— Ну и как, сударь? Что скажете?
   Де Берни опустил трубу и посмотрел на капитана. Он был спокоен и улыбался.
   — Да, корабль что надо, — беспечно бросил он и, обращаясь к своим спутникам, сказал: — Завтрак уже подан.
   Майор, никогда не страдавший отсутствием аппетита, не заставил упрашивать себя дважды. И, взяв под руку мисс Присциллу, он удалился вместе с нею.
   Когда они ушли, улыбка тотчас же слетела с лица де Берни. Его большие темные глаза перехватили беспокойный взгляд капитана.
   — Мне не хотелось тревожить юную леди. Это, как вы, верно, и сами догадались, корабль Тома Лича — «Черный Лебедь».
   — Вы в этом уверены?
   — Так же, как и в том, что он держит курс прямо на нас.
   Капитан выругался в рыжую бороду:
   — Надо же, последнее плавание — и тут на тебе, — с негодованием бросил он. — Неужто судьбе угодно напоследок обрушить на мою голову беду! Вы правда… правда думаете, что он собирается напасть на нас?
   Де Берни пожал плечами:
   — Надо знать Тома Лича: сейчас он делает маневр, чтобы выйти нам на траверз [26].
   Тут капитан пришел в ярость — как всякий человек, сознающий душой свою полную беспомощность:
   — Грязная свинья! Негодяй! О чем только думает ваш герой сэр Генри Морган? Это он позволяет ему до сих пор разгуливать по морям! С какой стати тогда король произвел его в кавалеры и назначил губернатором Ямайки?
   — Придет день, и сэр Генри покончит с ним, будьте уверены.
   Безмятежное лицо француза — в такой-то серьезный час — только еще пуще разъярило капитана:
   — Покончит, покончит! А сейчас-то какой мне с этого прок? Скажите лучше, что делать?
   — А сами-то вы что собираетесь делать?
   — Сражаться или попробовать уйти.
   — Так что же для вас предпочтительнее?
   Брэнсом на мгновение задумался, однако от раздумий его гнев только усилился:
   — Сражаться, но как? У него пушек в два раза больше, чем у нас. А людей — раз в десять, вздумай он пойти на абордаж.
   — Значит, вы хотите уйти от погони?
   — Уйти, но как? У него и парусов вдвое больше.
   На палубе несколько матросов, спустившихся с марсов, поднеся руки козырьком к глазам, пытались разглядеть приближающийся корабль, но пока они ни о чем не догадывались.
   Де Берни опять вскинул подзорную трубу и, не отрывая взгляда от пиратского судна, произнес:
   — То, что у него много парусов, еще ничего не значит — они болтаются, как лохмотья. Видно, он долго скитался по морям. Ясное дело — все днище облеплено ракушками.
   Он вновь опустил трубу:
   — На вашем месте, капитан, я бы держался строго по ветру. Тогда мы быстро оторвемся и старому «Черному Лебедю» ни за что нас не догнать.
   Его совет привел Брэнсома в отчаяние:
   — Но что мне это даст? Ближайший порт — Пуэрто-Рико, а до него еще две сотни миль!
   — Ну и что? При таком ветре им за нами не угнаться. И вы смогли бы значительно уйти вперед. Но даже при таком расстоянии вы все равно ничем не рискуете.
   — Да, если ветер не упадет. А если упадет? Время крепких ветров еще не настало.
   Он снова выругался, не зная, что же предпринять:
   — А что, если лечь на обратный курс — на Доминику? Она совсем рядом. Так было бы вернее.
   — Но тогда ветер будет пиратам в корму и на всех парусах, хоть и рваных, они быстро вас нагонят.
   В ужасе капитан упорно продолжал тешить себя новой — призрачной — надеждой. Наконец он воскликнул:
   — Если мы повернем назад, на Доминику, может, встретим какой-нибудь корабль, а то и не один!
   И, не дождавшись, что ему ответит француз, он рванулся на полуют и скомандовал старшему матросу делать оверштаг [27].
   На этот раз де Берни не сдержался. Проклиная безрассудную выходку Брэнсома, он было принялся объяснять ему его ошибку, но тот оборвал его на полуслове, напомнив, что он капитан «Кентавра». Он готов выслушивать советы, но не приказы.
