Хёрд долго смотрел на него. Клиновидная рана на щеке влажно поблескивала в свете костров. Наконец, Хродгейр набрал воздуха в грудь и смачно плюнул прямо в глаза внука Эдмунда Железный Бок.
   Тотчас на викинга обрушился град ударов. Старались двое оруженосцев, которых Вратко помнил еще по давней беседе их господина с Модольвом Белоголовым. Один – широколицый, коренастый, с высокими залысинами, а второй – тонкокостный юноша с волосами до плеч и глазами херувима. Мальчишка даже опережал своего засидевшегося в сквайрах[36] товарища в стремлении зацепить Хродгейра побольнее.
   Эдвардссон тем временем утирался рукавом, а черноволосый рыцарь, посверкивая зубами, вновь калил острие ножа.
   Приблизившийся отец Бернар мягко опустил ладонь на плечо Эдгара. Назидательно проговорил пару слов, подняв кверху палец. Рыцарь дернулся, стряхнул руку священника. Чернобородый покачал головой, знаком отогнал оруженосцев. Отдал пару распоряжений.
   Юноша отбежал и вернулся с ведерком, которое выплеснул на голову и грудь пленника. Хродгейр вздрогнул и поднял голову. Левый глаз скальда заплыл окончательно, а вдобавок его заливала кровь, тонкой струйкой сбегающая из рассеченной брови.
   Отец Бернар брезгливо взял хёрда за подбородок, внимательно посмотрел ему в лицо, а потом заговорил. Монах обратился к Черному Скальду, показывая викингу распятие.
   Вратко не видел лица святоши, но глаз Хродгейра, слушающего речи монаха, опасно сузился. Губы напряглись…
   Он прервал излияния монаха злыми, резкими словами. На разбитой губе скальда вздулся кровяной пузырь.
   Бернар отшатнулся. Замахнулся тощим кулачком.
   Эдгар Эдвардссон опрометью бросился к костру, голой рукой выхватил головню и, оттеснив монаха плечом, ткнул пылающей веткой Хродгейру в глаз. Замахнулся еще раз…
   Новгородец вскрикнул.
   Вода пошла рябью, разбивая изображение на тысячу маленьких, дрожащих картинок.
   Вратко отшатнулся, потом упал лицом в лужу.
   Ледяная вода ворвалась в ноздри, хлынула в рот, плеснула в уши. Парень закашлялся.
   Вульфер схватил его за шиворот и оттащил в сторону.
   – Что ты видел? – спросил старик, наклоняясь над откашливающимся и отплевывающимся словеном.
   – Откуда ты знал? – вопросом на вопрос ответил Вратко.
   – Что Хродгейр в плену? Видел.
   – Как? Как ты мог видеть? Ты…
   – Нет. Я не с ними заодно, если ты об этом.
   – Тогда как?
   – Подкрался. Я ведь всю жизнь в лесу. Ты меня понимаешь?
   Вратко кивнул.
   – Ну, вот видишь… Морским хищникам ни за что не почуять лесовика. Здесь они как дети. А что говорить о заносчивых рыцарях?
   – Они… они Хродгейра… – попытался рассказать парень. Остановился, зачерпнул воды из лужи, плеснул в лицо.
   – Пытали?
   – Железом каленым жгли. Эдгар Эдвардссон, провалиться бы ему… И чернявый… Не знаю кто он и откуда взялся.
   – Чернявого я не помню… – озадаченно проговорил Вульфер. И добавил. – Ты уже решился будить датчан?
   – Да! – Вратко сжал кулаки.
   – Вот и молодец. Речь настоящего воина.
   – А ты проведешь нас коротким путем к избушке?
   – Проведу. Обещаю, – серьезно ответил сакс.
   Новгородец поднялся на ноги. Поправил меч, оттягивающий пояс на левом боку…
   – Тогда я пошел.
   Уже у самого входа в пещеру Вратко вспомнил, что так и не сделал нового факела. Пришлось задержаться. В сгущающихся сумерках он ни за что не нашел бы сухих веток, если бы не помощь Вульфера. Старик помог ему скрутить тонкую вязанку. Она даже разгорелась без особых трудов.
   – И не забудь потом разогнать туман, – напутствовал парня Вульфер.
   «Интересно, как я должен туман разгонять? – думал словен вступая, под низкий свод. – Я и в том, что разбужу их, не уверен до конца… Хорошо ему рассуждать, а попробовал бы сам. А я поглядел бы».
   Викинги лежали все в так же неподвижно. Ни один из них не сдвинул руку или ногу. И по прежнему ни храпа, ни других каких звуков, кроме тихого сопения, свидетельствующего, что они спят, а не умерли.
   – Ничего, воины датские, Вальхалла подождет вас… А пока что вы нужны мне.
   Вратко вознес огонь факела над головой, попросив помощи и поддержки у перунова братца, и проговорил:
 
– Беда взяла нежданно
Данов в полон смелых.
Сном смежила вежды
Прежде битвы честной.
Слово скальда слушай,
Славен вождь дружинный.
Стылый сон стряхните
Встаньте строем ратным!
 
   Вначале ничего не произошло. Не задрожали холмы, не мигнуло пламя, не потянул ветер, как ожидал новгородец.
   Несколько ударов сердца сохранялся мертвая тишина. Датчане лежали неподвижно…
   Зато потом!
   Парень и не надеялся, что сказанная им виса сработает так быстро и неотвратимо.
   Викинги охнули одновременно.
   Одиннадцать пар глаз уставились на Вратко.
   Одиннадцать пар рук схватились за оружие.
   «Вот сейчас меня искрошат, как капусту», – мелькнула малодушная мыслишка.
   Лосси Точильный Камень первым попытался вскочить на ноги. Застонал, упал на одно колено, выронил топор.
   – Тролльи потроха!
   Рядом с ним викинг со шрамом на щеке рухнул на четвереньки. Пожилой лысоватый датчанин грязно заругался, ударившись локтем.
   И началось!
   Хирдманы Лосси падали, цепляясь за одежду друг дружки. Звенели на камнях выскальзывающие из пальцев мечи и секиры. Викинги ругались, поминая кишки троллей и причандалы йотунов.
   В один миг под сводами пещеры стало шумно, как на волинском торгу.
   Словен сперва не мог понять – в чем же дело? И лишь потом сообразил: если спать в холоде и сырости, все мышцы затекают и теряют способность двигаться, все суставы начинают болеть. Вот так и получается, что ноги отказываются ходить, а руки – держать оружие.
   Викинги продолжали копошиться на полпещеры, сбившись в еще более беспорядочный клубок, чем во время сна.
   – Датчане! – Вратко решил воспользоваться их беспомощностью и хотя бы попытаться договориться добром. – Воины! Вы узнаете меня?
   – Ворлок! – выплюнул рыжебородый дружинник.
   – Чародей из Гардарики… – протянул седой.
   – Безбожник! – парнишка в драной рубахе попытался перекреститься. Выходило у него плохо, поскольку ладонь насмерть вцепилась в рукоять топора.
   – Ты ворлок из Хольмгарда! – хрипло проговорил сам Лосси. – Ты явился по наши души, порождение Локи?
   – Не нужны мне ваши души, – Вратко старался говорить твердо и уверенно, как говорил Хродгейр во время королевского суда на Оркнеях. – Я пришел помочь вам? Мы можем поговорить, Лосси-датчанин?
   Точильный Камень озадаченно покрутил головой. Прикрикнул на своих:
   – Тише! Раскудахтались тут! Вы воины или трэли[37]?!
   Хирдманы пристыжено замолчали.
   – Чего ты хочешь, ворлок? – Лосси медленно поднялся. Гордость прирожденного воина не позволяла ему разговаривать стоя на четвереньках или на коленях. Он кряхтел, лицо викинга кривилось от боли, но он все же встал, тяжело опираясь на рукоять топора.
