженный в невеселые размышления, или беседовал о чем-то с Ёжиком. Но о чем можно беседовать с Ёжиком? И главное, как? Сам Ёжик, кстати, чувствовал себя лучше всех. Пожалуй, здесь ему было намного комфортней, чем в неприветливом внешнем мире. Когда Ёжика впервые привезли сюда - до отказа накачанного транквилизаторами, безразличного ко всему, худого, коротко остриженного - Косте с Игорем (нас с Вартаном здесь еще не было) понадобилось немало времени и усилий, чтобы научить его доверять им. Спустя несколько недель Ёжик отошел, успокоился, отъелся и отрастил золотистые локоны. Ему было хорошо здесь, тепло, сытно и безопасно. Рядом находились друзья. Думаю, необходимость покинуть спецобъект в одиночку, без нас и, самое главное, без Игоря, ввергла бы его в ужас.
Мы расставили фигуры. Игорь и Костя подсели наблюдать за игрой, а Ёжик просто смотрел на нас со светлой улыбкой. В шахматы Вартан играл неплохо. Наверное, на уровне первого разряда. Причем, по его словам, специально не учился, если не считать нескольких прочитанных книг по теории шахматной игры. Я уважаю настойчивость и упорство, поэтому позволяю Вартану взять надо мной верх в одной партии из трех-четырех. Впервые выиграв у меня, он надулся от гордости и принялся усиленно намекать на свое родство с чемпионом мира Тиграном Петросяном, однако мы отнеслись к намекам без должного почтения. Вначале Вартан обиделся, однако как человек легкий и отходчивый быстро оттаял, но в дальнейшем уже не возобновлял попыток убедить нас в существовании мифической родственной связи.
Вартану достались белые фигуры, он двинул вперед пешку, и мы быстро разыграли ферзевый гамбит. На восьмом ходу Вартан слегка задумался, но тут наша партия завершилась. Последовал очередной щелчок электрического замка, и в стене, отделявшей наши помещения от служебных, открылась дверь.
Это был доктор Анциферов - единственный человек из местного персонала, который имел непосредственный доступ в наш блок, если не считать охранников. Впрочем, охранники заходили сюда лишь в исключительных случаях. Обычно мы видели их только сквозь решетки и небьющиеся смотровые стекла.
– Извините, что помешал, - сказал Анциферов. Сквозь марлевую повязку голос его звучал немного глухо. Хотел бы я знать: на кой черт он всегда таскает эту повязку, словно находится среди пациентов инфекционного отделения. - Господин Яковлев! Прошу вас пройти в смотровой кабинет.
Яковлев - это я. Но возмутился Костя.
– Помилуйте, доктор, - саркастически воскликнул он. - Вы же осматривали нас только вчера. К чему такое рвение? Дайте ему хотя бы доиграть партию!
Анциферов напружинился и подобрался, отчего, как мне показалось, значительно сократился в линейных размерах.
– На то есть причины, - сухо ответил он и отвернулся, показывая, что не желает дискутировать.
Спорить я не стал. Направляясь в смотровую, бросил взгляд на шахматную доску: Вартану здорово повезло, что партия наша прервалась. Всего через шесть ходов его ожидал полный разгром, хотя пока он об этом не подозревал. Анциферов шел за мной почти вплотную.
– У нас только одна минута, - зашептал он вдруг. - Слушайте меня внимательно! Тем, кто с вами будет разговаривать, нельзя отказывать. Не пытайтесь больше притворяться, что вы ничего не понимаете. Они знают о вас все и не намерены терять время. У них его просто нет. Ради Бога, постарайтесь их не раздражать…
Коридор закончился, и Анциферов замолчал. Последовал щелчок очередного замка, дверь открылась.
Сюрприз. Двоих, что ждали меня, я видел не в первый раз. Но все наши предыдущие беседы проходили по-другому. Прежде мы всегда общались с помощью микрофонов через толстое стекло, делившее смотровую пополам. Сегодня никакое стекло нас не разделяло, посетители находились на моей половине. Старший - морщинистый, с седым ежиком волос на голове - смотрел на меня с выражением, которое я бы назвал равнодушной свирепостью. Может быть, таким образом он намеревался сразу же подавить сопротивление, но, возможно, эта маска была для него вполне естественной. Во всяком случае, напугать меня ему не удалось. Как обычно, он был в штатском, однако, угадав в нем несомненного лидера любых посещавших нас «гостей», мы давно прозвали его Генералом.
