— Дура я. Чистая дура. Я знаю.
   Она стянула пиджак, скинула туфли и, пройдя в большую комнату, по-хозяйски плюхнулась на диван.
   — Давай, шпионка, выкладывай все как на духу, — я пододвинул кресло и уселся напротив нее.
   — Заболтал он меня, — она шмыгнула носом. — Такое хорошее впечатление произвел. Тонкий, умный. Настоящий джентльмен. Гоша, почему так мало настоящих джентльменов ?
   — Таких джентльменов поубивали всех. И за дело поубивали.
   — Он сказал, что ты и тот прокурор мечтаете закрыть театр «На завалинке», а его самого посадить в каземат.
   — Так и сказал — в каземат?
   — Ага. По ложному обвинению.
   — И ты поверила?
   — Ну да. Сколько деятелей искусства сидело. А сколько еще посадят. «Неужели ты хочешь, чтобы снова свершилась несправедливость?» — он меня спросил. Я, конечно же, не хотела. Он уверял, что никакого вреда никому не причинит. Что ему просто надо знать, что вы против него затеваете. Самозащита — и все. И ничего противозаконного делать не надо.
   — Совсем ничего. Только наставила мне по всей квартире микрофонов. Да еще закладывала меня ему ежедневно. Ты бы хоть подумала, зачем ему, чтобы выведывать мои планы, микрофоны у меня дома.
   — Я же не могла установить микрофон у тебя на работе, — она опять заплакала. — Я не думала. Я хотела…
   — Ты хоть знала, что он давал тебе неработающие микрофоны?
   — Неработающие ? — недоуменно посмотрела она на меня. — Зачем?
   — Затем, что он сумасшедший. И ты все это время подыгрывала его бредовым фантазиям.
   — Ой, — она удивленно расширила глаза и захлопала ресницами, потом откупорила банку пива и на чала жадно глотать, смачивая моментом пересохшее горло.
   — В следующий раз, когда тебе предложат пошпионить, сперва посоветуйся со мной.
   — Конечно, — она допила пиво. — То есть я хотела сказать — никогда!.. Ой, я запуталась. Я имела в виду, что никогда больше не буду шпионить. Я тебя люблю.
   Я кивнул и поднялся с кресла. Нужно идти на кухню, готовить ей кофе. Что поделаешь. Человека, который тебя любит, нужно кормить и отпаивать кофе.
   Когда я принес кофе, Кларины слезы уже подсохли. Она беззаботно закудахтала:
   — Знаешь, дорогой, я недавно была в гостях и там познакомилась с английским продюсером. Он приглашал меня в Англию сниматься в сериале в роли Золушки.
   — Кого?!
   Ну все, опять Клара изящно вскочила в седло своего любимого конька.
   Задурил Грасский голову и ей, и нам. Мы долго не могли распознать в нем обыкновенную подставку. В последнее время его активность резко пошла на убыль. Он еще только раз позвонил Курляндскому с обычным набором угроз и обвинений, после чего замолк. Недавно мы напали на его след, а вскоре найти и его самого. Он осел в Татарстане, вступил там в наиболее оголтелую фундамен-талистскую исламскую секту и теперь, несмотря на еврейское происхождение, не по дням, а по часам набирает у правоверных авторитет.
   Миклухо-Маклай все-таки переехал в Колумбию, откуда пытается руководить своей организацией. Поговаривают, что он затеял какой-то серьезный проект с колумбийским наркокартелем «Кали». Ну что ж, большому кораблю большое плавание. Лишь бы плавал он подальше от России. Шлагбаума мы нашли на очередной скандальной политической тусовке. Взяли его с бидоном керосина, он как раз собирался жечь очередное чучело всенародно избранного президента. Он был чинно препровожден в дурдом, где сейчас и вынашивает планы грядущего революционного переустройства общества.
   Мне и Донатасудело орденов не принесло. Обошлось все выговорешниками — на всякий пожарный — и поощрениями в виде снятия ранее наложенного взыскания — как признание заслуг перед Отечеством. Хотя, конечно, у нас, особенно у меня, прибавилось авторитета, ну и хихиканий за спиной. « Ступин? Это который из палаты номер шесть?» Правда, хихикали немногие. На дело были наложены все мыслимые виды секретности, нам под страхом смерти запретили болтать о нем с . кем бы то ни было. А чему тут удивляться? Трудно вообразить, что начнется, если в прессу просочится информация о «Пирамиде». Эффект получится, наверное, не меньший, чем от посадки на Красной площади НЛО с дипломатической миссией. Да и чем хвастаться перед общественностью? Ни Марсель, ни Дульсинский, ни их помощники не найдены. Даже нет предположений, где они могут скрываться. И нет идей, как их выловить. Нет зацепок. Эти парни умеют прятать концы в воду. Поиски идут ни шатко ни валко. Кобзарь корпит над системой тестов, которые позволят выявлять лиц, обработанных по системе Марселя и Дульсинского, но получится у него что-то или нет — пока неизвестно. Все-таки, несмотря на частичный провал, я надеялся, что в порыве милосердия начальство учтет боевые ранения и моральные травмы, полученные мной при расследовании дела, переведет меня на другую линию. Я так ждал этого. И дождался. Несколько дней назад меня вызвал мой дорогой шеф и торжественно сообщил, что подписан приказ о моем повышении в пределах МУРа. У меня тут же, в кабинете рухнула гора с плеч, и я чуть не рухнул от радости вместе с ней. Все, прощайте, господа эпилептики и сумасшедшие. Здравствуйте, дорогие воры, грабители и разбойники…
   — Радуйся, — сказал шеф. — Тебя назначили начальником нового отделения в моем отделе.
   — Отлично, — видимо, на моем лице было нарисовано удовольствие полной ложкой. — Что за отделение?
   — Руководство сочло твою линию слишком важной, чтобы ей занимался один человек. Тебе передается еще четверо сотрудников — вот только их надо еще подобрать. Руководи, Георгий. Генералом станешь.
   — Адмиралом Ушаковым я стану, — произнес я зло. — В десятой палате….
   Я обнял свернувшуюся на диване Клару и притянул к себе. По телевизору продолжалась передача о городе грез. Корреспондент приставал к беззаботным лос-анджелесцам с вопросами — что же они думают о России и русских. По-моему, ему сперва надлежало бы поинтересоваться, думают ли они вообще.
   — О, русские такие же люди, как мы! — улыбался во весь экран мордатый лос-анджелесец, одетый в яркие одежды. — У них такие же проблемы, как и у американцев. Как и у меня.
   — А какие у вас проблемы?
   — Лишний вес, — улыбка еще шире. — Больше нет проблем. Гуд бай.
   — А что вы думаете о России и русских? — ринулся корреспондент к высокому статному мужчине в строгом сером костюме.
   — О, Россия. Моя семья родом из России. Я обожаю эту страну.
   — А вас не тянет туда ?
   — Еще как тянет, — улыбнулся мужчина. — И моего друга тянет, — в кадре возник его друг.
   Чур меня!.. Хотя они поработали над внешностью, но все равно не узнать их было нельзя. Сладкая парочка.
   — Думаю, — произнес мужчина в сером костюме, буравя видеокамеру своими рентгеновскими голубыми глазами, — мы очень скоро вернемся в Россию.
   — Верно, — кивнул его друг, стряхивая с рукава рубашки невидимую пылинку.
   Когда вас останавливает на пустынном шоссе милиционер с жезлом, это вовсе не значит, что вы должны верить своим глазам. Милиционер может быть вовсе и не милиционером, а обычным человеком, считающим, что ваш груз или машина ему нужнее, чем вам. Сама милиция советует в таких случаях тормозить только на стационарных постах ГАИ. Шофер, гнавший фуру в Польшу, прекрасно владел этими премудростями, поскольку, бывало, и сам простаивал на большой дороге и считал, что чужой груз ему нужнее, чем законным хозяевам. Да, дорога ныне — это опасное место. Прямо южные флибустьерские моря шестнадцатого-семнадцатого веков. Тут тебе и рэкет, и разбой, и милицейские поборы.
   Впрочем, рэкет шофера нисколько не волновал. Сзади следует машина с пятью быками — это охрана на случай наезда конкурентов. И страховка, чтобы не вильнул хвостом и не скрылся с грузом сам водитель. На стационарном посту ГАИ надо тормозить. Никуда не денешься. Законы надо соблюдать. А то прострелят скаты из автомата Калашникова — гаишники это дело любят и имеют на него все права. Остановимся, не жалко.
   Шофер нажал на тормоз и прижал «КАМАЗ» к обочине. Надо деньги готовить. Гаишник — тоже человек. У него жена, дети, любовница имеются.
   — Накладные на груз, документы на машину, — козырнул громадный старшина в тулупе и валенках пятидесятого размера, казавшийся Гулливером в стране лиллипутов.
   — Пожалуйста, командир, — улыбнулся шофер, протягивая документы и кидая взор на зеркало. Машина прикрытия остановилась сзади метрах в двухстах.
   — Та-ак, — старшина начал пристально изучать документы.
   Начиналась обычная игра, именуемая вымогательством. , Шофер откинулся на сиденье, прикидывая, сколько дать на лапу. Он не видел, как к сопровождавшей его «Топоте» подковыляла опирающаяся на костыль сгорбленная старушенция и забарабанила по боковому стеклу:
   — Милки, подсобите.
   — Тебе чего, баба Яга? — спросил один из быков, опуская стекло. — Дорогу на кладбище забыла?
   — Aгa, — старушка распрямилась вовсе не по старушечьи и кинула через раскрытое окно в салон шарик величиной с кулак.
   Он взорвался с негромким хлопком.
   — Документы не в порядке, — тем временем сообщил старшина.
   — Как не в порядке? — наигранно удивился шофер, понимая, что при таком заходе дать придется скорее больше, чем меньше.
   — Дрянь, а не документы, — старшина скомкал в кулаке накладные и водительское удостоверение и выбросил комок в сугроб.
   — Даты… Ты чего?! — воскликнул обалдевший шофер, еще не видевший за свою жизнь ничего подобного.
   Старшина ничего объяснять не стал. Он просто вытащил пластмассовый игрушечный бластер с зеленым фонариком и выстрелил из него.
   С любовью и высоким умением сооруженный в «КАМАЗе» тайник был вскрыт. Контейнер с золотыми монетами и украшениями — всего на двенадцать килограммов, а так же с необработанными алмазами был перегружен в стоящий у поста «ГАЗ-31» с государственными номерами. Настоящие сотрудники ГАИ тем временем лежали, сваленные в углу стационарного поста, и приятственно, со вкусом досматривали третий сон. Оперативное дело «Клондайк» продолжало пухнуть…