   – Я разбудил вас… – начал новгородец, но его перебил плешивый датчанин:
   – А кто наслал на нас чародейский сон? Сам же и наслал!
   – Неправда, – Вратко покачал головой. – Не я вас усыплял. Кто? Не знаю. Но можем попытаться выяснить это вместе. После…
   – Не ты нас усыпил? – нахмурился Лосси. – А кто? Кто здесь ворожит, колдует, напускает порчу? Я не знаю другого ворлока, кроме тебя…
   – Если ты не знаешь, то не значит, что их нет! – отрезал Вратко, вспомнив королеву Маб и Керидвену. И одна, и вторая запросто могли бы наслать волшебную сонливость на чужаков. Обеим эти чары по силам, обе способны на хитрость, когда им выгодно.
   – Да? А кто даже тогда это сделал? – упрямо наклонил голову датский хевдинг. По обыкновению северян он не собирался никому верить на слово.
   – Сказал же – не знаю. Но если ты потребуешь, выясню. Могу даже поклясться тебе в этом.
   – Поклясться? Пустое… Знал бы ты, сколько раз мне приходилось давать клятву, а после брать слова назад. Попробуй убедить меня, что ты тут ни при чем.
   – Разве то, что я вас разбудил, не самое лучшее доказательство?
   – Нет, – отмахнулся Лосси. – Ворлоки всегда ищут выгоду лишь для себя.
   Новгородец вздохнул.
   – Пойдем наружу, там, на свежем воздухе, я вам свидетеля покажу. Пускай он нас рассудит.
   – А почем мы знаем, что там нас саксы не ждут? – снова встрял плешивый.
   – Ждут. Обязательно ждут, – не стал возражать словен. – Но всего один и настроен он дружелюбно.
   – Ты стал труслив, как заяц, Бьёрн! – покосился на болтуна Лосси. И снова обратился к Вратко. – Мы выйдем отсюда, ворлок. Не самое лучшее место… – Он поёжился. – Но ты ответишь на мои вопросы. И постараешься, чтобы ответы мне понравились.
   – Мои ответы – не марка серебра, чтобы всем нравиться, – пожал плечами новгородец. – Могу пообещать, что скажу тебе правду. А там решишь для себя – друг я вам или враг. Годится?
   – По рукам! – впервые за время разговора Точильный Камень улыбнулся. – Пошли!
   Выбравшись из-под каменных сводов Вратко первым делом окликнул старого сакса: – Вульфер! Вульфер, ты где?!
   Ответом была тишина.
   Уже совсем стемнело. Туман отражал отблески факела, играя всем оттенками красного: от багрового до ярко-алого. Мутно-белесая стена приступала совсем близко… Ну, как тут дорогу найти! И старик запропастился куда-то…
   – Вульфер!
   Тишина…
   – И где же твой свидетель, ворлок? – Лосси шагал еще неуверенно, но уже гораздо ровнее.
   Его хирдманы выбирались, поддерживая друг друга, опираясь на оружие, хватаясь руками за стены подземного хода. Кто-то, вдохнув полной грудью сырой, но все-таки свежий воздух, садился прямо там, где стоял. Другие с наслаждением впитывали и сырость, и холод – ведь это запах спасения и свободы.
   – Откуда я знаю? – парень развел руками. – Он – вольный человек. Хочет – приходит, хочет – уходит.
   – Как селедка, – усмехнулся Бьёрн. – Хвостом махнул и поплыл… То в море, то во фьорд.
   Викинги негромко засмеялись.
   «Ну, если хохочут, значит не пропадут, – подумал Вратко. – Для урман смех – первая радость в жизни… Нет. Вторая. Первая – голову кому-нибудь с плеч снести. И, кажется, с моей головы они сейчас и начнут…»
   – Вот скажи, ворлок, что мне с тобой делать? – Лосси держал топор наперевес, прижимая к груди, как мать новорожденного младенца. – Я познакомился с тобой нынешним летом, но с тех пор удача развернулась ко мне задом. И лопни мои глаза, если это тот зад, который может соблазнить мужчину. Я уже жалею, что ввязался в поход Харальда Сурового. Ни денег, ни славы не добыл, а почти всю дружину потерял. И корабль… – Лицо Точильного Камня на мгновение страдальчески сморщилось. – Мой дреки… Мой «Жрущий ветер». Где он теперь, ворлок?
