Страница:
Вон, и рукоять его любимого топора его торчит.
– Эй, Лосси! Лосси, просыпайся! – Вратко решительно преступил через двух дружинников-датчан и схватил вольного хевдинга за плечи. Тряхнул как следует. И еще раз.
– Вставай, лохматая башка! Не смей спать!
Голова викинга болталась из стороны в сторону. Да так, что казалось – вот-вот и оторвется. Но он не открыл глаз, даже когда Вратко – неудобно ведь трясти человека и удерживать в руках меч с факелом – слегка припалил ему волосы. Не со зла, а по неосторожности – факел в руке дрогнул.
– Ты слышишь меня, Лосси?! Это – я, ворлок из Гардарики! Ворлок из дружины Хродгейра! Подарок Ньёрда!
Точильный Камень молчал. Только со свистом выдохнул через сложенные трубочкой губы.
Вот незадача!
Отшвырнув коренастого, похожего на гриб-боровик хевдинга обратно, на кучу соратников, Вратко со злости несколько раз пнул сапогом тех викингов, до которых сумел дотянуться, не сходя с места. Если бы они чувствовали боль, то очнулись бы непременно. Вот тогда бы они и надрали уши назойливому словену. И это еще в лучшем случае – датчане, а в особенности люди, идущие за вольными хевдингами, за вождями, которые отказываются повиноваться своему конунгу, обычно бывают скорыми на расправу и не спускают обид.
– Вставайте, люди! Вставайте, даны! – надрывался Вратко. – Что ж вы спите?! Одином вас заклинаю!
Замахиваясь ногой, чтобы из всех сил ударить мирно улыбающегося неведомым сновидениям викинга, новгородец покачнулся, потерял равновесие и шлепнулся, больно ударившись седалищем об острый камень. Выпавший из ладони факел зашипел в лужице, набежавшей в ямку со стены.
Вратко испуганно подхватил связку веток. Не приведи Господь, погаснет. Тогда он останется в кромешной темноте один с десятком больше похожих на трупы, чем на живых людей датчан.
Огонь, шипя и рассыпая искры, нехотя разгорелся до прежней силы.
Как бы поступил на моем месте отец? А Хродгейр? А старый Сигурд? Асмунд, Олаф, Гуннар? Бросили бы датчан? Или попытались бы разбудить их во что бы то ни стало?
Трудно ответить…
Норвежцы могли бы и оставить Лосси-датчанина в беде. Северные воины суровы и не всегда их поступки может понять и объяснить мирный человек, а Вратко продолжал считать себя далеким от войн и сражений, хотя и путешествовал с викингами больше двух месяцев, участвовал в сражениях, видел смерть врагов и гибель товарищей, убивал сам. А вот Позняк, новгородский купец, остался бы, чтоб помочь?
Парень вспомнил, как отец хихикал в усы, когда слышал сказочку о добром купце из Самары. Эту сказку очень любил их уличанский священник, отец Андрей, старый, сухонький и седой, и называл ее мудрено – притчей. Позняк как-то заметил, что если самаритянин был купцом, то ему прежде всего надлежало думать о товаре – ведь разбойники, избившие и ограбившие прохожего, далеко не ушли. А потеряет купец товар, значит пойдет по миру, семья его голодать будет, дети побираться. Умный торговец, по словам новгородца, должен был быстро доехать до ближайшей заставы и сообщить стражникам о непотребстве, чинимом на дорогах, а он раны взялся перевязывать, масло и вино возливал…
Отец Андрей возражал, ссылаясь на древнюю мудрость: поступай с людьми так, как хочешь, чтобы они с тобой поступали. А отец говорил, что к купцам это высказывание не относится. Их брат, если не будет пытаться выгадать, обмануть, как говорится, «нажухать» чужеземного гостя, быстро пойдет по миру. Священник качал головой, закатывал глаза и напоминал о поступках Иисуса Христа. Позняк отвечал, что Сын Божий не был торговцем, а очень даже наоборот – купцов не любил и, если верить священному Писанию, изгонял их из храма в Иерусалиме.
Сторонний слушатель, попади такой на беседу новгородского гостя с батюшкой, мог бы упрекнуть Позняка в корыстолюбии и жестокосердии, но и отец Андрей, и родичи купца знали, сколько он раздает милостыни у входа в церковь, как помогает недужным соседями, как частенько упускает выгоду, небрежно обронив: «Зато я доброго имени новгородского не посрамил!»
Пожалуй, Позняк не бросил бы викингов умирать от холода и голода – ведь неизвестно, кто этот сон наслал, и сколько времени еще датчане пролежат в забытьи. На голых камнях в сырости. Без еды и питья.
Не бросит и он, Вратко Познякович.
Вот только обдумать нужно, что да как. Нахрапом одолеть задачу не удалось. Значит, надо сесть и подумать. В свое колдовство парень верил мало, но есть же обычные способы? Например, пятку прижечь огнем… Правда, это опасно. И не столько для пятки, сколько для здоровья прижигающего. Спасенный викинг, прежде, чем разберется, что ему на такой манер жизнь спасали, может и шею скрутить исцелителю.
Хотя, с другой стороны, припалить бороду Лосси – не такой уж и плохой замысел. Немало крови он попил из Вратко, обзывая его ворлоком, обвиняя в черном колдовстве, требуя суда у Харальда Сурового. Может быть, именно он и напророчил? Если человеку долгое время повторять одно и то же, то он, в конце концов, и сам поверит. Так и Вратко теперь прибегает к заклинаниям не по просьбе или приказу сторонних людей, а и по собственному желанию.
Новгородец усмехнулся вовсе даже невеселым мыслям и направился к выходу из подземелья. Думать-то надо, а мерзнуть в темноте зачем? Датчанам хорошо – дрыхнут себе и ничего не чувствуют, а тут уж и пальцы озябли, хоть и вересень на дворе.
Туман, вопреки тайным надеждам словена, не развеялся, а стал еще гуще.
Будто в молочную реку нырнул, а не на свет Божий выбрался.
Не видать ничего, что называется, дальше собственного носа.
Парень, подивившись чуду природы, вытянул как можно дальше руку с факелом. Огнь пробивался сквозь мглу тусклым красноватым пятном. Как закатное солнце сквозь тучи.
Эх, солнышка сейчас так не хватает… Без него, подателя жизни, и мысли не спешат, друг за дружку цепляются, так и норовят вовсе запутаться, окончательно.
– Твоя беда, Вратко из Хольмгарда, – послышался позади негромкий голос, – в том, что ты не веришь в себя, в свои силы.
