Страница:
– Сделать вывод об электрической природе пиратского корабля можно по странному отбору кандидатов на роль будущих механиков, – пояснил Ледянников. – В экипаж приглашались люди небольшого роста, да еще и разбирающиеся в технике, особенно в электрических машинах. Это ли не очевидный след?
– Вовсе не обязательно, – возразил британец. – Не секрет ни для кого из нас, что изготовление электрических машинок является запрещенным в японском протекторате занятием. Именно потому вербовщики и пытались определить умение будущего механика управляться с довольно сложными механизмами. Да капитану Немо новые «психи» и не нужны – главное, чтобы на борту всегда нашлись готовые на смерть во имя поверхности и королевы. У капитана Немо есть хорошо подобранная команда высокопрофессиональных «психов». Перераспределив нагрузку на дюжину человек, он вытворяет чудеса, недоступные нам. А весь секрет – в правильной организации процесса.
Убедить англичан и часть японцев, что подводная лодка действительно связана с электрическими приборами, не удалось. Вера в Мастерство у японцев и трезвое отношение к возможностям сложных механизмов не допускали существования подводного пиратского ужаса.
Хуже того, гроссмейстер Жуков, признанный председателем Комиссии на ближайшие шесть заседаний, тоже не верил нашей интуиции. Его способности к стилевидению являлись государственной тайной, но я позволил бы предположить, что я ощущал Стиль намного четче его. Иногда лучше иметь один ярко выраженный талант, чем разрываться в разные стороны, пытаясь тренировать сразу три или четыре. Алексей обязательно упомянул бы о множестве психотехников, если бы попал на подлодку, управляемую при помощи Мастерства. Но уцелело только краткое описание радиостанции, вылавливающей из эфира едва ли не каждое слово.
Упрямцы в Комиссии приводили в пример никому не нужный проект «Электромедиум», заключавшийся в том, что раз в сутки, в строго определенное время, спускали шлюпку на воду, отводили при помощи канатов и только после этого запускали размещенное на шлюпке устройство для связи посредством радиоволн. В мирное время да в спокойных водах «Электромедиум» показал себя довольно эффективным, но в реальной боевой обстановке намного больше пользы приносили семафоры, гелиографы и почтовые голуби.
Я сидел чуть поодаль от всех, приглашенный скорее в качестве свидетеля, нежели как самостоятельное лицо, входящее в состав Комиссии. По местным законам я был всего-навсего тенью Ледянникова – и это при том, что на флагштоке «Бирона» развевался российский флаг, – несмотря на всю оказанную державе пользу! Нет в мире справедливости.
Теперь, глядя, как взрослые и умные люди толкут воду в ступе и препираются из-за деепричастного оборота в протоколе, я понимал Дмитрия с его мизантропией. Взгляни на каждого комиссара по отдельности, поймай его Стиль и придумай, как бы разрешил этот человек проблему с пиратами, – не картинки выходят, а загляденье. Собери их всех в одно помещение, дай им власть над большим морским и воздушным флотом – выйдет в точности как сейчас. Недаром в Библии пишут, что люди стали размножаться только после грехопадения. Не создан человек для плодотворного общения с себе подобными, и все тут!
Особенно позабавил меня – в самом начале заседания, когда я мог еще находить в этом смешное, а не подтирать украдкой свои Намерения, холодея от осознания извращенной природы социума, – момент с гидропланом. Оказывается, в него тут тоже не верили, несмотря на то, что мы с Дмитрием дали показания, что видели этот летательный аппарат в воздухе над океаном! Кто-то из комиссаров снисходительно смотрел на нас и молчал, кто-то принялся доказывать нерентабельность создания аппаратов тяжелее воздуха, лишенных психотехнической поддержки. «Психи» полагали, что мы стали жертвой какого-то хитрого фантома, а британский дипломат поверил в гидроплан, но тут же заявил, что существование подобного летательного аппарата свидетельствует о справедливости его гипотезы. Дескать, только сильные «психи», работая командой, могли бы пользоваться таким механизмом.
Зато на заседании я смог узнать последние новости о действиях капитана Немо. В документах Островского Немо звали Николасом Теслой, однако и тут бюрократия проявилась во всей своей благоглупости – комиссары продолжали называть капитана именем Немо, поскольку именно так он был зафиксирован в начальных документах! Так вот, японский флот выследил Теслу-Немо и попробовал расправиться с ним самостоятельно. Итог: четверо выживших, причем трое из них выжили из ума.
Людей, сумевших сохранить здравомыслие на заседаниях комиссии, помимо нас с Дмитрием нашлось только пятеро. Костровицкий с Солнцевым, российские эксперты по Японии и Великобритании соответственно, японский военный эксперт, почему-то напомнивший мне Сугимото, и двое англичан-дипломатов, державшихся чуть особняком от остальных. Увы, любое голосование оставляло эту фракцию в меньшинстве. Так что я сидел тихонько в задних рядах, пропускал сквозь себя всю эту болтологию и предавался греху уныния. Такая Комиссия вряд ли могла противопоставить Тесле хоть что-то, кроме официальных документов, на которые он – как и на все остальные международные законы – даже не посмотрит.
– Теперь, полагаю, вы понимаете, отчего я не люблю появляться на борту «Бирона», – пояснил капитан Чесноков, встречая нас на своем «Дежневе». К счастью, Комиссия самостоятельно приняла решение распределиться по всем крупным воздушным судам, а потому Ростиславу удалось устроить так, что мы оказались его гостями.
Стилем Чесноков чем-то напоминал пропавшего в лабиринтах Сан-Франциско Островского, только тот был сухопутным военным человеком, а Чесноков всей душой принадлежал воздушным просторам. Дмитрий при помощи своего чревовещательного фокуса сказал мне, что Платон Эдуардович высоко ценил этого офицера, но тут я обошелся бы и без рекомендаций Несвицкого. Ростислав был насквозь харизматичен, парадоксальным образом сочетал иронию с авиационным уставом и светскими манерами. Если Островский напоминал гусара, сбежавшего из эпохи зарождения психотехники, то Ростислав относился к более поздней формации, опоздав родиться всего на век с лишним.
– Согласно штатному расписанию, во время сражений ваши места на нижней боевой платформе, – проинформировал нас Ростислав за ужином в офицерской столовой. – Вы будете нейтрализовывать негативные психотехнические удары, которыми, по мнению вышестоящего начальства, будет забрасывать нас неуловимый Немо. Лично мне кажется, что ожидать бронебойного снаряда куда вероятнее, но и тогда для вас найдется работа. Во время боя никто не остается без дела.
XIV
– Вовсе не обязательно, – возразил британец. – Не секрет ни для кого из нас, что изготовление электрических машинок является запрещенным в японском протекторате занятием. Именно потому вербовщики и пытались определить умение будущего механика управляться с довольно сложными механизмами. Да капитану Немо новые «психи» и не нужны – главное, чтобы на борту всегда нашлись готовые на смерть во имя поверхности и королевы. У капитана Немо есть хорошо подобранная команда высокопрофессиональных «психов». Перераспределив нагрузку на дюжину человек, он вытворяет чудеса, недоступные нам. А весь секрет – в правильной организации процесса.
Убедить англичан и часть японцев, что подводная лодка действительно связана с электрическими приборами, не удалось. Вера в Мастерство у японцев и трезвое отношение к возможностям сложных механизмов не допускали существования подводного пиратского ужаса.
Хуже того, гроссмейстер Жуков, признанный председателем Комиссии на ближайшие шесть заседаний, тоже не верил нашей интуиции. Его способности к стилевидению являлись государственной тайной, но я позволил бы предположить, что я ощущал Стиль намного четче его. Иногда лучше иметь один ярко выраженный талант, чем разрываться в разные стороны, пытаясь тренировать сразу три или четыре. Алексей обязательно упомянул бы о множестве психотехников, если бы попал на подлодку, управляемую при помощи Мастерства. Но уцелело только краткое описание радиостанции, вылавливающей из эфира едва ли не каждое слово.
Упрямцы в Комиссии приводили в пример никому не нужный проект «Электромедиум», заключавшийся в том, что раз в сутки, в строго определенное время, спускали шлюпку на воду, отводили при помощи канатов и только после этого запускали размещенное на шлюпке устройство для связи посредством радиоволн. В мирное время да в спокойных водах «Электромедиум» показал себя довольно эффективным, но в реальной боевой обстановке намного больше пользы приносили семафоры, гелиографы и почтовые голуби.
Я сидел чуть поодаль от всех, приглашенный скорее в качестве свидетеля, нежели как самостоятельное лицо, входящее в состав Комиссии. По местным законам я был всего-навсего тенью Ледянникова – и это при том, что на флагштоке «Бирона» развевался российский флаг, – несмотря на всю оказанную державе пользу! Нет в мире справедливости.
Теперь, глядя, как взрослые и умные люди толкут воду в ступе и препираются из-за деепричастного оборота в протоколе, я понимал Дмитрия с его мизантропией. Взгляни на каждого комиссара по отдельности, поймай его Стиль и придумай, как бы разрешил этот человек проблему с пиратами, – не картинки выходят, а загляденье. Собери их всех в одно помещение, дай им власть над большим морским и воздушным флотом – выйдет в точности как сейчас. Недаром в Библии пишут, что люди стали размножаться только после грехопадения. Не создан человек для плодотворного общения с себе подобными, и все тут!
Особенно позабавил меня – в самом начале заседания, когда я мог еще находить в этом смешное, а не подтирать украдкой свои Намерения, холодея от осознания извращенной природы социума, – момент с гидропланом. Оказывается, в него тут тоже не верили, несмотря на то, что мы с Дмитрием дали показания, что видели этот летательный аппарат в воздухе над океаном! Кто-то из комиссаров снисходительно смотрел на нас и молчал, кто-то принялся доказывать нерентабельность создания аппаратов тяжелее воздуха, лишенных психотехнической поддержки. «Психи» полагали, что мы стали жертвой какого-то хитрого фантома, а британский дипломат поверил в гидроплан, но тут же заявил, что существование подобного летательного аппарата свидетельствует о справедливости его гипотезы. Дескать, только сильные «психи», работая командой, могли бы пользоваться таким механизмом.
Зато на заседании я смог узнать последние новости о действиях капитана Немо. В документах Островского Немо звали Николасом Теслой, однако и тут бюрократия проявилась во всей своей благоглупости – комиссары продолжали называть капитана именем Немо, поскольку именно так он был зафиксирован в начальных документах! Так вот, японский флот выследил Теслу-Немо и попробовал расправиться с ним самостоятельно. Итог: четверо выживших, причем трое из них выжили из ума.
Людей, сумевших сохранить здравомыслие на заседаниях комиссии, помимо нас с Дмитрием нашлось только пятеро. Костровицкий с Солнцевым, российские эксперты по Японии и Великобритании соответственно, японский военный эксперт, почему-то напомнивший мне Сугимото, и двое англичан-дипломатов, державшихся чуть особняком от остальных. Увы, любое голосование оставляло эту фракцию в меньшинстве. Так что я сидел тихонько в задних рядах, пропускал сквозь себя всю эту болтологию и предавался греху уныния. Такая Комиссия вряд ли могла противопоставить Тесле хоть что-то, кроме официальных документов, на которые он – как и на все остальные международные законы – даже не посмотрит.
– Теперь, полагаю, вы понимаете, отчего я не люблю появляться на борту «Бирона», – пояснил капитан Чесноков, встречая нас на своем «Дежневе». К счастью, Комиссия самостоятельно приняла решение распределиться по всем крупным воздушным судам, а потому Ростиславу удалось устроить так, что мы оказались его гостями.
Стилем Чесноков чем-то напоминал пропавшего в лабиринтах Сан-Франциско Островского, только тот был сухопутным военным человеком, а Чесноков всей душой принадлежал воздушным просторам. Дмитрий при помощи своего чревовещательного фокуса сказал мне, что Платон Эдуардович высоко ценил этого офицера, но тут я обошелся бы и без рекомендаций Несвицкого. Ростислав был насквозь харизматичен, парадоксальным образом сочетал иронию с авиационным уставом и светскими манерами. Если Островский напоминал гусара, сбежавшего из эпохи зарождения психотехники, то Ростислав относился к более поздней формации, опоздав родиться всего на век с лишним.
– Согласно штатному расписанию, во время сражений ваши места на нижней боевой платформе, – проинформировал нас Ростислав за ужином в офицерской столовой. – Вы будете нейтрализовывать негативные психотехнические удары, которыми, по мнению вышестоящего начальства, будет забрасывать нас неуловимый Немо. Лично мне кажется, что ожидать бронебойного снаряда куда вероятнее, но и тогда для вас найдется работа. Во время боя никто не остается без дела.
XIV
Этой же ночью субмарина Теслы подобралась к флоту Комиссии и коварно на него напала. Я ничуть не удивился, узнав, что никто и не подумал о таком повороте. Всем почему-то казалось, что Тесла должен скрываться от нас, бежать, едва наши дирижабли покажутся на горизонте. Вышло же наоборот.
Я спал, когда одним-единственным залпом Тесла отправил в небытие «Святого Януария» и «Кромвеля», два средних дирижабля. Бежать до лестницы на нижнюю боевую платформу пришлось почти через весь осевой коридор, так что на месте я очутился как раз ко второму залпу.
«Дежнев» неторопливо раскручивал винты, вливал энергию в мирно дремлющую разгонную Ловушку, а по соседству с нами висели два рукотворных солнышка – два дирижабля, превращенных в гигантские летающие костры.
– Сначала мы набираем высоту, затем проходим над субмариной, – сказал дежурный по палубе, офицер по фамилии Шмидт. – Радиус разброса будет велик но мы постараемся сбросить максимальное количество бомб, может, хоть одна да повредит этого левиафана.
Я не выдержал и поделился со Шмидтом своими наблюдениями. О сражении Теслы против японского флота тот уже знал, но никто, конечно же, не сказал ему, что, столкнувшись с втрое меньшими силами, Тесле пришлось туго. Настолько туго, что субмарина вернулась в Сан-Франциско раньше времени.
– Значит, он все-таки уязвим! – воскликнул Шмидт, и я понял, что не зря ездил с Дмитрием в Америку.
Пускай собранными сведениями не желали пользоваться дипломаты, но у офицерского состава не существовало никаких табу на получение информации. Наверное, до этого сражения «Дежнев» оставался единственным кораблем во флоте, на котором верили в электрическую субмарину.
Я стоял возле бомболюка номер два, в непосредственной близости от защитной сетки. Суровый тихоокеанский ветер не мог пробиться сквозь барьер разгонной Ловушки, но его мощь все равно ощущалась. Дирижабль двигался величественно и неторопливо, как будто совершая обычный тренировочный полет.
В книгах воздушный бой описывался совсем не так. В книгах оглушительно стрекотали пулеметы, едкий дым воздушной маскировки мешал глядеть по сторонам, весь металлический корпус то и дело содрогался от попаданий, а «психи»-авиаторы из последних сил удерживали вокруг корабля Воздушную Ловушку.
Мы же двигались в относительной тишине, только деловые разговоры бомбардиров да гудение винтов не позволяли представить себя в синематографическом зале. Грохот взрывов и звуки выстрелов успешно отсеивала наша разгонная Ловушка, никто не метался по палубе, не размахивал руками. Самые опытные офицеры даже позволили своим подчиненным закурить.
Не все дирижабли управлялись столь хладнокровно. Мне и без бинокля было видно, как некоторые стрелки не выдерживали и приступали к обстрелу океанской глади из пулеметов, как бомбы выбрасывались слишком далеко от субмарины или же не выбрасывались вообще.
Мы поднялись выше всех дирижаблей и развернулись по ветру.
– У нас будет семь секунд на бомбежку, затем придется снова маневрировать, – сообщил Шмидт.
Только сейчас я понял, что рядом со мной нет напарника. Дмитрий где-то задерживался. Зная его, можно было предположить, что он сейчас стоит неподалеку от Чеснокова с мечом в руке и защищает его от вражеского влияния. Пускай подводная лодка и электрическая, а подстраховаться все равно не помешает.
Тесла выпустил еще шесть снарядов – я подумал, что пират на этот раз промахнулся, и даже успел обрадоваться, когда эти снаряды разорвались будто у меня в мозгу. Должно быть, именно так ему удалось победить японцев, да и наш флот тоже не смог оказать достойного сопротивления электрическому удару.
В пространство между внешним корпусом и металлическим покрытием платформы ворвался природный ветер. Защищавшая от него Ловушка развалилась на куски, а на строительство новой требовалось около часа. Дирижабль действительно вздрогнул, хоть в этом книги не обманули. На той высоте, которую мы набрали, ветер был особенно суров. Мне не помогли даже сеансы аутотренинга, и я вспомнил про Бориса с его ветряной шубой. Его бы сюда, посмотреть, как беззащитен человек перед воздушной стихией.
– Этому Тесле помогает сам дьявол! – заметил офицер Шмидт, отдавая команду эвакуировать большую часть бомбардиров наверх, под прикрытие теплых камер, внешнего корпуса и парового отопления. – До атаки оставалось сорок три секунды по моему хронометру.
Сорок три секунды, подумал я. Почти что минута. Этот дьявол, верно, знатный перестраховщик, Космическому Счастливчику помогают ангелы, но они чтят свободу воли настолько, что вмешиваются только в последнюю секунду.
– Прошу прощения, но мы только что завершили первую часть нашей операции, – выдохнул Николас Тесла в микрофон. – Объединенный флот узнал, на что способна сила электричества, примененная в военном деле. Это шах. Мат будет поставлен чуть позже, когда они примут мой вызов.
– Значит ли это, что мне пора готовить людей к восстанию? – раздался из динамиков недоверчивый голос Мэтта. – Мне не хотелось бы торопить вас, Ник, но обстановка в протекторате начинает накаляться. Еще месяц – и я потеряю контроль над ситуацией.
Капитан «Линкольна» устало кивнул, затем спохватился и произнес:
– Сигналом к началу восстания станет сообщение об уничтожении флота международной Комиссии. Не пропустите его, поскольку это самый выгодный момент для выступления – все будут в шоке от случившегося. Дипломаты будут дезориентированы, морские перевозки подорожают.
А еще мир узнает о том, что психотехника устарела и три империи, объединившись, не смогли победить одного мятежника. Не пройдет и полугода, как во всех армиях мира появятся электрические машины.
– Вы обещали поднять над «Линкольном» американский флаг, – напомнил Мэтт. – Это случится сразу после уничтожения флота, не так ли?
– Немного раньше, – усмехнулся Тесла, искренне сожалея, что изображения радиоволны не передают. – Не будь мой подводный корабль таким скрытым от посторонних глаз, все бы увидели, что в решающее сражение мы пойдем под американским флагом. Можете рассказать об этом своим сторонникам. Пропагандистский эффект и все такое.
– Замечательно, господин Тесла! – отозвался предводитель калифорнийских революционеров. – Это действительно привлечет добровольцев, особенно из числа колеблющихся. Кстати, о добровольцах. Я поговорил с главой рационалистов насчет механиков. Я так понимаю, долгожданный момент близок, теперь этой мыслью проникся и он. Поэтому у вас будет три механика из секретных мастерских секты, высококвалифицированных и дисциплинированных. С людьми для абордажной группы тоже никаких проблем, разве что с оружейниками туговато – до полного комплекта не хватает еще одного. Все эти люди будут ждать вас в условленном месте.
Тесла достал листок бумаги и произвел на нем какие-то подсчеты.
– Через пятьдесят три часа мы их заберем, – пообещал он.
Изображавший капитанскую тень мэтр Джонс сжал кулаки. Когда сеанс связи завершился, помощник Теслы отступил к самой стене и вытянулся так, как всегда вытягивался перед плохими новостями.
– Снова в Сан-Франциско, капитан? – переспросил он Теслу. – Не опасно ли это? В прошлый раз были неприятности, да и сейчас вряд ли нас там ждут с фанфарами.
– Люди и боеприпасы, – ответил ему Николас, задумчиво пролистывая записную книжку в поисках соответствующих записей. – Ты уже слышал, что Мэтту удалось найти двух механиков для Голда и целую толпу нам с Гудвином. Что же до боеприпасов… арсенал почти что исчерпан. Кроме того, в прошлый раз нам не удалось купить запасные части – негодяй Айлендер перед смертью успел обнулить банковский счет.
– Но возле Фриско нас будут ждать! – едва ли не впервые возразил капитану Джонс. – Людей можно предупредить по радио и указать им любое место на калифорнийском побережье. К чему рисковать лишний раз?
– Перевезти новые «Скаты» будет не в пример труднее, – заметил Тесла. – Наш тайник был сделан еще до того, как треклятый Риковер произвел налет на базу и поломал там все оборудование. Теперь единственный источник столь сложных торпед – тайники. А ближайший как раз возле Сан-Франциско. Ты помнишь, что в нем лежит, или успел на всякий случай позабыть?
Николас покинул радиорубку и пошел по осевому коридору к своей каюте.
На память Дэвид Джонс не жаловался никогда, бумаги с описаниями каждого из тайников составлялись при его участии. Документы, относящиеся к тайнику в Сан-Франциско, он перебирал относительно недавно, когда пытался выяснить, с какой информацией мог убежать Айлендер. Тесла намекал на то самое оружие, которое им удалось эвакуировать с базы в последние минуты ее существования. Один его заряд хранился возле Фриско, другой – на одном из островов полинезийской группы. С ним Тесла действительно мог уничтожить весь флот Комиссии. Несколько секунд Дэвид Джонс предвкушал триумфальное возвращение домой. С победой, под американским флагом, наконец-то вернувшимся в свои, некогда покинутые владения. Капитан Тесла успел уйти далеко вперед, когда его помощник задумался над страшной и в то же время навязчивой мыслью – ради успеха, и личного, и государственного, придется убить одним выстрелом тысячи человек, выпустить джинна из бутылки. Впрочем, что ему с будущих кошмаров по ночам? Цель оправдывает средства, в особенности когда эта цель велика.
До следующей вахты Джонсу оставалось еще полтора часа, а потому он последовал примеру своего капитана – отправился в личную каюту топить остатки совести в контрабандой доставленном на борт алкоголе и молиться о неведомом чуде, которое могло бы спасти его душу от грядущих мук преисподней.
В офицерской столовой «Дежнева» царило молчание. Погибших на самом дирижабле не оказалось, но зато их в избытке было на других кораблях. Неожиданное нападение Теслы фактически уполовинило флот. «Психи», щедро расставленные на нижних боевых платформах, оказались бессильны против вылетающих из-под воды снарядов. Выставляемые ими преграды из плотного воздуха преодолевались оружием Теслы с фантастической легкостью. Создавалось даже впечатление, будто снаряды специально изобретались для сражений против тех, на чьей стороне уверенное психотехническое преимущество. Этот факт заставил задуматься даже твердолобых сторонников гипотезы о психотехнической субмарине.
Каждый из шести электрических ударов, по замыслу пиратов, должен был убить всех «психов» в радиусе шести сотен метров. Пять несущих электрическую смерть снарядов обезвредил сам Жуков, шестой, ценой своей жизни, – Спешинский. На британских и японских кораблях тоже имелись люди, готовые сделать то же, что и они, но снаряды летели кучно, и ближе всего к ним оказался «Бирон».
Мы сидели за длинным, накрытым белоснежной скатертью столом и вспоминали тех, кто оказался жертвою капитана Теслы. Незадолго до этого собрания из Сан-Франциско нам как раз доставили свежую провизию и корреспонденцию. Из письма, отправленного на наше имя российским послом, мы с Дмитрием узнали о трагической судьбе Алексея. Единственный побывавший на борту электрической субмарины комиссар так и не сумел скрыться от многочисленных соглядатаев.
Свечку в Никольском соборе, вспомнил я обещание Островского, которое ему оказалось не суждено выполнить. Метровую, обязательно. Дмитрий уловил мои Намерения и одобрительно кивнул.
Помимо погибших, среди авиаторов было много раненых. Некоторые снаряды, разрываясь неподалеку от корпуса, разлетались на тысячи осколков, каждый из которых стремился распороть надутые подъемной смесью камеры. Эти же осколки, попав в пространство боевой платформы, убивали и калечили. Защититься от них удавалось не каждому «психу», чего уж тут говорить о простых авиаторах, не одаренных Мастерством.
Минута молчания истекла, Чесноков внимательно изучил лица подчиненных и только после этого скомандовал приступить к трапезе.
Несмотря на обилие свежих продуктов, ели офицеры неохотно, будто бы через силу. Никто из них не понимал, отчего подводный пират не воспользовался создавшейся неразберихой, чтобы покончить с флотом Комиссии окончательно. Отчего электричество не стало самым первым ударом, сокрушающим неподготовленных «психов» и дарящим возможность беспрепятственно расстреливать потерявшие управление воздушные корабли?
– Господа офицеры, – попросил внимания Ростислав Чесноков, получив в разгар ужина записку от дежурного связиста. – Только что от перерасхода энергии и чудовищного перенапряжения скончался председатель Комиссии, Михаил Пахомович Жуков.
«Этот человек спас нас ценой своей жизни, – подумал я, стараясь не впадать в отчаяние. – Сгорел, как сгорают от перенапряжения взявшиеся не за свое дело подмастерья вроде меня. Стихло сопровождавшее гроссмейстера «Прощание славянки». Он умер, а я снова жив, дышу и ощущаю в себе присутствие той защищающей меня силы. Сугимото, Островский, теперь Жуков – долго ли я буду считать потери, прежде чем смогу хоть как-то оправдать их жертву?»
– Комиссия осталась без председателя, – пробормотал кто-то из офицеров после уже второй по счету минуты молчания. – А это значит, что дрейфовать нам здесь как минимум до полудня.
– У Жукова был заместитель, – поправил его другой офицер. Мне показалось, что это был уже знакомый мне Шмидт. – Лично мне кажется, что Костровицкого на следующем же заседании сделают новым председателем. Ни японцы, ни англичане не допустят, чтобы кто-то другой стал руководить операцией по уничтожению Немо.
Чесноков поднял голову и с усилием подавил в себе желание вступить в беседу. Я отчетливо видел оба его Намерения – за и против. О какой операции можно было говорить после такого разгрома? Против Немо впору собирать все силы трех империй, не иначе.
Очевидно, эти мысли не мне одному пришли в голову, поскольку кто-то за дальним концом стола их немедленно озвучил.
– После каждой такой бойни подводной лодке приходится возвращаться к берегам Северной Америки. – Дмитрий старался, чтобы его голос звучал уверенно: только так можно было подавить зарождающееся отчаяние в сердцах авиаторов. – В такие моменты Тесла особенно уязвим. Если правильно выбрать момент, можно атаковать его на мелководье, когда субмарина особенно уязвима с воздуха.
– А как быть с убийственным электричеством? – тут же задали ему вопрос «психи», управлявшие разгонной Ловушкой.
– Должна существовать причина, по которой на электрических снарядах обстрел и закончился, – ответил за Ледянникова Шмидт. – Не исключено, что эти взрывы негативно сказываются на электрических механизмах подводной лодки, хотя возможна и какая-то другая причина.
Заряд уверенности в благополучном исходе всколыхнул офицеров. Предаваться негативным эмоциям не хотелось никому из них, а возникшее обсуждение давало возможность отвлечься от тягостных мыслей.
– А как мы узнаем, что субмарина возле Сан-Франциско?
– А нельзя ли отрезать ее от берега и ослабить измором?
– Вряд ли у них много снарядов класса «океан-воздух». Надо воспользоваться дымовым заграждением и корректировать огонь при помощи «психов». На электрической подводной лодке ни один «псих» не выживет, а значит, они не смогут вести прицельный огонь…
Великое изобретение человечества – мозговой штурм. Мы с Дмитрием выслушивали одну безумную идею за другой и поражались отличию этой раскованной атмосферы от сковывающего всяческое мышление бюрократического дурмана на «Бироне». Возьмись дипломаты и эксперты за решение проблемы подводного пиратства с таким же энтузиазмом – давно бы выработали план по уничтожению Теслы.
– Кстати, насчет удобного момента, – наконец-то вступил в беседу сам Чесноков. – У меня есть одна идея…
Ночные посиделки в школьной столовой как-то незаметно приобрели регулярность. Профессор Воронин взял в Университете краткосрочный отпуск по состоянию здоровья и переселился поближе к Поликарпу Матвеевичу и Ксении, в комнату для гостей, что располагалась – по чистому совпадению – через стену от Ксениной спальни.
Третий неизменный участник их бесед тоже нашел способ приходить еженощно.
– Скоро уже, – отвечая на невысказанный вопрос, сообщил Воронин. – До Часа Ноль трое суток, плюс-минус несколько сотен минут.
– Так что сахар можете не экономить, – пошутил Поликарп Матвеевич, ритмично постукивая лезвием меча по пузатому боку тульского самовара. – Привычной нам жизни осталось около семидесяти двух часов. Есть идеи, как провести это время с максимальной пользой для Отечества?
Мысли собравшихся на мгновение переместились этажом выше, где беспокойным сном спала Ксения.
– Некоторые предсказания теряют силу, если о них рассказать тому, кого они касаются, – заметил профессор Воронин. – Увы, теперь, когда футуроскопический горизонт событий подступает все ближе и ближе, даже этот выход не спасет. Варианты развития планеты сейчас стягиваются в один тугой узел, и развязать его таким незначительным действием вряд ли получится.
– Гордиевы узлы разрубают, – заметил из угла третий собеседник. – Так что нас ждет кровопролитная война. Я даже не побоюсь этого слова – мировая. Если мои прогнозы имеют хоть какую-то силу, футуроскопии мало что угрожает. Война деформирует миллионы человеческих душ, погубит сотни тысяч жизней, но такой страшной ценой развяжет узел и будущее вновь станет поливариантным.
Сергей Владимирович позволил себе улыбнуться. Если гипотеза окажется верной… улыбка на лице профессора пропала так же быстро, как и появилась.
– Не самый лучший вариант, – покачал он головой, на которой за последнее время успело появиться немало седых волос. – Черт с ней, с этой футуроскопией! Но ведь мы же знаем, чем окончится для Российской империи эта война? Знаем. И уже ничего не можем изменить. Я перед тем, как спуститься по лестнице, пересматривал будущее всех людей, с кем бывал знаком. Везде однозначность – в редких случаях встречается развилка, но крайне непродолжительная, обе ветви развития сливаются воедино уже через час после ветвления.
Архипов с тревогой посмотрел на футуроскописта Заниматься разглядыванием будущего в такой близости от барьера Сергей Владимирович мог, только принимая наркотики, – интенсивная же деятельность могла и вовсе убить Воронина.
Я спал, когда одним-единственным залпом Тесла отправил в небытие «Святого Януария» и «Кромвеля», два средних дирижабля. Бежать до лестницы на нижнюю боевую платформу пришлось почти через весь осевой коридор, так что на месте я очутился как раз ко второму залпу.
«Дежнев» неторопливо раскручивал винты, вливал энергию в мирно дремлющую разгонную Ловушку, а по соседству с нами висели два рукотворных солнышка – два дирижабля, превращенных в гигантские летающие костры.
– Сначала мы набираем высоту, затем проходим над субмариной, – сказал дежурный по палубе, офицер по фамилии Шмидт. – Радиус разброса будет велик но мы постараемся сбросить максимальное количество бомб, может, хоть одна да повредит этого левиафана.
Я не выдержал и поделился со Шмидтом своими наблюдениями. О сражении Теслы против японского флота тот уже знал, но никто, конечно же, не сказал ему, что, столкнувшись с втрое меньшими силами, Тесле пришлось туго. Настолько туго, что субмарина вернулась в Сан-Франциско раньше времени.
– Значит, он все-таки уязвим! – воскликнул Шмидт, и я понял, что не зря ездил с Дмитрием в Америку.
Пускай собранными сведениями не желали пользоваться дипломаты, но у офицерского состава не существовало никаких табу на получение информации. Наверное, до этого сражения «Дежнев» оставался единственным кораблем во флоте, на котором верили в электрическую субмарину.
Я стоял возле бомболюка номер два, в непосредственной близости от защитной сетки. Суровый тихоокеанский ветер не мог пробиться сквозь барьер разгонной Ловушки, но его мощь все равно ощущалась. Дирижабль двигался величественно и неторопливо, как будто совершая обычный тренировочный полет.
В книгах воздушный бой описывался совсем не так. В книгах оглушительно стрекотали пулеметы, едкий дым воздушной маскировки мешал глядеть по сторонам, весь металлический корпус то и дело содрогался от попаданий, а «психи»-авиаторы из последних сил удерживали вокруг корабля Воздушную Ловушку.
Мы же двигались в относительной тишине, только деловые разговоры бомбардиров да гудение винтов не позволяли представить себя в синематографическом зале. Грохот взрывов и звуки выстрелов успешно отсеивала наша разгонная Ловушка, никто не метался по палубе, не размахивал руками. Самые опытные офицеры даже позволили своим подчиненным закурить.
Не все дирижабли управлялись столь хладнокровно. Мне и без бинокля было видно, как некоторые стрелки не выдерживали и приступали к обстрелу океанской глади из пулеметов, как бомбы выбрасывались слишком далеко от субмарины или же не выбрасывались вообще.
Мы поднялись выше всех дирижаблей и развернулись по ветру.
– У нас будет семь секунд на бомбежку, затем придется снова маневрировать, – сообщил Шмидт.
Только сейчас я понял, что рядом со мной нет напарника. Дмитрий где-то задерживался. Зная его, можно было предположить, что он сейчас стоит неподалеку от Чеснокова с мечом в руке и защищает его от вражеского влияния. Пускай подводная лодка и электрическая, а подстраховаться все равно не помешает.
Тесла выпустил еще шесть снарядов – я подумал, что пират на этот раз промахнулся, и даже успел обрадоваться, когда эти снаряды разорвались будто у меня в мозгу. Должно быть, именно так ему удалось победить японцев, да и наш флот тоже не смог оказать достойного сопротивления электрическому удару.
В пространство между внешним корпусом и металлическим покрытием платформы ворвался природный ветер. Защищавшая от него Ловушка развалилась на куски, а на строительство новой требовалось около часа. Дирижабль действительно вздрогнул, хоть в этом книги не обманули. На той высоте, которую мы набрали, ветер был особенно суров. Мне не помогли даже сеансы аутотренинга, и я вспомнил про Бориса с его ветряной шубой. Его бы сюда, посмотреть, как беззащитен человек перед воздушной стихией.
– Этому Тесле помогает сам дьявол! – заметил офицер Шмидт, отдавая команду эвакуировать большую часть бомбардиров наверх, под прикрытие теплых камер, внешнего корпуса и парового отопления. – До атаки оставалось сорок три секунды по моему хронометру.
Сорок три секунды, подумал я. Почти что минута. Этот дьявол, верно, знатный перестраховщик, Космическому Счастливчику помогают ангелы, но они чтят свободу воли настолько, что вмешиваются только в последнюю секунду.
– Прошу прощения, но мы только что завершили первую часть нашей операции, – выдохнул Николас Тесла в микрофон. – Объединенный флот узнал, на что способна сила электричества, примененная в военном деле. Это шах. Мат будет поставлен чуть позже, когда они примут мой вызов.
– Значит ли это, что мне пора готовить людей к восстанию? – раздался из динамиков недоверчивый голос Мэтта. – Мне не хотелось бы торопить вас, Ник, но обстановка в протекторате начинает накаляться. Еще месяц – и я потеряю контроль над ситуацией.
Капитан «Линкольна» устало кивнул, затем спохватился и произнес:
– Сигналом к началу восстания станет сообщение об уничтожении флота международной Комиссии. Не пропустите его, поскольку это самый выгодный момент для выступления – все будут в шоке от случившегося. Дипломаты будут дезориентированы, морские перевозки подорожают.
А еще мир узнает о том, что психотехника устарела и три империи, объединившись, не смогли победить одного мятежника. Не пройдет и полугода, как во всех армиях мира появятся электрические машины.
– Вы обещали поднять над «Линкольном» американский флаг, – напомнил Мэтт. – Это случится сразу после уничтожения флота, не так ли?
– Немного раньше, – усмехнулся Тесла, искренне сожалея, что изображения радиоволны не передают. – Не будь мой подводный корабль таким скрытым от посторонних глаз, все бы увидели, что в решающее сражение мы пойдем под американским флагом. Можете рассказать об этом своим сторонникам. Пропагандистский эффект и все такое.
– Замечательно, господин Тесла! – отозвался предводитель калифорнийских революционеров. – Это действительно привлечет добровольцев, особенно из числа колеблющихся. Кстати, о добровольцах. Я поговорил с главой рационалистов насчет механиков. Я так понимаю, долгожданный момент близок, теперь этой мыслью проникся и он. Поэтому у вас будет три механика из секретных мастерских секты, высококвалифицированных и дисциплинированных. С людьми для абордажной группы тоже никаких проблем, разве что с оружейниками туговато – до полного комплекта не хватает еще одного. Все эти люди будут ждать вас в условленном месте.
Тесла достал листок бумаги и произвел на нем какие-то подсчеты.
– Через пятьдесят три часа мы их заберем, – пообещал он.
Изображавший капитанскую тень мэтр Джонс сжал кулаки. Когда сеанс связи завершился, помощник Теслы отступил к самой стене и вытянулся так, как всегда вытягивался перед плохими новостями.
– Снова в Сан-Франциско, капитан? – переспросил он Теслу. – Не опасно ли это? В прошлый раз были неприятности, да и сейчас вряд ли нас там ждут с фанфарами.
– Люди и боеприпасы, – ответил ему Николас, задумчиво пролистывая записную книжку в поисках соответствующих записей. – Ты уже слышал, что Мэтту удалось найти двух механиков для Голда и целую толпу нам с Гудвином. Что же до боеприпасов… арсенал почти что исчерпан. Кроме того, в прошлый раз нам не удалось купить запасные части – негодяй Айлендер перед смертью успел обнулить банковский счет.
– Но возле Фриско нас будут ждать! – едва ли не впервые возразил капитану Джонс. – Людей можно предупредить по радио и указать им любое место на калифорнийском побережье. К чему рисковать лишний раз?
– Перевезти новые «Скаты» будет не в пример труднее, – заметил Тесла. – Наш тайник был сделан еще до того, как треклятый Риковер произвел налет на базу и поломал там все оборудование. Теперь единственный источник столь сложных торпед – тайники. А ближайший как раз возле Сан-Франциско. Ты помнишь, что в нем лежит, или успел на всякий случай позабыть?
Николас покинул радиорубку и пошел по осевому коридору к своей каюте.
На память Дэвид Джонс не жаловался никогда, бумаги с описаниями каждого из тайников составлялись при его участии. Документы, относящиеся к тайнику в Сан-Франциско, он перебирал относительно недавно, когда пытался выяснить, с какой информацией мог убежать Айлендер. Тесла намекал на то самое оружие, которое им удалось эвакуировать с базы в последние минуты ее существования. Один его заряд хранился возле Фриско, другой – на одном из островов полинезийской группы. С ним Тесла действительно мог уничтожить весь флот Комиссии. Несколько секунд Дэвид Джонс предвкушал триумфальное возвращение домой. С победой, под американским флагом, наконец-то вернувшимся в свои, некогда покинутые владения. Капитан Тесла успел уйти далеко вперед, когда его помощник задумался над страшной и в то же время навязчивой мыслью – ради успеха, и личного, и государственного, придется убить одним выстрелом тысячи человек, выпустить джинна из бутылки. Впрочем, что ему с будущих кошмаров по ночам? Цель оправдывает средства, в особенности когда эта цель велика.
До следующей вахты Джонсу оставалось еще полтора часа, а потому он последовал примеру своего капитана – отправился в личную каюту топить остатки совести в контрабандой доставленном на борт алкоголе и молиться о неведомом чуде, которое могло бы спасти его душу от грядущих мук преисподней.
В офицерской столовой «Дежнева» царило молчание. Погибших на самом дирижабле не оказалось, но зато их в избытке было на других кораблях. Неожиданное нападение Теслы фактически уполовинило флот. «Психи», щедро расставленные на нижних боевых платформах, оказались бессильны против вылетающих из-под воды снарядов. Выставляемые ими преграды из плотного воздуха преодолевались оружием Теслы с фантастической легкостью. Создавалось даже впечатление, будто снаряды специально изобретались для сражений против тех, на чьей стороне уверенное психотехническое преимущество. Этот факт заставил задуматься даже твердолобых сторонников гипотезы о психотехнической субмарине.
Каждый из шести электрических ударов, по замыслу пиратов, должен был убить всех «психов» в радиусе шести сотен метров. Пять несущих электрическую смерть снарядов обезвредил сам Жуков, шестой, ценой своей жизни, – Спешинский. На британских и японских кораблях тоже имелись люди, готовые сделать то же, что и они, но снаряды летели кучно, и ближе всего к ним оказался «Бирон».
Мы сидели за длинным, накрытым белоснежной скатертью столом и вспоминали тех, кто оказался жертвою капитана Теслы. Незадолго до этого собрания из Сан-Франциско нам как раз доставили свежую провизию и корреспонденцию. Из письма, отправленного на наше имя российским послом, мы с Дмитрием узнали о трагической судьбе Алексея. Единственный побывавший на борту электрической субмарины комиссар так и не сумел скрыться от многочисленных соглядатаев.
Свечку в Никольском соборе, вспомнил я обещание Островского, которое ему оказалось не суждено выполнить. Метровую, обязательно. Дмитрий уловил мои Намерения и одобрительно кивнул.
Помимо погибших, среди авиаторов было много раненых. Некоторые снаряды, разрываясь неподалеку от корпуса, разлетались на тысячи осколков, каждый из которых стремился распороть надутые подъемной смесью камеры. Эти же осколки, попав в пространство боевой платформы, убивали и калечили. Защититься от них удавалось не каждому «психу», чего уж тут говорить о простых авиаторах, не одаренных Мастерством.
Минута молчания истекла, Чесноков внимательно изучил лица подчиненных и только после этого скомандовал приступить к трапезе.
Несмотря на обилие свежих продуктов, ели офицеры неохотно, будто бы через силу. Никто из них не понимал, отчего подводный пират не воспользовался создавшейся неразберихой, чтобы покончить с флотом Комиссии окончательно. Отчего электричество не стало самым первым ударом, сокрушающим неподготовленных «психов» и дарящим возможность беспрепятственно расстреливать потерявшие управление воздушные корабли?
– Господа офицеры, – попросил внимания Ростислав Чесноков, получив в разгар ужина записку от дежурного связиста. – Только что от перерасхода энергии и чудовищного перенапряжения скончался председатель Комиссии, Михаил Пахомович Жуков.
«Этот человек спас нас ценой своей жизни, – подумал я, стараясь не впадать в отчаяние. – Сгорел, как сгорают от перенапряжения взявшиеся не за свое дело подмастерья вроде меня. Стихло сопровождавшее гроссмейстера «Прощание славянки». Он умер, а я снова жив, дышу и ощущаю в себе присутствие той защищающей меня силы. Сугимото, Островский, теперь Жуков – долго ли я буду считать потери, прежде чем смогу хоть как-то оправдать их жертву?»
– Комиссия осталась без председателя, – пробормотал кто-то из офицеров после уже второй по счету минуты молчания. – А это значит, что дрейфовать нам здесь как минимум до полудня.
– У Жукова был заместитель, – поправил его другой офицер. Мне показалось, что это был уже знакомый мне Шмидт. – Лично мне кажется, что Костровицкого на следующем же заседании сделают новым председателем. Ни японцы, ни англичане не допустят, чтобы кто-то другой стал руководить операцией по уничтожению Немо.
Чесноков поднял голову и с усилием подавил в себе желание вступить в беседу. Я отчетливо видел оба его Намерения – за и против. О какой операции можно было говорить после такого разгрома? Против Немо впору собирать все силы трех империй, не иначе.
Очевидно, эти мысли не мне одному пришли в голову, поскольку кто-то за дальним концом стола их немедленно озвучил.
– После каждой такой бойни подводной лодке приходится возвращаться к берегам Северной Америки. – Дмитрий старался, чтобы его голос звучал уверенно: только так можно было подавить зарождающееся отчаяние в сердцах авиаторов. – В такие моменты Тесла особенно уязвим. Если правильно выбрать момент, можно атаковать его на мелководье, когда субмарина особенно уязвима с воздуха.
– А как быть с убийственным электричеством? – тут же задали ему вопрос «психи», управлявшие разгонной Ловушкой.
– Должна существовать причина, по которой на электрических снарядах обстрел и закончился, – ответил за Ледянникова Шмидт. – Не исключено, что эти взрывы негативно сказываются на электрических механизмах подводной лодки, хотя возможна и какая-то другая причина.
Заряд уверенности в благополучном исходе всколыхнул офицеров. Предаваться негативным эмоциям не хотелось никому из них, а возникшее обсуждение давало возможность отвлечься от тягостных мыслей.
– А как мы узнаем, что субмарина возле Сан-Франциско?
– А нельзя ли отрезать ее от берега и ослабить измором?
– Вряд ли у них много снарядов класса «океан-воздух». Надо воспользоваться дымовым заграждением и корректировать огонь при помощи «психов». На электрической подводной лодке ни один «псих» не выживет, а значит, они не смогут вести прицельный огонь…
Великое изобретение человечества – мозговой штурм. Мы с Дмитрием выслушивали одну безумную идею за другой и поражались отличию этой раскованной атмосферы от сковывающего всяческое мышление бюрократического дурмана на «Бироне». Возьмись дипломаты и эксперты за решение проблемы подводного пиратства с таким же энтузиазмом – давно бы выработали план по уничтожению Теслы.
– Кстати, насчет удобного момента, – наконец-то вступил в беседу сам Чесноков. – У меня есть одна идея…
Ночные посиделки в школьной столовой как-то незаметно приобрели регулярность. Профессор Воронин взял в Университете краткосрочный отпуск по состоянию здоровья и переселился поближе к Поликарпу Матвеевичу и Ксении, в комнату для гостей, что располагалась – по чистому совпадению – через стену от Ксениной спальни.
Третий неизменный участник их бесед тоже нашел способ приходить еженощно.
– Скоро уже, – отвечая на невысказанный вопрос, сообщил Воронин. – До Часа Ноль трое суток, плюс-минус несколько сотен минут.
– Так что сахар можете не экономить, – пошутил Поликарп Матвеевич, ритмично постукивая лезвием меча по пузатому боку тульского самовара. – Привычной нам жизни осталось около семидесяти двух часов. Есть идеи, как провести это время с максимальной пользой для Отечества?
Мысли собравшихся на мгновение переместились этажом выше, где беспокойным сном спала Ксения.
– Некоторые предсказания теряют силу, если о них рассказать тому, кого они касаются, – заметил профессор Воронин. – Увы, теперь, когда футуроскопический горизонт событий подступает все ближе и ближе, даже этот выход не спасет. Варианты развития планеты сейчас стягиваются в один тугой узел, и развязать его таким незначительным действием вряд ли получится.
– Гордиевы узлы разрубают, – заметил из угла третий собеседник. – Так что нас ждет кровопролитная война. Я даже не побоюсь этого слова – мировая. Если мои прогнозы имеют хоть какую-то силу, футуроскопии мало что угрожает. Война деформирует миллионы человеческих душ, погубит сотни тысяч жизней, но такой страшной ценой развяжет узел и будущее вновь станет поливариантным.
Сергей Владимирович позволил себе улыбнуться. Если гипотеза окажется верной… улыбка на лице профессора пропала так же быстро, как и появилась.
– Не самый лучший вариант, – покачал он головой, на которой за последнее время успело появиться немало седых волос. – Черт с ней, с этой футуроскопией! Но ведь мы же знаем, чем окончится для Российской империи эта война? Знаем. И уже ничего не можем изменить. Я перед тем, как спуститься по лестнице, пересматривал будущее всех людей, с кем бывал знаком. Везде однозначность – в редких случаях встречается развилка, но крайне непродолжительная, обе ветви развития сливаются воедино уже через час после ветвления.
Архипов с тревогой посмотрел на футуроскописта Заниматься разглядыванием будущего в такой близости от барьера Сергей Владимирович мог, только принимая наркотики, – интенсивная же деятельность могла и вовсе убить Воронина.