   «Кентавр» резко изменил курс и, повернувшись носом к югу, стал рыскать по ветру. Не успев прийти в себя от такого крутого маневра, матросы получили приказ подниматься на марсы и разворачивать паруса. В то самое мгновение, когда матросы приготовились взлететь на ванты, они заметили, что огромный черный корабль тоже взял оверштаг и пустился вдогонку за «Кентавром".
   Только тогда экипаж понял, что они пытаются оторваться от погони. Эта весть распространилась с быстротой молнии. По сигналу тревоги матросы кубарем слетели с полубака [28] и, ворча, сгрудились на палубе, приготовившись к худшему. Брэнсом теперь стоял на полуюте, куда за ним последовал де Берни, и напряженно всматривался в подзорную трубу. Когда он ее опустил, его мертвенно-бледное лицо не выражало ничего, кроме растерянности.
   — Вы были правы, — признался он. — Они идут быстрее нас. Этот злодей настигнет нас еще до того, как мы увидим Доминику. Что же делать, сударь?
   Оказавшись в столь незавидном для себя положении и осознав, что, прислушайся он к советам де Берни, ничего подобного могло и не случиться, капитан забыл про свое честолюбие и еще раз воззвал к опыту бывалого моряка.
   Де Берни ответил не сразу. Нахмурив брови и глядя в одну точку, он какое-то время размышлял.
   — Капитан, — сказал он наконец, — раз уж вы так решили, надо идти до конца: придется не только уходить от погони, но и принять бой.
   — Боже милостивый! Какой бой? С таким мощным кораблем!
   — Мне случалось видеть, как одерживались победы и над более сильным противником.
   Хладнокровие француза немного ободрило Брэнсома:
   — Во всяком случае, — проговорил он, — иного выбора у нас нет — мы в ловушке. Бой так бой. И наплевать, сколько их там, этих головорезов. У вас есть какой-нибудь план, сударь?
   Видя, что капитан сдался, де Берни заговорил командным голосом:
   — Сколько у нас людей?
   — Всего двадцать шесть, включая старшего матроса и боцмана. А у Лича, должно быть, сотни три.
   — Так, ни в коем случае нельзя ему позволить взять нас на абордаж. С вашего разрешения, я займусь пушками, и, если вы не будете мешать, увидите, во что превратится их первая палуба.
   К капитану вернулось мужество:
   — Какое счастье, господин де Берни, что судьба послала вас на мой корабль!
   — Полагаю, для меня это тоже будет счастьем, — саркастически усмехнувшись, ответил француз.
   Он кликнул Пьера, метиса, который, облокотясь на нижние релинги, ожидал распоряжений своего хозяина.
   — На-ка, возьми, дружище.
   С этими словами де Берни снял с себя голубой камзол, кружевную батистовую сорочку, шляпу, парик, туфли, чулки и велел Пьеру отнести все это в его каюту. И в таком виде, с обнаженным, бронзовым от загара, жилистым торсом, повязав вокруг кудрявой головы платок, — он принял у Брэнсома командование батареей, которое тот ему охотно уступил.
   Тем временем матросы смекнули, в чем дело. По свистку боцмана они быстро заняли свои места — на их слаженные действия, по крайней мере, было приятно смотреть. Восемь человек во главе со старшим комендором Парвером должны были заняться пушками. В двух словах капитан Брэнсом объяснил им, что командование батареей переходит к де Берни и что от их меткости будет зависеть исход боя, равно как и жизнь всего экипажа.
   После этого де Берни громким, четким голосом дал команду немедленно заряжать орудия. Вслед за тем, взобравшись по стальным релингам [29] полуюта на люк, ведущий на нижнюю палубу, он резко крикнул капитану напоследок:
   — Теперь вся ответственность на мне. Я исполню свой долг. Можете на меня рассчитывать. Но и вы не должны сидеть сложа руки. Промедление смерти подобно. В этой игре все шансы против нас. Давайте же смело примем ее такой, как есть! Ставки слишком высоки — ваш корабль и наши жизни. Так что придется постараться. Лавируйте так, чтоб можно было бить наверняка. Это очень опасно. От вас потребуется немало отваги. Будьте мужественны, капитан, мужественны!
   Брэнсом решительно кивнул головой.
   — Есть, есть, — ответил он.
   Де Берни взглянул на него темными, исполненными решимости глазами и одобрительно подмигнул. Затем его взгляд переметнулся на марсы — паруса только ждали усиления ветра, потом — за корму, где следом за ними, рассекая волны, мчался корабль-преследователь, и, оценив положение, де Берни спустился на нижнюю палубу.
