— Уделим, — кивнул Ильичев. — А Залыгина не стесняйтесь. Наш человек.
   Романенков кинул настороженный взгляд на Ильичева, понимая, что происходит нечто непредвиденное, из ряда вон выходящее.
   — Что происходит? — немножко нервно воскликнул он.
   — Это у вас надо спросить, Алексей Викторович, — Ильичев нажал на кнопку магнитофона. — Послушайте беседу с одним из ваших сотрудников. С майором Шершеневым из четвертого отдела.
   По мере того как прокручивалась кассета, Романенков бледнел и бледнел.
   — Ну? — посмотрел на него Ильичев, когда запись закончилась.
   — Вам что, лавры КГБ спать спокойно не дают? — Романенков терял на глазах свою вальяжность. — Это политическая провокация!
   — Да? Прочитайте.
   Ильичев протянул ему выдержки из доклада с изложением «Модели номер четыре». Романенков читал, напрягшись, водил пальцем по строчкам, будто проверяя фактуру бумаги.
   — Это же бред какой-то! — воскликнул он.
   — Бред? — недобро улыбнулся Ильичев. — Нет, коллега, это правда.
   — Но…
   — Что «но»? — встрял в беседу Залыгин. — Привык всю жизнь зад всем лизать, охранник хренов! В политику играешь. За кресло трясешься куда больше, чем за державу.
   — Что вы себе позволяете?! — нервно произнес Романенков.
   — Тебя же, швейцар ресторанный, первого попрут, когда все закончится. Выбросят, как использованный носовой платок. Или будешь на американцев работать. С зарплатой сержанта перуанской армии, — жестко произнес Ильичев, тоже перешедший на «ты», демонстрируя, кто есть кто в этом кабинете. Таким тоном отчитывают в школе нашкодившего мальчишку. Романенков и чувствовал себя мальчишкой, который на перемене засадил мячом по окну и теперь стоит перед очами директора школы. Он сейчас опять ощутил, насколько уступает монстрам старой гэбэшной и Грушевской школы. Он и был для них пацаном.
   — Вот что, Алексей Викторович, — закончил Ильичев. — Или ты будешь работать с нами в коллективе и разделишь славу спасителей Отечества, — Ильичев замолчал. Искусством паузы он владел в совершенстве.
   — Или? — нарушил тишину Романенков.
   — Или не выйдешь из этого кабинета на своих ногах, — закончил Залыгин таким тоном, который не оставлял сомнений в том, что он угрозу выполнит.
   — Да, инфаркты каждого из нас подстерегают, — улыбнулся Ильичев.
   Романенков помял пальцами подбородок. Еще раз перечитал выдержки из «модели номер четыре».
   — Убедили. Согласен…
 
   Машины из батальона сопровождения ГУГАИ мчались на бешеной скорости по Московскому шоссе. Автомобильный поток расступался, жался к обочине. Через некоторое время появлялся эскорт. Первой шла машина охраны, называемая «Лидером», готовая принять на себя удар. Затем — два «ЗИЛа» с флажками России на капоте. Один из них — машина-ловушка, чтобы террорист не знал, в какую влепить заряд. Внутри другой сидел «САМ» с адъютантом и начальником СБП. Потом «ЗИЛ» — «скорпион» — с охраной ближнего круга, готовый прикрыть машину главного на случай тарана, машина с офицерами Генштаба с пресловутым чемоданчиком с ядерной кнопкой; машина с врачами из президентского центра реаниматологии — они начнут действовать, если датчики на теле Президента подадут сигнал тревоги, фургон для группы спецназа — с крепкими парнями, в основном из «Альфы», одетыми в черные комбезы, вооруженными снайперскими винтовками и другим оружием, — в службе за глаза их называли «гоблинами».
   Кортеж мчался со скоростью сто сорок четыре километра в час. По всем расчетам это идеальная скорость, чтобы затруднить прицеливание. В связи с нарастающей патриотической волной, призывами пользоваться отечественными товарами, в последнее время Президент чаще ездил на «ЗИЛе», а не на огромном представительском «Мерседесе». Правительственный «ЗИЛ» — уникальное творение советской военно-инженерной мысли. Девятитонный броневик с салоном в форме капсулы, выдерживающей удар гранатомета.
   Кортеж несся через Москву и вскоре въехал в гостеприимно распахнувшиеся ворота дачи в Барвихе. На въезде бойцы комендатуры вытянулись в струнку.
   Кортеж машин остановился, перед Президентом распахнули тяжеленную дверцу «ЗИЛа», и Президент с кряхтеньем вылез из машины. Выглядел Президент немножко лучше, чем два дня назад. Вчера он полдня провалялся под сеткой биостимулирующего аппарата «Аура-1», разработанного в совсекретном институте. По словам создателей, аппарат действительно нормализовал загадочное нечто, именуемое человеческой аурой. Действие он оказывал волшебное. Так что для сегодняшнего торжества Президент чувствовал себя вполне годным. На его лице была кривая, вечно недовольная мина.
   Он прошел в комнату отдыха и грузно развалился на глубоком диване.
   — Список гостей, — потребовал он у адъютанта. Через минуту глава президентской администрации, прибывший на полчаса раньше, принес список приглашенных на торжество. Президент еще раз, с видимой скукой в глазах, ознакомился с ним.
   — Интеллигенции, понимаешь, надо было б побольше пригласить, — наконец изрек он.
   — Да. Только надоели они всем, — легкомысленно произнес глава администрации.
   — Ну ты эта…
   Что «эта» — осуждение или согласие — глава администрации не разобрал. На всякий случай он поспешно заявил:
   — Можно исправить.
   — Да ладно уж…
   Президент посмотрел на схему, по которой будут рассажены гости. И кивнул:
   — Хорошо.
   — На подпись, — глава администрации подложил несколько документов. Бегло ознакомившись, Президент подмахнул их. Глава администрации улыбнулся. Главное найти подходящий момент, чтобы подсунуть на подпись нужную бумагу. А подписанные бумаги ох как ценятся.
   — Все? — спросил Президент.
   — Да.
   — Ладно. Ты ступай. Отдохну чуток…
   Глава администрации по-старорежимному слегка поклонился и вышел из комнаты.
   Между тем начали прибывать гости. Премьер министра, вице-премьеров и еще несколько высших чиновников пропускали без досмотра. Остальных осматривали при помощи металлоискателей и детекторов. Одно время использовали собак, чуявших пластиковую взрывчатку, но потом от них отказались, чтобы не нервировать уважаемых людей. Все равно абы кого к Президенту не пустят. При Коржове проверка была куда суровее. В том числе и проверка по оперисточникам визитеров. Но сегодняшние возможности у СБП уже не те.
   Дворцовая челядь суетилась вокруг стола, ломящегося от разных блюд. Пиршество обещало удаться на славу — в лучших старых русских традициях. На Руси поесть любили. Бывали времена, когда перед закончившим трапезу гостем хозяева падали на колени и умоляли откушать еще кусочек.
   Президент прикрыл глаза. Любил он такие мероприятия. Любил хорошо поесть и выпить. Вот только врачи его в последнее время совсем замучили — того нельзя, этого нельзя. Ну да сегодня плюнуть на них и забыть. После «Ауры-1» Президент действительно чувствовал себя вполне прилично.
   За окнами быстро темнело. Президент прикрыл глаза. На миг на него навалилась хандра. Ему стало душно. Ему показалось, что он пленник в бастионе. Бастион — это дача. Бастион — люди, которые его окружают. Бастион — его больное, крупное тело. И иногда, в такие вечера, как этот, он понимал, что ему уже не выбраться на свободу. Но такие мысли посещали его нечасто.
   — Эх, — вздохнул Президент и откинулся на диване.
 
   Российские просторы — нет вам конца и края. Российские ухабы — нет вам числа.
   Валеев сидел рядом с водителем. Он был спокоен. Он умел заставить себя быть спокойным. Он знал, сколько дел гибнет из-за излишней суеты и из-за того, что вдруг сдают нервы. Привык быть холодным, как айсберг, невозмутимым, как индейский вождь. За годы жизни он превратился в идеальную машину для преодоления самых различных препятствий, для выживания в критических ситуациях, для выполнения задач, иные из которых казались невыполнимыми. Он был уверен, что с сегодняшним делом особых проблем не возникнет. Он не видел причин, по которым его может ждать неудача. А вот Мусса, хваленый «серый волк», нервничал. Как любой отпетый профессиональный убийца, он слишком любил свою шкуру, слишком заботился о ней.
   — Сбавь скорость, — сказал Валеев. — Успеем. Время еще есть.
   Водитель послушно сбросил скорость до пятидесяти.
   — О чем думаешь? — спросил Валеев.
   — Ни о чем, — пожал плечами водитель. — А о чем должен? О бабках?
   — О том, что сегодня все закончится, Серега.
   — Что-нибудь еще начнется, — рассудительно произнес Сергей. — Не будет нам спокойствия на этой земле.
   — А на какой будет?
   — Ни на какой не будет.
   Вдоль дороги шли леса, тянулись привычные провинциальные покосившиеся заборы, убогие домики. Время от времени попадались поселки с пятиэтажными домами.
   — Здесь — направо, — указал Валеев, сверившись с картой. Три дня назад он был в этих местах, проводил рекогносцировку, но не полагался на свою память. Не тот момент, чтобы заблудиться.
   Грузовик свернул на узкую проселочную дорогу, во все стороны брызнули лужи.
   "Урал» — хорошая машина. Военная машина — как раз для таких мест. Не увязнет в грязи, не захлебнется, не подведет. Можно быть уверенным, что боевики в кузове и несколько сот килограммов взрывчатки будут доставлены к месту назначения в срок.
   Машина остановилась между лесополосой и совхозным полем. В темноте серебристо поблескивала река. Вдалеке мычали коровы, но их не было видно. Сзади остановились еще один «Урал» и «Волга».
   Из кабины второго «Урала» вышел Мусса, подошел к Валееву. Посмотрел на часы и произнес удовлетворенно:
   — Минута в минуту.
   — Как в аптеке, — кивнул Валеев.
   — Выдвигаемся?
   — Последний расчет.
   Валеев еще раз проверил расчет сил, оружие. Повторил позывные и кодовые фразы. Это заняло минут пять.
   — Пошли, — наконец сказал он.
   Разделились на три группы. Один «Урал» с четырьмя бойцами должен будет перед началом акции выдвинуться к объекту. Остальные боевики, разбившиеся на три группы, стянутся к точкам проникновения.
   Валеев шел в группе с одним своим помощником, Муссой и чеченцем. Вечерний лес. Быстро темнело. Валеев умел двигаться в темноте словно ночная кошка, неслышно, мягко. Он исходил сотни, если не тысячи, километров по лесам. Но только эти два километра в его жизни и в жизни миллионов людей были решающими.
   Лесополоса оборвалась внезапно.
   — Ложись, — приказал Валеев.
   Они улеглись на влажную землю. Береженого Бог бережет.
   — Дошли, — сказал Мусса, разглядывая объект в бинокль. Он освещался прожекторами.
   — Дойти — дело нехитрое, — резко произнес Валеев. — Остаться в живых и уйти — вот задача.
   Мусса, как и Валеев, был уверен, что все удастся. План разработан идеально. Улыбнувшись, «серый волк» представил, как зашевелятся русские, когда дело будет сделано. Как начнут прятаться от смерти, забиваться по щелям, как будут верещать, пытаясь защитить себя и своих детей. А на них будет наползать смертельная тень. И начнется все это через несколько минут.
   Точнее, через пятнадцать минут — огненный молот опустится на емкости с химически активными веществами, пылающий нож взрежет корпус цеха номер четыре химического комбината, и над небольшим городом поднимется облако. Оно будет расползаться на восток и запад, захлестывая все новые пространства, смертельными частичками проникнет в легкие людей, осядет на листьях деревьев, которые пожелтеют и свернутся, как от огня, проникнет в воды трех рек и доползет до Белоруссии и Польши, а то и дальше, или до Москвы — все зависит от воли ветров. Все просчитано. Распланировано. Тысячи погибших или ставших инвалидами. Огромные зараженные территории. Химический Чернобыль.
   Объект гражданский, охраняется не так хорошо, как должен бы, учитывая его опасность. Куда и как заложить мины, как произвести взрыв — все известно. Специалисты — инженеры и химики — над планом поработали основательно. Все просчитали, все продумали, все последствия вычислили. И Валеев рассчитал акцию на пять баллов. Мусса был доволен. Долгожданный час Большой Мести неверным шакалам настал! И он, Мусса, будет держать в руках карающий меч. Огненный меч ислама!
   Мусса еще раз посмотрел в бинокль на высокий забор, окутанный колючей проволокой. На корпуса и шарообразные резервуары. Предприятие построено с учетом требований безопасности. Здесь есть все — несколько степеней защиты технологических процессов, аварийные системы блокировки. Единственно, на что не рассчитано, — что резервуары и корпуса будут взрывать минами. Комбинат не должен рвануть, как рванул химический завод в Индии, когда облако накрыло несколько тысяч человек в Пхопале.
   В поле зрения Муссы попали двое охранников с автоматами. Мусса улыбнулся. Жить этим людям осталось недолго.
   — Восьмой — выдвинулись на позиции, — зашуршала рация.
   — Четвертый — на позиции.
   — Третий — на исходном рубеже.
   — Шестой — готов.
   Перекличка закончена. Все на своих позициях. До начала акции осталось три минуты.
   — Пора, — улыбнулся Мусса и издал нервный, с сумасшедшинкой смешок.
   Он раскрыл «дипломат», который тащил с собой. Внутри был прибор спутниковой связи. Мусса набрал на нем код. Замигала зеленая лампочка. Между чемоданчиком и спутником протянулась невидимая радионить.
   Мусса отстучал на клавиатуре кодовое послание, означавшее, что группа вышла на исходный рубеж. На слабо светящемся экране появились слова, означавшие окончательное подтверждение о начале акции.
   — Согласие есть, — сказал Мусса. — Начинаем.
   — Начинаем, — кивнул Валеев и потянулся к рации.
 
   Гудят на Руси все одинаково — вне зависимости от богатства и должностей и вне зависимости от того, где происходит действо — в коммунальной ли квартире или в президентских апартаментах. И гудеть на Руси любят тоже все (или почти все), и не имеет значения, кто ты — слесарь-сантехник, премьер-министр или академик. Президент относился к тому большинству русских людей, которые гуляют от души. Вовсю. Поговаривают, что со своим товарищем по подобным забавам, бывшим министром обороны, обожал он в Завидово, попарившись от души в баньке и приняв хорошенько на грудь, кататься на вертолете и кричать:
   — Поднимите меня!.. Опустите меня!
   Какой русский не любит быстрой езды и высокого полета?
   Во время знаменитого речного круиза за борт из развеселой русской удали и смеха ради холопы выбросили искупаться в матушку Волгу президентского пресс-секретаря, после чего у последнего на лице еще больше стало философско-интеллигентского уныния, он превратился в эдакого грустного Пьеро и укатил послом в Ватикан писать мемуары, печатным словом распространять свои воззрения на свою судьбу, а также на судьбы России и всего мира. Впрочем, мемуарная лихорадка одолела не его одного — с каждым месяцем она трясла все больше и больше политиков, и чем хуже у них шли дела, тем больше появлялось подобных трудов.
   Торжество в честь дня рождения Величества шло вовсю. По мере того, как лилось вино, звучали тосты, пел хор льстецов, хмурое лицо Президента разглаживалось.
   "Гарант Конституции… Первопроходец… Петр Первый двадцатого века»… Соревнование в эпитетах грозило зайти далеко. Оно прерывалось аплодисментами. И к Президенту возвращалось доброе расположение духа.
   Рядом с главой государства по обе стороны сидели премьер-министр, глава администрации, министры обороны, внутренних дел и другие высшие чиновники. Где-то сзади маячили на подхвате два адъютанта Президента — полковники из СБП. Два телохранителя находились недалеко от объекта защиты. Они засекали каждое подозрительное движение и в любую секунду готовы были рвануться вперед, нейтрализовать любую угрозу, если надо, своим телом прикрыть главное тело страны — такова их судьба, их натаскивали на то, чтобы рефлекторно ценой своей жизни защитить объект. Хороший охранник не теряет контроля над ситуацией ни на секунду. Его не утомляет безделие и скука — у обычных людей монотонность выполняемого задания притупляет реакции, но специалисты СБП вышли из школы девятки — одной из лучших специальных служб мира. Охранники рассредоточились по дому.
   Стол был, как обычно, на высшем уровне. Из кухни постоянно выруливали официанты с новыми блюдами. Наконец — сюрприз вечера — огромный целиком запеченный осетр в окружении зелени и помидорчиков. Блюдо поставили перед виновником торжества. Президенту преподнесли нож для рыбы, предоставив почетную возможность первым вонзить его.
   — У-у, — покачал головой Президент и привстал, нацелившись куда-то в бок осетра. Крякнув, он погрузил нож, заслужив бурные аплодисменты и приветственные крики.
   Полковник Сапрыкин, стоявший у покрытой толстым ковром лестницы и с тоской смотрящий вниз, бросил взор на часы. Сунул руку в карман. Удовлетворенно улыбнулся. Вот так и делается история. Одним нажатием пальца. Нужно только знать, в какой момент, где и на что нажать. Сапрыкин знал, куда нажимать. Его палец погладил кнопку на плоском пульте взрывателя. Вырвется из коробочки радиолуч, коснется радиовзрывателя, электрический разряд пронзит взрывчатое вещество. Большое фарфоровое блюдо, на котором поднесли осетра, является ничем иным, как взрывным устройством, сработанным в одной из лучших лабораторий мира. Взрывная волна сметет главу государства, пройдется по первым лицам, нафарширует их осколками. Вряд ли кто выживет. Государство останется без верхушки. Но освободившийся вакуум заполнится быстро.
   Сапрыкина пробрала холодная дрожь. Но сомнений не было. Он знал, что сделает это. Но не каждый день приходится менять историю. Он невольно зажмурил глаза. И нажал на кнопку…
   Удар сапога впечатал одного чеченца в землю. Другой, потянувшийся к автомату, получил по пуле в плечо и ногу. В кузове «Урала» террориста отключили ударом ствола автомата под дых. Другому выбили зубы кулаком. Один подручный Муссы пытался дотянуться до гранаты, и ему раздробили ударом ботинка челюсть.
   В течение нескольких секунд вся команда Муссы была повязана и упакована так крепко и надежно, как учат в спецназе вязать захваченных у противника языков. Подразделение майора Жарова, подставленное Муссе вместо обещанных боевиков, а так же двое помощников Валеева справились с порученным заданием играючи.
   Муссу скрутили, ему крепко связали за спиной руки, приподняли его и прислонили спиной к березе. В лицо ударил луч фонарика.
   — Говорит Первый, — произнес Валеев в рацию. — Докладывайте.
   — Четвертый — взяли.
   Мусса закрыл портфель. Сейчас он выполнит свою часть боевой задачи. О характере действий других он ничего не знал но был уверен, что будет нечто грандиозное, и это заставит забыть о России как о суверенном государстве надолго, если не навсегда.
   — Говорит Первый, — произнес Валеев в микрофон рации. — Готовность номер один…
   Он посмотрел на Муссу. Тот кивнул.
   Сейчас группы выйдут на позиции броска. После подтверждения приказа начнется проникновение на объект. Боевики снимут охрану. «Урал» въедет в гостеприимно распахнутые ворота. Дальше — несколько минут на то, чтобы разместить мины и тротиловые упаковки — в кузове этого добра достаточно, покинуть территорию завода и активизировать взрыватели. И тогда все взлетит на воздух. И химическое облако взовьется над развалинами комбината. А боевиков будет ждать «Урал» со средствами химзащиты. Через пятнадцать километров они сядут в поджидающие легковушки. А власти ничего не успеют предпринять. Некоторое время они будут в шоке. А потом поймут, что уже поздно. Кроме того, у властей появится много других забот — не менее важных.
   — Пошли, — сказал Мусса, поправил автомат для бесшумной стрельбы и, согнувшись, скользнул вперед, обогнав Атлета.
   Яркие звезды. Много звезд. Они брызнули из глаз Муссы. Потом — космическая чернота. А затем он почувствовал что-то мокрое на лице. Не сразу понял, что его сбили ударом в спину на землю, а потом еще приложили так, что он отключился на несколько секунд. И теперь лежит, уткнувшись лицом в мокрую траву.
   — Ай, шакал, — прошипел Мусса, сообразивший, что его снял Валеев.
   Он скосил глаза и заметил рядом с собой черную массу. Понял, что это тело его напарника-чеченца.
 
   — Напрасно стараешься, — послышался сзади Сапрыкина голос. Знакомый голос.
   Полковник резко обернулся. И увидел начальника СБП и вместе с ним трех здоровяков. И понял, что влип.
   — Не жми на кнопку. Не взорвется, — посоветовал один из них.
   "Все, проиграл», — с каким-то равнодушием подумал Сапрыкин. Он представил, как прыгает вперед, бьет генерала кулаком в горло. Уходит в сторону и снова бьет, но уже каблуком одну из «горилл». Одновременно выдергивает пистолет. Потом… Потом будет потом.
   Один из здоровяков, почуяв, что Сапрыкин сейчас рванет в сторону, ринулся к нему и врезал кулаком в солнечное сплетение. Сапрыкин успел махнуть ногой, но удар прошел мимо. Потом его сшибли подсечкой. Врезали по почкам так, что свет белый померк. Наручники впились в кожу, раздирая ее до крови.
   — Вставай, пошли, — его приподняли и быстро потащили в крайний коридор.
   — Куда? — прошептал он.
   — На Лубянку.
   — Почему туда?! — воскликнул Сапрыкин.
   — Я обещал им тебя, — хмыкнул генерал Романенков.
   — Но ведь мы можем договориться. Я обещаю…
   — Помолчи, утомил, — отрезал здоровяк.
   — Второй — один дух с двумя огнестрельными ранениями.
   — Пятый — языки живы. Покалечены слегка. Дергались.
   Выслушав все сообщения, Атлет кивнул своему напарнику:
   — Сработали.
   — Пускай грузят, — сказал напарник — подполковник ГРУ Алексеев, руководящий операцией, кивнул на помощника Муссы. — Тащи эту тварь к машине. А у меня с Муссой разговор.
   Валеев приподнял чеченца и пинком придал ему ускорение:
   — Иди, морда, и не дергайся.
   Послышались звуки автомобильных моторов. В небе зарокотал вертолет.
   — Ну что, Мусса, сегодня у тебя не лучший в твоей жизни вечер, — с насмешкой произнес Алексеев, с презрением разглядывая пленного.
   Мусса выругался по-чеченски и по-арабски. Ругался он с минуту. Все это время Алексеев слушал его внимательно. И произнес на чистом арабском языке:
   — Зря пышешь злобой, Мусса.
   — Ты поплатишься, сын змеи и ишака! Я лично кастрирую тебя, — Мусса не мог унять вспыхнувшую в нем ярость. — Я отрежу тебе все, что выступает. Ты будешь дохнуть медленно, а я буду посыпать твои раны солью.
   — Да-а?
   — А с этим отродьем Атлетом я поступлю еще лучше! Я буду скармливать ему отрезанный у него член. А он будет жрать его, собака! Он предал нас!
   — Он предал тебя? Дурак. Мы водили вас за нос два года. Мы подставили вам Атлета.
   — Ты лжешь! Твой грязный язык не знает, что такое правда. Атлет взрывал русских людей, стрелял в них.
   — Это тебе только кажется, Мусса. Ты не просто кровавое животное. Ты — полный дурак. И ты, облезлый волк, зря приехал в Москву.
   — Я все равно посчитаюсь с вами. Со всеми!
   — Интересно, как?
   — Вам не удержать «серого волка». Что дальше, шакал? Суд?
   — Ты смеешься? Чтобы тебя через неделю выменяли на нескольких захваченных заложников?
   — Все равно… Торговаться будем. Обмен будет…
   — Не будет.
   Что-то в тоне Алексеева наконец проняло Муссу.
   — Русский, ты мне ничего не сделаешь. Таких, как я, не убивают. Такие, как я, знают то, что никто не знает. И даже если враг захватывает таких, как я, то относится бережно, — Мусса ухмыльнулся.
   — И ты сдашь нам информацию, интересующую ведомство?
   — Не тебе, пес. Твоим хозяевам!
   Мусса не видел ничего особенного в том, чтобы пойти на временное сотрудничество с русским. Он был воин Аллаха. И правила разрешают немного отступить, чтобы сохранить жизнь и потом наверстать, многократно приумножив дела во благо победного шествия истинной религии.
   — Значит, будешь работать с нами, — хмыкнул Алексеев. — Умный ты. Только одного не учел.
   — Я все учел.
   — Не учел, что ты мой кровник. Ты убил многих людей, которых я уважал и любил. Ты убил моего друга.
   — Кого?
   — Аслана Хамидова. Он был настоящий человек, Мусса. Я мщу и за него.
   — Э, так не делается! — тут Муссу проняло.
   — Поздно, Мусса… Я ненавижу твою волчью породу. Я ненавижу таких, как ты.
   — И что, ты пристрелишь меня, шакал?
   — Нет, Мусса. Ты не заслужил смерти воина. Я тебя просто удушу.
   — Нет!
   Самое страшное для мусульманина быть удушенным — это значит погибнуть не как воин. Воин Ислама попадает сразу в рай. Удушенный лишается такой возможности.
   Мусса выгнулся, попытался кинуться к Алексееву, но тот легко сшиб его с ног. Наклонился. Умело зажал и надавил на шею, пережимая сонную артерию.
   — «Серый волк», — покачал он головой. Алексеев выполнил обещание, данное Аслану. Месть свершилась.
 
   У вице-премьера правительства России Александра Чумаченко на самом деле закололо сердце. Оно стучало в груди перегревшимся мотором — неровно, с перебоями. Время приближается. Скоро наступит долгожданная минута.
   Стрелки ползли по-подлому медленно. Ему хотелось заснуть и проснуться, когда все кончится, когда он въедет на белом коне на вершину власти. Но так не бывает. Тут не только спать нельзя, но даже расслабиться на миг. Слишком много решается в эти часы. Все будет висеть на волоске. Американцы собаку съевшие на подобных мероприятиях, уверяли, что всё пройдет без сучка и задоринки. Однако и у них случаются сбои.