Страница:
– Есть священники, которые могут сделать то же самое, – напомнил ей Каддерли, – И волшебники тоже. Я видел заклинание в книге, которую…
– Это не заклинание, – возразила Даника. – Священники и маги используют силы, которые превыше их разума и тела. Подумай, однако, о самоконтроле, необходимом, чтобы сделать так, как делал Пенпанг Д’Ан. Он мог остановить свое сердце в любой момент, пользуясь только пониманием своего естества. Прежде всего, стоит оценить именно это.
– Я ценю, – искренне ответил Каддерли. Его лицо стало мягче, и он нежно провел тыльной частью ладони по ее щеке. – Но ты пугаешь меня, Даника. Ты полагаешься на книги, которым уже пятьсот лет, и вполне можешь погибнуть. Я плохо помню, какой была моя жизнь до того, как появилась ты, и я не хочу думать о том, какой она будет без тебя.
– Я не могу идти против своего естества, – сказала Даника тихим, но не допускающим возражений голосом, – И я не предам то, чему решила посвятить свою жизнь.
Каддерли некоторое время обдумывал ее слова, сопоставляя их со своими чувствами. Он многое ценил в Данике, но больше всего его привлекал ее внутренний огонь, ее готовность принять и побороть все трудности. Каддерли знал, что приручить ее, погасить этот огонь, будет значить убить ту Данику, которую он знал, убить более верно, чем любой из кажущихся невозможными приемов Пенпанга Д’Ана.
– Я не могу измениться, – снова сказала Даника. Ответ Каддерли пришел прямо от сердца:
– Я и не хочу, чтобы ты менялась.
Библиотека Наставников была древним строением, а Барджин знал, что таковые имеют множество секретов, в том числе и от своих нынешних обитателей.
Священник держал Отсвечивающую красным Бутылку перед глазами.
– Вот мы и пришли, – сказал он, как будто бутылка могла его услышать. – Здесь я укреплю свою власть над Замком Троицы, и над всем краем, после того, как закончатся наши завоевания. – Барджину не терпелось попасть внутрь, найти катализатор и начать предприятие. Он на самом деле не верил, что зелье является посланником Талоны, но, нужно отметить, себя он таковым тоже не считал, хоть и присоединился к ордену жрецов Талоны. Он принял эту веру по расчету, для выгоды обеих сторон, и знал, что пока его действия способствуют исполнению планов Госпожи Ядов, она будет довольна.
Барджин провел остальную половину не по-весеннему мрачного и унылого дня в тени придорожных деревьев. Он слышал полуденную песнь и видел, как из здания группами и по одному выходят священники и другие ученые на полуденную прогулку.
Темный священник принял меры предосторожности, произнес несколько несложных заклинаний, которые помогли бы ему слиться с местностью и остаться незамеченным. Он слушал непринужденную болтовню проходящих групп, развлекая себя мыслями о том, как изменятся их слова, когда он обрушит на них Проклятие Хаоса.
Однако, фигура, привлекшая внимание Барджина, по всей видимости, никакого духовного сана не имела. Седоволосый, взъерошенный, с немытым лицом, морщинистой, загоревшей кожей садовник Мулливи шел по своим делам, как он делал вот уже четыре десятка лет: подметал дорожку и ступени главного входа, не догадываясь об опасности.
Злая ухмылка Барджина стала еще шире. Если в библиотеку и был какой-то секретный вход, то старик должен знать об этом.
– Ты тоже стареешь, – сказал садовник своей лачуге, открыв скрипучую дверь. Он зашел внутрь, намереваясь поставить на место свою метлу, но внезапно остановился, парализованный силой, которую он не понимал.
Из темноты к нему потянулась рука, выхватив метлу из его непокорных пальцев. Разум Мулливи призывал действовать, но он не мог заставить повиноваться свое тело. Не мог закричать, или повернуться лицом к хозяину руки. Затем его втолкнули в сарай – он упал лицом вниз, не в состоянии поднять руку и предотвратить падение, – и дверь закрылась за ним. Мулливи знал, что он не один.
Мулливи висел привязанный за запястья уже несколько часов. В комнате царила кромешная тьма, но садовник чувствовал, что его мучитель стоял очень близко.
– Я мог бы убить тебя и расспросить обо всем твой труп, – с усмешкой сказал Барджин. – Уверяю тебя, мертвецы очень разговорчивы, и они никогда не лгут.
– Другого пути внутрь нет, – уже, наверное в сотый раз, сказал Мулливи.
Барджин знал, что старик лжет. В начале допроса он произнес несколько заклинаний, отделяющих правду ото лжи, и Мулливи полностью провалил это испытание. Барджин аккуратно ухватил живот садовника одной рукой.
– Нет, нет! – умолял тот, мечась и стараясь освободиться от этого захвата. Но Барджин держал крепко и начал нашептывать слова. Вскоре внутренности Мулливи наполнились жидким огнем, а желудок свела невыносимая боль. Его беспомощные крики сами собой вырывались оттуда.
– Кричи, кричи, – проворчал Барджин. – Все вокруг защищено заклинанием тишины, старый дурак. Ты не потревожишь безмятежного сна тех, что в библиотеке. Но зачем тебе тогда так заботиться об их безмятежном сне? – тихо спросил Барджин голосом, полным притворного сочувствия. Он убрал руку и мягко провел рукой по изуродованному месту.
Мулливи прекратил биться и орать, хотя боль от жуткого заклинания и не совсем прошла.
– Ты для них ничто, – мурлыкал Барджин, но его рассуждения имели силу внушения. – Священники думают, что они лучше тебя. Они разрешают тебе подметать дорожки и чистить канавы, но разве им не наплевать на твою боль? Ты здесь, и ты страшно страдаешь, но неужели хоть один из них пришел к тебе на помощь?
Тяжелое дыхание Мулливи стало понемногу успокаиваться.
– И все-таки ты так упрямо их защищаешь, – продолжал Барджин, зная, что пытка уже почти сломила садовника. – Они не защитят тебя, а ты все не желаешь рассказать мне свой секрет, даже ценой собственной жизни.
Даже при более ясном состоянии рассудка, Мулливи не отличался исключительными умственными способностями. Как правило, его лучшим другом была бутылка краденого вина, и сейчас, когда его разум был затуманен болью, слова тюремщика казались истиной в последней инстанции. Почему бы ему не показать этому человеку свой секрет, ту мокрую, заросшую мхом и кишащую пауками дыру, которая вела на самый нижний уровень библиотечного комплекса – древние и неиспользуемые катакомбы под винным погребом и верхними подземельями? Внезапно, как и планировал Барджин, Мулливи представил себе, как смягчится выражение лица его тюремщика. В своем отчаянии садовник очень хотел верить, что палач может стать союзником.
– Ты не расскажешь им? – спросил Мулливи.
– Они будут последними, кто об этом узнает, – пообещал Барджин.
– Ты не будешь мешать мне брать вино?
Удивленный Барджин отошел чуть назад. Теперь он понимал, почему упрямился Мулливи. Тайный путь садовника вел в винный погреб, и эта старая развалина не хотела так запросто расставаться с дармовым вином.
– Дорогой мой, – промурлыкал Барджин, – Ты можешь взять все вино, какое пожелаешь и даже более того, гораздо более.
– Я показал тебе дорогу, – заявил садовник. – Теперь я ухожу.
– Нет, – ровно ответил Барджин. Он повел плечами, и дорожный плащ упал на пол, открывая Барджина во всем великолепии. На нем были его новые одеяния – пурпурная мантия с вышитым на ней трезубцем, увенчанным тремя каплевидными флаконами. На его поясе висела странная булава с навершием в виде хорошенькой девичьей головки. – Теперь, когда ты присоединился ко мне, – объяснил Барджин. – Ты никогда не уйдешь.
Ужас заставил Мулливи двигаться. Он хлопнул Барджина по плечу горящим факелом и постарался протиснуться мимо него. Но священник как следует приготовился, прежде чем дать факел садовнику. Огонь не повредил Барджину, даже не опалил его роскошные, защищенные заклятьем одежды.
Мулливи стал действовать иначе и ударил факелом как дубинкой. Но на Барджине была магическая броня, такая же крепкая, как металлический панцирь и факел отскочил от ее поверхности, не причинив никакого урона.
– Ну, пойдем же, милый Мулливи, – льстиво сказал Барджин, вовсе не обижаясь. – Ты ведь не хочешь, чтобы я стал твоим врагом.
Мулливи отступил назад, чуть не уронив факел. Он долго не мог справиться с ужасом, не мог заставить себя хотя бы дышать.
– Ну, веди же, – попросил Барджин. – Ты знаешь все туннели и проходы внизу. Покажи их мне.
Барджину положительно нравились катакомбы: пыльные и уединенные и заполненные останками давно умерших священников, некоторые были забальзамированы, а некоторые всего лишь увитыми паутиной скелетами. Он найдет им применение.
Мулливи показал ему весь уровень, включая шаткую лестницу, ведущую в винный погреб и комнату средних размеров, которая когда-то была кабинетом в старой библиотеке. Барджин приметил эту комнату как прекрасное место, чтобы установить свой нечистый алтарь, но сначала ему нужно было получить как можно больше пользы от этого садовника.
Они зажгли несколько факелов и укрепили их в кольцах на стенах, затем он подвел мулливи к древнему столу посреди комнаты и вытащил свой драгоценный груз. Бутылка была заколдована еще в Замке Троицы; только последователи Талоны и люди чистые сердцем могли к ней хотя бы прикоснуться, и лишь последние могли открыть ее. Как и Абалистер, Барджин знал, что это будет препятствием, но священник полагал его вполне подходящим. Что может быть забавней, чем позволить чистому сердцем человеку освободить Проклятие Хаоса?
– Прошу тебя, открой это, – сказал Барджин.
Садовник с любопытством посмотрел на флакон, а затем перевел взгляд на священника. Но Барджин знал слабое место садовника.
– Это амброзия, – соврал священник. – Всего один глоток, и во все последующие годы любые вина будут казаться тебе в десять раз чудесней, ибо действие напитка не ослабнет. Прошу тебя, пей. Ты заслужил свою награду.
Мулливи с готовностью облизал губы, последний раз взглянул на Барджина и потянулся к бутылке. Разряд электричества прошел сквозь него, обжег пальцы и бросил садовника через всю комнату к противоположной стене. Барджин подошел и протянул руку, чтобы помочь ему подняться.
– Так и думал, – пробормотал священник себе под нос.
Все еще трясущийся от удара, с поднятыми электричеством волосами Мулливи не мог вымолвить ни слова.
– Не бойся, – заверил его Барджин. – Ты послужишь мне иначе. – Только теперь садовник заметил, что Барджин держит в руке свою булаву с девичьей головой.
Мулливи наклонился к стене, и выставил вперед руки, но они едва ли смогли бы защитить от ужасного оружия Барджина. Головка с невинным выражением на лице взлетела над Мулливи, изменяясь по пути. Лицо стало угловатым, злобным, той самой Кричащей Девой, из ее неестественно широко открытого рта торчали ядовитые клыки.
Она с жадностью вгрызлась в плоть предплечья Мулливи и прошла дальше, разрывая его грудь. Садовник несколько раз дернулся в агонии, а затем бессильно сполз по стене.
Барджин, у которого было много дел, перестал обращать на него внимание.
Волшебник испытывал различные чувства касательно библиотеки. Когда-то, много лет назад, он там учился, но интерес, проявленный им к нижним планам, прервал эту связь Священникам было очень жаль прогонять человека таких способностей, но они были озабочены тем, как этот молодой человек понимал разницу между добром и злом, между учебой и опасными деяниями.
Но на этом дела волшебника с библиотекой небыли окончены. Некоторые события последовавших лет лишь разбередили затаенную им злобу. Теперь, планируя завоевания всего региона, Абалистер предпочел бы оставить библиотеку на сладкое, и самому повести последнюю атаку. Ему и в голову не приходило, что Барджин отважится нанести первый удар именно по этому месту; он полагал, что священник начнет с Шимисты, или с какого жизненно важного места Карадона.
– Ну? – послышался вопрос из другого конца комнаты.
– Он в библиотеке наставников, – мрачно ответил Абалистер. – Этому святоше взбрело в голову начать с самых могущественных из наших врагов.
Абалистер догадывался, что скажет имп, и прошептал “бене теллемара” вместе с ним.
– Найди его, – потребовал имп. – О чем он думает?
Абалистер подозрительно взглянул на Друзила, но если ему и было что сказать, то он промолчал, соглашаясь с импом. Он ближе наклонился к зеркалу, прорываясь на нижние уровни библиотеки: через затянутые паутиной туннели к комнате, где Барджин установил свой алтарь. Барджин некоторое время нервно оглядывался по сторонам, но затем, по-видимому, узнал источник мысленной связи.
– Ну, здравствуй, Абалистер, – самодовольно сказал священник.
– Ты сильно рискуешь, – заметил волшебник.
– Ты сомневаешься в силе Туанта Квиро Минакай? – спросил Барджин. – В посланнике Талоны?
У Абалистера не было ни малейшего желания возвращаться к этим бесконечным препирательствам. Прежде чем он смог ответить, еще одна бледная фигура с мутными глазами и неестественно обвисшей рукой попала в поле зрения.
– Мой первый солдат, – пояснил Барджин, подталкивая тело Мулливи поближе к себе. – И еще более сотни ожидает моего зова.
Абалистер сразу понял, что этот “солдат” – ничто иное, как оживленный труп, зомби, и, зная, что катакомбы под библиотекой полны древними захоронениями, ему не нужно было спрашивать, где Барджин возьмет остальных. Теперь решение Барджина напасть сначала на Библиотеку Наставников не казалось таким безрассудным; Абалистеру оставалось лишь догадываться, насколько могущественен был его соперник, и насколько могущественным он станет. Снова неясные, смешавшиеся чувства о библиотеке нахлынули на него. Абалистеру хотелось приказать Барджину немедленно покинуть библиотеку, но, конечно же, подкрепить свой приказ он ничем не мог.
– Не недооценивай меня, – сказал Барджин, как будто прочитав мысли волшебника. – Когда падет библиотека, весь регион останется беззащитным. А теперь убирайся отсюда, у меня есть дела, которые не понять обычному волшебнику.
Абалистеру снова захотелось воспротивиться наглым словам священника, но, как и в прошлый раз, он понимал, что слова здесь ничего не значили. Он немедленно разорвал связь, и откинулся на спинку кресла, предавшись воспоминаниям.
– Бене теллемара, – снова сказал Друзил. Абалистер взглянул на импа.
– Барджин может привести нас к победе, гораздо раньше, чем мы ожидали, – сказал волшебник, но в его голосе было мало радости.
– Это ненужный риск, – сплюнул Друзил. – С готовыми к выступлению солдатами Рэгнара, Барджин мог бы подыскать и другую цель. Он мог бы пойти к эльфам и обрушить проклятие на них – вот уж кого ненавидит Рэгнар и собирается раздавить в первую очередь. Если мы захватим лес Шимисты, то сможем двинуться на юг в обход гор и изолировать священников в их библиотеке, прежде, чем они поймут какая беда приключилась.
Абалистер не спорил, ему было лишь интересно, почему он так легко расстался со своим творением. Он рассматривал каждое свое действие, каждую ошибку, но в глубине души понимал, что его подвела его собственная трусость.
– Я должен пойти к нему, – неожиданно сказал Друзил.
Поразмыслив над этим предложением, Абалистер решил не спорить. Посылать импа было очень рискованно, но магу так же пришло в голову, что принимай он побольше рискованных решений в прошлом, сейчас он мог бы и не оказаться в таком дурацком положении.
– Дориген сказала, что при Барджине была зачарованная жаровня, – сказал волшебник, поднимаясь и беря в руку посох. – Она лучше всех нас разбирается в колдовстве, и будет знать, если Барджин откроет ворота на нижние планы в поисках союзников. Когда Дориген подтвердит это, я открою другие ворота здесь. Далеко тебе идти не придется. Барджин не догадается, что тебя подослал я. Полагая, что сам вызвал тебя, он не усомнится в твоей преданности.
Друзил обернул свои кожистые крылья вокруг себя и мудро придержал язык, пока волшебник не вышел из комнаты.
– Подослал ТЫ? – огрызнулся имп.
Абалистеру еще многому нужно было научиться.
Глава 7. Свет и тьма
– Это не заклинание, – возразила Даника. – Священники и маги используют силы, которые превыше их разума и тела. Подумай, однако, о самоконтроле, необходимом, чтобы сделать так, как делал Пенпанг Д’Ан. Он мог остановить свое сердце в любой момент, пользуясь только пониманием своего естества. Прежде всего, стоит оценить именно это.
– Я ценю, – искренне ответил Каддерли. Его лицо стало мягче, и он нежно провел тыльной частью ладони по ее щеке. – Но ты пугаешь меня, Даника. Ты полагаешься на книги, которым уже пятьсот лет, и вполне можешь погибнуть. Я плохо помню, какой была моя жизнь до того, как появилась ты, и я не хочу думать о том, какой она будет без тебя.
– Я не могу идти против своего естества, – сказала Даника тихим, но не допускающим возражений голосом, – И я не предам то, чему решила посвятить свою жизнь.
Каддерли некоторое время обдумывал ее слова, сопоставляя их со своими чувствами. Он многое ценил в Данике, но больше всего его привлекал ее внутренний огонь, ее готовность принять и побороть все трудности. Каддерли знал, что приручить ее, погасить этот огонь, будет значить убить ту Данику, которую он знал, убить более верно, чем любой из кажущихся невозможными приемов Пенпанга Д’Ана.
– Я не могу измениться, – снова сказала Даника. Ответ Каддерли пришел прямо от сердца:
– Я и не хочу, чтобы ты менялась.
* * *
Барджин знал, что не сможет попасть в увитое плющом здание через окна или двери. В то время как Библиотека Наставников была открыта для последователей всех незлых религий, защитные глифы прикрывали все известные входы, дабы защитить библиотеку от людей, вроде Барджина, посвятивших себя делу хаоса и страданий.Библиотека Наставников была древним строением, а Барджин знал, что таковые имеют множество секретов, в том числе и от своих нынешних обитателей.
Священник держал Отсвечивающую красным Бутылку перед глазами.
– Вот мы и пришли, – сказал он, как будто бутылка могла его услышать. – Здесь я укреплю свою власть над Замком Троицы, и над всем краем, после того, как закончатся наши завоевания. – Барджину не терпелось попасть внутрь, найти катализатор и начать предприятие. Он на самом деле не верил, что зелье является посланником Талоны, но, нужно отметить, себя он таковым тоже не считал, хоть и присоединился к ордену жрецов Талоны. Он принял эту веру по расчету, для выгоды обеих сторон, и знал, что пока его действия способствуют исполнению планов Госпожи Ядов, она будет довольна.
Барджин провел остальную половину не по-весеннему мрачного и унылого дня в тени придорожных деревьев. Он слышал полуденную песнь и видел, как из здания группами и по одному выходят священники и другие ученые на полуденную прогулку.
Темный священник принял меры предосторожности, произнес несколько несложных заклинаний, которые помогли бы ему слиться с местностью и остаться незамеченным. Он слушал непринужденную болтовню проходящих групп, развлекая себя мыслями о том, как изменятся их слова, когда он обрушит на них Проклятие Хаоса.
Однако, фигура, привлекшая внимание Барджина, по всей видимости, никакого духовного сана не имела. Седоволосый, взъерошенный, с немытым лицом, морщинистой, загоревшей кожей садовник Мулливи шел по своим делам, как он делал вот уже четыре десятка лет: подметал дорожку и ступени главного входа, не догадываясь об опасности.
Злая ухмылка Барджина стала еще шире. Если в библиотеку и был какой-то секретный вход, то старик должен знать об этом.
* * *
К вечеру облака разошлись, и кромка гор вспыхнула удивительной алой каймой. Мулливи не обращал на это внимания: за свою жизнь он повидал слишком много закатов, и они больше не тревожили его сердце. Он потянулся, хрустнув старыми суставами, и поплелся к своему сараю, который ютился у боковой стены огромного строения библиотеки.– Ты тоже стареешь, – сказал садовник своей лачуге, открыв скрипучую дверь. Он зашел внутрь, намереваясь поставить на место свою метлу, но внезапно остановился, парализованный силой, которую он не понимал.
Из темноты к нему потянулась рука, выхватив метлу из его непокорных пальцев. Разум Мулливи призывал действовать, но он не мог заставить повиноваться свое тело. Не мог закричать, или повернуться лицом к хозяину руки. Затем его втолкнули в сарай – он упал лицом вниз, не в состоянии поднять руку и предотвратить падение, – и дверь закрылась за ним. Мулливи знал, что он не один.
* * *
– Ты мне все расскажешь, – пообещал из темноты зловещий голос.Мулливи висел привязанный за запястья уже несколько часов. В комнате царила кромешная тьма, но садовник чувствовал, что его мучитель стоял очень близко.
– Я мог бы убить тебя и расспросить обо всем твой труп, – с усмешкой сказал Барджин. – Уверяю тебя, мертвецы очень разговорчивы, и они никогда не лгут.
– Другого пути внутрь нет, – уже, наверное в сотый раз, сказал Мулливи.
Барджин знал, что старик лжет. В начале допроса он произнес несколько заклинаний, отделяющих правду ото лжи, и Мулливи полностью провалил это испытание. Барджин аккуратно ухватил живот садовника одной рукой.
– Нет, нет! – умолял тот, мечась и стараясь освободиться от этого захвата. Но Барджин держал крепко и начал нашептывать слова. Вскоре внутренности Мулливи наполнились жидким огнем, а желудок свела невыносимая боль. Его беспомощные крики сами собой вырывались оттуда.
– Кричи, кричи, – проворчал Барджин. – Все вокруг защищено заклинанием тишины, старый дурак. Ты не потревожишь безмятежного сна тех, что в библиотеке. Но зачем тебе тогда так заботиться об их безмятежном сне? – тихо спросил Барджин голосом, полным притворного сочувствия. Он убрал руку и мягко провел рукой по изуродованному месту.
Мулливи прекратил биться и орать, хотя боль от жуткого заклинания и не совсем прошла.
– Ты для них ничто, – мурлыкал Барджин, но его рассуждения имели силу внушения. – Священники думают, что они лучше тебя. Они разрешают тебе подметать дорожки и чистить канавы, но разве им не наплевать на твою боль? Ты здесь, и ты страшно страдаешь, но неужели хоть один из них пришел к тебе на помощь?
Тяжелое дыхание Мулливи стало понемногу успокаиваться.
– И все-таки ты так упрямо их защищаешь, – продолжал Барджин, зная, что пытка уже почти сломила садовника. – Они не защитят тебя, а ты все не желаешь рассказать мне свой секрет, даже ценой собственной жизни.
Даже при более ясном состоянии рассудка, Мулливи не отличался исключительными умственными способностями. Как правило, его лучшим другом была бутылка краденого вина, и сейчас, когда его разум был затуманен болью, слова тюремщика казались истиной в последней инстанции. Почему бы ему не показать этому человеку свой секрет, ту мокрую, заросшую мхом и кишащую пауками дыру, которая вела на самый нижний уровень библиотечного комплекса – древние и неиспользуемые катакомбы под винным погребом и верхними подземельями? Внезапно, как и планировал Барджин, Мулливи представил себе, как смягчится выражение лица его тюремщика. В своем отчаянии садовник очень хотел верить, что палач может стать союзником.
– Ты не расскажешь им? – спросил Мулливи.
– Они будут последними, кто об этом узнает, – пообещал Барджин.
– Ты не будешь мешать мне брать вино?
Удивленный Барджин отошел чуть назад. Теперь он понимал, почему упрямился Мулливи. Тайный путь садовника вел в винный погреб, и эта старая развалина не хотела так запросто расставаться с дармовым вином.
– Дорогой мой, – промурлыкал Барджин, – Ты можешь взять все вино, какое пожелаешь и даже более того, гораздо более.
* * *
Они только вошли в туннель, когда Мулливи, несущий факел, повернулся и угрожающе направил его на Барджина. Несмотря на издевательский смех Барджина, голос Мулливи оставался твердым.– Я показал тебе дорогу, – заявил садовник. – Теперь я ухожу.
– Нет, – ровно ответил Барджин. Он повел плечами, и дорожный плащ упал на пол, открывая Барджина во всем великолепии. На нем были его новые одеяния – пурпурная мантия с вышитым на ней трезубцем, увенчанным тремя каплевидными флаконами. На его поясе висела странная булава с навершием в виде хорошенькой девичьей головки. – Теперь, когда ты присоединился ко мне, – объяснил Барджин. – Ты никогда не уйдешь.
Ужас заставил Мулливи двигаться. Он хлопнул Барджина по плечу горящим факелом и постарался протиснуться мимо него. Но священник как следует приготовился, прежде чем дать факел садовнику. Огонь не повредил Барджину, даже не опалил его роскошные, защищенные заклятьем одежды.
Мулливи стал действовать иначе и ударил факелом как дубинкой. Но на Барджине была магическая броня, такая же крепкая, как металлический панцирь и факел отскочил от ее поверхности, не причинив никакого урона.
– Ну, пойдем же, милый Мулливи, – льстиво сказал Барджин, вовсе не обижаясь. – Ты ведь не хочешь, чтобы я стал твоим врагом.
Мулливи отступил назад, чуть не уронив факел. Он долго не мог справиться с ужасом, не мог заставить себя хотя бы дышать.
– Ну, веди же, – попросил Барджин. – Ты знаешь все туннели и проходы внизу. Покажи их мне.
Барджину положительно нравились катакомбы: пыльные и уединенные и заполненные останками давно умерших священников, некоторые были забальзамированы, а некоторые всего лишь увитыми паутиной скелетами. Он найдет им применение.
Мулливи показал ему весь уровень, включая шаткую лестницу, ведущую в винный погреб и комнату средних размеров, которая когда-то была кабинетом в старой библиотеке. Барджин приметил эту комнату как прекрасное место, чтобы установить свой нечистый алтарь, но сначала ему нужно было получить как можно больше пользы от этого садовника.
Они зажгли несколько факелов и укрепили их в кольцах на стенах, затем он подвел мулливи к древнему столу посреди комнаты и вытащил свой драгоценный груз. Бутылка была заколдована еще в Замке Троицы; только последователи Талоны и люди чистые сердцем могли к ней хотя бы прикоснуться, и лишь последние могли открыть ее. Как и Абалистер, Барджин знал, что это будет препятствием, но священник полагал его вполне подходящим. Что может быть забавней, чем позволить чистому сердцем человеку освободить Проклятие Хаоса?
– Прошу тебя, открой это, – сказал Барджин.
Садовник с любопытством посмотрел на флакон, а затем перевел взгляд на священника. Но Барджин знал слабое место садовника.
– Это амброзия, – соврал священник. – Всего один глоток, и во все последующие годы любые вина будут казаться тебе в десять раз чудесней, ибо действие напитка не ослабнет. Прошу тебя, пей. Ты заслужил свою награду.
Мулливи с готовностью облизал губы, последний раз взглянул на Барджина и потянулся к бутылке. Разряд электричества прошел сквозь него, обжег пальцы и бросил садовника через всю комнату к противоположной стене. Барджин подошел и протянул руку, чтобы помочь ему подняться.
– Так и думал, – пробормотал священник себе под нос.
Все еще трясущийся от удара, с поднятыми электричеством волосами Мулливи не мог вымолвить ни слова.
– Не бойся, – заверил его Барджин. – Ты послужишь мне иначе. – Только теперь садовник заметил, что Барджин держит в руке свою булаву с девичьей головой.
Мулливи наклонился к стене, и выставил вперед руки, но они едва ли смогли бы защитить от ужасного оружия Барджина. Головка с невинным выражением на лице взлетела над Мулливи, изменяясь по пути. Лицо стало угловатым, злобным, той самой Кричащей Девой, из ее неестественно широко открытого рта торчали ядовитые клыки.
Она с жадностью вгрызлась в плоть предплечья Мулливи и прошла дальше, разрывая его грудь. Садовник несколько раз дернулся в агонии, а затем бессильно сполз по стене.
Барджин, у которого было много дел, перестал обращать на него внимание.
* * *
Абалистер откинулся на спинку кресла, отведя глаза от волшебного зеркала, но не прервав установленную им связь. Он нашел Барджина и узнал место, в котором тот находился: Библиотека Наставников. Абалистер провел рукой по своей редеющей шевелюре и глубоко задумался: новости были более чем тревожные.Волшебник испытывал различные чувства касательно библиотеки. Когда-то, много лет назад, он там учился, но интерес, проявленный им к нижним планам, прервал эту связь Священникам было очень жаль прогонять человека таких способностей, но они были озабочены тем, как этот молодой человек понимал разницу между добром и злом, между учебой и опасными деяниями.
Но на этом дела волшебника с библиотекой небыли окончены. Некоторые события последовавших лет лишь разбередили затаенную им злобу. Теперь, планируя завоевания всего региона, Абалистер предпочел бы оставить библиотеку на сладкое, и самому повести последнюю атаку. Ему и в голову не приходило, что Барджин отважится нанести первый удар именно по этому месту; он полагал, что священник начнет с Шимисты, или с какого жизненно важного места Карадона.
– Ну? – послышался вопрос из другого конца комнаты.
– Он в библиотеке наставников, – мрачно ответил Абалистер. – Этому святоше взбрело в голову начать с самых могущественных из наших врагов.
Абалистер догадывался, что скажет имп, и прошептал “бене теллемара” вместе с ним.
– Найди его, – потребовал имп. – О чем он думает?
Абалистер подозрительно взглянул на Друзила, но если ему и было что сказать, то он промолчал, соглашаясь с импом. Он ближе наклонился к зеркалу, прорываясь на нижние уровни библиотеки: через затянутые паутиной туннели к комнате, где Барджин установил свой алтарь. Барджин некоторое время нервно оглядывался по сторонам, но затем, по-видимому, узнал источник мысленной связи.
– Ну, здравствуй, Абалистер, – самодовольно сказал священник.
– Ты сильно рискуешь, – заметил волшебник.
– Ты сомневаешься в силе Туанта Квиро Минакай? – спросил Барджин. – В посланнике Талоны?
У Абалистера не было ни малейшего желания возвращаться к этим бесконечным препирательствам. Прежде чем он смог ответить, еще одна бледная фигура с мутными глазами и неестественно обвисшей рукой попала в поле зрения.
– Мой первый солдат, – пояснил Барджин, подталкивая тело Мулливи поближе к себе. – И еще более сотни ожидает моего зова.
Абалистер сразу понял, что этот “солдат” – ничто иное, как оживленный труп, зомби, и, зная, что катакомбы под библиотекой полны древними захоронениями, ему не нужно было спрашивать, где Барджин возьмет остальных. Теперь решение Барджина напасть сначала на Библиотеку Наставников не казалось таким безрассудным; Абалистеру оставалось лишь догадываться, насколько могущественен был его соперник, и насколько могущественным он станет. Снова неясные, смешавшиеся чувства о библиотеке нахлынули на него. Абалистеру хотелось приказать Барджину немедленно покинуть библиотеку, но, конечно же, подкрепить свой приказ он ничем не мог.
– Не недооценивай меня, – сказал Барджин, как будто прочитав мысли волшебника. – Когда падет библиотека, весь регион останется беззащитным. А теперь убирайся отсюда, у меня есть дела, которые не понять обычному волшебнику.
Абалистеру снова захотелось воспротивиться наглым словам священника, но, как и в прошлый раз, он понимал, что слова здесь ничего не значили. Он немедленно разорвал связь, и откинулся на спинку кресла, предавшись воспоминаниям.
– Бене теллемара, – снова сказал Друзил. Абалистер взглянул на импа.
– Барджин может привести нас к победе, гораздо раньше, чем мы ожидали, – сказал волшебник, но в его голосе было мало радости.
– Это ненужный риск, – сплюнул Друзил. – С готовыми к выступлению солдатами Рэгнара, Барджин мог бы подыскать и другую цель. Он мог бы пойти к эльфам и обрушить проклятие на них – вот уж кого ненавидит Рэгнар и собирается раздавить в первую очередь. Если мы захватим лес Шимисты, то сможем двинуться на юг в обход гор и изолировать священников в их библиотеке, прежде, чем они поймут какая беда приключилась.
Абалистер не спорил, ему было лишь интересно, почему он так легко расстался со своим творением. Он рассматривал каждое свое действие, каждую ошибку, но в глубине души понимал, что его подвела его собственная трусость.
– Я должен пойти к нему, – неожиданно сказал Друзил.
Поразмыслив над этим предложением, Абалистер решил не спорить. Посылать импа было очень рискованно, но магу так же пришло в голову, что принимай он побольше рискованных решений в прошлом, сейчас он мог бы и не оказаться в таком дурацком положении.
– Дориген сказала, что при Барджине была зачарованная жаровня, – сказал волшебник, поднимаясь и беря в руку посох. – Она лучше всех нас разбирается в колдовстве, и будет знать, если Барджин откроет ворота на нижние планы в поисках союзников. Когда Дориген подтвердит это, я открою другие ворота здесь. Далеко тебе идти не придется. Барджин не догадается, что тебя подослал я. Полагая, что сам вызвал тебя, он не усомнится в твоей преданности.
Друзил обернул свои кожистые крылья вокруг себя и мудро придержал язык, пока волшебник не вышел из комнаты.
– Подослал ТЫ? – огрызнулся имп.
Абалистеру еще многому нужно было научиться.
Глава 7. Свет и тьма
Как только Ньюандер вышел к утреннему солнышку из главных дверей библиотеки, он буквально почувствовал себя заново рожденным. Только что закончилась его очередь переводить древнюю книгу о мхах. Он просидел несколько часов над книгой, и стены уже начали давить на него. Несмотря на сомнения, касательно своих взглядов на цивилизацию, одно Ньюандер знал точно – он предпочитал открытое небо любому потолку.
Вообще-то сейчас он должен был бы быть в своей комнате и отдыхать, в то время, как Клео работал над книгой, а Аркит исполнял каждодневные ритуалы друидов. Ньюандер нечасто нарушал приказы Аркита, но сейчас он мог бы все очень просто объяснить: он гораздо больше отдыхал, бродя по горным тропинкам, чем сидя в комнате, неважно насколько удобна была там кровать.
Друид нашел Персиваля прыгающим с ветки на ветку вдоль аллеи.
– Ты спустишься поговорить со мной, беленький? – позвал он.
Зверек только взглянул на Ньюандера и снова уставился на другое дерево. Посмотрев в том же направлении, Ньюандер увидел другую белку, на сей раз девочку нормальной серой окраски, которая сидела очень тихо и наблюдала за ним.
– Тысяча извинений, – пискнул Ньюандер Персивалю. – Я ведь не знал, что вы, так сказать, заняты. – Он низко поклонился и продолжил весело шагать по горной дороге.
На смену утру уже давно пришел полдень, а друид все еще шагал прочь от библиотеки. Недавно он сошел с основной дороги, следуя по оленьей тропе в чащу леса. Он был дома, и дух его ликовал: ни одно животное не посмеет напасть на него здесь.
Над дальними гребнями гор начали собираться облака, предвещая обычную весеннюю грозу. У животных друиды научились не бояться погоды. Он мог бы идти под проливным дождем и считать его приятным душем, прыгать и поскальзываться на заснеженных тропинках и называть это игрой. Хотя собирающиеся облака и не пугали друида, они напоминали ему о его обязанностях в библиотеке и о том, что Аркит и Клео скоро его хватятся.
– Пройду еще немного, – пообещал он себе.
Он уже собирался повернуть назад, когда увидел орла, парящего в потоках восходящего теплого воздуха. Орел тоже заметил Ньюандера и бросился к нему, раздраженно клекоча. Сначала Ньюандеру показалось, что птица хочет напасть, но когда он, наконец, разобрал взволнованные крики орла, то понял, что птица вовсе не собирается причинить ему вред.
– Что у тебя стряслось? – спросил Ньюандер у птицы. Он очень неплохо понимал язык птиц, но этот орел был слишком взволнован и говорил слишком быстро – так что Ньюандер смог уловить только предупреждение об опасности.
– Покажи-ка, – ответил друид, а затем засвистел и заклекотал, чтобы быть уверенным, что орел его понял. Огромная птица взлетела, не поднимаясь, впрочем, слишком высоко, так чтобы Ньюандер мог ее видеть, и устремилась в сторону гор.
Когда он дошел до высокого и безлесного гребня горы, то понял причину волнения орла. С другой стороны глубокого ущелья три грязно-серых, похожих на обезьян существа карабкались по высокому, гладкому утесу, пользуясь цепкими хвостами и когтистыми лапами, чтобы цепляться за малейшие выступы и трещины. На небольшом выступе у вершины утеса лежала большая куча сучков и веток – орлиное гнездо. Ньюандер без труда догадался, что было внутри гнезда.
Взбешенный орел все время пикировал на разорителей, но чудовища только презрительно плевали на беспомощного орла или пытались достать его своими когтями.
Ньюандер узнал налетчиков – эти существа назывались су, но он почти ничего о них не знал и никогда не встречал их раньше. Считалось, что они были злыми и кровожадными, но друиды никогда к ним специально не приглядывались. Были ли они племенем злобных разумных существ, или же адаптировавшимися хищниками, которых опасались за их удачу? Животные или чудовища?
Для многих этот вопрос был неважен, но касательно друидов – он затрагивал основные принципы их религии. Если су были животными, если их души небыли поражены злом, то Ньюандер не имел права помочь несчастному орлу. Но, наблюдая за их восхождением, Ньюандер знал, что должен что-то сделать. Он издал несколько животных предупреждающих криков, и су остановились, взглянули на него, видимо, впервые его заметив. Они закричали, замахали лапами и даже несколько раз плюнули, но потом продолжили восхождение.
Ньюандер снова крикнул, но су игнорировали его.
– Наставь меня, Сильванус, – помолился Ньюандер, закрыв глаза. Он знал, что старшие друиды его ордена совещались по поводу этих редких, но жутких существ, но так и не пришли ни к какому заключению. Следовательно, членам ордена было предписано не связываться с су, если только те не собираются напасть.
Но в глубине своего сердца Ньюандер знал, что разворачивающаяся перед ним драма противна природе.
Он опять воззвал к Сильванусу, Отцу Дубов, и к своему удивлению обнаружил, что тот, кажется, ответил. Он взглянул на ударившую неподалеку молнию, оценивая расстояние, потом опять на су.
– Стойте, – закричал Ньюандер. – Не вздумайте лезть дальше!
Су мгновенно обернулись, кажется удивленные силой голоса друида. Один нащупал камень и бросил его в Ньюандера, но ущелье было слишком широким, и камень не долетел до цели.
– Я вас предупреждаю, – закричал друид, искренне не желая ввязываться в сражение. – Я не хочу с вами драться, но и к гнезду вас не пущу.
Одно из чудовищ снова плюнуло и махнуло перед собой страшными когтями.
– Убирайтесь оттуда! – но чудовища продолжали свой путь.
Ньюандер уже насмотрелся; чудовища были слишком близки к гнезду, чтобы тратить время на бессмысленные предупреждения. Он закрыл глаза, сжимая дубовый лист – священный символ Сильвануса, что висел у него на шее на кожаном ремешке, и воззвал к грозовым тучам.
Су больше не обращали на него внимания, стремясь к полному яиц гнезду, до которого оставалось лишь несколько десятков метров.
Друиды считали себя стражами природы и вселенского порядка. В противоположность волшебникам и священникам других сект, друиды принимали то, что были только смотрителями этого мира, и их магические способности были скорее просьбой о помощи к природе, нежели выражением их внутреннего потенциала. Так и было, когда Ньюандер воззвал к темному грозовому облаку, направляя его гнев.
Удар молнии потряс горы на много миль вокруг, почти сбил Ньюандера с ног, а орел стал слепо кружиться. Когда зрение вернулось, он увидел, что на утесе никого нет, а гнездо нетронуто. Су нигде не было видно, и единственными следами происшествия были обожженная стена утеса, несколько красных пятен и небольшой клочок меха, скорее всего часть хвоста, догорающий на выступе.
Орел спикировал к своему гнезду, весело заклекотал и спустился вниз поблагодарить друида.
– Всегда пожалуйста, – заверил птицу друид. После разговора с птицей ему стало немного легче оттого, что он только что сделал. Как и большинство друидов, Ньюандер был очень мягким человеком, и всегда чувствовал себя неуютно, будучи вынужденным драться. Тот факт, что облако ответило на его призыв, а Ньюандер верил, что все произошло с благословления Сильвануса, доказывал, что су действительно были чудовищами, а не природными хищниками.
Ньюандер понял клекотанье орла, как приглашение в гости, в гнездо, но поскольку гнездо было очень высоко, а ночь уже приближалась, он отказался.
– В другой раз, – сказал Ньюандер.
Орел еще несколько раз поблагодарил друида, а затем, объяснив, что многое еще нужно сделать для будущего потомства, попрощался с друидом и улетел. Ньюандер следил за ним, сдерживая стон. Он сожалел, что не очень искусен в своей вере; друиды более высокого ранга, включая Аркита и Клео, могли принимать обличие животных. Если бы у Ньюандера были их знания, он мог бы просто сбросить свои одеяния, и, превратившись в орла, присоединиться к своему новому другу на утесе. Что было еще более соблазнительным, превратившись в орла, он мог бы исследовать эти великолепные горы с высоты птичьего полета, а его крылья будут чувствовать силу холодного ветра, а его глаза будут достаточно остры, чтобы различить мышь с километровой высоты…
Вообще-то сейчас он должен был бы быть в своей комнате и отдыхать, в то время, как Клео работал над книгой, а Аркит исполнял каждодневные ритуалы друидов. Ньюандер нечасто нарушал приказы Аркита, но сейчас он мог бы все очень просто объяснить: он гораздо больше отдыхал, бродя по горным тропинкам, чем сидя в комнате, неважно насколько удобна была там кровать.
Друид нашел Персиваля прыгающим с ветки на ветку вдоль аллеи.
– Ты спустишься поговорить со мной, беленький? – позвал он.
Зверек только взглянул на Ньюандера и снова уставился на другое дерево. Посмотрев в том же направлении, Ньюандер увидел другую белку, на сей раз девочку нормальной серой окраски, которая сидела очень тихо и наблюдала за ним.
– Тысяча извинений, – пискнул Ньюандер Персивалю. – Я ведь не знал, что вы, так сказать, заняты. – Он низко поклонился и продолжил весело шагать по горной дороге.
На смену утру уже давно пришел полдень, а друид все еще шагал прочь от библиотеки. Недавно он сошел с основной дороги, следуя по оленьей тропе в чащу леса. Он был дома, и дух его ликовал: ни одно животное не посмеет напасть на него здесь.
Над дальними гребнями гор начали собираться облака, предвещая обычную весеннюю грозу. У животных друиды научились не бояться погоды. Он мог бы идти под проливным дождем и считать его приятным душем, прыгать и поскальзываться на заснеженных тропинках и называть это игрой. Хотя собирающиеся облака и не пугали друида, они напоминали ему о его обязанностях в библиотеке и о том, что Аркит и Клео скоро его хватятся.
– Пройду еще немного, – пообещал он себе.
Он уже собирался повернуть назад, когда увидел орла, парящего в потоках восходящего теплого воздуха. Орел тоже заметил Ньюандера и бросился к нему, раздраженно клекоча. Сначала Ньюандеру показалось, что птица хочет напасть, но когда он, наконец, разобрал взволнованные крики орла, то понял, что птица вовсе не собирается причинить ему вред.
– Что у тебя стряслось? – спросил Ньюандер у птицы. Он очень неплохо понимал язык птиц, но этот орел был слишком взволнован и говорил слишком быстро – так что Ньюандер смог уловить только предупреждение об опасности.
– Покажи-ка, – ответил друид, а затем засвистел и заклекотал, чтобы быть уверенным, что орел его понял. Огромная птица взлетела, не поднимаясь, впрочем, слишком высоко, так чтобы Ньюандер мог ее видеть, и устремилась в сторону гор.
Когда он дошел до высокого и безлесного гребня горы, то понял причину волнения орла. С другой стороны глубокого ущелья три грязно-серых, похожих на обезьян существа карабкались по высокому, гладкому утесу, пользуясь цепкими хвостами и когтистыми лапами, чтобы цепляться за малейшие выступы и трещины. На небольшом выступе у вершины утеса лежала большая куча сучков и веток – орлиное гнездо. Ньюандер без труда догадался, что было внутри гнезда.
Взбешенный орел все время пикировал на разорителей, но чудовища только презрительно плевали на беспомощного орла или пытались достать его своими когтями.
Ньюандер узнал налетчиков – эти существа назывались су, но он почти ничего о них не знал и никогда не встречал их раньше. Считалось, что они были злыми и кровожадными, но друиды никогда к ним специально не приглядывались. Были ли они племенем злобных разумных существ, или же адаптировавшимися хищниками, которых опасались за их удачу? Животные или чудовища?
Для многих этот вопрос был неважен, но касательно друидов – он затрагивал основные принципы их религии. Если су были животными, если их души небыли поражены злом, то Ньюандер не имел права помочь несчастному орлу. Но, наблюдая за их восхождением, Ньюандер знал, что должен что-то сделать. Он издал несколько животных предупреждающих криков, и су остановились, взглянули на него, видимо, впервые его заметив. Они закричали, замахали лапами и даже несколько раз плюнули, но потом продолжили восхождение.
Ньюандер снова крикнул, но су игнорировали его.
– Наставь меня, Сильванус, – помолился Ньюандер, закрыв глаза. Он знал, что старшие друиды его ордена совещались по поводу этих редких, но жутких существ, но так и не пришли ни к какому заключению. Следовательно, членам ордена было предписано не связываться с су, если только те не собираются напасть.
Но в глубине своего сердца Ньюандер знал, что разворачивающаяся перед ним драма противна природе.
Он опять воззвал к Сильванусу, Отцу Дубов, и к своему удивлению обнаружил, что тот, кажется, ответил. Он взглянул на ударившую неподалеку молнию, оценивая расстояние, потом опять на су.
– Стойте, – закричал Ньюандер. – Не вздумайте лезть дальше!
Су мгновенно обернулись, кажется удивленные силой голоса друида. Один нащупал камень и бросил его в Ньюандера, но ущелье было слишком широким, и камень не долетел до цели.
– Я вас предупреждаю, – закричал друид, искренне не желая ввязываться в сражение. – Я не хочу с вами драться, но и к гнезду вас не пущу.
Одно из чудовищ снова плюнуло и махнуло перед собой страшными когтями.
– Убирайтесь оттуда! – но чудовища продолжали свой путь.
Ньюандер уже насмотрелся; чудовища были слишком близки к гнезду, чтобы тратить время на бессмысленные предупреждения. Он закрыл глаза, сжимая дубовый лист – священный символ Сильвануса, что висел у него на шее на кожаном ремешке, и воззвал к грозовым тучам.
Су больше не обращали на него внимания, стремясь к полному яиц гнезду, до которого оставалось лишь несколько десятков метров.
Друиды считали себя стражами природы и вселенского порядка. В противоположность волшебникам и священникам других сект, друиды принимали то, что были только смотрителями этого мира, и их магические способности были скорее просьбой о помощи к природе, нежели выражением их внутреннего потенциала. Так и было, когда Ньюандер воззвал к темному грозовому облаку, направляя его гнев.
Удар молнии потряс горы на много миль вокруг, почти сбил Ньюандера с ног, а орел стал слепо кружиться. Когда зрение вернулось, он увидел, что на утесе никого нет, а гнездо нетронуто. Су нигде не было видно, и единственными следами происшествия были обожженная стена утеса, несколько красных пятен и небольшой клочок меха, скорее всего часть хвоста, догорающий на выступе.
Орел спикировал к своему гнезду, весело заклекотал и спустился вниз поблагодарить друида.
– Всегда пожалуйста, – заверил птицу друид. После разговора с птицей ему стало немного легче оттого, что он только что сделал. Как и большинство друидов, Ньюандер был очень мягким человеком, и всегда чувствовал себя неуютно, будучи вынужденным драться. Тот факт, что облако ответило на его призыв, а Ньюандер верил, что все произошло с благословления Сильвануса, доказывал, что су действительно были чудовищами, а не природными хищниками.
Ньюандер понял клекотанье орла, как приглашение в гости, в гнездо, но поскольку гнездо было очень высоко, а ночь уже приближалась, он отказался.
– В другой раз, – сказал Ньюандер.
Орел еще несколько раз поблагодарил друида, а затем, объяснив, что многое еще нужно сделать для будущего потомства, попрощался с друидом и улетел. Ньюандер следил за ним, сдерживая стон. Он сожалел, что не очень искусен в своей вере; друиды более высокого ранга, включая Аркита и Клео, могли принимать обличие животных. Если бы у Ньюандера были их знания, он мог бы просто сбросить свои одеяния, и, превратившись в орла, присоединиться к своему новому другу на утесе. Что было еще более соблазнительным, превратившись в орла, он мог бы исследовать эти великолепные горы с высоты птичьего полета, а его крылья будут чувствовать силу холодного ветра, а его глаза будут достаточно остры, чтобы различить мышь с километровой высоты…