От неожиданности парень подпрыгнул на месте. Уронил факел. Развернулся, закрываясь мечом.
Чуть выше входа в нору из склона торчал плоский камень, изъеденный дождями и ветром, покрытый зеленоватыми пятнами лишайника, похожего на плесень. На нем примостился невысокий человек в меховой безрукавке. Сухой и сутулый. Морщинистое лицо докрасна загорело, и седая бородка выделялась, как будто он хлебнул сметаны прямо из горшка. Непокрытая голова поблескивала – на круглой плеши собрались капельки воды.
Парень перевел дыхание. Опустил меч.
– Поздорову тебе, почтенный Вульфер, – он поклонился в пояс, как и положено приветствовать старшего годами, да еще спасшего тебе когда-то жизнь.
– И тебе не хворать, Вратко из дружины Хродгейра Черного Скальда.
– Да я как-то… – словен пожал плечами. Глянул на потухший факел.
– Не переживай. Факел – что? Факел новый сделать можно.
– Э-э, не скажи, почтенный Вульфер. Я с ним столько потрудился.
– То-то и оно, что ты предпочитаешь чиркать кресалом вместо того, чтобы приложить самую малость умений, дарованных тебе богами.
– Какими богами? Каких умений? Как ты меня нашел, почтенный? – не был бы Вратко так ошеломлен внезапным появлением старика, он посчитал бы неприличным задавать подобное количество вопросов, но сейчас…
Сакс усмехнулся.
– Я вижу, ты хочешь продолжить нашу игру? Я тоже не против. Ты начал первым вопросы задавать. Значит, отвечать мне.
– Прошу прощения, если проявил невежливость, – взял себя в руки словен. Чегочего, а разговаривать со старшими его выучили хорошо. До сих пор никто не жаловался.
– Да что ты! Я же не обидчивый. Ты же знаешь. Мне отвечать?
– Ну… Отвечай, если хочешь.
– Тогда слушай. Какими богами, не знаю. Так что вопрос не засчитывается. Будем по чести играть. Ты ж, вроде бы, крещенный? Но и Перуна нет-нет да помянешь. А в последнее время Одина с Тором. Как родные тебе стали, да?
– Ну… Не знаю, – Вратко пожал плечами. – Вспоминаю, конечно…
– А не думаешь ты, что боги везде одни и те же, только люди их по разному называют?
– Это как?
– Ну, ты возьми урманского Тора и Перуна вашего. Молнии мечут? Врагов рода людского убивают? Со Змеем сражаются?
– Так Перун на коне, а Тор на колеснице… И Змеи разные совсем…
– Ну да! Тор за Йормундгандом[26] все гоняется. А Перун Волоса[27] огреть секирой норовит, так? А диавола, что Иисуса в пустыне искушал, зря, что ли, в храмах рисуют в змеином облике?
– Так диавол хитрый, словно змея и во рту язык раздвоенный имеет…
– Правильно. Один для лжи, один для правды. Так?
– Выходит…
– Вот ты уже и согласился со мной.
– Еще не…
– Погоди! Не перебивай старших! У Луга и у Одина зря, что ли, копья в руках? А повесился Отец Богов на Иггдрассиле[28]? Зачем, я тебя спрашиваю?
– Чтобы мудрость обрести.
– Верно! – обрадовался Вульфер. – А зачем тогда Иисус дал себя распять?
– Почему дал? Его римляне распяли. И эти, как их… Фарисеи.
– Так он знал, что за ним идут? Помнишь, что ученикам своим говорил? Возлив миро сие на Тело Мое, она приготовила Меня к погребению[29], – показал старик отличное знание Священного Писания. – Мог ведь избежать? А он остался. Остался, чтобы через страдания и смерть обрести божественную сущность и мудрость. Разве не так?
– Наверное так.
– Вот видишь… Потому мне и кажется, что Бог – он единственный. А это разные народы его по-разному кличут. Да придумывают разные истории про его похождения.
Вратко кивнул. Он по молодости лет о таких вещах и не задумывался. Но излагал Вульфер складно. Может, и в самом деле, прав? Ведь если люди норовят название города или державы переиначить по-своему, так, чтобы понятнее было, то уж имена Бога и подавно должны. К чему тогда эти споры: чьи боги старше, лучше, сильнее? Зачем люди пытаются насадить собственную веру другим народностям, объявляют их язычниками, идолопоклонниками? Огнем и мечом принуждают непокорных отрекаться от веры пращуров.
– Что задумался, парень? – усмехнулся, сверкнув ровными зубами Вульфер. – Заморочил я тебе голову? Можешь не отвечать. Знаю, что заморочил. Да ты не обижайся на старого отшельника. Один живу. Разве что с Шалуном могу поболтать. Вот всякие глупости и лезут в голову. А увижу нового человека, и остановиться не могу. Так мне продолжать? Ты что-то об умениях своих спрашивал?
– А разве не твой черед вопрос задавать? – вспомнил условия игры Вратко.
– Верно. Мой. Только ты сейчас в своих вопросах и моих ответах больше нуждаешься, чем я.
Парень не нашел возражений. Да и что он мог рассказать этому въедливому старику, глядящему, кажется, насквозь?
– Хорошо. Продолжай.
– Вот и здорово! – обрадовался старый сакс. – Поднимайся ко мне. В ногах правды нет.
Новгородец вскарабкался по склону и уселся на холодный камень, когда Вульфер подвинулся.
– Расскажи сперва, как ты меня нашел? И не видел ли ты моих друзей из войска Харальда Сурового?
– Их самих не видел, – ответил старик. – Только следы. Они забрали сильно на юг.
Если будут до утра идти, то могут к Йорку выбраться.
– Но там же саксы! Гарольд Годвинссон с войском!
– Ошибаешься. Английский король заключил мир с Олафом Харальдсоном и Палем Торфинссоном. Разрешил увести всех людей, уцелевших в битве. Вот кораблей позволил взять всего две дюжины.
– Это же… – Вратко задохнулся, на миг представив себе, сколько же урманов погибло, если шло войско Харальда на трех сотнях кораблей, а выжившие уместились в два с небольшим десятка.
– Да уж. Поражение страшное. Не знаю, сумеют ли викинги, волки северных морей, восстановить когда-либо былую славу. Но кажется мне, что величию их державы пришел конец… – Вульфер покачал головой. – Правда, много дружин сейчас рассеяны по округе.
Ты, должно быть, сам уже догадался? – Сакс подмигнул.
– Да. Воины Лосси-датчанина спят здесь, – Вратко ткнул пальцем под ноги.