   Из яркого света безоблачного утра он попал в кромешную тьму, которую через равные промежутки времени пронзали редкие солнечные лучики, проникавшие во чрево корабля сквозь крохотные иллюминаторы.
   По команде Парвера комендоры расчехлили пушки и подготовили их к стрельбе.
   На нижней палубе, насквозь пропахшей пенькой и смолой, было ужасно тесно. Согнувшись пополам, де Берни приступил к осмотру орудий, с помощью которых ему нынче предстояло бросить вызов судьбе.

Глава V
АБОРДАЖ

   Мисс Присцилла и майор Сэндз завтракали в кают-компании, к счастью, ничего не подозревая о случившемся. Они немного удивились, что капитана все еще нет, а отсутствие де Берни вызвало у них полное недоумение. Но, поскольку морской воздух возбудил их аппетит, они, нарушив правила учтивости, приняли любезное приглашение Сэма и приступили к завтраку, который им подал чернокожий слуга.
   Они заметили, как Пьер бесшумно прошел к каюте своего хозяина с каким-то тюком под мышкой. На вопрос мисс Присциллы, где его хозяин, он, как обычно коротко, ответил, что господин де Берни решил завтракать на палубе, где он сейчас и находится. Затем, попросив у Сэма вина и что-нибудь поесть, он удалился.
   Мисс Присцилле и майору его поведение показалось довольно странным, но не больше того.
   Покончив с завтраком, мисс Присцилла подошла к распахнутому настежь иллюминатору и присела на устланный подушками диванчик. Гитара де Берни лежала там, где он оставил ее вчера. Девушка взяла ее в руки и неловкими пальцами коснулась струн. Гитара нестройно зазвучала. Мисс Присцилла взглянула на море.
   — Корабль! — воскликнула она с радостью и удивлением.
   Встрепенувшись от ее возгласа, майор подошел к иллюминатору и устремил взор на огромный черный корабль, шедший следом.
   Майор восхитился красотой судна: сверкая на солнце, его косые реи отбрасывали причудливые блики на наполненные ветром паруса. Какое-то время девушка и майор с восторгом наблюдали это дивное зрелище, ничуть не догадываясь о том, что сокрыто во чреве красавца корабля.
   Мисс Присцилла и майор не заметили, как «Кентавр» изменил галс, о чем можно было судить по положению солнца. Они также не обратили никакого внимания на необычное оживление, царившее на верхней палубе, — топот ног и скрип вращающихся блоков; они едва слышали шум голосов на нижней палубе, прямо у них под ногами, где по приказу де Берни комендоры устанавливали две кулеврины [30], готовясь отражать нападение пиратов.
   В темном и душном канонирском отсеке, где, кроме того, было ужасно тесно и приходилось сгибаться в три погибели, чтобы не задеть головой потолок, француз бойко отдавал команды.
   Десять пушек, которым предстояло ответить сорока орудиям «Черного Лебедя», только ждали своего часа.
   Де Берни сам установил их так, чтобы они били навесом точно по мачтам пиратского корабля, чьи огромные паруса представляли собой очень удобную мишень. Если бы ему удалось привести их в полную негодность, он смог бы тогда выбирать: либо дать ходу, либо сразиться с противником, так как в этом случае у «Кентавра» было бы большое преимущество над «Черным Лебедем» и он мог бы лавировать в любом направлении.
   Присев на корточки подле бронзовых орудий, внушавших ему явное отвращение, де Берни разглядывал через проем кормового порта пиратское судно, гнавшееся за ними по пятам. Расстояние между кораблями таяло на глазах. Так миновал час. «Черный Лебедь» мчался куда быстрее, нежели де Берни мог предположить. Вскоре он уже был меньше чем в полумиле от «Кентавра», и де Берни прикинул, что теперь он приблизился на расстояние пушечного выстрела.
   Велев матросу предупредить старшего комендора, чтобы тот приготовился, де Берни стал ждать, когда Брэнсом приведет руль точно по ветру. Прошла минута, потом другая, а «Кентавр» все шел прежним галсом — как будто Брэнсом думал лишь о том, как бы скорее уйти от погони.
   Спустя некоторое время из-под клюва носовой фигуры «Черного Лебедя» вырвалось облачко белого дыма, и через полсекунды прогремел выстрел. Вслед за тем метрах в пятидесяти от кормы «Кентавра» в воздух взметнулся фонтан брызг.
