Страница:
— Милости просим! Я буду очень рад потолковать с ним. Пока мы его не обезвредим, нам нечего и думать о сокровище, — говорил Ульоа.
— Гм… — промычал старик. — Потолковать? Но у него, капитан, человек тридцать хорошо вооруженных головорезов, так что разговоры с ним могут, пожалуй, оказаться для нас не особенно выгодными. Поэтому мой совет — стараться скорее убраться отсюда, не дожидаясь появления нашего приятеля Рамиреса.
— Конечно, это было бы лучше всего, Ретон. Пойдем, потолкуем с Математе. Этот дикарь очень смышлен и хорошо знаком со здешней местностью.
Старший канак сидел около бассейна и наблюдал за начинавшей убывать водой. Острые черные глаза дикаря были устремлены в одну точку бассейна, где вода особенно сильно булькала и пенилась.
— Там, вероятно, опускается и подымается вода? — спросил Ульоа, подойдя к канаку и указывая на это место.
— Да, вождь, именно так.
— И ты надеешься на успех?
— Надеюсь, но не ручаюсь. Во всяком случае, сделаю попытку, чтобы спасти всех.
— Ты честный и храбрый человек, Математе.
— Я берегу и свою жизнь, вождь. Ведь если убьют или возьмут в плен вас, несдобровать и мне.
— Ну, до этого дело, быть может, и не дойдет! — возразил Ульоа. — У нас в запасе еще несколько сот зарядов. А так как я, ты и сын великого вождя вашего племени промахов не делаем, то от всего племени кети не останется ни одного человека, если оно вздумает напасть на нас.
— Громовые удары надо беречь, вождь: они могут еще пригодиться. До моего племени не близко, и по пути могут встретиться враждебные племена, не лучше кети. С ними тоже, пожалуй, придется иметь дело, — говорил канак. — Позволь мне, вождь, попытаться проникнуть в канал.
— А если ты почему-либо не в состоянии будешь вернуться назад?
— Не бойся за меня, вождь. Мой брат такой же хороший пловец, как я, и в случае надобности поспешит ко мне на помощь.
— Ну хорошо, отправляйся, — разрешил Ульоа. — Мы будем ожидать тебя.
Выпросив у капитана его нож, на случай встречи с каким-нибудь морским животным, отважный дикарь бросился в озеро и тут же исчез под водой.
— Молодчина этот дикарь! — похвалил его Ретон. — Какой бы славный вышел из него моряк… Только преуспеет ли он в своем отважном предприятии?
— А вы сомневаетесь в этом, боцман? — спросил у него Бельграно.
— Да, сеньор, сильно сомневаюсь.
— Почему же?
— Да прежде всего потому, что канал может оказаться гораздо длиннее, чем думает Математе, потому. А, бестии, опять принялись за бомбардировку!.. Вот и орать начали. Должно быть, опомнились… Сеньор Бельграно, попутайте-ка теперь их вы.
В самом деле, сверху снова посыпались камни и раздались крики; из отверстий даже стали высовываться свирепые, злорадные физиономии.
Молодой человек поднял карабин, прицелился и спустил курок. Вслед за тем наверху раздался болезненный вой.
— Ага, попало! — воскликнул старик. — Браво, дон Педро! Вы стреляете не хуже любого пограничного гаучо6. Должно быть, угодили прямо в физиономию какого-нибудь из этих красавцев. Кто же теперь будет лечить его? Их чародея прихлопнул капитан. Хорошо, если у них найдется еще…
— Да будет тебе трещать, как сорока, старина! — остановил его Ульоа. — Дай прислушаться. Кажется, возвращается Математе.
Капитан наклонился над бассейном и стал прислушиваться. Его примеру последовали и остальные. С противоположного берега озерка слышался какой-то особенный шум. Все присутствовавшие с напряженным ожиданием вглядывались в медленно понижавшуюся водную поверхность. Котуре взял один из факелов и поднял его над бассейном, освещая, главным образом, тот угол, где шумела, крутилась и пенилась стремившаяся в канал вода.
— Видишь что-нибудь, Котуре? — спросил Ульоа.
— Да, вождь, вижу вон там какую-то тень. Подержи, пожалуйста, факел, я сейчас посмотрю поближе.
И сунув пылавший факел в руки капитана, канак прыгнул в воду
и нырнул.
— Вероятно, с его братом что-нибудь случилось, — проговорил Бельграно.
— Очень может быть, — отозвался Ульоа, лицо которого сильно омрачилось. — Слишком уж понадеялся на свои силы. Ведь ему все время пришлось плыть под водой.
— Помогите! — вдруг раздался пронзительный крик с озера. Все поспешно наклонились и увидели младшего канака, который с трудом плыл, действуя одной рукой и поддерживая другой рукой неподвижное тело брата. Не дожидаясь приказания вождя, несколько нуку поспешили броситься на помощь.
— Что такое с ним случилось? — недоумевал Ульоа, тревожно всматриваясь в копошившуюся в воде группу обнаженных тел.
— Наверное, бедняга задохнулся под водой, а может, и морской водицы малость хлебнул, — проговорил Ретон. — Но это ничего. Если он еще жив, мы в минуту приведем его в себя.
Когда канака вытащили на берег, то он казался мертвым. Неподвижные, широко раскрытые глаза его выражали ужас, зубы были крепко стиснуты, лицо сделалось серого цвета, из носу струями текла вода…
— Порядком хлебнул соленой водицы, бедняга! — говорил Ретон, ощупывая утопленника. — Придется, пожалуй, повозиться с ним… Ба! Да у него здоровенная рана в правом боку. Вон как захлестала из нее кровь. Пока он находился в воде, кровь не могла течь, а теперь вот„ Нет ли у кого, чем заткнуть рану, а то он истечет кровью.
Котуре торопливо оторвал половину своего холщового передника; пожертвовали часть своих передников и некоторые из дикарей; молодой Бельграно поспешил отдать свой носовой платок. Рана была быстро и искусно перевязана старым моряком. После этого Ульоа, Ретон и Бельграно принялись приводить в чувство утопленника.
Минут через десять благодаря энергичным действиям моряков и их молодого помощника Математе вдруг закрыл глаза, затем снова открыл их, но уже с проблеском сознания и с другим, более спокойным выражением, и в то же время глубоко вздохнул полной грудью.
— Слава Богу! Оживает! — обрадовался Ретон. — Ну, теперь дело быстро пойдет на лад,
Математе обвел всех хлопотавших около него благодарным взглядом и сделал попытку приподняться.
— Лежи, лежи, не шевелись! — остановил его Ульоа. — Говорить можешь?
