Русанов-Ливенцов Михаил. Лад Посадский и компания: Дела торговые, дела заморские

   Постучал Лад в калитку молоточком бронзовым, она сразу же и отворилась. Дворня Комер-сана почтительно склонилась перед Ладом. Кто-то бросился отворять двери в дом, а Лад с расстройства сплюнул под ноги.
   В самой большой комнате дома ждали его Седобород и Комер-сан. Старики ласково обняли его, осмотрели с ног до головы и усадили за стол. Прислуга Комер-сана подала вино франзонское.
   — Ну, здравствуй, Лад, здравствуй. Хорошо, что к нам сперва заскочил. Мы-то, старые, думали, что ты сразу на площадь бросишься пировать. Ан нет, уважил старых... Рады мы тебе.
   — Чему же радоваться? — печально ответил Лад. — Позору моему?
   — Какому позору? — улыбка исчезла с лица Комер-сана, а Седобород взглянул на Лада странно, задумчиво.
   — Какому?! Да вот какому!.. Не прошло и двух дней, как вернулись мы из похода туда, откуда уходили... Да-а, спасибо Сичкарю за демонов пыльных... Встречу, так обязательно почешу об ребра его кол осиновый!
   — Что-то не пойму я тебя, Лад. — Глаза Седоборода блеснули зеленым. — Поход твой длился полтора года. О каких двух днях ты говоришь?.. Слушай, уважаемый, — обратился он к Комер-сану, — видать, устал Лад с дороги...
   — Да какая к Чер-Тую дорога?! Какой поход? Мы вчера утром из Посада выехали, ночью круг дали и сегодня вернулись! Вот и весь поход...
   — Хорош круг в полтора года! — хмыкнул Седобород. — Неужели ошибся я насчет тебя, и чары замутили разум твой?
   — Ничего меня не мутило! Говорю вам, НЕ БЫЛО ПОХОДА!!!
   — Не было?! А как же тогда понимать всё это? — Комер-сан отошел в угол, открыл ключиком серебряным дверцы шкафа потаенного и вытащил огромную коробку. Лад, ничего не понимая, следил за ним с чувством тревоги. Комер-сан вытряхнул содержимое коробки на стол — десятки скрюченных и мятых листов бумаги.
   — Подойди.
   Лад поспешно подошел к столу.
   — Читай. — Комер-сан сунул ему под нос первый попавшийся листок. — Читай вслух.
   — ...с дороги. Спасибо гоблину, его совет и хитрость помогли добиться желаемого. Дева Песков отпустила нас... — Лад удивленно посмотрел на Комер-сана.
   Почерк узнаешь?
   — Мой почерк. Только...
   — Это послание мы получили два месяца спустя после вашего отбытия. Из него мы узнали, как вам удалось перехитрить старую бесовку, как выиграли у нее все секреты и еще кучу всякого барахла. В том числе голубей заговорных, голубей почтовых. С ними ты и слал нам почту каждую неделю. Вот откуда Посад знает о подвигах ваших. Да еще Седобород время от времени в водицу колодезную посматривал, узнавал о том, о чем умолчать ты хотел...
   — Постойте, постойте... Это что же выходит, значит, поход состоялся?!
   — Конечно.
   — И мы герои?
   — Точно.
   — А про перемены узнали?.. Ну, чего молчите?
   Комер-сан и Седобород обменялись быстрыми взглядами.
   — Тут вот какое дело, Лад. В последнем письме, которое мы получили месяц назад, ты писал, что мол, всё тебе известно про перемены. Но доверять бумаге выводы свои ты не намерен. Какой-то орел повадился голубей твоих хватать. Потому, мол, приедешь и сам всё расскажешь.
   — Здрасьте... — Лад опустился на табурет резной. — А откуда письмо было?
   — Из Франзонии.
   — Надо же, Франзония... А водица колодезная ничего подсказать не могла?
   — Тут вот как дело было, — замялся Седобород. — Водица последнее время мутной была. Так что...
   — Понятно, — протянул Лад. — Только дело в том, что я не был во Франзонии, никаких писем вам не писал, у Девы Песков голубей не выиграл!
