Когда он въехал во двор автобазы, Иванов был уже там и вместе с Поляковым осматривал новые автобусы. Автобусы прибыли! Как же Поляков не доложил? Нарочно подвел его, подсидел. Ну, ничего, грузовые еще не подошли, вот он и хотел доложить, когда все подойдут.
– Эти машины из Москвы? – не поворачивая головы, злобным шепотом спросил он у Полякова.
– Да, – ответил тот.
Иванов шел вдоль машин медленной, тяжелой походкой, сутулясь, строго посматривая на него из-под нависших бровей. Обращаясь к Полякову, спросил:
– В каком состоянии прибыли машины?
– В полном порядке.
– Пока прибыли только автобусы, – вмешался Канунников, – грузовые на подходе. Я поэтому вас так и информировал, что еще не все получены.
Иванов вопросительно взглянул на Полякова.
– Все пятьдесят машин прибыли вчера вечером, – сказал Поляков, – грузовые уже пошли в работу, автобусы начнем запускать сегодня со второй смены.
– Как же это вы, товарищ Канунников, не в курсе дела? – нахмурился Иванов.
– Не доложили, Андрей Васильевич, – пробормотал Канунников.
Поляков промолчал. Он мог бы сказать, что еще вчера вечером в трест был направлен рапорт о прибытии машин, что он лично звонил Канунникову, но его с ним не соединили. Однако ничего Поляков не сказал, не разводить же здесь споры и препирательства.
– Подводит вас аппарат, товарищ Канунников, подводит, – с иронией повторил Иванов любимую фразу Канунникова. Пройдя несколько шагов, спросил: – Выдержат ли автобусы наши дороги?
– Выдержат, – торопливо ответил Канунников, – ведь мы их по городу пустим, по асфальту.
– А сколько они топлива расходуют?
Канунников не знал норм расхода на этих машинах. Да и на старых он никак не мог упомнить этих проклятых граммов. Допустил промашку! Надо было взять с собой трестовского инженера, мало ли что еще по технике спросит Иванов.
– Какая же у них норма расхода? – повторил свой вопрос Иванов.
– Пол-литра на километр, – ответил Поляков.
– Длинна машина, – говорил Иванов, обходя автобус, – на наших улицах ей, пожалуй, будет тесновато. Какой у нее радиус поворота?
– Одиннадцать с половиной метров, – сказал Поляков.
Канунников больше не вмешивался в разговор. Оплошал: надо было взять с собой инженера. Вот так всегда! Разве не мог Иванов предупредить его хотя бы вчера, что собирается приехать на автобазу? Он бы все предусмотрел, подготовил. А теперь, конечно, Поляков на первый план выскочил.
Поляков продолжал давать объяснения. Он делал это с удовольствием, видя, что Иванов любит технику и разбирается в ней.
Канунников молча брел за ними, с беспокойством поглядывая на противоположный навес. Там стояли последние три paзобранные машины, три «гроба». Черт возьми, не мог Поляков убрать их с глаз долой! Когда Иванов подошел к ним, Канунников, заискивающе улыбаясь, сказал:
– Вот, Андрей Васильевич, пока новых машин не было, приходилось такие восстанавливать и работать. Всего три штуки осталось
– Правильно, – сказал Иванов, – новые – новыми, а старенькие тоже выбрасывать нельзя.
– Сорок машин восстановили, Андрей Васильевич.
– Очень правильно, – серьезно повторил Иванов.
Канунников расцвел, но Иванов спросил, во что обошелся ремонт этих машин, как они себя ведут в эксплуатации, и отвечать снова пришлось Полякову. Черт возьми, как же он, Канунников, не подработал этих вопросов?
Подошел Потапов. При виде его Иванов улыбнулся:
– Ивану Акимычу!
– Здравствуйте, Андрей Васильевич, пожаловали наконец.
Канунников вытаращил глаза: вот она, рука-то! Поляков тоже удивился: он не знал, что Потапов знаком с Ивановым, старик никогда не говорил об этом.
Иванов и Потапов, улыбаясь, смотрели друг на друга.
– А ты все такой же, Иван Акимыч, – говорил Иванов, – ничего тебе не делается.
– А ты вот сдал, Андрей Васильевич, сдал.
Иванов повернулся к своим спутникам и, точно извиняясь, сказал:
– Вы нас простите, товарищи, старые знакомые – вот свиделись.
Сложив руки на животе, чуть наклонив в сторону голову и изобразив на лице умиление, Канунников объявил:
– Это наш золотой фонд, бережем старые кадры.