– Они сделали большую ошибку. Датчан в Англии не любят. В народе еще жива память о зверствах, творимых сыновьями Рагнара Кожаные Штаны[30]. А норвежцы что? От них столько зла не видели.
– Но я же не могу оставить их здесь? Они умрут.
– Ты можешь разбудить их, а в благодарность за спасение потребовать верную службу.
Новгородец замолчал. Его не отпускало ощущение, что Вульфер – не тот, за кого себя выдает. Не может простой селянин, отшельник разговаривать так гладко, мыслить, словно вождь или именитый боярин.
– Кто ты, почтенный Вульфер? – парень решился спросить напрямую, не надеясь, впрочем, на чистосердечный ответ. Если старик от кого-то скрывается, то с какой радости должен раскрывать душу перед первым встречным мальчишкой?
– Я – охотник, – ощерился старик. – Иногда рыбак. Живу, никого не трогаю. Но, случается, делаю глупости, когда начинаю помогать заезжим ворлокам, которые пользуются гостеприимством правительницы Полых Холмов.
– Ты знаешь о великой королеве?!
– Шутишь? О королеве Маб у нас знает любой голоштанник. А на мою долю выпадает изредка поболтать с тем или иным выходцем из малого народа. С брауни или гилли ду. Так что мне многое ведомо, – Вульфер опять подмигнул. – Ей многое ведомо, все я провижу судьбы могучих и славных богов[31]. Вот и я тоже… Живу себе, в чужие дела не лезу.
– Я что же ты…
– А вот твои дела почему-то перестали быть для меня чужими. С той ночи, когда гилли ду тебя от бэньши защищал.
– Почему?
– Не знаю. Но чувствую, что не простой ты парень, ворлок из Гардарики. С тобой лучше дружить, чем в твоих врагах числиться.
Вратко насупился. Хитрый старик не ответил на заданный вопрос. Улизнул. Зато признался в дружбе…
– Много ли толку от дружбы со мной? – невесело усмехнулся Вратко.
– Больше, чем ты можешь предположить. Взять, к примеру, вождя твоей дружины.
Как там его? Хродгейр Черный Скальд? Кто его вытащит, если не ты?
– Да он, вроде бы, не сильно мучается, – словен пожал плечами.
– Ты думаешь?
– Керидвена показывала… – ляпнул парень и осекся. Брови Вульфера нахмурились, челюсти закаменели.
– Когда у нас будет больше времени, я расскажу тебе, почему не доверяю колдовству Керидвены, – отчеканил сакс. – Я не видел, что она тебе показывала, но Хродгейр в большой беде. Он нуждается в помощи.
Старик склонил голову к плечу и внимательно посмотрел на новгородца.
– Что я могу сделать? – Вратко напрягся. – Вернее, я знаю, что должен делать.
Помоги мне догнать моих друзей: Олафа, Гуннара…
– Ничего вы не сможете вчетвером, – прервал его Вульфер. – Тебе нужны датчане.
– Датчане?
– Ну да! Десять отчаянных головорезов, которые пойдут за тобой.
– Шутишь? Лосси-датчанин разрубит меня пополам и будет гордиться подвигом.
– А если нет?
– Твои бы слова да Богу в уши…
– Можешь не верить, – Вульфер пожал плечами. – Но тогда смерть Хродгейра будет на твоей совести.
– Да что ты меня пугаешь! – парень стукнул кулаком себе по колену. – Волшебный котел показал…
– Ты можешь проверить, правду ли показал тебе котел Керидвены, – старик говорил спокойно и рассудительно. Ему хотелось верить.
– Как? – потише уже спросил Вратко.
– Вот тут мы возвращаемся к разговору о твоих способностях.
– Опять?
– А ты что думал? Выбери любую лужу и смотри в нее.
– Шутишь?! Керидвена сыпала в котел травы, грибы и коренья!
– Ну, так она женщина. Хоть и колдунья не из последних. А женщины даже ворожат, будто еду готовят.
– Так я…
– Смотри в любую лужу и повторяй одну из тех вис, которые у тебя так здорово выходят.
– И все получится?
Вульфер вздохнул.
– Помнится, я начал нашу беседу с того, что твоя беда в неуверенности. Ты слишком мало веришь в свои силы.
– А ты веришь в мои силы?
– Верю.
– Больше, чем я?
– Выходит, что так. И не я один. Королева Маб не предложила бы союз неумелому чародею. Она слишком стара и слишком хитра.
Вратко замолчал, отвел глаза. Когда все вокруг твердят, что ты – волшебник, не мудрено и самому поверить. Что ж, попытка – не пытка. Что он теряет, попытавшись узнать истинную судьбу Хродгейра? А так можно будет подумать и об остальных словах Вульфера. О датчанах, например…
Он повернулся к саксу:
– Пойдем, поищем лужу?
Вульфер беззвучно рассмеялся, запрокидывая голову.
Глава 6. Чародейство в тумане
– Эй, Лосси! Лосси, просыпайся! – Вратко решительно преступил через двух дружинников-датчан и схватил вольного хевдинга за плечи. Тряхнул как следует. И еще раз.
– Вставай, лохматая башка! Не смей спать!
Голова викинга болталась из стороны в сторону. Да так, что казалось – вот-вот и оторвется. Но он не открыл глаз, даже когда Вратко – неудобно ведь трясти человека и удерживать в руках меч с факелом – слегка припалил ему волосы. Не со зла, а по неосторожности – факел в руке дрогнул.
– Ты слышишь меня, Лосси?! Это – я, ворлок из Гардарики! Ворлок из дружины Хродгейра! Подарок Ньёрда!
Точильный Камень молчал. Только со свистом выдохнул через сложенные трубочкой губы.
Вот незадача!
Отшвырнув коренастого, похожего на гриб-боровик хевдинга обратно, на кучу соратников, Вратко со злости несколько раз пнул сапогом тех викингов, до которых сумел дотянуться, не сходя с места. Если бы они чувствовали боль, то очнулись бы непременно. Вот тогда бы они и надрали уши назойливому словену. И это еще в лучшем случае – датчане, а в особенности люди, идущие за вольными хевдингами, за вождями, которые отказываются повиноваться своему конунгу, обычно бывают скорыми на расправу и не спускают обид.
– Вставайте, люди! Вставайте, даны! – надрывался Вратко. – Что ж вы спите?! Одином вас заклинаю!
Замахиваясь ногой, чтобы из всех сил ударить мирно улыбающегося неведомым сновидениям викинга, новгородец покачнулся, потерял равновесие и шлепнулся, больно ударившись седалищем об острый камень. Выпавший из ладони факел зашипел в лужице, набежавшей в ямку со стены.
Вратко испуганно подхватил связку веток. Не приведи Господь, погаснет. Тогда он останется в кромешной темноте один с десятком больше похожих на трупы, чем на живых людей датчан.
Огонь, шипя и рассыпая искры, нехотя разгорелся до прежней силы.
Как бы поступил на моем месте отец? А Хродгейр? А старый Сигурд? Асмунд, Олаф, Гуннар? Бросили бы датчан? Или попытались бы разбудить их во что бы то ни стало?
Трудно ответить…
Норвежцы могли бы и оставить Лосси-датчанина в беде. Северные воины суровы и не всегда их поступки может понять и объяснить мирный человек, а Вратко продолжал считать себя далеким от войн и сражений, хотя и путешествовал с викингами больше двух месяцев, участвовал в сражениях, видел смерть врагов и гибель товарищей, убивал сам. А вот Позняк, новгородский купец, остался бы, чтоб помочь?
Парень вспомнил, как отец хихикал в усы, когда слышал сказочку о добром купце из Самары. Эту сказку очень любил их уличанский священник, отец Андрей, старый, сухонький и седой, и называл ее мудрено – притчей. Позняк как-то заметил, что если самаритянин был купцом, то ему прежде всего надлежало думать о товаре – ведь разбойники, избившие и ограбившие прохожего, далеко не ушли. А потеряет купец товар, значит пойдет по миру, семья его голодать будет, дети побираться. Умный торговец, по словам новгородца, должен был быстро доехать до ближайшей заставы и сообщить стражникам о непотребстве, чинимом на дорогах, а он раны взялся перевязывать, масло и вино возливал…
Отец Андрей возражал, ссылаясь на древнюю мудрость: поступай с людьми так, как хочешь, чтобы они с тобой поступали. А отец говорил, что к купцам это высказывание не относится. Их брат, если не будет пытаться выгадать, обмануть, как говорится, «нажухать» чужеземного гостя, быстро пойдет по миру. Священник качал головой, закатывал глаза и напоминал о поступках Иисуса Христа. Позняк отвечал, что Сын Божий не был торговцем, а очень даже наоборот – купцов не любил и, если верить священному Писанию, изгонял их из храма в Иерусалиме.
Сторонний слушатель, попади такой на беседу новгородского гостя с батюшкой, мог бы упрекнуть Позняка в корыстолюбии и жестокосердии, но и отец Андрей, и родичи купца знали, сколько он раздает милостыни у входа в церковь, как помогает недужным соседями, как частенько упускает выгоду, небрежно обронив: «Зато я доброго имени новгородского не посрамил!»
Пожалуй, Позняк не бросил бы викингов умирать от холода и голода – ведь неизвестно, кто этот сон наслал, и сколько времени еще датчане пролежат в забытьи. На голых камнях в сырости. Без еды и питья.
Не бросит и он, Вратко Познякович.
Вот только обдумать нужно, что да как. Нахрапом одолеть задачу не удалось. Значит, надо сесть и подумать. В свое колдовство парень верил мало, но есть же обычные способы? Например, пятку прижечь огнем… Правда, это опасно. И не столько для пятки, сколько для здоровья прижигающего. Спасенный викинг, прежде, чем разберется, что ему на такой манер жизнь спасали, может и шею скрутить исцелителю.
Хотя, с другой стороны, припалить бороду Лосси – не такой уж и плохой замысел. Немало крови он попил из Вратко, обзывая его ворлоком, обвиняя в черном колдовстве, требуя суда у Харальда Сурового. Может быть, именно он и напророчил? Если человеку долгое время повторять одно и то же, то он, в конце концов, и сам поверит. Так и Вратко теперь прибегает к заклинаниям не по просьбе или приказу сторонних людей, а и по собственному желанию.
Новгородец усмехнулся вовсе даже невеселым мыслям и направился к выходу из подземелья. Думать-то надо, а мерзнуть в темноте зачем? Датчанам хорошо – дрыхнут себе и ничего не чувствуют, а тут уж и пальцы озябли, хоть и вересень на дворе.
Туман, вопреки тайным надеждам словена, не развеялся, а стал еще гуще.
Будто в молочную реку нырнул, а не на свет Божий выбрался.
Не видать ничего, что называется, дальше собственного носа.
Парень, подивившись чуду природы, вытянул как можно дальше руку с факелом. Огнь пробивался сквозь мглу тусклым красноватым пятном. Как закатное солнце сквозь тучи.
Эх, солнышка сейчас так не хватает… Без него, подателя жизни, и мысли не спешат, друг за дружку цепляются, так и норовят вовсе запутаться, окончательно.
– Твоя беда, Вратко из Хольмгарда, – послышался позади негромкий голос, – в том, что ты не веришь в себя, в свои силы.
От неожиданности парень подпрыгнул на месте. Уронил факел. Развернулся, закрываясь мечом.
Чуть выше входа в нору из склона торчал плоский камень, изъеденный дождями и ветром, покрытый зеленоватыми пятнами лишайника, похожего на плесень. На нем примостился невысокий человек в меховой безрукавке. Сухой и сутулый. Морщинистое лицо докрасна загорело, и седая бородка выделялась, как будто он хлебнул сметаны прямо из горшка. Непокрытая голова поблескивала – на круглой плеши собрались капельки воды.
Парень перевел дыхание. Опустил меч.
– Поздорову тебе, почтенный Вульфер, – он поклонился в пояс, как и положено приветствовать старшего годами, да еще спасшего тебе когда-то жизнь.
– И тебе не хворать, Вратко из дружины Хродгейра Черного Скальда.
– Да я как-то… – словен пожал плечами. Глянул на потухший факел.
– Не переживай. Факел – что? Факел новый сделать можно.
– Э-э, не скажи, почтенный Вульфер. Я с ним столько потрудился.
– То-то и оно, что ты предпочитаешь чиркать кресалом вместо того, чтобы приложить самую малость умений, дарованных тебе богами.
– Какими богами? Каких умений? Как ты меня нашел, почтенный? – не был бы Вратко так ошеломлен внезапным появлением старика, он посчитал бы неприличным задавать подобное количество вопросов, но сейчас…
Сакс усмехнулся.
– Я вижу, ты хочешь продолжить нашу игру? Я тоже не против. Ты начал первым вопросы задавать. Значит, отвечать мне.
– Прошу прощения, если проявил невежливость, – взял себя в руки словен. Чегочего, а разговаривать со старшими его выучили хорошо. До сих пор никто не жаловался.
– Да что ты! Я же не обидчивый. Ты же знаешь. Мне отвечать?
– Ну… Отвечай, если хочешь.
– Тогда слушай. Какими богами, не знаю. Так что вопрос не засчитывается. Будем по чести играть. Ты ж, вроде бы, крещенный? Но и Перуна нет-нет да помянешь. А в последнее время Одина с Тором. Как родные тебе стали, да?
– Ну… Не знаю, – Вратко пожал плечами. – Вспоминаю, конечно…
– А не думаешь ты, что боги везде одни и те же, только люди их по разному называют?
– Это как?
– Ну, ты возьми урманского Тора и Перуна вашего. Молнии мечут? Врагов рода людского убивают? Со Змеем сражаются?
– Так Перун на коне, а Тор на колеснице… И Змеи разные совсем…
– Ну да! Тор за Йормундгандом[26] все гоняется. А Перун Волоса[27] огреть секирой норовит, так? А диавола, что Иисуса в пустыне искушал, зря, что ли, в храмах рисуют в змеином облике?
– Так диавол хитрый, словно змея и во рту язык раздвоенный имеет…
– Правильно. Один для лжи, один для правды. Так?
– Выходит…
– Вот ты уже и согласился со мной.
– Еще не…
– Погоди! Не перебивай старших! У Луга и у Одина зря, что ли, копья в руках? А повесился Отец Богов на Иггдрассиле[28]? Зачем, я тебя спрашиваю?
– Чтобы мудрость обрести.
– Верно! – обрадовался Вульфер. – А зачем тогда Иисус дал себя распять?
– Почему дал? Его римляне распяли. И эти, как их… Фарисеи.
– Так он знал, что за ним идут? Помнишь, что ученикам своим говорил? Возлив миро сие на Тело Мое, она приготовила Меня к погребению[29], – показал старик отличное знание Священного Писания. – Мог ведь избежать? А он остался. Остался, чтобы через страдания и смерть обрести божественную сущность и мудрость. Разве не так?
– Наверное так.
– Вот видишь… Потому мне и кажется, что Бог – он единственный. А это разные народы его по-разному кличут. Да придумывают разные истории про его похождения.
Вратко кивнул. Он по молодости лет о таких вещах и не задумывался. Но излагал Вульфер складно. Может, и в самом деле, прав? Ведь если люди норовят название города или державы переиначить по-своему, так, чтобы понятнее было, то уж имена Бога и подавно должны. К чему тогда эти споры: чьи боги старше, лучше, сильнее? Зачем люди пытаются насадить собственную веру другим народностям, объявляют их язычниками, идолопоклонниками? Огнем и мечом принуждают непокорных отрекаться от веры пращуров.
– Что задумался, парень? – усмехнулся, сверкнув ровными зубами Вульфер. – Заморочил я тебе голову? Можешь не отвечать. Знаю, что заморочил. Да ты не обижайся на старого отшельника. Один живу. Разве что с Шалуном могу поболтать. Вот всякие глупости и лезут в голову. А увижу нового человека, и остановиться не могу. Так мне продолжать? Ты что-то об умениях своих спрашивал?
– А разве не твой черед вопрос задавать? – вспомнил условия игры Вратко.
– Верно. Мой. Только ты сейчас в своих вопросах и моих ответах больше нуждаешься, чем я.
Парень не нашел возражений. Да и что он мог рассказать этому въедливому старику, глядящему, кажется, насквозь?
– Хорошо. Продолжай.
– Вот и здорово! – обрадовался старый сакс. – Поднимайся ко мне. В ногах правды нет.
Новгородец вскарабкался по склону и уселся на холодный камень, когда Вульфер подвинулся.
– Расскажи сперва, как ты меня нашел? И не видел ли ты моих друзей из войска Харальда Сурового?
– Их самих не видел, – ответил старик. – Только следы. Они забрали сильно на юг.
Если будут до утра идти, то могут к Йорку выбраться.
– Но там же саксы! Гарольд Годвинссон с войском!
– Ошибаешься. Английский король заключил мир с Олафом Харальдсоном и Палем Торфинссоном. Разрешил увести всех людей, уцелевших в битве. Вот кораблей позволил взять всего две дюжины.
– Это же… – Вратко задохнулся, на миг представив себе, сколько же урманов погибло, если шло войско Харальда на трех сотнях кораблей, а выжившие уместились в два с небольшим десятка.
– Да уж. Поражение страшное. Не знаю, сумеют ли викинги, волки северных морей, восстановить когда-либо былую славу. Но кажется мне, что величию их державы пришел конец… – Вульфер покачал головой. – Правда, много дружин сейчас рассеяны по округе.
Ты, должно быть, сам уже догадался? – Сакс подмигнул.
– Да. Воины Лосси-датчанина спят здесь, – Вратко ткнул пальцем под ноги.
– Они сделали большую ошибку. Датчан в Англии не любят. В народе еще жива память о зверствах, творимых сыновьями Рагнара Кожаные Штаны[30]. А норвежцы что? От них столько зла не видели.
– Но я же не могу оставить их здесь? Они умрут.
– Ты можешь разбудить их, а в благодарность за спасение потребовать верную службу.
Новгородец замолчал. Его не отпускало ощущение, что Вульфер – не тот, за кого себя выдает. Не может простой селянин, отшельник разговаривать так гладко, мыслить, словно вождь или именитый боярин.
– Кто ты, почтенный Вульфер? – парень решился спросить напрямую, не надеясь, впрочем, на чистосердечный ответ. Если старик от кого-то скрывается, то с какой радости должен раскрывать душу перед первым встречным мальчишкой?
– Я – охотник, – ощерился старик. – Иногда рыбак. Живу, никого не трогаю. Но, случается, делаю глупости, когда начинаю помогать заезжим ворлокам, которые пользуются гостеприимством правительницы Полых Холмов.
– Ты знаешь о великой королеве?!
– Шутишь? О королеве Маб у нас знает любой голоштанник. А на мою долю выпадает изредка поболтать с тем или иным выходцем из малого народа. С брауни или гилли ду. Так что мне многое ведомо, – Вульфер опять подмигнул. – Ей многое ведомо, все я провижу судьбы могучих и славных богов[31]. Вот и я тоже… Живу себе, в чужие дела не лезу.
– Я что же ты…
– А вот твои дела почему-то перестали быть для меня чужими. С той ночи, когда гилли ду тебя от бэньши защищал.
– Почему?
– Не знаю. Но чувствую, что не простой ты парень, ворлок из Гардарики. С тобой лучше дружить, чем в твоих врагах числиться.
Вратко насупился. Хитрый старик не ответил на заданный вопрос. Улизнул. Зато признался в дружбе…
– Много ли толку от дружбы со мной? – невесело усмехнулся Вратко.
– Больше, чем ты можешь предположить. Взять, к примеру, вождя твоей дружины.
Как там его? Хродгейр Черный Скальд? Кто его вытащит, если не ты?
– Да он, вроде бы, не сильно мучается, – словен пожал плечами.
– Ты думаешь?
– Керидвена показывала… – ляпнул парень и осекся. Брови Вульфера нахмурились, челюсти закаменели.
– Когда у нас будет больше времени, я расскажу тебе, почему не доверяю колдовству Керидвены, – отчеканил сакс. – Я не видел, что она тебе показывала, но Хродгейр в большой беде. Он нуждается в помощи.
Старик склонил голову к плечу и внимательно посмотрел на новгородца.
– Что я могу сделать? – Вратко напрягся. – Вернее, я знаю, что должен делать.
Помоги мне догнать моих друзей: Олафа, Гуннара…
– Ничего вы не сможете вчетвером, – прервал его Вульфер. – Тебе нужны датчане.
– Датчане?
– Ну да! Десять отчаянных головорезов, которые пойдут за тобой.
– Шутишь? Лосси-датчанин разрубит меня пополам и будет гордиться подвигом.
– А если нет?
– Твои бы слова да Богу в уши…
– Можешь не верить, – Вульфер пожал плечами. – Но тогда смерть Хродгейра будет на твоей совести.
– Да что ты меня пугаешь! – парень стукнул кулаком себе по колену. – Волшебный котел показал…
– Ты можешь проверить, правду ли показал тебе котел Керидвены, – старик говорил спокойно и рассудительно. Ему хотелось верить.
– Как? – потише уже спросил Вратко.
– Вот тут мы возвращаемся к разговору о твоих способностях.
– Опять?
– А ты что думал? Выбери любую лужу и смотри в нее.
– Шутишь?! Керидвена сыпала в котел травы, грибы и коренья!
– Ну, так она женщина. Хоть и колдунья не из последних. А женщины даже ворожат, будто еду готовят.
– Так я…
– Смотри в любую лужу и повторяй одну из тех вис, которые у тебя так здорово выходят.
– И все получится?
Вульфер вздохнул.
– Помнится, я начал нашу беседу с того, что твоя беда в неуверенности. Ты слишком мало веришь в свои силы.
– А ты веришь в мои силы?
– Верю.
– Больше, чем я?
– Выходит, что так. И не я один. Королева Маб не предложила бы союз неумелому чародею. Она слишком стара и слишком хитра.
Вратко замолчал, отвел глаза. Когда все вокруг твердят, что ты – волшебник, не мудрено и самому поверить. Что ж, попытка – не пытка. Что он теряет, попытавшись узнать истинную судьбу Хродгейра? А так можно будет подумать и об остальных словах Вульфера. О датчанах, например…
Он повернулся к саксу:
– Пойдем, поищем лужу?
Вульфер беззвучно рассмеялся, запрокидывая голову.
Глава 6. Чародейство в тумане
Долго искать не пришлось. В десятке шагов от пещеры, в ямке под грязно-серым валуном скопилось несколько пригоршней воды.
Вульфер молча указал новгородцу на лужицу – давай, мол, ворлок, покажи на что ты способен. А сам легко, со звериной грацией – и не скажешь, что седой весь – запрыгнул на округлую верхушку камня, уселся на корточки.
Вратко наклонился над ровной, неподвижной гладью воды. Лужицы-то всего-ничего: две пяди в длину да полторы – в ширину. Несмотря на сгущающиеся сумерки, видна каждая травинка, каждый камешек на дне.
Не заботясь о том, что штанины промокают насквозь, парень опустился на колени, поклонился водной глади.
Нужно, прежде всего, очень захотеть увидеть Хродгейра. Представить чуть насмешливого викинга с необычно черными для северян волосами и серебряной прядью в бороде. Представить острого на язык скальда, сурового воина и мудрого вождя. Соратника, способного грудью прикрыть товарищей.
И он Вратко не может допустить, чтобы с Черным Скальдом что-то случилось. Он обязан ему помочь…
Парень склонился лицом едва ли не к самой воде, едва не касаясь ее носом и, вглядываясь в глубину, зашептал:
Поверхность воды подернулась рябью, будто от ветерка. Словен даже подумал вначале, что причиной тому его дыхание, но… Дрожь воды улеглась столь же неожиданно, как и возникла. Вода уплотнилась, напоминая больше отшлифованное мастером серебряное зеркало, а потом в нем замелькали образы: очертания человеческих фигур, лица. Все как в волшебном котле Керидвены.
Новгородец узнал место. Вот покосившийся сарай, вот приземистый ясень с очень толстой нижней веткой, а вот и крытая дранкой избушка, которую он назвал для себя «домиком лесника». Сюда викинги Модольва-хевдинга притащили его, Вратко, и Марию Харальдовну, изловив их в лесу после сражения при Стэмфордабрюгьере. Здесь лживый монах рассказывал о Святом Граале и сулил королевне золотые горы за помощь и союз. Отсюда Эйрик повел Вратко на съедение диким зверям в лес по приказу того же монаха. К избушке они вернулись позже с товарищами по оружию: Хродгейром и Гуннаром, Олафом и Рагнаром, Игни и Свеном.
Поляну перед «домиком лесника» освещали три или четыре больших костра. У коновязи помахивали хвостами несколько боевых коней, блики пламени играли на их вычищенных крупах. Вокруг огней суетились воины. Бородатые, в простой одежде норвежцев: темные туники и просторные порты, завязанные у щиколоток. Рядом с ними мелькали люди в одежде чуть более изысканной – куртки с узкими рукавами, куколи[33] на головах. Скорее всего, оруженосцы рыцарей, пришедших с Эдгаром Эдвардссоном.
А где же сам наследник английского престола?
Ага! Вот и он.
Внук Эдмунда Железный Бок сидел за низким столиком, установленным в стороне от шума толпы. Блики костра играли на его щеках и бляхах перевязи. Напротив него застыл с выпрямленной спиной (словно кол проглотил) черноволосый рыцарь, стриженный в кружок. Следы усталости на его лице и засаленные, слипшиеся пряди волос, падающие на брови, свидетельствовали о долгом пути без удобств, приличествующих благородному путешественнику. И к столу его, по всей видимости, пригласили сразу по прибытии: заодно подкрепиться и узнать, с чем пожаловал.
Черноволосый старательно жевал. Расправлялся с половиной зажаренного на вертеле петуха так, что играли желваки под небритыми щеками. Эдгар Эдвардссон проявлял пока что самые легкие признаки нетерпения: барабанил пальцами по столешнице и то и дело поглядывал на отца Бернара, замершего тут же, между двух рыцарей.
Монах сильно осунулся с того вечера, когда Вратко видел его последний раз. Седая щетина на подбородке – о бритье он, похоже, забыл, – глубоко запавшие глаза и резко очерченные борозды морщин, тянущиеся вниз от крыльев носа. Но никому бы не могла прийти в голову крамольная мысль: пожалеть отца Бернара. Глаза священнослужителя горели неистовым огнем, а сурово поджатые губы заставляли обоих рыцарей опасливо поглядывать на ревнителя Веры.
Рыцарь Эдгар внезапно пошевелил губами. Должно быть, что-то сказал.
Движение челюстей черноволосого рыцаря на миг приостановилось. Он пожал плечами и вопросительно глянул на монаха.
Отец Бернар воздел взор к беззвездному небу. Забормотал неслышно – волшебство заставило лужу передавать лишь образы, но не звуки. Черноволосый слушал, не перебивая, а Эдгар Эдвардссон все время пригибал голову, как бычок, собравшийся бодаться. Потом начал коротко возражать, прихлопывая для убедительности ладонью по столу. На каждое его слово Бернар находил не меньше десятка, причем произносил их неторопливо, крестясь и перебирая четки, умильно закатывая глаза. Наконец, когда рыцарь, надо полагать, исчерпал доводы, священнослужитель кивнул и размашисто перекрестился. Обернулся, глянул через плечо.
И тут Вратко увидел Хродгейра.
Черный Скальд стоял, прижавшись спиной к серому стволу ясеня. Грудь, живот и ноги его обвивали толстые, разлохмаченные веревки. Викинги такими привязывают грузы на кнаррах[34], чтобы не смыло волной за борт. Насколько позволял разглядеть неровный свет от костров, а ясень, кроме всего прочего, стоял довольно далеко от огней, кожаную куртку норвежца пятнали темные потеки, подозрительно похожие на кровь. На скуле Хродгейра наливался порядочных размеров синяк, а один глаз заплыл.
Вот тебе и мирная беседа!
Викинг неподвижно смотрел в даль, поверх вражьих голов. На его лице застыло презрение, присущее истинным храбрецам. Не будет свободный лесной зверь унижаться перед поймавшими его охотничьими псами и княжескими ловчими, выпрашивая пощаду.
Рыцари – русобородый Эдгар и чернобородый незнакомец – поднялись.
Неторопливо, вразвалку приблизились к Хродгейру.
Отец Бернар, сложив ладони пред грудью, беззвучно шевелил губами.
Эдвардссон постоял чуть-чуть почти вплотную к Черному Скальду, а потом коротко, без замаха ударил викинга в живот. Потом еще и еще раз. Лицо Хродгейра не дрогнуло, хотя голова раскачивалась в такт ударам. Он только прикрыл глаза, будто бы испытывал отвращение, глядя в рожи мучителей.
Рыцарь-сакс заорал, сгибая колени. Аж жилы на шее вздулись. Пнул хёрда по голени.
Скальд приоткрыл один, не подбитый глаз. Решительно покачал головой.
Эдгар ударил кулаком снизу в челюсть. Голова викинга мотнулась – Вратко даже испугался, что шея не выдержит, – и ударилась затылком о ствол.
Черноволосый рыцарь мягко придержал Эдвардссона за плечо. Долго растолковывал что-то, наклонившись к его уху. Сакс кивал, притопывая ногой. После позвал оруженосцев. По его приказу развели небольшой костерок неподалеку от ясеня.
Вратко, словно завороженный наблюдал, как чернобородый вытаскивает из ножен, привешенных к поясу короткий, около десяти вершков, граненый узкий клинок, осматривает его и возвращает на место. Взамен квиллона[35] он взял в руку охотничий нож, протянутый одним из зубоскалящих викингов Модольва, сунул лезвие в пламя.
Новгородец попытался зажмуриться, поскольку догадался… почти догадался, что сейчас будет. Но не смог. Смотрел в лужу, охваченный оцепенением, которое лишало сил, обездвиживало.
Полыхающее алым лезвие прочертило полосу в воздухе и прижалось к щеке Хродгейра. Скальд оскалился, запрокидывая голову.
Эдгар Эдвардссон с перекошенным от злобы лицом что-то говорил, отмахивая рукой. А черноволосый продолжал прижимать раскаленное лезвие к щеке Черного Скальда. Он убрал нож лишь когда голова норвежца бессильно опустилась на плечо. Тогда Эдгар быстрым движением схватил Хродгейра за волосы и, приблизив глаза к глазам, выкрикнул длинную тираду.
Вульфер молча указал новгородцу на лужицу – давай, мол, ворлок, покажи на что ты способен. А сам легко, со звериной грацией – и не скажешь, что седой весь – запрыгнул на округлую верхушку камня, уселся на корточки.
Вратко наклонился над ровной, неподвижной гладью воды. Лужицы-то всего-ничего: две пяди в длину да полторы – в ширину. Несмотря на сгущающиеся сумерки, видна каждая травинка, каждый камешек на дне.
Не заботясь о том, что штанины промокают насквозь, парень опустился на колени, поклонился водной глади.
Нужно, прежде всего, очень захотеть увидеть Хродгейра. Представить чуть насмешливого викинга с необычно черными для северян волосами и серебряной прядью в бороде. Представить острого на язык скальда, сурового воина и мудрого вождя. Соратника, способного грудью прикрыть товарищей.
И он Вратко не может допустить, чтобы с Черным Скальдом что-то случилось. Он обязан ему помочь…
Парень склонился лицом едва ли не к самой воде, едва не касаясь ее носом и, вглядываясь в глубину, зашептал:
Сверху послышалось одобрительное покашливание Вульфера, но Вратко уже было не до него.
– Брагу брата моря
Брать ли скальду в горсти?
Блеск слезы небесной
Лести неподвластен.
Дай задатку Хрофта[32]
Даль прозреть. Явись нам
Улль стальной кольчуги
Скальдом званный Черным.
Поверхность воды подернулась рябью, будто от ветерка. Словен даже подумал вначале, что причиной тому его дыхание, но… Дрожь воды улеглась столь же неожиданно, как и возникла. Вода уплотнилась, напоминая больше отшлифованное мастером серебряное зеркало, а потом в нем замелькали образы: очертания человеческих фигур, лица. Все как в волшебном котле Керидвены.
