Страница:
– Вот тебе и игры с драконом, – саркастически пробурчал Айвен себе под нос.
Шейли вскинула лук, но ей пришлось зажмуриться и отвернуться от Файрентеннимара – крылья дракона яростно захлопали, разгоняя воздух, дым и пыль. Дракон нырнул в крутое пике, взревел еще раз и обрушился на оставшуюся группу монстров, молотя хвостом, кромсая когтями, пиная громадными задними лапами, поднимая крыльями ураган. Взмах драконьего хвоста отправил в полет четырех гоблинов, которые врезались в скалу с силой, достаточной, чтобы в их телах не сохранилось ни одной целой кости, а потом и сам хвост ударился о гору, оставив страшную трещину в камне и мокрые алые пятна на месте гоблинов. Великан, видимо спятивший от ужаса, кинулся на дракона с дубиной.
Челюсти Файрентеннимара сомкнулись на нем и легко подбросили гиганта в воздух. Визжа, как какая-нибудь свинья на живодерне, великан выдернул одну руку из пасти змея и шлепнул жалкой дубинкой по бронированной голове дракона.
Файрентеннимар перекусил великана пополам, и ноги его упали на камни – каждая по отдельности.
Даже выносливого Айвена передернуло при виде бойни, устроенной драконом, при виде кипящих трупов и изломанных тел врагов, оказавшихся рядом с разгневанным крылатым чудовищем.
– Хорошо, что он на нашей стороне, – еле слышно прохрипел Айвен.
При этих словах Кэддерли поежился, снова вспомнив тон, которым Файрентеннимар приказал ему спуститься. Он изучал энергичные голодные движения старика Файрена, поглощенного кровавым побоищем.
– Неужели? – пробормотал про себя молодой жрец.
ХАОС
ВЕРА И ОТВЕТСТВЕННОСТЬ
Шейли вскинула лук, но ей пришлось зажмуриться и отвернуться от Файрентеннимара – крылья дракона яростно захлопали, разгоняя воздух, дым и пыль. Дракон нырнул в крутое пике, взревел еще раз и обрушился на оставшуюся группу монстров, молотя хвостом, кромсая когтями, пиная громадными задними лапами, поднимая крыльями ураган. Взмах драконьего хвоста отправил в полет четырех гоблинов, которые врезались в скалу с силой, достаточной, чтобы в их телах не сохранилось ни одной целой кости, а потом и сам хвост ударился о гору, оставив страшную трещину в камне и мокрые алые пятна на месте гоблинов. Великан, видимо спятивший от ужаса, кинулся на дракона с дубиной.
Челюсти Файрентеннимара сомкнулись на нем и легко подбросили гиганта в воздух. Визжа, как какая-нибудь свинья на живодерне, великан выдернул одну руку из пасти змея и шлепнул жалкой дубинкой по бронированной голове дракона.
Файрентеннимар перекусил великана пополам, и ноги его упали на камни – каждая по отдельности.
Даже выносливого Айвена передернуло при виде бойни, устроенной драконом, при виде кипящих трупов и изломанных тел врагов, оказавшихся рядом с разгневанным крылатым чудовищем.
– Хорошо, что он на нашей стороне, – еле слышно прохрипел Айвен.
При этих словах Кэддерли поежился, снова вспомнив тон, которым Файрентеннимар приказал ему спуститься. Он изучал энергичные голодные движения старика Файрена, поглощенного кровавым побоищем.
– Неужели? – пробормотал про себя молодой жрец.
ХАОС
Тело великана взлетело в воздух, ударилось о стену ущелья, жестко приземлилось и покатилось по склону мимо Вандера и Даники.
Они слышали, что творится в лощине, слышали первобытный рев дракона и вопли обреченных монстров. Ни Даника, ни Вандер не испытывали большой жалости к злым гоблинам и великанам, но переглянулись они с искренним страхом, потрясенные разбушевавшейся в этой каменной ловушке бурей.
Даника махнула рукой Вандеру, советуя обогнуть вход в ущелье, а сама кинулась напрямик, вверх по склону. Но прежде чем девушка добралась до вершины, она увидела чудовищ (и куски чудовищ), взмывающих в воздух и падающих на землю с глухими шлепками. Нервы ее сдали, и Даника не смогла подавить истеричное хихиканье – слишком уж эта сцена напоминала работу Пайкела да кухне Библиотеки Назиданий, когда мечтающий стать друидом дворф упрямо (и неаккуратно) встряхивал салат из морской капусты – несмотря на громогласные протесты Айвена.
Затем драконий хвост, должно быть, хлестнул по скале, ибо Даника, хотя ее и отделяла от удара сорокафутовая каменная толща, вдруг обнаружила, что шлепнулась на землю и сидит, ошарашено вертя головой.
Кэддерли отрешился от мира, скользнул в Песнь Денира и потянулся к своему ментальному восприятию Файрентеннимара.
Красная стена преградила доступ.
– Что такое? – спросила Шейли, увидев отразившуюся на лице молодого жреца тревогу – нет, ужас.
Кэддерли не ответил. Он снова погрузился в Песнь, но свирепая ярость Файрентеннимара не подпускала жреца к дракону, разорвав все недавние связи.
Кэддерли сердцем чувствовал, что старик Файрен больше не считает его союзником, что, обуянный кровожадностью, дракон возвратился к своей истинной, порочной натуре. Юноша поплыл по течению Песни к сфере Хаоса, рассчитывая нырнуть туда снова и опять приручить змея.
Через минуту он открыл глаза, перед которыми тут же возникла картина избиения последних монстров, и почувствовал, что его заклятия уже не прорвутся сквозь мысленный барьер, возведенный инстинктами разгневанного дракона.
– Отправляйся к дальнему концу лощины, – велел он Шейли, постаравшись, чтобы голос звучал как можно ровнее. – И приготовь лук.
Эльфийка хмуро взглянула на него, уловив в мрачном тоне скрытый смысл.
– Чары развеялись? – спросила она.
– Приготовь лук, – повторил Кэддерли. От колонны монстров почти ничего не осталось: еще пара минут – и Файрентеннимар покончит со всеми. Кэддерли призвал защитную магию, «нарисовал» поперек ущелья черту «драконьей погибели» и окружил себя и двух сбитых с толку дворфов волшебной огнеупорной оболочкой.
– Что ты делаешь? – потребовал ответа Айвен, всегда подозрительно относившийся ко всему, что связано с магией, а уж когда в сотне ярдов от тебя безумствует разъяренный дракон – тем более.
– Это заклятие стихий, – попытался вкратце объяснить Кэддерли. – Один раз я уже накладывал его на себя, и оно остановило драконий огонь.
– Ух-ох, – пробормотал Пайкел, сообразивший, в чем смысл предосторожностей Кэддерли.
– Для вас чары ослабят пламя, но не полностью, – закончил молодой жрец. – Так что бегите к скале и найдите укрытие за каким-нибудь камнем.
Дворфов не пришлось просить дважды. Обычно они мужественно оставались рядом со своим юным соратником, готовые принять бой. Но здесь, в конце концов, речь шла о драконе.
Так что Кэддерли оказался один посреди лощины в окружении кровавых клочьев – последствий драконьего гнева. Он низко наклонился и сгреб пригоршню грязи из отпечатка лапы Файрентеннимара, затем решительно выпрямился, напоминая себе, что обязан делать то, чего требуют заповеди Денира. Например, уничтожить Геаруфу.
И все же он подумал о Данике, своей возлюбленной, и о новой жизни, которую они начали в Кэррадуне: ему не хотелось умирать.
Файрентеннимар проглотил последнего съежившегося гоблина и повернулся. Глаза рептилии, мечущие лучи даже днем, прищурились. И почти немедленно свет драконьего маяка остановился прямо на Кэддерли.
– Отличная работа, могучий змей! – крикнул юноша, надеясь, что его предположение ошибочно, что дракона, быть может, все еще удерживает моральный кодекс добра.
– Смиренный жрец… – пророкотал Файрентеннимар, и Кэддерли испугался, что на этот раз точно лишится слуха.
С тех пор как молодой жрец заколдовал дракона, он слышал такой голос дважды, и оба раза – когда дракон подозревал, что рядом враги. Припав к земле, как охотящийся пес, передвигаясь на всех четырех лапах, сложив за спиной кожистые крылья, дракон быстро сократил расстояние, отделяющее его от Кэддерли, вдвое.
– Ты сослужил нам великую службу, – начал Кэддерли.
– Смиренный жрец! – перебил дракон. Песнь Денира звучала в мыслях Кэддерли. Он знал, что потребуется какой-нибудь ложный психологический маневр, чтобы выиграть время и разобраться в мелодиях заклинаний, которые он еще не до конца понял.
– И в твоей пещере, и когда перенес нас через горы, – продолжил юноша, надеясь, что лесть поможет и в этот раз. Пока он говорил, сознание его оставалось с Песнью, и нужное заклятие прояснялось с каждой нотой. – Но теперь пришло время тебе…
– Смиренный жрец!
Кэддерли не нашел ответа на этот громогласный рев, очевидное доказательство того, что Файрентеннимар не считает, что с убийствами уже покончено. От низкого драконьего рычания камни задрожали под ногами Кэддерли, а старик Файрен двинулся дальше.
Эти глаза! Пойманный их гипнотизирующей мощью, Кэддерли растерялся и упустил мотив. Он чувствовал себя беспомощным, лишенным надежды, наверняка обреченным – великий змей казался богоподобным и внушал невообразимый ужас, но молодой жрец боролся с накатывающей на него волной паники, внушавшей, что надо бежать, бежать ради спасения собственной жизни.
Файрентеннимар был близко. Как мог Файрентеннимар подобраться так чертовски близко?
Драконья голова медленно откинулась назад, змеиная шея изогнулась. Передние лапы сжались в кулаки у массивной груди, задние прочно стояли на камне.
– Убирайся оттуда! – взвизгнул в стороне Айвен, сообразивший, что бестия сейчас ринется в атаку. Кэддерли слышал слова дворфа и искренне соглашался с ним, но не мог оторвать отяжелевших ног от земли.
Стрела свистнула над головой Кэддерли и раскололась никчемной щепкой о непробиваемую природную броню дракона.
Сосредоточенный на Кэддерли, Файрентеннимар ничего, кажется, не заметил.
Из всего, что видел Кэддерли в своей жизни и что ему только предстояло, увидеть, ничто даже близко не походило и не будет походить на тот животный ужас, который родился в нем, когда Файрентеннимар прыгнул. Дракон, такой огромный, метнулся к Кэддерли с проворством гадюки, разинув пасть достаточно широко, чтобы проглотить юношу целиком, демонстрируя ряды сверкающих зубов, каждый длиной с человеческое предплечье.
В это расколовшееся мгновение зрение Кэддерли подвело его, словно разум просто отказался принять явленную ему картину.
Всего за дюжину шагов от человека выражение морды Файрентеннимара внезапно изменилось. Его морду таинственным образом перекосило, голова свернулась на сторону, словно врезалась в какой-то упругий невидимый пузырь.
– «Драконья погибель», – выдохнул Кэддерли, и успешный результат заклятия пробудил в нем какую-то надежду.
Старик Файрен извивался, борясь с не желающим поддаваться препятствием. Гигантские задние лапы бороздили камень, оставляя глубокие царапины, а голодные челюсти непрерывно щелкали, разыскивая что-нибудь осязаемое, что можно было бы разорвать в клочья.
Кэддерли запел. Еще одна стрела пронеслась мимо него, на этот раз метко скользнув в глаз Файрентеннимара.
Драконьи крылья широко раскинулись, поднимая старика Файрена вверх. Дракон ревел, шипел и со свистом глотал воздух.
Кэддерли закрыл глаза и продолжил петь, сконцентрировав мысли на мелодии Песни Денира.
Пламя окутало его, треща и плавя скалу под ногами. Друзья закричали, ужаснувшись, что он сожжен, но Кэддерли не слышал их. Защитный шар вокруг наливался зеленым, опасно утончаясь, словно его действие подходило к концу, но юноша ничего не замечал.
Он слышал одну лишь Песнь Денира, а видел только течение музыки небесных сфер.
Когда Даника добралась до края ущелья и увидела любимого, приносящего себя в жертву, ноги ее подогнулись и сердце споткнулось – девушка даже подумала, что оно совсем остановится. Ее боевые инстинкты велели спешить на помощь возлюбленному, но что можно сделать против подобных Файрентеннимару? Руки и ноги девушки умели превращаться в смертоносное оружие в битве с орками и гоблинами, даже с великанами, но какой смысл разбивать их о твердую, как железо, чешую змея? Даника с десяти ярдов могла метнуть свои хрустальные кинжалы прямо в сердце огра, но перед гигантской тушей Файрентеннимара надежные клинки превращаются в ничто, в жалкие щепки.
Пламя дракона иссякло, и, глядя на Кэддерли, бесстрашно стоящего напротив змея, Даника понимала, что должна сделать хоть что-то.
– Файрентеннимар струсил! – дерзко завопила она. – Он слабак и ничтожество! Он только притворяется сильным, а когда опасность поблизости, прячется в кусты!
Дракон дернулся и задрал голову, чтобы видеть наглеца на гребне ущелья.
– Уродливый червь, – издевалась Даника, зная, что для дракона нет ничего оскорбительнее, чем услышать «червь» вместо «змея». – Безобразный жалкий червяк!
Драконий хвост хлестнул о скалу, глаза рептилии сузились, превратившись в щелки, и утробное рычание старика Файрена заставило содрогнуться камни.
Замерший перед драконом Кэддерли запел быстрее. Он был поистине счастлив, получив отсрочку, но ужасно боялся, что Даника слишком сильно раззадорит вспыльчивого дракона.
А Даника смеялась над стариком Файреном, схватившись руками за живот и трясясь от хохота. Однако мысли ее в это время были совершенно серьезны. Она вспоминала древние записи Пенпага Д'Ана, основоположника учения, которое она исповедовала.
«Предвосхищай нападение врага, – говорил наставник. – Не отвечай, опережай движения противника. Если стреляет лучник, пусть его цель исчезнет. Если меч неприятеля устремился вперед, ты, его соперник, окажись сзади».
И если дракон выдохнет, сказал бы Пенпаг, пусть его пламя коснется лишь голого камня.
Как Даника нуждалась в этих словах сейчас, когда голова Файрентеннимара покачивалась всего в ста футах под ней. Записки Пенпага Д'Ана были источником ее силы, они вдохновляли девушку всю жизнь, и теперь надо верить им, даже перед лицом разъяренного красного дракона.
– Уродливый, мерзкий Файрентеннимар, считающий себя таким милашкой, – распевала она. – Когтям его не порвать и ваты, дыханию его не сжечь и букашку!
Не совсем четкий ритм, возможно, но слова жалили чрезмерно гордого Файрентеннимара куда глубже, чем удалось бы любому оружию.
Внезапно крылья дракона неистово забили, поднимая змея в воздух – почти.
В этот момент Кэддерли завершил заклинание, и камень под Файрентеннимаром изменил форму, ожил и схватил чудовище за задние лапы. Тело старика Файрена натянулось струной, а потом, как сжавшаяся пружина, обрушилось вниз, но все последующие попытки не смогли разорвать хватку скалы.
Файрентеннимар сразу понял, кто соорудил эту ловушку, и его внушительная голова развернулась и бросилась в атаку, тяжело врезавшись в зачарованную черту преграды – «драконьей погибели».
Кэддерли побледнел – выстоит ли его защитная сфера против второго залпа испепеляющего драконьего дыхания?
– Крыльям его не поднять эту жирную тушку! – надрывалась Даника. – Хвосту его не прихлопнуть и мушку!
Скалы подхватили последовавший оскорбленный рев дракона и разнесли эхо на дюжины миль во все стороны, так что испуганные звери и чудища бросились искать укрытие в своих норах по всем Снежным Хлопьям. Шея рептилии вытянулась, и огненный поток хлынул на Данику.
Камень плавился и лился с уступа огненной рекой. Пайкел, прячущийся в нише как раз под этой стеной, взвизгнул и бросился прочь.
Кэддерли балансировал на грани паники, но потом вспомнил, о ком он тревожится, вспомнил мудрость и почти магические таланты своей дорогой Даники. Он должен верить в нее, как она всегда верила в него, должен верить, что ее решения будут правильными.
– Рога его задевают за своды, – ритмично продолжала Даника, смеясь собственным словам и показываясь на скалистом уступе футах в тридцати от того места, где только что стояла. – Такого толстяка не знала порода!
Глаза Файрентеннимара расширились от злости и недоумения. Он молотил хвостом и лапами, беспрестанно бодая рогами магический барьер «драконьей погибели», и так неистово бил крыльями, что тела гоблинов, переворачиваясь, скользили по земле, подхваченные ветром.
Как и Даника, Кэддерли широко ухмыльнулся, хотя и знал, что бой еще далеко не выигран. Один из когтей Файрентеннимара освободился от каменных тисков, и остальные скоро тоже вырвутся из капкана. Молодой жрец завершил следующее заклинание, извлеченное из сферы времени, и послал волны волшебной энергии в обезумевшего дракона.
Старик Файрен почувствовал, как ослабло каменное кольцо вокруг одной из его пойманных лап, ослабло и мгновенно затвердело снова. Дракон, пусть и умудренный годами, не понял, что это значит, не понял, почему ущелье вдруг показалось ему куда просторней, чем раньше.
Змей опять ощущал, что дело не обошлось без Кэддерли, поэтому обратил к «смиренному» жрецу сердитый взгляд:
– Что ты творишь?
Внезапно дракон дернулся – огромный меч подоспевшего сзади дуплоседа Вандера сильно ударил Файрентеннимара в спину.
– Пора! – крикнул Айвен брату, и из-за камней выскочили оба дворфа, низко наклонившие головы для лобовой атаки.
Сохранившему пока гигантский размер Файрентеннимару удар дуплоседа не причинил существенного вреда. Щелчок хвоста отбросил Вандера в сторону, к подножию стены ущелья. Великан, однако, тут же вскочил, понимая, что никто из их отряда не имеет права поддаваться боли и ужасу, поскольку в борьбе с не знающим жалости врагом нет места ни отступлению, ни пощаде.
Лучшего момента отвлечь внимание дракона и придумать было нельзя. Снова волны тайно действующей магии омыли старика Файрена, и ущелье стало еще больше.
И тут дракон понял: «смиренный» жрец ворует его годы! А ведь для дракона годы – мерило богатства, размера и силы. Куда уж справиться со «стариком Файреном» этой жалкой компании, но «юнец Файрен» вдруг обнаружил, что оказался в крайне затруднительном положении.
– Нетопырь-тритон-лопух, убирайся во весь дух! Наш червяк-дракон ох плох, прочь беги, пока не сдох! – витийствовала Даника.
Непосредственная угроза сейчас исходила от дворфов и «смиренного» жреца с его грязным колдовством. Разумом Файрентеннимар понимал, что должен прицелиться в несущихся дворфов и сжечь их прежде, чем они доберутся до него. Но никакой уважающий себя дракон не спустит насмешки вроде «тритона-лопуха-червяка», поэтому голова Файрентеннимара снова задралась вверх – огненный вихрь рванулся в направлении Даники.
Или, по крайней мере, туда, где она только что была.
К тому времени как пламя иссякло и последний ручей расплавленного камня стек со скалы, Айвен и Пайкел уже рубили и колотили вовсю, и если с панциря «старика Файрена», их оружие только соскальзывало, теперь утончившиеся и уменьшившиеся чешуйки трещали и раскалывались. После трех яростных ударов топор Айвена глубоко погрузился в драконью плоть.
В то же время стрелы Шейли безостановочно стучали о броню дракона. Эльфийка была отличным стрелком – шесть стрел, подряд покинувшие ее колчан, вонзились в пятачок на теле дракона, размерами не больше голубой шляпы Кэддерли.
А молодой жрец вымотался по-настоящему и едва мог приоткрыть отяжелевшие веки. Сердце неистово бухало в груди. Но он снова слился с Песнью, упрямо ожесточил взгляд и выпустил на волю энергию.
На этот раз Файрентеннимар был готов к магическому натиску, и заклинание отклонилось от цели.
Но Кэддерли напал во второй раз, а потом в третий. Перед глазами молодого жреца все расплывалось, он почти не помнил, что делает и зачем. Голова гудела; он чувствовал, что каждая капля истраченной им магической энергии стоит ему пригоршни жизненных сил.
И все же он пел.
А потом оказалось, что он лежит на камнях и голова кровоточит от неожиданного удара. Юноша взглянул вверх и обрадовался, увидев, что его заклятие снова подействовало, – Файрентеннимар уже не казался гигантским, дракон стал едва ли выше горного великана. Но Кэддерли знал, что чары недолговечны, что похищенные у Файрентеннимара столетия скоро вернутся к нему. Надо ударить по дракону прямо сейчас. Кэддерли должен прибегнуть к какой-либо разновидности наступательной магии, чтобы раздавить монстра теперь, когда дракон лишен большей части своего могущества.
Но Песнь Денира перестала звучать в сознании молодого жреца. Он не мог вспомнить название священной книги, да что там – он не назвал бы и собственного имени. Голову будто раскалывала на части боль, преграждая дорогу мыслям. Ноющая грудь с трудом втягивала воздух. Он положил руку на громыхающее сердце и, наткнувшись пальцами на патронташ, последовал за единственной внятной мыслью и вытащил свой арбалет.
Айвен и Пайкел неистово сражались с когтями передних драконьих лап. Айвена хлестнуло крылом, но дворф зацепился за него топором и не дал себя отшвырнуть.
Следующий удар Вандера по спине дракона раздробил несколько чешуек и оставил глубокую рану. Файрентеннимар взревел, изогнул змеиную шею, и драконья пасть разверзлась над гигантом. Вандер выдернул меч из тела врага, зная, что надо действовать быстро, чтобы не оказаться перекушенным пополам.
Кэддерли понадобилось несколько секунд, чтобы зарядить и вскинуть оружие, и когда его взгляд снова вернулся к битве, он обнаружил Файрентеннимара, глядящего ему прямо в глаза – которые теперь находились на одном уровне с его собственными! – с расстояния всего в пару шагов!
Кэддерли закричал, выстрелил, и начиненный активированным маслом болт влетел в драконью ноздрю, где и взорвался, разнеся на куски морду чудовища. Кэддерли отползал на четвереньках, потому что у него совсем не осталось сил, и даже не видел результата взрыва. Однако, оглянувшись наконец, он несколько успокоился, осознав, что голова Файрентеннимара была рядом с ним, что она пересекла черту «драконьей погибели» только потому, что Вандер перерубил шею змея.
Возле упавшего туловища стоял Пайкел, снова и снова мыча свое «о-о-о-о».
Кэддерли, медленно приходя в себя, не понимал, чем озабочен зеленобородый дворф, пока не увидел макушку Айвена, высовывающуюся из-под мертвого чудовища. Рассыпая проклятия, от которых покраснели бы и владельцы портовых баров, Айвен выкарабкивался наружу, отмахиваясь от протянутой руки брата. Наконец рыжебородый дворф вскочил на ноги, упер руки в боки и угрожающе уставился на Вандера.
– Верхом на тупых драконах! – фыркнул он, злобно зыркнув в сторону Кэддерли. – Ну? – Взгляд дворфа снова переметнулся к смущенному дуплоседу.
Вандер посмотрел на Пайкела, надеясь хоть что-то выяснить, но зеленобородый Валуноплечий только пожал плечами и спрятал руки за спину.
– Сдвинь эту треклятую тушу, чтобы я мог достать свой топор! – взвыл Айвен, разъясняя ситуацию.
Он с отвращением тряхнул головой, шагнул к Кэддерли и грубо вздернул человека на ноги.
– Даже не думай опять якшаться с всякими мерзкими драконами! – рявкнул дворф, сильно пихая Кэддерли в грудь.
Затем дворф оттолкнул жреца и ураганом унесся на поиски тихого местечка, где можно хорошенько поразмыслить обо всем.
Пайкел последовал за ним, предварительно успокаивающе похлопав Кэддерли по плечу.
Глядя вслед Пайкелу, юноша, несмотря на боль и изнеможение, улыбнулся. Поскольку все закончилось хорошо, беспечного дворфа не тревожили всякие мелочи – он даже не пытался приглушить обычное «хи-хи-хи», скача вприпрыжку за своим сердитым братцем.
Кэддерли покачал бы недоуменно головой, если бы не боялся, что движение будет стоить ему и без того слишком шаткого равновесия.
– С ней все в порядке, – сообщила Шейли, подойдя и проследив за взглядом молодого жреца, смотрящего на оплавленный склон.
В подтверждение слов эльфийки через мгновение у входа в ущелье показалась Даника – она со всех ног летела к своему возлюбленному. Девушка схватила Кэддерли и притянула его к себе; видят небеса, он так нуждался сейчас в поддержке – всепоглощающая слабость, какой юноша еще никогда не испытывал, обрушилась на него.
Они слышали, что творится в лощине, слышали первобытный рев дракона и вопли обреченных монстров. Ни Даника, ни Вандер не испытывали большой жалости к злым гоблинам и великанам, но переглянулись они с искренним страхом, потрясенные разбушевавшейся в этой каменной ловушке бурей.
Даника махнула рукой Вандеру, советуя обогнуть вход в ущелье, а сама кинулась напрямик, вверх по склону. Но прежде чем девушка добралась до вершины, она увидела чудовищ (и куски чудовищ), взмывающих в воздух и падающих на землю с глухими шлепками. Нервы ее сдали, и Даника не смогла подавить истеричное хихиканье – слишком уж эта сцена напоминала работу Пайкела да кухне Библиотеки Назиданий, когда мечтающий стать друидом дворф упрямо (и неаккуратно) встряхивал салат из морской капусты – несмотря на громогласные протесты Айвена.
Затем драконий хвост, должно быть, хлестнул по скале, ибо Даника, хотя ее и отделяла от удара сорокафутовая каменная толща, вдруг обнаружила, что шлепнулась на землю и сидит, ошарашено вертя головой.
Кэддерли отрешился от мира, скользнул в Песнь Денира и потянулся к своему ментальному восприятию Файрентеннимара.
Красная стена преградила доступ.
– Что такое? – спросила Шейли, увидев отразившуюся на лице молодого жреца тревогу – нет, ужас.
Кэддерли не ответил. Он снова погрузился в Песнь, но свирепая ярость Файрентеннимара не подпускала жреца к дракону, разорвав все недавние связи.
Кэддерли сердцем чувствовал, что старик Файрен больше не считает его союзником, что, обуянный кровожадностью, дракон возвратился к своей истинной, порочной натуре. Юноша поплыл по течению Песни к сфере Хаоса, рассчитывая нырнуть туда снова и опять приручить змея.
Через минуту он открыл глаза, перед которыми тут же возникла картина избиения последних монстров, и почувствовал, что его заклятия уже не прорвутся сквозь мысленный барьер, возведенный инстинктами разгневанного дракона.
– Отправляйся к дальнему концу лощины, – велел он Шейли, постаравшись, чтобы голос звучал как можно ровнее. – И приготовь лук.
Эльфийка хмуро взглянула на него, уловив в мрачном тоне скрытый смысл.
– Чары развеялись? – спросила она.
– Приготовь лук, – повторил Кэддерли. От колонны монстров почти ничего не осталось: еще пара минут – и Файрентеннимар покончит со всеми. Кэддерли призвал защитную магию, «нарисовал» поперек ущелья черту «драконьей погибели» и окружил себя и двух сбитых с толку дворфов волшебной огнеупорной оболочкой.
– Что ты делаешь? – потребовал ответа Айвен, всегда подозрительно относившийся ко всему, что связано с магией, а уж когда в сотне ярдов от тебя безумствует разъяренный дракон – тем более.
– Это заклятие стихий, – попытался вкратце объяснить Кэддерли. – Один раз я уже накладывал его на себя, и оно остановило драконий огонь.
– Ух-ох, – пробормотал Пайкел, сообразивший, в чем смысл предосторожностей Кэддерли.
– Для вас чары ослабят пламя, но не полностью, – закончил молодой жрец. – Так что бегите к скале и найдите укрытие за каким-нибудь камнем.
Дворфов не пришлось просить дважды. Обычно они мужественно оставались рядом со своим юным соратником, готовые принять бой. Но здесь, в конце концов, речь шла о драконе.
Так что Кэддерли оказался один посреди лощины в окружении кровавых клочьев – последствий драконьего гнева. Он низко наклонился и сгреб пригоршню грязи из отпечатка лапы Файрентеннимара, затем решительно выпрямился, напоминая себе, что обязан делать то, чего требуют заповеди Денира. Например, уничтожить Геаруфу.
И все же он подумал о Данике, своей возлюбленной, и о новой жизни, которую они начали в Кэррадуне: ему не хотелось умирать.
Файрентеннимар проглотил последнего съежившегося гоблина и повернулся. Глаза рептилии, мечущие лучи даже днем, прищурились. И почти немедленно свет драконьего маяка остановился прямо на Кэддерли.
– Отличная работа, могучий змей! – крикнул юноша, надеясь, что его предположение ошибочно, что дракона, быть может, все еще удерживает моральный кодекс добра.
– Смиренный жрец… – пророкотал Файрентеннимар, и Кэддерли испугался, что на этот раз точно лишится слуха.
С тех пор как молодой жрец заколдовал дракона, он слышал такой голос дважды, и оба раза – когда дракон подозревал, что рядом враги. Припав к земле, как охотящийся пес, передвигаясь на всех четырех лапах, сложив за спиной кожистые крылья, дракон быстро сократил расстояние, отделяющее его от Кэддерли, вдвое.
– Ты сослужил нам великую службу, – начал Кэддерли.
– Смиренный жрец! – перебил дракон. Песнь Денира звучала в мыслях Кэддерли. Он знал, что потребуется какой-нибудь ложный психологический маневр, чтобы выиграть время и разобраться в мелодиях заклинаний, которые он еще не до конца понял.
– И в твоей пещере, и когда перенес нас через горы, – продолжил юноша, надеясь, что лесть поможет и в этот раз. Пока он говорил, сознание его оставалось с Песнью, и нужное заклятие прояснялось с каждой нотой. – Но теперь пришло время тебе…
– Смиренный жрец!
Кэддерли не нашел ответа на этот громогласный рев, очевидное доказательство того, что Файрентеннимар не считает, что с убийствами уже покончено. От низкого драконьего рычания камни задрожали под ногами Кэддерли, а старик Файрен двинулся дальше.
Эти глаза! Пойманный их гипнотизирующей мощью, Кэддерли растерялся и упустил мотив. Он чувствовал себя беспомощным, лишенным надежды, наверняка обреченным – великий змей казался богоподобным и внушал невообразимый ужас, но молодой жрец боролся с накатывающей на него волной паники, внушавшей, что надо бежать, бежать ради спасения собственной жизни.
Файрентеннимар был близко. Как мог Файрентеннимар подобраться так чертовски близко?
Драконья голова медленно откинулась назад, змеиная шея изогнулась. Передние лапы сжались в кулаки у массивной груди, задние прочно стояли на камне.
– Убирайся оттуда! – взвизгнул в стороне Айвен, сообразивший, что бестия сейчас ринется в атаку. Кэддерли слышал слова дворфа и искренне соглашался с ним, но не мог оторвать отяжелевших ног от земли.
Стрела свистнула над головой Кэддерли и раскололась никчемной щепкой о непробиваемую природную броню дракона.
Сосредоточенный на Кэддерли, Файрентеннимар ничего, кажется, не заметил.
Из всего, что видел Кэддерли в своей жизни и что ему только предстояло, увидеть, ничто даже близко не походило и не будет походить на тот животный ужас, который родился в нем, когда Файрентеннимар прыгнул. Дракон, такой огромный, метнулся к Кэддерли с проворством гадюки, разинув пасть достаточно широко, чтобы проглотить юношу целиком, демонстрируя ряды сверкающих зубов, каждый длиной с человеческое предплечье.
В это расколовшееся мгновение зрение Кэддерли подвело его, словно разум просто отказался принять явленную ему картину.
Всего за дюжину шагов от человека выражение морды Файрентеннимара внезапно изменилось. Его морду таинственным образом перекосило, голова свернулась на сторону, словно врезалась в какой-то упругий невидимый пузырь.
– «Драконья погибель», – выдохнул Кэддерли, и успешный результат заклятия пробудил в нем какую-то надежду.
Старик Файрен извивался, борясь с не желающим поддаваться препятствием. Гигантские задние лапы бороздили камень, оставляя глубокие царапины, а голодные челюсти непрерывно щелкали, разыскивая что-нибудь осязаемое, что можно было бы разорвать в клочья.
Кэддерли запел. Еще одна стрела пронеслась мимо него, на этот раз метко скользнув в глаз Файрентеннимара.
Драконьи крылья широко раскинулись, поднимая старика Файрена вверх. Дракон ревел, шипел и со свистом глотал воздух.
Кэддерли закрыл глаза и продолжил петь, сконцентрировав мысли на мелодии Песни Денира.
Пламя окутало его, треща и плавя скалу под ногами. Друзья закричали, ужаснувшись, что он сожжен, но Кэддерли не слышал их. Защитный шар вокруг наливался зеленым, опасно утончаясь, словно его действие подходило к концу, но юноша ничего не замечал.
Он слышал одну лишь Песнь Денира, а видел только течение музыки небесных сфер.
Когда Даника добралась до края ущелья и увидела любимого, приносящего себя в жертву, ноги ее подогнулись и сердце споткнулось – девушка даже подумала, что оно совсем остановится. Ее боевые инстинкты велели спешить на помощь возлюбленному, но что можно сделать против подобных Файрентеннимару? Руки и ноги девушки умели превращаться в смертоносное оружие в битве с орками и гоблинами, даже с великанами, но какой смысл разбивать их о твердую, как железо, чешую змея? Даника с десяти ярдов могла метнуть свои хрустальные кинжалы прямо в сердце огра, но перед гигантской тушей Файрентеннимара надежные клинки превращаются в ничто, в жалкие щепки.
Пламя дракона иссякло, и, глядя на Кэддерли, бесстрашно стоящего напротив змея, Даника понимала, что должна сделать хоть что-то.
– Файрентеннимар струсил! – дерзко завопила она. – Он слабак и ничтожество! Он только притворяется сильным, а когда опасность поблизости, прячется в кусты!
Дракон дернулся и задрал голову, чтобы видеть наглеца на гребне ущелья.
– Уродливый червь, – издевалась Даника, зная, что для дракона нет ничего оскорбительнее, чем услышать «червь» вместо «змея». – Безобразный жалкий червяк!
Драконий хвост хлестнул о скалу, глаза рептилии сузились, превратившись в щелки, и утробное рычание старика Файрена заставило содрогнуться камни.
Замерший перед драконом Кэддерли запел быстрее. Он был поистине счастлив, получив отсрочку, но ужасно боялся, что Даника слишком сильно раззадорит вспыльчивого дракона.
А Даника смеялась над стариком Файреном, схватившись руками за живот и трясясь от хохота. Однако мысли ее в это время были совершенно серьезны. Она вспоминала древние записи Пенпага Д'Ана, основоположника учения, которое она исповедовала.
«Предвосхищай нападение врага, – говорил наставник. – Не отвечай, опережай движения противника. Если стреляет лучник, пусть его цель исчезнет. Если меч неприятеля устремился вперед, ты, его соперник, окажись сзади».
И если дракон выдохнет, сказал бы Пенпаг, пусть его пламя коснется лишь голого камня.
Как Даника нуждалась в этих словах сейчас, когда голова Файрентеннимара покачивалась всего в ста футах под ней. Записки Пенпага Д'Ана были источником ее силы, они вдохновляли девушку всю жизнь, и теперь надо верить им, даже перед лицом разъяренного красного дракона.
– Уродливый, мерзкий Файрентеннимар, считающий себя таким милашкой, – распевала она. – Когтям его не порвать и ваты, дыханию его не сжечь и букашку!
Не совсем четкий ритм, возможно, но слова жалили чрезмерно гордого Файрентеннимара куда глубже, чем удалось бы любому оружию.
Внезапно крылья дракона неистово забили, поднимая змея в воздух – почти.
В этот момент Кэддерли завершил заклинание, и камень под Файрентеннимаром изменил форму, ожил и схватил чудовище за задние лапы. Тело старика Файрена натянулось струной, а потом, как сжавшаяся пружина, обрушилось вниз, но все последующие попытки не смогли разорвать хватку скалы.
Файрентеннимар сразу понял, кто соорудил эту ловушку, и его внушительная голова развернулась и бросилась в атаку, тяжело врезавшись в зачарованную черту преграды – «драконьей погибели».
Кэддерли побледнел – выстоит ли его защитная сфера против второго залпа испепеляющего драконьего дыхания?
– Крыльям его не поднять эту жирную тушку! – надрывалась Даника. – Хвосту его не прихлопнуть и мушку!
Скалы подхватили последовавший оскорбленный рев дракона и разнесли эхо на дюжины миль во все стороны, так что испуганные звери и чудища бросились искать укрытие в своих норах по всем Снежным Хлопьям. Шея рептилии вытянулась, и огненный поток хлынул на Данику.
Камень плавился и лился с уступа огненной рекой. Пайкел, прячущийся в нише как раз под этой стеной, взвизгнул и бросился прочь.
Кэддерли балансировал на грани паники, но потом вспомнил, о ком он тревожится, вспомнил мудрость и почти магические таланты своей дорогой Даники. Он должен верить в нее, как она всегда верила в него, должен верить, что ее решения будут правильными.
– Рога его задевают за своды, – ритмично продолжала Даника, смеясь собственным словам и показываясь на скалистом уступе футах в тридцати от того места, где только что стояла. – Такого толстяка не знала порода!
Глаза Файрентеннимара расширились от злости и недоумения. Он молотил хвостом и лапами, беспрестанно бодая рогами магический барьер «драконьей погибели», и так неистово бил крыльями, что тела гоблинов, переворачиваясь, скользили по земле, подхваченные ветром.
Как и Даника, Кэддерли широко ухмыльнулся, хотя и знал, что бой еще далеко не выигран. Один из когтей Файрентеннимара освободился от каменных тисков, и остальные скоро тоже вырвутся из капкана. Молодой жрец завершил следующее заклинание, извлеченное из сферы времени, и послал волны волшебной энергии в обезумевшего дракона.
Старик Файрен почувствовал, как ослабло каменное кольцо вокруг одной из его пойманных лап, ослабло и мгновенно затвердело снова. Дракон, пусть и умудренный годами, не понял, что это значит, не понял, почему ущелье вдруг показалось ему куда просторней, чем раньше.
Змей опять ощущал, что дело не обошлось без Кэддерли, поэтому обратил к «смиренному» жрецу сердитый взгляд:
– Что ты творишь?
Внезапно дракон дернулся – огромный меч подоспевшего сзади дуплоседа Вандера сильно ударил Файрентеннимара в спину.
– Пора! – крикнул Айвен брату, и из-за камней выскочили оба дворфа, низко наклонившие головы для лобовой атаки.
Сохранившему пока гигантский размер Файрентеннимару удар дуплоседа не причинил существенного вреда. Щелчок хвоста отбросил Вандера в сторону, к подножию стены ущелья. Великан, однако, тут же вскочил, понимая, что никто из их отряда не имеет права поддаваться боли и ужасу, поскольку в борьбе с не знающим жалости врагом нет места ни отступлению, ни пощаде.
Лучшего момента отвлечь внимание дракона и придумать было нельзя. Снова волны тайно действующей магии омыли старика Файрена, и ущелье стало еще больше.
И тут дракон понял: «смиренный» жрец ворует его годы! А ведь для дракона годы – мерило богатства, размера и силы. Куда уж справиться со «стариком Файреном» этой жалкой компании, но «юнец Файрен» вдруг обнаружил, что оказался в крайне затруднительном положении.
– Нетопырь-тритон-лопух, убирайся во весь дух! Наш червяк-дракон ох плох, прочь беги, пока не сдох! – витийствовала Даника.
Непосредственная угроза сейчас исходила от дворфов и «смиренного» жреца с его грязным колдовством. Разумом Файрентеннимар понимал, что должен прицелиться в несущихся дворфов и сжечь их прежде, чем они доберутся до него. Но никакой уважающий себя дракон не спустит насмешки вроде «тритона-лопуха-червяка», поэтому голова Файрентеннимара снова задралась вверх – огненный вихрь рванулся в направлении Даники.
Или, по крайней мере, туда, где она только что была.
К тому времени как пламя иссякло и последний ручей расплавленного камня стек со скалы, Айвен и Пайкел уже рубили и колотили вовсю, и если с панциря «старика Файрена», их оружие только соскальзывало, теперь утончившиеся и уменьшившиеся чешуйки трещали и раскалывались. После трех яростных ударов топор Айвена глубоко погрузился в драконью плоть.
В то же время стрелы Шейли безостановочно стучали о броню дракона. Эльфийка была отличным стрелком – шесть стрел, подряд покинувшие ее колчан, вонзились в пятачок на теле дракона, размерами не больше голубой шляпы Кэддерли.
А молодой жрец вымотался по-настоящему и едва мог приоткрыть отяжелевшие веки. Сердце неистово бухало в груди. Но он снова слился с Песнью, упрямо ожесточил взгляд и выпустил на волю энергию.
На этот раз Файрентеннимар был готов к магическому натиску, и заклинание отклонилось от цели.
Но Кэддерли напал во второй раз, а потом в третий. Перед глазами молодого жреца все расплывалось, он почти не помнил, что делает и зачем. Голова гудела; он чувствовал, что каждая капля истраченной им магической энергии стоит ему пригоршни жизненных сил.
И все же он пел.
А потом оказалось, что он лежит на камнях и голова кровоточит от неожиданного удара. Юноша взглянул вверх и обрадовался, увидев, что его заклятие снова подействовало, – Файрентеннимар уже не казался гигантским, дракон стал едва ли выше горного великана. Но Кэддерли знал, что чары недолговечны, что похищенные у Файрентеннимара столетия скоро вернутся к нему. Надо ударить по дракону прямо сейчас. Кэддерли должен прибегнуть к какой-либо разновидности наступательной магии, чтобы раздавить монстра теперь, когда дракон лишен большей части своего могущества.
Но Песнь Денира перестала звучать в сознании молодого жреца. Он не мог вспомнить название священной книги, да что там – он не назвал бы и собственного имени. Голову будто раскалывала на части боль, преграждая дорогу мыслям. Ноющая грудь с трудом втягивала воздух. Он положил руку на громыхающее сердце и, наткнувшись пальцами на патронташ, последовал за единственной внятной мыслью и вытащил свой арбалет.
Айвен и Пайкел неистово сражались с когтями передних драконьих лап. Айвена хлестнуло крылом, но дворф зацепился за него топором и не дал себя отшвырнуть.
Следующий удар Вандера по спине дракона раздробил несколько чешуек и оставил глубокую рану. Файрентеннимар взревел, изогнул змеиную шею, и драконья пасть разверзлась над гигантом. Вандер выдернул меч из тела врага, зная, что надо действовать быстро, чтобы не оказаться перекушенным пополам.
Кэддерли понадобилось несколько секунд, чтобы зарядить и вскинуть оружие, и когда его взгляд снова вернулся к битве, он обнаружил Файрентеннимара, глядящего ему прямо в глаза – которые теперь находились на одном уровне с его собственными! – с расстояния всего в пару шагов!
Кэддерли закричал, выстрелил, и начиненный активированным маслом болт влетел в драконью ноздрю, где и взорвался, разнеся на куски морду чудовища. Кэддерли отползал на четвереньках, потому что у него совсем не осталось сил, и даже не видел результата взрыва. Однако, оглянувшись наконец, он несколько успокоился, осознав, что голова Файрентеннимара была рядом с ним, что она пересекла черту «драконьей погибели» только потому, что Вандер перерубил шею змея.
Возле упавшего туловища стоял Пайкел, снова и снова мыча свое «о-о-о-о».
Кэддерли, медленно приходя в себя, не понимал, чем озабочен зеленобородый дворф, пока не увидел макушку Айвена, высовывающуюся из-под мертвого чудовища. Рассыпая проклятия, от которых покраснели бы и владельцы портовых баров, Айвен выкарабкивался наружу, отмахиваясь от протянутой руки брата. Наконец рыжебородый дворф вскочил на ноги, упер руки в боки и угрожающе уставился на Вандера.
– Верхом на тупых драконах! – фыркнул он, злобно зыркнув в сторону Кэддерли. – Ну? – Взгляд дворфа снова переметнулся к смущенному дуплоседу.
Вандер посмотрел на Пайкела, надеясь хоть что-то выяснить, но зеленобородый Валуноплечий только пожал плечами и спрятал руки за спину.
– Сдвинь эту треклятую тушу, чтобы я мог достать свой топор! – взвыл Айвен, разъясняя ситуацию.
Он с отвращением тряхнул головой, шагнул к Кэддерли и грубо вздернул человека на ноги.
– Даже не думай опять якшаться с всякими мерзкими драконами! – рявкнул дворф, сильно пихая Кэддерли в грудь.
Затем дворф оттолкнул жреца и ураганом унесся на поиски тихого местечка, где можно хорошенько поразмыслить обо всем.
Пайкел последовал за ним, предварительно успокаивающе похлопав Кэддерли по плечу.
Глядя вслед Пайкелу, юноша, несмотря на боль и изнеможение, улыбнулся. Поскольку все закончилось хорошо, беспечного дворфа не тревожили всякие мелочи – он даже не пытался приглушить обычное «хи-хи-хи», скача вприпрыжку за своим сердитым братцем.
Кэддерли покачал бы недоуменно головой, если бы не боялся, что движение будет стоить ему и без того слишком шаткого равновесия.
– С ней все в порядке, – сообщила Шейли, подойдя и проследив за взглядом молодого жреца, смотрящего на оплавленный склон.
В подтверждение слов эльфийки через мгновение у входа в ущелье показалась Даника – она со всех ног летела к своему возлюбленному. Девушка схватила Кэддерли и притянула его к себе; видят небеса, он так нуждался сейчас в поддержке – всепоглощающая слабость, какой юноша еще никогда не испытывал, обрушилась на него.
ВЕРА И ОТВЕТСТВЕННОСТЬ
Она видела дракона, снова обретшего свои истинные размеры, мертвой тушей лежащего меж скал, и отрубленную голову великого змея, валяющуюся в нескольких шагах от чешуйчатого туловища. Повсюду вокруг дополнением к внушающей ужас сцене дымились разорванные останки гоблинов и великанов – десятков, сотен гоблинов и великанов. А из ущелья выходили, возможно уставшие, но явно не раненные хоть сколько-то серьезно, Кэддерли и Даника в сопровождении двух дворфов, эльфийки и предателя-дуплоседа.
Дориген откинулась на спинку стула и позволила изображению в хрустальном шаре исчезнуть. Сперва она удивилась, что так легко преодолела магическую защиту Кэддерли и обнаружила молодого жреца, но, увидев, что творится вокруг него, оценив бойню и ярость Файрентеннимара, колдунья поняла, что охранные чары жреца истощились по уважительной причине.
Дориген думала, что станет свидетельницей краха Кэддерли, а с ним и прекращения угрозы Замку Тринити. Она едва не позвала Абаллистера, едва не посоветовала престарелому магу нанять Файрентеннимара в качестве союзника для нападения на Кэррадун, которому уже ничто не смогло бы воспрепятствовать.
Ее удивление, когда Кэддерли буквально уменьшил великого змея – вероятно, похитив его возраст, предположила Дориген, – было безмерным, но еще больше поражалась Дориген себе – сейчас, сидя и честно размышляя о собственных чувствах, испытанных во время наблюдения.
Когда она решила, что Кэддерли обречен, ей стало грустно. Если мыслить логически, амбициозная Дориген могла бы сказать себе, что смерть Кэддерли только на пользу замыслам Замка Тринити, что с вмешательством молодого жреца в их дела нельзя было больше мириться и что, убивая юношу, Файрентеннимар только избавляет Абаллистера от лишних проблем. По логике, опять же, Дориген не должна была испытывать ни симпатии, ни сострадания к Кэддерли, когда тот стоял, беспомощный, перед свирепым и могучим змеем. А она испытывала – и про себя радовалась за Кэддерли и его храбрых друзей, переживая за них в этой титанической битве, и просто подпрыгнула от счастья, когда дуплосед подобрался сзади и снес драконью голову с плеч… то есть с шеи.
Что с ней происходит?
– Ты что-нибудь видела сегодня?
Резкий голос раздался столь неожиданно, что Дориген чуть не упала со стула. Женщина поспешно набросила на кристалл покрывало, хотя внутри его давно уже клубился туман, и предприняла лихорадочную попытку выпрямиться и взять себя в руки, когда Абаллистер откинул занавеску, служащую теперь входной дверью, и оказался рядом со столом.
– Друзил потерял контакт с молодым жрецом, – сердито продолжил колдун. – Кажется, он довольно быстро продвигается по горам.
«Если бы ты только знал», – подумала Дориген, но промолчала. Абаллистер и предположить не мог, что юный жрец сейчас находится не больше чем в дне пути от Замка Тринити. Не мог старый колдун и вообразить, что Кэддерли и его друзья окажутся настолько сильны, что одолеют кого-то вроде старика Файрена.
Дориген откинулась на спинку стула и позволила изображению в хрустальном шаре исчезнуть. Сперва она удивилась, что так легко преодолела магическую защиту Кэддерли и обнаружила молодого жреца, но, увидев, что творится вокруг него, оценив бойню и ярость Файрентеннимара, колдунья поняла, что охранные чары жреца истощились по уважительной причине.
Дориген думала, что станет свидетельницей краха Кэддерли, а с ним и прекращения угрозы Замку Тринити. Она едва не позвала Абаллистера, едва не посоветовала престарелому магу нанять Файрентеннимара в качестве союзника для нападения на Кэррадун, которому уже ничто не смогло бы воспрепятствовать.
Ее удивление, когда Кэддерли буквально уменьшил великого змея – вероятно, похитив его возраст, предположила Дориген, – было безмерным, но еще больше поражалась Дориген себе – сейчас, сидя и честно размышляя о собственных чувствах, испытанных во время наблюдения.
Когда она решила, что Кэддерли обречен, ей стало грустно. Если мыслить логически, амбициозная Дориген могла бы сказать себе, что смерть Кэддерли только на пользу замыслам Замка Тринити, что с вмешательством молодого жреца в их дела нельзя было больше мириться и что, убивая юношу, Файрентеннимар только избавляет Абаллистера от лишних проблем. По логике, опять же, Дориген не должна была испытывать ни симпатии, ни сострадания к Кэддерли, когда тот стоял, беспомощный, перед свирепым и могучим змеем. А она испытывала – и про себя радовалась за Кэддерли и его храбрых друзей, переживая за них в этой титанической битве, и просто подпрыгнула от счастья, когда дуплосед подобрался сзади и снес драконью голову с плеч… то есть с шеи.
Что с ней происходит?
– Ты что-нибудь видела сегодня?
Резкий голос раздался столь неожиданно, что Дориген чуть не упала со стула. Женщина поспешно набросила на кристалл покрывало, хотя внутри его давно уже клубился туман, и предприняла лихорадочную попытку выпрямиться и взять себя в руки, когда Абаллистер откинул занавеску, служащую теперь входной дверью, и оказался рядом со столом.
– Друзил потерял контакт с молодым жрецом, – сердито продолжил колдун. – Кажется, он довольно быстро продвигается по горам.
«Если бы ты только знал», – подумала Дориген, но промолчала. Абаллистер и предположить не мог, что юный жрец сейчас находится не больше чем в дне пути от Замка Тринити. Не мог старый колдун и вообразить, что Кэддерли и его друзья окажутся настолько сильны, что одолеют кого-то вроде старика Файрена.