   – Я-то тут при чем? – Вратко развел руками. – Разве я уговаривал тебя плыть на Оркнейские острова?
   – Мои неудачи начались, когда я повстречал тебя, – угрюмо повторил викинг.
   – Ну, извини… И позволь мне сделать так, чтобы встречей со мной они и закончились.
   – Я тебе не верю, – Лосси перехватил топор покрепче. – Знаешь, что мне хочется сделать?
   – Догадываюсь.
   – Разрубить тебя на две половинки. А потом еще на две. Да разбросать их подальше одну от другой. Знаешь, зачем?
   Новгородец молчал, прикидывая, в какую строну лучше будет убегать, если датчанин от слов перейдет к делу.
   – Не знаешь? Так я скажу, – продолжал между тем Лосси. – Что бы части твоего тела не срослись вместе, послушные чародейским заклинаниям, а душа твоя вечно блуждала во мраке и холоде Нифльхеля!
   Его хирдманы одобрительно переговаривались. Двое или трое, выглядевших покрепче прочих, потянули мечи из ножен.
   «Сделает хоть шаг в мою сторону, побегу! Чего-чего, а догнать меня будет для них трудновато. Какое-никакое, а преимущество… Эх, втравил меня Вульфер в дельце! А сам удрал. И не попрощался даже. Вот и думай, что знаешь человека…»
   Седой волк бесшумно выступил из тумана и остановился между Вратко и датчанами.
   Новгородец услышал глухой рык, увидел вздыбленную шерсть на загривке зверя и вполне мог представить себе, как сморщивается верхняя губа, обнажая длинные, чуть желтоватые клыки.
   Лосси отшатнулся. Лица его дружинников побелели, как полотно.
   – Да ты, и правда, ворлок… – протянул плешивый Бьёрн.
   Вратко приосанился, бросил ладонь на рукоять меча. Турс его знает, откуда приходит этот волчара, но он не враг. Это точно. Значит, нужно пользоваться его помощью и поддержкой. Чтобы спасти Хродгейра, ничем пренебрегать нельзя.
   – Вы слишком много толковали, что я ворлок, – проговорил парень. – И ты, Лосси Точильный Камень, и епископ Бирсейский, и монах Бернар. Так долго, что я и сам в это уверовал. Уверовал и начал колдовать по мере сил. Знаешь, получается неплохо…
   Датчане хмурились, но слушали. Наброситься не пытались.
   – Ты зря ставишь мне в вину проигрыш у Стэмфордабрюгьера. Если ты помнишь, многие скальды говорили тогда свои стихи. И я тоже. Ведь сам Харальд Сигурдассон просил меня об этом. Смог бы ты, Лосси-датчанин, отказать великому конунгу? Я говорил вису и бой начал поворачиваться в нашу пользу. Ты помнишь это? Саксов отбросили от строя, «Опустошитель земель[38]» пошел вперед, на врага… Победа уже улыбалась норвежскому войску. Ты помнишь это, Лосси-датчанин?
   – Помню, – коротко ответил викинг. – Но я помню и…
   – Правильно! Ты помнишь и развязку. Ту шальную стрелу, что сразила Харальда Сурового. Отвагу и решимость, забурлившие в сердцах саксов, когда они увидели. как пал величайший воитель северных земель. Ты это помнишь?
   – Да! Помню!
   – Тогда знай, что виной нашему поражению был отец Бернар, вероломный монах. Он приплыл в Англию с войском Харальда, но желал победы саксам. Здесь ему передали священную реликвию римской церкви – ноготь Иисуса Христа. Он читал над ней молитву и тем самым свел на нет мое заклинание.
   – Складно болтаешь… – протянул Лосси.
   – Откуда он это знает? – буркнул рыжебородый викинг.
   – Я знаю это от самого Бернара. После боя он захватил в плен меня и Марию Харальдовну, дочь конунга.
   – Она здесь откуда взялась? – брови датского хевдинга полезли на лоб.
   – Тайком приплыла на «Слейпнире».
   – Кто в здравом уме поверит в такую чушь?! – воскликнул Бьёрн.
   – Хочешь поговорить с королевной? – решил добить его Вратко. – Пусть она подтвердит – прав я или нет!
   – Ты уже обещал нам свидетеля! – возразил плешивый. – Не это ли волк твой свидетель?
   – А если и он?
   – Как нам проверить твои слова? – рассудительно произнес Лосси. – Ты то обещаешь свидетеля, то говоришь, что он куда-то сбежал. То рассказываешь о Марии Харальдсдоттир, что она в плену у саксов…
   – Не только у саксов. Модольв-хевдинг по кличке Белоголовый тоже заодно с монахом.
   – Пускай. Разницы нет – что в лоб, что по лбу. Ты говоришь, что она в плену, а потом предлагаешь встретиться с ней…
   – Она была в плену, Лосси-датчанин. Была. Хродгейр Черный Скальд отбил нас, потеряв при это несколько воинов. Но и самого его захватили враги. Он уводил погоню от нас.
   – Это возможно, – не стал спорить хевдинг. – Что было дальше?
   – Дальше мы решили вызволить его. Мы – это я, Гуннар-кормщик, Олаф…
   – Достойные воины. Я рад, что они выжили после Стэмфордабрюгьера.
   – Но я потерялся в тумане. Заблудился и случайно наткнулся на пещеру, где вы спали.
   – Похоже на правду.
   – Я разбудил вас потому, что хочу просить вашей помощи, датские мореходы. Помогите спасти Хродгейра. Я очень прошу вас. Помогите. А после можете возвращаться к Риколлу. Может, вам удастся завладеть «Жрущим ветер»?
   Лосси задумался.
   – Как я узнаю, что ты не лжешь мне? Кто ворлоку доверится, до утра не доживет… – викинг покосился на волка. Зверь сохранял неподвижность. Только кончик хвоста подрагивал.
   – Я могу только предложить тебе, Лосси-датчанин, пойти со мной и убедиться, что я говорю правду, – Вратко развел руками. – Если я вру, то…
   – То мы угодим в ловушку, – едко заметил плешивый.
   – Дело ваше, – новгородец вздохнул. Он уже устал и подумывал, как бы отправиться восвояси. Клыки волка удерживают датчан от опрометчивых поступков. Так чего еще надо?
   – Мне не нравится все это, – сказал Лосси, помедлив. – Отступая от Йорвика, мы попали к этому холму. Асгрим, – он кивнул на мальчишку, – заметил пещеру. Шел снег – удивительно для начала осени. Мы решили спрятаться и переждать непогоду. Бьёрн сразу сказал, что чует беду. Как всегда.
   – А ты, как всегда, не стал меня слушать, хевдинг, – немного обиженно заметил плешивый.
   – Что делать? Ты слишком часто видишь подвох там, где его и быть не может. Но на этот раз ты оказался прав. Я помню далекое пение – у нас говорят, что так поют черные альвы, танцуя на пастбищах в полнолуние… А потом я услышал твою вису, почувствовал, что промерз до костного мозга, увидел твой факел и твою наглую ворлоцкую морду…
   Вратко молчал. Не перебивал. Оскорбления можно стерпеть. Небось, глаза не лопнут.
   – Теперь ты рассказываешь нам байки, – продолжал Точильный Камень, – про колдующего монаха, про какой-то ноготь Белого Бога, про Хродгейра, которого я знаю как достойного воина, главная беда которого – излишняя любовь к ворлокам и умение встревать в неприятности. Но он не бежит от опасности. И про меня никто никогда не мог сказать, что я – трус. Хродгейру стоит помочь. А там и про «Жрущего ветер» можно подумать… Ты сможешь нас провести, ворлок?