   Де Берни понял: пришла пора действовать, ему казалось, что то же самое должен был сообразить и Брэнсом. Оставив свой наблюдательный пост, он бросился к батарее — комендоры держали в руках уже запаленные фитили, тускло мерцавшие во тьме.
   Услышав пушечный выстрел, пассажиры, находившиеся в это время в кают-компании, забеспокоились. Они удивленно переглянулись, предчувствуя недоброе; из уст майора вырвалось ругательство. Желая узнать, что же все-таки случилось, они оба поспешили на палубу, где их встретили хмурые лица матросов. Им не потребовалось много времени, чтобы понять — стряслась беда. И когда капитан приказал им спуститься вниз, они лишний раз убедились в этом.
   Лицо майора побагровело, и то ли с возмущением, то ли с укором он воскликнул:
   — Капитан! Капитан! — И прибавил: — Что это?
   — Это — ад! — гаркнул тот. — Скорее уводите юную леди вниз.
   Важно выпятив грудь, майор решительно шагнул вперед.
   — Я, кажется, начинаю догадываться… — заговорил он.
   Но его оборвал грохот следующего выстрела. На этот раз брызги накрыли палубу.
   — Вы что, хотите, чтобы вам на голову рухнула мачта, или кое-что похлеще? Разве вы не видите — идет бой? Проводите юную леди вниз!
   Бледная от страха, Присцилла потянула майора за рукав.
   — Идемте. Барт, — проговорила она. — Мы им мешаем. Проводите меня.
   Майор безропотно повиновался, хотя резкий тон капитана привел его в крайнее негодование. Неожиданный поворот событий потряс его до глубины души. Майор, которому на твердей земле храбрости было не занимать, ощутил, как у него кольнуло сердце, когда понял, что в море, в непривычных для него условиях, ему совершенно нечего делать. А присутствие мисс Присциллы удручало его еще больше. Однако в конце концов чувство ответственности за юную леди возобладало в нем. Он уже собрался проводить ее вниз, когда матрос, стоявший рядом, шепнул ему на ухо, что они пытаются уйти от злодея Тома Лича.
   Очутившись снова в кают-компании, майор взглянул в иллюминатор на догонявший их пиратский корабль и, силясь подавить свое волнение, принялся успокаивать мисс Присциллу.
   А в это время де Берни, потерявший всякое терпение, поднялся на палубу, чтобы спросить Брэнсома, отчего он медлит. Решительным голосом он приказал ему развернуть судно так, чтобы можно было вести прицельный огонь.
   — Вы с ума сошли, ей-Богу, — ответил ему капитан. — Лич настигнет нас еще до того, как мы ляжем на прежний курс.
   — И случится это по вашей милости. Из-за вашей нерасторопности у нас почти не осталось шансов. Придется вступить в бой. Нужно убрать паруса — это наш последний шанс. Ну же! Пошевеливайтесь. Ставьте руль по ветру, а потом предоставьте действовать мне.
   Капитан, придя в бешенство от бесцеремонного тона де Берни, не сдержался.
   — Прочь с палубы! — проорал он. — Кто здесь капитан — я или вы?
   Де Берни схватил Брэнсома за руку и развернул лицом к корме:
   — Взгляните-ка туда, любезнейший! Взгляните!
   На пиратском корабле один из парусов то поднимался, то опускался. То был сигнал лечь в дрейф. И француз живо смекнул, что им это только на руку.
   — Вот шанс, такого больше не будет, милейший! Его послало нам само небо. Надо сделать так, как будто мы их поняли. Однако нужно, чтобы они ничего не заподозрили.
   Де Берни поднял руку и указал на британский флаг, развевавшийся между марсами.
   — Спустите флаг и дайте полный стоп, тогда я смогу выпустить по ним залп.
   Но капитан не разделял надежд француза.
   — Черт возьми! — ответил он. — Чтобы они тут же пустили нас ко дну?
   — Если я собью их мачты, они не смогут прицельно стрелять.
   — А если нет?
   — Честное слово, наше положение — хуже некуда…
   Де Берни метнул в капитана жесткий, суровый взгляд, и тот, казалось, должен был вот-вот уступить. Он понимал, что это их последняя возможность и другой такой уже не будет. Словно читая его мысли, де Берни вновь подстегнул Брэнсома:
   — Прикажите дать полный стоп!
