Таким образом, при выражении собственной точки зрения, явно категоричной, журналисты апеллируют к мнениям экспертов, выступления которых не менее категоричны. А поскольку, как мы отмечали выше, для современных печатных СМИ характерно использование креолизованного языка – синтез печатного слова и иконического текста, иллюстрации, данный материал не является исключением в этом ряду: публикация дополнена не менее яркой фотоиллюстрацией. На ней взгляд смеющейся женщины обращен к картине в постмодернистском стиле, где в центре – сочетание «ё моё», и подпись под фото: «Язык нашей улицы: плакать или смеяться?». Фотопортреты участников «круглого стола» не менее красноречивы: видна их эмоциональность, ощутимо противостояние и даже негодование.
   Подчеркнем, что именно к инструментальной агрессии все чаще прибегают журналисты при аргументации собственной позиции в полемических текстах, что позволяет опровергнуть позицию оппонента, привлечь внимание аудитории не только к поставленной проблеме, но и дать ей понять, что точка зрения автора публикации – единственно верная.
   На основании анализа видов агрессивных реакций, уровней проявления агрессии, целевых установок полемиста обобщим выстроенную нами классификацию в следующей таблице.
 
   Таблица 1. Проявление агрессии в печатной полемике
 
   Особого внимания заслуживает вербальная агрессия, так как она выражается посредством языковых средств. Именно с помощью речевых структур излагается информация в материалах СМИ, а в печатных Медиа – в особенности. С помощью вербальной агрессии и особых речевых концептов журналист достигает следующих целей:
   – рассказывает об агрессии, проявленной индивидами по отношению друг к другу. В данном случае читатель ставит себя на место потенциальной жертвы и испытывает зафиксированные в материале агрессивные тактики как направленные к нему самому;
   – выражает собственное агрессивное отношение к кому-либо, чему-либо;
   – фиксирует противостояние оппонентов (на вербальном уровне).
   Подобные целевые установки четко усматриваются в полемических материалах современных газет.
   Приведенная классификация была бы неполной, если бы мы не отметили наряду с косвенной агрессией, где противник журналиста-полемиста конкретно не именуется, прямую агрессию, которая обнаруживается во многих полемических текстах современных газет. Данный вид агрессии характеризуется прямым называнием личности противника, использованием особых тактик, характерных для полемических текстов. Так, в публикации «Закусив удила…» [30] журналист открыто выступает против «политики бесхозяйственности», ведущейся в сельхозкооперативе имени Ленина Мичуринского района Тамбовской области. Явно агрессивное выступление журналиста в адрес прежнего и действующего руководства хозяйства усиливается за счет реплик работников, страдающих от подобной «политики». Причем имена руководителей называются открыто. И подобных примеров в современных СМИ находим немало.
   В нашем исследовании, касающемся региональных печатных средств массовой информации, особого внимания заслуживает речевая агрессия, так как в данном случае передача информации от ее отправителя (журналиста) к адресату (читателю) осуществляется при помощи печатного слова. Надо полагать, что эта форма агрессии берет начало с момента возникновения языка и речи. Не случайно речевая агрессия все чаще становится предметом обсуждения исследователей публицистического текста. В «Стилистическом энциклопедическом словаре русского языка» речевая агрессия определяется как «использование языковых средств для выражения неприязни, враждебности; манера речи, оскорбляющая чье-либо самолюбие, достоинство» [31]. Вербальную агрессию А. Налчаджян определяет как «агрессию, выраженную средствами языка» [32]. Однако стоит отметить, что именно речевая агрессия используется для выражения других форм проявления агрессии, обозначенных выше.
   Развивая мысль о речевой агрессии, авторы-составители указанного «Словаря» отмечают, что в наибольшей степени она находит воплощение в разговорной и публицистической сферах коммуникации, а содержательная сторона и формы речевой агрессии исторически изменены: речевая агрессия может переживать периоды активизации и спады употребления. Для современного этапа развития русского литературного языка речевая агрессия особенно характерна, о чем свидетельствует возросшее обращение к агрессивным компонентам в материалах современных СМИ.
   Первой фиксацией речевой агрессии в русской публицистике, отмечают составители «Стилистического энциклопедического словаря русского языка», были обличительные «Послания» Ивана Грозного к князю Андрею Курбскому (1564 г.), которые лежат у истоков родословной публицистического стиля: «Иван Грозный использует грубые, бранные слова, которые, врываясь в книжно-славянское окружение, создают резкий контраст стилистических контекстов, усиливающий воздействующий эффект послания, его обличительный пафос» [33].
