Страница:
Он еще не успел окончить фразы, как из середины небольшого лесочка раздался ружейный выстрел, сопровождаемый страшными криками. Целая шайка людей бросилась к берегу, бешено потрясая оружием.
— Измена! Измена! — крикнул Лигуза, хватаясь за карабин.
Около дюжины пуль полетело в плот. Капитан собрался ответить тем же, когда получил такой удар, что чуть не упал. Он попытался подняться, но почувствовал себя как в тисках — две железные руки крепко держали его. Повернув голову, он видел над собой Бундама с ножом в руке.
— А, негодяй! — яростно заревел капитан Джорджио. — Помогите! Помогите!
Американец, стоявший всего только в двух или трех шагах,, налетел, как коршун, на бирманца, сбил его с ног, а потом, схватив за волосы, швырнул его в самую середину течения, которое мгновенно поглотило изменника.
XIII. На Иравади
XIV. Амарапура
XV. Сиамец
— Измена! Измена! — крикнул Лигуза, хватаясь за карабин.
Около дюжины пуль полетело в плот. Капитан собрался ответить тем же, когда получил такой удар, что чуть не упал. Он попытался подняться, но почувствовал себя как в тисках — две железные руки крепко держали его. Повернув голову, он видел над собой Бундама с ножом в руке.
— А, негодяй! — яростно заревел капитан Джорджио. — Помогите! Помогите!
Американец, стоявший всего только в двух или трех шагах,, налетел, как коршун, на бирманца, сбил его с ног, а потом, схватив за волосы, швырнул его в самую середину течения, которое мгновенно поглотило изменника.
XIII. На Иравади
Отделавшись от предателя, путешественники погрузились в воду, крепко держась за края плота, чтобы служить как можно меньшей мишенью пулям, падавшим вокруг них, как град. Бирманцы — несомненно, это были они, — выражали свою ярость частыми залпами и криками, долетавшими до самого неба. Видя, что плот продолжает плыть, они пустились бежать за ним по берегу, приказывая беглецам причалить. Один, более смелый, бросился в воду за плотом, но пуля Казимира отправила его ко дну.
— Смелей, друзья, — ободрял капитан. — Правьте к тому берегу, иначе мы погибли.
Продолжая все еще держаться за плот, они стали подпихивать его обратно к только что оставленному ими берегу; некоторое время все шло хорошо, несмотря на пули, свистевшие по всем направлениям, но вскоре огромный тиковый ствол, плывший по течению, так сильно ударился о плот, что последний разлетелся вдребезги.
— Мы тонем! — крикнул американец.
Крик Корсана был услышан бирманцами, которые стали стрелять в этот направлении и пробили поляку шляпу.
— Тише! — сказал капитан.
— Но ведь мы тонем.
— Помогите мне связать тростник, прежде чем течение разнесет его по частям. Эй! Казимир, держи выше лицо, если не хочешь стать опять белым. Не забывай, что мы раскрашены.
Плот все продолжал разъезжаться, угрожая затопить оружие, провизию, амуницию и одеяла, лежавшие на нем. Необходимо было его связать.
Капитан и Казимир, помогая себе руками и ногами, поднялись на остатки плота, пытаясь соединить связки, но скоро убедились в тщетности своих усилий.
— Хватайтесь за желудки лошадей, — сказал капитан.
— А бирманцы? — спросил Корсан.
— Я их больше не боюсь. Забирайте оружие и провизию.
Они привязали себе к голове ружья и амуницию, оперлись на лошадиные желудки и направились к берегу, но, не доплыв нескольких шагов до него, с ужасом увидели темные тени, двигавшиеся с глухим шумом и рычанием по берегу. Нетрудно было узнать в них тигров.
Капитан, подумав, уже направился к другому берегу, но и там слышался такой же ужасный концерт диких зверей.
— Не везет же нам! — воскликнул американец. — Я никому не советую выходить на берег, в особенности тем, кто не желает быть съеденным тиграми.
— Подождем зари, — предложил капитан Джорджио. — К счастью, бирманцы все исчезли.
— Эта собака Бундам сыграл с нами прегадкую штуку, Джорджио. Кто мог бы в нем подозревать изменника?
— Этот человек оказался хитрее нас. Наверное, он догадался, что мы не пограничные китайцы.
— У него, конечно, были сообщники?
— Разумеется, Джеймс. Бирманцы, стрелявшие в нас из мушкетов, были его друзья.
— Значит огонь, зажженный на вершине горы, был тоже делом рук Бундама.
— Теперь я в этом не сомневаюсь.
— Эй! — крикнул в эту минуту китаец, плывший впереди всех. — Берегите ноги!
Он еще не договорил, как американец почувствовал, что кожа его гетр ободралась обо что-то острое. Он стал опускаться и достал ногами дно реки.
— У нас под ногами мель, — объявил он.
— Впереди виднеется островок, — сказал Джорджио. — Вперед, и постараемся взобраться на него.
Исцарапав себе ноги, то погружаясь, то снова выплывая на поверхность, гонимые вперед течением, кое-как добрались они до островка, который был покрыт прекрасными деревьями и высочайшим бамбуком.
— Мы здесь одни? — спросил американец.
— Я никого не вижу, — отвечал поляк.
— В таком случае мы можем уснуть. Я больше не двинусь с места. 382
— Спать, господа! — сказал капитан. — Завтра мы посмотрим, что можно будет предпринять.
Они устроились между деревьями и, несмотря на крики слонов, мяуканье тигров и мычание буйволов, доносившиеся с реки, заснули глубоким сном, как будто находились у себя дома.
Около шести часов утра поляк был неожиданно разбужен всплесками весел и веселым разговором. Он тихо поднялся и, не производя ни малейшего шума, пробрался к берегу и спрятался за куст.
Оттуда он увидел, что красивая стройная лодка вместимостью двадцать пять или тридцать тонн, снабженная двумя мачтами с распущенными парусами, искала место, чтобы пристать к островку.
— Отлично! — прошептал поляк. — Эта лодка как нельзя более кстати.
Пока бирманцы, приплывшие на лодке, бросали якорь, он побежал разбудить своих товарищей.
— Ты уверен в том, что это не военная лодка? — спросил не доверявший его словам капитан.