   — Да-да, очевидно, это единственное, что нам остается.
   — Тогда поторапливайтесь!
   Оставив его, де Берни со всех ног бросился на нижнюю палубу.
   В тот самый миг, когда он спускался по трапу, Том Лич не вытерпел и дал залп картечью по мачтам «Кентавра», как бы напоминая капитану, что ему следует лечь в дрейф. Обломки двух реев, увлекая за собой снасти, рухнули прямо на палубу.
   Услышав грохот, де Берни понял, в чем дело. Однако это нисколько его не устрашило. Предупреждение, посланное пиратами, должно было лишний раз подстегнуть капитана. И он крикнул комендорам приготовиться. Вырвав у одного из них фитиль, он встал на колени у пушки и стал ждать, когда «Кентавр» сделает поворот.
   В это время он услышал еще один залп и ощутил, как от удара вздрогнула корма «Кентавра». В ту же секунду его с силой швырнуло на переборку — «Кентавр» резко развернулся.
   Де Берни поднялся на ноги, и на какое-то мгновение в нем снова затеплилась надежда. Получив пробоину, «Кентавр» медленно поворачивался. Но француз тщетно пытался разглядеть корабль-преследователь: перед его взором простиралось бескрайнее море, и не было видно ни одного паруса. В ужасе он понял, что, когда «Кентавр» дал течь, Брэнсом неверно положил руль. Проклиная оплошность капитана, де Берни кинулся на палубу. Там он наконец увидел, что произошло. Ядро, ударом которого его сшибло с ног, к несчастью, угодило точно в баллер руля [31]. Судьба-злодейка, как видно, не удовольствовалась тем, что «Кентавр», с поврежденными мачтами, превратился в легко уязвимую мишень, ей еще было угодно лишить его и руля, сделав из него жалкую игрушку, отданную на волю ветра.
   В кормовые иллюминаторы де Берни увидел, как «Черный Лебедь» с наводящей ужас стремительностью мчался прямо на них. Убрав часть парусов, пираты приготовились к абордажу.
   Из-за своей нерасторопности Брэнсом упустил последний шанс к спасению. Когда же он наконец решился уступить де Берни, было слишком поздно — удача отвернулась от него, как от любого, кто не может поймать ее на лету. Меткий залп мощных пушек пиратского корабля полностью выбил его из колеи.
   Комендор, крепкий светловолосый парень, с тревогой посмотрел на де Берни, пришедшего поглядеть на результаты обстрела, и сказал:
   — Мы пропали, сударь.
   Де Берни наклонился и взглянул на огромный корабль, находившийся от них уже в каких-нибудь пятистах метрах. Внешне он был совершенно спокоен. Его темные глаза смотрели холодно и бесстрастно. Встав на колено возле бронзовой кулеврины, он тщательно, не спеша навел ее на цель — для «Кентавра» то был последний крохотный шанс. На таком коротком расстоянии маленькая пушка, еще совсем недавно вызвавшая у него неприязнь, теперь могла сослужить ему добрую службу!
   Затем он встал, взял у комендора фитиль, подул на него, поджег порох и тут же отпрянул назад, во избежание отдачи. Но в момент выстрела порывом ветра «Кентавр» резко качнуло и развернуло в сторону. Первый и последний залп «Кентавра» пришелся мимо цели.
   Де Берни бросил взгляд на молодого комендора, сидевшего рядом на корточках, и горестно усмехнулся:
   — Это конец, мой мальчик. Сейчас нас накроют, а потом…
   Он передернул плечами и вышвырнул фитиль за борт — теперь от него не было никакого проку.
   Парнишка-комендор побледнел и процедил сквозь зубы какое-то ругательство. Он также ненавидел Тома Лича и пожелал ему гореть в адском пламени.
   — Думаю, мы окажемся там первыми, — вздохнул де Берни и тоже выругался: — Проклятье! Как жаль, что наш капитан всего лишь доморощенный купчишка, а не военный моряк. Мне бы следовало остаться рядом с ним и указывать, что делать. А из этих пушек смог бы стрелять любой дурак! Да чего уж теперь! Выбирайся-ка на свет божий, мой мальчик, и вы, все остальные, тоже. Нам здесь больше нечего делать.
   Сам же он, избрав более короткий путь, куда-то исчез прямо на глазах изумленных комендоров. Мисс Присцилла пережила самую жуткую минуту этого страшного утра, когда увидела, как в проеме одного из иллюминаторов вдруг возник полуобнаженный силуэт де Берни.