— Могу, вождь… Только позволь мне хоть сесть. Я не привык валяться, — ответил канак и одним сильным движением принял сидячее положение.
— Да он, должно быть, железный! — воскликнул боцман, с восторгом глядя на больного. — Вот так молодчина!
— Нашел проход? — продолжал Ульоа.
— Нашел, вождь, только этот проход не годится. Он упирается в большую скалу. Вода, по-видимому, проходит под этой скалой или через какое-нибудь узкое отверстие в скале, а куда — не мог понять. Ничего не было видно. Во всяком случае, человеку там не пройти.
— Гм!.. Это плохо. А почему у тебя рана в правом боку?
— Рана? Ах да, в самом деле, какая-то царапина! — проговорил канак, ощупывая свой бок. — Уже и перевязали? Напрасно беспокоились, и так прошло бы. Да, теперь я припоминаю. На меня набросилась какая-то большая рыба. Я не мог в темноте разглядеть ее, но все-таки попал в нее ножом, с которым она так и ушла от меня, а я повернул назад и вдруг, когда хотел подняться в озеро, упал в воду и точно заснул.
— И чуть было не навеки, дружище! — подхватил Ретон. — Не догадайся твой брат…
— Значит, мы погибли? — глухим голосом прервал его Бельграно. — Бедная сестра! Что будет теперь с ней?
— Она-то в полной безопасности, — успокаивал его Ульоа. — За нее нечего беспокоиться. Насколько дикари беспощадны к врагам, настолько же преданны друзьям. Кроме того, ваша сестра для них священна из-за наложенного на нее табу, так что ни один нуку не осмелится коснуться даже волоса на ее голове. Если нам суждено здесь погибнуть, они наверняка сделают ее своей королевой.
— А мы? Неужели нам так и придется погибать здесь? — с отчаянием проговорил молодой человек. — Нужно еще что-нибудь придумать. Вылазку хоть, что ли.
— Вылазку?! — повторил Ульоа. — Если бы нам даже и удалось проникнуть сквозь их баррикады, то что же мы сделаем против нескольких сотен дикарей? К тому же скоро, вероятно, явится и Рамирес со своими бандитами.
— Так нельзя же нам оставаться здесь в полном бездействии, дон Хосе!.. Но погодите, кажется, перестрелка?
Сверху в самом деле стал доноситься треск беглого ружейного огня.
— Должно быть, приближается Рамирес, — проговорил Ульоа. — Но странно, что означают эти выстрелы?
— Должно быть, он хочет попугать нас или дать нам знать о своем прибытии, — предположил старик-боцман. — Ну, теперь дело пойдет повеселее! — прибавил он, потирая руки.
— И мы окончательно погибли! — заключил в полном отчаянии молодой человек.
XVI. Рамирес
— Гм… — промычал старик. — Потолковать? Но у него, капитан, человек тридцать хорошо вооруженных головорезов, так что разговоры с ним могут, пожалуй, оказаться для нас не особенно выгодными. Поэтому мой совет — стараться скорее убраться отсюда, не дожидаясь появления нашего приятеля Рамиреса.
— Конечно, это было бы лучше всего, Ретон. Пойдем, потолкуем с Математе. Этот дикарь очень смышлен и хорошо знаком со здешней местностью.
Старший канак сидел около бассейна и наблюдал за начинавшей убывать водой. Острые черные глаза дикаря были устремлены в одну точку бассейна, где вода особенно сильно булькала и пенилась.
— Там, вероятно, опускается и подымается вода? — спросил Ульоа, подойдя к канаку и указывая на это место.
— Да, вождь, именно так.
— И ты надеешься на успех?
— Надеюсь, но не ручаюсь. Во всяком случае, сделаю попытку, чтобы спасти всех.
— Ты честный и храбрый человек, Математе.
— Я берегу и свою жизнь, вождь. Ведь если убьют или возьмут в плен вас, несдобровать и мне.
— Ну, до этого дело, быть может, и не дойдет! — возразил Ульоа. — У нас в запасе еще несколько сот зарядов. А так как я, ты и сын великого вождя вашего племени промахов не делаем, то от всего племени кети не останется ни одного человека, если оно вздумает напасть на нас.
— Громовые удары надо беречь, вождь: они могут еще пригодиться. До моего племени не близко, и по пути могут встретиться враждебные племена, не лучше кети. С ними тоже, пожалуй, придется иметь дело, — говорил канак. — Позволь мне, вождь, попытаться проникнуть в канал.
— А если ты почему-либо не в состоянии будешь вернуться назад?
— Не бойся за меня, вождь. Мой брат такой же хороший пловец, как я, и в случае надобности поспешит ко мне на помощь.
— Ну хорошо, отправляйся, — разрешил Ульоа. — Мы будем ожидать тебя.
Выпросив у капитана его нож, на случай встречи с каким-нибудь морским животным, отважный дикарь бросился в озеро и тут же исчез под водой.
— Молодчина этот дикарь! — похвалил его Ретон. — Какой бы славный вышел из него моряк… Только преуспеет ли он в своем отважном предприятии?
— А вы сомневаетесь в этом, боцман? — спросил у него Бельграно.
— Да, сеньор, сильно сомневаюсь.
— Почему же?
— Да прежде всего потому, что канал может оказаться гораздо длиннее, чем думает Математе, потому. А, бестии, опять принялись за бомбардировку!.. Вот и орать начали. Должно быть, опомнились… Сеньор Бельграно, попутайте-ка теперь их вы.
В самом деле, сверху снова посыпались камни и раздались крики; из отверстий даже стали высовываться свирепые, злорадные физиономии.
Молодой человек поднял карабин, прицелился и спустил курок. Вслед за тем наверху раздался болезненный вой.
— Ага, попало! — воскликнул старик. — Браво, дон Педро! Вы стреляете не хуже любого пограничного гаучо6. Должно быть, угодили прямо в физиономию какого-нибудь из этих красавцев. Кто же теперь будет лечить его? Их чародея прихлопнул капитан. Хорошо, если у них найдется еще…
— Да будет тебе трещать, как сорока, старина! — остановил его Ульоа. — Дай прислушаться. Кажется, возвращается Математе.
Капитан наклонился над бассейном и стал прислушиваться. Его примеру последовали и остальные. С противоположного берега озерка слышался какой-то особенный шум. Все присутствовавшие с напряженным ожиданием вглядывались в медленно понижавшуюся водную поверхность. Котуре взял один из факелов и поднял его над бассейном, освещая, главным образом, тот угол, где шумела, крутилась и пенилась стремившаяся в канал вода.
— Видишь что-нибудь, Котуре? — спросил Ульоа.
— Да, вождь, вижу вон там какую-то тень. Подержи, пожалуйста, факел, я сейчас посмотрю поближе.
И сунув пылавший факел в руки капитана, канак прыгнул в воду
и нырнул.
— Вероятно, с его братом что-нибудь случилось, — проговорил Бельграно.
— Очень может быть, — отозвался Ульоа, лицо которого сильно омрачилось. — Слишком уж понадеялся на свои силы. Ведь ему все время пришлось плыть под водой.
— Помогите! — вдруг раздался пронзительный крик с озера. Все поспешно наклонились и увидели младшего канака, который с трудом плыл, действуя одной рукой и поддерживая другой рукой неподвижное тело брата. Не дожидаясь приказания вождя, несколько нуку поспешили броситься на помощь.
— Что такое с ним случилось? — недоумевал Ульоа, тревожно всматриваясь в копошившуюся в воде группу обнаженных тел.
— Наверное, бедняга задохнулся под водой, а может, и морской водицы малость хлебнул, — проговорил Ретон. — Но это ничего. Если он еще жив, мы в минуту приведем его в себя.
Когда канака вытащили на берег, то он казался мертвым. Неподвижные, широко раскрытые глаза его выражали ужас, зубы были крепко стиснуты, лицо сделалось серого цвета, из носу струями текла вода…
— Порядком хлебнул соленой водицы, бедняга! — говорил Ретон, ощупывая утопленника. — Придется, пожалуй, повозиться с ним… Ба! Да у него здоровенная рана в правом боку. Вон как захлестала из нее кровь. Пока он находился в воде, кровь не могла течь, а теперь вот„ Нет ли у кого, чем заткнуть рану, а то он истечет кровью.
Котуре торопливо оторвал половину своего холщового передника; пожертвовали часть своих передников и некоторые из дикарей; молодой Бельграно поспешил отдать свой носовой платок. Рана была быстро и искусно перевязана старым моряком. После этого Ульоа, Ретон и Бельграно принялись приводить в чувство утопленника.
Минут через десять благодаря энергичным действиям моряков и их молодого помощника Математе вдруг закрыл глаза, затем снова открыл их, но уже с проблеском сознания и с другим, более спокойным выражением, и в то же время глубоко вздохнул полной грудью.
— Слава Богу! Оживает! — обрадовался Ретон. — Ну, теперь дело быстро пойдет на лад,
Математе обвел всех хлопотавших около него благодарным взглядом и сделал попытку приподняться.
— Лежи, лежи, не шевелись! — остановил его Ульоа. — Говорить можешь?
— Могу, вождь… Только позволь мне хоть сесть. Я не привык валяться, — ответил канак и одним сильным движением принял сидячее положение.
— Да он, должно быть, железный! — воскликнул боцман, с восторгом глядя на больного. — Вот так молодчина!
— Нашел проход? — продолжал Ульоа.
— Нашел, вождь, только этот проход не годится. Он упирается в большую скалу. Вода, по-видимому, проходит под этой скалой или через какое-нибудь узкое отверстие в скале, а куда — не мог понять. Ничего не было видно. Во всяком случае, человеку там не пройти.
— Гм!.. Это плохо. А почему у тебя рана в правом боку?
— Рана? Ах да, в самом деле, какая-то царапина! — проговорил канак, ощупывая свой бок. — Уже и перевязали? Напрасно беспокоились, и так прошло бы. Да, теперь я припоминаю. На меня набросилась какая-то большая рыба. Я не мог в темноте разглядеть ее, но все-таки попал в нее ножом, с которым она так и ушла от меня, а я повернул назад и вдруг, когда хотел подняться в озеро, упал в воду и точно заснул.
— И чуть было не навеки, дружище! — подхватил Ретон. — Не догадайся твой брат…
— Значит, мы погибли? — глухим голосом прервал его Бельграно. — Бедная сестра! Что будет теперь с ней?
— Она-то в полной безопасности, — успокаивал его Ульоа. — За нее нечего беспокоиться. Насколько дикари беспощадны к врагам, настолько же преданны друзьям. Кроме того, ваша сестра для них священна из-за наложенного на нее табу, так что ни один нуку не осмелится коснуться даже волоса на ее голове. Если нам суждено здесь погибнуть, они наверняка сделают ее своей королевой.
— А мы? Неужели нам так и придется погибать здесь? — с отчаянием проговорил молодой человек. — Нужно еще что-нибудь придумать. Вылазку хоть, что ли.
— Вылазку?! — повторил Ульоа. — Если бы нам даже и удалось проникнуть сквозь их баррикады, то что же мы сделаем против нескольких сотен дикарей? К тому же скоро, вероятно, явится и Рамирес со своими бандитами.
— Так нельзя же нам оставаться здесь в полном бездействии, дон Хосе!.. Но погодите, кажется, перестрелка?
Сверху в самом деле стал доноситься треск беглого ружейного огня.
— Должно быть, приближается Рамирес, — проговорил Ульоа. — Но странно, что означают эти выстрелы?
— Должно быть, он хочет попугать нас или дать нам знать о своем прибытии, — предположил старик-боцман. — Ну, теперь дело пойдет повеселее! — прибавил он, потирая руки.
— И мы окончательно погибли! — заключил в полном отчаянии молодой человек.
XVI. Рамирес
Заключенные в подземелье ожидали появления своего злейшего врага, а в это время из кустарника, широким поясом охватывавшего главное селение племени кети, быстро выступал отряд вооруженных моряков. В отряде было двенадцать человек, во главе которых шел среднего роста мужчина, очень плотный и коренастый, со смуглым лицом и длинной и густой черной, порядочно уже посеребренной проседью бородой. Лет ему было, очевидно, за сорок.
Это был тип настоящего искателя приключений, с лицом, выражавшим непреклонную волю, с черными огненными глазами и тонкими злыми губами.
Приблизившись к главной хижине селения, где толпилось около сотни воинов, сильно чем-то озабоченных и взволнованных, незнакомец остановился и крикнул своему отряду резким голосом по-испански:
— Стойте, волчата! Держите наготове ружья и не спускайте глаз с людоедов! Этим канальям никогда не следует доверять, как бы они ни лебезили перед нами. Они так делают только потому, что видят на нашей стороне силу.
Отряд остановился и окружил своего командира, приготовившись по первому его знаку стрелять в дикарей, подходивших нестройной толпой.
— Что тут стряслось у вас? — обратился к ним презрительным тоном на местном наречии незнакомец, опираясь на дуло карабина. — Говори ты, Нарго, а другие пусть не суются вперед и держат язык за зубами. Ну?
Один из старших воинов, богатая татуировка которого была во многих местах перерезана глубокими рубцами от полученных им ран, с некоторой нерешительностью выдвинулся вперед.
— Великий вождь, твои враги заперты в пещере озера, — несмело проговорил он.
— А! — с оттенком удовольствия воскликнул незнакомец. — Значит, твой посланный донес мне верно? Гм… странно! Самый главный из моих врагов — человек очень опытный, с какой бы стати ему забираться в эту ловушку?
— Может быть, он явился сюда, чтобы освободить старого белого пленника, который тоже теперь находится с ним в пещере, — высказал свое предположение дикарь.
— Ах, старый черт, уцелел-таки! — со злобным сожалением произнес юнга Эмилио, также находившийся в отряде матросов.
— Молчать! — прикрикнул на него незнакомец, — Ты знаешь, что я не терплю, когда мои люди вмешиваются не в свое дело!
— Виноват, капитан!
— То-то! В другой раз не забывайся! — сурово проговорил Рамирес (командиром отряда был именно он) и, обратившись снова к дикарю, продолжал: — Да, я чуть не забыл об этом пленнике. Твой посланный говорил мне, что у моего врага только один белый да несколько нуку. Неужели вы не могли забрать их всех в плен и устроить из них хороший пир?
— У них такие же гремящие железные трубки, как вот у тебя и у твоих людей, вождь, — оправдывался дикарь.
— Ага! Значит, у них уцелели эти смертоносные трубки? — проговорил, нахмурившись, Рамирес. — Гм… В таком случае мне придется, пожалуй, повозиться с ними… У них теперь трое хороших стрелков.
Он закурил толстую сигару и, сделав несколько затяжек, спросил:
— Заперли вы их, по крайней мере, как следует в пещере?
— О да, вождь! Мы завалили оба выхода так, что из пещеры нельзя выбраться.
— С ними должна находиться еще молодая белая девушка. Видели вы ее?
—Нет, вождь Один из моих воинов говорил мне, что видел ее среди нуку.
— Нуку? Это племя тоже ест людей? — тревожно осведомился Рамирес.
— Да, вождь.
— В таком случае она в большой опасности! — с еще большей тревогой вскричал Рамирес. — Ее могут съесть, а быть может, уже и съели.
— Нет, вождь, она находится под охраной табу.
— А-а! — облегченно протянул авантюрист и погрузился в глубокие размышления; потом через минуту вдруг крикнул по-испански: — Эмилио!
— Что прикажете, капитан? — спросил подбежавший юнга.
— Ты, как я уже имел случай убедиться, хитрее любого чертенка и, быть может, сумеешь оказать мне еще одну важную услугу, за которую потом я по-царски вознагражу тебя. Видишь, в чем дело… Но прежде скажи: как к тебе относилась сеньорита Бельграно?
— Всегда очень хорошо, капитан. Постоянно заступалась за меня, когда, бывало, этот старый черт, боцман, начинал придираться ко мне из-за каждого пустяка.
— И в последнее время она не выказывала к тебе никакой подозрительности?
— Нет, капитан. Да и никто не мог ничего подозревать, исключая разве старика боцмана, но ему не верили, потому что я…
— Хорошо! Она теперь находится в селении нуку. Отважился бы ты прогуляться к ней туда?
— Гм? А не съедят меня там, капитан?
— Не думаю, если ты скажешь, что идешь к ней. Ну, хотя бы по поручению ее брата. Впрочем, для твоего успокоения я, пожалуй, пошлю вперед вот этого старого рубаку разузнать, можешь ли ты рассчитывать на покровительство сеньориты.
— Это было бы очень хорошо, капитан» А что я должен сказать сеньорите?
— Что капитан Ульоа и ее брат освободили старика боцмана… Если хочешь, даже соври, что с твоей помощью… Что все дикари стали покорными, как овечки, и что они, то есть ее брат, капитан и боцман прислали тебя за ней. Понял?
— Понял, капитан. А если она спросит про вас, что я должен…
— Про меня?.. Гм… Ну, скажи, что сошелся с ее братом и прочими и что мы теперь неразлучные друзья… Когда она окажется у меня в руках, они тоже все сдадутся… Вообще мне тогда будет гораздо легче овладеть сокровищем, и я по-братски разделю его между моими храбрыми волчатами. Недаром же мы Забрались в эту глушь к людоедам.
В сильном возбуждении Рамирес принялся расхаживать взад и вперед мимо своего отряда и толпы дикарей, с недоумением смотревших на него. Вдруг он круто остановился против Нарго и сказал ему:
— Веди нас к пещере, где сидят заключенные. Волчата, за мной! Матросы и дикари, соединившись, двинулись под предводительством Нарго к холму, в недрах которого находилась пещера.
Небольшой отряд дикарей сторожил вход в пещеру, заваленный огромными камнями и толстыми стволами деревьев. При виде Рамиреса караульные распростерлись перед ним ниц — таковы были уважение и страх, внушенные дикарям этим проходимцем.
— Да, сквозь такую преграду не скоро проберешься! — с довольной усмешкой заметил Рамирес, взглянув на это загромождение. — Но на всякий случай станьте здесь на страже вы, волчата, — обратился он к матросам, — и тотчас же стреляйте, как только заметите со стороны пленников малейшую попытку к освобождению. Впрочем, не мешает и сейчас сделать несколько холостых выстрелов, чтобы порадовать пленников вестью о нашем прибытии и, кстати, попутать этих дураков дикарей. Выньте из ружей пули и выстрелите потом по разу одним порохом.
Матросы поспешили исполнить это приказание. Раздалось двенадцать выстрелов, по два, по три сразу, с небольшими промежутками. Эти-то выстрелы, заставившие окружавших Рамиреса дикарей попадать в страхе ничком на землю, и были услышаны заключенными.
— Вот так будет хорошо! — усмехнулся авантюрист и, сделав знак стоявшему около него старому дикарю, который один остался на ногах, следовать за собой, поднялся на холм и остановился возле большой расщелины, в которую несколько дикарей продолжали время от времени бросать камни.
— Посмотри, видно их? — приказал Рамирес дикарю. Старик поспешно бросился к расщелине и заглянул в нее.
— Видно, вождь. Все там: и белые, и темнокожие.
— А что они там делают?
— Разыскивают наши запасы попы…
— Ах, трижды дурак! — вспылил Рамирес. — Зачем же ты оставил там эти запасы?
— Что же нам было делать, вождь? Они напали на нас в пещере совсем неожиданно и прежде всего сразили громом нашего жреца… Все наши бросились бежать, потому что не знали, сколько их там…
— За то, что они ухлопали вашего старого фокусника, их следует похвалить! — прервал Рамирес. — Я и сам хотел сделать это. Но бежать такой ораве перед горстью людей, — на это только и способны такие горе-воины, как вы… Пусти-ка меня на свое место… Ты, наверное, уже дрожишь от страха, как бы в тебя не угодили громовым ударом? — насмешливо продолжал он, грубо отпихивая ногой старика от расщелины и заглядывая в нее сам. — Гм… Кажется, они там не очень тревожатся за свою участь, — пробормотал он. — Да и аппетит у них нисколько не пострадал» Вон как исправно за обе щеки уплетают запасы, так любезно оставленные им этими дураками» Очень удобный момент перестрелять всю эту компанию, как зверей в клетке, — он протянул было руку за своим карабином, но тут же отдернул ее назад со словами: — Нет, это будет слишком просто. Сначала надо потолковать с ними.
И приставив рупором руку ко рту, он крикнул вниз:
— Приятного аппетита, сеньоры. Почему бы вам не пригласить и меня полакомиться этой желтой прелестью, которую вы так усердно уничтожаете?
Услыхав этот насмешливый голос, Ульоа и Бельграно мгновенно вскочили на ноги, схватили свои карабины и взглянули наверх, откуда доносился голос.
— Это Рамирес! — вскричал молодой человек. — Я узнаю его голос.
— Он! Он!.. Клянусь всеми акулами Великого океана! — подтвердил старый боцман, засучивая рукава, точно собираясь вступить в рукопашную с капитаном «Эсмеральды».
Ульоа молча поднял карабин в ожидании, что в отверстии покажется голова его противника. Но этого не случилось: Рамирес не был настолько неопытен, чтобы подвергаться такой опасности.
— Кажется, имею честь беседовать с капитаном блаженной памяти «Андалузии»? — продолжал тем же насмешливым голосом авантюрист, оставаясь невидимкой.
— Совершенно верно, господин пират! — ответил Ульоа, не будучи в состоянии, по своей прямоте, удержать на языке то, что у него было на уме.
— Такой ответ не совсем вежлив по отношению к собрату! — донеслось сверху. — Вы не в меня.
— И слава Богу! — продолжал Ульоа. — Не всем же быть такими негодяями, как вы!
— Какой, однако, у вас острый язык, господин искатель приключений, особенно, когда тот, с кем вы говорите, не рядом с вами!
— Пожалуйте сюда, доблестный искатель чужих богатств, и вы убедитесь, что и от более близкого соседства с вами мой язык не притупится.
— Ну, из-за такого пустяка не стоит беспокоиться! — со смехом возразил Рамирес. — Я чувствителен к более существенным уколам, а не к уколам языка, как бы он ни был остер.
— Я не знал, что вы такой храбрец, сеньор Рамирес! — крикнул Бельграно, до сих пор молчавший.
— А, и вы, сеньорчик, подали свой голос? Напрасно! Я беседую не с вами, а с многоуважаемым капитаном несуществующей «Андалузии», доном Хосе Ульоа.
— Ого, как мы стали важничать! — не удержался, чтобы не крикнуть, и боцман.
— А ты, старая сорока, и подавно должен был молчать! — продолжал Рамирес. — Ведь только благодаря непроходимой глупости дикарей ты сейчас находишься в этом подземелье, а не у них в желудке… Впрочем, мне с тобой сейчас некогда точить лясы. Я должен побеседовать с сеньором Бельграно. Дон Педро, вы слушаете меня?
— Слушаю, — отозвался молодой человек. — Что вам угодно?
— Во-первых, позвольте мне извиниться перед вами за невольную нелюбезность, которую я сейчас позволил себе по отношению к вам, а во-вторых, я хочу предложить сам свои условия относительно вашего освобождения.
— А какие будут ваши условия, сеньор Рамирес?
— О, самые пустячные… в сущности, даже одно условие. Как человек еще не старый, а главное, богатый — сокровище Голубых гор я могу уже считать своей собственностью, — обладающий к тому же хорошим морским судном, я представляю, так сказать, завидную партию и могу рассчитывать, что не получу отказа в руке любой красавицы.
— Ну, что же вы остановились, сеньор Рамирес? К чему клонится ваша речь? Договаривайте!
— Погодите!.. Дайте передохнуть!.. Ведь мне приходится кричать на весь остров, чтобы вы могли расслышать мои слова.
Наступило минутное молчание. Потом снова послышался голос Рамиреса:
— Сеньор Бельграно, слушайте внимательнее! — продолжал авантюрист. — Вот мое условие… Для удобства разделим его, пожалуй, на два пункта. Итак, во-первых, вы должны навсегда отказаться от всяких претензий на сокровище Голубых гор, тем более что вам все равно не видать его как своих ушей, а во-вторых, признать меня женихом вашей сестры. Если вы согласны на это условие — другого выхода для вас все равно нет, — то я пока удовольствуюсь вашим честным словом, которое вы дадите мне в присутствии ваших благородных свидетелей, а потом мы скрепим его на бумаге, и я тотчас же распоряжусь освободить вас…
Тройной крик негодования покрыл эти слова.
— Негодяй! Пират! Жадная акула! — донеслось снизу.
— Так вы отказываетесь от моего условия, сеньор Бельграно? — продолжал Рамирес, нисколько, по-видимому, не смущенный этими не особенно лестными эпитетами.
— Отказываюсь!.. Лучше собственными руками задушу сестру, нежели соглашусь отдать ее руку такому негодяю, как вы! — горячо крикнул молодой человек.
— Это ваше последнее слово, сеньор Бельграно?
— Последнее, сеньор Рамирес.
— Хорошо! Так и будем знать!.. До скорого свидания! Бледный от душившей его злобы авантюрист спустился с холма, бормоча сквозь крепко стиснутые зубы:
— Гм… Увидим, как-то ты запоешь потом, когда девчонка окажется у меня в руках!
Добравшись до селения, он прошел прямо в свою хижину, украшенную человеческими черепами и старым, истрепанным чилийским флагом. Хижина эта, самая обширная и лучше других отделанная, принадлежала прежнему туземному вождю. Возле нее, перед очагом, под которым ярко пылал костер, возились женщины и подростки, готовя обед белому вождю.
Вне себя от душившей его злобы, Рамирес, ударами ноги отстранив стоявших на пути женщин и детей, вошел в свою хижину мрачнее грозовой тучи.
Следовавший за ним Нарго по его безмолвному приказанию почтительно остановился у порога и со страхом стал ждать, чем разразится эта зловещая туча. Старый дикарь по горькому опыту уже знал, как страшен гнев белого вождя.
— Ты и все твои воины — жалкие, трусливые бабы! — заговорил после довольно продолжительного молчания Рамирес. — Вместо того чтобы постыдно удирать от этой горсти людей, их всех следовало бы перерезать, а не посылать для этого за мной— Вы только напрасно отняли у меня время, заставив вернуться с полпути» Они сами лезли в руки, а вы не сумели взять их» Эх вы, горе-воины!. Сколько времени, по-твоему, могут они продержаться в пещере, не передохнув с голоду?
— Они могут прожить в пещере в течение нескольких лун, великий вождь, потому что там много запасов. Мы перед их приходом только что сложили туда…
— Ну, вы и дураки! Черт бы побрал и вас и их! — рявкнул Рамирес, с силой стукнув кулаком по столу, на котором так и запрыгали расписные глиняные блюда с кушаньями и вазы с плодами. — Сколько придется мне еще потерять времени из-за них, и все благодаря вашей глупости и трусости!
—А почему же, великий вождь, ты сам не прикажешь своим белым воинам перебить всех пленников? — осмелился робко заметить дикарь. — Ведь у твоих воинов такие же громовые трубки, как…
— Потому что ты — старый дурак и ничего не смыслишь в моих делах! — резко прервал его Рамирес. — Если бы мне это было нужно, я не стал бы ждать твоего совета… А ты вот что скажи мне: есть у тебя хорошие разведчики?
— Есть, великий вождь. Куда прикажешь послать их?
— В селение нуку, узнать поумнее, там ли белая девушка.
— Хорошо, вождь. Будет немедленно исполнено. Более ничего не прикажешь?
— Ничего. Можешь уходить. Когда разведчики возвратятся, приди сказать мне.
После ухода дикаря Рамирес наскоро закусил, запив еду целой бутылкой водки. Затем он бросился на мягкую постель из свежих листьев и травы и тут же крепко заснул. Проспал он до самого вечера и, вероятно, продолжал бы спать, если бы его не разбудил Нарго, явившийся с докладом о возвращении разведчиков.
Первый раз в жизни Рамирес проснулся без обычных проклятий.
— Однако и ноги же у твоих гонцов! — удивился он, поднимаясь с постели. — Теперь мне понятно, почему кети всегда так легко улепетывают от врагов.
— Я приказал им поспешить, вождь, — ответил старик, сделав вид, что не понял насмешки.
— Хорошо. Ну, что же они узнали?
— Белая девушка все еще там, у нуку, и признана королевой племени.
— Вот как! Почему лес это?
— У нее есть табу племени крагоа.
— А-а! — протянул авантюрист и задумался. — Гм„ Какая странная история, — пробормотал он про себя, — и какой волшебной силой в глазах этих дураков обладает простой кусок древесной коры с тремя птицами. Хорошо, что у меня есть дубликат… Вот что, старик, — обратился он к дикарю, — позови-ка ко мне этого молодого воина, которого вы поймали тогда вместе со старым.
Это был тип настоящего искателя приключений, с лицом, выражавшим непреклонную волю, с черными огненными глазами и тонкими злыми губами.
Приблизившись к главной хижине селения, где толпилось около сотни воинов, сильно чем-то озабоченных и взволнованных, незнакомец остановился и крикнул своему отряду резким голосом по-испански:
— Стойте, волчата! Держите наготове ружья и не спускайте глаз с людоедов! Этим канальям никогда не следует доверять, как бы они ни лебезили перед нами. Они так делают только потому, что видят на нашей стороне силу.
Отряд остановился и окружил своего командира, приготовившись по первому его знаку стрелять в дикарей, подходивших нестройной толпой.
— Что тут стряслось у вас? — обратился к ним презрительным тоном на местном наречии незнакомец, опираясь на дуло карабина. — Говори ты, Нарго, а другие пусть не суются вперед и держат язык за зубами. Ну?
Один из старших воинов, богатая татуировка которого была во многих местах перерезана глубокими рубцами от полученных им ран, с некоторой нерешительностью выдвинулся вперед.
— Великий вождь, твои враги заперты в пещере озера, — несмело проговорил он.
— А! — с оттенком удовольствия воскликнул незнакомец. — Значит, твой посланный донес мне верно? Гм… странно! Самый главный из моих врагов — человек очень опытный, с какой бы стати ему забираться в эту ловушку?
— Может быть, он явился сюда, чтобы освободить старого белого пленника, который тоже теперь находится с ним в пещере, — высказал свое предположение дикарь.
— Ах, старый черт, уцелел-таки! — со злобным сожалением произнес юнга Эмилио, также находившийся в отряде матросов.
— Молчать! — прикрикнул на него незнакомец, — Ты знаешь, что я не терплю, когда мои люди вмешиваются не в свое дело!
— Виноват, капитан!
— То-то! В другой раз не забывайся! — сурово проговорил Рамирес (командиром отряда был именно он) и, обратившись снова к дикарю, продолжал: — Да, я чуть не забыл об этом пленнике. Твой посланный говорил мне, что у моего врага только один белый да несколько нуку. Неужели вы не могли забрать их всех в плен и устроить из них хороший пир?
— У них такие же гремящие железные трубки, как вот у тебя и у твоих людей, вождь, — оправдывался дикарь.
— Ага! Значит, у них уцелели эти смертоносные трубки? — проговорил, нахмурившись, Рамирес. — Гм… В таком случае мне придется, пожалуй, повозиться с ними… У них теперь трое хороших стрелков.
Он закурил толстую сигару и, сделав несколько затяжек, спросил:
— Заперли вы их, по крайней мере, как следует в пещере?
— О да, вождь! Мы завалили оба выхода так, что из пещеры нельзя выбраться.
— С ними должна находиться еще молодая белая девушка. Видели вы ее?
—Нет, вождь Один из моих воинов говорил мне, что видел ее среди нуку.
— Нуку? Это племя тоже ест людей? — тревожно осведомился Рамирес.
— Да, вождь.
— В таком случае она в большой опасности! — с еще большей тревогой вскричал Рамирес. — Ее могут съесть, а быть может, уже и съели.
— Нет, вождь, она находится под охраной табу.
— А-а! — облегченно протянул авантюрист и погрузился в глубокие размышления; потом через минуту вдруг крикнул по-испански: — Эмилио!
— Что прикажете, капитан? — спросил подбежавший юнга.
— Ты, как я уже имел случай убедиться, хитрее любого чертенка и, быть может, сумеешь оказать мне еще одну важную услугу, за которую потом я по-царски вознагражу тебя. Видишь, в чем дело… Но прежде скажи: как к тебе относилась сеньорита Бельграно?
— Всегда очень хорошо, капитан. Постоянно заступалась за меня, когда, бывало, этот старый черт, боцман, начинал придираться ко мне из-за каждого пустяка.
— И в последнее время она не выказывала к тебе никакой подозрительности?
— Нет, капитан. Да и никто не мог ничего подозревать, исключая разве старика боцмана, но ему не верили, потому что я…
— Хорошо! Она теперь находится в селении нуку. Отважился бы ты прогуляться к ней туда?
— Гм? А не съедят меня там, капитан?
— Не думаю, если ты скажешь, что идешь к ней. Ну, хотя бы по поручению ее брата. Впрочем, для твоего успокоения я, пожалуй, пошлю вперед вот этого старого рубаку разузнать, можешь ли ты рассчитывать на покровительство сеньориты.
— Это было бы очень хорошо, капитан» А что я должен сказать сеньорите?
— Что капитан Ульоа и ее брат освободили старика боцмана… Если хочешь, даже соври, что с твоей помощью… Что все дикари стали покорными, как овечки, и что они, то есть ее брат, капитан и боцман прислали тебя за ней. Понял?
— Понял, капитан. А если она спросит про вас, что я должен…
— Про меня?.. Гм… Ну, скажи, что сошелся с ее братом и прочими и что мы теперь неразлучные друзья… Когда она окажется у меня в руках, они тоже все сдадутся… Вообще мне тогда будет гораздо легче овладеть сокровищем, и я по-братски разделю его между моими храбрыми волчатами. Недаром же мы Забрались в эту глушь к людоедам.
В сильном возбуждении Рамирес принялся расхаживать взад и вперед мимо своего отряда и толпы дикарей, с недоумением смотревших на него. Вдруг он круто остановился против Нарго и сказал ему:
— Веди нас к пещере, где сидят заключенные. Волчата, за мной! Матросы и дикари, соединившись, двинулись под предводительством Нарго к холму, в недрах которого находилась пещера.
Небольшой отряд дикарей сторожил вход в пещеру, заваленный огромными камнями и толстыми стволами деревьев. При виде Рамиреса караульные распростерлись перед ним ниц — таковы были уважение и страх, внушенные дикарям этим проходимцем.
— Да, сквозь такую преграду не скоро проберешься! — с довольной усмешкой заметил Рамирес, взглянув на это загромождение. — Но на всякий случай станьте здесь на страже вы, волчата, — обратился он к матросам, — и тотчас же стреляйте, как только заметите со стороны пленников малейшую попытку к освобождению. Впрочем, не мешает и сейчас сделать несколько холостых выстрелов, чтобы порадовать пленников вестью о нашем прибытии и, кстати, попутать этих дураков дикарей. Выньте из ружей пули и выстрелите потом по разу одним порохом.
Матросы поспешили исполнить это приказание. Раздалось двенадцать выстрелов, по два, по три сразу, с небольшими промежутками. Эти-то выстрелы, заставившие окружавших Рамиреса дикарей попадать в страхе ничком на землю, и были услышаны заключенными.
— Вот так будет хорошо! — усмехнулся авантюрист и, сделав знак стоявшему около него старому дикарю, который один остался на ногах, следовать за собой, поднялся на холм и остановился возле большой расщелины, в которую несколько дикарей продолжали время от времени бросать камни.
— Посмотри, видно их? — приказал Рамирес дикарю. Старик поспешно бросился к расщелине и заглянул в нее.
— Видно, вождь. Все там: и белые, и темнокожие.
— А что они там делают?
— Разыскивают наши запасы попы…
— Ах, трижды дурак! — вспылил Рамирес. — Зачем же ты оставил там эти запасы?
— Что же нам было делать, вождь? Они напали на нас в пещере совсем неожиданно и прежде всего сразили громом нашего жреца… Все наши бросились бежать, потому что не знали, сколько их там…
— За то, что они ухлопали вашего старого фокусника, их следует похвалить! — прервал Рамирес. — Я и сам хотел сделать это. Но бежать такой ораве перед горстью людей, — на это только и способны такие горе-воины, как вы… Пусти-ка меня на свое место… Ты, наверное, уже дрожишь от страха, как бы в тебя не угодили громовым ударом? — насмешливо продолжал он, грубо отпихивая ногой старика от расщелины и заглядывая в нее сам. — Гм… Кажется, они там не очень тревожатся за свою участь, — пробормотал он. — Да и аппетит у них нисколько не пострадал» Вон как исправно за обе щеки уплетают запасы, так любезно оставленные им этими дураками» Очень удобный момент перестрелять всю эту компанию, как зверей в клетке, — он протянул было руку за своим карабином, но тут же отдернул ее назад со словами: — Нет, это будет слишком просто. Сначала надо потолковать с ними.
И приставив рупором руку ко рту, он крикнул вниз:
— Приятного аппетита, сеньоры. Почему бы вам не пригласить и меня полакомиться этой желтой прелестью, которую вы так усердно уничтожаете?
Услыхав этот насмешливый голос, Ульоа и Бельграно мгновенно вскочили на ноги, схватили свои карабины и взглянули наверх, откуда доносился голос.
— Это Рамирес! — вскричал молодой человек. — Я узнаю его голос.
— Он! Он!.. Клянусь всеми акулами Великого океана! — подтвердил старый боцман, засучивая рукава, точно собираясь вступить в рукопашную с капитаном «Эсмеральды».
Ульоа молча поднял карабин в ожидании, что в отверстии покажется голова его противника. Но этого не случилось: Рамирес не был настолько неопытен, чтобы подвергаться такой опасности.
— Кажется, имею честь беседовать с капитаном блаженной памяти «Андалузии»? — продолжал тем же насмешливым голосом авантюрист, оставаясь невидимкой.
— Совершенно верно, господин пират! — ответил Ульоа, не будучи в состоянии, по своей прямоте, удержать на языке то, что у него было на уме.
— Такой ответ не совсем вежлив по отношению к собрату! — донеслось сверху. — Вы не в меня.
— И слава Богу! — продолжал Ульоа. — Не всем же быть такими негодяями, как вы!
— Какой, однако, у вас острый язык, господин искатель приключений, особенно, когда тот, с кем вы говорите, не рядом с вами!
— Пожалуйте сюда, доблестный искатель чужих богатств, и вы убедитесь, что и от более близкого соседства с вами мой язык не притупится.
— Ну, из-за такого пустяка не стоит беспокоиться! — со смехом возразил Рамирес. — Я чувствителен к более существенным уколам, а не к уколам языка, как бы он ни был остер.
— Я не знал, что вы такой храбрец, сеньор Рамирес! — крикнул Бельграно, до сих пор молчавший.
— А, и вы, сеньорчик, подали свой голос? Напрасно! Я беседую не с вами, а с многоуважаемым капитаном несуществующей «Андалузии», доном Хосе Ульоа.
— Ого, как мы стали важничать! — не удержался, чтобы не крикнуть, и боцман.
— А ты, старая сорока, и подавно должен был молчать! — продолжал Рамирес. — Ведь только благодаря непроходимой глупости дикарей ты сейчас находишься в этом подземелье, а не у них в желудке… Впрочем, мне с тобой сейчас некогда точить лясы. Я должен побеседовать с сеньором Бельграно. Дон Педро, вы слушаете меня?
— Слушаю, — отозвался молодой человек. — Что вам угодно?
— Во-первых, позвольте мне извиниться перед вами за невольную нелюбезность, которую я сейчас позволил себе по отношению к вам, а во-вторых, я хочу предложить сам свои условия относительно вашего освобождения.
— А какие будут ваши условия, сеньор Рамирес?
— О, самые пустячные… в сущности, даже одно условие. Как человек еще не старый, а главное, богатый — сокровище Голубых гор я могу уже считать своей собственностью, — обладающий к тому же хорошим морским судном, я представляю, так сказать, завидную партию и могу рассчитывать, что не получу отказа в руке любой красавицы.
— Ну, что же вы остановились, сеньор Рамирес? К чему клонится ваша речь? Договаривайте!
— Погодите!.. Дайте передохнуть!.. Ведь мне приходится кричать на весь остров, чтобы вы могли расслышать мои слова.
Наступило минутное молчание. Потом снова послышался голос Рамиреса:
— Сеньор Бельграно, слушайте внимательнее! — продолжал авантюрист. — Вот мое условие… Для удобства разделим его, пожалуй, на два пункта. Итак, во-первых, вы должны навсегда отказаться от всяких претензий на сокровище Голубых гор, тем более что вам все равно не видать его как своих ушей, а во-вторых, признать меня женихом вашей сестры. Если вы согласны на это условие — другого выхода для вас все равно нет, — то я пока удовольствуюсь вашим честным словом, которое вы дадите мне в присутствии ваших благородных свидетелей, а потом мы скрепим его на бумаге, и я тотчас же распоряжусь освободить вас…
Тройной крик негодования покрыл эти слова.
— Негодяй! Пират! Жадная акула! — донеслось снизу.
— Так вы отказываетесь от моего условия, сеньор Бельграно? — продолжал Рамирес, нисколько, по-видимому, не смущенный этими не особенно лестными эпитетами.
— Отказываюсь!.. Лучше собственными руками задушу сестру, нежели соглашусь отдать ее руку такому негодяю, как вы! — горячо крикнул молодой человек.
— Это ваше последнее слово, сеньор Бельграно?
— Последнее, сеньор Рамирес.
— Хорошо! Так и будем знать!.. До скорого свидания! Бледный от душившей его злобы авантюрист спустился с холма, бормоча сквозь крепко стиснутые зубы:
— Гм… Увидим, как-то ты запоешь потом, когда девчонка окажется у меня в руках!
Добравшись до селения, он прошел прямо в свою хижину, украшенную человеческими черепами и старым, истрепанным чилийским флагом. Хижина эта, самая обширная и лучше других отделанная, принадлежала прежнему туземному вождю. Возле нее, перед очагом, под которым ярко пылал костер, возились женщины и подростки, готовя обед белому вождю.
Вне себя от душившей его злобы, Рамирес, ударами ноги отстранив стоявших на пути женщин и детей, вошел в свою хижину мрачнее грозовой тучи.
Следовавший за ним Нарго по его безмолвному приказанию почтительно остановился у порога и со страхом стал ждать, чем разразится эта зловещая туча. Старый дикарь по горькому опыту уже знал, как страшен гнев белого вождя.
— Ты и все твои воины — жалкие, трусливые бабы! — заговорил после довольно продолжительного молчания Рамирес. — Вместо того чтобы постыдно удирать от этой горсти людей, их всех следовало бы перерезать, а не посылать для этого за мной— Вы только напрасно отняли у меня время, заставив вернуться с полпути» Они сами лезли в руки, а вы не сумели взять их» Эх вы, горе-воины!. Сколько времени, по-твоему, могут они продержаться в пещере, не передохнув с голоду?
— Они могут прожить в пещере в течение нескольких лун, великий вождь, потому что там много запасов. Мы перед их приходом только что сложили туда…
— Ну, вы и дураки! Черт бы побрал и вас и их! — рявкнул Рамирес, с силой стукнув кулаком по столу, на котором так и запрыгали расписные глиняные блюда с кушаньями и вазы с плодами. — Сколько придется мне еще потерять времени из-за них, и все благодаря вашей глупости и трусости!
—А почему же, великий вождь, ты сам не прикажешь своим белым воинам перебить всех пленников? — осмелился робко заметить дикарь. — Ведь у твоих воинов такие же громовые трубки, как…
— Потому что ты — старый дурак и ничего не смыслишь в моих делах! — резко прервал его Рамирес. — Если бы мне это было нужно, я не стал бы ждать твоего совета… А ты вот что скажи мне: есть у тебя хорошие разведчики?
— Есть, великий вождь. Куда прикажешь послать их?
— В селение нуку, узнать поумнее, там ли белая девушка.
— Хорошо, вождь. Будет немедленно исполнено. Более ничего не прикажешь?
— Ничего. Можешь уходить. Когда разведчики возвратятся, приди сказать мне.
После ухода дикаря Рамирес наскоро закусил, запив еду целой бутылкой водки. Затем он бросился на мягкую постель из свежих листьев и травы и тут же крепко заснул. Проспал он до самого вечера и, вероятно, продолжал бы спать, если бы его не разбудил Нарго, явившийся с докладом о возвращении разведчиков.
Первый раз в жизни Рамирес проснулся без обычных проклятий.
— Однако и ноги же у твоих гонцов! — удивился он, поднимаясь с постели. — Теперь мне понятно, почему кети всегда так легко улепетывают от врагов.
— Я приказал им поспешить, вождь, — ответил старик, сделав вид, что не понял насмешки.
— Хорошо. Ну, что же они узнали?
— Белая девушка все еще там, у нуку, и признана королевой племени.
— Вот как! Почему лес это?
— У нее есть табу племени крагоа.
— А-а! — протянул авантюрист и задумался. — Гм„ Какая странная история, — пробормотал он про себя, — и какой волшебной силой в глазах этих дураков обладает простой кусок древесной коры с тремя птицами. Хорошо, что у меня есть дубликат… Вот что, старик, — обратился он к дикарю, — позови-ка ко мне этого молодого воина, которого вы поймали тогда вместе со старым.