— Это торговое судно, — отвечал Казимир.
— В таком случае мы поплывем на нем. Пойдемте, друзья!
Все поднялись и пошли к берегу, где увидели лодочников, высаживавшихся на островок. Лигуза спросил, где капитан, и стал просить его довести их до Амарапуры.
Предложение было охотно принято, так как судно, направлявшееся в Пром с грузом риса, должно было пройти мимо столицы королевства.
Полчаса спустя «Рангун» — таково было имя красивого судна — покидал островок, спускаясь вниз по реке, величественно катившей свои воды по необозримым равнинам.
Путешественники, осмотрев судно, погрузились в глубокий сон, прервать который не были бы в состоянии даже пушечные выстрелы.
Двенадцатичасовой отдых вернул им силы, истраченные во время полного приключений путешествия по великому Индокитайскому полуострову.
В курении, болтовне, проектах и главным образом в еде протекли четыре прекрасных дня, в продолжение которых «Рангун», управляемый опытной рукой капитана Нан-Иуа, продолжал лететь к югу, проплывая мимо крепостей, деревень, предместий и укреплений, обширных лесов, плантаций индиго, хлопчатника, табака и риса.
Восемнадцатого сентября окружающая картина стала более разнообразной, чем в предыдущие дни. На каждом шагу встречались небольшие суда, без сомнения спущенные на воду знаменитой верфью в Промэ, государственные военные лодки, барки и длинные, тонкие, снабженные пятнадцатью, двадцатью, а может быть и тридцатью веслами лодки, летевшие с быстротой стрелы, управляемые здоровенными лодочниками, пестро татуированными и одетыми в разноцветные шаровары.
Около полудня «Рангун» прошел мимо Тценгу-тио, довольно важного укрепления, расположенного на левом берегу Иравади. Почти непосредственно за ним река расширилась, покрывшись островками, поросшими густыми лесами — убежищами контрабандистов и пиратов. Не без сильного волнения услышали путешественники из уст Нан-Иуа, что они подплывают к Амарапуре, знаменитому Городу Бессмертных.
В четыре часа показались укрепления Шеимага и Иедо-Иуа, потом роскошные дворцы, группы хижин, крепости, траншеи, верфи и громадное число храмов.
Движение на реке чрезвычайно оживилось. Со всех береговых пунктов отделялись лодки, поспешно выплывая на середину; у всех пристаней шла погрузка драгоценных товаров.
В десять часов вечера «Рангун» вступил в устье канала, ведшего к бирманской столице. Пятнадцать минут спустя показалась масса куполов, пагод, крыш и шпилей. Нан-Иуа протянул руку по направлению к этому городу, как бы неожиданно выступившему из темноты, восклицая:
— Амарапура!
— Смелей, друзья, — ободрял капитан. — Правьте к тому берегу, иначе мы погибли.
Продолжая все еще держаться за плот, они стали подпихивать его обратно к только что оставленному ими берегу; некоторое время все шло хорошо, несмотря на пули, свистевшие по всем направлениям, но вскоре огромный тиковый ствол, плывший по течению, так сильно ударился о плот, что последний разлетелся вдребезги.
— Мы тонем! — крикнул американец.
Крик Корсана был услышан бирманцами, которые стали стрелять в этот направлении и пробили поляку шляпу.
— Тише! — сказал капитан.
— Но ведь мы тонем.
— Помогите мне связать тростник, прежде чем течение разнесет его по частям. Эй! Казимир, держи выше лицо, если не хочешь стать опять белым. Не забывай, что мы раскрашены.
Плот все продолжал разъезжаться, угрожая затопить оружие, провизию, амуницию и одеяла, лежавшие на нем. Необходимо было его связать.
Капитан и Казимир, помогая себе руками и ногами, поднялись на остатки плота, пытаясь соединить связки, но скоро убедились в тщетности своих усилий.
— Хватайтесь за желудки лошадей, — сказал капитан.
— А бирманцы? — спросил Корсан.
— Я их больше не боюсь. Забирайте оружие и провизию.
Они привязали себе к голове ружья и амуницию, оперлись на лошадиные желудки и направились к берегу, но, не доплыв нескольких шагов до него, с ужасом увидели темные тени, двигавшиеся с глухим шумом и рычанием по берегу. Нетрудно было узнать в них тигров.
Капитан, подумав, уже направился к другому берегу, но и там слышался такой же ужасный концерт диких зверей.
— Не везет же нам! — воскликнул американец. — Я никому не советую выходить на берег, в особенности тем, кто не желает быть съеденным тиграми.
— Подождем зари, — предложил капитан Джорджио. — К счастью, бирманцы все исчезли.
— Эта собака Бундам сыграл с нами прегадкую штуку, Джорджио. Кто мог бы в нем подозревать изменника?
— Этот человек оказался хитрее нас. Наверное, он догадался, что мы не пограничные китайцы.
— У него, конечно, были сообщники?
— Разумеется, Джеймс. Бирманцы, стрелявшие в нас из мушкетов, были его друзья.
— Значит огонь, зажженный на вершине горы, был тоже делом рук Бундама.
— Теперь я в этом не сомневаюсь.
— Эй! — крикнул в эту минуту китаец, плывший впереди всех. — Берегите ноги!
Он еще не договорил, как американец почувствовал, что кожа его гетр ободралась обо что-то острое. Он стал опускаться и достал ногами дно реки.
— У нас под ногами мель, — объявил он.
— Впереди виднеется островок, — сказал Джорджио. — Вперед, и постараемся взобраться на него.
Исцарапав себе ноги, то погружаясь, то снова выплывая на поверхность, гонимые вперед течением, кое-как добрались они до островка, который был покрыт прекрасными деревьями и высочайшим бамбуком.
— Мы здесь одни? — спросил американец.
— Я никого не вижу, — отвечал поляк.
— В таком случае мы можем уснуть. Я больше не двинусь с места. 382
— Спать, господа! — сказал капитан. — Завтра мы посмотрим, что можно будет предпринять.
Они устроились между деревьями и, несмотря на крики слонов, мяуканье тигров и мычание буйволов, доносившиеся с реки, заснули глубоким сном, как будто находились у себя дома.
Около шести часов утра поляк был неожиданно разбужен всплесками весел и веселым разговором. Он тихо поднялся и, не производя ни малейшего шума, пробрался к берегу и спрятался за куст.
Оттуда он увидел, что красивая стройная лодка вместимостью двадцать пять или тридцать тонн, снабженная двумя мачтами с распущенными парусами, искала место, чтобы пристать к островку.
— Отлично! — прошептал поляк. — Эта лодка как нельзя более кстати.
Пока бирманцы, приплывшие на лодке, бросали якорь, он побежал разбудить своих товарищей.
— Ты уверен в том, что это не военная лодка? — спросил не доверявший его словам капитан.
— Это торговое судно, — отвечал Казимир.
— В таком случае мы поплывем на нем. Пойдемте, друзья!
Все поднялись и пошли к берегу, где увидели лодочников, высаживавшихся на островок. Лигуза спросил, где капитан, и стал просить его довести их до Амарапуры.
Предложение было охотно принято, так как судно, направлявшееся в Пром с грузом риса, должно было пройти мимо столицы королевства.
Полчаса спустя «Рангун» — таково было имя красивого судна — покидал островок, спускаясь вниз по реке, величественно катившей свои воды по необозримым равнинам.
Путешественники, осмотрев судно, погрузились в глубокий сон, прервать который не были бы в состоянии даже пушечные выстрелы.
Двенадцатичасовой отдых вернул им силы, истраченные во время полного приключений путешествия по великому Индокитайскому полуострову.
В курении, болтовне, проектах и главным образом в еде протекли четыре прекрасных дня, в продолжение которых «Рангун», управляемый опытной рукой капитана Нан-Иуа, продолжал лететь к югу, проплывая мимо крепостей, деревень, предместий и укреплений, обширных лесов, плантаций индиго, хлопчатника, табака и риса.
Восемнадцатого сентября окружающая картина стала более разнообразной, чем в предыдущие дни. На каждом шагу встречались небольшие суда, без сомнения спущенные на воду знаменитой верфью в Промэ, государственные военные лодки, барки и длинные, тонкие, снабженные пятнадцатью, двадцатью, а может быть и тридцатью веслами лодки, летевшие с быстротой стрелы, управляемые здоровенными лодочниками, пестро татуированными и одетыми в разноцветные шаровары.
Около полудня «Рангун» прошел мимо Тценгу-тио, довольно важного укрепления, расположенного на левом берегу Иравади. Почти непосредственно за ним река расширилась, покрывшись островками, поросшими густыми лесами — убежищами контрабандистов и пиратов. Не без сильного волнения услышали путешественники из уст Нан-Иуа, что они подплывают к Амарапуре, знаменитому Городу Бессмертных.
В четыре часа показались укрепления Шеимага и Иедо-Иуа, потом роскошные дворцы, группы хижин, крепости, траншеи, верфи и громадное число храмов.
Движение на реке чрезвычайно оживилось. Со всех береговых пунктов отделялись лодки, поспешно выплывая на середину; у всех пристаней шла погрузка драгоценных товаров.
В десять часов вечера «Рангун» вступил в устье канала, ведшего к бирманской столице. Пятнадцать минут спустя показалась масса куполов, пагод, крыш и шпилей. Нан-Иуа протянул руку по направлению к этому городу, как бы неожиданно выступившему из темноты, восклицая:
— Амарапура!
XIV. Амарапура
Амарапура, или Уммерапура, прозванная бирманцами Городом Бессмертных, расположена над перешейком, омываемым на западе водами Иравади, а на востоке — водами озера Тунзэма. Основанная в 1783 году королем Бодопаей, Амарапура, подобно многим городам Востока, быстро достигла вершины своего величия, а затем еще быстрее пришла почти в полный упадок.
Пожары, землетрясения и разные невзгоды политического характера сильно отозвались на благосостоянии города, который, несмотря на то, что служит резиденцией короля, насчитывает не более тридцати тысяч жителей.
Тем не менее это все еще великолепный город: широкие улицы, роскошные храмы, среди которых выделяется знаменитый храм Аракан со своими золочеными колоннами, грандиозные деревянные дворцы, грозные укрепления; кроме того, Амарапура считается крупным центром торговли с Авой, Сагайном, Промом, Пегу и Рангуном.
Как мы уже сказали раньше, судно Нан-Иуа подошло к Амарапуре поздно ночью. С трудом при блеске звезд можно было разглядеть стоявшие на якорях суда и лодки, пагоды, дворцы и дома.
— Нан-Иуа, — сказал капитан Джорджио, обращаясь к бирманцу, — если ты не проводишь нас в какую-нибудь гостиницу, мы не будем знать, где провести ночь.
— В гостиницу в этот час ночи! — отвечал удивленный Нан-Иуа.
— Теперь все заперто и, кроме того, я не советую вам самим отправляться на поиски, если не хотите попасть в руки ночной стражи.
— Эй, лодочник, ты это серьезно говоришь? — спросил Корсан.
— Серьезно. К тому же вас могут принять за шпионов, и тогда вы рискуете поплатиться жизнью.
— Куда же мы пойдем? — пробормотал янки.
— Полуразрушенные хижины насчитываются сотнями, — сказал Нан-Иуа. — Вы проведете ночь в одной из них. Желаю вам успеха!
Бирманец, спустившийся было на берег, опять взошел на борт судна и отплыл на середину реки. Несколько минут спустя его судно исчезло в ночной темноте.
— Ну, что же мы теперь будем делать? — спросил Мин Си. — Пойдемте, пока нас не заметила ночная стража.
Не зная, где добыть себе ночлег, наши путешественники направились к городу, в который от пристани вела длинная и широкая прямая улица, застроенная с обеих сторон красивыми домами.
Продолжая идти вперед со всяческими предосторожностями, останавливаясь время от времени, чтобы прислушаться, они очутились перед развалившейся пагодой без купола, вероятно рухнувшего во время ужасного землетрясения в 1839 году.
Внутренняя часть храма вся была завалена обломками, разбитыми столами, кирпичами, черепками фарфора, флюгерами и погнутыми железными прутьями.
— Постель немного жестковата, — проговорил капитан, — но все же здесь лучше, чем оставаться в гавани без приюта и ночлега.
— Лишь бы ночной страже не пришло в голову войти в эту пагоду, — сказал американец.
— Мы пошлем их к черту, Джеймс.
Было уже двенадцать часов. Путешественники, валившееся с ног от усталости, нарвали росшей возле пагоды травы, устроились на ней как могли лучше и, положив рядом с собой оружие, заснули.
Прошло не более двух часов, когда капитан был внезапно разбужен голосами, доносившимися снаружи.
Четыре человека, вооруженные саблями и ружьями, один из которых с фонарем в руках, кружили около пагоды. Это был ночной военный обход.
— Скажи мне, Купанг, — говорил один из них, по-видимому капрал или что-то в этом роде, — ты уверен, что видел, как эти тени бродили здесь, по этой улице?
— Уверяю тебя, Иссур. Я видел своими собственными глазами, как они сошли с судна и пустились бежать.
— Несомненно, то были шпионы, за которых начальство заплатит нам на вес золота, если мы их изловим. Друзья мои, завтра, надеюсь, нам будет на что хорошенько кутнуть, если только сегодня нам поможет наш покровитель Гадма. Готовь оружие и смотри в оба.
— Но, — заметил тот, что нес фонарь, — мы рискуем получить пулю в лоб. Эти шпионы наверняка вооружены.
— А ты уж и испугался, трус? — сказал капрал. — Если у тебя не хватает храбрости, поворачивай оглобли и ступай домой. Ну, ребята, вперед!
— А что, ее ли мы сперва отправимся опорожнить чашечку-другую к старому Канна-Луи? У нас и храбрости прибудет, — предложил другой солдат.
— Прекрасная мысль! — поддержал Купанг.
— Пойдемте к Канна-Луи, — хором подхватили остальные. — Шпионов мы возьмем потом.
Капрал и четверо солдат бросили розыск шпионов и быстрыми шагами, громыхая саблями, отправились пьянствовать.
Можно себе представить, с каким трепетом капитан прислушивался к их разговору. Едва затих шум оружия, он высунул голову из трещины, чтобы окончательно убедиться, что солдаты ушли совсем.
Глубокий вздох облегчения вырвался у него, когда он увидел, что улица совершенно пустынна.
— Дешево же мы отделались, — пробормотал Лигуза. — Разумеется, эти негодяи перепьются теперь допьяна и оставят нас в покое.
Он вернулся к своим товарищам, громко храпевшим, улегся поудобнее и не замедлил уснуть.
Пожары, землетрясения и разные невзгоды политического характера сильно отозвались на благосостоянии города, который, несмотря на то, что служит резиденцией короля, насчитывает не более тридцати тысяч жителей.
Тем не менее это все еще великолепный город: широкие улицы, роскошные храмы, среди которых выделяется знаменитый храм Аракан со своими золочеными колоннами, грандиозные деревянные дворцы, грозные укрепления; кроме того, Амарапура считается крупным центром торговли с Авой, Сагайном, Промом, Пегу и Рангуном.
Как мы уже сказали раньше, судно Нан-Иуа подошло к Амарапуре поздно ночью. С трудом при блеске звезд можно было разглядеть стоявшие на якорях суда и лодки, пагоды, дворцы и дома.
— Нан-Иуа, — сказал капитан Джорджио, обращаясь к бирманцу, — если ты не проводишь нас в какую-нибудь гостиницу, мы не будем знать, где провести ночь.
— В гостиницу в этот час ночи! — отвечал удивленный Нан-Иуа.
— Теперь все заперто и, кроме того, я не советую вам самим отправляться на поиски, если не хотите попасть в руки ночной стражи.
— Эй, лодочник, ты это серьезно говоришь? — спросил Корсан.
— Серьезно. К тому же вас могут принять за шпионов, и тогда вы рискуете поплатиться жизнью.
— Куда же мы пойдем? — пробормотал янки.
— Полуразрушенные хижины насчитываются сотнями, — сказал Нан-Иуа. — Вы проведете ночь в одной из них. Желаю вам успеха!
Бирманец, спустившийся было на берег, опять взошел на борт судна и отплыл на середину реки. Несколько минут спустя его судно исчезло в ночной темноте.
— Ну, что же мы теперь будем делать? — спросил Мин Си. — Пойдемте, пока нас не заметила ночная стража.
Не зная, где добыть себе ночлег, наши путешественники направились к городу, в который от пристани вела длинная и широкая прямая улица, застроенная с обеих сторон красивыми домами.
Продолжая идти вперед со всяческими предосторожностями, останавливаясь время от времени, чтобы прислушаться, они очутились перед развалившейся пагодой без купола, вероятно рухнувшего во время ужасного землетрясения в 1839 году.
Внутренняя часть храма вся была завалена обломками, разбитыми столами, кирпичами, черепками фарфора, флюгерами и погнутыми железными прутьями.
— Постель немного жестковата, — проговорил капитан, — но все же здесь лучше, чем оставаться в гавани без приюта и ночлега.
— Лишь бы ночной страже не пришло в голову войти в эту пагоду, — сказал американец.
— Мы пошлем их к черту, Джеймс.
Было уже двенадцать часов. Путешественники, валившееся с ног от усталости, нарвали росшей возле пагоды травы, устроились на ней как могли лучше и, положив рядом с собой оружие, заснули.
Прошло не более двух часов, когда капитан был внезапно разбужен голосами, доносившимися снаружи.
Четыре человека, вооруженные саблями и ружьями, один из которых с фонарем в руках, кружили около пагоды. Это был ночной военный обход.
— Скажи мне, Купанг, — говорил один из них, по-видимому капрал или что-то в этом роде, — ты уверен, что видел, как эти тени бродили здесь, по этой улице?
— Уверяю тебя, Иссур. Я видел своими собственными глазами, как они сошли с судна и пустились бежать.
— Несомненно, то были шпионы, за которых начальство заплатит нам на вес золота, если мы их изловим. Друзья мои, завтра, надеюсь, нам будет на что хорошенько кутнуть, если только сегодня нам поможет наш покровитель Гадма. Готовь оружие и смотри в оба.
— Но, — заметил тот, что нес фонарь, — мы рискуем получить пулю в лоб. Эти шпионы наверняка вооружены.
— А ты уж и испугался, трус? — сказал капрал. — Если у тебя не хватает храбрости, поворачивай оглобли и ступай домой. Ну, ребята, вперед!
— А что, ее ли мы сперва отправимся опорожнить чашечку-другую к старому Канна-Луи? У нас и храбрости прибудет, — предложил другой солдат.
— Прекрасная мысль! — поддержал Купанг.
— Пойдемте к Канна-Луи, — хором подхватили остальные. — Шпионов мы возьмем потом.
Капрал и четверо солдат бросили розыск шпионов и быстрыми шагами, громыхая саблями, отправились пьянствовать.
Можно себе представить, с каким трепетом капитан прислушивался к их разговору. Едва затих шум оружия, он высунул голову из трещины, чтобы окончательно убедиться, что солдаты ушли совсем.
Глубокий вздох облегчения вырвался у него, когда он увидел, что улица совершенно пустынна.
— Дешево же мы отделались, — пробормотал Лигуза. — Разумеется, эти негодяи перепьются теперь допьяна и оставят нас в покое.
Он вернулся к своим товарищам, громко храпевшим, улегся поудобнее и не замедлил уснуть.
XV. Сиамец
На следующее утро первым проснулся поляк. Он отвратительно спал и всю ночь бредил столкновениями со стражей и бегством; ему слышались крики раненых, стрельба из ружей и револьверов. Добрый малый расправил свои члены, онемевшие от долгого лежания на грубом ложе, зевнул несколько раз, потом потихоньку, чтобы не разбудить своих товарищей, сладко спавших сном праведников, вышел из развалин подышать свежим утренним воздухом.
Город, казавшийся прошедшей ночью совершенно безлюдным, теперь кишел такой массой народа, что в первую минуту поляк был просто ошеломлен.
Казалось, будто число жителей за ночь удесятерилось. По улицам и переулкам фланировали проходящие группы по сто и двести человек в странных, а некоторые даже в очень богатых костюмах. На молу безостановочно сновали взад и вперед лодочники, солдаты, торговцы, носильщики. Поминутно подходили и отчаливали от пристани лодки всех видов и размеров. Крик и шум просто оглушали непривычного человека: направо, налево, на реке, в хижинах, на террасах слышались вопли, ругань, песни, а все вместе взятое производило какой-то дикий грохот, который можно сравнить только с ревом бушующего моря.
— Клянусь бомбой! — воскликнул с удивлением юноша. — Можно подумать, что это второй Кантон.
Посмотрев направо и налево, на шумевшую толпу, полюбовавшись на роскошные жилища богачей, благоразумный поляк поспешил вернуться в пагоду.
Треск ломавшейся у него под ногами раскиданной по полу черепицы разбудил американца и Мин Си.
— Уже на ногах? — спросил американец. — Ого! Какой, однако, там стоит гвалт!
— Бессмертные, сэр Джеймс, уже все проснулись, — отвечал поляк. — Если бы вы видели, какое движение на улицах!
— Ты не заметил — есть кабаки?
— Много, сэр Джеймс.
— Отлично! Ну-с, Джорджио, составляйте программу действий и пойдемте завтракать. Я просто умираю с голоду.
— Я готов, — отозвался капитан. — Эта развалина будет нашей штаб-квартирой и нашим арсеналом.
— Нашим арсеналом? — удивился янки.
—Да, так как мы спрячем здесь наши ружья, которые иначе будут нам страшной помехой.
— А потом? — спросил поляк.
— Потом мы отправимся бродить по городу, пообедаем в самой лучшей таверне и соберем кое-какие сведения. Сегодня вечером мы можем побывать в театре.
— В театре?! — переспросил американец. — Разве здесь есть театры?
— Здесь их масса. Вам нравится мой план?
— Он великолепен.
— Ну, так пойдемте!
Спрятав карабины и амуницию под целой горой обломков, они вышли из развалин пагоды и направились по широкой, плохо мощеной улице, запруженной толпой народа.
Тут были вельможи в парадных одеждах, одетые в длинные туники из бархата, атласа, вышитого цветами шелка или национальной нанки33, широкие шальвары и красные сапожки с приподнятыми кверху носами. За ними шли слуги со шкатулками, наполненными бетелем34, причем чем знатнее было лицо, за которым несли бетель, тем большего размера была шкатулка, содержащая эту отвратительную жвачку. Среди этой знати попадались и князья в роскошных нарядах, со знаком своего достоинства tsaloc35 в двенадцать ниток на груди, с золотыми серьгами в ушах, такими большими и тяжелыми, что оттянутые ими уши принимали странную форму и свисали вниз наподобие собачьих. Но главную массу народа составляли торговцы в рубашках и шароварах из парчи, носильщики и лодочники в простеньких кальсончиках и с тюрбанами на голове, монахи в длинных желтых туниках из тонкого шелка и, наконец, полуголые солдаты, вооруженные старинными ружьями с кремнем или фитилем, с изогнутыми штыками, пиками, саблями, а также блестящие всадники, гарцевавшие на своих маленьких огневых скакунах, убранных по-восточному.
— Какая толпа! — воскликнул американец, с трудом пробиравшийся вперед.
— И какая роскошь! — сказал поляк. — Все эти вельможи кажутся мне настоящими владетельными князьями.
— А какие у них странные моды, мальчик!
— А сколько они нацепляют на себя золота! Посмотрите вон на того барина, сэр Джеймс, у которого в ушах два пиастра, каждый весом в полкилограмма.
Наши путники медленно пробирались через эту толпу и наконец дошли до другой улицы, по обеим сторонам которой возвышались небольшие храмы, окруженные раскрашенными колоннами или покрытые золотыми бляхами, с крышами, украшенными шпилями и странными башнями. В этих храмах одна сторона открыта, так что внутри видно много статуэток, изображающих Гадму; одни из них из дерева, другие из меди, а некоторые из позолоченного железа.
Вокруг этих статуэток молились и бродили босоногие рахамы с бритой головой и длинной мантией на плечах; тут же ютились несколько священнослужителей — фотов и монахов чином пониже, называемых обычно талапоинами.
Американец при виде этих монахов вспомнил свой знаменитый удар кулаком в Юаньяне, который чуть было не стоил ему жизни, и стал хохотать как сумасшедший.
— Не смейтесь, Джеймс, — остановил его капитан. — Это опасно.
— Да почему же, Джорджио?
— Бирманцы очень почитают своих рахманов и за оскорбление одного из них вы можете жестоко поплатиться.
— Ба! Это ведь бирманцы!
— Не забывайте, Джеймс, что бирманцы — не китайцы. Спросите-ка, если можете, у англичан, которым приходилось воевать с этим народом. Осторожность необходима, мой друг, и сегодня гораздо больше, чем вчера.
— О! — воскликнул в эту минуту поляк. — Смотрите-ка сюда! Это просто прелесть!
Капитан обернулся, чтобы посмотреть, чем так восхищается поляк. В это время они дошли уже до конца улицы и перед ними открылась обширная площадь, посреди которой виднелся великолепный дворец, украшенный позолотой, башнями, флюгерами и колоннами.
— Это королевский дворец! — сказал капитан.
— Пойдемте посмотрим его, — предложил Корсан. — Эта постройка и в самом деле великолепна, хотя она и бирманская.
Они пробрались сквозь толпу, запруживавшую площадь, и приблизились к грандиозному зданию.
Королевский дворец в Амарапуре занимает самый центр города. Три параллельные стены, бастионы, высокий палисадник из тиковых деревьев и толстая кирпичная стена защищают доступ к нему.
Посреди этой ограды возвышается само здание, целиком покрытое резьбой, украшенной позолотой, и имеющее выходы на все четыре стороны, которые так и называются северным, южным, восточным и западным.
Там, в Маус-паи— Земляном дворце, прозванном так за то, что он построен на земляной насыпи, находится большая зала для аудиенций длиной двадцать метров, окруженная семьюдесятью семью колоннами, расположенными в одиннадцать рядов, в конце которых, скрытый за занавеской, помещается трон. Во дворце имеются великолепные королевские залы, убранные с несказанной роскошью, а Также phya—salh — колокольня в несколько этажей, суживающаяся по мере ее возвышения и на самом верху увенчанная большим украшением из позолоченного железа, называемым htis. Отсюда идут коридоры, ведущие в помещение для белого слона; там же находятся грандиозные конюшни, предназначенные для лошадей королевской гвардии и боевых слонов.
— Он великолепен! — восхищался американец, ослепленный ярким блеском позолоты, залитой солнечными лучами. — Я никогда не видел ничего подобного.
— В самом деле, это поразительно, — сказал поляк. — Эти разбойники почти весь дворец покрыли золотом. Он должен стоить несколько миллионов.
— Без сомнения, — вмешался капитан. — Здесь столько золота, что можно было бы обогатить им население целого города.
— Хорошо бы его ограбить! — сказал янки. — Я испытываю сильное искушение. Здесь много солдат, Джорджио?
— Все четыре стороны дворца стерегутся день и ночь королевской гвардией, состоящей из семисот или восьмисот человек.
— Скажите мне, Джорджио, здесь живет знаменитый белый слон?
— Да, да! — отозвался за капитана поляк, подошедший к одной из стен. — Бегите сюда скорей, сэр Джеймс, если вы хотите видеть слона.
Американец, Лигуза и китаец бросились к стене, через которую можно было видеть часть сада.
— Это маленький слон, — заметил капитан.
И действительно, тот слон, которого они увидели, был хотя и совершенно белый, но еще очень молодой, всего нескольких месяцев от рождения. Он весело прыгал около палатки, а за ним, следя за каждым его движением, шло несколько придворных сановников.
— В самом деле, он невелик, — сказал американец.
— Может быть, его взяли в каком-нибудь лесу всего только несколько дней назад. Это будет преемник священного слона, — сказал Джорджио.
— Это, должно быть, еще сосунок, — вмешался Мин Си.
— Сосунок! — удивился американец. — Кто же его теперь кормит?
— Самые красивые и элегантные женщины Амарапуры, — отвечал капитан.
— Что вы говорите? Женщины кормят грудью слона?
— Я рассказываю вам действительные факты, Джеймс. Я прибавляю еще, что кормилиц множество и что они получают за беспокойство двадцать долларов в месяц.
— Они также кормят грудью и большого слона?
— Он в этом не нуждается. Его кормят прекрасным маслом, сахаром и нежными листьями.
— Выходит он когда-нибудь из дворца?
— Когда бывает какой-нибудь торжественный праздник, священный слон появляется во всем своем величии. Его голову украшает большая золотая бляха, на которой вырезаны знаки его высокого происхождения, между глаз вставлен тоже золотой полумесяц, усыпанный драгоценными камнями, на ушах висят серебряные гирлянды, а на спине лежит богатейшее покрывало из малинового бархата.
— Если бы все это рассказывал мне кто-нибудь другой, я бы ему не поверил.
— Я еще не договорил, Джеймс. Я добавлю, что у белого слона есть свой дворец, свой министр, тридцать знатных вельмож для услужения ему; к нему нельзя приблизиться иначе, как после троекратных поклонов и сняв предварительно башмаки.
— Но ведь он, значит, настоящий король?
— Может быть, даже больше, Джеймс, потому что бирманцы считают его любимцем Гадмы.
Четверо искателей приключений, оставившие королевский дворец, подошли к убранной с некоторой роскошью красивой таверне, заполненной горожанами, капитанами судов, офицерами королевской гвардии и молодыми людьми, пившими большими чашками бирманское пиво и сиамский спиртной напиток 1аи36.
Путешественники вошли в нее и заказали себе обед, стараясь объясняться теми немногими бирманскими словами, которые им удалось запомнить. Обед, состоящий из вареного с маслом риса, жареного кабана, сушеной рыбы и пирогов с начинкой из змеиного мяса, был уничтожен за очень короткое время.
Выпив бутылку испанского вина, которое им очень понравилось, они велели подать себе еще несколько бутылок такого же вина, чтобы иметь благовидный предлог остаться в таверне.
Американец подсел к офицеру королевской гвардии, у которого, по-видимому, не было ни одного лиара37 за душой; поляк уселся возле толстого горожанина, а капитан и китаец — возле двух судей. К несчастью, они плохо выбрали себе соседей: офицер гвардии пил много, но не открывал рта; толстый горожанин болтал без умолку, но поляк не понял ни слова из всего им сказанного; на долю китайца и капитана выпал почти такой же успех, так как оба судьи не знали ни итальянского, ни испанского, ни французского, ни английского, ни китайского, ни корейского, ни японского языков.
— Так ничего не выйдет, — сказал американец Лигузе. — Эти ослы кроме бирманского не знают ни одного языка, и мы от них ничего не добьемся.
— Терпение, Джеймс. Мы найдем кого-нибудь, кто, по крайней мере, будет знать хоть китайский.
Как раз в эту минуту за самый конец их стола сел высокого роста молодой человек, одетый европейским моряком. Он не был белым, но в то же время не был и бирманцем, потому что у него было красноватое, продолговатое, широкое лицо, сдавленный лоб, широкие бледные губы и маленькие, с совершенно желтым белком глаза.
Город, казавшийся прошедшей ночью совершенно безлюдным, теперь кишел такой массой народа, что в первую минуту поляк был просто ошеломлен.
Казалось, будто число жителей за ночь удесятерилось. По улицам и переулкам фланировали проходящие группы по сто и двести человек в странных, а некоторые даже в очень богатых костюмах. На молу безостановочно сновали взад и вперед лодочники, солдаты, торговцы, носильщики. Поминутно подходили и отчаливали от пристани лодки всех видов и размеров. Крик и шум просто оглушали непривычного человека: направо, налево, на реке, в хижинах, на террасах слышались вопли, ругань, песни, а все вместе взятое производило какой-то дикий грохот, который можно сравнить только с ревом бушующего моря.
— Клянусь бомбой! — воскликнул с удивлением юноша. — Можно подумать, что это второй Кантон.
Посмотрев направо и налево, на шумевшую толпу, полюбовавшись на роскошные жилища богачей, благоразумный поляк поспешил вернуться в пагоду.
Треск ломавшейся у него под ногами раскиданной по полу черепицы разбудил американца и Мин Си.
— Уже на ногах? — спросил американец. — Ого! Какой, однако, там стоит гвалт!
— Бессмертные, сэр Джеймс, уже все проснулись, — отвечал поляк. — Если бы вы видели, какое движение на улицах!
— Ты не заметил — есть кабаки?
— Много, сэр Джеймс.
— Отлично! Ну-с, Джорджио, составляйте программу действий и пойдемте завтракать. Я просто умираю с голоду.
— Я готов, — отозвался капитан. — Эта развалина будет нашей штаб-квартирой и нашим арсеналом.
— Нашим арсеналом? — удивился янки.
—Да, так как мы спрячем здесь наши ружья, которые иначе будут нам страшной помехой.
— А потом? — спросил поляк.
— Потом мы отправимся бродить по городу, пообедаем в самой лучшей таверне и соберем кое-какие сведения. Сегодня вечером мы можем побывать в театре.
— В театре?! — переспросил американец. — Разве здесь есть театры?
— Здесь их масса. Вам нравится мой план?
— Он великолепен.
— Ну, так пойдемте!
Спрятав карабины и амуницию под целой горой обломков, они вышли из развалин пагоды и направились по широкой, плохо мощеной улице, запруженной толпой народа.
Тут были вельможи в парадных одеждах, одетые в длинные туники из бархата, атласа, вышитого цветами шелка или национальной нанки33, широкие шальвары и красные сапожки с приподнятыми кверху носами. За ними шли слуги со шкатулками, наполненными бетелем34, причем чем знатнее было лицо, за которым несли бетель, тем большего размера была шкатулка, содержащая эту отвратительную жвачку. Среди этой знати попадались и князья в роскошных нарядах, со знаком своего достоинства tsaloc35 в двенадцать ниток на груди, с золотыми серьгами в ушах, такими большими и тяжелыми, что оттянутые ими уши принимали странную форму и свисали вниз наподобие собачьих. Но главную массу народа составляли торговцы в рубашках и шароварах из парчи, носильщики и лодочники в простеньких кальсончиках и с тюрбанами на голове, монахи в длинных желтых туниках из тонкого шелка и, наконец, полуголые солдаты, вооруженные старинными ружьями с кремнем или фитилем, с изогнутыми штыками, пиками, саблями, а также блестящие всадники, гарцевавшие на своих маленьких огневых скакунах, убранных по-восточному.
— Какая толпа! — воскликнул американец, с трудом пробиравшийся вперед.
— И какая роскошь! — сказал поляк. — Все эти вельможи кажутся мне настоящими владетельными князьями.
— А какие у них странные моды, мальчик!
— А сколько они нацепляют на себя золота! Посмотрите вон на того барина, сэр Джеймс, у которого в ушах два пиастра, каждый весом в полкилограмма.
Наши путники медленно пробирались через эту толпу и наконец дошли до другой улицы, по обеим сторонам которой возвышались небольшие храмы, окруженные раскрашенными колоннами или покрытые золотыми бляхами, с крышами, украшенными шпилями и странными башнями. В этих храмах одна сторона открыта, так что внутри видно много статуэток, изображающих Гадму; одни из них из дерева, другие из меди, а некоторые из позолоченного железа.
Вокруг этих статуэток молились и бродили босоногие рахамы с бритой головой и длинной мантией на плечах; тут же ютились несколько священнослужителей — фотов и монахов чином пониже, называемых обычно талапоинами.
Американец при виде этих монахов вспомнил свой знаменитый удар кулаком в Юаньяне, который чуть было не стоил ему жизни, и стал хохотать как сумасшедший.
— Не смейтесь, Джеймс, — остановил его капитан. — Это опасно.
— Да почему же, Джорджио?
— Бирманцы очень почитают своих рахманов и за оскорбление одного из них вы можете жестоко поплатиться.
— Ба! Это ведь бирманцы!
— Не забывайте, Джеймс, что бирманцы — не китайцы. Спросите-ка, если можете, у англичан, которым приходилось воевать с этим народом. Осторожность необходима, мой друг, и сегодня гораздо больше, чем вчера.
— О! — воскликнул в эту минуту поляк. — Смотрите-ка сюда! Это просто прелесть!
Капитан обернулся, чтобы посмотреть, чем так восхищается поляк. В это время они дошли уже до конца улицы и перед ними открылась обширная площадь, посреди которой виднелся великолепный дворец, украшенный позолотой, башнями, флюгерами и колоннами.
— Это королевский дворец! — сказал капитан.
— Пойдемте посмотрим его, — предложил Корсан. — Эта постройка и в самом деле великолепна, хотя она и бирманская.
Они пробрались сквозь толпу, запруживавшую площадь, и приблизились к грандиозному зданию.
Королевский дворец в Амарапуре занимает самый центр города. Три параллельные стены, бастионы, высокий палисадник из тиковых деревьев и толстая кирпичная стена защищают доступ к нему.
Посреди этой ограды возвышается само здание, целиком покрытое резьбой, украшенной позолотой, и имеющее выходы на все четыре стороны, которые так и называются северным, южным, восточным и западным.
Там, в Маус-паи— Земляном дворце, прозванном так за то, что он построен на земляной насыпи, находится большая зала для аудиенций длиной двадцать метров, окруженная семьюдесятью семью колоннами, расположенными в одиннадцать рядов, в конце которых, скрытый за занавеской, помещается трон. Во дворце имеются великолепные королевские залы, убранные с несказанной роскошью, а Также phya—salh — колокольня в несколько этажей, суживающаяся по мере ее возвышения и на самом верху увенчанная большим украшением из позолоченного железа, называемым htis. Отсюда идут коридоры, ведущие в помещение для белого слона; там же находятся грандиозные конюшни, предназначенные для лошадей королевской гвардии и боевых слонов.
— Он великолепен! — восхищался американец, ослепленный ярким блеском позолоты, залитой солнечными лучами. — Я никогда не видел ничего подобного.
— В самом деле, это поразительно, — сказал поляк. — Эти разбойники почти весь дворец покрыли золотом. Он должен стоить несколько миллионов.
— Без сомнения, — вмешался капитан. — Здесь столько золота, что можно было бы обогатить им население целого города.
— Хорошо бы его ограбить! — сказал янки. — Я испытываю сильное искушение. Здесь много солдат, Джорджио?
— Все четыре стороны дворца стерегутся день и ночь королевской гвардией, состоящей из семисот или восьмисот человек.
— Скажите мне, Джорджио, здесь живет знаменитый белый слон?
— Да, да! — отозвался за капитана поляк, подошедший к одной из стен. — Бегите сюда скорей, сэр Джеймс, если вы хотите видеть слона.
Американец, Лигуза и китаец бросились к стене, через которую можно было видеть часть сада.
— Это маленький слон, — заметил капитан.
И действительно, тот слон, которого они увидели, был хотя и совершенно белый, но еще очень молодой, всего нескольких месяцев от рождения. Он весело прыгал около палатки, а за ним, следя за каждым его движением, шло несколько придворных сановников.
— В самом деле, он невелик, — сказал американец.
— Может быть, его взяли в каком-нибудь лесу всего только несколько дней назад. Это будет преемник священного слона, — сказал Джорджио.
— Это, должно быть, еще сосунок, — вмешался Мин Си.
— Сосунок! — удивился американец. — Кто же его теперь кормит?
— Самые красивые и элегантные женщины Амарапуры, — отвечал капитан.
— Что вы говорите? Женщины кормят грудью слона?
— Я рассказываю вам действительные факты, Джеймс. Я прибавляю еще, что кормилиц множество и что они получают за беспокойство двадцать долларов в месяц.
— Они также кормят грудью и большого слона?
— Он в этом не нуждается. Его кормят прекрасным маслом, сахаром и нежными листьями.
— Выходит он когда-нибудь из дворца?
— Когда бывает какой-нибудь торжественный праздник, священный слон появляется во всем своем величии. Его голову украшает большая золотая бляха, на которой вырезаны знаки его высокого происхождения, между глаз вставлен тоже золотой полумесяц, усыпанный драгоценными камнями, на ушах висят серебряные гирлянды, а на спине лежит богатейшее покрывало из малинового бархата.
— Если бы все это рассказывал мне кто-нибудь другой, я бы ему не поверил.
— Я еще не договорил, Джеймс. Я добавлю, что у белого слона есть свой дворец, свой министр, тридцать знатных вельмож для услужения ему; к нему нельзя приблизиться иначе, как после троекратных поклонов и сняв предварительно башмаки.
— Но ведь он, значит, настоящий король?
— Может быть, даже больше, Джеймс, потому что бирманцы считают его любимцем Гадмы.
Четверо искателей приключений, оставившие королевский дворец, подошли к убранной с некоторой роскошью красивой таверне, заполненной горожанами, капитанами судов, офицерами королевской гвардии и молодыми людьми, пившими большими чашками бирманское пиво и сиамский спиртной напиток 1аи36.
Путешественники вошли в нее и заказали себе обед, стараясь объясняться теми немногими бирманскими словами, которые им удалось запомнить. Обед, состоящий из вареного с маслом риса, жареного кабана, сушеной рыбы и пирогов с начинкой из змеиного мяса, был уничтожен за очень короткое время.
Выпив бутылку испанского вина, которое им очень понравилось, они велели подать себе еще несколько бутылок такого же вина, чтобы иметь благовидный предлог остаться в таверне.
Американец подсел к офицеру королевской гвардии, у которого, по-видимому, не было ни одного лиара37 за душой; поляк уселся возле толстого горожанина, а капитан и китаец — возле двух судей. К несчастью, они плохо выбрали себе соседей: офицер гвардии пил много, но не открывал рта; толстый горожанин болтал без умолку, но поляк не понял ни слова из всего им сказанного; на долю китайца и капитана выпал почти такой же успех, так как оба судьи не знали ни итальянского, ни испанского, ни французского, ни английского, ни китайского, ни корейского, ни японского языков.
— Так ничего не выйдет, — сказал американец Лигузе. — Эти ослы кроме бирманского не знают ни одного языка, и мы от них ничего не добьемся.
— Терпение, Джеймс. Мы найдем кого-нибудь, кто, по крайней мере, будет знать хоть китайский.
Как раз в эту минуту за самый конец их стола сел высокого роста молодой человек, одетый европейским моряком. Он не был белым, но в то же время не был и бирманцем, потому что у него было красноватое, продолговатое, широкое лицо, сдавленный лоб, широкие бледные губы и маленькие, с совершенно желтым белком глаза.