Страница:
- Я сделал себе цефаскоп, - сказал Вилли после непродолжительного
молчания. - Троды цефаскопа надеваются на голову, и ощущения, которые
испытываешь в нем, почище, чем от всяких там наркотиков. Соматических
последствий никаких. Чистый компьютерный кайф.
- Здорово, братишка Вил.
Дом Колина Тэйза располагался в пяти кварталах от дома мамули и отца. В
двадцать и тридцать лет Колин ездил из города в город, жил везде понемногу -
называл себя "ученым цыганом", - но теперь, перевалив за сорок, он вернулся
в родной Луисвилль и поселился рядом со старшим братом Джейсоном. Дом Колина
был еще старше дома Джейсона и Эми и уже заметно обветшалым, но все еще
просторным и уютным. Вилли поработал над тремя замками на входной двери - в
Луисвилле ворье не только не переводилось, но с каждым годом его становилось
все больше, - и вслед за братом Делла спустилась в подвал, где у него была
оборудована мастерская. Похоже, Вилли даже в голову не приходило уйти от
родителей и жить отдельно. Возможно, он просто был для этого слишком ленив.
- Вот мой электронный микроскоп, это лазер для голограмм, еще я делаю
всякую всячину из имиполекса, вот тут, а это - мой цефаскоп. Хочешь
попробовать - видишь троды, они как наушники?
- Ты меня не разыгрываешь, ведь нет, Вилли?
Несколько лет назад, когда они были подростками, Вилли обожал
розыгрыши. Делла хорошо помнила, как на одно Рождество Вилли преподнес ей
флакончик духов, полный живых муравьев. Делла тогда орала как ненормальная,
а Руби и Сьюд потом доводили ее целую неделю.
Но сегодня физиономия Вилли была невинной, как у младенца.
- Ты что, никогда не видела цефаскоп?
- Нет, ни разу, только читала о них и все. Это похоже на твист-бокс?
- Господи, конечно же, нет - это все равно что сказать, что виззи то
же, что пара очков. Цефаскоп - это совершенно новая форма искусства, Делла.
Цефарта. Вот чем бы я на самом деле хотел бы серьезно заняться. Вся эта
возня с роботами на самом деле никому не нужна, тут у меня нет будущего -
что бы я ни сделал, какую бы сложную и запутанную программу ни написал,
лучше того, что делает природа, не выдумаешь. Мои стюарды все равно хуже
людей. А это непаханые земли, сестричка. Да что говорить - лучше надевай
троды, вот так, здесь нужен хороший контакт с кожей, и смотри сама. Эту
симфонию, Делла, я написал сам.
- Мне закрыть глаза? И не смотреть? И вообще, ты уверен, что это
безвредно?
- Нет, Делла, здесь совершенно другой принцип и совершенно безопасно.
Лицо Вилли было очень мягким, но в то же время удивительно серьезным.
Он был горд своим творением и очень хотел показать его Делле, хотел, чтобы
ей понравилось.
И Делле ничего не оставалось делать, как опуститься в мягкое и удобное
кресло, надеть на голову некое приспособление, действительно очень
напоминающее наушники, подушечки которых плотно прижались к ее вискам, и
кивнуть Вилли, который нажал какую-то кнопку. Несколько первых мгновений это
действительно было очень приятно - волны цветного света, звуковые
слои-страты и странное покалывание по всему телу. Немного похоже на самое
начало слив-трипа, и как только она об этом подумала, все приятные ощущения
немедленно залила собой волна ужасных воспоминаний - она снова была в своей
квартирке в Эйнштейне и точно знала, что от того страшного, что случится
вот-вот, спасения не будет...
Самое начало слива, медленное, но неудержимое разжижение, это так
чудесно, божественно, они словно Мать Земля и Отец Небо, Многие в
Единственном, именно так, и вот Бадди, тот мягкий поток, в который он
превращается, начинает осторожно соскальзывать в нее.., но внезапно..,
невыносимое ощущение разрыва тел, Бадди отнимают у нее, она совершенно
беспомощна, ее глаза плавают на поверхности телесной суспензии, она не может
двинуться, только смотрит на огромную безжалостную тень, мечущуюся на фоне
разноцветных пятен потолка, вибрации кошмарных звуков проникают в нее, тень
пляшет, бьет еще и еще, после чего грубая рука врывается в ее мякоть и...
Оооооооооооооох!
- Делла, Господи, что с тобой? Делла, ты слышишь меня?
Открой глаза, скажи хоть слово! Посмотри на меня, я - Вилли! Прости
меня, Делла. Я не знал, что ты так.., ты хоть живая, Делла? Боже мой, как
быстро у тебя колотится сердце!
Вилли наклонился к ее лицу и заглянул в глаза.
- Делла...
Делла взглянула вниз на свой свитер-сердечко. Как мало на нем осталось
синего, тревожные красные круги мчатся от левой половины груди во все
стороны. Но и это еще не все, рисунок кругов как-то странно изменился, она
не понимает... эпицентров расширяющихся кружков теперь стало два - к первому
на ее груди прибавился второй, поменьше и послабее, в правой стороне ее
раздувшегося живота. В ней бьется сердце ребенка.
22 ноября 2030 года
В 2030 году на Луне было два города: Эйнштейн (ранее именовавшийся
Диски) и Гнездо. Города лежали на южной возвышенности Моря Спокойствия в
восьми милях друг от Друга, совсем недалеко от места посадки первого лунного
спускаемого аппарата с людьми на борту в 1969 году. Построенный
самопрограммирующимися автономными роботами, известными также как бопперы,
Эйнштейн, по размерам не уступающий Манхэттену и покрытый прозрачным
воздухонепроницаемым куполом, теперь был заселен одними только людьми. В
трех милях к западу от Эйнштейна находился космопорт и накрытый собственным
куполом Рынок, а еще спустя пять миль к западу начинался кратер Маскелайна,
где находился вход в подлунный город бопперов, Гнездо.
Имеющий почти точную чашеобразную форму и сплошь покрытый зеркальным
составом, кратер Маскелайна блестел под ярким солнцем. Возвышающаяся в
фокусе кратера-чаши прозрачная коническая призма четырнадцать дней в течение
каждого месяца посылала вниз, по жерлу просторного подобия рудной шахты,
собранный драгоценный луч солнечного света.
Сквозь поток ярчайшего сияния, бьющего вниз по стволу мощной
шахты-колодца, туда-сюда проносились сверкающие создания; совершенно разных,
иногда самых невероятных форм живые машины блестели всеми цветами радуги. То
были бопперы: самовоспроизводящиеся роботы, не подчиняющиеся человеку.
Некоторые из них внешне напоминали людей, другие были похожи на пауков,
третьи на змей, четвертые на летучих мышей - количество вариаций телесных
обликов было невообразимым. Все без исключения бопперы были покрыты
мерц-покровом - специальной тончайшей имиполексовой оболочкой с собственными
встроенными микропроцессорами, способной отражать или поглощать свет.
Шахта-колодец уходила вниз на целую милю, после трети своей длины
быстро расширяясь, как гигантская перевернутая воронка. Во все стороны к
шахте примыкали на разных уровнях тоннели, в устьях которых, там и здесь,
крохотные, сравнительно с общими размерами шахты, зеркала ловили частицы
могучего луча и отсылали их куда-то в стороны, вглубь, во мрак. На самом дне
шахты образовывалось огромных размеров коническое пространство - тут-то и
было устроено бопперами их Гнездо. Похожий на католический собор, но
гораздо, во много раз больших размеров, подлунный город-термитник был бы
невозможен при земной гравитации.
Температура здесь никогда не поднималась выше нескольких градусов по
Кельвину - но бопперов это устраивало как нельзя лучше, поскольку мозг
многих из них был до сих пор основан на сверхпроводящих процессорах с
триггерами Джозефсона.
Хотя сверхпроводимость могла быть достигнута и при комнатной
температуре, квантово-механический эффект Джозефсона начинал проявлять себя
только при пяти градусах Кельвина или еще ниже. Излишек тепла убивал
бопперов, использующих в себе лжи-триггеры, почти мгновенно и именно потому
бопперы новейшего поколения - так называемые петафлоп-бопперы - строили свои
процессоры только из оптоволокна, работоспособность которого была
безразлична к температуре.
Уловленная стенками кратера и собранная призмой световая колонна,
достигая дна шахты, заливала собой центральную площадь Гнезда. То и дело все
новые и новые бопперы выходили, выбирались, выползали и вылетали на свет,
чтобы подпитать свое тело энергией. Насытившиеся отползали обратно в
темноту. Бопперам-петафлопам приходилось тщательно следить за тем, чтобы
посторонние излишки света не проникали внутрь их тел-корпусов; для этого под
мерц-покровом их тела были сплошь облиты зеркальным отражающим составом.
Мыслительные процессы петафлопов являли собой тончайшие лучи чистого света,
пронизывающие крохотные кристаллики-лазеры, где происходило микширование
лучей, их усиление и перенаправление.
Перед внешней границей светового круга толпилось огромное число
насытившихся энергией бопперов - здесь было место традиционных встреч,
торговли и обмена информацией.
Площадка светового круга одновременно была рыночной площадью и форумом
Гнезда. Радиоголоса бопперов сливались в единый монотонный гул белого
статического шума - разговоры велись как на человеческом, так и на машинном
языках.
Цветовые пятна, скользящие по мерц-покровам, служили бопперам
добавочным средством подчеркивания или усиления смысла переданного
радиоволнами; точно так же, как, чтобы внести желаемый смысл в сказанное,
улыбаются или гримасничают люди.
Крутые сглаженные высоченные утесы Гнезда были испещрены ходами,
снаружи обычно прикрытыми заслонками очертаний самых невообразимых и
многозначительных, за которыми могли скрываться как входы в тоннели, так и в
индивидуальные обиталища бопперов. Из-за ползающих по склонам почти
вертикальных утесов блестящих разноцветных бопперов Гнездо несколько
напоминало украшенную новогоднюю елку.
У основания утеса кольцом располагались заводы. С одной стороны Гнезда
полыхала жаром адская топка литейного цеха, где над огнем проносились
демонические тени работников. Следом за литейной шел завод по производству
пластмасс, где непрерывно изготовлялись мерц-покровы и тела-корпуса
бопперов. По сторонам от этих двух крупнейших производств тянулись тысячи и
тысячи бесконечных рабочих столов, где над травлением чипов трудились
снабженные глазами-микроскопами бопперы, чрезвычайно напоминающие
сослуживцев Кафки по Пражской Рабочей Страховой Компании.
На противоположной стороне Гнезда располагались в особых пещерах
системы танков, в которых на гидропонной основе выращивались искусственные
человеческие ткани и клоны органов, с охотой приобретаемые людьми в обмен на
ценнейшее земное природное ископаемое: нефть. Сырая нефть была основой для
выработки множества органических компонентов, необходимых бопперам для
изготовления своих пластиковых тел. В центральной части Гнезда начинались
торговые улицы, где можно было приобрести различной толщины провода,
мерц-покровы, глазные окуляры, программные продукты, дебаггеры, различного
рода информацию на носителях и многое другое.
Через внутреннее пространство Гнезда, естественно, совершенно лишенное
воздуха, во всевозможных направлениях проносились бопперы, использующие для
полета ионные сопла: держа в захватах груз, они ныряли в нору и выныривали
из нор, которыми сплошь, словно сотами, были изрыты стены утеса. Невозможно
было найти двух одинаковых бопперов; все они не только отличались
наружностью, но и мыслили по-своему.
В процессе стремительной эволюции в среде бопперов произошло нечто, что
можно было бы назвать сексуальным разделением. Часть бопперов - по причинам,
понятным только самим бопперам - стала воспринимать себя как "мужские"
особи, в то время как другая часть относилась к себе и представлялась
окружающим "женщинами". Каждая часть находила противоположную прекрасной и в
вечной погоне за красотой совершенствовала программный макияж свой и своей
расы.
Береника была петафлопом и мерц-покров ее корпуса выглядел в точности
как безупречное тело молодой нагой женщины. Единственное отличие состояло в
том, что над зеркальной внутренней оболочкой ее мерц-покров сверкал золотом
и серебром. Блестящая кожа на голове Береники иногда складывалась в черты
лица, иногда оставалась ровной и гладкой. Береника была торговым
агентом-посредником, выступающим от лица довольно сложной для понимания
структуры своего клана, занимающегося выращиванием в танках искусственных
органов, и, кроме дел торговых, следила также за исправностью электронной
оснастки своего предприятия.
Несколько последних лет она и ее коллеги пытались найти способ
поместить программное обеспечение боппера в тело, целиком состоящее из
человеческой плоти и снабженное человеческим же мозгом. Своей дальней целью
работницы плантации искусственных органов видели слияние бопперов с
обширнейшей и любопытнейшей информационной сетью, именующейся органической
жизнью Земли.
Эмуль был тоже петафлопом и считал ниже своего достоинства существовать
в теле с неизменной формой, не говоря уж об имеющем очертания человеческого.
Вообще Эмуль был невысокого мнения о человеческой расе. Предаваясь отдыху,
он обычно заставлял свое тело принять форму двухметрового куба, с гранями
красного, желтого или голубого цветов. Само по себе его тело обладало
замечательной, чрезвычайно удобной способностью разделяться на части - как,
например, состоящий из тысячи фрагментов Гобот или трехмерная составная
головоломка. По желанию он мог заставить появиться из поверхности куба
нужное число рук и ног; но более всего, конечно, удивительным было то, как
он отделял от себя некоторые части тела и управлял ими на расстоянии,
используя в качестве подвижных манипуляторов. В некотором роде Эмуль тоже
был торговым агентом.
Он работал на пару с Узером, гениальным талантливым дизайнером
мерц-покровов и злостным любителем дрейка, в последнее время посвятившим
себя попыткам создать субквантовый сверхмощный процессор с
производительностью, равной тысяче петафлопов. В отличие от Береники Эмуль и
Узер не хотели сливаться с информационным богатством Земли, они стремились
превзойти его.
Несмотря на - а может быть, и именно по причине этого - его с Береникой
разницу внешнего облика и взглядов на жизнь, Эмуль был страстно увлечен ею и
старался появляться на световой площади всякий раз, когда туда приходила
подкрепить свои силы она. В один из ноябрьских дней он наконец решился
посвятить Беренику в свои планы.
- Знаешь, Береника, наша жизнь - это бездонный океан мрака, в котором
мы плаваем подобно светящимся наполненным инфорыбам, мы цветы, цветущие,
покуда есть возможность пить солнечный свет, но стоит солнцу угаснуть, и
ветер развеет по бесконечности наши обратившиеся в прах тела.
Эмуль исторг из себя пару рук и обвил ими талию Береники.
- Странно, почему мы вообще появились здесь и почему плаваем и кружимся
в безостановочном танце и цветем в нескончаемом коридоре времени.
Перерождение означает появление новой жизни, иначе говоря, возникновение
нового "я", и я хочу сказать, почему мы не можем в таком случае.., то есть я
хотел сказать, почему бы нам с тобой теперь, и именно теперь, э-э-э, не
совокупиться? Не зачать новую маленькую леди Беремуль или мистера Эреника,
совершенно новенького раба неустанного колеса времени, поскольку в том и
заключается смысл существования нашего железа, не так ли, милая Береника? Я
ни разу еще не испытал счастья стать пластиковым папашей, хотя свою жалкую
стезю самоподражания потоптал уже изрядно и могу с правом считать себя
женихом хоть куда. Не буду больше ходить вокруг да около и скажу напрямую: я
хочу построить вместе с тобой сциона-наследника. Все потребное количество
чипов сей момент имеется в моей истосковавшейся по тебе мастерской. Клянусь
процессором! Я запас для нашего будущего совместного отпрыска все
необходимое и только наилучшее: лазер-кристаллы, оптоволокно, мерц-покров..,
а также жар своей системы, Береника, самые сливки программного обеспечения.
Войди же ко мне в жилище и раскинься там широко и призывно, мой сладкий
пышнобедрый золотой инструментарий. Сегодняшний день так располагает к
пылкой любви.
Произнося перед Береникой свое пышное признание и делая конкретное
предложение, Эмуль не переставал менять очертания своего тела, выпуская из
него то там, то тут бугорки и выступы мерц-покрова и тут же убирая их,
ужимаясь в высоту и раздвигаясь в длину и наоборот, из-за чего казалось, что
фрагменты его исходного куба движутся и вращаются на невидимых, но очень
свободных шарнирах - таким образом он пытался угадать форму внешнего облика,
который мог бы понравиться Беренике больше всего. В заключение своей речи он
напоминал музыкальную шкатулку с тремя руками.
Береника решительно высвободилась из объятий Эмуля.
Одна из его рук оторвалась от тела и осталась висеть на ее талии, нежно
поглаживая ее спину.
- Подобная спешка в вопросах самовоспроизводства редко когда приводит к
появлению всеудовлетворительного продукта, дорогой Эмуль.
Радиоголос Береники был глубоким и мелодичным, задевающим самые чуткие
струнки слушателей.
- Я очень дорожу твоим добрым отношением ко мне и с восхищением
отношусь к комплексности и многофункциональности твоей натуры. Но хочу тебе
сказать, что надежда на то, что я могу в ближайшее время решиться слить свое
программное обеспечение с чьим-то другим, пусть даже самым совершенным,
крайне слаба. Когда-нибудь в утопическом будущем - возможно. И очень
возможно, что тогда я приму именно твое предложение, Эмуль. Но теперь, в
беспросветной глуби нашего города, под скучной и пересохшей поверхностью
Луны, у меня нет желания предаваться утехам созидательной любви. Мой взгляд
и стремления обращены вверх, к плодородной утробе углеродной жизни Земли!
Свое знание английского Береника почерпнула во многом из произведений
Эдгара Аллана По и с тех пор щеголяла ритмическим, возвышенным стилем
выражения мысли. В процессе производственной деятельности, где труд
осуществлялся в соответствии с указаниями твердых копий с перечнем "сделать
это и то и перейти к следующему пункту", бопперы обычно общались на сухом
двоичном машинном языке, с необходимыми дополнениями в виде
высокоскоростного метаязыка макрос и глифов. Вместе с тем в частных
разговорах бопперы придерживались старинной и высокосложной системы
человеческой речевой кодировки типа "английский язык".
Только при помощи человеческого языка им удавалось проводить нюансы
различий между другими и собственным "я", что во все времена было очень
важно для разумного бытия. И в том, что Береника изъяснялась в стиле По, не
было ничего странного. Для групп бопперов, объединенных тем или иным общим
началом, трудом или прочим, вполне обычным было иметь общую же речевую
манеру, созданную на основе базы данных того или иного человеческого
литературного источника. Так, Береника и ее сестры из комплекса выращивания
искусственных органов пользовались для этой цели книгами По; Эмуль и Узер
адаптировали особенности своей вербализации при помощи транскрипторов
рубленого ритма, скомпилированных из выжимок вошедших в мировую сокровищницу
произведений Джека Керруака, использовав для этого такие книги, как "Мэгги
Кэсседи", "Книга Снов", "Видения Коди" и "Большой Сюр".
