- Стойте! Дальше не сметь! Там сказка! - всполошились литературные критики на своей заставе. Но мы разогнались уже выше скорости звука, и...
...Вначале я даже не понял, где нахожусь. Передо мной на мрачной скале возвышался странно знакомый замок. Из его самой высокой башни слышался безутешный плач похищенной царевны. Да, да, это был пользующийся дурной славой замок Кощея Бессмертного!
Я вошел в рыцарский зал, там слышалась невидимая угрюмая музыка и резко пахло нечеловечьим духом.
Пыпин был уже тут. Он развалился в кресле-качалке и, уютно покачиваясь, курил сигарету. Будучи крайне неуклюжим, я с грохотом наткнулся на стул, но Кощей и его гость не заметили этого. Они ревниво изучали друг друга. Наконец Пыпин отбросил окурок и провозгласил:
- Ну что же, будем считать творческий семинар злодеев открытым! - И сразу поднял скандал: - Чур, первым беру слово! И для начала прямо скажу, невзирая на лица: по старинке работаете вы, негодяи из сказок! Выгляни в окно, разлюбезный Кощей, на улице вторая половина двадцатого века!
- Нет, хулиган мой тоже разлюбезный, это у вас обо мне превратное представление. А сказка нынче шагает в ногу с наукой, - лукаво отвечал Кощей. - Вот как вы там, в реальности, живописуете секрет моего бессмертия? Мол, заключено оно в яйце. А яйцо, дескать, находится в утке, а утка в зайце и тэдэ и тэпэ. И если разбить это яйцо, я дух испущу. Не так ли? И простаки этому верят! Вот Иван-царевич сейчас утку убил, яйцо в море упало, и он за ним полез на морское дно. Не знает, дурачок, что секрет бессмертия моего совсем в другом. В обыкновенной диете! Во мне... потрогай... ну, потрогай, не бойся... ни одной жиринки нет... Во! Иван-царевич в сей момент кокнул яйцо о камень, сюда, будто на крыльях, летит, думает, нет уже Кощея!
В зал вбежал счастливый Иван-царевич и остолбенел, увидев живого Кощея. Бедняга растерянно посмотрел на две половинки куриного яйца, которые еще держал в руках, и зарыдал от досады.
Мне стало жалко и царевича, и царевну, и я лихорадочно начал думать, как бы помочь несчастным влюбленным. Мыслительный процесс в моей голове протекал настолько шумно, что Пыпин заметил меня и бросился вон из замка. И при этом забыл второпях свою спортивную сумку с конфетами, тортами и прочими сладостями, которыми он искушал детвору.
- Ну, а я займусь вами, - сказал Кощей, деловито потирая руки. - Пожалуй, прямо сейчас, не медля.
И тотчас в зал ввалился, сталкиваясь в дверях и гремя пюпитрами, бродячий симфонический оркестр, который потом аккомпанировал Пыпину, когда тот пытался отрезать баллон еще в Новороссийском порту.
Дирижер поспешно взмахнул палочкой.
- Три! Четыре!.. Зловеще... зловеще... еще зловещей!.. Совсем ужасно!..
- Делай со мной что хочешь, - обреченно ответил царевич Кощею. - Столько потрачено сил, и все впустую!
А я горько пожалел о том, что мне так и не удалось перевоспитать хулигана Пыпина и тем самым искупить вину перед семьей и школой. И после моего таинственного исчезновения самый строгий завуч скажет на первом же педсовете: "Так, так! Свалил на нас свои недостатки и скрылся! Хорош гусь! Этот Иван Иваныч!" И еще мне было очень обидно за сказку, в которой нечаянно очутился. У всех сказок счастливый конец, а у этой финал будет печальным. Неужели люди до сих пор ошибались, считая, что сказки всегда заканчиваются для положительных героев только хорошо?
- А в этой сумке что? Ну-ка, ты, юнга, подай ее сюда! - приказал Кощей, сгорая от любопытства.
Я протянул Бессмертному сумку, он торопливо расстегнул молнию и в ужасе воскликнул:
- Проклятье! Это же сладкое, оно полнит! Не совладав со страшным соблазном, Кощей жадно схватил огромный кусок торта, запихнул его в рот и мгновенно скончался от сильного ожирения.
Царевич сейчас же помчался в башню, где томилась царевна, я пошел искать своего хулигана, радуясь за людей. Они не ошиблись, и у сказки о царевиче и царевне был счастливый конец. А Пыпин, узнав о том, что явился причиной радостного конца, сильно огорчился и, оправдываясь, говорил:
- Невольно помог, невольно...
ГЛАВА IV, в которой юнга все-таки терпит временное поражение, и после этого события совершают резкий поворот в другую сторону
Наш буксир тем временем весело летел по волнам в сторону Мыса Горн. Погода в эти дни стояла подозрительно ясная - солнце не покидало чистого неба даже ночью, ласкало нас, стараясь и так и сяк усыпить нашу бдительность. С ним в сговоре находилось море. Оно сияло синими красками всевозможных оттенков. Над палубой, словно над лесной лужайкой, порхали летающие рыбки. И даже Морской ящер - чудовище, о существовании которого спорили ученые и признали, что его нет, - и тот решил внести свою лепту в создание этой идиллии, поднялся из океанских глубин и позволил себя сфотографировать как бесспорный научный факт. Я уж не говорю о дельфинах. Эти загадочные существа эскортировали нас, сменяя друг друга. И баллон доверчиво бежал за нами, как большая добродушная собака.
Но наша команда была начеку. Каждый из нас усвоил еще с пеленок мою простую матросскую заповедь: "Хорошая погода существует для того, чтобы скрыть приближение шторма, который, в свою очередь, существует для того, чтобы скрыть приближение хорошей погоды. А если ты не будешь готов к этому, хорошая погода застанет тебя врасплох. Поэтому во время ясной погоды готовься к шторму. Во время шторма готовься к продуктивному отдыху".
И теперь, невзирая на жару, вся команда ходила в толстых непромокаемых зюйдвестках, набросив на головы капюшоны, и высоких резиновых сапогах. Каждый матрос был наготове, чтобы в любую минуту включиться в азартный аврал.
И только я оставался беспечным, разгуливал в тельняшке, в засученных до колен штанах и босой, потому что на меня-то, как на совсем еще желторотого моряка, шторм должен свалиться совершенно неожиданно. Сбить с ног и, если нужно, смыть за борт.
А пока шторм исподтишка подбирался к буксиру, мы втроем гуляли по палубе, точно неразлучные друзья, - Пыпин, Толик и я.
И когда неподалеку от нас из воды показывалась темная лоснящаяся спина кита, Толик с тайной надеждой вскрикивал:
- Смотрите, там риф!
- Это кит Тимофей, - отвечал я, успокаивая мальчика.
- Трудно было разок солгать? Жалко, что ли? - желчно бормотал Пыпин.
- Трудно, очень трудно, - честно признался я. - Понимаете, мне под силу говорить только чистую правду.
И отчаивался из-за того, что ему-то, Пыпину, солгать ничего не стоило. Вот уже целых полвека я пытаюсь увлечь Пыпина своим личным заразительным примером, но ветеран улиц и подворотен, вместо того чтобы подражать моим скромным благородным поступкам, с каждым годом доставляет все больше хлопот. То подобьет мальчика-индейца съесть без спроса матери банку варенья, то научит девочку с острова Пасхи, и она, закапризничав, откажется пить кипяченое молоко. У меня уже не осталось времени на другие приключения, я едва успеваю спасать детей всех пяти континентов от его дурного влияния.
- А вам, Пыпин, не мешает подумать, почему я говорю только сущую правду, твердо сказал я.
С каким бы удовольствием я тоже солгал хотя бы разок. Ну, не в прямом смысле слова, а хотя бы немножко преувеличил или преуменьшил, что ли. В общем, слегка-слегка отступил от того, как было на самом деле. Но мне, по твердым представлениям окружающих, были чужды даже такие мизерные простительные слабости. И вот приходится стараться, дабы не подвести тех, кто это придумал.
И все-таки неугомонный мальчик нашел рифы для нашего корабля. Только увидел он их не в океане, а на... Но рассказ любит последовательность, и поэтому не стоит забегать вперед.
Итак, пока мы с Пыпиным соревновались, кто раньше узнает тайну Толика, сам загадочный мальчик заинтересовался штурманом Федей. Он сделал это очень осторожно, скрытно от нас, и мы, неотступно следуя за Толиком, даже не замечали, когда находились вместе с ним в штурманской рубке. Мальчик, как я догадываюсь теперь, старался завоевать доверие штурмана. А мы с Пыпиным тогда, не подозревая об этом, не сводили друг с друга бдительных глаз.
Покорив сердце штурмана, Толик приступил к исполнению своего дьявольского плана, и однажды, когда наша троица загорала на юте, перевел и мои, и Пыпина биологические часы на двенадцать часов вперед.
Я лежал на животе, глядя в сторону Пыпина, карауля каждое его движение, и рассеянно думал: "Что это Толик проделывает с Пыпиным?"
А затем ловкий мальчик переполз на четвереньках ко мне, и я краем уха услышал, как где-то внутри, под моими лопатками, что-то несколько раз повернулось вокруг своей оси.
"Будто стрелки часов перевели", - промелькнуло в моей голове. Но у меня не было ни секундочки времени, чтобы отвлечься и посмотреть, что же там делает Толик Слонов. Я опасался, что именно в этот момент Пыпин, оказавшись без присмотра, первым узнает тайну, за которой мы оба охотились уже который день. И я так и не повернул головы.
А потом со мной началось что-то неладное. Солнце еще стояло в зените, а меня уже потянуло в сон. Пыпин тоже зевал и таращил глаза, стараясь продрать слипающиеся веки.
Толик укачивал нас поочередно и пел колыбельную песню собственного сочинения:
Баю-баюшки-баю,
Не ложися на корму,
Приплывет барракуда
И достанет оттуда!
Толик намекал, чтобы я и Пыпин перебрались в кубрик, развязав ему руки для действия. Но у нас уже не было сил подняться на ноги, и мы сладко уснули здесь же на корме.
Я не люблю фантазировать, предпочитая рассказывать о том, что было на самом деле. Но если бы я призвал на помощь все свое богатое воображение, мне бы все равно не удалось нарисовать картину катастрофы, которая могла обрушиться на наш отважный, но хрупкий буксир, не остановись мои биологические часы. Что с ними произошло - лопнула ли пружина, или одно колесико зацепилось за другое, - не знаю. Однако через пять минут сна я открыл глаза и обнаружил, что обстановка резко изменилась. Судно терзал ураган силой в тринадцать баллов. Он поднимал буксир на гребни огромных волн и бросал его в бездонную мрачную пропасть. Все окружала плотная серая мгла, скрывавшая от меня даже кончик моего собственного носа. Но все же мне удалось разглядеть мирно посапывающего Пыпина. Его биологические часы тикали как ни в чем не бывало, показывая глубокую ночь. Я понял, что моим главным противником именно в этом начинающемся приключении будет кто-то другой, и поискал глазами Толика Слонова. Но мальчик уже исчез во мгле.
Я бросился на его поиски, натыкаясь на членов команды. Мои славные товарищи, раздевшись до плавок, деятельно готовились к ясным безоблачным дням, помня о том, что погода коварна. Что теперь в любой момент на смену буре могут прийти солнце и штиль. Они весело красили надстройки любимого судна и, конечно, видели проходящего мальчика. Но никто не знал, что судну угрожает какая-то еще неведомая опасность, а я не мог им об этом сказать, потому что это были всего лишь догадки юнги, и опытные моряки просто были обязаны поднять меня на смех.
Как всегда, я положился на свою интуицию, и она привела меня в штурманскую рубку. Заглянув в дверь, я увидел стол, на котором лежала карта, и штурмана, прокладывающего курс. Для того чтобы были видны все мельчайшие островки, мели и рифы, Федя держал перед глазами сильный морской бинокль и разглядывал через окуляры район океана, по которому в это время плыл наш буксир.
Но того, кого я искал, в рубке не было. Интуиция моя заметалась, заскулила, как ищейка, потерявшая след. Я, признаться, удивился ее промашке. До сих пор она не ошибалась и вот теперь выкинула номер - привела меня не туда, куда нужно.
Я мысленно пожурил ее и простил на первый раз. Она благодарно лизнула мою руку. В общем-то, мне от этого не стало легче. Приключение уже было в разгаре, а я еще точно не знал, кто мой противник и свое место в приключении. "На бак, что ли, сбегать?" - подумал я и собрался было отправиться на бак, но тут штурман Федя оторвался от карты, подошел к матросу Косте, стоявшему у руля, и из-под стола вылез Толик Слонов.
Интуиция обиженно зарычала на мальчика, но я предостерегающе шепнул ей "тсс...", и она послушно прилегла у моих ног.
А маленький авантюрист быстро схватил карандаш и линейку, провел на карте черту и незаметно выскочил из рубки.
Интуиция потянула меня за рукав, предлагая последовать за Толиком Слоновым. "Сегодня с тобой что-то неладное, - мысленно сказал я ей. - Теперь ты опережаешь события. Неужели ты не чувствуешь, что мне следует подождать? И хорош я буду, если штурман заметит на карте чужую руку и окажется, что проделка Толика и начавшееся приключение не имеют между собой ничего общего".
Интуиция виновато опустила голову, я ободряюще похлопал ее по холке, и мы стали ждать, что будет дальше.
Постояв некоторое время спиной к столу, штурман Федя повернулся, подошел к карте и, бросив на нее взгляд, крикнул Косте:
- Поворот двадцать градусов!
"Пора!" - подумал я и выбежал вон из рубки.
Будь на моем месте хотя бы младший матрос, он бы предостерег штурмана. Но юнге еще рано было разбираться в премудростях навигации. И потому он не мог знать, что странный мальчик, вдруг найденный на буксире, проложил курс прямо на рифы. Но зато юнга мог вовремя заметить рифы, потому что у него были самые молодые и зоркие глаза.
И я, выбежав на палубу, первым делом воспользовался этим правом - сразу увидел острые грозные рифы, выступавшие из пучины под самым носом нашего буксира.
- Прямо по курсу рифы! - крикнул я капитану, стоявшему на мостике.
- Спасибо, юнга! Ваш случайно брошенный взгляд спас наш буксир от неминуемой гибели, - похвалил меня капитан и скомандовал:
- Право руля!
Но тут же появился боцман и доложил:
- Капитан, стоило вам подать команду, и руль сразу вышел из строя!
- Тогда мы погибли, - мужественно заметил капитан и посмотрел на меня с тайной надеждой.
Самообладание и законы приключений не позволяли ему сказать прямо: "Юнга, пусть вам в голову побыстрее придет дерзкая идея, которая поможет спасти наше старое доброе судно. Ведь вы по штату самый проворный, находчивый из нас".
Я и сам знал, что только мне под силу спасти команду и буксир. И до сих пор у меня это каждый раз каким-то непонятным образом получалось.
Но теперь обстановка оказалась такой безнадежной, что даже я бы показался полным безумцем, если бы попытался искать пути к нашему спасению.
Капитан и сгрудившаяся вокруг него команда прочитали это на моем грустном лице и приготовились встретить гибель, как и подобает мужественным морякам. И только мальчишка - главный виновник - бегал по судну и счастливо кричал:
- И уже ничего нельзя сделать! Ура! Ну-ка, волна, ударь посильнее!
И, словно услышав его просьбу, огромная, жуткая волна растолкала своих меньших сестер, подхватила буксир и, раскачав его взад-вперед, чтобы удар вышел сильней, понесла на острые угрюмые скалы, торчавшие из воды.
Я смотрел на приближающиеся страшные рифы и с печалью думал о туапсинской детворе, которая ждет не дождется нас с запасом дыма.
И вдруг мне в голову пришла отчаянная мысль.
"А что, если... - сказал я себе. - Рифы, они же не сплошные. Они, как и мы, состоят из молекул. А между молекулами всегда есть небольшие пустоты. И если направить судно так, чтобы наши молекулы как раз прошли через эти пустоты?"
- Прошу всех замереть на местах! - крикнул я звонким юношеским голосом и направил наши молекулы - и корабля, и членов команды - в пустоты, намеченные мною в рифах.
Мы прошли сквозь грозные скалы, точно нож сквозь растаявшее сливочное масло. Когда рифы остались за кормой, я вернул руль матросу Косте и огляделся. Все мои товарищи стояли на своих местах, живые и невредимые. Даже явившийся в последний момент Пыпин и тот замер там, где его застала моя просьба. Такое с ним случилось впервые с тех пор, как мы полвека назад случайно расстались на пирсе Новороссийска.
И все же кого-то не хватало. Я бросил взгляд за корму и увидел Толика Слонова, держащегося обеими руками за гребень рифа. Мне сразу же стало ясно, что произошли. Вопреки моей просьбе непослушный мальчишка продолжал бегать по палубе, и одна из его молекул зацепилась за молекулы скалы.
Но рассуждать было некогда. На мальчика надвигалась та самая ненасытная волна, которая только что пыталась разбить наш буксир о рифы. Потерпев неудачу, она повернула назад, намереваясь выместить на Толике всю свою неизрасходованную ярость. Поэтому я, не раздумывая, бросился в океан и выхватил его у волны перед самым ее носом. Мы укрылись за противоположной стороной скалы, и волна промчалась мимо нас, как говорят, с пустыми руками. Пока разъяренный вал разворачивался, чтобы снова напасть на нас, я подхватил Толика под мышки и благополучно доставил на борт нашего славного корабля.
Когда мы ступили на палубу, к Толику подошел капитан и укоризненно сказал:
- Вот к чему приводят шалости. Ведь прежде всего ты мог погибнуть сам.
Я увидел за его спиной обиженное лицо штурмана Феди.
- Но ничего же не произошло? - возразил Толик капитану и штурману.
- То есть как - ничего? Ты мог утонуть, - пояснил капитан.
Толик засмеялся и сказал:
- Ну и что же? Зачем тогда путешествуют люди? Разве не ради риска и острых ощущений?
Тут даже удивился я, повидавший всякое на своем веку, в том числе и то, чего не было. Удивился тому, что такой большой мальчик до сих пор не понял, ради чего путешествуют люди.
- Кто вы, в конце концов, и как все-таки к нам попали?! - воскликнул капитан, потеряв терпение.
- Ну, если вас это очень интересует, ладно, я расскажу, - важно пообещал Толик.
К этому времени ураган, конечно, ушел. На небе появилось жаркое, ослепительное солнце, которое тотчас же высушило всех промокших.
Но ясной погоде и на этот раз не удалось застать нас врасплох. На буксире уже все было готово для отдыха. В кают-компании шумел растопленный самовар, на накрытом для чая столе вазы с конфетами и вареньем. И когда команда уселась за стол, Толик рассказал свою историю.
ГЛАВА V, рассказанная Толиком Слоновым, в которой он нехотя открывает тайну своего загадочного поведения
На второй день каникул мама сказала:
- Сынок, сходи, пожалуйста, в магазин. Купи хлеба. "Вот они, однообразные будни нашего детства. Уроки, общественные поручения, помощь родителям по дому", - подумал я уныло, а вслух ответил небрежно:
- Как хочешь, сходить я, конечно, могу, но при этом у меня останется масса непрочитанных книг по школьной программе.
- Ну тогда, конечно, садись и читай, - забеспокоилась мама.
Я понял, что прогадал. По дороге за хлебом можно было развлечься постукать футбольный мяч или просто поболтать с ребятами. Словом, даже ребенок из младшей группы детского сада и тот бы сообразил, что лучше сходить в магазин, чем изнывать над какой-нибудь книгой.
- Впрочем, я все перепутал, это я завтра не читал, - сказал я, будто бы спохватившись, и даже хлопнул себя по лбу - вот, мол, какой я заучившийся ребенок. - В общем, у меня есть свободное время. Распоряжайся мной как хочешь, - сказал я самоотверженно.
- Вот и хорошо! - обрадовалась мама. - Значит, купишь батон и... - Тут она тоже хлопнула себя по лбу: - Ах, я тоже забыла! Соседи ждут очень важного звонка из Антарктиды, просили, чтобы ты посидел у них дома, всего часок. А я уж сама за хлебом схожу. И знаешь, так даже будет надежней. Не то ты опять вместо хлеба накупишь конфет.
Я понял, что все-таки попался. Но делать было нечего. Я стиснул зубы и поплелся к соседям.
А рядом с нами жил известный ученый, крупнейший специалист сразу по всем языкам. Только сейчас его не было дома, а дверь мне открыла его жена.
- Вот тебе коробка конфет. Садись в гостиной возле телефона, ешь конфеты и жди звонка. А я вернусь через час, - сказал она и ушла.
Я повалился в широкое старое кресло и начал скучать, поедая конфеты. Почему-то все взрослые и дети считают, будто для меня нет ничего дороже конфет. Какое заблуждение! На самом деле я ем их в большом количестве ради того, чтобы хоть как-то разнообразить свою бесцветную жизнь.
Я съел три конфеты, затем сразу две... И вдруг мое левое ухо уловило звук, странный для безлюдных комнат. Он донесся откуда-то из глубин обширной профессорской квартиры. Кто-то неумело, делая длинные паузы, стучал по клавишам пишущей машинки.
"Привидение! - подумал я. - Наконец-то на склоне моих двенадцати лет я дождался настоящего приключения!"
Я встал на цыпочки, вышел в коридор и осторожно заглянул в профессорский кабинет, где, как мне помнилось, стояла машинка. Заглянул и чуть не заплакал от досады.
В старинном кожаном кресле, стоявшем перед профессорским письменным столом, сидел белый с шоколадным оттенком спаниель Аркадий и осторожно, точно пробуя, горячо или холодно, бил передней лапой по клавишам дорогой заграничной машинки. Ударит по клавишам и тут же отдернет лапу.
- Ты что делаешь? - крикнул я, негодуя.
- Что ты сказал? - спросил пес нашим, человечьим голосом и, чтобы лучше слышать, приподнял длинное шелковистое ухо.
- Что ты делаешь, говорю? - повторил я еще грозней.
- Диссертацию печатаю. Свою, естественно, - спокойно ответил спаниель, не глядя на меня и не прекращая своего занятия. - Тема: "Кот в мировой литературе". Золотая жила для глубокого исследования. Удивляюсь, как ученые до сих пор не заметили? А ведь, кажется, на поверхности лежит, а? Вспомните: Кот в сапогах, кот Чеширский, кот Бегемот, кот Котофей, Пуша Шуткин. Какое созвездие имен! Я уж не называю кота Базилио. Да что там, разве перечислишь все блестящие клички? О собаках тоже пишут, не спорю. Но собаки все на одно лицо - друг человека, и только! А у котов такое разнообразие характеров, лапки оближешь! Что ни кот, то характер: один - благороден. Другой - хитер. Третий разбойник с большой дороги. Четвертый - гуманист... Да что там говорить! Вы согласны со мной?
- Не согласен, - твердо ответил я, - хотя бы уж потому, что животные не говорят на человечьем языке.
- Ах, вот что? Но вообще-то вы правы. Я понимаю ваше изумление, задумчиво пробормотал пес и даже лапой дотронулся до лба в глубоком раздумье. - Но дело в том, что я редкое исключение. Знаете пословицу: "С кем поведешься, от того и наберешься"? Ну, конечно, знаете. Так вот, я всю свою сознательную жизнь провел среди людей. Вокруг только люди! Одни только люди! Признаться, я уже прожил на свете пятнадцать лет - целый кошачий век, - но ни разу не видел другого живого существа. Кроме человека, разумеется. Я животных знаю только по Брему. Перед вами, мой юный друг, кабинетный кот. Так сказать, кот-теоретик. Всю жизнь среди фолиантов. - Тут он забылся и рассеянно продекламировал: "...и днем и ночью кот ученый все ходит по цепи кругом". Но это не обо мне, вздохнул Аркадий, - к сожалению. Хотя могли бы и обо мне написать.
- Да какой же вы кот? - усмехнулся я. - Вы самая типичная собака.
- Это я собака? - возмутился спаниель. - И это вы говорите мне, чуть не прочитавшему все книги мира?
Тут бы и первокласснику стало ясно, что пес до того зачитался, что перепутал все на свете. А я-то принял его за настоящее привидение!
Я сел в другое кресло и снова заскучал.
А пес провел лапой перед глазами и пояснил;
- Это я снял воображаемые очки... Таким образом, вращаясь все время среди людей, я волей-неволей овладел их языком. Правда, пока еще не в совершенстве. Вы, наверное, обратили внимание на дефект моей речи. Да, да, я картавлю. И с орфографией у меня не все в порядке. Вчера слово "молоко" написал через "а" "малоко"! Может, потому, что его было мало - молока? Ну, если я даже и не прав, ничего, наверстаю!
Он и в самом деле картавил, плохо выговаривал букву "р". Но как бы то ни было, этот зазнайка-пес довольно сносно говорил на человечьем языке, и с этим нельзя было ничего поделать.
А я зевал и думал: "Вот где-то люди встречают опасности и преодолевают их, а я, смелый и сильный мальчик, сижу и слушаю собаку, которая возомнила себя котом. И так проходят мои лучшие годы".
Я даже был согласен на то, чтобы в нашем доме вдруг появился страшный хулиган Пыпин. Так мне стало обидно. Ну, чуть не до слез.
- Скучаете? - спросил участливо пес.
- Еще как! - признался я и зевнул, не удержавшись.
- А все потому, что вы пренебрегаете своим воображением. Не воображаете, а просто живете. Вот хозяйские гости говорят: "Ваш Аркадий совершенно не знает жизни". Верно, не знаю и знать не хочу. Жизнь - не интересная штука. Впрочем, это написано и на вашем лице. Сплошная скукота! Да, признаюсь, я не видел живых мышей. Ну и что? Хозяева всегда накормят. А вот воображение - это да! Оно может перенести тебя куда угодно!
- Как это? - не поверил я.
- А очень просто. Для этого нужно взять и перенестись. С помощью воображения.
- А что же ты сам никуда не перенесся? - спросил я ехидно.
- Я-то? Я... уже перенесся, - сказал пес, почему-то замявшись.
- Да ты же здесь был всегда!
- Значит, перенесся отсюда сюда, - пробормотал он, совсем изолгавшись.
Если бы собаки умели краснеть, он наверняка зажегся бы алым пламенем. Я бы так ему и сказал, да тут затрезвонил телефон на всю квартиру.
Я бросился в гостиную и снял трубку.
- Квартира профессора? - спросил чей-то вкрадчивый голос. - Ну так вот, буксир "Перепелкино", имея, как всегда, на борту юнгу Иван Ивановича и ответственный груз, уже вышел в открытое море! С приветом, Пыпин!
Я решил, что это шутка моих школьных друзей, и положил трубку, ехидно сказав:
- Спасибо за сообщение.
...Вначале я даже не понял, где нахожусь. Передо мной на мрачной скале возвышался странно знакомый замок. Из его самой высокой башни слышался безутешный плач похищенной царевны. Да, да, это был пользующийся дурной славой замок Кощея Бессмертного!
Я вошел в рыцарский зал, там слышалась невидимая угрюмая музыка и резко пахло нечеловечьим духом.
Пыпин был уже тут. Он развалился в кресле-качалке и, уютно покачиваясь, курил сигарету. Будучи крайне неуклюжим, я с грохотом наткнулся на стул, но Кощей и его гость не заметили этого. Они ревниво изучали друг друга. Наконец Пыпин отбросил окурок и провозгласил:
- Ну что же, будем считать творческий семинар злодеев открытым! - И сразу поднял скандал: - Чур, первым беру слово! И для начала прямо скажу, невзирая на лица: по старинке работаете вы, негодяи из сказок! Выгляни в окно, разлюбезный Кощей, на улице вторая половина двадцатого века!
- Нет, хулиган мой тоже разлюбезный, это у вас обо мне превратное представление. А сказка нынче шагает в ногу с наукой, - лукаво отвечал Кощей. - Вот как вы там, в реальности, живописуете секрет моего бессмертия? Мол, заключено оно в яйце. А яйцо, дескать, находится в утке, а утка в зайце и тэдэ и тэпэ. И если разбить это яйцо, я дух испущу. Не так ли? И простаки этому верят! Вот Иван-царевич сейчас утку убил, яйцо в море упало, и он за ним полез на морское дно. Не знает, дурачок, что секрет бессмертия моего совсем в другом. В обыкновенной диете! Во мне... потрогай... ну, потрогай, не бойся... ни одной жиринки нет... Во! Иван-царевич в сей момент кокнул яйцо о камень, сюда, будто на крыльях, летит, думает, нет уже Кощея!
В зал вбежал счастливый Иван-царевич и остолбенел, увидев живого Кощея. Бедняга растерянно посмотрел на две половинки куриного яйца, которые еще держал в руках, и зарыдал от досады.
Мне стало жалко и царевича, и царевну, и я лихорадочно начал думать, как бы помочь несчастным влюбленным. Мыслительный процесс в моей голове протекал настолько шумно, что Пыпин заметил меня и бросился вон из замка. И при этом забыл второпях свою спортивную сумку с конфетами, тортами и прочими сладостями, которыми он искушал детвору.
- Ну, а я займусь вами, - сказал Кощей, деловито потирая руки. - Пожалуй, прямо сейчас, не медля.
И тотчас в зал ввалился, сталкиваясь в дверях и гремя пюпитрами, бродячий симфонический оркестр, который потом аккомпанировал Пыпину, когда тот пытался отрезать баллон еще в Новороссийском порту.
Дирижер поспешно взмахнул палочкой.
- Три! Четыре!.. Зловеще... зловеще... еще зловещей!.. Совсем ужасно!..
- Делай со мной что хочешь, - обреченно ответил царевич Кощею. - Столько потрачено сил, и все впустую!
А я горько пожалел о том, что мне так и не удалось перевоспитать хулигана Пыпина и тем самым искупить вину перед семьей и школой. И после моего таинственного исчезновения самый строгий завуч скажет на первом же педсовете: "Так, так! Свалил на нас свои недостатки и скрылся! Хорош гусь! Этот Иван Иваныч!" И еще мне было очень обидно за сказку, в которой нечаянно очутился. У всех сказок счастливый конец, а у этой финал будет печальным. Неужели люди до сих пор ошибались, считая, что сказки всегда заканчиваются для положительных героев только хорошо?
- А в этой сумке что? Ну-ка, ты, юнга, подай ее сюда! - приказал Кощей, сгорая от любопытства.
Я протянул Бессмертному сумку, он торопливо расстегнул молнию и в ужасе воскликнул:
- Проклятье! Это же сладкое, оно полнит! Не совладав со страшным соблазном, Кощей жадно схватил огромный кусок торта, запихнул его в рот и мгновенно скончался от сильного ожирения.
Царевич сейчас же помчался в башню, где томилась царевна, я пошел искать своего хулигана, радуясь за людей. Они не ошиблись, и у сказки о царевиче и царевне был счастливый конец. А Пыпин, узнав о том, что явился причиной радостного конца, сильно огорчился и, оправдываясь, говорил:
- Невольно помог, невольно...
ГЛАВА IV, в которой юнга все-таки терпит временное поражение, и после этого события совершают резкий поворот в другую сторону
Наш буксир тем временем весело летел по волнам в сторону Мыса Горн. Погода в эти дни стояла подозрительно ясная - солнце не покидало чистого неба даже ночью, ласкало нас, стараясь и так и сяк усыпить нашу бдительность. С ним в сговоре находилось море. Оно сияло синими красками всевозможных оттенков. Над палубой, словно над лесной лужайкой, порхали летающие рыбки. И даже Морской ящер - чудовище, о существовании которого спорили ученые и признали, что его нет, - и тот решил внести свою лепту в создание этой идиллии, поднялся из океанских глубин и позволил себя сфотографировать как бесспорный научный факт. Я уж не говорю о дельфинах. Эти загадочные существа эскортировали нас, сменяя друг друга. И баллон доверчиво бежал за нами, как большая добродушная собака.
Но наша команда была начеку. Каждый из нас усвоил еще с пеленок мою простую матросскую заповедь: "Хорошая погода существует для того, чтобы скрыть приближение шторма, который, в свою очередь, существует для того, чтобы скрыть приближение хорошей погоды. А если ты не будешь готов к этому, хорошая погода застанет тебя врасплох. Поэтому во время ясной погоды готовься к шторму. Во время шторма готовься к продуктивному отдыху".
И теперь, невзирая на жару, вся команда ходила в толстых непромокаемых зюйдвестках, набросив на головы капюшоны, и высоких резиновых сапогах. Каждый матрос был наготове, чтобы в любую минуту включиться в азартный аврал.
И только я оставался беспечным, разгуливал в тельняшке, в засученных до колен штанах и босой, потому что на меня-то, как на совсем еще желторотого моряка, шторм должен свалиться совершенно неожиданно. Сбить с ног и, если нужно, смыть за борт.
А пока шторм исподтишка подбирался к буксиру, мы втроем гуляли по палубе, точно неразлучные друзья, - Пыпин, Толик и я.
И когда неподалеку от нас из воды показывалась темная лоснящаяся спина кита, Толик с тайной надеждой вскрикивал:
- Смотрите, там риф!
- Это кит Тимофей, - отвечал я, успокаивая мальчика.
- Трудно было разок солгать? Жалко, что ли? - желчно бормотал Пыпин.
- Трудно, очень трудно, - честно признался я. - Понимаете, мне под силу говорить только чистую правду.
И отчаивался из-за того, что ему-то, Пыпину, солгать ничего не стоило. Вот уже целых полвека я пытаюсь увлечь Пыпина своим личным заразительным примером, но ветеран улиц и подворотен, вместо того чтобы подражать моим скромным благородным поступкам, с каждым годом доставляет все больше хлопот. То подобьет мальчика-индейца съесть без спроса матери банку варенья, то научит девочку с острова Пасхи, и она, закапризничав, откажется пить кипяченое молоко. У меня уже не осталось времени на другие приключения, я едва успеваю спасать детей всех пяти континентов от его дурного влияния.
- А вам, Пыпин, не мешает подумать, почему я говорю только сущую правду, твердо сказал я.
С каким бы удовольствием я тоже солгал хотя бы разок. Ну, не в прямом смысле слова, а хотя бы немножко преувеличил или преуменьшил, что ли. В общем, слегка-слегка отступил от того, как было на самом деле. Но мне, по твердым представлениям окружающих, были чужды даже такие мизерные простительные слабости. И вот приходится стараться, дабы не подвести тех, кто это придумал.
И все-таки неугомонный мальчик нашел рифы для нашего корабля. Только увидел он их не в океане, а на... Но рассказ любит последовательность, и поэтому не стоит забегать вперед.
Итак, пока мы с Пыпиным соревновались, кто раньше узнает тайну Толика, сам загадочный мальчик заинтересовался штурманом Федей. Он сделал это очень осторожно, скрытно от нас, и мы, неотступно следуя за Толиком, даже не замечали, когда находились вместе с ним в штурманской рубке. Мальчик, как я догадываюсь теперь, старался завоевать доверие штурмана. А мы с Пыпиным тогда, не подозревая об этом, не сводили друг с друга бдительных глаз.
Покорив сердце штурмана, Толик приступил к исполнению своего дьявольского плана, и однажды, когда наша троица загорала на юте, перевел и мои, и Пыпина биологические часы на двенадцать часов вперед.
Я лежал на животе, глядя в сторону Пыпина, карауля каждое его движение, и рассеянно думал: "Что это Толик проделывает с Пыпиным?"
А затем ловкий мальчик переполз на четвереньках ко мне, и я краем уха услышал, как где-то внутри, под моими лопатками, что-то несколько раз повернулось вокруг своей оси.
"Будто стрелки часов перевели", - промелькнуло в моей голове. Но у меня не было ни секундочки времени, чтобы отвлечься и посмотреть, что же там делает Толик Слонов. Я опасался, что именно в этот момент Пыпин, оказавшись без присмотра, первым узнает тайну, за которой мы оба охотились уже который день. И я так и не повернул головы.
А потом со мной началось что-то неладное. Солнце еще стояло в зените, а меня уже потянуло в сон. Пыпин тоже зевал и таращил глаза, стараясь продрать слипающиеся веки.
Толик укачивал нас поочередно и пел колыбельную песню собственного сочинения:
Баю-баюшки-баю,
Не ложися на корму,
Приплывет барракуда
И достанет оттуда!
Толик намекал, чтобы я и Пыпин перебрались в кубрик, развязав ему руки для действия. Но у нас уже не было сил подняться на ноги, и мы сладко уснули здесь же на корме.
Я не люблю фантазировать, предпочитая рассказывать о том, что было на самом деле. Но если бы я призвал на помощь все свое богатое воображение, мне бы все равно не удалось нарисовать картину катастрофы, которая могла обрушиться на наш отважный, но хрупкий буксир, не остановись мои биологические часы. Что с ними произошло - лопнула ли пружина, или одно колесико зацепилось за другое, - не знаю. Однако через пять минут сна я открыл глаза и обнаружил, что обстановка резко изменилась. Судно терзал ураган силой в тринадцать баллов. Он поднимал буксир на гребни огромных волн и бросал его в бездонную мрачную пропасть. Все окружала плотная серая мгла, скрывавшая от меня даже кончик моего собственного носа. Но все же мне удалось разглядеть мирно посапывающего Пыпина. Его биологические часы тикали как ни в чем не бывало, показывая глубокую ночь. Я понял, что моим главным противником именно в этом начинающемся приключении будет кто-то другой, и поискал глазами Толика Слонова. Но мальчик уже исчез во мгле.
Я бросился на его поиски, натыкаясь на членов команды. Мои славные товарищи, раздевшись до плавок, деятельно готовились к ясным безоблачным дням, помня о том, что погода коварна. Что теперь в любой момент на смену буре могут прийти солнце и штиль. Они весело красили надстройки любимого судна и, конечно, видели проходящего мальчика. Но никто не знал, что судну угрожает какая-то еще неведомая опасность, а я не мог им об этом сказать, потому что это были всего лишь догадки юнги, и опытные моряки просто были обязаны поднять меня на смех.
Как всегда, я положился на свою интуицию, и она привела меня в штурманскую рубку. Заглянув в дверь, я увидел стол, на котором лежала карта, и штурмана, прокладывающего курс. Для того чтобы были видны все мельчайшие островки, мели и рифы, Федя держал перед глазами сильный морской бинокль и разглядывал через окуляры район океана, по которому в это время плыл наш буксир.
Но того, кого я искал, в рубке не было. Интуиция моя заметалась, заскулила, как ищейка, потерявшая след. Я, признаться, удивился ее промашке. До сих пор она не ошибалась и вот теперь выкинула номер - привела меня не туда, куда нужно.
Я мысленно пожурил ее и простил на первый раз. Она благодарно лизнула мою руку. В общем-то, мне от этого не стало легче. Приключение уже было в разгаре, а я еще точно не знал, кто мой противник и свое место в приключении. "На бак, что ли, сбегать?" - подумал я и собрался было отправиться на бак, но тут штурман Федя оторвался от карты, подошел к матросу Косте, стоявшему у руля, и из-под стола вылез Толик Слонов.
Интуиция обиженно зарычала на мальчика, но я предостерегающе шепнул ей "тсс...", и она послушно прилегла у моих ног.
А маленький авантюрист быстро схватил карандаш и линейку, провел на карте черту и незаметно выскочил из рубки.
Интуиция потянула меня за рукав, предлагая последовать за Толиком Слоновым. "Сегодня с тобой что-то неладное, - мысленно сказал я ей. - Теперь ты опережаешь события. Неужели ты не чувствуешь, что мне следует подождать? И хорош я буду, если штурман заметит на карте чужую руку и окажется, что проделка Толика и начавшееся приключение не имеют между собой ничего общего".
Интуиция виновато опустила голову, я ободряюще похлопал ее по холке, и мы стали ждать, что будет дальше.
Постояв некоторое время спиной к столу, штурман Федя повернулся, подошел к карте и, бросив на нее взгляд, крикнул Косте:
- Поворот двадцать градусов!
"Пора!" - подумал я и выбежал вон из рубки.
Будь на моем месте хотя бы младший матрос, он бы предостерег штурмана. Но юнге еще рано было разбираться в премудростях навигации. И потому он не мог знать, что странный мальчик, вдруг найденный на буксире, проложил курс прямо на рифы. Но зато юнга мог вовремя заметить рифы, потому что у него были самые молодые и зоркие глаза.
И я, выбежав на палубу, первым делом воспользовался этим правом - сразу увидел острые грозные рифы, выступавшие из пучины под самым носом нашего буксира.
- Прямо по курсу рифы! - крикнул я капитану, стоявшему на мостике.
- Спасибо, юнга! Ваш случайно брошенный взгляд спас наш буксир от неминуемой гибели, - похвалил меня капитан и скомандовал:
- Право руля!
Но тут же появился боцман и доложил:
- Капитан, стоило вам подать команду, и руль сразу вышел из строя!
- Тогда мы погибли, - мужественно заметил капитан и посмотрел на меня с тайной надеждой.
Самообладание и законы приключений не позволяли ему сказать прямо: "Юнга, пусть вам в голову побыстрее придет дерзкая идея, которая поможет спасти наше старое доброе судно. Ведь вы по штату самый проворный, находчивый из нас".
Я и сам знал, что только мне под силу спасти команду и буксир. И до сих пор у меня это каждый раз каким-то непонятным образом получалось.
Но теперь обстановка оказалась такой безнадежной, что даже я бы показался полным безумцем, если бы попытался искать пути к нашему спасению.
Капитан и сгрудившаяся вокруг него команда прочитали это на моем грустном лице и приготовились встретить гибель, как и подобает мужественным морякам. И только мальчишка - главный виновник - бегал по судну и счастливо кричал:
- И уже ничего нельзя сделать! Ура! Ну-ка, волна, ударь посильнее!
И, словно услышав его просьбу, огромная, жуткая волна растолкала своих меньших сестер, подхватила буксир и, раскачав его взад-вперед, чтобы удар вышел сильней, понесла на острые угрюмые скалы, торчавшие из воды.
Я смотрел на приближающиеся страшные рифы и с печалью думал о туапсинской детворе, которая ждет не дождется нас с запасом дыма.
И вдруг мне в голову пришла отчаянная мысль.
"А что, если... - сказал я себе. - Рифы, они же не сплошные. Они, как и мы, состоят из молекул. А между молекулами всегда есть небольшие пустоты. И если направить судно так, чтобы наши молекулы как раз прошли через эти пустоты?"
- Прошу всех замереть на местах! - крикнул я звонким юношеским голосом и направил наши молекулы - и корабля, и членов команды - в пустоты, намеченные мною в рифах.
Мы прошли сквозь грозные скалы, точно нож сквозь растаявшее сливочное масло. Когда рифы остались за кормой, я вернул руль матросу Косте и огляделся. Все мои товарищи стояли на своих местах, живые и невредимые. Даже явившийся в последний момент Пыпин и тот замер там, где его застала моя просьба. Такое с ним случилось впервые с тех пор, как мы полвека назад случайно расстались на пирсе Новороссийска.
И все же кого-то не хватало. Я бросил взгляд за корму и увидел Толика Слонова, держащегося обеими руками за гребень рифа. Мне сразу же стало ясно, что произошли. Вопреки моей просьбе непослушный мальчишка продолжал бегать по палубе, и одна из его молекул зацепилась за молекулы скалы.
Но рассуждать было некогда. На мальчика надвигалась та самая ненасытная волна, которая только что пыталась разбить наш буксир о рифы. Потерпев неудачу, она повернула назад, намереваясь выместить на Толике всю свою неизрасходованную ярость. Поэтому я, не раздумывая, бросился в океан и выхватил его у волны перед самым ее носом. Мы укрылись за противоположной стороной скалы, и волна промчалась мимо нас, как говорят, с пустыми руками. Пока разъяренный вал разворачивался, чтобы снова напасть на нас, я подхватил Толика под мышки и благополучно доставил на борт нашего славного корабля.
Когда мы ступили на палубу, к Толику подошел капитан и укоризненно сказал:
- Вот к чему приводят шалости. Ведь прежде всего ты мог погибнуть сам.
Я увидел за его спиной обиженное лицо штурмана Феди.
- Но ничего же не произошло? - возразил Толик капитану и штурману.
- То есть как - ничего? Ты мог утонуть, - пояснил капитан.
Толик засмеялся и сказал:
- Ну и что же? Зачем тогда путешествуют люди? Разве не ради риска и острых ощущений?
Тут даже удивился я, повидавший всякое на своем веку, в том числе и то, чего не было. Удивился тому, что такой большой мальчик до сих пор не понял, ради чего путешествуют люди.
- Кто вы, в конце концов, и как все-таки к нам попали?! - воскликнул капитан, потеряв терпение.
- Ну, если вас это очень интересует, ладно, я расскажу, - важно пообещал Толик.
К этому времени ураган, конечно, ушел. На небе появилось жаркое, ослепительное солнце, которое тотчас же высушило всех промокших.
Но ясной погоде и на этот раз не удалось застать нас врасплох. На буксире уже все было готово для отдыха. В кают-компании шумел растопленный самовар, на накрытом для чая столе вазы с конфетами и вареньем. И когда команда уселась за стол, Толик рассказал свою историю.
ГЛАВА V, рассказанная Толиком Слоновым, в которой он нехотя открывает тайну своего загадочного поведения
На второй день каникул мама сказала:
- Сынок, сходи, пожалуйста, в магазин. Купи хлеба. "Вот они, однообразные будни нашего детства. Уроки, общественные поручения, помощь родителям по дому", - подумал я уныло, а вслух ответил небрежно:
- Как хочешь, сходить я, конечно, могу, но при этом у меня останется масса непрочитанных книг по школьной программе.
- Ну тогда, конечно, садись и читай, - забеспокоилась мама.
Я понял, что прогадал. По дороге за хлебом можно было развлечься постукать футбольный мяч или просто поболтать с ребятами. Словом, даже ребенок из младшей группы детского сада и тот бы сообразил, что лучше сходить в магазин, чем изнывать над какой-нибудь книгой.
- Впрочем, я все перепутал, это я завтра не читал, - сказал я, будто бы спохватившись, и даже хлопнул себя по лбу - вот, мол, какой я заучившийся ребенок. - В общем, у меня есть свободное время. Распоряжайся мной как хочешь, - сказал я самоотверженно.
- Вот и хорошо! - обрадовалась мама. - Значит, купишь батон и... - Тут она тоже хлопнула себя по лбу: - Ах, я тоже забыла! Соседи ждут очень важного звонка из Антарктиды, просили, чтобы ты посидел у них дома, всего часок. А я уж сама за хлебом схожу. И знаешь, так даже будет надежней. Не то ты опять вместо хлеба накупишь конфет.
Я понял, что все-таки попался. Но делать было нечего. Я стиснул зубы и поплелся к соседям.
А рядом с нами жил известный ученый, крупнейший специалист сразу по всем языкам. Только сейчас его не было дома, а дверь мне открыла его жена.
- Вот тебе коробка конфет. Садись в гостиной возле телефона, ешь конфеты и жди звонка. А я вернусь через час, - сказал она и ушла.
Я повалился в широкое старое кресло и начал скучать, поедая конфеты. Почему-то все взрослые и дети считают, будто для меня нет ничего дороже конфет. Какое заблуждение! На самом деле я ем их в большом количестве ради того, чтобы хоть как-то разнообразить свою бесцветную жизнь.
Я съел три конфеты, затем сразу две... И вдруг мое левое ухо уловило звук, странный для безлюдных комнат. Он донесся откуда-то из глубин обширной профессорской квартиры. Кто-то неумело, делая длинные паузы, стучал по клавишам пишущей машинки.
"Привидение! - подумал я. - Наконец-то на склоне моих двенадцати лет я дождался настоящего приключения!"
Я встал на цыпочки, вышел в коридор и осторожно заглянул в профессорский кабинет, где, как мне помнилось, стояла машинка. Заглянул и чуть не заплакал от досады.
В старинном кожаном кресле, стоявшем перед профессорским письменным столом, сидел белый с шоколадным оттенком спаниель Аркадий и осторожно, точно пробуя, горячо или холодно, бил передней лапой по клавишам дорогой заграничной машинки. Ударит по клавишам и тут же отдернет лапу.
- Ты что делаешь? - крикнул я, негодуя.
- Что ты сказал? - спросил пес нашим, человечьим голосом и, чтобы лучше слышать, приподнял длинное шелковистое ухо.
- Что ты делаешь, говорю? - повторил я еще грозней.
- Диссертацию печатаю. Свою, естественно, - спокойно ответил спаниель, не глядя на меня и не прекращая своего занятия. - Тема: "Кот в мировой литературе". Золотая жила для глубокого исследования. Удивляюсь, как ученые до сих пор не заметили? А ведь, кажется, на поверхности лежит, а? Вспомните: Кот в сапогах, кот Чеширский, кот Бегемот, кот Котофей, Пуша Шуткин. Какое созвездие имен! Я уж не называю кота Базилио. Да что там, разве перечислишь все блестящие клички? О собаках тоже пишут, не спорю. Но собаки все на одно лицо - друг человека, и только! А у котов такое разнообразие характеров, лапки оближешь! Что ни кот, то характер: один - благороден. Другой - хитер. Третий разбойник с большой дороги. Четвертый - гуманист... Да что там говорить! Вы согласны со мной?
- Не согласен, - твердо ответил я, - хотя бы уж потому, что животные не говорят на человечьем языке.
- Ах, вот что? Но вообще-то вы правы. Я понимаю ваше изумление, задумчиво пробормотал пес и даже лапой дотронулся до лба в глубоком раздумье. - Но дело в том, что я редкое исключение. Знаете пословицу: "С кем поведешься, от того и наберешься"? Ну, конечно, знаете. Так вот, я всю свою сознательную жизнь провел среди людей. Вокруг только люди! Одни только люди! Признаться, я уже прожил на свете пятнадцать лет - целый кошачий век, - но ни разу не видел другого живого существа. Кроме человека, разумеется. Я животных знаю только по Брему. Перед вами, мой юный друг, кабинетный кот. Так сказать, кот-теоретик. Всю жизнь среди фолиантов. - Тут он забылся и рассеянно продекламировал: "...и днем и ночью кот ученый все ходит по цепи кругом". Но это не обо мне, вздохнул Аркадий, - к сожалению. Хотя могли бы и обо мне написать.
- Да какой же вы кот? - усмехнулся я. - Вы самая типичная собака.
- Это я собака? - возмутился спаниель. - И это вы говорите мне, чуть не прочитавшему все книги мира?
Тут бы и первокласснику стало ясно, что пес до того зачитался, что перепутал все на свете. А я-то принял его за настоящее привидение!
Я сел в другое кресло и снова заскучал.
А пес провел лапой перед глазами и пояснил;
- Это я снял воображаемые очки... Таким образом, вращаясь все время среди людей, я волей-неволей овладел их языком. Правда, пока еще не в совершенстве. Вы, наверное, обратили внимание на дефект моей речи. Да, да, я картавлю. И с орфографией у меня не все в порядке. Вчера слово "молоко" написал через "а" "малоко"! Может, потому, что его было мало - молока? Ну, если я даже и не прав, ничего, наверстаю!
Он и в самом деле картавил, плохо выговаривал букву "р". Но как бы то ни было, этот зазнайка-пес довольно сносно говорил на человечьем языке, и с этим нельзя было ничего поделать.
А я зевал и думал: "Вот где-то люди встречают опасности и преодолевают их, а я, смелый и сильный мальчик, сижу и слушаю собаку, которая возомнила себя котом. И так проходят мои лучшие годы".
Я даже был согласен на то, чтобы в нашем доме вдруг появился страшный хулиган Пыпин. Так мне стало обидно. Ну, чуть не до слез.
- Скучаете? - спросил участливо пес.
- Еще как! - признался я и зевнул, не удержавшись.
- А все потому, что вы пренебрегаете своим воображением. Не воображаете, а просто живете. Вот хозяйские гости говорят: "Ваш Аркадий совершенно не знает жизни". Верно, не знаю и знать не хочу. Жизнь - не интересная штука. Впрочем, это написано и на вашем лице. Сплошная скукота! Да, признаюсь, я не видел живых мышей. Ну и что? Хозяева всегда накормят. А вот воображение - это да! Оно может перенести тебя куда угодно!
- Как это? - не поверил я.
- А очень просто. Для этого нужно взять и перенестись. С помощью воображения.
- А что же ты сам никуда не перенесся? - спросил я ехидно.
- Я-то? Я... уже перенесся, - сказал пес, почему-то замявшись.
- Да ты же здесь был всегда!
- Значит, перенесся отсюда сюда, - пробормотал он, совсем изолгавшись.
Если бы собаки умели краснеть, он наверняка зажегся бы алым пламенем. Я бы так ему и сказал, да тут затрезвонил телефон на всю квартиру.
Я бросился в гостиную и снял трубку.
- Квартира профессора? - спросил чей-то вкрадчивый голос. - Ну так вот, буксир "Перепелкино", имея, как всегда, на борту юнгу Иван Ивановича и ответственный груз, уже вышел в открытое море! С приветом, Пыпин!
Я решил, что это шутка моих школьных друзей, и положил трубку, ехидно сказав:
- Спасибо за сообщение.