Тот, что был моложе - мы дали ему кличку Стажер, - тоже не выглядел учителем изящной словесности. Массивный, с тяжелыми длинными руками, сжатые кулаки на столе, сверлящие глаза. Доктор Анциферов сел на стул в дальнем углу, как бы подчеркивая, что с посетителями у него мало общего, и даже смотрел он в другую сторону.
– Яковлев, - сказал Генерал, - садитесь. О чем вы сейчас думаете?
– О шахматной партии, которую мне не удалось доиграть, - вежливо ответил я, и это было почти правдой.
– Вы здесь уже три месяца, если я не ошибаюсь? - прищурился Генерал.
– Примерно так.
– Почему вы не спрашиваете, зачем вас здесь держат? Почему не возмущаетесь?
– А это имеет смысл? - удивился я.
– Не имеет, - согласился он. - И все-таки?
– Ну хорошо, - вздохнул я. - Так почему вы меня здесь держите?
– Потому что вы исключительно опасны. Вы представляете угрозу для общества. Как, впрочем, и ваши приятели.
– Если вы имеете в виду Вартана, Костю и Игоря, я познакомился с ними только здесь, - уточнил я. - И только благодаря вам. Но, может быть, вы все же скажете, чем я столь опасен?
– Я мог бы достаточно долго распространяться на эту тему, - жестко усмехнулся Генерал, - жаль, времени у нас уже нет. Итак, вы по-прежнему отказываетесь от сотрудничества?
– И в мыслях не держал! - воскликнул я. - Хотя для начала неплохо было бы узнать, в чем же оно заключается. Но если вы опять ждете от меня каких-то нелепых признаний, то…
– Прекратите!
Взгляд Генерала буравил меня, а Стажер то и дело сжимал и разжимал огромные кулаки, словно дожидаясь команды «фас!». Все это мне совсем не нравилось.
– Мы наблюдаем за вами достаточно долго, мы знаем о вас все, и в признаниях нет нужды.
– В таком случае вам должно быть хорошо известно, что я никогда не нарушал закона.
– Вас просто не сумели схватить за руку. Вы профессиональный мошенник, игрок-гастролер. Казино и тотализаторы. Не знаю, как вам это удается, но вы никогда не проигрываете.
– Тут я с вами согласиться не могу, - возразил я. - Проигрывать мне все же приходилось. Но, в конце концов, это неважно. Насколько я понял, моя вина, с вашей точки зрения, состоит лишь в том, что мне везет чаще, чем другим. Забавное обвинение, вы не находите?
– Такое везение статистически невозможно. Кстати, вы никогда не играли в одном и том же казино больше двух раз. И это понятно. Появись вы в любом казино хотя бы трижды, засветились бы немедленно. И тогда бы с вами разговаривали не мы и не здесь.
– То есть вы намекаете, что когда я попал сюда, мне опять повезло? - невесело усмехнулся я.
– Именно так, - подтвердил Генерал. - Вот это действительно удача, что именно мы первыми обратили внимание на ваши способности. Во всяком случае - пока. А дальнейшее зависит от вас.
– Что это значит?
– Это значит, что вы должны для нас кое-что сделать.
– Для вас? - я перевел взгляд с Генерала на Стажера и обратно.
– Не валяйте дурака! - лицо Генерала потемнело от прилива крови. - Для страны, черт возьми! Для государства!
«А оно еще существует?» - печально подумал я, но вслух сказал иное.
– Признаться, я и теперь не вполне понимаю…
– Вы все поймете, - заверил Генерал. - Настоящий разговор у нас еще впереди. Пока же я просто предлагаю решить вопрос в принципе.
– Даже для принципиального решения нужна какая-то основа, - твердо сказал я. - Хотя бы в самых общих чертах. Ну, подумайте: сейчас я говорю «да», а завтра вы объявляете, что мне предстоит трижды в день прыгать с Останкинской башни без парашюта.
– Останкинская башня давно закрыта для посещений, - поморщился Генерал. - Но смысл в ваших словах есть. Так вот, в общих чертах речь пойдет о небольшой работе на Территории.
Я ждал чего-то подобного, но все равно не смог удержаться от смешка.
– Тогда лучше с Останкинской башни! Результат будет таким же, но времени потратим меньше.
– Перестаньте паясничать! - рыкнул он. - Нам известно, что вам приходилось бывать на Территории. Вы оттуда вернулись. И до сих пор живы.
– Это произошло совершенно случайно, - запротестовал я. - К тому же я находился там очень недолго. Да вы же все знаете, меня допрашивали здесь об этом раз десять, не меньше!
– Ни слова больше о случайности! - воскликнул Генерал. - Три месяца исследований показали, что вы, как и все ваши здешние приятели, иммунны к Болезни. Я вообще убежден, что об этом вы знали с самого начала! Впрочем, я не намерен спорить. Нам известно главное: на Территории вы провели двое суток. Три года назад за это же время мы потеряли там целую дивизию.
– По сравнению с дивизией, мои возможности намного скромнее.
– И все же мы попытаемся их использовать. Кажется, в прошлом вы могли бы стать неплохим ученым? До того как превратились в банального жулика, паразитирующего на теле нашей многострадальной родины…
Тут Генерал явно перестарался. Мне ненавистна дешевая патетика и отвратительны использующие ее никуда не годные актеры.
– Не пора ли хоть немного вспомнить о своем гражданском долге, - продолжал Генерал в том же ключе, все больше вгоняя меня в тоску. - Когда-нибудь нужно платить долги… Впрочем, у вас нет иного выхода.
– Почему? - насторожился я.
– Потому что вовсе не исключено, что вы являетесь скрытым носителем Болезни. Закон о карантине вам, надеюсь, известен?
– Позвольте, вы же сами только что упомянули трехмесячные исследования…
Генерал повернул голову в сторону Анциферова, и тот, глядя мимо меня, монотонно заговорил:
– Господин полковник был не вполне точен… «Ах, оказывается, полковник», - подумал я.
– …в вашем организме не обнаружено известных на сегодняшний день форм вируса. Но мы знаем, насколько быстро он мутирует, маскируясь белками своего носителя. Что касается вашего личного иммунитета, он действительно не исключает возможности передачи вируса вовне. Сам переносчик заболевания при этом может оставаться совершенно здоровым. Науке известна масса подобных примеров, начиная от малярийного комара и кончая африканскими зелеными макаками, выпустившими в мир вирус СПИДа.
– Какое же место на этой шкале вы отводите мне? - не удержался я.
– Возможно, следующее, - ответил Анциферов. Он вовсе не хотел меня уязвить, это было просто бесстрастное мнение ученого, от которого по телу пробежал холодок.
– У нас тоже нет выхода, - Генерал нетерпеливо пошевелил плечами, показывая, что я ему уже начал надоедать. - И если слова о долге для вас лишь пустой звук…
– Не я начал войну, не я выпустил Болезнь! И не я сотворил Территорию. О каких долгах идет речь?
Взгляд его на мгновение засверкал ненавистью, но тут же погас.
– Вам плевать на войну и на Болезнь, плевать на тех, кого она убила и продолжает убивать. Ваша жизнь не только не ухудшилась с начала катастрофы. Напротив: вы чувствуете себя вполне комфортно. Все вы здесь - просто стервятники. Но меня утешает мысль, что когда-нибудь вы останетесь на Земле в одиночестве…
– Хорошо-хорошо, - сказал я, - давайте сменим тему. В чем же заключается эта небольшая работа?
– В сборе информации, - ответил он. - Мы должны знать, черт возьми, что там сейчас происходит и чего нам следует ожидать завтра.
– Неужели у вас нет специалистов? - воскликнул я. - Разведка, спецназ, десантники? Авиация, наконец!
Губы Генерала скривились в нехорошей ухмылке.
– Авиация и десантники пока есть, - сказал он. - Но только потому, что мы перестали их туда посылать.
– Разве? - искренне удивился я.
– Да-да, оттуда не возвращаются! - рявкнул Генерал. - Там не работает радиосвязь. Самолеты исчезают с экранов локаторов - и мы не знаем куда. Вам этого достаточно?
– И вы надеетесь, что мне удастся то, что не сумели сделать специалисты?
Возникла небольшая пауза, в течение которой Генерал раздумывал над ответом.
– Не очень надеюсь, - ответил он наконец. - Но другие способы мы уже испробовали.
– Ничего себе аргумент, - насмешливо пробормотал я. Генерал вновь налился кровью, но сдержал себя.
– Вы можете подумать до утра, а мы пока побеседуем с вашими… коллегами, - проговорил он. - Думайте хорошенько!
– Значит, они тоже?.. - осторожно начал я, но Генерал остановил меня взмахом руки.
– Тоже. Только не надо делать вид, что вы об этом не знаете. Тут я решил, что самое время обидеться всерьез.
– Я ничего не знаю, - отчеканил я, глядя ему прямо в глаза. - Просто по той причине, что мы никогда не беседовали на подобные темы. И если вы завели речь о возможном сотрудничестве, я бы рекомендовал вам для начала хоть изредка допускать правдивость моих слов. Тем более, что проверить их вам не составит никакого труда. Мы прекрасно знаем, что микрофоны в этом заведении установлены даже в сортирах.
Как ни странно, на этот раз Генерал не обиделся. Ухмыльнулся, причем довольно благодушно, и поднялся со стула.
– До завтра, - сказал он, показывая, что разговор закончен. Доктор Анциферов тоже встал, приготовившись меня сопровождать, но на пороге я задержался.
– Могу я задать один вопрос?
– Спрашивайте, - разрешил Генерал.
– За что вы посадили сюда Ёжика? Какой вам толк от слабоумного? Несколько мгновений он смотрел на меня с непонятным выражением.
– Вы узнаете об этом… очень скоро… я надеюсь. Когда мы шли обратно, я спросил Анциферова:
– Почему он нас так ненавидит?
– Он действительно считает вас переносчиками заразы, - неохотно ответил тот. - Не он один, кстати.
– Вы тоже?
– Какая разница… Но дело не только в этом. Он сам болен. В лучшем случае ему осталось месяцев шесть-восемь, не больше…
– Но если он инфицирован…
– Если бы он был инфицирован, то находился бы совсем в другом месте, - скривил губы Анциферов. - Что за глупости! Вирус здесь ни при чем. У него саркома.
Странно, подумал я, мы почти забыли, что кроме Болезни есть множество иных поводов оставить этот мир. Но вслух произносить этого не стал.
– Мне будет жаль расставаться с вами, - сказал я. - За это время я успел к вам привыкнуть.
Анциферов окинул меня странным взглядом. Приязни в нем точно не было.
– Не могу ответить тем же, - сдержанно произнес он. - Но удачи пожелаю. Полагаю, она вам понадобится…
***
«Ты все слышал?»
«Конечно».
«Что нам делать?»
«У нас нет выхода. Он полностью искренен в своих намерениях уничтожить нас, если мы не согласимся».
«Какой смысл в нашей смерти?»
«Смысла нет. Причина - отчаяние, рожденное бессилием. Он просто несчастный человек, пытающийся хоть что-то сделать в последние отведенные ему месяцы. Они собираются нас использовать и; называют это Проектом, который должен быть завершен в любом случае».
«Наше уничтожение означает провал их Проекта».
«Провал - всего лишь один из возможных вариантов завершения».
«Что думают остальные?»
«То же самое. Пока у нас все равно нет выбора…»
***
В отряде Ибрая было двадцать семь Бессмертных. Двадцать семь воинов, отмеченных печатью Создателя. До начала операции Ибрай никого из них не знал. Бессмертных собирали по всему правоверному миру, уцелевшему после порчи и огня, насланных врагами Учения. Враги не признавали своей вины. В эпидемии порчи они обвиняли братьев Ибрая по вере. Они утверждали, что «Абу Маджи» обратился против своих создателей, хотя каждый истинно верующий знал: «Разящий меч» совершенно безопасен для тех, кто каждый день пятикратно обращает молитву на восток. Эту истину Ибрай испытал на себе, ведь именно он был одним из тех, кто доставил контейнеры с «Абу Маджи» по назначению. Он остался невредимым и несколько недель наблюдал, торжествуя, как «Разящий меч» собирает кровавую жатву. Враги лгали, все время лгали, и ложь была наименьшим из их преступлений.