   – Я не смогу, – честно ответил Вратко. – А он сможет. – Словен показал на волка. – Я не знаю, откуда он взялся, но к вам меня вывел он.
   – Лосси! – Бьёрн схватил вождя за рукав. – Ты ему веришь? Ворлок да вервольф!
   Вот так парочка! И ты им доверишься?
   Точильный Камень резво обернулся к дружиннику. Сграбастал его за грудки.
   – Бьёрн! Ты хочешь, чтобы Лосси-датчанина считали трусом? Чтобы я утратил уважение морских хевдингов от Свальбарда[39] до Сикилии?
   – Нет, что ты… – пробормотал плешивый. – Просто осторожность…
   – Я буду острожен, – пообещал Лосси. – Если ворлок обманет нас, то не проживет дольше, чем нужно для хорошего замаха топором! Но бегать от драки!? – Он отпустил Бьёрна, повернулся к прочим хирдманам. – Датчане мы или нет?!!
   – Веди нас! – выкрикнул рыжий.
   – Ох, и дал бы я саксам! – поддержал его сутулый длинноусый воин.
   – В драку! – ломким голсоом прокричал Асгрим, потрясая секирой.
   – Так когда же я от доброй потасовки отказывался? – пожал плечами Бьёрн. – Но я тебя предупреждал – ухо востро держи!
   – Не учи ученого! – Лосси взмахнул над головой топором. – Я – самый осторожный хевдинг от Варяжского моря до Греческого!
   Хирдманы датского вождя заулюлюкали, потрясая кулаками.
   – Слышал, ворлок? – Лосси улыбался от уха до уха. – Веди нас к Хродгейру. Или зверь твой пусть ведет. Нам все равно! Только что ты с туманом проклятым сделаешь?
   – Попробую разогнать… – Вратко в душе ликовал, но вида не показывал. – Ворлок я или нет?
   Парень задумался, складывая кеннинг к кеннингу, а хейти к хейти… – Вот мое заклинание. Я призову ветер разогнать туман!
 
Зрю: укрыла сырость мглою
Рытвины ограды моря
Проку нет таращить око
Волка друг щенка слепее.
Древа смерть послушна скальду
Резвым скоком клочья сгонит
Враг крыла ладьи расчистит
Вранов торную дорогу.[40]
 
   Датчане слушали молча, исподтишка озираясь по сторонам. Недоверие хирдманов можно было понять – вроде бы ворлок на их стороне, а все равно боязно. Волшба – дело темное и ждать от нее можно все, что угодно. Например, молния ударит с неба или клыкастое чудовище выскочит из мутной мглы.
   Поэтому на лицах отразилось облегчение, когда первый порыв ветра пробежал над холмом, дернул пелену, будто занавесь, потянул ее за угол, безжалостно разрывая на клочки, погнал обломки прочь от леса, за холмы на северо-запад.
   В небе выглянули звезды и бледный серп Волчьего Солнышка.

Глава 7. Бой на поляне

   Волк не подвел. Вывел точно, куда следовало. На окраину той самой опушки, памятной Вратко по плену и по схватке с хирдманами Модольва Белоголового. Признаться по чести, проводник из серого вышел – лучше не бывает. Он не торопился, как это случается даже с самыми умными и обученными лайками, не забегал вперед – спокойно и уверенно соизмерял трусцу со скорым шагом датчан, не рыскал по кустам, не вел напрямую через овраги или заросли терновника, выбирал дорогу поровнее, то и дело оглядываясь ан людей, которые не уставали шепотом обсуждать на диво умного зверя. Громко говорить о волке урманы опасались – ведь взгляд его янтарных глаз казался по-человечьи разумным.