   Майор, успевший на всякий случай вооружиться, схватился было за шпагу, но тотчас же узнал француза. Его лицо, руки, грудь и спина лоснились от пота и чернели от пороха — так что вид у него был пугающий. Резким и твердым голосом он сказал:
   — Начался бой. Наш размазня Брэнсом здорово придумал — осесть на родном берегу. Жаль, что эта мысль не осенила его чуть раньше. Так было бы лучше и для него, и для нас. Этот кретин так и не дал мне выстрелить как следует! Черт бы его побрал! Таким бестолочам не место во флоте. Из него такой же моряк, как из меня пастырь божий… Лич не тратил зря порох, и теперь-то уж нам от него не уйти. Он пойдет на абордаж — как пить дать.
   Понимая, что надеяться сейчас, кроме как на Господа, не на кого, мисс Присцилла с мольбою опустилась на колени.
   — Будьте мужественны, мисс! — обратился к ней де Берни. — И ни о чем не беспокойтесь! Я с вами! Может, все еще образуется. Прошу вас, доверьтесь мне.
   Вслед за тем он удалился к себе в каюту и кликнул Пьера, ждавшего его возвращения.
   Мисс Присцилла поднялась с колен и спросила майора, что же с ними теперь будет.
   В глубине души Сэндз считал француза жалким хвастуном, которому вздумалось пощеголять перед смертью. Но он сделал над собой заслуживающее одобрения усилие, чтобы прогнать эту мысль, и принялся утешать свою подопечную.
   — Я не знаю, на что способен этот молодец. Клянусь честью! Да, не знаю. Но он, похоже, малый не промах! Да и потом, он ведь бывший буканьер, а, как говорится в пословице, ворон ворону глаз не выклюет…
   Утешая девушку, майор пытался вселить в нее хоть какую-то надежду, хотя сердцем чувствовал, что никакой надежды нет.
   В это время солнце вдруг исчезло — его заслонил огромный силуэт черного корабля. Он был уже совсем рядом, и теперь можно было хорошо различить пиратов, сгрудившихся у релингов на баке. Его холодная, зловещая тень упала на иллюминатор, возле которого сидела мисс Присцилла. Пиратское судно подошло так близко, что они услышали, как на его палубе забили в колокол. А потом — в барабан. И тут до их ушей долетел треск оживленной ружейной пальбы.
   Мисс Присцилла задрожала всем телом, и майор покровительственным движением руки обнял ее за тонкую талию.
   Наконец из каюты показался де Берни, а за ним — его слуга. Он не только успел вымыться, но и облачился, как обычно, в элегантное платье. На нем был черный с завитушками парик, гладко отутюженная сорочка и фиолетовый тафтяной камзол [32] с черными манжетами, на которых сверкали ряды серебряных пуговиц. Ноги облегали прекрасные черные сапоги из кордованской кожи. Его вооружение состояло не только из длинной шпаги, но и двух пистолетов, торчавших из-за пояса, как у всех буканьеров. Пояс, так же как и портупея, был из расшитой серебром красной кожи.
   Девушка и майор воззрились на него с изумлением. К чему весь этот маскарад, тем более в такой тревожный час, недоумевали они. Но больше всего их поразило его хладнокровие.
   Взглянув на удивленные лица спутников, француз улыбнулся и сказал:
   — Капитан Лич — человек знаменитый. Последний из буканьеров. И надо оказать ему достойный прием.
   Де Берни уже подошел к ним. как вдруг палуба у них под ногами вздрогнула от резкого, глухого удара, вслед за которым послышался треск ломающегося дерева, скрежет металла и долгие раскаты ружейной стрельбы.
   Подавшись вперед, де Берни схватился за стол, чтобы не упасть. Майор повалился на колени, а мисс Присцилла, метавшаяся в безумном страхе по кают-компании, рухнула прямо в руки француза.
   — Спасите меня, — надрывно проговорила она. — Спасите!
   Де Берни прижал ее к себе; его губы, под узкой полоской черных усов, растянулись в улыбке. Своей длинной, тонкой рукой он погладил белокурую голову девушки, прильнувшей к его груди, и, быть может, близость его тела, в котором не чувствовалось ни малейшей дрожи, успокоила мисс Присциллу даже больше, нежели слова, что он произнес вслед за тем: