Страница:
Глава 20. Ох, братик, мой братик
– Мой братик, – рыдал Иван, наклонившись над распростертым телом Пикела. – Ох, мой братик! – дварф плакал, не стесняясь Каддерли, качая голову брата в своих руках.
Каддерли нечем было утешить Ивана. На самом деле, молодому ученому было ненамного легче, чем дварфу. Пикел был хорошим другом, всегда готовым выслушать последнюю дикую идею Каддерли, и всегда выразительно добавлявшим свое «О-о-ой!» просто чтобы Каддерли стало веселее.
Каддерли никогда не сталкивался со смертью друга. Его мать умерла, когда он был очень мал и он не помнил ее. Он видел служителей Илматера и мертвых обжор в столовой, но они были лишь лицами для него, далекими и незнакомыми. Теперь, смотря на несчастного Пикела, он не знал, что следует чувствовать и что следует делать. Это казалось какой-то мрачной игрой, и впервые в жизни Каддерли понял, что некоторые вещи были вне его власти, что весь его рационализм, ум, расчет не могли помочь здесь.
– Жаль, ты не стал друидом, – тихо сказал Иван. – Небесный свод всегда был тебе роднее, чем каменный. – Иван испустил страшный крик и уткнулся лицом в грудь Пикела, его плечи содрогались от рыданий.
Каддерли мог понять боль дварфа, но он был, тем не менее, потрясен, что дварф так проявляет чувства. Он даже испугался, что с ним самим что-то было не так, потому как сам он не свалился на грудь Пикела как Иван, либо же любовь Ивана к брату была гораздо сильнее, чем его собственные чувства к несчастному дварфу. Но Каддерли не поддался горю целиком; какой бы горькой не была утрата, если они не отправятся закрыть бутылку, многие другие разделят судьбу Пикела.
– Нужно идти, – мягко сказал Каддерли.
– Заткнись! – зарычал Иван, готовый вцепиться в Каддерли, но не отрывая глаз от брата.
Ответ изумил Каддерли, но опять он не понял природу горя, и был ли это Иван, ответивший ему. Когда дварф, наконец, посмотрел на него, его мокрое от слез искаженное лицо подсказало молодому священнику, что происходит.
– Проклятие… – еле слышно прошептал он. Насколько он понимал, красный туман работал на усиление человеческих эмоций. Похоже, проклятие зацепилось за искренне горе Ивана, брешь в его природной магической защите.
Дварф всхлипывал все чаще и чаще, он почти задыхался, так отчаянно он ревел.
– Иван, – тихо сказал Каддерли, подходя, чтобы положить руку на его плечо. – Мы больше ничего не сможем сделать для Пикела. Пойдем уже. Есть другие важные дела.
Иван злобно глянул на Каддерли и сбросил его руку.
– Хочешь, чтоб я его оставил? – закричал дварф. – Моего братика? Моего дорогого братика? Нет, я не уйду, никогда не уйду. Останусь рядом с ним. Останусь, и буду хранить его тепло!
– Он умер, Иван, – сказал Каддерли, стараясь справиться с подступающим к горлу комом. – Ушел. Ты не сможешь сохранить тепло его тела. Ты ничего не сможешь для него сделать.
– Заткнись! – снова зарычал дварф, хватаясь за топор. Каддерли испугался, что тот собирается его зарубить, испугался, что Иван винит его в смерти Пикела, но дварф не смог даже поднять тяжелое оружие, а вместо того снова рухнул рядом с Пикелом.
Каддерли понял, что ничего не добьется, пытаясь урезонить скорбящего дварфа, он яростная вспышка Ивана натолкнул его на другую идею. Была эмоция, способная подавить даже горе, и Иван, казалось, с радостью был готов впустить ее в свое сердце.
– Ты ничего не можешь сделать, – снова сказал Каддерли, – Разве что отплатить тому, кто сделал это с Пикелом.
Каддерли полностью завладел вниманием Ивана.
– Он здесь, Иван, – подталкивал Каддерли, хоть ему и не нравилось обращаться с другом, как с неразумным младенцем. – Убийца Пикела где-то здесь.
– Имп! – зарычал Иван, оглядываясь в поисках твари.
– Нет, – ответил Каддерли, – Не имп, а хозяин импа.
– Имп отравил моего братика! – протестовал Иван.
– Да, но хозяин импа принес и импа, и проклятие, и все, что привело к смерти Пикела. – Каддерли понимал, что выводы, пожалуй, были чересчур поспешными, но если удастся расшевелить Ивана, то обман оправдает себя. – Если мы сможем победить хозяина, то сгинут и имп, и все остальное зло.
– Хозяин, Иван, – снова сказал Каддерли. – Тот, что принес проклятие.
– Ты принес проклятие, – проворчал Иван, нова нащупывая свой двулезвийный топор и подозрительно оглядывая Каддерли.
– Нет, – быстро поправил Каддерли, только сейчас заметив свою ошибку. – Я был всего лишь невольным участником освобождения проклятия, я не приносил его. Здесь есть кто-то – должен быть – кто принес проклятие и послал скелетов и импа за нами, и за твоим братом!
– Где он? – заорал Иван, вскакивая, и хватаясь за топор обеими руками. – Где убийца моего брата? – Глаза дварфа возбужденно бегали по сторонам, как будто он ожидал, что вот-вот появится какое-нибудь новое чудовище.
– Нужно найти его, – подсказал Каддерли. – Можно вернуться тем же путем, что мы пришли, в туннели, которые я помню.
– Вернуться? – кажется, идея не понравилась Ивану.
– Только пока я не вспомню дорогу, Иван, – пояснил Каддерли. “Потом мы двинемся к комнате с этой распроклятой бутылкой, и там будет убийца твоего брата. – Ему оставалось только надеяться, что он прав и что Иван расслабится к тому времени, как они доберутся до комнаты.
– Вперед! – завопил Иван, схватил один из чадящих факелов, потряс им, раздувая пламя, и кинулся по коридору, которым они пришли. Каддерли проверил, не оставил ли он чего, в последний раз попрощался с Пикелом и побежал следом.
Не успели они далеко уйти, как натолкнулись на первую группу из пяти скелетов, бесцельно бредущих по боковому коридору. Сбитые с толку скелеты, чудом спасшиеся из проигранной Друзилом битвы, даже не подумали напасть, но Иван, ослепленный яростью, бросился на них, забыв обо всем.
– Иван, нет, – умолял Каддерли, уловив к чему идет дело. – Оставь их в покое. У нас есть более важные…
Иван даже не слушал. Зарычав, дварф бросился на скелетов. Двое ближайших повернулись встретить его, но было уже поздно. Иван нанес страшный удар топором сбоку, который разрубил одного напополам, затем обрушил ушедшее по инерции вверх оружие на голову второго, разбив монстра.
Иван отпустил снова запутавшееся в костях оружие и поймал третьего скелета на свой рогатый шлем, поднял его над землей, потряс хорошенько, а затем со всей силы ударил его о стену. Скелет был основательно помят, но Иван остался без шлема. Костлявые пальцы четвертого скелета нашли слабину в защите дварфа и вонзились в его незащищенную шею.
Каддерли бросился на помощь, перехватив поудобнее свою трость. Впрочем, прежде чем он добрался до врага, Иван взял ситуацию под контроль. Он ухватил скелета за запястья и завертелся со всей дури.
Каддерли рухнул на землю, чуть не получив костяной ногой по лицу. Иван раскручивал скелета все сильнее, затем подошел на шаг ближе к стене, и кирпичи сделали свою работу. Скелет разлетелся на части, а Иван остался с двумя костяшками в руках.
Последний скелет навалился на дварфа, и тот, слегка потерявший направление от недавних упражнений, принял его первый удар прямо в лицо. Снова Каддерли бросился, было, на помощь другу, но другой скелет приближался с все еще застрявшим в ребрах шлемом дварфа.
Иван ударил кулаком по ребрам нападающего. Коротенькие ножки дварфа понесли попавшегося скелета к ближайшей стене. Когда скелет врезался в стену, Иван не остановился, каждый его мускул напрягся и дварф ударил единственным имеющимся в его распоряжении оружием – лбом.
Удар пришелся в голову, и череп взорвался, не выдержав соприкосновения с одной стороны со стеной, с другой – с не менее твердым лбом дварфа. Осколки кости разлетелись в стороны, затерявшись в пыли, а Иван отлетел назад с кровоточащим лбом.
Каддерли ударил оставшееся чудовище своей тростью, затем кинул болас в лицо, потом еще раз. Упрямая тварь шла вперед, размахивая костлявыми руками, заставляя Каддерли отступать. Впрочем, вскоре Каддерли уперся в стену, и отступать стало некуда.
Одна рука крепко ухватила Каддерли за плечо. Вторая ударила по лицу. Он хотел поднять руку для защиты, но рука скелета крепко держала его, а костлявые пальцы все глубже зарывались в плоть. Он предпринял отчаянную попытку перехватить руку скелета, выкрутить ее и освободиться из захвата, но такой прием был рассчитан на то, чтобы выкрутить мускулы и сухожилия, а болевой шок должен был завершить дело. Но у скелетов не было ни мускулов, ни сухожилий. И боли они не чувствовали.
Каддерли схватился рукой за голову скелета, стараясь оттолкнуть череп назад – и тут же скелет укусил его за запястье.
Затем внезапно череп исчез и полетел куда-то в сторону. Каддерли не мог ничего понять, пока второй удар топора Ивана не разломал скелета насовсем.
Каддерли оперся о стену, хватаясь за свое окровавленное запястье. Но мгновение спустя он забыл о своей боли, когда увидел, в каком состоянии находится Иван.
Обломки черепа впечатались в лоб дварфа. Кровь обильно текла по лицу дварфа, по шее и из бесчисленных порезов на узловатых руках дварфа. Что было еще страшнее, обломок ребра скелета торчал из его живота. Трудно было сказать, насколько глубоко проникла кость, но рана выглядела ужасно, и Каддерли даже удивился, что дварф все еще стоит.
Он двинулся к Ивану, намереваясь поддержать его, опасаясь, что тот сейчас свалится. Иван грубо отстранился.
– Не время для нежностей, – рявкнул дварф. – Где тот гад, что убил моего братика?
– Тебе нужна помощь, – ответил Каддерли, перепуганный состоянием дварфа. – Твои раны…
– Забудь, – рявкнул Иван. “Отведи меня к тому, кто убил моего братика!
– Но, Иван, – продолжал упрямиться Каддерли. Он указал на ребро.
Глаза Ивана расширились, когда он увидел жуткую рану, но дварф только пожал плечами, схватился за кость, выдернул ее, и спокойно отбросил, как будто не заметив несколько дюймов крови на ней. Точно таким же беспечным было и отношение Ивана, когда он попытался надеть шлем и обнаружил, что тот не налезает из-за впечатавшихся осколков черепа. Он отколупал несколько осколков, а затем, ворча, с трудом натянул шлем.
Каддерли мог только предположить, что туман довел ярость дварфа до того уровня, когда он уже не воспринимал боль. Он знал, что дварфы крепкий народец, а Иван был крепким даже для дварфа, но в такое уже нельзя было поверить.
– Ты сказал, что отведешь меня к нему! – рычал Иван, и Каддерли послышалась угроза в его словах. – Ты сказал, что найдешь путь! – Но все же потом уступил, отодрал кусок от плаща Каддерли и перевязал им раны.
Каддерли пришлось довольствоваться этим. Он знал, что лучшее, что сейчас можно сделать для всех, включая Ивана – это найти бутылку и закрыть ее как можно быстрее. Только тогда разъяренный дварф позволит кому бы то ни было перевязывать его раны.
Только тогда… Но Каддерли не был уверен, что дварф столько протянет.
Вскоре они пришли в уже знакомую часть лабиринта, где ранее повстречали скелетов. Сейчас все было тихо, даже слишком, но Каддерли получил возможность сосредоточиться и вспомнить свой первый поход. Он повел Ивана по ряду соединяющихся туннелей, и, казалось, вел правильно, когда он заметили какое-то движение в дальнем конце коридора, на самом пределе узкого луча света.
Иван его тоже заметил и немедленно бросился вперед; скорбь по погибшему брату превратилась в неконтролируемую боевую ярость. Каддерли запутался в своем патронташе, тщетно пытаясь не отставать от дварфа, и умоляя его отпустить врага.
На этот раз это был одинокий скелет, бредущий без цели, но все же среагировавший на бросившегося к нему дварфа.
К этому моменту Каддерли пришел к очень важному решению.
Он взял фонарь в одну руку, а заряженный арбалет в другую, прицелившись между рогов дварфа в лицо скелета. Каддерли никогда не собирался использовать свой крохотный арбалет в качестве оружия, особенно для стрельбы разрывными дротами. Он задумывал его как средство открывания запертых дверей, или для отстреливания надоедливых ветвей, которые скребутся в окно, либо для других мирных целей. Также, приходилось признать, что арбалет был сделан ради чистого интереса смастерить арбалет дроу. Но Каддерли поклялся самому себе, в качестве компенсации за создание оружия, что никогда не будет использовать разрывные дротики, или сам арбалет против живой цели.
На сей раз, было что возразить. Вряд ли Иван выдержал бы еще один бой, даже против скелета, да и не был тот живым существом. И все же, вина уже висела над Каддерли когда он целился. Было ясно, что сама суть клятвы уже нарушена.
Каддерли нажал на спуск. Болт перелетел через голову Ивана и ударил в лицо приближающегося скелета. Первоначальный удар не был столь силен, но затем ампула разбилась, передав инерцию маслу удара. Когда спустя мгновение пыль рассеялась, черепа и шеи скелета не существовало.
Безголовые кости постояли еще немного, а затем с треском рухнули на пол.
Иван, бывший всего в нескольких шагах, встал как вкопанный, и уставился на это явление. Он медленно повернулся к Каддерли, который виновато пожал плечами и отвел взгляд.
– Так было надо, – пробормотал Каддерли скорее себе, чем дварфу.
– И неплохо вышло! – сказал Иван возвращаясь. Он хлопнул Каддерли по спине, хотя тот вовсе не чувствовал себя героем.
– Пойдем дальше, – тихо сказал Каддерли, пряча арбалет.
Они прошли под еще одной аркой, и Каддерли уже казалось, что они на правильном пути, когда впереди показалась развилка. Оба туннеля шли примерно в одном направлении. Каддерли ненадолго задумался, потом пошел по правому. Он прошел всего несколько шагов, когда вдруг почувствовал, что ошибся. Пришлось, несмотря на ворчание Ивана, вернуться, и идти по уже знакомому левому коридору. Этот коридор был совсем короткий, потом сворачивал налево, значительно расширяясь.
Стоящие саркофаги заполняли комнату, подтверждая правильность выбранного маршрута. Всего несколько шагов и налево… Вдали маячила дверь, из щелей которой пробивался свет.
– Это то место? – Требовательно спросил Иван, но не стал слушать ответа. Он бросился вперед прежде, чем Каддерли успел кивнуть в ответ.
Снова Каддерли попытался придержать пыл дварфа, желая быть поосторожней. Он был всего в нескольких шагах от Ивана, когда последний саркофаг распахнулся, и из него вышла мумия, преградив дорогу. Слишком взбешенный, чтобы обратить на это внимание, Иван даже не снизил скорость, но Каддерли больше за ним не бежал. Молодого ученого парализовал страх, его поразила неприкрытая злоба, источаемая мертвой тварью. Скелеты, конечно, могли напугать, но рядом с этим чудовищем они казались небольшой помехой.
– Нерационально, – пытался сказать себе Каддерли. Можно было бояться, но нельзя позволять страху парализовать себя в такой ситуации.
– С дороги! – зарычал Иван, несясь вперед. Хорошенько размахнувшись, он ударил топором, попал, но на этот раз, в отличии от схватки со скелетами, оружие натолкнулось на твердую преграду. Повязки, наложенные толстым слоем, приняли на себя большую часть энергии удара, перерубленные куски льна зацепились за топор, не пуская Ивана дальше.
Едва ли для мумии удар стал помехой. Она ударила рукой, угодив в плечо Ивана и отбросив его в ближайший альков. Дварф сильно ударился и чуть не потерял сознание, но упрямо, хоть и неуверенно, поднялся.
Мумия уже поджидала его. Второй удар свалил дварфа с ног.
Тут бы и настал конец Ивану Болдешолдеру, если бы не Каддерли. Его первое нападение было скорей случайностью, но Мумия, направляясь к Ивану, попала в узкий луч света из фонарика Каддерли. Существо ночи, пришедшее из мрака, лишенного света, Халиф никак не привык, и уж тем более не любил свет.
Увидев, что мумия отскочила, прикрыв глаза замотанной рукой, Каддерли слегка взбодрился. Он держал луч света на чудовище, отгоняя его от Ивана, другой рукой ловко заряжая арбалет. На этот раз сомнений касательно использования арбалета уже не было, мумия была слишком уж уродливой, чтобы спорить с совестью.
Все еще прикрывая глаза рукой, мумия бросилась к Каддерли, пытаясь второй рукой отогнать луч света. Первый дрот глубоко вонзился в грудь чудовища, взрыв откинул его на несколько шагов назад, оставив пятна гари на повязках на груди и на спине. Впрочем, если мумия и пострадала серьезно, то не подала виду и снова пошла вперед.
Каддерли стал быстро перезаряжать арбалет. Сделан он был на славу, и операция не заняла много времени. Второй дрот угодил туда же, куда и первый, снова отбросив чудовище назад.
Мумия опять бросилась вперед, и опять, когда Каддерли выстрелил в нее в третий раз, и каждый раз мумия подходила на пару шагов ближе к перепуганному молодому человеку. Четвертый выстрел стал катастрофой, поскольку дрот пролетел сквозь мумию, и масло не взорвалось. Мумия не замедлила шага, и арбалет Каддерли уже упирался в ее повязки, когда он выстрелил в пятый раз.
На этот раз толку было больше, но мумию все равно не удалось остановить. Заряжать уже времени не было.
– Иду! – невнятно промычал дварф, выползая из алькова. Каддерли сомневался, что дварф ему поможет, даже если вовремя доберется до чудовища, чего, впрочем, он все равно не мог. Также молодой человек знал, что все его оружие – болас и трость не причинят ни малейшего вреда мумии.
Оставалось только одно. Он выставил фонарь перед собой, заставив ее снова прикрыть глаза и слегка отвернуться, затем бросил арбалет и схватился за бурдюк со святой водой, болтающийся у пояса. Держа его за горловину, а сам мех зажав под мышкой, он пальцем сковырнул крышку. Каддерли прижал руку, направив струю воды в лицо нападающему.
Святая вода зашипела, попав на зачарованное злым священником чудовище, и впервые мумия не смогла скрыть боль. Она испустила замогильный вой, наполнивший Каддерли ужасом и даже слегка задержавший Ивана. Но страх его был напрасным, так как хоть мумия и ломилась вперед, она старалась держаться подальше от человека со светом и жалящей водой. Скоро она уже совсем обошла Каддерли, и понеслась дальше по коридору, завывая от боли и разочарования, молотя руками по стенам, саркофагам и всему, что попадалось на пути.
Иван пробежал мимо Каддерли, не намереваясь так просто отпускать противника.
– Человек, который убил твоего брата, за этой дверью, – как можно быстрее крикнул Каддерли, отчаявшись остановить дварфа и на этот раз. Он, конечно, не мог быть уверен в своей правоте, но в критической ситуации он мог наговорить что угодно, лишь бы развернуть Ивана.
Не удивительно, что Иван повернулся. Он зарычал и кинулся назад мимо Каддерли, позабыв про убегающую мумию, сосредоточившись на дверном проеме.
Каддерли осознал надвигающуюся катастрофу. Он вспомнил наспех сделанную стену в винном погребе и взрывы, что последовали за ударом Пикела. Надо было полагать, что дверь так же была магически защищена, а так же то, что дверь была тяжелой, окованной железом. Если Иван не пробежит внутрь, а окажется в зоне взрыва глиф…
Каддерли бросился на землю, вытаскивая дрот и поднимая арбалет. Одним движением он натянул тетиву, вставил болт, и повернулся, пользуясь лучом света, чтобы подсветить цель.
Дрот пролетел мимо Ивана всего в шаге от двери. В замок он не попал, но взрыва было достаточно, чтобы ослабить замок.
Удивленный неожиданным взрывом, но уже неспособный остановиться, Иван вломился внутрь.
Каддерли нечем было утешить Ивана. На самом деле, молодому ученому было ненамного легче, чем дварфу. Пикел был хорошим другом, всегда готовым выслушать последнюю дикую идею Каддерли, и всегда выразительно добавлявшим свое «О-о-ой!» просто чтобы Каддерли стало веселее.
Каддерли никогда не сталкивался со смертью друга. Его мать умерла, когда он был очень мал и он не помнил ее. Он видел служителей Илматера и мертвых обжор в столовой, но они были лишь лицами для него, далекими и незнакомыми. Теперь, смотря на несчастного Пикела, он не знал, что следует чувствовать и что следует делать. Это казалось какой-то мрачной игрой, и впервые в жизни Каддерли понял, что некоторые вещи были вне его власти, что весь его рационализм, ум, расчет не могли помочь здесь.
– Жаль, ты не стал друидом, – тихо сказал Иван. – Небесный свод всегда был тебе роднее, чем каменный. – Иван испустил страшный крик и уткнулся лицом в грудь Пикела, его плечи содрогались от рыданий.
Каддерли мог понять боль дварфа, но он был, тем не менее, потрясен, что дварф так проявляет чувства. Он даже испугался, что с ним самим что-то было не так, потому как сам он не свалился на грудь Пикела как Иван, либо же любовь Ивана к брату была гораздо сильнее, чем его собственные чувства к несчастному дварфу. Но Каддерли не поддался горю целиком; какой бы горькой не была утрата, если они не отправятся закрыть бутылку, многие другие разделят судьбу Пикела.
– Нужно идти, – мягко сказал Каддерли.
– Заткнись! – зарычал Иван, готовый вцепиться в Каддерли, но не отрывая глаз от брата.
Ответ изумил Каддерли, но опять он не понял природу горя, и был ли это Иван, ответивший ему. Когда дварф, наконец, посмотрел на него, его мокрое от слез искаженное лицо подсказало молодому священнику, что происходит.
– Проклятие… – еле слышно прошептал он. Насколько он понимал, красный туман работал на усиление человеческих эмоций. Похоже, проклятие зацепилось за искренне горе Ивана, брешь в его природной магической защите.
Дварф всхлипывал все чаще и чаще, он почти задыхался, так отчаянно он ревел.
– Иван, – тихо сказал Каддерли, подходя, чтобы положить руку на его плечо. – Мы больше ничего не сможем сделать для Пикела. Пойдем уже. Есть другие важные дела.
Иван злобно глянул на Каддерли и сбросил его руку.
– Хочешь, чтоб я его оставил? – закричал дварф. – Моего братика? Моего дорогого братика? Нет, я не уйду, никогда не уйду. Останусь рядом с ним. Останусь, и буду хранить его тепло!
– Он умер, Иван, – сказал Каддерли, стараясь справиться с подступающим к горлу комом. – Ушел. Ты не сможешь сохранить тепло его тела. Ты ничего не сможешь для него сделать.
– Заткнись! – снова зарычал дварф, хватаясь за топор. Каддерли испугался, что тот собирается его зарубить, испугался, что Иван винит его в смерти Пикела, но дварф не смог даже поднять тяжелое оружие, а вместо того снова рухнул рядом с Пикелом.
Каддерли понял, что ничего не добьется, пытаясь урезонить скорбящего дварфа, он яростная вспышка Ивана натолкнул его на другую идею. Была эмоция, способная подавить даже горе, и Иван, казалось, с радостью был готов впустить ее в свое сердце.
– Ты ничего не можешь сделать, – снова сказал Каддерли, – Разве что отплатить тому, кто сделал это с Пикелом.
Каддерли полностью завладел вниманием Ивана.
– Он здесь, Иван, – подталкивал Каддерли, хоть ему и не нравилось обращаться с другом, как с неразумным младенцем. – Убийца Пикела где-то здесь.
– Имп! – зарычал Иван, оглядываясь в поисках твари.
– Нет, – ответил Каддерли, – Не имп, а хозяин импа.
– Имп отравил моего братика! – протестовал Иван.
– Да, но хозяин импа принес и импа, и проклятие, и все, что привело к смерти Пикела. – Каддерли понимал, что выводы, пожалуй, были чересчур поспешными, но если удастся расшевелить Ивана, то обман оправдает себя. – Если мы сможем победить хозяина, то сгинут и имп, и все остальное зло.
– Хозяин, Иван, – снова сказал Каддерли. – Тот, что принес проклятие.
– Ты принес проклятие, – проворчал Иван, нова нащупывая свой двулезвийный топор и подозрительно оглядывая Каддерли.
– Нет, – быстро поправил Каддерли, только сейчас заметив свою ошибку. – Я был всего лишь невольным участником освобождения проклятия, я не приносил его. Здесь есть кто-то – должен быть – кто принес проклятие и послал скелетов и импа за нами, и за твоим братом!
– Где он? – заорал Иван, вскакивая, и хватаясь за топор обеими руками. – Где убийца моего брата? – Глаза дварфа возбужденно бегали по сторонам, как будто он ожидал, что вот-вот появится какое-нибудь новое чудовище.
– Нужно найти его, – подсказал Каддерли. – Можно вернуться тем же путем, что мы пришли, в туннели, которые я помню.
– Вернуться? – кажется, идея не понравилась Ивану.
– Только пока я не вспомню дорогу, Иван, – пояснил Каддерли. “Потом мы двинемся к комнате с этой распроклятой бутылкой, и там будет убийца твоего брата. – Ему оставалось только надеяться, что он прав и что Иван расслабится к тому времени, как они доберутся до комнаты.
– Вперед! – завопил Иван, схватил один из чадящих факелов, потряс им, раздувая пламя, и кинулся по коридору, которым они пришли. Каддерли проверил, не оставил ли он чего, в последний раз попрощался с Пикелом и побежал следом.
Не успели они далеко уйти, как натолкнулись на первую группу из пяти скелетов, бесцельно бредущих по боковому коридору. Сбитые с толку скелеты, чудом спасшиеся из проигранной Друзилом битвы, даже не подумали напасть, но Иван, ослепленный яростью, бросился на них, забыв обо всем.
– Иван, нет, – умолял Каддерли, уловив к чему идет дело. – Оставь их в покое. У нас есть более важные…
Иван даже не слушал. Зарычав, дварф бросился на скелетов. Двое ближайших повернулись встретить его, но было уже поздно. Иван нанес страшный удар топором сбоку, который разрубил одного напополам, затем обрушил ушедшее по инерции вверх оружие на голову второго, разбив монстра.
Иван отпустил снова запутавшееся в костях оружие и поймал третьего скелета на свой рогатый шлем, поднял его над землей, потряс хорошенько, а затем со всей силы ударил его о стену. Скелет был основательно помят, но Иван остался без шлема. Костлявые пальцы четвертого скелета нашли слабину в защите дварфа и вонзились в его незащищенную шею.
Каддерли бросился на помощь, перехватив поудобнее свою трость. Впрочем, прежде чем он добрался до врага, Иван взял ситуацию под контроль. Он ухватил скелета за запястья и завертелся со всей дури.
Каддерли рухнул на землю, чуть не получив костяной ногой по лицу. Иван раскручивал скелета все сильнее, затем подошел на шаг ближе к стене, и кирпичи сделали свою работу. Скелет разлетелся на части, а Иван остался с двумя костяшками в руках.
Последний скелет навалился на дварфа, и тот, слегка потерявший направление от недавних упражнений, принял его первый удар прямо в лицо. Снова Каддерли бросился, было, на помощь другу, но другой скелет приближался с все еще застрявшим в ребрах шлемом дварфа.
Иван ударил кулаком по ребрам нападающего. Коротенькие ножки дварфа понесли попавшегося скелета к ближайшей стене. Когда скелет врезался в стену, Иван не остановился, каждый его мускул напрягся и дварф ударил единственным имеющимся в его распоряжении оружием – лбом.
Удар пришелся в голову, и череп взорвался, не выдержав соприкосновения с одной стороны со стеной, с другой – с не менее твердым лбом дварфа. Осколки кости разлетелись в стороны, затерявшись в пыли, а Иван отлетел назад с кровоточащим лбом.
Каддерли ударил оставшееся чудовище своей тростью, затем кинул болас в лицо, потом еще раз. Упрямая тварь шла вперед, размахивая костлявыми руками, заставляя Каддерли отступать. Впрочем, вскоре Каддерли уперся в стену, и отступать стало некуда.
Одна рука крепко ухватила Каддерли за плечо. Вторая ударила по лицу. Он хотел поднять руку для защиты, но рука скелета крепко держала его, а костлявые пальцы все глубже зарывались в плоть. Он предпринял отчаянную попытку перехватить руку скелета, выкрутить ее и освободиться из захвата, но такой прием был рассчитан на то, чтобы выкрутить мускулы и сухожилия, а болевой шок должен был завершить дело. Но у скелетов не было ни мускулов, ни сухожилий. И боли они не чувствовали.
Каддерли схватился рукой за голову скелета, стараясь оттолкнуть череп назад – и тут же скелет укусил его за запястье.
Затем внезапно череп исчез и полетел куда-то в сторону. Каддерли не мог ничего понять, пока второй удар топора Ивана не разломал скелета насовсем.
Каддерли оперся о стену, хватаясь за свое окровавленное запястье. Но мгновение спустя он забыл о своей боли, когда увидел, в каком состоянии находится Иван.
Обломки черепа впечатались в лоб дварфа. Кровь обильно текла по лицу дварфа, по шее и из бесчисленных порезов на узловатых руках дварфа. Что было еще страшнее, обломок ребра скелета торчал из его живота. Трудно было сказать, насколько глубоко проникла кость, но рана выглядела ужасно, и Каддерли даже удивился, что дварф все еще стоит.
Он двинулся к Ивану, намереваясь поддержать его, опасаясь, что тот сейчас свалится. Иван грубо отстранился.
– Не время для нежностей, – рявкнул дварф. – Где тот гад, что убил моего братика?
– Тебе нужна помощь, – ответил Каддерли, перепуганный состоянием дварфа. – Твои раны…
– Забудь, – рявкнул Иван. “Отведи меня к тому, кто убил моего братика!
– Но, Иван, – продолжал упрямиться Каддерли. Он указал на ребро.
Глаза Ивана расширились, когда он увидел жуткую рану, но дварф только пожал плечами, схватился за кость, выдернул ее, и спокойно отбросил, как будто не заметив несколько дюймов крови на ней. Точно таким же беспечным было и отношение Ивана, когда он попытался надеть шлем и обнаружил, что тот не налезает из-за впечатавшихся осколков черепа. Он отколупал несколько осколков, а затем, ворча, с трудом натянул шлем.
Каддерли мог только предположить, что туман довел ярость дварфа до того уровня, когда он уже не воспринимал боль. Он знал, что дварфы крепкий народец, а Иван был крепким даже для дварфа, но в такое уже нельзя было поверить.
– Ты сказал, что отведешь меня к нему! – рычал Иван, и Каддерли послышалась угроза в его словах. – Ты сказал, что найдешь путь! – Но все же потом уступил, отодрал кусок от плаща Каддерли и перевязал им раны.
Каддерли пришлось довольствоваться этим. Он знал, что лучшее, что сейчас можно сделать для всех, включая Ивана – это найти бутылку и закрыть ее как можно быстрее. Только тогда разъяренный дварф позволит кому бы то ни было перевязывать его раны.
Только тогда… Но Каддерли не был уверен, что дварф столько протянет.
Вскоре они пришли в уже знакомую часть лабиринта, где ранее повстречали скелетов. Сейчас все было тихо, даже слишком, но Каддерли получил возможность сосредоточиться и вспомнить свой первый поход. Он повел Ивана по ряду соединяющихся туннелей, и, казалось, вел правильно, когда он заметили какое-то движение в дальнем конце коридора, на самом пределе узкого луча света.
Иван его тоже заметил и немедленно бросился вперед; скорбь по погибшему брату превратилась в неконтролируемую боевую ярость. Каддерли запутался в своем патронташе, тщетно пытаясь не отставать от дварфа, и умоляя его отпустить врага.
На этот раз это был одинокий скелет, бредущий без цели, но все же среагировавший на бросившегося к нему дварфа.
К этому моменту Каддерли пришел к очень важному решению.
Он взял фонарь в одну руку, а заряженный арбалет в другую, прицелившись между рогов дварфа в лицо скелета. Каддерли никогда не собирался использовать свой крохотный арбалет в качестве оружия, особенно для стрельбы разрывными дротами. Он задумывал его как средство открывания запертых дверей, или для отстреливания надоедливых ветвей, которые скребутся в окно, либо для других мирных целей. Также, приходилось признать, что арбалет был сделан ради чистого интереса смастерить арбалет дроу. Но Каддерли поклялся самому себе, в качестве компенсации за создание оружия, что никогда не будет использовать разрывные дротики, или сам арбалет против живой цели.
На сей раз, было что возразить. Вряд ли Иван выдержал бы еще один бой, даже против скелета, да и не был тот живым существом. И все же, вина уже висела над Каддерли когда он целился. Было ясно, что сама суть клятвы уже нарушена.
Каддерли нажал на спуск. Болт перелетел через голову Ивана и ударил в лицо приближающегося скелета. Первоначальный удар не был столь силен, но затем ампула разбилась, передав инерцию маслу удара. Когда спустя мгновение пыль рассеялась, черепа и шеи скелета не существовало.
Безголовые кости постояли еще немного, а затем с треском рухнули на пол.
Иван, бывший всего в нескольких шагах, встал как вкопанный, и уставился на это явление. Он медленно повернулся к Каддерли, который виновато пожал плечами и отвел взгляд.
– Так было надо, – пробормотал Каддерли скорее себе, чем дварфу.
– И неплохо вышло! – сказал Иван возвращаясь. Он хлопнул Каддерли по спине, хотя тот вовсе не чувствовал себя героем.
– Пойдем дальше, – тихо сказал Каддерли, пряча арбалет.
Они прошли под еще одной аркой, и Каддерли уже казалось, что они на правильном пути, когда впереди показалась развилка. Оба туннеля шли примерно в одном направлении. Каддерли ненадолго задумался, потом пошел по правому. Он прошел всего несколько шагов, когда вдруг почувствовал, что ошибся. Пришлось, несмотря на ворчание Ивана, вернуться, и идти по уже знакомому левому коридору. Этот коридор был совсем короткий, потом сворачивал налево, значительно расширяясь.
Стоящие саркофаги заполняли комнату, подтверждая правильность выбранного маршрута. Всего несколько шагов и налево… Вдали маячила дверь, из щелей которой пробивался свет.
– Это то место? – Требовательно спросил Иван, но не стал слушать ответа. Он бросился вперед прежде, чем Каддерли успел кивнуть в ответ.
Снова Каддерли попытался придержать пыл дварфа, желая быть поосторожней. Он был всего в нескольких шагах от Ивана, когда последний саркофаг распахнулся, и из него вышла мумия, преградив дорогу. Слишком взбешенный, чтобы обратить на это внимание, Иван даже не снизил скорость, но Каддерли больше за ним не бежал. Молодого ученого парализовал страх, его поразила неприкрытая злоба, источаемая мертвой тварью. Скелеты, конечно, могли напугать, но рядом с этим чудовищем они казались небольшой помехой.
– Нерационально, – пытался сказать себе Каддерли. Можно было бояться, но нельзя позволять страху парализовать себя в такой ситуации.
– С дороги! – зарычал Иван, несясь вперед. Хорошенько размахнувшись, он ударил топором, попал, но на этот раз, в отличии от схватки со скелетами, оружие натолкнулось на твердую преграду. Повязки, наложенные толстым слоем, приняли на себя большую часть энергии удара, перерубленные куски льна зацепились за топор, не пуская Ивана дальше.
Едва ли для мумии удар стал помехой. Она ударила рукой, угодив в плечо Ивана и отбросив его в ближайший альков. Дварф сильно ударился и чуть не потерял сознание, но упрямо, хоть и неуверенно, поднялся.
Мумия уже поджидала его. Второй удар свалил дварфа с ног.
Тут бы и настал конец Ивану Болдешолдеру, если бы не Каддерли. Его первое нападение было скорей случайностью, но Мумия, направляясь к Ивану, попала в узкий луч света из фонарика Каддерли. Существо ночи, пришедшее из мрака, лишенного света, Халиф никак не привык, и уж тем более не любил свет.
Увидев, что мумия отскочила, прикрыв глаза замотанной рукой, Каддерли слегка взбодрился. Он держал луч света на чудовище, отгоняя его от Ивана, другой рукой ловко заряжая арбалет. На этот раз сомнений касательно использования арбалета уже не было, мумия была слишком уж уродливой, чтобы спорить с совестью.
Все еще прикрывая глаза рукой, мумия бросилась к Каддерли, пытаясь второй рукой отогнать луч света. Первый дрот глубоко вонзился в грудь чудовища, взрыв откинул его на несколько шагов назад, оставив пятна гари на повязках на груди и на спине. Впрочем, если мумия и пострадала серьезно, то не подала виду и снова пошла вперед.
Каддерли стал быстро перезаряжать арбалет. Сделан он был на славу, и операция не заняла много времени. Второй дрот угодил туда же, куда и первый, снова отбросив чудовище назад.
Мумия опять бросилась вперед, и опять, когда Каддерли выстрелил в нее в третий раз, и каждый раз мумия подходила на пару шагов ближе к перепуганному молодому человеку. Четвертый выстрел стал катастрофой, поскольку дрот пролетел сквозь мумию, и масло не взорвалось. Мумия не замедлила шага, и арбалет Каддерли уже упирался в ее повязки, когда он выстрелил в пятый раз.
На этот раз толку было больше, но мумию все равно не удалось остановить. Заряжать уже времени не было.
– Иду! – невнятно промычал дварф, выползая из алькова. Каддерли сомневался, что дварф ему поможет, даже если вовремя доберется до чудовища, чего, впрочем, он все равно не мог. Также молодой человек знал, что все его оружие – болас и трость не причинят ни малейшего вреда мумии.
Оставалось только одно. Он выставил фонарь перед собой, заставив ее снова прикрыть глаза и слегка отвернуться, затем бросил арбалет и схватился за бурдюк со святой водой, болтающийся у пояса. Держа его за горловину, а сам мех зажав под мышкой, он пальцем сковырнул крышку. Каддерли прижал руку, направив струю воды в лицо нападающему.
Святая вода зашипела, попав на зачарованное злым священником чудовище, и впервые мумия не смогла скрыть боль. Она испустила замогильный вой, наполнивший Каддерли ужасом и даже слегка задержавший Ивана. Но страх его был напрасным, так как хоть мумия и ломилась вперед, она старалась держаться подальше от человека со светом и жалящей водой. Скоро она уже совсем обошла Каддерли, и понеслась дальше по коридору, завывая от боли и разочарования, молотя руками по стенам, саркофагам и всему, что попадалось на пути.
Иван пробежал мимо Каддерли, не намереваясь так просто отпускать противника.
– Человек, который убил твоего брата, за этой дверью, – как можно быстрее крикнул Каддерли, отчаявшись остановить дварфа и на этот раз. Он, конечно, не мог быть уверен в своей правоте, но в критической ситуации он мог наговорить что угодно, лишь бы развернуть Ивана.
Не удивительно, что Иван повернулся. Он зарычал и кинулся назад мимо Каддерли, позабыв про убегающую мумию, сосредоточившись на дверном проеме.
Каддерли осознал надвигающуюся катастрофу. Он вспомнил наспех сделанную стену в винном погребе и взрывы, что последовали за ударом Пикела. Надо было полагать, что дверь так же была магически защищена, а так же то, что дверь была тяжелой, окованной железом. Если Иван не пробежит внутрь, а окажется в зоне взрыва глиф…
Каддерли бросился на землю, вытаскивая дрот и поднимая арбалет. Одним движением он натянул тетиву, вставил болт, и повернулся, пользуясь лучом света, чтобы подсветить цель.
Дрот пролетел мимо Ивана всего в шаге от двери. В замок он не попал, но взрыва было достаточно, чтобы ослабить замок.
Удивленный неожиданным взрывом, но уже неспособный остановиться, Иван вломился внутрь.
Глава 21. Хороший удар
– Нет! – послышался за спиной голос друида, но голос был далеким, как будто давнишнее воспоминание. Все, что сейчас имело значение для Даники – это стена, на сей раз выложенная камнями, а не земляной туннель который привел их вниз. Стена, она как будто звала, соблазняла сравниться с давно мертвым учителем.
Далекий голос опять заговорил, но на этот раз цоканьем и писком, которые Даника разобрать не могла.
Пушистый хвост закрыл глаза Даники, нарушив ее сосредоточенность на стене. Она двинула рукой, чтобы устранить помеху.
Следуя наставлениям друида, Персиваль укусил ее.
Даника дернула плечом, и инстинктивно нанесла удар, который убил бы белку. Она узнала Персиваля прежде чем ударила, что и выбросило ее из красного тумана в реальный мир.
– Стена, – пробормотала она. – Я собиралась…
– Это не твоя вина, – утешил ее Ньюандер. – Проклятие опять подействовало на тебя. Кажется, это будет бесконечная борьба.
Даника прислонилась к камню, снедаемая стыдом и усталостью. Она изо всех сил боролась с навязчивым туманом, видела, чем он был, вдолбила себе мысль о том, что нужно избегать подобных желаний. И все-таки, вот она стоит на пороге неизвестности и рискует всем ради своих амбиций.
– Не вини себя, – сказал ей Ньюандер. – Ты борешься с проклятием лучше всех священников наверху. Ты стоишь сейчас и здесь, а большинству и это бы не удалось.
– Дварфы же пошли с Каддерли, – напомнила ему Даника.
– Не сравнивай себя с ними, – предупредил Ньюандер. – Ты же не дварф. У бородатого народца природная сопротивляемость магии, с которой не может сравниться ни один человек. Это не вопрос самоконтроля, леди Даника, а физических различий.
Даника понимала, что он говорит правду, но сознание того, что Иван и Пикел лучше нее справлялись с проклятием, нисколько не уменьшили ее чувство стыда. Что бы ни говорил друид, Даника считала навязчивый туман проверкой самоконтроля.
– А что с Ньюандером? – внезапно спросила она, даже несколько более саркастично, чем намеревалась. – Неужели у него в жилах течет кровь бородатого народца? Ты же не дварф. Тогда почему на тебя не действует проклятие?
Друид отвел глаза: теперь уже он чувствовал свою вину.
– Не знаю, – признался он. – Но, поверь, меня тоже тяготит проклятие.
– Каддерли подозревал, что туман подталкивает людей на совершение поступков, таящихся в глубине их сердца. Обжоры объелись до смерти. Священники Илматера слишком уж буквально взяли на себя боль всего мира. Мои братья друиды превратились в животных, потеряв свое «Я». И почему же Ньюандер не бегает с животными?
Даника поняла, что именно из-за последнего вопроса друид переживал больше всего. Они уже и раньше это обсуждали, но Ньюандер замял разговор, рассказывая в основном о том, почему Каддерли избежал последствий проклятия.
– Подозреваю, что проклятию не за что было зацепиться в моем сердце, мои желания неизвестны мне. – продолжал друид. – Неужели я не нашел своего призвания? – Слезы катились из глаз друида, он был на грани срыва – Данике стало ясно, что и он не избежал последствий красного тумана. – Неужели у меня нет призвания? – рыдал друид. Он упал на пол, обхватив голову руками и содрогаясь от рыданий.
– Ты ошибаешься, – сказала Даника достаточно громко, чтобы привлечь внимание друида. – Если у тебя нет призвания, то как же тебе удается произносить заклинания, подарок твоего бога – Сильвануса? Ты же велел веткам опутать меня и тогда, с гулями…
Ньюандер взял себя в руки, озадаченный ответом Даники. Он нашел в себе силы подняться и на этот раз не стал отводить глаз.
– Может быть правда в твоем сердце позволила тебе справиться с проклятием, – рассуждала Даника. – Когда ты впервые почувствовал действие проклятия?
Ньюандер припомнил, как два дня назад он вернулся в библиотеку и увидел Аркита и Клео, принявших форму животных.
– Вскоре после того, как вернулся, – пояснил он. – Я был в горах, наблюдал за гнездом орла. – Ньюандер ясно помнил тогдашнее происшествие. – Я сразу понял, что что-то не так, когда пришел к дверям библиотеки. Я отправился искать своих спутников, но, увы, к тому времени они уже давно стали животными.
– Тогда здесь и кроется разгадка, – сказала Даника, немного подумав. – Ты поклоняешься природе, а проклятие – нарушение ее устоев. Ты сказал, что почувствовал присутствие гулей, что ж, полагаю, точно также ты почувствовал и проклятие.
Откуда он знал, что гули идут? Были заклинания, позволявшие установить присутствие нежити, но он не произносил ни одного, и все-таки знал об их присутствии. Точно так же как знал, что Су были чудовищами, а не хищниками.
– Ты думаешь обо мне лучше, чем я того заслуживаю, – хмуро сказал он Данике.
– Ты – служитель природы, – повторила Даника. – Я не думаю, что ты самостоятельно справился с проклятием, но ты ведь не один. У тебя есть твоя вера, именно твое призвание дало тебе силу противостоять проклятию. Аркита и Клео никто не предупредил. Проклятие навалилось на них прежде, чем они поняли, что что-то случилось, но их неудача предупредила тебя об опасности, и с этим предупреждением ты остался верен своему призванию.
Ньюандер потряс головой, не осмеливаясь поверить в такую внутреннюю силу. Впрочем, ему нечего было возразить, да и он не стал бы отрицать ничего, в чем замешан Сильванус, Отец Дубов. Он отдал ему свое сердце давным-давно, и с ним оно и оставалось, несмотря на интерес, который Ньюандер проявлял к прогрессу и цивилизации. Неужели он был столь преданным учеником Отца Дубов? Возможно ли, что-то, что он воспринял как неудачу, невозможность принять форму животного, на самом деле отражало его внутреннюю силу?
– Мы теряем время, задавая вопросы, на которые не можем ответить, – наконец сказал он, успокоившись. – Какой бы ни была причина, мы оба выкарабкались.
Далекий голос опять заговорил, но на этот раз цоканьем и писком, которые Даника разобрать не могла.
Пушистый хвост закрыл глаза Даники, нарушив ее сосредоточенность на стене. Она двинула рукой, чтобы устранить помеху.
Следуя наставлениям друида, Персиваль укусил ее.
Даника дернула плечом, и инстинктивно нанесла удар, который убил бы белку. Она узнала Персиваля прежде чем ударила, что и выбросило ее из красного тумана в реальный мир.
– Стена, – пробормотала она. – Я собиралась…
– Это не твоя вина, – утешил ее Ньюандер. – Проклятие опять подействовало на тебя. Кажется, это будет бесконечная борьба.
Даника прислонилась к камню, снедаемая стыдом и усталостью. Она изо всех сил боролась с навязчивым туманом, видела, чем он был, вдолбила себе мысль о том, что нужно избегать подобных желаний. И все-таки, вот она стоит на пороге неизвестности и рискует всем ради своих амбиций.
– Не вини себя, – сказал ей Ньюандер. – Ты борешься с проклятием лучше всех священников наверху. Ты стоишь сейчас и здесь, а большинству и это бы не удалось.
– Дварфы же пошли с Каддерли, – напомнила ему Даника.
– Не сравнивай себя с ними, – предупредил Ньюандер. – Ты же не дварф. У бородатого народца природная сопротивляемость магии, с которой не может сравниться ни один человек. Это не вопрос самоконтроля, леди Даника, а физических различий.
Даника понимала, что он говорит правду, но сознание того, что Иван и Пикел лучше нее справлялись с проклятием, нисколько не уменьшили ее чувство стыда. Что бы ни говорил друид, Даника считала навязчивый туман проверкой самоконтроля.
– А что с Ньюандером? – внезапно спросила она, даже несколько более саркастично, чем намеревалась. – Неужели у него в жилах течет кровь бородатого народца? Ты же не дварф. Тогда почему на тебя не действует проклятие?
Друид отвел глаза: теперь уже он чувствовал свою вину.
– Не знаю, – признался он. – Но, поверь, меня тоже тяготит проклятие.
– Каддерли подозревал, что туман подталкивает людей на совершение поступков, таящихся в глубине их сердца. Обжоры объелись до смерти. Священники Илматера слишком уж буквально взяли на себя боль всего мира. Мои братья друиды превратились в животных, потеряв свое «Я». И почему же Ньюандер не бегает с животными?
Даника поняла, что именно из-за последнего вопроса друид переживал больше всего. Они уже и раньше это обсуждали, но Ньюандер замял разговор, рассказывая в основном о том, почему Каддерли избежал последствий проклятия.
– Подозреваю, что проклятию не за что было зацепиться в моем сердце, мои желания неизвестны мне. – продолжал друид. – Неужели я не нашел своего призвания? – Слезы катились из глаз друида, он был на грани срыва – Данике стало ясно, что и он не избежал последствий красного тумана. – Неужели у меня нет призвания? – рыдал друид. Он упал на пол, обхватив голову руками и содрогаясь от рыданий.
– Ты ошибаешься, – сказала Даника достаточно громко, чтобы привлечь внимание друида. – Если у тебя нет призвания, то как же тебе удается произносить заклинания, подарок твоего бога – Сильвануса? Ты же велел веткам опутать меня и тогда, с гулями…
Ньюандер взял себя в руки, озадаченный ответом Даники. Он нашел в себе силы подняться и на этот раз не стал отводить глаз.
– Может быть правда в твоем сердце позволила тебе справиться с проклятием, – рассуждала Даника. – Когда ты впервые почувствовал действие проклятия?
Ньюандер припомнил, как два дня назад он вернулся в библиотеку и увидел Аркита и Клео, принявших форму животных.
– Вскоре после того, как вернулся, – пояснил он. – Я был в горах, наблюдал за гнездом орла. – Ньюандер ясно помнил тогдашнее происшествие. – Я сразу понял, что что-то не так, когда пришел к дверям библиотеки. Я отправился искать своих спутников, но, увы, к тому времени они уже давно стали животными.
– Тогда здесь и кроется разгадка, – сказала Даника, немного подумав. – Ты поклоняешься природе, а проклятие – нарушение ее устоев. Ты сказал, что почувствовал присутствие гулей, что ж, полагаю, точно также ты почувствовал и проклятие.
Откуда он знал, что гули идут? Были заклинания, позволявшие установить присутствие нежити, но он не произносил ни одного, и все-таки знал об их присутствии. Точно так же как знал, что Су были чудовищами, а не хищниками.
– Ты думаешь обо мне лучше, чем я того заслуживаю, – хмуро сказал он Данике.
– Ты – служитель природы, – повторила Даника. – Я не думаю, что ты самостоятельно справился с проклятием, но ты ведь не один. У тебя есть твоя вера, именно твое призвание дало тебе силу противостоять проклятию. Аркита и Клео никто не предупредил. Проклятие навалилось на них прежде, чем они поняли, что что-то случилось, но их неудача предупредила тебя об опасности, и с этим предупреждением ты остался верен своему призванию.
Ньюандер потряс головой, не осмеливаясь поверить в такую внутреннюю силу. Впрочем, ему нечего было возразить, да и он не стал бы отрицать ничего, в чем замешан Сильванус, Отец Дубов. Он отдал ему свое сердце давным-давно, и с ним оно и оставалось, несмотря на интерес, который Ньюандер проявлял к прогрессу и цивилизации. Неужели он был столь преданным учеником Отца Дубов? Возможно ли, что-то, что он воспринял как неудачу, невозможность принять форму животного, на самом деле отражало его внутреннюю силу?
– Мы теряем время, задавая вопросы, на которые не можем ответить, – наконец сказал он, успокоившись. – Какой бы ни была причина, мы оба выкарабкались.