   По дороге Вратко много думал, что сделает с монахом и рыцарями, если те попадут ему в руки живыми. Лживые мерзавцы, убивающие с именем Бога на устах, пытающие и калечащие, поминая великое милосердие Иисуса Христа. Одним своим существованием они унижали род людской, а служением Господу, оскорбляли его светлое имя. Ведь все, что Вратко слышал о Сыне Божьем еще в Новгороде, противоречило поступкам здешних его служителей. И они еще хотят раскинуть плащаницу Веры на все известные земли! Объявляют народы, исповедующие любую другую религию, иноверцами и язычниками. А сами что творят? И дело даже не в Хродгейре, хотя пытки пленного достойным делом не назовешь… Как объяснить поступок отца Бернара, недрогнувшей рукой обрекшего на смерть сотни, а то и тысячи норвежских воинов? Да и саксов тоже, если подумать. И все ради чего? А просто чтобы хитростью и уловками изменить расклад сил на острове в пользу Вильгельма Нормандского. И как это назвать? Радением за Веру? А может, жестокостью и пренебрежением человеческими жизнями? Да за все их провинности перед людьми и Богом и монаха Бернара, и рыцаря Эдгара Эдвардссона стоило бы казнить самой лютой казнью. Например, живьем в землю закопать. Или привязать к скале, которая в прилив покрывается водой, как поступил великан Суттунг с карликами-гостеубийцами Фьяларом и Галаром. Можно вспоминать еще немало изощренных способов. Король Элла посадил Рагнара Кожаные Штаны в яму со змеями, а древлянский князь Мал велел привязать Игоря Рюриковича за ноги к двум березам и сделал две половинки князя киевского. А уж если жития святых вспоминать… Одного камнями побили, а с другого раскаленными клещами кожу рвали. Тех в печь огненную бросили, а этих – в ров со львами. На крестах распинали, головы секли, вешали, топили, в землю зарывали, да не полностью, а по шею, чтобы дольше мучались. Может быть поэтому ревнители Римской Церкви так жестоки к поверженным врагам, что с юных лет читают о казнях и пытках, о том, как глумились идолопоклонники Римской империи над апостолами и проповедникам Слова Божьего? И взрастает в душах желание отомстить… Как там в Священном Писании? «Мне отмщение, и аз воздам[41]». Вот только забывают, что слова эти принадлежат Богу. И не пристало смертному подменять собой Бога, браться за его дело, его работу, его суд… Или отец Бернар считает себя равным Богу? Тогда он – хуже самого закоренелого грешника. Так говорил новгородский священник, отец Андрей.
   С головой окунувшись в невеселые мысли, Вратко едва не упал, подвернув ногу в небольшой рытвине. Рыжий викинг по имени по имени Торд поддержал его под локоть. – Глаза не закрывай! – буркнул датчанин. – Нос расшибешь.
   – Спасибо!
   – На здоровье.
   Словен подумал, что хорошо бы присесть и растереть щиколотку, но викинги торопились, а потому пришлось терпеть боль. Ничего, переживем. Не сломал, связки не порвал. Так, растянул слегка…
   Зато растяжение и вынужденная легкая хромота отвлекли парня от досужих размышлений о милосердии и жестокости, о мести и всепрощении.
   И вот перед их взорами поляна.
   Точильный Камень, следует отдать ему должное, почуял запах дыма раньше других и знаком приказал хирдманам хранить тишину. Мореходам его предупреждение не слишкомто помогло. Но они постарались хотя бы не разговаривать на ходу и поменьше топать.
   Волк оглянулся в последний раз и, вильнув хвостом, растворился в темноте.
   Новгородец понял, что дальше нужно действовать самим, не рассчитывая на помощь и подсказки.
   Перед избушкой лесника багрово отсвечивали два потухших костровища. Огонь третьего поддерживался понемногу. Должно быть, дружинники Модольва думали, что свет поможет им лучше охранять покой спящих товарищей. Трое воинов сидели и пялились на язычки пламени, не догадываясь, что после огня окружающий мрак будет казаться еще темнее.
   На краю освещенного круга Вратко разглядел Хродгейра.