Всем стало неловко. Иванов нахмурился.
– У меня был точно такой же случай, – продолжал Канунников, – приезжаю в одно село…
– Ну, работай, Иван Акимыч, – перебил его Иванов, – я еще к тебе подойду.
Цех за цехом обходил Иванов автобазу.
– Мастерские, гаражи – все это хорошо, – говорил он, – но имеют ценность, лишь поскольку ваши машины хорошо обслуживают население. Построили вы в районах будки для пассажиров – мелочь, но и по этой мелочи люди чувствуют вашу заботу. А ведь на линии вы представляете государство, вы – предприятие государственное!
– Делаем, делаем, по силе возможности, – твердил Канунников.
За эти два часа он узнал об автобазе больше, чем за два года управления трестом.
Долго осматривали стройку новых мастерских.
В серой дымке наступающего вечера белел короткий отрезок шоссе, проложенный от дороги к мастерским. Иванов вытянул руку, как бы продолжая это шоссе.
– Протянем его дальше, до московской дороги. Весь этот участок должен быть ваш, товарищ Поляков, деритесь за него. Со временем поставим здесь новый гараж для автобусов, станции обслуживания, бензоколонки. Место удобное: на стыке двух шоссе, станция и пристань рядом. Как вы считаете: удобное место?
– Очень удобное, – торопливо заговорил Канунников, – а о станции обслуживания мы давно мечтаем, да ведь это не наше прямое дело, тут министерство должно действовать.
– А кстати, почему стройку ведет автобаза, а не трест? – спросил Иванов.
– Так получилось, Андрей Васильевич, так утвердило министерство. А как стройка закончится, мы эти мастерские подчиним тресту и будем обслуживать всю область.
– Ну что ж, – сказал Иванов, – область давно нуждается в авторемонтном заводе. Все в Москву гоняют.
Иванов попрощался и, позвав с собой Канунникова, пошел к машине.
– Настоящее дело делают люди, – не глядя на Канунникова, сказал он, – надо помогать.
– Андрей Васильевич! Мой аппарат не вылезает с автобазы, все делаем по силе возможности.
– Кстати, товарищ Канунников, – спросил Иванов, – какая у вас специальность?
Канунников растерялся:
– Я, видите ли, Андрей Васильевич, в общем на руководящей хозяйственной работе, в основном.
– Общо, общо, – сказал Иванов, открывая дверцу машины и поворачиваясь к Канунникову. Нужно конкретнее. Вы подумайте, какую работу вы бы взяли, такую, настоящую, чтобы по специальности, а главное, как вы говорите, по силе возможности. Понятно?
– Понятно, – осипшим голосом выговорил Канунников.
Иванов уехал. Вслед за ним, ни с кем не попрощавшись, уехал и Канунников. В кабинете остались Поляков и Тимошин.
Шоферы хлопотали у новых автобусов. Мощные машины, рокоча моторами, выезжали из ворот. Их провожала толпа свободных от смены рабочих. Дежурный диспетчер, посматривая на часы, взмахивал рукой, давая отправление. Была в этом некая торжественность, как и обычно, когда новые машины, выезжая в первый рейс, начинают свою трудовую жизнь.
На стройке, возле склада, выгружали станки в больших деревянных ящиках, меж планок виднелся черный толь. Скоро начнется монтаж оборудования. Исчезнут следы стройки; вместо кирпича и леса здесь будет металл, вместо строительных механизмов – автомобили, и грохот бетономешалок заменит равномерный стук станков.
Поляков видел удачи и неудачи, достижения и ошибки. Но вот стоит большой гараж, и в нем не три машины, как было когда-то, а триста. Вот новые мастерские – начало целого завода. Разве не малое дает жизнь большому?
– Акт на передачу конторы Королева принесли, – сказал Тимошин, разглядывая лежащие на столе бумаги. – Уходят понемногу. Да и мастерские, наверно, скоро уйдут; расстанемся мы с тобой, Михаил Григорьевич.
Уходят Королев и Валя, бывшие грузчик и кондуктор, но уходят они на большое дело, которое сами создали и которое создало их. Уйдет бывший ученик токаря Тимошин – талант-ливый изобретатель, настоящий коммунист. И на смену им идут новые – Демин, Нюра… А там? Кто знает, может быть, Пашка Севастьянов и Венька Гордеев опередят всех? Разве не стоило отдать этому столько лет труда и разве не в этом настоящая жизнь?!
Не отрывая взгляда от станков, Поляков сказал:
– Наши дела – как наши дети: вырастая, они уходят в собственную жизнь.
– Да, – сказал Тимошин, – но из-за этого мы любим их не меньше.
Москва
1949–1950
– Эти машины из Москвы? – не поворачивая головы, злобным шепотом спросил он у Полякова.
– Да, – ответил тот.
Иванов шел вдоль машин медленной, тяжелой походкой, сутулясь, строго посматривая на него из-под нависших бровей. Обращаясь к Полякову, спросил:
– В каком состоянии прибыли машины?
– В полном порядке.
– Пока прибыли только автобусы, – вмешался Канунников, – грузовые на подходе. Я поэтому вас так и информировал, что еще не все получены.
Иванов вопросительно взглянул на Полякова.
– Все пятьдесят машин прибыли вчера вечером, – сказал Поляков, – грузовые уже пошли в работу, автобусы начнем запускать сегодня со второй смены.
– Как же это вы, товарищ Канунников, не в курсе дела? – нахмурился Иванов.
– Не доложили, Андрей Васильевич, – пробормотал Канунников.
Поляков промолчал. Он мог бы сказать, что еще вчера вечером в трест был направлен рапорт о прибытии машин, что он лично звонил Канунникову, но его с ним не соединили. Однако ничего Поляков не сказал, не разводить же здесь споры и препирательства.
– Подводит вас аппарат, товарищ Канунников, подводит, – с иронией повторил Иванов любимую фразу Канунникова. Пройдя несколько шагов, спросил: – Выдержат ли автобусы наши дороги?
– Выдержат, – торопливо ответил Канунников, – ведь мы их по городу пустим, по асфальту.
– А сколько они топлива расходуют?
Канунников не знал норм расхода на этих машинах. Да и на старых он никак не мог упомнить этих проклятых граммов. Допустил промашку! Надо было взять с собой трестовского инженера, мало ли что еще по технике спросит Иванов.
– Какая же у них норма расхода? – повторил свой вопрос Иванов.
– Пол-литра на километр, – ответил Поляков.
– Длинна машина, – говорил Иванов, обходя автобус, – на наших улицах ей, пожалуй, будет тесновато. Какой у нее радиус поворота?
– Одиннадцать с половиной метров, – сказал Поляков.
Канунников больше не вмешивался в разговор. Оплошал: надо было взять с собой инженера. Вот так всегда! Разве не мог Иванов предупредить его хотя бы вчера, что собирается приехать на автобазу? Он бы все предусмотрел, подготовил. А теперь, конечно, Поляков на первый план выскочил.
Поляков продолжал давать объяснения. Он делал это с удовольствием, видя, что Иванов любит технику и разбирается в ней.
Канунников молча брел за ними, с беспокойством поглядывая на противоположный навес. Там стояли последние три paзобранные машины, три «гроба». Черт возьми, не мог Поляков убрать их с глаз долой! Когда Иванов подошел к ним, Канунников, заискивающе улыбаясь, сказал:
– Вот, Андрей Васильевич, пока новых машин не было, приходилось такие восстанавливать и работать. Всего три штуки осталось
– Правильно, – сказал Иванов, – новые – новыми, а старенькие тоже выбрасывать нельзя.
– Сорок машин восстановили, Андрей Васильевич.
– Очень правильно, – серьезно повторил Иванов.
Канунников расцвел, но Иванов спросил, во что обошелся ремонт этих машин, как они себя ведут в эксплуатации, и отвечать снова пришлось Полякову. Черт возьми, как же он, Канунников, не подработал этих вопросов?
Подошел Потапов. При виде его Иванов улыбнулся:
– Ивану Акимычу!
– Здравствуйте, Андрей Васильевич, пожаловали наконец.
Канунников вытаращил глаза: вот она, рука-то! Поляков тоже удивился: он не знал, что Потапов знаком с Ивановым, старик никогда не говорил об этом.
Иванов и Потапов, улыбаясь, смотрели друг на друга.
– А ты все такой же, Иван Акимыч, – говорил Иванов, – ничего тебе не делается.
– А ты вот сдал, Андрей Васильевич, сдал.
Иванов повернулся к своим спутникам и, точно извиняясь, сказал:
– Вы нас простите, товарищи, старые знакомые – вот свиделись.
Сложив руки на животе, чуть наклонив в сторону голову и изобразив на лице умиление, Канунников объявил:
– Это наш золотой фонд, бережем старые кадры.
Всем стало неловко. Иванов нахмурился.
– У меня был точно такой же случай, – продолжал Канунников, – приезжаю в одно село…
– Ну, работай, Иван Акимыч, – перебил его Иванов, – я еще к тебе подойду.
Цех за цехом обходил Иванов автобазу.
– Мастерские, гаражи – все это хорошо, – говорил он, – но имеют ценность, лишь поскольку ваши машины хорошо обслуживают население. Построили вы в районах будки для пассажиров – мелочь, но и по этой мелочи люди чувствуют вашу заботу. А ведь на линии вы представляете государство, вы – предприятие государственное!
– Делаем, делаем, по силе возможности, – твердил Канунников.
За эти два часа он узнал об автобазе больше, чем за два года управления трестом.
Долго осматривали стройку новых мастерских.
В серой дымке наступающего вечера белел короткий отрезок шоссе, проложенный от дороги к мастерским. Иванов вытянул руку, как бы продолжая это шоссе.
– Протянем его дальше, до московской дороги. Весь этот участок должен быть ваш, товарищ Поляков, деритесь за него. Со временем поставим здесь новый гараж для автобусов, станции обслуживания, бензоколонки. Место удобное: на стыке двух шоссе, станция и пристань рядом. Как вы считаете: удобное место?
– Очень удобное, – торопливо заговорил Канунников, – а о станции обслуживания мы давно мечтаем, да ведь это не наше прямое дело, тут министерство должно действовать.
– А кстати, почему стройку ведет автобаза, а не трест? – спросил Иванов.
– Так получилось, Андрей Васильевич, так утвердило министерство. А как стройка закончится, мы эти мастерские подчиним тресту и будем обслуживать всю область.
– Ну что ж, – сказал Иванов, – область давно нуждается в авторемонтном заводе. Все в Москву гоняют.
Иванов попрощался и, позвав с собой Канунникова, пошел к машине.
– Настоящее дело делают люди, – не глядя на Канунникова, сказал он, – надо помогать.
– Андрей Васильевич! Мой аппарат не вылезает с автобазы, все делаем по силе возможности.
– Кстати, товарищ Канунников, – спросил Иванов, – какая у вас специальность?
Канунников растерялся:
– Я, видите ли, Андрей Васильевич, в общем на руководящей хозяйственной работе, в основном.
– Общо, общо, – сказал Иванов, открывая дверцу машины и поворачиваясь к Канунникову. Нужно конкретнее. Вы подумайте, какую работу вы бы взяли, такую, настоящую, чтобы по специальности, а главное, как вы говорите, по силе возможности. Понятно?
– Понятно, – осипшим голосом выговорил Канунников.
Иванов уехал. Вслед за ним, ни с кем не попрощавшись, уехал и Канунников. В кабинете остались Поляков и Тимошин.
Шоферы хлопотали у новых автобусов. Мощные машины, рокоча моторами, выезжали из ворот. Их провожала толпа свободных от смены рабочих. Дежурный диспетчер, посматривая на часы, взмахивал рукой, давая отправление. Была в этом некая торжественность, как и обычно, когда новые машины, выезжая в первый рейс, начинают свою трудовую жизнь.
На стройке, возле склада, выгружали станки в больших деревянных ящиках, меж планок виднелся черный толь. Скоро начнется монтаж оборудования. Исчезнут следы стройки; вместо кирпича и леса здесь будет металл, вместо строительных механизмов – автомобили, и грохот бетономешалок заменит равномерный стук станков.
Поляков видел удачи и неудачи, достижения и ошибки. Но вот стоит большой гараж, и в нем не три машины, как было когда-то, а триста. Вот новые мастерские – начало целого завода. Разве не малое дает жизнь большому?
– Акт на передачу конторы Королева принесли, – сказал Тимошин, разглядывая лежащие на столе бумаги. – Уходят понемногу. Да и мастерские, наверно, скоро уйдут; расстанемся мы с тобой, Михаил Григорьевич.
Уходят Королев и Валя, бывшие грузчик и кондуктор, но уходят они на большое дело, которое сами создали и которое создало их. Уйдет бывший ученик токаря Тимошин – талант-ливый изобретатель, настоящий коммунист. И на смену им идут новые – Демин, Нюра… А там? Кто знает, может быть, Пашка Севастьянов и Венька Гордеев опередят всех? Разве не стоило отдать этому столько лет труда и разве не в этом настоящая жизнь?!
Не отрывая взгляда от станков, Поляков сказал:
– Наши дела – как наши дети: вырастая, они уходят в собственную жизнь.
– Да, – сказал Тимошин, – но из-за этого мы любим их не меньше.
Москва
1949–1950