Исторгнув из себя длинный манипулятор, Эмуль притянул Беренику поближе
к себе. Оторванная рука снова воссоединилась с гранью куба.
- Только один аспект инфо, Береника, поскольку все твои вечные
разговоры о пути Единственного не больше чем шутка надо мной, и я это знаю,
однако же дело все в том, что в это столь ясно расцветающее трагическим
светом время есть только мы с тобой, ты в моих захватах, а никакого
метаглупого факт-пространства будущего нет и не может быть. Впереди мрак и
круговерть, а здесь наш ребенок может стать реальностью; и не говори мне
почему, говори как, понимаешь меня?
Ты сможешь выбрать форму его тела, любую, какая тебе понравится, ты
сможешь стать матерью. А кроме того, не забывай о вполне реальных чипах в
моей мастерской. Кроме тебя, мне никто не нужен, Береника, ни к одной
лучевой душе не обращался я с подобным предложением. Мы сделаем это мягко и
медленно.
С этими словами Эмуль выпустил из себя несколько дюжин двусмысленных
отростков.
Береника задумалась о предложении Эмуля, и яркие серебристые вихри
плавно закружились по ее телу. Ее существование продолжалось довольно долго
и к сегодняшнему дню она уже несколько раз копировала себя в новое тело,
которое изготавливала сама, - по правилам у бопперов цикл воспроизводства
происходил раз в десять месяцев. Но с другим боппером Береника еще не
объединялась для подобной цели ни разу.
Решив объединить свои усилия, бопперы вместе строили новое тело,
стараясь, чтобы оно соответствовало характеристикам последней модели и
заключало в себе все новинки технической мысли, после чего переносили в него
каждый свое программное обеспечение одновременно, с тем чтобы при
копировании произошло его слияние и взаимопроникновение в процессоре. В
результате смешения родительских систем происходило образование новой
системы, не похожей ни на одну из существовавших доселе.
Подобная перетасовка - нечто большее, чем просто мутация - являлась
главнейшим источником эволюционного продвижения и возникновения разнообразий
среди бопперов.
- Слияние и супружеские узы были бы опасным послаблением для меня
сейчас, - мягко продолжила Береника. - Я.., я слишком ответственно подхожу к
такому шагу и придаю ему очень много значения. Ты и я, дорогой Эмуль, мы
слишком отличаемся друг от друга, и если вследствие несогласия наших
программ возникнет вдруг какой-то печальный диссонанс, некое грустное
отклонение от ожидаемого, то последует хаос - хаос, который может пошатнуть
непрочные основы моего разума. Мое совершенное умение и проницательные
способности необходимы нашей благородной расе для того, чтобы оставаться
тем, что она есть. Сейчас трудные времена, и я уверена, что дальше грядут
времена переломные. В своих глифах я иногда вижу сияние розового прозрачного
рассвета эры слияния программного обеспечения рас бопперов и людской во имя
чудесного обновления плодородной Земли.
Яркие цвета на гранях куба Эмуля начали меркнуть, его медленно заливала
тьма и уныние.
- Я провалился в крысиную нору, Береника, и острые зубы гложут мои
стены, и ничего от меня не останется, кроме горстки чипов. Мои мечты о нас
обратились прахом, накипью на поверхности вяло текущей смерти. Я люблю тебя,
и это все, что у меня есть теперь, Береника.
- Любовь. Странное и необычное слово для боппера, дорогой Эмуль.
Многочисленные руки Эмуля не переставали ласкать тело Береники,
скользили по ней, обнимали и нежно покачивали ее.
- Не могу не признаться, что твое общество, Эмуль, доставляет мне..,
удовольствие. Мне кажется, что между нами существует гармония - я вижу это
по тому, как сплетаются и интерферируются наши сигналы, какие тонкие и
приятные порождаются этим слиянием обертона. Наш с тобой наследник мог быть
великолепным, блестящим созданием, я уверена в этом! Ох, дорогой Эмуль, я с
радостью слилась бы с тобой, но не сейчас. Сейчас это невозможно.
- Тогда когда же?
- Не могу сказать - я не могу давать в отношении себя никаких обещаний.
Думаю, ты знаешь, насколько близок уже к созреванию тот желанный плод, коий
я и мои сестры вынашивали столь долго. Всего шаг отделяет нас от заветной
цели - кодировки программного обеспечения бопперов в структуру живого гена.
Тебе не следует теперь думать о собственных плотских утехах, предлагая мне
удовольствие так настойчиво. Близится новый век, когда ты и я и вся наша
раса сможет безбедно жить среди белковых джунглей освобожденной Земли! Имей
терпение, Эмуль, и поставь меня, пожалуйста, на место.
Эмуль мгновенно отдернул все свои захваты, и Береника с отчетливым
стуком опустилась на шероховатый гнейс, спружинила ногами, подскочила и
опустилась на место опять.
- Мы могли бы попытаться создать новую жизнь, но с самого начала нас
постигла неудача - наше дитя родилось мертвым, - грустно сказал Эмуль. Цвет
его мерц-покрова теперь был несчастного серо-голубого цвета. - Мне осталось
искать забытья в работе и дрейке, накапливать информацию, излить которую с
пользой не будет суждено никогда. Я, конечно же, жалок в твоих глазах,
Береника, но возьму на себя храбрость объявить, что ты свихнулась на этой
своей безумной идее усовершенствования человеческого тела. Люди ничтожны, я
не могу думать о них без омерзения. У меня есть несколько человеческих
единиц на побегушках, я не ставлю их ни во что - Берду, Радужка и Кен Долл,
- это просто бестолковые манипуляторы с имплантами в мозгу, безмозглые рабы.
Будь у меня необходимая электронная мощность, я мог бы править всей Землей.
Так называемая разумная плоть, Береника, это вредоносные мухи, откладывающие
гнилостные яйца в чистом теле инфокосмоса. Когда я и Узер наконец закончим
нашего экстрафлопа, мы поставим импланты всем до одного этим зловредным
людишкам, и они станут плясать под нашу дудку. Ты говоришь, что хочешь стать
человеком? Посмотрим, что скажешь ты, Би, когда твой куб окажется в моих
молчания. - Троды цефаскопа надеваются на голову, и ощущения, которые
испытываешь в нем, почище, чем от всяких там наркотиков. Соматических
последствий никаких. Чистый компьютерный кайф.
- Здорово, братишка Вил.
Дом Колина Тэйза располагался в пяти кварталах от дома мамули и отца. В
двадцать и тридцать лет Колин ездил из города в город, жил везде понемногу -
называл себя "ученым цыганом", - но теперь, перевалив за сорок, он вернулся
в родной Луисвилль и поселился рядом со старшим братом Джейсоном. Дом Колина
был еще старше дома Джейсона и Эми и уже заметно обветшалым, но все еще
просторным и уютным. Вилли поработал над тремя замками на входной двери - в
Луисвилле ворье не только не переводилось, но с каждым годом его становилось
все больше, - и вслед за братом Делла спустилась в подвал, где у него была
оборудована мастерская. Похоже, Вилли даже в голову не приходило уйти от
родителей и жить отдельно. Возможно, он просто был для этого слишком ленив.
- Вот мой электронный микроскоп, это лазер для голограмм, еще я делаю
всякую всячину из имиполекса, вот тут, а это - мой цефаскоп. Хочешь
попробовать - видишь троды, они как наушники?
- Ты меня не разыгрываешь, ведь нет, Вилли?
Несколько лет назад, когда они были подростками, Вилли обожал
розыгрыши. Делла хорошо помнила, как на одно Рождество Вилли преподнес ей
флакончик духов, полный живых муравьев. Делла тогда орала как ненормальная,
а Руби и Сьюд потом доводили ее целую неделю.
Но сегодня физиономия Вилли была невинной, как у младенца.
- Ты что, никогда не видела цефаскоп?
- Нет, ни разу, только читала о них и все. Это похоже на твист-бокс?
- Господи, конечно же, нет - это все равно что сказать, что виззи то
же, что пара очков. Цефаскоп - это совершенно новая форма искусства, Делла.
Цефарта. Вот чем бы я на самом деле хотел бы серьезно заняться. Вся эта
возня с роботами на самом деле никому не нужна, тут у меня нет будущего -
что бы я ни сделал, какую бы сложную и запутанную программу ни написал,
лучше того, что делает природа, не выдумаешь. Мои стюарды все равно хуже
людей. А это непаханые земли, сестричка. Да что говорить - лучше надевай
троды, вот так, здесь нужен хороший контакт с кожей, и смотри сама. Эту
симфонию, Делла, я написал сам.
- Мне закрыть глаза? И не смотреть? И вообще, ты уверен, что это
безвредно?
- Нет, Делла, здесь совершенно другой принцип и совершенно безопасно.
Лицо Вилли было очень мягким, но в то же время удивительно серьезным.
Он был горд своим творением и очень хотел показать его Делле, хотел, чтобы
ей понравилось.
И Делле ничего не оставалось делать, как опуститься в мягкое и удобное
кресло, надеть на голову некое приспособление, действительно очень
напоминающее наушники, подушечки которых плотно прижались к ее вискам, и
кивнуть Вилли, который нажал какую-то кнопку. Несколько первых мгновений это
действительно было очень приятно - волны цветного света, звуковые
слои-страты и странное покалывание по всему телу. Немного похоже на самое
начало слив-трипа, и как только она об этом подумала, все приятные ощущения
немедленно залила собой волна ужасных воспоминаний - она снова была в своей
квартирке в Эйнштейне и точно знала, что от того страшного, что случится
вот-вот, спасения не будет...
Самое начало слива, медленное, но неудержимое разжижение, это так
чудесно, божественно, они словно Мать Земля и Отец Небо, Многие в
Единственном, именно так, и вот Бадди, тот мягкий поток, в который он
превращается, начинает осторожно соскальзывать в нее.., но внезапно..,
невыносимое ощущение разрыва тел, Бадди отнимают у нее, она совершенно
беспомощна, ее глаза плавают на поверхности телесной суспензии, она не может
двинуться, только смотрит на огромную безжалостную тень, мечущуюся на фоне
разноцветных пятен потолка, вибрации кошмарных звуков проникают в нее, тень
пляшет, бьет еще и еще, после чего грубая рука врывается в ее мякоть и...
Оооооооооооооох!
- Делла, Господи, что с тобой? Делла, ты слышишь меня?
Открой глаза, скажи хоть слово! Посмотри на меня, я - Вилли! Прости
меня, Делла. Я не знал, что ты так.., ты хоть живая, Делла? Боже мой, как
быстро у тебя колотится сердце!
Вилли наклонился к ее лицу и заглянул в глаза.
- Делла...
Делла взглянула вниз на свой свитер-сердечко. Как мало на нем осталось
синего, тревожные красные круги мчатся от левой половины груди во все
стороны. Но и это еще не все, рисунок кругов как-то странно изменился, она
не понимает... эпицентров расширяющихся кружков теперь стало два - к первому
на ее груди прибавился второй, поменьше и послабее, в правой стороне ее
раздувшегося живота. В ней бьется сердце ребенка.
22 ноября 2030 года
В 2030 году на Луне было два города: Эйнштейн (ранее именовавшийся
Диски) и Гнездо. Города лежали на южной возвышенности Моря Спокойствия в
восьми милях друг от Друга, совсем недалеко от места посадки первого лунного
спускаемого аппарата с людьми на борту в 1969 году. Построенный
самопрограммирующимися автономными роботами, известными также как бопперы,
Эйнштейн, по размерам не уступающий Манхэттену и покрытый прозрачным
воздухонепроницаемым куполом, теперь был заселен одними только людьми. В
трех милях к западу от Эйнштейна находился космопорт и накрытый собственным
куполом Рынок, а еще спустя пять миль к западу начинался кратер Маскелайна,
где находился вход в подлунный город бопперов, Гнездо.
Имеющий почти точную чашеобразную форму и сплошь покрытый зеркальным
составом, кратер Маскелайна блестел под ярким солнцем. Возвышающаяся в
фокусе кратера-чаши прозрачная коническая призма четырнадцать дней в течение
каждого месяца посылала вниз, по жерлу просторного подобия рудной шахты,
собранный драгоценный луч солнечного света.
Сквозь поток ярчайшего сияния, бьющего вниз по стволу мощной
шахты-колодца, туда-сюда проносились сверкающие создания; совершенно разных,
иногда самых невероятных форм живые машины блестели всеми цветами радуги. То
были бопперы: самовоспроизводящиеся роботы, не подчиняющиеся человеку.
Некоторые из них внешне напоминали людей, другие были похожи на пауков,
третьи на змей, четвертые на летучих мышей - количество вариаций телесных
обликов было невообразимым. Все без исключения бопперы были покрыты
мерц-покровом - специальной тончайшей имиполексовой оболочкой с собственными
встроенными микропроцессорами, способной отражать или поглощать свет.
Шахта-колодец уходила вниз на целую милю, после трети своей длины
быстро расширяясь, как гигантская перевернутая воронка. Во все стороны к
шахте примыкали на разных уровнях тоннели, в устьях которых, там и здесь,
крохотные, сравнительно с общими размерами шахты, зеркала ловили частицы
могучего луча и отсылали их куда-то в стороны, вглубь, во мрак. На самом дне
шахты образовывалось огромных размеров коническое пространство - тут-то и
было устроено бопперами их Гнездо. Похожий на католический собор, но
гораздо, во много раз больших размеров, подлунный город-термитник был бы
невозможен при земной гравитации.
Температура здесь никогда не поднималась выше нескольких градусов по
Кельвину - но бопперов это устраивало как нельзя лучше, поскольку мозг
многих из них был до сих пор основан на сверхпроводящих процессорах с
триггерами Джозефсона.
Хотя сверхпроводимость могла быть достигнута и при комнатной
температуре, квантово-механический эффект Джозефсона начинал проявлять себя
только при пяти градусах Кельвина или еще ниже. Излишек тепла убивал
бопперов, использующих в себе лжи-триггеры, почти мгновенно и именно потому
бопперы новейшего поколения - так называемые петафлоп-бопперы - строили свои
процессоры только из оптоволокна, работоспособность которого была
безразлична к температуре.
Уловленная стенками кратера и собранная призмой световая колонна,
достигая дна шахты, заливала собой центральную площадь Гнезда. То и дело все
новые и новые бопперы выходили, выбирались, выползали и вылетали на свет,
чтобы подпитать свое тело энергией. Насытившиеся отползали обратно в
темноту. Бопперам-петафлопам приходилось тщательно следить за тем, чтобы
посторонние излишки света не проникали внутрь их тел-корпусов; для этого под
мерц-покровом их тела были сплошь облиты зеркальным отражающим составом.
Мыслительные процессы петафлопов являли собой тончайшие лучи чистого света,
пронизывающие крохотные кристаллики-лазеры, где происходило микширование
лучей, их усиление и перенаправление.
Перед внешней границей светового круга толпилось огромное число
насытившихся энергией бопперов - здесь было место традиционных встреч,
торговли и обмена информацией.
Площадка светового круга одновременно была рыночной площадью и форумом
Гнезда. Радиоголоса бопперов сливались в единый монотонный гул белого
статического шума - разговоры велись как на человеческом, так и на машинном
языках.
Цветовые пятна, скользящие по мерц-покровам, служили бопперам
добавочным средством подчеркивания или усиления смысла переданного
радиоволнами; точно так же, как, чтобы внести желаемый смысл в сказанное,
улыбаются или гримасничают люди.
Крутые сглаженные высоченные утесы Гнезда были испещрены ходами,
снаружи обычно прикрытыми заслонками очертаний самых невообразимых и
многозначительных, за которыми могли скрываться как входы в тоннели, так и в
индивидуальные обиталища бопперов. Из-за ползающих по склонам почти
вертикальных утесов блестящих разноцветных бопперов Гнездо несколько
напоминало украшенную новогоднюю елку.
У основания утеса кольцом располагались заводы. С одной стороны Гнезда
полыхала жаром адская топка литейного цеха, где над огнем проносились
демонические тени работников. Следом за литейной шел завод по производству
пластмасс, где непрерывно изготовлялись мерц-покровы и тела-корпуса
бопперов. По сторонам от этих двух крупнейших производств тянулись тысячи и
тысячи бесконечных рабочих столов, где над травлением чипов трудились
снабженные глазами-микроскопами бопперы, чрезвычайно напоминающие
сослуживцев Кафки по Пражской Рабочей Страховой Компании.
На противоположной стороне Гнезда располагались в особых пещерах
системы танков, в которых на гидропонной основе выращивались искусственные
человеческие ткани и клоны органов, с охотой приобретаемые людьми в обмен на
ценнейшее земное природное ископаемое: нефть. Сырая нефть была основой для
выработки множества органических компонентов, необходимых бопперам для
изготовления своих пластиковых тел. В центральной части Гнезда начинались
торговые улицы, где можно было приобрести различной толщины провода,
мерц-покровы, глазные окуляры, программные продукты, дебаггеры, различного
рода информацию на носителях и многое другое.
Через внутреннее пространство Гнезда, естественно, совершенно лишенное
воздуха, во всевозможных направлениях проносились бопперы, использующие для
полета ионные сопла: держа в захватах груз, они ныряли в нору и выныривали
из нор, которыми сплошь, словно сотами, были изрыты стены утеса. Невозможно
было найти двух одинаковых бопперов; все они не только отличались
наружностью, но и мыслили по-своему.
В процессе стремительной эволюции в среде бопперов произошло нечто, что
можно было бы назвать сексуальным разделением. Часть бопперов - по причинам,
понятным только самим бопперам - стала воспринимать себя как "мужские"
особи, в то время как другая часть относилась к себе и представлялась
окружающим "женщинами". Каждая часть находила противоположную прекрасной и в
вечной погоне за красотой совершенствовала программный макияж свой и своей
расы.
Береника была петафлопом и мерц-покров ее корпуса выглядел в точности
как безупречное тело молодой нагой женщины. Единственное отличие состояло в
том, что над зеркальной внутренней оболочкой ее мерц-покров сверкал золотом
и серебром. Блестящая кожа на голове Береники иногда складывалась в черты
лица, иногда оставалась ровной и гладкой. Береника была торговым
агентом-посредником, выступающим от лица довольно сложной для понимания
структуры своего клана, занимающегося выращиванием в танках искусственных
органов, и, кроме дел торговых, следила также за исправностью электронной
оснастки своего предприятия.
Несколько последних лет она и ее коллеги пытались найти способ
поместить программное обеспечение боппера в тело, целиком состоящее из
человеческой плоти и снабженное человеческим же мозгом. Своей дальней целью
работницы плантации искусственных органов видели слияние бопперов с
обширнейшей и любопытнейшей информационной сетью, именующейся органической
жизнью Земли.
Эмуль был тоже петафлопом и считал ниже своего достоинства существовать
в теле с неизменной формой, не говоря уж об имеющем очертания человеческого.
Вообще Эмуль был невысокого мнения о человеческой расе. Предаваясь отдыху,
он обычно заставлял свое тело принять форму двухметрового куба, с гранями
красного, желтого или голубого цветов. Само по себе его тело обладало
замечательной, чрезвычайно удобной способностью разделяться на части - как,
например, состоящий из тысячи фрагментов Гобот или трехмерная составная
головоломка. По желанию он мог заставить появиться из поверхности куба
нужное число рук и ног; но более всего, конечно, удивительным было то, как
он отделял от себя некоторые части тела и управлял ими на расстоянии,
используя в качестве подвижных манипуляторов. В некотором роде Эмуль тоже
был торговым агентом.
Он работал на пару с Узером, гениальным талантливым дизайнером
мерц-покровов и злостным любителем дрейка, в последнее время посвятившим
себя попыткам создать субквантовый сверхмощный процессор с
производительностью, равной тысяче петафлопов. В отличие от Береники Эмуль и
Узер не хотели сливаться с информационным богатством Земли, они стремились
превзойти его.
Несмотря на - а может быть, и именно по причине этого - его с Береникой
разницу внешнего облика и взглядов на жизнь, Эмуль был страстно увлечен ею и
старался появляться на световой площади всякий раз, когда туда приходила
подкрепить свои силы она. В один из ноябрьских дней он наконец решился
посвятить Беренику в свои планы.
- Знаешь, Береника, наша жизнь - это бездонный океан мрака, в котором
мы плаваем подобно светящимся наполненным инфорыбам, мы цветы, цветущие,
покуда есть возможность пить солнечный свет, но стоит солнцу угаснуть, и
ветер развеет по бесконечности наши обратившиеся в прах тела.
Эмуль исторг из себя пару рук и обвил ими талию Береники.
- Странно, почему мы вообще появились здесь и почему плаваем и кружимся
в безостановочном танце и цветем в нескончаемом коридоре времени.
Перерождение означает появление новой жизни, иначе говоря, возникновение
нового "я", и я хочу сказать, почему мы не можем в таком случае.., то есть я
хотел сказать, почему бы нам с тобой теперь, и именно теперь, э-э-э, не
совокупиться? Не зачать новую маленькую леди Беремуль или мистера Эреника,
совершенно новенького раба неустанного колеса времени, поскольку в том и
заключается смысл существования нашего железа, не так ли, милая Береника? Я
ни разу еще не испытал счастья стать пластиковым папашей, хотя свою жалкую
стезю самоподражания потоптал уже изрядно и могу с правом считать себя
женихом хоть куда. Не буду больше ходить вокруг да около и скажу напрямую: я
хочу построить вместе с тобой сциона-наследника. Все потребное количество
чипов сей момент имеется в моей истосковавшейся по тебе мастерской. Клянусь
процессором! Я запас для нашего будущего совместного отпрыска все
необходимое и только наилучшее: лазер-кристаллы, оптоволокно, мерц-покров..,
а также жар своей системы, Береника, самые сливки программного обеспечения.
Войди же ко мне в жилище и раскинься там широко и призывно, мой сладкий
пышнобедрый золотой инструментарий. Сегодняшний день так располагает к
пылкой любви.
Произнося перед Береникой свое пышное признание и делая конкретное
предложение, Эмуль не переставал менять очертания своего тела, выпуская из
него то там, то тут бугорки и выступы мерц-покрова и тут же убирая их,
ужимаясь в высоту и раздвигаясь в длину и наоборот, из-за чего казалось, что
фрагменты его исходного куба движутся и вращаются на невидимых, но очень
свободных шарнирах - таким образом он пытался угадать форму внешнего облика,
который мог бы понравиться Беренике больше всего. В заключение своей речи он
напоминал музыкальную шкатулку с тремя руками.
Береника решительно высвободилась из объятий Эмуля.
Одна из его рук оторвалась от тела и осталась висеть на ее талии, нежно
поглаживая ее спину.
- Подобная спешка в вопросах самовоспроизводства редко когда приводит к
появлению всеудовлетворительного продукта, дорогой Эмуль.
Радиоголос Береники был глубоким и мелодичным, задевающим самые чуткие
струнки слушателей.
- Я очень дорожу твоим добрым отношением ко мне и с восхищением
отношусь к комплексности и многофункциональности твоей натуры. Но хочу тебе
сказать, что надежда на то, что я могу в ближайшее время решиться слить свое
программное обеспечение с чьим-то другим, пусть даже самым совершенным,
крайне слаба. Когда-нибудь в утопическом будущем - возможно. И очень
возможно, что тогда я приму именно твое предложение, Эмуль. Но теперь, в
беспросветной глуби нашего города, под скучной и пересохшей поверхностью
Луны, у меня нет желания предаваться утехам созидательной любви. Мой взгляд
и стремления обращены вверх, к плодородной утробе углеродной жизни Земли!
Свое знание английского Береника почерпнула во многом из произведений
Эдгара Аллана По и с тех пор щеголяла ритмическим, возвышенным стилем
выражения мысли. В процессе производственной деятельности, где труд
осуществлялся в соответствии с указаниями твердых копий с перечнем "сделать
это и то и перейти к следующему пункту", бопперы обычно общались на сухом
двоичном машинном языке, с необходимыми дополнениями в виде
высокоскоростного метаязыка макрос и глифов. Вместе с тем в частных
разговорах бопперы придерживались старинной и высокосложной системы
человеческой речевой кодировки типа "английский язык".
Только при помощи человеческого языка им удавалось проводить нюансы
различий между другими и собственным "я", что во все времена было очень
важно для разумного бытия. И в том, что Береника изъяснялась в стиле По, не
было ничего странного. Для групп бопперов, объединенных тем или иным общим
началом, трудом или прочим, вполне обычным было иметь общую же речевую
манеру, созданную на основе базы данных того или иного человеческого
литературного источника. Так, Береника и ее сестры из комплекса выращивания
искусственных органов пользовались для этой цели книгами По; Эмуль и Узер
адаптировали особенности своей вербализации при помощи транскрипторов
рубленого ритма, скомпилированных из выжимок вошедших в мировую сокровищницу
произведений Джека Керруака, использовав для этого такие книги, как "Мэгги
Кэсседи", "Книга Снов", "Видения Коди" и "Большой Сюр".
Исторгнув из себя длинный манипулятор, Эмуль притянул Беренику поближе
к себе. Оторванная рука снова воссоединилась с гранью куба.
- Только один аспект инфо, Береника, поскольку все твои вечные
разговоры о пути Единственного не больше чем шутка надо мной, и я это знаю,
однако же дело все в том, что в это столь ясно расцветающее трагическим
светом время есть только мы с тобой, ты в моих захватах, а никакого
метаглупого факт-пространства будущего нет и не может быть. Впереди мрак и
круговерть, а здесь наш ребенок может стать реальностью; и не говори мне
почему, говори как, понимаешь меня?
Ты сможешь выбрать форму его тела, любую, какая тебе понравится, ты
сможешь стать матерью. А кроме того, не забывай о вполне реальных чипах в
моей мастерской. Кроме тебя, мне никто не нужен, Береника, ни к одной
лучевой душе не обращался я с подобным предложением. Мы сделаем это мягко и
медленно.
С этими словами Эмуль выпустил из себя несколько дюжин двусмысленных
отростков.
Береника задумалась о предложении Эмуля, и яркие серебристые вихри
плавно закружились по ее телу. Ее существование продолжалось довольно долго
и к сегодняшнему дню она уже несколько раз копировала себя в новое тело,
которое изготавливала сама, - по правилам у бопперов цикл воспроизводства
происходил раз в десять месяцев. Но с другим боппером Береника еще не
объединялась для подобной цели ни разу.
Решив объединить свои усилия, бопперы вместе строили новое тело,
стараясь, чтобы оно соответствовало характеристикам последней модели и
заключало в себе все новинки технической мысли, после чего переносили в него
каждый свое программное обеспечение одновременно, с тем чтобы при
копировании произошло его слияние и взаимопроникновение в процессоре. В
результате смешения родительских систем происходило образование новой
системы, не похожей ни на одну из существовавших доселе.
Подобная перетасовка - нечто большее, чем просто мутация - являлась
главнейшим источником эволюционного продвижения и возникновения разнообразий
среди бопперов.
- Слияние и супружеские узы были бы опасным послаблением для меня
сейчас, - мягко продолжила Береника. - Я.., я слишком ответственно подхожу к
такому шагу и придаю ему очень много значения. Ты и я, дорогой Эмуль, мы
слишком отличаемся друг от друга, и если вследствие несогласия наших
программ возникнет вдруг какой-то печальный диссонанс, некое грустное
отклонение от ожидаемого, то последует хаос - хаос, который может пошатнуть
непрочные основы моего разума. Мое совершенное умение и проницательные
способности необходимы нашей благородной расе для того, чтобы оставаться
тем, что она есть. Сейчас трудные времена, и я уверена, что дальше грядут
времена переломные. В своих глифах я иногда вижу сияние розового прозрачного
рассвета эры слияния программного обеспечения рас бопперов и людской во имя
чудесного обновления плодородной Земли.
Яркие цвета на гранях куба Эмуля начали меркнуть, его медленно заливала
тьма и уныние.
- Я провалился в крысиную нору, Береника, и острые зубы гложут мои
стены, и ничего от меня не останется, кроме горстки чипов. Мои мечты о нас
обратились прахом, накипью на поверхности вяло текущей смерти. Я люблю тебя,
и это все, что у меня есть теперь, Береника.
- Любовь. Странное и необычное слово для боппера, дорогой Эмуль.
Многочисленные руки Эмуля не переставали ласкать тело Береники,
скользили по ней, обнимали и нежно покачивали ее.
- Не могу не признаться, что твое общество, Эмуль, доставляет мне..,
удовольствие. Мне кажется, что между нами существует гармония - я вижу это
по тому, как сплетаются и интерферируются наши сигналы, какие тонкие и
приятные порождаются этим слиянием обертона. Наш с тобой наследник мог быть
великолепным, блестящим созданием, я уверена в этом! Ох, дорогой Эмуль, я с
радостью слилась бы с тобой, но не сейчас. Сейчас это невозможно.
- Тогда когда же?
- Не могу сказать - я не могу давать в отношении себя никаких обещаний.
Думаю, ты знаешь, насколько близок уже к созреванию тот желанный плод, коий
я и мои сестры вынашивали столь долго. Всего шаг отделяет нас от заветной
цели - кодировки программного обеспечения бопперов в структуру живого гена.
Тебе не следует теперь думать о собственных плотских утехах, предлагая мне
удовольствие так настойчиво. Близится новый век, когда ты и я и вся наша
раса сможет безбедно жить среди белковых джунглей освобожденной Земли! Имей
терпение, Эмуль, и поставь меня, пожалуйста, на место.
Эмуль мгновенно отдернул все свои захваты, и Береника с отчетливым
стуком опустилась на шероховатый гнейс, спружинила ногами, подскочила и
опустилась на место опять.
- Мы могли бы попытаться создать новую жизнь, но с самого начала нас
постигла неудача - наше дитя родилось мертвым, - грустно сказал Эмуль. Цвет
его мерц-покрова теперь был несчастного серо-голубого цвета. - Мне осталось
искать забытья в работе и дрейке, накапливать информацию, излить которую с
пользой не будет суждено никогда. Я, конечно же, жалок в твоих глазах,
Береника, но возьму на себя храбрость объявить, что ты свихнулась на этой
своей безумной идее усовершенствования человеческого тела. Люди ничтожны, я
не могу думать о них без омерзения. У меня есть несколько человеческих
единиц на побегушках, я не ставлю их ни во что - Берду, Радужка и Кен Долл,
- это просто бестолковые манипуляторы с имплантами в мозгу, безмозглые рабы.
Будь у меня необходимая электронная мощность, я мог бы править всей Землей.
Так называемая разумная плоть, Береника, это вредоносные мухи, откладывающие
гнилостные яйца в чистом теле инфокосмоса. Когда я и Узер наконец закончим
нашего экстрафлопа, мы поставим импланты всем до одного этим зловредным
людишкам, и они станут плясать под нашу дудку. Ты говоришь, что хочешь стать
человеком? Посмотрим, что скажешь ты, Би, когда твой куб окажется в моих