Новгородец узнал место. Вот покосившийся сарай, вот приземистый ясень с очень толстой нижней веткой, а вот и крытая дранкой избушка, которую он назвал для себя «домиком лесника». Сюда викинги Модольва-хевдинга притащили его, Вратко, и Марию Харальдовну, изловив их в лесу после сражения при Стэмфордабрюгьере. Здесь лживый монах рассказывал о Святом Граале и сулил королевне золотые горы за помощь и союз. Отсюда Эйрик повел Вратко на съедение диким зверям в лес по приказу того же монаха. К избушке они вернулись позже с товарищами по оружию: Хродгейром и Гуннаром, Олафом и Рагнаром, Игни и Свеном.
Поляну перед «домиком лесника» освещали три или четыре больших костра. У коновязи помахивали хвостами несколько боевых коней, блики пламени играли на их вычищенных крупах. Вокруг огней суетились воины. Бородатые, в простой одежде норвежцев: темные туники и просторные порты, завязанные у щиколоток. Рядом с ними мелькали люди в одежде чуть более изысканной – куртки с узкими рукавами, куколи[33] на головах. Скорее всего, оруженосцы рыцарей, пришедших с Эдгаром Эдвардссоном.
А где же сам наследник английского престола?
Ага! Вот и он.
Внук Эдмунда Железный Бок сидел за низким столиком, установленным в стороне от шума толпы. Блики костра играли на его щеках и бляхах перевязи. Напротив него застыл с выпрямленной спиной (словно кол проглотил) черноволосый рыцарь, стриженный в кружок. Следы усталости на его лице и засаленные, слипшиеся пряди волос, падающие на брови, свидетельствовали о долгом пути без удобств, приличествующих благородному путешественнику. И к столу его, по всей видимости, пригласили сразу по прибытии: заодно подкрепиться и узнать, с чем пожаловал.
Черноволосый старательно жевал. Расправлялся с половиной зажаренного на вертеле петуха так, что играли желваки под небритыми щеками. Эдгар Эдвардссон проявлял пока что самые легкие признаки нетерпения: барабанил пальцами по столешнице и то и дело поглядывал на отца Бернара, замершего тут же, между двух рыцарей.
Монах сильно осунулся с того вечера, когда Вратко видел его последний раз. Седая щетина на подбородке – о бритье он, похоже, забыл, – глубоко запавшие глаза и резко очерченные борозды морщин, тянущиеся вниз от крыльев носа. Но никому бы не могла прийти в голову крамольная мысль: пожалеть отца Бернара. Глаза священнослужителя горели неистовым огнем, а сурово поджатые губы заставляли обоих рыцарей опасливо поглядывать на ревнителя Веры.
Рыцарь Эдгар внезапно пошевелил губами. Должно быть, что-то сказал.
Движение челюстей черноволосого рыцаря на миг приостановилось. Он пожал плечами и вопросительно глянул на монаха.
Отец Бернар воздел взор к беззвездному небу. Забормотал неслышно – волшебство заставило лужу передавать лишь образы, но не звуки. Черноволосый слушал, не перебивая, а Эдгар Эдвардссон все время пригибал голову, как бычок, собравшийся бодаться. Потом начал коротко возражать, прихлопывая для убедительности ладонью по столу. На каждое его слово Бернар находил не меньше десятка, причем произносил их неторопливо, крестясь и перебирая четки, умильно закатывая глаза. Наконец, когда рыцарь, надо полагать, исчерпал доводы, священнослужитель кивнул и размашисто перекрестился. Обернулся, глянул через плечо.
И тут Вратко увидел Хродгейра.
Черный Скальд стоял, прижавшись спиной к серому стволу ясеня. Грудь, живот и ноги его обвивали толстые, разлохмаченные веревки. Викинги такими привязывают грузы на кнаррах[34], чтобы не смыло волной за борт. Насколько позволял разглядеть неровный свет от костров, а ясень, кроме всего прочего, стоял довольно далеко от огней, кожаную куртку норвежца пятнали темные потеки, подозрительно похожие на кровь. На скуле Хродгейра наливался порядочных размеров синяк, а один глаз заплыл.
Вот тебе и мирная беседа!
Викинг неподвижно смотрел в даль, поверх вражьих голов. На его лице застыло презрение, присущее истинным храбрецам. Не будет свободный лесной зверь унижаться перед поймавшими его охотничьими псами и княжескими ловчими, выпрашивая пощаду.
Рыцари – русобородый Эдгар и чернобородый незнакомец – поднялись.
Неторопливо, вразвалку приблизились к Хродгейру.
Отец Бернар, сложив ладони пред грудью, беззвучно шевелил губами.
Эдвардссон постоял чуть-чуть почти вплотную к Черному Скальду, а потом коротко, без замаха ударил викинга в живот. Потом еще и еще раз. Лицо Хродгейра не дрогнуло, хотя голова раскачивалась в такт ударам. Он только прикрыл глаза, будто бы испытывал отвращение, глядя в рожи мучителей.
Рыцарь-сакс заорал, сгибая колени. Аж жилы на шее вздулись. Пнул хёрда по голени.
Скальд приоткрыл один, не подбитый глаз. Решительно покачал головой.
Эдгар ударил кулаком снизу в челюсть. Голова викинга мотнулась – Вратко даже испугался, что шея не выдержит, – и ударилась затылком о ствол.
Черноволосый рыцарь мягко придержал Эдвардссона за плечо. Долго растолковывал что-то, наклонившись к его уху. Сакс кивал, притопывая ногой. После позвал оруженосцев. По его приказу развели небольшой костерок неподалеку от ясеня.
Вратко, словно завороженный наблюдал, как чернобородый вытаскивает из ножен, привешенных к поясу короткий, около десяти вершков, граненый узкий клинок, осматривает его и возвращает на место. Взамен квиллона[35] он взял в руку охотничий нож, протянутый одним из зубоскалящих викингов Модольва, сунул лезвие в пламя.
Новгородец попытался зажмуриться, поскольку догадался… почти догадался, что сейчас будет. Но не смог. Смотрел в лужу, охваченный оцепенением, которое лишало сил, обездвиживало.
Полыхающее алым лезвие прочертило полосу в воздухе и прижалось к щеке Хродгейра. Скальд оскалился, запрокидывая голову.
Эдгар Эдвардссон с перекошенным от злобы лицом что-то говорил, отмахивая рукой. А черноволосый продолжал прижимать раскаленное лезвие к щеке Черного Скальда. Он убрал нож лишь когда голова норвежца бессильно опустилась на плечо. Тогда Эдгар быстрым движением схватил Хродгейра за волосы и, приблизив глаза к глазам, выкрикнул длинную тираду.