   — Но... как же...
   — Да вот так. Одно из двух. Либо я сошел с ума, и вы мне снитесь. Либо вы все здесь спятили за ночь... Может, эпидемия какая?
   Сказал Лад и сам себе удивился: откуда он слово такое знает — «эпидемия»?
   — Или ты всё забыл, — проскрипел Седобород. Комер-сан закивал головой, соглашаясь с ним:
   — Наверное, с вами что-то случилось в конце пути. Точно. Так и есть. Что же теперь делать, Седобород?
   Лицо Комер-сана выражало вечную приветливость, во в голосе звучали тревожные нотки. Это напугало Лада. Никогда он ноток таких в голосе учителя не слышал.
   — Значит, дело действительно серьезное.
   — Ничего страшного, — успокоил Седобород. — Ничего серьезного в этом нет. Хотя курьез, конечно, вышел... Ха, надо же, они ничего не помнят! Вот смеху-то будет, когда...
   — Постой, — остановил старика вредного Комер-сан. — Надо бы нам Ладу всё рассказать, пока не вышло чего худого.
   — Стоит ли? — усмехнулся Седобород. — Вот потеха была бы... Да, о чем это я? Конечно, надо рассказать. Вот ты и начинай.
   — Видишь ли, Лад, — Комер-сан уселся за стол, смахнул бумаги на пол и наполнил три бокала вином франзонским. — Как бы тебе сказать...
   — Говори, как есть, — подстегнул Седобород. — Он не маленький, всё поймет.
   — Сам знаю! — осерчал Комер-сан. — Не перебивай!
   Лад смотрел на стариков и убеждался в том, что посетила Посад какая-то эпидемия, не иначе. С чего бы это старикам так беспокоиться?
   — Сначала расскажу я тебе про твой поход. Где вы побывали, что видели, какие подвиги совершили. Всё это известно из твоих писем. Можешь потом собрать их и перечитать. Удивишься многому! Да только нужды в этом особой нету, весь Посад их читал. Люд посадский любое слово мое подтвердит... А письма... Письма можно сжечь, нечего хлам в доме разводить.
   — Да не томите вы меня! — взмолился Лад. Лоб его покрылся испариной от дум тревожных, и жалость сердце кольнула — больны старики! Что же делать теперь?
   — Сперва побывали вы у Девы Песков. Она сама вас нашла, когда вы помирали от жажды посреди пустыни Хасары. Так как ей вы были обязаны жизнью, она, нечисть проклятая, хотела вас при себе оставить навсегда. Но тут гоблин, Сэр Тумак то есть, посоветовал тебе вспомнить слова Сичкаря... Тут я не понимаю в чем дело. Ты что, с главной нечистью встречался перед дорогой? Неосмотрительно, да-а, неосмотрительно... Так вот, вспомнил ты что-то и предложил Деве Песков сыграть в игру, которую она еще не знала. И она согласилась. В ее-то годы!!! Больно старуха на новизну падкая оказалась... Сэр Тумак вспомнил, что довелось ему однажды присутствовать на игре, в которую играли урки одесские в Фан-Сранциско. Называлась игра та «бура». Что урки одесские в Фан-Сранциско делали, гоблин не сказал.
   — А я спрашивал? — усомнился Лад, проглатывая навернувшуюся слюну. Про урок он никогда не слыхал, как, впрочем, и про город Фан-Сранциско.
   — Спрашивал, — Седобород подсел к столу и выпил вина.
   Лад сдерживал себя, успокаивал, но слюна, будь она неладна, мелкой пеной наползала на язык.
   — Так вот, — продолжал Комер-сан, — Сэр Тумак сыграл с Девой Песков в буру и выиграл. До того игра понравилась старухе, что она тут же предложила считать итог игры недействительным, и сыграть еще раз. Справедливость ее довода была подкреплена демонстрацией дыбы, на которой растягивали какого-то демоненка, и котлом с кипящим маслом, в котором кипели неизвестные вам представители пустынной нечисти. Тогда вы признали справедливость ее претензий, и гоблин сыграл с ней еще раз... И так было шестьдесят пять раз подряд. Ушло на это три дня. И ни разу Дева Песков гоблина не обыграла. По твоим словам выходило так, что причина этого кроется в длинных волосатых руках гоблина, только почему, ни я, ни Седобород так и не поняли. За три дня вы отыграли свои жизни, свое барахло торговое, свободу смерти (не знаю, кто тебя об этом просил?!), голубей заговорных, почтовых, две телеги серебра чеканного, стол бильярдный, шило, которое в мешке не утаишь, кота в мешке, мешок пыльный, еще одно шило, которое меняется на мыло, и итайскую вазу династии Сам-Чай-Пей, за что спасибо тебе огромное.
   — Почему? — удивился Лад.
   — Из письма твоего следовало, что даришь ты эту вазу дивную мне, — Комер-сан позволил себе улыбнуться довольно. — Она стоит в моей спальне. Редкая вещь, красоты необычайной...
   — Постой, — перебил учителя Лад. — Как же все эти вещи в Посад попали? Ведь мы только что вернулись!
   — Ты всё, что попадалось вам в руки, отправлял в Посад с пыльными демонами. Они любое огромное расстояние сжимают до нескольких десятков метров. Подковы, которыми они лошадей подковывают, делают дорогу быстрее. Это связано как-то с законами физики...
   — Это я знаю.
   — Откуда? Ты же ничего не помнишь!
   — Я помню, как мы выехали из Посада, как встретили пыльных демонов и гоблина, потом... Потом мы пили пиво, была ночь... а утром оказались около врат посадских... Значит, я всё посылал в Посад?
   — Да.
   — И много послал?
   Лицо Комер-сана приобрело деловое выражение.
   — Много. После вычетов купцам, которые обоз собирали, десятой части совету Посада, десятой части самому Посаду, одного процента мне за ученичество и после равного дележа между всеми участниками экспедиции всего оставшегося, выходит так, что стал ты одним из крупнейших купцов во всех землях посадских!
   Лад дрожащей рукой схватил бокал хрустальный (очень редко Комер-сан выставлял посуду такую гостям), и одним залпом выпил содержимое. Потом оттер пот со лба.
   — Правда? — спросил он у Седоборода. Тот кивнул.
   — Ну дела! — Лад не мог прийти в себя. Вчера отправлялся он в поход дальний не бедным купцом, но всё же не богатым. А сегодня утром оказался богаче самых богатейших! — Мне нужно время всё это осмыслить... Что же было дальше?
   — Когда?
   — После Девы Песков.
   — Вы отправились в Итай.
   — В Итай? Почему в Итай?!
   — Кроме тебя никто не знает. Известно лишь, что Дева Песков настаивала на том, чтобы вы отправились во Франзонию, главную страну Союза Приозерского. Но ты повел обоз в Итай. Там вы столкнулись с разбойниками. Это были беглые самраи. И Яром с Пустолобом доказали в битве той, что не зря Посад кормит дружину. Потом встретились вы с купцом итайским Стен Великим. Ты имел с ним долгую беседу наедине. После чего обоз тронулся во Франзонию. Из Итая ты отправил три телеги товара — шелка, бронза, семена каких-то цветов. Мы с Седобородом таких никогда не видели, хотя Седобород стар, а я сам родом из Итая. По дороге Донд дважды спасал твою жизнь от тайных заговорщиков. Кто они, почему хотели лишить тебя жизни, кто дал им такой наказ — неизвестно.
   — Думаю, это были они. — Седобород дернул волос из бороды и обмотал им палец.
   — Кто «они»?
   — Те, кто перемены затеял. — Он многозначительно посмотрел на Комер-сана.
   — Во Франзонии, — продолжал Комер-сан, — вас обвинили в неуважении к обычаям страны. Причиной тому послужил не сдержанный язык Ярома. Но Наковальня выручил. Он одержал победу в единоборстве, очень популярном во Франзонии и известном как бои без правил. Бои те полулегальные, их организацией занимаются представители людей Мафии, и Донд помог в переговорах с ними. Ставкой в бою стала ваша свобода. Против Наковальни вышел боец, известный в тех краях — Щас Вам Как Дам... Наковальне удалось уложить его лишь с третьей попытки... Донд тайно сделал ставку на Наковальню, и вы выиграли почти сто тысяч «хевро»! Деньги немалые...
   — Я их тоже в Посад послал?
   — Конечно. Они находятся в конторе М. Уолта... После боя того зауважали вас во Франзонии. Торговля ваша пошла в гору. Из твоих писем стало нам известно, что там тоже обеспокоены переменами грядущими, но сути всей никто не знал. Обманула вас Дева Песков, отомстила за проигрыш гоблину... Из Франзонии вы отправились на поиски могилы великого путешественника Улисса. Что вас на это подвигло, ты не сообщаешь. Единственно, о чем ты пишешь, так это о встрече с Ролоссом Кодосским. Много неприятностей доставил вам этот мерзкий тип... Думаю, шпионил он за вами... Сначала прибился к вашему обозу, затем выпил всё пиво Сэра Тумака, потом поссорил Ярома и Донда, наплел Пустолобу, что он самый гениальный полководец всех времен и народов. Это Пустолоб-то!!! После чего обозвал его, гнус презренный, генералиссимусом! И никто на него управу не мог найти. По доброте душевной ты приказал не трогать карлика. Да только он, прихвостень нечисти, выгоды стал искать собственной от вашего хорошего расположения. Так вам надоел, что вы только повода искали избавиться от него. Выручил опять-таки Наковальня. Однажды он надел на Ролосса Кодосского чан медный, который придавил карлу к земле, да так и оставил на ночь. После этого случая заскучал Ролосс с вами, а через три дня и вовсе исчез... Должен сказать тебе, Лад, что из всех врагов ваших он больше всего возмутил люд посадский. Такого зануду еще поискать надо... Могилу Улисса вы не нашли. Зато побывали в Ольбии Туманной. Именно там тебе стало известно о сути перемен. Именно в главном посаде Ольбийском — Донлоне, на родине Сэра Тумака, ты узнал, откуда они идут и что несут миру. Из Ольбии Туманной было последнее твое письмо. Вот так.
   — Странно всё это. — Лад запустил ладонь в седые кудри. — О неизвестном поведал ты. Ничего подобного не знаю я. Что скажите, мудрые, о делах таких?
   — А что тут говорить? — Седобород поднялся из-за стола. — Добра ты послал в Посад много, так что с этой стороны поход твой удачен был. Наука Комер-сана впрок тебе пошла. Что же касается перемен... думаю, беспамятство твое сильно связано с ними. Будем ждать.
   — Чего? — не понял Лад.
   — Когда пройдет амнезия.
   Лад сплюнул, Комер-сан укоризненно покачал головой.
   — Вот что, Лад, нам с Седобородом еще поговорить надо. А ты ступай на праздник, повеселись. Но сперва в дом свой новый загляни.
   — ?!
   — Это моя затея, — нехотя признал Седобород. — Подумал я, что негоже купцу богатому без собственных хором жить, вот и выстроили мастера посадские тебе дом. — Седобород закашлял и снова метнул взгляд быстрый на Комер-сана.
   — Вот что, говорите всё, как есть, — не выдержал Лад. — Чую я, скрываете вы что-то. Итак, что еще меня ждет?
   — Так, мелочи... — Комер-сан пригубил вино и уставился в окно резное. — Надо бы тебе зайти еще к М. Уолту, он даст тебе отчет обо всех твоих богатствах. И... — Лад с нетерпением ждал продолжения.
   — И с женой своей поговори! — резко сказал Седобород. — Больно вредная она у тебя. Везде нос свой сунуть норовит! Ох, и натерпелись мы от нее!!!
   — К М. Уолту зайду, а жена... Ты же знаешь, Седобород, бабы народ странный... ЖЕНА?! — Глаза Лада на лоб полезли. — КАКАЯ ЖЕНА?!!!
   — В этом-то и вся загвоздка. С четвертым обозом из Франзонии послал ты в Посад девицу молодую. Она показала совету посадскому грамоту, написанную тобой, где утверждалось, что девица сия, именем Гадина, есть жена твоя по законам франзонским. Жена так жена, решили мы. Сначала я приютил ее, да только больше недели сил моих не хватило сносить характер ее вздорный! Потом Седобород пригласил ее. Но он выдержал лишь три дня.
   После этого я и решил дом тебе срубить. Чтоб не видеть жену твою, значит. Надоела она всем. Смущает люд посадский, а больше всего девкам посадским головы морочит. Что одевать, а что нет, как с мужчинами себя вести, как за себя постоять. Организовала этот... как его... женский клуб! Бабы теперь там вечерами собираются, разговоры ведут странные. Уже были случаи, когда жена мужу перечила, представляешь?!
   — И где такую отыскал, Лад? — прорвало Комер-сана. — В Посаде столько девиц пригожих, а тебя угораздило найти эту!
   Хоть и сидел Лад на стуле, а пол вдруг рядом оказался. Грохнулся он и замер. Комер-сан и Седобород бросились к нему.
   — Эх ты, мудрый, — упрекал Комер-сан Седоборода, — говорил же тебе, не стоит так сразу говорить ему обо всём.
   — Не стоит, не стоит, — передразнил купца Седобород. — А что делать-то? Всё равно узнал бы. Зашел в дом, а там она! Думаешь, так лучше?
   — Не знаю. Надо его в чувство привести... Поворожил бы ты над ним, что ли.
   — Да не берет его ворожба. И жену его тоже, — шепотом добавил Седобород.
   — Что?!
   — А то. Пробовал я, да без удачи. Она кого хочешь сама заворожит!
   — Может, вина ему в лицо плеснуть?
   — Толку-то от твоего вина! Есть пойло мафиозное?
   — Спирт? Есть.
   — Водой разбавь, — предупредил Седобород, — и в рот влей!
   Во рту Лада зажгло, темнота перед глазами взорвалась искрами и дыхание сперло. Лад закашлялся, открыл глаза. Седобород и Комер-сан склонились над ним.
   — Чему лыбитесь? На конец приберегли самое страшное, да? Эх, мудрые... По любви хоть женился, али как?
   — Али как. По расчету. Только вот по какому, никому не ведомо. Думали, ты вернешься и всё объяснишь... А тут вот как вышло...
   — Да-а-а, вернулся... Лучше бы и не возвращался! Напомните, как звать-то супругу?
   — Гадина.
   — Милое имя... Она знает, что я вернулся? — Лад сел на полу, ноги под себя поджал и руками виски сдавил. — Что вы мне в рот влили? Горит всё!
   — Водка это. Она сейчас в Посаде популярнее браги медовой. А жена твоя знает, где же ей не знать, если это именно она заставила совет посадский встречу тебе устроить. Старый Зуб и так и сяк вилял, да только она сильно прижала его, заставила раскошелиться.
   — Сейчас к ней не пойду...
   — Понимаю, — Седобород улыбнулся ехидно. — Ступай на площадь. Успокой разум хмелем, глядишь, и встанет всё на свои места...

Глава 5

   На площади пир горой стоял. Праздновал люд посадский возвращение героев. Поднимались чарки заздравные, хвалебные песни горланились.
   Расщедрился совет, ломились столы от изобилия еды всякой. И поросята, изжаренные в печах целиком. И барашки на вертелах. И рыба жареная, и вяленая, и соленая. Коренья и овощи тушеные, каши гороховые, медом приправленные. Бульоны заморские в чанах медных бурлили, ароматом соблазняли. Хлеб свежий, с пылу, с жару, горами лежал.
   М. Уолт пожаловал от конторы своей на пир деликатесы невиданные — гамбургеры в сотне плетеных корзин, да только не ел их никто. Другие купцы знатные, оценив жест М. Уолта, от себя на пир посадский снедь слали без счету — кто арбузы пудовые, кто связки бананов, телеги граната пурпурного, шары сыра оландского. И запивалось всё это брагой медовой, пивом терпким из Бовуссии, вином франзонским и водкой-катанкой, пойлом отвратным, жгучим, но больно хмельным, что очень нравилось мужикам посадским.
   Всюду костры пылали. Детвора посадская, на празднике сём не обиженная (кто фруктом заморским одарит, кто пряником медовым приласкает, а кто тайно, чтоб старухи вредные не видели, и куль карамельки франзонской отсыплет, пускай, мол, детишки сладостями побалуются, зубов не жалея), игры играла и веселилась во всю под хороводы взрослых.
   В бражничестве всеобщем где-то и ссоры вспыхивали. Вспоминал кто-то, что сосед давеча гусей своих в загон загоняя, десятка два чужих припутал. Кто-то корову забыть не мог, которая неделю назад забор повалила да огород весь вытоптала...
   А где-то сделки торговые вершились. Во хмелю ценности вещей всяких изменения терпят, вот и ловчились купцы изворотливые повыгоднее дела свои сладить. И снова чарки полнились...
   Лишь кабатчики хмурились, глядя на угощение богатое, дармовое. Никто нынче в кабак не спешит. Поди найди дураков за монету медную праздник души и живота себе устраивать, когда вон на площади сколь еды и питья выставлено — неделю гуляй, а еще и останется. Вот и травили кабатчики огорчение свое хмелем и соседям по столу праздничному жаловались. Но никто их не слушал. Кому охота на празднике веселом грустить и печалиться?! Подставляй чарку, ешь и пей в удовольствие, прославляя Лада и попутчиков его. А как же, в тридевятые земли ходили, товару разного наторговали, честь и славу Посада Торгового сберегли и умножили...
 
   Ладу поперек горла веселье встало. Не мог он долго за столом праздничным сидеть, отвечать на вопросы о походе дальнем, которого не помнил! Не мог. А некоторые еще жену его поминали и плевались при этом.
   Отдав дань уважения совету старейшин, и приняв чарку полную из рук Зуба, Лад откланялся на роду и покинул стол праздничный. Пошел он куда глаза глядят.
   Особых причин спешить в новый дом он не находил. Оно и понятно, вовсе не таким виделось ему начало семейной жизни — возвращаешься неизвестно откуда, а тебя встречают как героя и говорят: вот твой дом и вот твоя жена Гадина! И как лоб не чеши, но не вспомнить, красива ли она, ласкова ли, какое приданое за ней и кто родители ее, и была ли свадьба громкой, или всё закончилось попойкой всеобщей?!! При таком раскладе лучше попойкой, решил Лад.
   Да, попойкой, чему быть, того не миновать, и он поспешил в кабак Жадюги. Праздновать столь значимое событие в своей никудышной жизни под речи про удачу похода своего показалось Ладу не очень уместным. Не чувствовал он себя героем. А в кабаке, после нескольких кружек браги, иное событие праздником может обернуться, лишь бы только душа не ныла от тревоги непонятной...
   В заведении Жадюги было пусто. Лад присел у стойки и звякнул россыпью мелочи. Тут же появился Жадюга, вытер мокрые руки полотенцем, быстрым взглядом оценил достоинство монет и улыбнулся Ладу. Лад усмехнулся жадности хозяина кабака. Как верно иногда имена, данные нам при рождении, отмечают суть нашего характера.
   — Налей мне что-нибудь.
   — Что-нибудь... — Жадюга сгреб монетки в карман своего потертого тулупа, с которым не расставался ни зимой, ни летом. Злые языки утверждали, что тулупчик этот стал второй кожей Жадюги, и теперь никакая жалость не могла пробиться до сердца хозяина кабака. Некоторые вообще сомневались в наличии оного (то есть сердца) у Жадюги, и у них были вескиё причины на это. — Что-нибудь... На эту мелочь я могу предложить тебе лишь скисшей браги.
   — Такую дрянь пей сам, а мне подай то пойло, которое тебе поставляет ЗАО.
   — Ладно, раз ты первый клиент за сегодняшний день, так и быть, налью тебе водки. — Жадюга достал огромную бутыль с беловато-мутной жидкостью, от которой несло хлебным духом, и наполнил берестяной стаканчик. — Пей! Еще два стакана за мной, угощаю!
   — С чего это ты так расщедрился? — Лад выпил, зажмурился и с шумом втянул в себя воздух. — Крепка, зараза!
   — А ты мне сторицей потом вернешь.
   — Уверен? Тогда поставил бы мне еду какую. Эту бодягу без закуски пить невозможно.
   Лицо Жадюги скривилось как от зубной боли. Но делать нечего, Лад первый клиент. А первого клиента стоит уважать, иначе удачи не будет. На столе появилась квашеная капуста, отварная картошка и холодный кусок вареной курицы.
   — Запишу на твой счет. Обычно я в кредит не отпускаю, но для тебя сделаю исключение. Только никому не говори, не порть мою репутацию.
   Двери кабака скрипнули, Жадюга приветливо оскалился. Вот она, удача! Но улыбка быстро сползла с его лица, уступив место разочарованию. В кабак вошли Наковальня, гоблин и Донд. Вид у них был жалкий, и Жадюга понял — с этих поживиться будет нечем.
   Увидев своих попутчиков, Лад повеселел.
   — Прошу к столу, герои!
   — Благодарствую, — гоблин повел длинным носом. — Чую, пиво скисшее. Только платить нам нечем.
   — Ничего, мне здесь кредит открыли, так что...
   Жадюга сплюнул зло и поплелся в кладовую за бочонком пива скисшего.
   — На дармовщинку пировали бы на площади, — ворчал он громко, чтобы Лад слышал. — Где это видано, чтобы я, Жадюга, ораву бездельников бесплатно кормил?! Не бывать этому! На счет Лада всё запишу. А не отдаст вовремя, так за недоимку еще проценты большие прибавлю. Отдаст, куда денется.
   — Эй, ты, курдюк бараний, не ворчи! — Наковальня уселся на табурет рядом с Ладом и грохнул об стойку кулаком могучим. — Героев посадских как встречаешь?! А ну, неси пива и браги, да мяса хорошего не забудь!
   — Шли бы на площадь, — запричитал жалобно Жадюга, — там угощений на три Посада выставлено.
   — Были мы на площади, — гоблин протер дубовую кружку, которая всегда болталась у него на поясе. — Еды хватает, правда твоя. Но скучно там. Да и не понимаю я, в честь чего народ гуляет.
   Жадюга выставил бочонок пива, бутыль браги для Наковальни, еды всякой достал, и запись не забыл сделать демонстративно — на счет Лада. Цена вышла в целую монетку серебряную.
   Донд пить отказался.
   — Мне к М. Уолту еще зайти надо. Отчет представить. Только о чем, не пойму. Похоже, весь Посад спятил, говорят разную небылицу...
   Гоблин черпнул кружкой пиво, зажал нос пальцами, больно уж кислым оно было, и сделал глоток, закашлялся.
   — Да-а, разную чушь несут... Что же это получается? Или Посад спятил, или мы невесть где болтались полтора года, а потом у нас разом память отшибло... я с Девой Песков в карты играл! Представляете?! Да она нас живыми не выпустила бы!
   — А про меня что плетут? — возмущался Наковальня. — Бился с каким-то франзонцем, а потом какого-то карлу задавил! Да я на маленьких никогда руки не поднимал!
   — Ярома с Пустолобом не видели? — спросил Лад.
   — Видели. — Донд нарезал ножиком серебряным колбаску копченую на колечки тонкие. — Они сразу во всё поверили.
   — А как же, — усмехнулся Сэр Тумак. — От славы кто сам откажется? Чествуют их, как победителей грозных самраев. Яром грудь колесом выгнул, в тщеславии своем купается, как свинья в грязи. Пустолоб не отстает. Яром тут же назначил его своим заместителем, Дружина пьяная возгордилась начальниками такими. А спроси Ярома, что да как, так и не ответит, голова дубовая! Самраев он-то в глаза никогда и не видывал!
   — Не нравится мне это всё. — Донд облизнул лезвие ножа. — Кто-то злую шутку сыграл с нами. Надо бы разобраться, что к чему.
   — Верно, — Наковальня уже в четвертый раз наполнял кружку брагой.
   Жадюга из угла наблюдал за разговором, да не забывал счет вести — кто сколько выпил, кто что съел. Сидел, помалкивал, улыбку скалил.
   — Одно хорошо, если есть в этой истории правда, то мы теперь богаты.