   Заслуживает внимания полемика, развернувшаяся между журналом «Всякая всячина» (1769 г.), который издавала императрица Екатерина II с помощью княгини Е.Р. Дашковой, и журналами Н.И. Новикова «Трутень» и «Живописец». Новиков отстаивал сатиру на лица, т. е. направлял свою сатиру против реальных лиц. Журнал «Трутень» даже сопровождался выразительным эпиграфом «Они работают, а вы их труд ядите» и был обращен к русским дворянам-помещикам. Екатерина II защищала сатиру на пороки, т. е. сатиру абстрактную, морализующую. Так, в «Рецепте для г. Безрассуда» [34] Н.И. Новиков противопоставляет крестьян, платящих непосильный оброк, и помещиков, сторону которых представляет г. Безрассуд. Эмоциональность языка журналиста, гневные выпады в его адрес, риторические вопросы к оппоненту для доказательности собственной точки зрения («Безрассудной! разве забыл то, что ты сотворен человеком, неужели ты гнушаешься самим собою, во образе крестьян, рабов твоих? Разве не знаешь ты, что между твоими рабами и человеками больше сходства, нежели между тобою и человеком») выдают агрессивное отношение автора к объекту полемики.
   Внешнюю победу в той небезызвестной полемике, разумеется, одержала Екатерина II: журналы ряда просветителей-демократов, в том числе и Н.И. Новикова, были закрыты, но идейная победа осталась на стороне журналистов, «критиковавших крепостничество, взяточничество, галломанию дворянства и придворных, распущенность нравов и прочие социальные грехи их реальных носителей – дворян-помещиков, чиновников» [35]. И уже здесь обнаруживается косвенная мотивационная агрессия, так как в данном случае лица, против которых направлено выступление автора, прямо не называются, но при этом подразумеваются реальные люди. Очевидна и целевая установка полемиста – обличить негативное явление в обществе и лиц, виновных в его существовании.
   В ХХ веке период господства тоталитарного режима стал длительным периодом речевой агрессии в отношении целых слоев общества, так как была значима не сама по себе информация о событиях: язык СМИ являлся инструментом для проведения определенной идеологии, а действительность в масс-медиа подчас искажалась. «СМИ выступали в качестве орудия партийного руководства обществом, читателю отводилась роль объекта идеологического воздействия. Отношения автора и адресата, складывавшиеся как отношения руководителя и подчиненного, обусловливали главенствующую модальность текстов СМИ того периода, нередко проявляющуюся прямо и грубо, – модальность долженствования. <…> Тенденция к речевой агрессии продолжает действовать в период расширения границ речевой свободы – в период перестройки и постперестройки. Отмена цензуры, идеологических табу, строгих стилевых установок привела к раскрепощению языка публицистики», – отмечается в «Словаре» [36].
   Однако с течением времени становится неактуальным отношение автора и адресата как отношения, выстроенные на принципах поучения, подчинения, диктата. Вектор модальности долженствования далее обращен к властным структурам, а в настоящее время наблюдается смена всплеска интереса к частной жизни: в СМИ «на ура» обсуждаются вопросы, связанные с личной жизнью, с интимными сторонами существования человека, особенно если его личность хорошо известна общественности. При этом поведение журналиста подчас расценивается как проявление речевой агрессии по отношению к герою публикации.
   Говоря о причинах активизации речевой агрессии в материалах средств массовой информации, нельзя не обратить внимание на замеченный Т.И. Суриковой характерный для языка СМИ эффект пружины или так называемого языкового маятника: «Предельная зажатость, формализованность языка советских СМИ породила такую же языковую «раскованность» постсоветских. Застегнутый на все пуговицы советский журналист, выражавший официальную точку зрения, стал формулировать свою, причем менее всего принимая во внимание реакцию аудитории, в манере стеба – дискредитации, осмеяния всего и вся, в том числе и нравственных ориентиров общества, переставших в значительной степени быть таковыми» [37].
   Придерживаясь мнения авторов-предшественников, в нашем исследовании мы рассматриваем стеб как своеобразный вид речевой агрессии, распространенный в языке современных СМИ. В «Стилистическом энциклопедическом словаре русского языка» стеб определяется как «ёрнически агрессивное поведение, отношение к чему-либо и соответствующий стиль речи» [38]. В настоящее время в ёрническом стиле журналисты (особенно к этому тяготеют массовые и желтые издания) пишут о катастрофах, пожарах, убийствах, грабежах, высмеивают явления общественной жизни, факты из личной жизни героев, которые подчас не располагают к шутке.
