— Вот здесь еще недавно плескалась морская вода. Но теперь она ушла отсюда на целых десять шагов. Что это? Отлив, товарищи? — спросил мужчина и сам же ответил с горечью: — Нет, товарищи, это мелеет наш Мировой Океан!
   — Этого еще не хватало, — озабоченно пробормотал Базиль Тихонович.
   — Вода в океане убывает, и мы, ученые. ломаем голову над этой загадкой и так и не поймем до сих пор почему, — закончил мужчина виновато.
   Базиль Тихонович хлопнул ладонью по колену и воскликнул:
   — Ну конечно же, об этом мне и писал один академик! Он председатель Всемирного общества по охране природы. Ведь есть же такое общество, правда? — И слесарь вопросительно посмотрел на меня, будто я был особенно сведущим человеком.
   — Должно быть, — подтвердил я солидно.
   — Конечно, должно где-нибудь быть. Вот и я так думаю, — обрадовался Базиль Тихонович. — Да, о чем я? Ага, так вот написал мне этот председатель, Вася, помню я это трогательное письмо почти наизусть: «Базиль Тихоныч, помоги! Мелеет наш родной Океан! Все ученые наши уже поломали себе головы, не осталось ни одной. Не можем, говорят, найти причину. Тут нужен опытный слесарь-водопроводчик. Придумай что-нибудь, а? Что мы будем без Океана делать? Заранее обязанный тебе Эн».
   — И вы?.. — спросил я, обмирая от восхищения.
   Базиль Тихонович взволнованно забегал по комнате, говоря:
   — Да тут, понимаешь, перешел я на работу в ваш ЖЭК. То да се. Новый участок работы. Нет, я себе этого не прощу! Пока я тут, понимаешь, занимался личным устройством, вон сколько утекло воды!
   Слесарь вдруг остановился, пораженный тайной для меня мыслью.
   — Ты знаешь, я понял, в чем дело! — воскликнул он.
   — Не знаю, Базиль Тихоныч! Расскажите! Я чуть не подскочил до потолка — мысленно, конечно. Но все равно представьте сами: ученые всего мира годами искали разгадку, а нашему слесарю-водопроводчику хватило двух минут.
   — Вася, некогда сейчас! Некогда! Пока я буду тут объяснять, за это время знаешь что может случиться! Нет, здесь нельзя терять и секунды! Я побежал!
   Промолвив это, Базиль Тихонович схватил свой верный чемоданчик и выбежал из квартиры. А я перенес один из стульев в прихожую и, взобравшись на него, принялся с нетерпением ждать возвращения соседки. Мне хотелось поскорей рассказать ребятам о новом приключении нашего слесаря, рождающемся прямо на моих глазах. Я уже знал, как пагубно носить в себе долго историю, которую ты знаешь один.
   Я томился на стуле минут пятнадцать, а может, и целый век, и даже задремал от изнеможения.
   — Вася, почему ты сидишь в прихожей? — спросила вернувшаяся соседка.
   — А чтобы сразу вылететь в дверь как стрела, — сказал я.
   — Слесарь был?
   — А как же. Я ведь не зря сидел, — ответил я как можно скромней.
   — Вот и хорошо. Значит, ванная теперь работает? — обрадовалась она.
   Только теперь я вспомнил, зачем ей понадобилась моя помощь.
   — Он не успел. Он получил письмо. Он уехал спасать Мировой Океан, — сказал я торжественно.
   Но соседка ничего не поняла и тотчас расстроилась. Она пошла вместе со мной к бабушке и сказала, что напишет письмо в газету.
   — Может, пока не нужно писать, — осторожно сказала бабушка. — Слесарь такой молодой. И потом, не в годах вовсе дело. Вот и мне иногда тоже…
   Но она по какой-то причине умолкла, и нам с соседкой так и не суждено было узнать, что же происходит с бабушкой «иногда»…
   Впрочем, соседку это вовсе не интересовало. Она продолжала нервничать.
   — Не представляю, что делать, — говорила соседка. — Послезавтра приезжает сестра, а я не могу выстирать белье к ее приезду. И в прачечную нести уже поздно!
   — А вы постирайте у нас. Ради Бога! И вот вам вся проблема, — сказала бабушка, радуясь своей находчивости.
   — Ну что вы! — И соседка даже улыбнулась. — Столько скопилось белья. И к тому же не могу я каждый раз беспокоить вас из-за ванны.
   — А вы беспокойте! Беспокойте! — храбро сказала бабушка.
   — Нет, нет, я не могу вас беспокоить, — заупрямилась соседка.
   Признаться, я очень ей сочувствовал. Печально, когда у человека не работает ванна. Но, в то же самое время, мелел Мировой Океан. И я готов был ради его спасения пойти еще дальше бабушки и отдать соседке нашу ванную насовсем. Пусть стирает сколько ей угодно, зато наш слесарь-водопроводчик займется как следует Океаном.
   — Ну, если вы такая уж щепетильная, — сказала бабушка, — идемте, я посмотрю, что там творится с вашей ванной. Чем черт не шутит, может, что-нибудь и придумаю. Все же мой покойный муж был горным инженером!
   Мы отправились к соседке, и бабушка открыла в ванной кран. Из крана ударила тугая веселая струя.
   — Так здесь все в порядке, — деловито заметила бабушка.
   — На кран я не жалуюсь, но вот из ванны не уходит вода, — печально сказала соседка.
   — Вы ошибаетесь. Сток в ванной просто великолепен, — возразила бабушка.
   И вправду, над стоком крутился живой водоворот, и стоило бабушке закрыть воду, как ванна стала почти сухой. Мы все трое переглянулись.
   — Значит, ты пошутил? — спросила меня соседка.
   Но я посмотрел на нее с таким упреком, что она запуталась совсем и только пробормотала:
   — Наверное, ты смотрел телевизор и не заметил, как он починил.
   Как бы они удивились, скажи я им, как было на самом деле, что слесарь все это время оставался у меня на виду.
   Мне казалось, что Базиль Тихонович тотчас умчится к Океану и пробудет там долго, я так и сказал ребятам, и потому не поверил своим глазам, встретив его на следующий день на лестнице нашего дома.
   — Базиль Тихоныч, это вы? А мы-то думали, что вы там, на Океане, — промолвил я, не скрывая своего разочарования.
   — А я уже вернулся. Можно сказать, что Океан теперь вне опасности, — сказал слесарь, добродушно улыбаясь.
   — Так скоро? Когда же вы успели его спасти?
   — О, у меня даже осталось в запасе время. Я вернулся раньше на целых две недели!
   — На две недели?! Да вы же уехали только вчера!
   — Э, я вижу, ты еще не проходил физику в школе, — произнес слесарь, становясь серьезным.
   Я признался, что до этого дня нам еще учиться и учиться.
   — Ничего. Это не уйдет от тебя, доберетесь и до физики, — сказал он, стараясь подбодрить меня, а заодно и моих отсутствующих товарищей. — А пока постараюсь тебе объяснить. Ты уже, наверно, заметил, что вода гораздо плотнее воздуха, — продолжал Базиль Тихонович. — И поэтому время в воде идет медленно-медленно, потому что вода старается задержать его.
   — Понятно, — сказал я. — Я ходил в реке. Только у берега. Идешь, а она не хочет пускать.
   — Вот. вот, — подхватил слесарь. — Вот и времени также трудно продвигаться в воде. Но и это еще не все. На большой глубине на него давит вся вода, что сверху. Целые километры воды. Они так придавливают время ко дну, что оно там ползет со скоростью черепахи. Вот почему здесь у тебя прошел всего лишь день, а у меня там, на дне Океана, миновал целый месяц.
   — Так вы опускались на дно Океана?
   — Другого выхода у меня не было, — сказал слесарь чуточку виновато, — потому что причина аварии таилась на дне. — И он посуровел, наверное, вспомнил, как ему приходилось нелегко.
   — Базиль Тихоныч, миленький, расскажите! — закричал я, совсем забыв, что бабушка послала меня в магазин за хлебом.
   Лицо Базиля Тихоновича озарилось радостью, будто я подсказал ему замечательную идею, он благодарно пожал мне руку и воскликнул;
   — И правда, а почему бы и не рассказать о своем путешествии на дно Океана и о том… о том, как я вступил в неравный поединок с… одним… с одним жутким злодеем!
   Я хотел было позвать ребят, но потом подумал, что, пока буду бегать, у слесаря может иссякнуть пыл или он забудет, о чем хотел рассказать. И никто из нас никогда не узнает, что делал наш слесарь на дне Океана.
   — Ну так слушай, — сказал Базиль Тихонович и проглотил слюну — такое удовольствие ему всегда доставляли воспоминания.
   Он сел на ступеньку и с удовольствием повторил:
   — Ну так слушай… Да-а… Как только услышал ли мы с тобой вчера про то, что делается с Океаном, помчался я в такси прямо в аэропорт. Как ты понимаешь сам, мне нужно было к утру вернуться на работу. Приезжаю в аэропорт, выбегаю на летную полосу, а самолет Москва — Сан-Франциско уже оторвался от земли — поднимается в воздух. Понимаешь, Вася, чтобы выиграть побольше времени, я должен был непременно попасть в Сан-Франциско. Потому что вчера у нас было уже вчера, а население Сан-Франциско еще жило днем позавчерашним…
   Так вот, что делать? Я на летной полосе, а самолет уже поднимается в воздух. Если мне не удастся сесть в него, он улетит, и я не успею предотвратить гибель Океана. Но как сесть в самолет, если он уже находится в воздухе? И вот тут меня осенила безумно смелая идея. Вася, смею тебя заверить, такое еще никому и никогда не приходило в голову. Итак… М-м, что я сделал?
   Базиль Тихонович так крепко задумался, что над его переносицей возникли две вертикальные морщины.
   — Вспомнил! — воскликнул слесарь, озаряясь счастливой улыбкой. — Я просто дал самолету подняться высоко, пока он не стал размером с ладонь… С твою ладонь, — уточнил слесарь. — И тогда я схватил его и бережно зажал в кулаке. Он зажужжал у меня в руке, точно серебристый жучок. Но как ты понимаешь, это было только лишь половиной дела. Даже меньшей частью его. Еще оставалось самое главное — попасть на борт самолета. Но как ты догадался, нас разделяли те тысячи метров, на которые уже успел подняться самолет.
   И вот тут мне помогли свободные летчики. Вид человека, стоявшего посреди аэродрома и державшего в руке пассажирский самолет, следующий международным рейсом, вскоре привлек внимание всего аэропорта, Ко мне подошел диспетчер и вежливо, но строго спросил, почему я мешаю пассажирскому межконтинентальному серебристому лайнеру следовать без помех своим курсом. Я объяснил ему. в чем дело, и диспетчер очень разволновался, потому что его тоже и днем и ночью беспокоила судьба Мирового Океана. Он обещал мне помочь и. вернувшись в здание вокзала, поведал собравшимся там летчикам и пассажирам о моем намерении спасти исчезающий Океан.
   Эта весть тотчас взбудоражила весь аэропорт. Люди окружили меня и наперебой предлагали свои услуги. А один военный пилот, отъезжающий в отпуск, сбегал на свой аэродром и вскоре подрулил ко мне на сверхзвуковом истребителе.
   Так как у меня уже не было времени, мы только обменялись крепкими рукопожатиями, я сел в кабину позади пилота, и сверхзвуковой истребитель помчался ввысь вдоль моей руки.
   По мере нашего приближения размеры пассажирского самолета увеличивались, и мне было все труднее и труднее удерживать его в руке. Наконец он стал совсем большим и тяжелым, и я выпустил его.
   Но к этому времени мы почти настигли самолет. А минуту спустя и вовсе поравнялись с его бортом. Экипаж пассажирского лайнера, предупрежденный по радио диспетчером, распахнул на мгновение люк, и я перескочил в тамбур самолета. Эта операция была проведена настолько слаженно, что пассажирский самолет не потерял ни грамма воздуха, а я не обморозил ни одного уха на ужасном холоде, который царил на такой высоте.
   Военный летчик помахал мне рукой и благополучно вернулся на свою базу, а свободные члены экипажа окружили меня и отвели в салон первого класса. Потом ко мне вышел сам командир корабля — старый воздушный волк — и сообщил, что чуткий экипаж еще при взлете заметил человека, бегущего следом по полосе, и хотел остановить самолет. Но тут вмешался один пассажир, сказал, что это прибежал попрощаться его опоздавший приятель, и не стоит ради одного приятельского рукопожатия задерживать вылет многих спешащих людей.
   Выслушав короткий рассказ командира корабля, я почувствовал на своем затылке чей-то угрюмый взгляд и невольно обернулся. В углу салона сидел мужчина в соломенной шляпе, брезентовой куртке и болотных сапогах Его татуированная рука судорожно сжимала древко спиннинга. На багровом лице мужчины, украшенном черными усами, косматыми баками и увесистой медной серьгой в мочке правого уха, была написана крайняя степень досады.
   Я и сам не прочь иногда посидеть с удочкой над прудом, и потому мне было понятно нетерпение этого рыбака. Только подумать, его ждет хороший клев на берегу Тихого океана, а тут кто-то хватает руками самолет.
   Я подмигнул рыбаку ободряюще, но тот ответил мне зловещей усмешкой, истинное значение которой тогда осталось для меня неизвестным.
   А пока я ошибочно решил дать человеку время успокоиться и повернулся к командиру.
   — Скажите, — спросил я, не удержавшись, — что вы почувствовали, оказавшись в моем кулаке? Это ведь первый случай в истории воздухоплавания.
   — Мы решили, что попали в плотную тучу, — улыбнулся командир и тут же посерьезнел. — Только если бы этот случай был и последним. Представляете, что получится с расписанием рейсов, если каждый начнет хватать самолеты за хвост, забыв, что лайнер — не уличная кошка.
   Я обещал ему не повторять подобного и сказал:
   А что касается остальных людей, то больше никому до этого не додуматься…
   — Вот тебе, Вася, приходило когда-нибудь в голову ловить самолеты? — прервал слесарь рассказ:
   — Приходило, — признался я, краснея. — Только не рукой, а сачком. Хотел поймать «ТУ-104».
   — И что? — встревожился слесарь.
   — Ничего не получилось, — сказал я, опустив голову.
   — Слава Богу, — вздохнул слесарь с облегчением — Впрочем, мне и самому невдомек, как это у меня вышло. Протянул руку и поймал, точно муху. Второй раз, наверное, не получится… Но мы с тобой, кажется, слишком удалились от истории в сторону.
   В остальном полет проходил без происшествий до самого конечного пункта. В аэропорту Сан-Франциско экипаж и пассажиры пожелали мне скорого успеха и выразили надежду на то, что мое вмешательство наконец сохранит человечеству Океан. И только мужчина со спиннингом не сказал мне ни одного доброго слова. Он только многозначительно ухмыльнулся и протопал мимо меня в своих тяжелых сапожищах, смазанных ворванью.
   Выйдя из аэропорта, я вновь увидел мужчину со спиннингом. Перед ним стоял смуглый мальчишка, и рыбак говорил ему что-то, указывая на меня. И увесистая медная серьга тяжело покачивалась над его правым плечом. Наконец он закончил свои наставления, мальчишка кивнул и исчез в толпе пассажиров.
   Я не придал этому значения, сел в троллейбус и поехал в местный профсоюз слесарей-водопроводчиков, не видя зловещей торжествующей гримасы, которая исказила лицо рыбака, глядящего вслед моему троллейбусу.
   И на первой же остановке со мной случилось первое происшествие — исчез мой старый добрый чемоданчик с инструментами. Я огляделся и увидел лихорадочно пробирающегося к выходу мальчика. Это был тот самый смуглый мальчик, которому рыбак показывал на меня. Воришка уносил мои инструменты.
   Я настиг его у самого выхода, схватил за руку и спросил, зачем он это сделал. Мальчик признался, что очень любит конфеты, а, как сказал ему дядя со спиннингом, мой чемодан набит леденцами, и что если он убежит с чемоданом, то все леденцы будут его. В такую я, мол, играю игру.
   Я решил, что это приятельский розыгрыш, какие нередко случаются между бывалыми рыбаками, дал мальчику денег на конфеты и высадил на следующей остановке. А сам продолжил путь.
   К счастью, это было единственное приключение по дороге в профсоюз, и через десять минут я очутился среди коллег по нашему общему, водопроводному делу.
   Я изложил им причину своего неожиданного визита и сказал, что, по-моему, Океану грозит катастрофа из-за того-то и того-то. Коллеги выслушали меня до конца и сошлись на том, что я абсолютно прав.
   Тут же вызвалось несколько смельчаков-добровольцев, готовых отправиться со мной на дно Океана. Но я довольно легко убедил их в том, что для того, чтобы спасти Океан, достаточно и одного слесаря-водопроводчика и если им уж очень хочется помочь своему коллеге, но пусть они обеспечат его водолазным костюмом, и только не слишком заношенным. После этого мы спели нашу «Сантехническую», любимую песню всех слесарей-водопроводчиков мира, вот эту… трам-тара-рам-рам… Ну, слышал, конечно, сам, — сказал убежденно слесарь.
   Но я честно признался, что до сих пор даже не подозревал о существовании такой песни.
   — Не расстраивайся, — сказал слесарь. — Это дело поправимое. Сейчас я тебе спою. Значит, так: тара-рам-тара-ра-рам… В общем, краткое содержание песни… Такое содержание, Вася: «Мы приходим, когда протекает раковина и труба. А если у вас случилось что-нибудь еще серьезней — ну, скажем, в опасности ваша жизнь. — тоже позовите нас, и мы тем более помчимся на помощь со всех ног. Потому что мы — сантехники. Да и что говорить, каждый хороший человек немного в душе сантехник!» Ну как. замечательная песня, правда? — спросил Базиль Тихонович, видимо не сомневаясь в моем ответе.
   Я не подвел его и кивнул, соглашаясь.
   — Итак. мы исполнили хором нашу «Сантехническую», и коллеги всей компанией проводили меня в гостиницу А час спустя в мой номер постучались, и мужчина в форме рассыльного вручил мне водолазный костюм. Рассыльный оказался на редкость застенчивым человеком, он закрывал лицо свободной рукой и то и дело отворачивался от меня, поэтому я разглядел только массивную медную серьгу, покачивающуюся над плечом, и жесткий черный ус, вылезший между толстыми пальцами.
   Рассыльный почему-то беспокоился, что у него не примут костюм, но я взял сверток и чистосердечно поблагодарил его.
   — Значит, вы меня не узнали? — недоверчиво спросил рассыльный.
   — А вы хотите, чтобы я вас узнал? — спросил я в свою очередь его.
   — Ну конечно же, нет! — испугался рассыльный.
   — Тогда я вас не узнал, — успокоил я этого человека.
   Рассыльный подпрыгнул от радости почти до потолка и выскочил за дверь, боясь, что я передумаю и узнаю его. Еще не успели затихнуть его шаги, как появился представитель местных сантехников и принес мне второй водолазный костюм. Я поблагодарил коллег за помощь и отказался от нового свертка, сказав, что человек, пожелавший остаться неизвестным, уже принес мне один костюм.
   Едва рассвело, я поднялся с постели, взял чемодан и водолазный костюм и вышел из номера. В коридорах было безлюдно — персонал и постояльцы еще досматривали последние сны.
   В дверях гостиницы меня поджидало происшествие, которое в тот момент показалось мне не заслуживающим особого внимания. Выходя на улицу, я столкнулся с рыбаком, вносившим в гостиницу туго набитый зеленый рюкзак. Наше столкновение оказалось настолько неожиданным, что мой бывший попутчик выронил свою ношу. Рюкзак раскрылся, и я увидел брикеты с надписью: «Динамит».
   Один из брикетов выкатился из рюкзака и, ударившись об пол, взорвался с оглушительным грохотом. Когда рассеялся дым, я увидел, что взрыв вынес двери на ту сторону улицы, разворотил вчистую пол и в клочья разорвал шнурки в моих туфлях. А мой рыболов стоял совершенно невредимый. Только понес какую-то забавную околесицу.
   — Проклятье! — закричал он, рыча. — Выходит, вы знаете все! Все кончено, тысяча чертей!
   «Ну и весельчак же этот рыболов. Вчера разыграл мальчишку. Теперь ради шутки ни свет ни заря таскает с собой динамит», — помнится, промелькнуло в моей голове.
   Я заверил его, что он ошибается, что я ничего не знаю, и пошагал в направлении к Океану.
   Купив мимоходом у дежурного чистильщика обуви новые шнурки, я вышел на пляж и начал готовиться к работе: поддел под спецовку водолазный костюм и смазал маслом свой инструмент, чтобы тот не заржавел в воде.
   Время еще стояло раннее, я был один на всем Тихоокеанском побережье от Берингова пролива до мыса Горн. Правда, в пяти шагах от меня спрятался какой-то человек — макушка его соломенной шляпы торчала из-за песчаного холмика. Но так как хозяин шляпы настойчиво делал вид, будто его здесь нет, я, чтобы не обидеть его, считал, что стою на всем побережье один.
   Закончив приготовления, я сложил инструмент в чемоданчик и направился в глубь Океана. Когда вода поднялась до моего подбородка, с берега донесся хриплый крик:
   — Счастливого пути, спаситель Океана!
   По пляжу носился уже известный тебе рыболов. Он неистово размахивал руками и хохотал точно сумасшедший.
   Я хотел поблагодарить рыболова за его доброе пожелание, но оступился и начал медленно погружаться в темно-зеленую бездну.
   И уже в первых слоях пучины меня, оказывается, поджидала опасность. Вася, мой скафандр был дырявым, и в отверстие тотчас устремилась океанская вода. Она поднялась по моему телу и хлынула в нос и в уши. Мой богатый житейский опыт подсказал мне, что я тону.
   Я начал энергично спасать себя: сбросил уже бесполезный шлем, достал из чемодана необходимый материал и зашпаклевал себе нос и уши и крепко стиснул рот, завершив тем самым полную герметизацию своего тела.
   Теперь следовало позаботиться о воздухе, без которого, как тебе известно, не может жить человек. Но где его взять в глубине океана? Вот в чем заключалось главное препятствие. И вдруг меня осенило. Что такое вода, как не кислород с водородом, сказал я себе. Стоит расщепить молекулу воды, и кислорода у меня будет предостаточно Ходи под водой сколько душа пожелает.
   Правда, еще никому не удавалось расщепить молекулу без специальных приборов, но я решил попытаться и взял для пробы одну молекулу на зуб и… признаюсь без ложной скромности, у меня каким-то образом получилось Расколов молекулу, точно орех, я выплюнул атомы водорода, а кислород отправил в легкие, и сделал это вовремя, потому что организм мой стал уже задыхаться без воздуха.
   За первой молекулой я расщепил вторую, третью и затем зашагал, лузгая их, словно семечки, по дну Океана. Мои глаза при этом зорко всматривались в ил. Они уже искали То, что грозило гибелью Океану.
   Ты хочешь спросить: так что же явилось причиной несчастья, постигшего Океан? Я же вижу это по твоим глазам. Ну, ну, спроси, не стесняйся…
   …Я спросил: что же в самом деле явилось причиной?..
   — То, что оставалось загадкой для людей, незнакомых с сантехникой, для нас, слесарей-водопроводчиков, было ясней ясного, — сказал слесарь, лукаво улыбаясь. — Уровень воды в Океане убывал оттого, что прохудилось дно. И моя задача заключалась в одном: найти место утечки и заделать дыру. Работа, как видишь, не сложная даже для мастера средней руки.
   И вот шел я по дну Океана, может, день, а может, и два. Есть и спать мне еще не хотелось, поскольку на суше за это время пролетело минут двадцать всего. Мои мышцы были налиты бодростью. Тело казалось особенно легким и ловким.
   А между тем на меня давил толщенный слой воды, который другого на моем месте давно бы сплющил в лепешку, но я почему-то не чувствовал этого и как ни в чем не бывало спускался дальше в океанскую бездну.
   А вокруг меня расстилался диковинный пейзаж. Там-сям виднелись рощи кораллов, и среди них торчали корпуса затонувших кораблей: каравелл, фрегатов, фелюг разных, бригов и шхун. А рыб, Вася… а рыб, доложу я тебе, и самых красивых не перечесть… Ты аквариум в девятой квартире видел? — спросил Базиль Тихонович.
   Я кивнул утвердительно. В девятой квартире жил ученый-зоолог, и, если уж говорить точно, у него было даже два аквариума. Один в форме стеклянного ящика. Другой — побольше — был похож на огромную половину шара.
   — Так вот, Океан больше в сто раз! — продолжал Базиль Тихонович. — Я имею в виду, конечно, аквариум, похожий на половину шара.
   Я тут же мысленно уменьшил слесаря в сто раз и представил его на дне аквариума, среди ракушек и водорослей.
   — В общем, там красотища такая! Вот где санатории строить! Лично я за минуту так отдохнул, что даже прибавил в весе на один килограмм… — сказал слесарь.
   — Базиль Тихоныч, а как же акулы? Неужели не было ни одной акулы? — перебил я слесаря, чувствуя, что он начинает отклоняться в другую сторону.
   — Акулы? — спохватился слесарь и даже немного обиделся на меня. — Эх, Вася, Вася, плохо ты знаешь Океан! Там не просто акула, а тысячи акул! Они тотчас окружили меня, и одна бросилась в атаку Видать, ей поручили разведать, кто это, мол, и зачем. Ну, а если, мол, и слопаешь, сказали, туда ему и дорога. В желудок, значит.
   Акула разинула пасть, зубы пересчитать можно. И я пересчитал. Получилось: тысяча и один зуб. «Э, ты должен что-то придумать, иначе она и вправду слопает тебя», — сказал я себе.
   И тут мне вспомнились рассказы одного старого моряка, который проплавал юнгой целых пятьдесят лет. Он утверждал, будто акула живет только в движении и если ее остановить, она тут же упадет на дно и погибнет.
   В моей голове сейчас же родился план действий. Я увильнул от зубов наглой хищницы и побежал к затонувшей шхуне, справедливо полагая, что поскольку шхуна — торговое судно, то там обязательно найдется то немногое, что могло мне помочь в борьбе с акулой. И надежды не обманули меня. Я взобрался на палубу, быстренько отыскал пустой ящик, выбил из него дно, и когда акула, описав дугу, бросилась на меня вторично, подпустил ее близко к себе и хладнокровно, точно лассо, набросил на хищницу ящик.
   Очутившись в моей ловушке, акула ткнулась мордой в переднюю стенку, потом хотела податься назад, но там ее не пустила другая стенка. Мой импровизированный садок сковал движения хищницы. Она остановилась и тотчас пошла на дно, перевернувшись белым брюхом вверх.
   Ее плачевный пример охладил боевой пыл остальных акул. Только теперь они поняли, что перед ними слесарь-водопроводчик, которого не возьмешь одними зубами, и отошли на свою территорию.