   В полемике проявление стеба особенно заметно в ситуациях, когда автор противопоставляет позицию одного героя публикации другому либо собственную точку зрения – позиции своего оппонента. Именно ёрнические выражения позволяют автору материала создать определенный эмоциональный настрой (чаще всего негативный), существенно повлиять на формирование общего отношения читателя к описываемой ситуации, к героям публикации. Кроме того, использование стеба, откровенно ёрнических выражений в полемике довольно отчетливо выдает негативное отношение автора материала к своему оппоненту. Это очевидно в публикациях рубрики «Жизнеспособность политсубъектов» газеты «Аргументы и факты». Подобные слова и выражения нередко составляют основу заголовочных конструкций данной рубрики (к примеру, «Мочить в биотуалете!» [39], «Министры без стакана» [40], «Спикер с большой дороги» [41] и т. п.), а также высказываний журналистов, которые комментируют реплики политиков, выступая, как правило, с критической точкой зрения, в чем обнаруживается наличие агрессивного компонента. Так, в публикации «Мочить в биотуалете!», используя стеб в своей речи, журналисты показывают собственное несогласие с позициями оппонентов – политиков. Реплику заместителя главы президентской администрации В. Суркова о том, что «Наш средневзвешенный чиновник имеет об устройстве власти очень архаичное представление. Он видит ее как вертикаль с телефоном наверху и телефоном внизу», журналисты комментируют таким образом: «По разным данным, взяткоемкость российской бюрократии – от 36 до 316 млрд. долл. в год. Как же чиновники со своими архаичными представлениями такие деньжищи через телефоны пропихивают? Наверное, у них очень большие трубки…». У читателя в данном случае создается негативное отношение не только к оппоненту журналистов В. Суркову, но и к чиновникам в целом.
   В публикации «К сердцу прижмет, к черту пошлет» [42] журналист В. Костиков пытается разрушить стереотип, сложившийся в сознании многих россиян: по его мнению, всякую критику «со стороны» (преимущественно со стороны Америки) нужно принимать если не с благодарностью, то достаточно взвешенно, учитывать как руководство к действию. Несмотря на серьезность проблемы (в основном речь идет о внешней политике России), автор задает материалу непринужденную стилистическую тональность. Так, в лиде к материалу говорится: «Почему россияне крайне болезненно относятся к критике из-за границы? Стоит какому-нибудь замшелому американскому сенатору или бывшему олигарху, окопавшемуся в Лондоне, плюнуть в сторону Кремля, как вся наша «общественность» и пресса с криком «Отечество в опасности!» поднимается на дыбы». Сосредоточенность подобных слов и выражений в столь небольшой части текста говорит о раскрепощенности стиля журналиста, который далее обсуждает проблему в той же тональности. Об этом, к примеру, свидетельствуют следующие выражения: «Сегодня в сторону Москвы не ленятся поплевывать даже из столиц недавних союзников, друзей и солдат»; «…премьер Тони Блэр заслужил прозвище «пудель Дж. Буша»…»; «Среди мировых страшилок после США лидируют Китай (2-е место), Иран и Ирак (3-е и 4-е места) и Северная Корея»; «Антироссийский и прежде всего антипутинский зуд свойственен западной либеральной прессе»; «Истерическую антимосковскую тональность там задают несколько ошпаренных во время «холодной войны» политиков и часть СМИ»; «Самим американцам, кстати, глубоко наплевать на то, что о них думают за границей»; «…в последнее время слишком уж звонко запели околокремлевские соловьи…» и другие. Подобный стиль сегодня наиболее характерен для материалов массовых и желтых изданий.
   Наряду с тем можно отметить, что всегда агрессивной по своей сути является метафора, изначально построенная на соединении несоединимого. Сегодня в публикациях на страницах печатных СМИ нередко встречаются не только метафоры, которые приобрели «иконический» смысл, закрепились в русском языке исторически, но и их «современная» интерпретация – деметафоризация. Кроме того, агрессивный компонент очевиден в пословицах и поговорках русского народа, которые нередко включаются в публицистические тексты. Так, в книге «Мудрое слово» [43] собраны меткие выражения, среди которых можно отметить немало таких, где заметно проявление агрессии (например: «Можно, но осторожно», «Не так страшен черт, как его малюют», «От любви до ненависти – один шаг», «Беда никогда не приходит одна», «Волк в овечьей шкуре», «Язык мой – враг мой: прежде ума рыщет, беды ищет» и многие другие).
   
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента