Страница:
Темные глаза колдуна внезапно полыхнули, а руки принялись совершать пассы в воздухе.
Кэддерли мгновенно вскинул заряженный арбалет и, не колеблясь, выстрелил в Абаллистера. Он обязательно попал бы, но болт отскочил от нового магического щита злого мага и взорвался гораздо выше, у черной стены, проделав в ней здоровенную дыру. По краям отверстия запрыгали искры, сила вспышки грозила распустить связующую магическую энергию, и без того уже расшатанную непрекращающимися взрывами в алхимической лаборатории.
Неудача с выстрелом показала Кэддерли, насколько он уязвим. Напав на врага обычным, не магическим способом, он не окружил себя защитным полем. К счастью, атака колдуна пришла в форме огня – Абаллистер метнул через всю комнату маленький шар пламени. Шар попал точно в Кэддерли и наверняка обжег бы лицо и спалил бы волосы, если бы не остатки прозрачной сферы, впитавшие пламя и рассеявшие его, обратив в зеленоватое свечение.
Молодой жрец быстро оправился от шока и потянулся к мешочку, чтобы достать семена и ударить в ответ. Однако юноша выронил зерна и на миг остолбенел, ибо оказалось, что сейчас не его очередь атаковать – и не колдуна.
Черный дракон плюнул едкой слюной между прутьями своей клетки.
Кэддерли вскрикнул и отпрянул в сторону. Он не выбросил перед собой руки, защищаясь (а если бы выбросил, они наверняка обуглились бы), как того требовали инстинкты. Юноша воспользовался уроками Даники, чтобы убраться с опасного места. Однако кислота все же задела его по груди, обжигая и разъедая кожу. Катаясь по полу, Кэддерли заметил, что его рубаха горит и что горит патронташ.
Патронташ горит!
Взвыв от ужаса и боли, молодой жрец извернулся и встал на колени, сорвав патронташ и вскинув его над головой. Очевидно решив, что битва оборачивается его победой, Абаллистер не обратил внимания на суету Кэддерли, погруженный в сложение нового заклинания.
Кэддерли быстро раскрутил горящий патронташ над головой и метнул его через всю комнату, после чего упал на пол и свернулся в позе зародыша, прикрыв руками голову.
Когда первый начиненный активированным маслом болт взорвался, Абаллистер закричал от потрясения и страха, а дракон оглушительно взревел.
Одна за другой крошечные бомбы лопались, и каждый взрыв казался громче предыдущего. Металлические острия и обломки болтов разлетались по комнате, звонко сталкиваясь с железными прутьями решеток, рикошетом отскакивая от каменных стен и разбивая стекло.
Кэддерли не считал взрывы, это было невозможно, но он отлично знал, что у него оставалось около тридцати зарядов. Инстинктивно он продолжал прижимать руки к голове, пытаясь свернуться посильнее, и кричал, кричал, чтобы барабанные перепонки не лопнули от ужасающего грохота.
А потом все кончилось, и Кэддерли осмелился открыть глаза. Огненные искры еще метались по всему просторному помещению. Дракон лежал мертвый, искромсанный множеством взрывов, но колдуна нигде не было видно.
Кэддерли начал вставать, когда краем глаза заметил гигантскую змею, выползающую из расколотого стеклянного контейнера. Он ткнул концом дорожного посоха в морду удава, отогнав ровно настолько, чтобы разминуться с ним.
Железная стойка поблизости распалась с ослепительной вспышкой. За ней последовала другая, и Кэддерли начал догадываться, что неумышленно разорвал магические связи, создававшие этот карман пространства.
Молодой жрец ринулся к дальней двери и вылетел в другой коридор, поуже. Колдун стоял шагах в сорока, неловко прижимая к боку обмякшую руку, из плеча его струилась кровь, а лицо почернело от копоти.
– Дурак! – рявкнул на юношу Абаллистер. – Ты разрушил мой дом, но этим обрек себя – ты исчезнешь вместе с ним!
Кэддерли понимал, что это правда. Магические связи разорвались. Он хотел ответить, но Абаллистер не слушал. Колдун рывком распахнул ближайшую дверь и исчез за ней.
Кэддерли подбежал к тому месту, где только что находился злой маг, и попытался последовать за ним, но тяжелая деревянная створка не поддалась. Раздался еще один взрыв, пол яростно качнулся, швырнув юношу на колени. Взгляд Кэддерли лихорадочно заметался по коридору, ища выход. Он подхватил упавший арбалет и сразу вспомнил, что стрелять больше нечем.
Яркий свет замерцал в проеме дверей, из которых он выскочил, – свет распадающегося вещества. Юноша попытался сконцентрироваться на своей магии, попытался найти Песнь, а с нею и путь к спасению.
Вспышка пробежала по потолку над головой, оставляя за собой широкую трещину, и Кэддерли понял, что времени не осталось.
Он схватил свои адамантиновые крутящиеся диски и вставил палец в петлю бечевки. Он несколько раз метнул диски, резким движением возвращая их в ладонь.
– Надеюсь, у тебя получится, – пробормотал он так, словно рядом стоял Айвен Валуноплечий.
Решительно выдохнув, молодой жрец запустил диски в дверь, и они расщепили древесину, оставив на поверхности глубокую вмятину. Неуловимый поворот кисти Кэддерли вернул диски в руку, а затем оружие снова полетело в ту же самую точку.
Третий удар проделал в створке дыру, сквозь которую немедленно протиснулся лютый ветер, несущий колючую красную пыль. Однако юноша сохранил равновесие и самообладание и снова ударил по двери, расширяя отверстие.
Свет мигал не переставая, и оглянувшийся Кэддерли увидел, как тает сам коридор, как электрические пальцы-дуги тянутся к нему, как раскалываются магически сотворенные камни и растворяются без следа.
В двадцати шагах от него царствовало великое Ничто.
Оружие Кэддерли врезалось в дверь со всей силой. Юноша ничего не видел сквозь пелену жалящей пыли, он просто бил, бил наугад, бил отчаянно.
Теперь пустота отставала всего на десять шагов.
Чувствуя это, Кэддерли метнул диски в последний раз и всем своим весом обрушился на ослабленную дверь.
Даника и Дориген прокладывали себе путь сквозь суетливую толпу солдат Замка Тринити, людей и чудовищ. Многие останавливались и с любопытством разглядывали разъяренную девушку, но, увидев рядом с ней Дориген, лишь пожимали плечами и шли дальше.
Даника знала, что Дориген способна в любую секунду стереть ее в порошок одним-единственным словом, и больше смотрела на колдунью, чем на вражеских солдат, пытаясь определить, что движет Дориген.
Подходя к очередному повороту, они услышали за углом рев дуплоседа, свист его рассекающего воздух гигантского меча и свирепые крики рвущихся в атаку врагов. Из-за угла вылетел гоблин и затормозил перед Дориген.
– Троим конец! – заверещал он, показывая четыре скрюченных пальца, очевидно имея в виду, сколько всего у них было противников. – Троим конец! – (Тошнотворная боль окатила Данику.) – Троим конец!
Ухмылку гоблина стер стремительный кулак Даники.
– У нас перемирие, – спокойно напомнила Дориген вспыльчивой девушке, но Данике показалось, что Дориген совершенно не обеспокоена видом визжащего на полу раненого гоблина – скорее уж зрелище это ее даже забавляет.
Даника подскочила к углу и осторожно выглянула из-за него, страшась того, что может открыться ее глазам. Айвен. Пайкел и Шейли, неподвижные и беспомощные, лежали на полу, а Вандер, наверное, с дюжиной серьезных ран на теле, стоял над ними, широко расставив ноги, яростно размахивая огромным мечом и отгоняя напирающую орду неприятелей.
Орк рявкнул что-то, чего Даника не поняла, и ряды вражеского войска смешались, бросившись прочь от дуплоседа, мимо Даники в коридор за ее спиной. Когда же пространство расчистилось, воительница поняла причину отступления – с той стороны зала напротив дуплоседа выстроилась батарея арбалетчиков с оружием наготове.
Вандер протестующее закричал, очевидно понимая, что обречен. Вдруг позади него воздух задрожал, и призрачная рука прикоснулась к дуплоседу. Вандер мгновенно развернулся, рубанув мечом пустоту.
Первой реакцией Даники было повернуться и ударить ведьму, ибо кто же, как не Дориген, призвал эту бесплотную руку, и страшно подумать, что колдунья могла сделать с Вандером. Но прежде чем она успела пошевелиться, арбалетчики выстрелили, и к Вандеру понеслось два десятка тяжелых болтов.
Выстрелы не причинили Вандеру никакого вреда. Какие-то болты отскочили от дуплоседа, какие-то сломались, какие-то, подрагивая, остановились в воздухе перед Вандером, а потом упали к его ногам.
– Я держу свое слово, – сухо сказала Дориген, проходя мимо Даники и направляясь в коридор.
Она отдала Вандеру команду «вольно», а своим войскам резко велела прекратить бой.
Некоторые солдаты, в основном орки, с опаской посматривали на Данику, сжимая оружие так, словно не понимали или не верили тому, что происходит.
Стражники, которые сопровождали воительницу и Дориген от покоев колдуньи и стали свидетелями ярости Дориген, направленной на орка, поступившего наперекор ее приказам, что-то зашептали своим соратникам. Шепоток этот разлился по рядам, и Даника успокоилась – опасность миновала. Она бросилась к Вандеру, который, измотанный и израненный, привалился к стене.
– Все кончено? – неслышно выдохнул дуплосед.
– Сражаться больше не надо, – ответила Даника.
Глаза Вандера закатились, и он медленно повалился на пол – девушке показалось, что он умирает.
Но, по крайней мере, Шейли и дворфы оказались живы, Шейли даже удалось сесть и поднять руку в приветствии. Айвену досталось больше всех. Он потерял много крови, и она продолжала литься, несмотря на все попытки Даники остановить кровотечение. Хуже того, ноги его ничего не чувствовали.
– У вас есть лекари? – спросила Даника вставшую рядом Дориген.
– Все клирики мертвы, – ответил за колдунью ближайший солдат с особой горечью в голосе: он сам поддерживал раненого товарища, быстро отходящего в царство мертвых.
Даника нахмурилась, вспомнив жестокость Кэддерли по отношению к группе жрецов, и подумала с горькой иронией, что тогдашняя необходимость теперь может стоить жизни их друзьям.
Кэддерли! Имя вонзилось в сердце Даники безжалостнее вражеского копья. Где он? Гибельные последствия его решительного сражения с Абаллистером, его отцом, рисовались девушке куда отчетливее теперь, когда на руках у нее находился беспомощный Айвен. К Шейли силы возвращались с каждой секундой. Раны Вандера уже исцелились, каким-то загадочным образом затянувшись, а Пайкел, кряхтя и стеная, наконец, перевернулся на живот с удивленным «ух».
Но Айвен… Даника знала, что только дворфская стойкость еще удерживает его живым, но сомневалась, что этой силы хватит надолго. Айвену нужен жрец, который сумеет применить могущественные заклятия исцеления, – Айвену нужен Кэддерли.
Дориген приказала нескольким солдатам помочь Данике, а других послала на половину жрецов поискать там бинты, снадобья и целебные мази. Никто из солдат, стоящих чуть ли не по щиколотку в крови своих соратников, не жаждал оказывать содействие жестоким чужакам, вторгшимся в Замок, но никто и не посмел ослушаться колдунью.
Даника, прижавшая ладонь к фонтанирующей ране на груди Айвена, с ног до головы перемазанная кровью, могла только ждать и молиться.
Маленькое солнце пылало багровым огнем. Воздух был мутен от клубящейся пыли, а голый каменистый ландшафт окрашивали все оттенки красного, от оранжевого до темно-пурпурного. Стояла тишина, лишь уныло, не умолкая, завывал порывистый колючий ветер.
Никаких признаков жизни Кэддерли не видел – ни растений, ни животных, ни даже воды – и не мог себе представить, чтобы хоть что-то или кто-то мог выжить в этом заброшенном месте. Он размышлял о том, куда он попал, зная лишь, что подобной пустыни на поверхности Торила не найти.
– Это место не из тех, что имеют имя, – ответил Абаллистер на невысказанный вопрос молодого жреца. Колдун вышел из-за ближайшей груды валунов и стоял, глядя на Кэддерли. – По крайней мере, мне оно не известно.
Кэддерли немного успокоил тот факт, что он по-прежнему слышал звучащую в его голове Песнь Денира. И он начал петь, тихо-тихо, прижав руку с магическим кольцом к боку.
– Я был бы очень осторожен, решив испытать здесь какое-нибудь заклинание, – предупредил Абаллистер, догадываясь о намерениях юноши. – Тут свойства магии совсем не те, что в нашем мире. Простая струя огня, – колдун взглянул на кольцо противника, – может превратить всю эту планету в шар пламени. Видишь ли, все дело в пыли, – продолжил колдун, поднимая руку и подставляя ее ветру, а потом сжал длинные костлявые пальцы, растирая осевший на ладони красный порошок. – Она такая летучая.
Искреннее спокойствие Абаллистера встревожило молодого жреца.
– Твоего дома в ином измерении больше нет, – попытался раззадорить колдуна Кэддерли.
Абаллистер нахмурился:
– Да, дорогой Кэддерли, из-за тебя одни хлопоты. Мне потребуется не один месяц, чтобы восстановить все погибшее великолепие. Ведь моя работа была великолепна, ты не согласен?
– Мы в затруднительном положении.
Слова прозвучали утверждением, но Кэддерли, страшащийся, что они могут быть правдой, предпочел думать, что это все же вопрос.
Лицо Абаллистера невероятно перекосилось, словно от абсурдности сказанного. Кэддерли украдкой вздохнул с облегчением – ведь если колдун обладает какой-то магией, чтобы вернуться домой, то Денир обязательно укажет путь и ему – юноша верил в это.
– Ты не путешественник, – заметил Абаллистер и почти разочарованно покачал головой. – Я бы никогда не предположил, что тебя так парализуют удобства твоей жалкой Библиотеки.
Теперь исказилось лицо Кэддерли. О чем говорит этот человек? Он никогда не предположил бы? Что скрывается за выбранными колдуном словами, за его возбуждением?
– Кто ты? – неожиданно для себя спросил Кэддерли, не думая, даже не намереваясь высказывать мимолетную мысль вслух.
Абаллистер разразился издевательским хохотом.
– Я тот, кто прожил гораздо больше лет, чем ты, кто знает о тебе больше, чем ты себе можешь представить, и кто побеждает людей и монстров гораздо лучше тебя. – Колдун хвастался, и тон его вновь отражал искреннюю безмятежность. – Ты оказал мне большую услугу своей упрямой решимостью и поразительной находчивостью, – продолжил Абаллистер. – Барджин и Рагнор, мои основные соперники, мертвы благодаря тебе, и Дориген, полагаю, тоже, раз ты вошел в мои покои в одиночестве.
– Дориген показала мне дорогу в твое жилище, – поправил злого мага Кэддерли, скорее чтобы осадить Абаллистера, чем чтобы подставить женщину. – Она очень даже жива.
В первый раз Абаллистер, кажется, встревожился или, по крайней мере, пришел в замешательство.
– Она не будет тебе признательна за то, что ты сообщил мне о ее предательстве, – сказал он.
Колдун хотел развить мысль, но замолчал, внезапно ощутив вторжение в свои мысли, чужое присутствие в собственной голове.
Кэддерли воспользовался подавляющим заклятием, тем же самым, с помощью которого «убеждал» декана Тобикуса позволить им отправиться к Замку Тринити. Он сосредоточился на зоне тьмы, в виде которой воспринимал личность Абаллистера, и швырнул в сознание колдуна пылающий шар энергии.
Абаллистер остановил огненный снаряд на лету и толкнул его обратно к молодому жрецу.
Как легко ты работаешь в ограниченных условиях нашего материального окружения, – телепатически поздравил юношу колдун. – Хотя ты только что доказал, что дурак, раз напал на меня таким образом!
Кэддерли проигнорировал мысленное послание, поднажав изо всех своих ментальных сил. Горящий шар внутренней энергии искривился, сплющился и совсем перестал двигаться – Абаллистер упорно давил в обратную сторону.
Ты силен, – заметил колдун.
Кэддерли чувствовал то же самое по отношению к противнику. Он знал, что полностью сосредоточен на шаре, и все же Абаллистер держал его на расстоянии. Молодой жрец понимал ход мыслей Абаллистера, ясное течение рассуждений, отчаянное любопытство, и Кэддерли казалось, что он глядится в некое ментальное зеркало. Они, два противника, так похожи и одновременно так отличаются друг от друга!
Кэддерли отвлекся на мысль о том, сколько людей Фаэруна могут обладать одинаковой ментальной силой, одинаковым потоком мыслей. Очень мало, решил он и принялся вычислять вероятность подобной встречи…
Пылающий шар, мысленное олицетворение абсолютной боли, прыгнул к нему, и Кэддерли отбросил посторонние рассуждения, восстанавливая концентрацию. Борьба продолжалась долго, но ни один из магов не добился преимущества, ни один не пожелал уступить другому хотя бы дюйм.
Бесполезно, – долетела до Кэддерли мысль Абаллистера.
Этоместо покинет только один, – ответил юноша.
Он поднажал, но так и не продвинулся вперед. И тут Кэддерли услышал мелодию Песни Денира, текущую рядом с ним, несущую мир – сперва в пространство вокруг, а потом и в него самого. Ноты истинной гармонии вознесли сосредоточенность Кэддерли на такой пик, до которого пораженный колдун уже не мог дотянуться. Разум Абаллистера, возможно, и был равен разуму Кэддерли, но колдуну недоставало гармонии духа, ему недоставало божественного присутствия. Абаллистер не знал ответов на величайшие вопросы человеческого существования, и в этом таились его слабость, его сомнения в себе.
Сияющий шар пополз к колдуну, медленно, но неотвратимо. Кэддерли чувствовал нарастающую панику Абаллистера, которая расшатывала концентрацию колдуна еще больше.
Разветы не знаешь, кто я? – телепатически спросил злой маг.
Отчаяние его мыслей заставило Кэддерли поверить, что слова эти – очередное бессмысленное бахвальство, страстный протест того, кто надеется победить его в ментальной битве. Юный жрец не отвлекся, а усилил натиск, пока Абаллистер не выложил свой козырь.
– Я твой отец! – выкрикнул колдун.
Слова эти ударили Кэддерли сильнее любой молнии. Пылающий шар исчез, безграничное ошеломление разорвало ментальный контакт. Молодому жрецу все стало ясно. Ужасное, неоспоримое ощущение; а после того как юноша видел мыслительные процессы колдуна, так похожие на его собственные, почти идентичные им, он просто не находил в себе силы сомневаться в этом утверждении.
«Я твой отец!» Слова эти гремели в сознании Кэддерли; проклятый крик, несущий острую боль одиночества, раскаяния в том, что было сделано, и сожаления о том, что не было.
– Разве ты не помнишь? – спросил колдун, и голос его показался ошарашенному юноше необычайно сладким.
Кэддерли вздрогнул и открыл глаза, чтобы увидеть мирно стоящего старого человека.
Абаллистер согнул руку, словно укачивая младенца.
– Я помню, как прижимал тебя к своей груди, – проворковал он. – Я пел тебе колыбельные. Как дорожил я тобой с тех пор, как твоя мать умерла, рожая тебя!
Кэддерли почувствовал, как подкашиваются его ноги.
– Ты это помнишь? – ласково спросил Абаллистер. – Ну конечно помнишь. Есть вещи, глубоко вросшие в наши мысли и сердца. Ты не мог забыть те мгновения, которые мы провели вместе, я и ты, отец и сын.
Слова Абаллистера родили тысячу образов в сознании Кэддерли, образов его первых дней, напоминая, как спокойно и безопасно было ему на руках отца. Каким замечательным ему тогда каралось все вокруг! Какая любовь и гармония наполняли его тогда!
– Я помню тот день, когда вынужден был отдать тебя, – мурлыкал Абаллистер. Голос его сорвался, по морщинистой щеке покатилась одинокая слеза. – Как ясно я его помню. Время не притупило той острой боли.
– Но почему? – хрипло выдавил Кэддерли.
Абаллистер покачал головой.
– Я боялся, – ответил он. – Боялся, что один не смогу дать тебе жизнь, которую ты заслуживаешь.
Сейчас Кэддерли испытывал к этому человеку лишь жалость, он простил Абаллистера даже прежде, чем колдун попросил прощения.
– Все были против меня, – продолжил Абаллистер, и голос его задрожал, приблизившись к самому краю, но для Кэддерли нарастающий гнев колдуна служил лишь подтверждением слов старика. – Жрецы и правители Кэррадуна. «Так будет лучше для мальчика», – говорили они, и теперь я понимаю почему.
Кэддерли пожал плечами, не уловив логики.
– Я становился главным в Кэррадуне, – пояснил Абаллистер. – Это было неизбежно. И ты, мой наследник, сердце мое и душа, последовал бы за мной. Мои политические соперники не вынесли бы подобного, они не могли позволить семье Бонадьюс достигнуть подобного превосходства. Зависть и ревность правили ими – ими всеми!
Все это имело смысл для ошеломленного юноши. Он обнаружил, что ненавидит Библиотеку Назиданий, ненавидит декана Тобикуса, старого лжеца, ненавидит даже наставника Эйвери Скелла, человека, столько лет бьющего его приемным отцом. И Пертилопу тоже! Обманщица! Ханжа!
– И вот я восстал против них! – провозгласил Абаллистер. – И я разыскал тебя. Мы снова вместе, сын мой.
Кэддерли закрыл глаза и опустил голову, впитывая в себя эти драгоценные слова, слова, которые он жаждал услышать с самого раннего детства. Абаллистер продолжал говорить, но разум Кэддерли остановился лишь на этих пяти прекрасных словах: «Мы снова вместе, сын мой».
Но его мать не умерла, рожая его.
Кэддерли не помнил ее по-настоящему, всего лишь образ, вспышка, улыбающееся лицо… Но эти картинки наверняка не относились к моменту рождения Кэддерли.
«И я разыскал тебя».
«Но как же Ночные Маски?» – завопила рассудительность Кэддерли. Абаллистер действительно искал его и послал наемников, чтобы убить его и убить Данику.
Только теперь Кэддерли заподозрил, что злой маг околдовал его, что он подсластил свои слова изрядной долей магической энергии. Сердце молодого жреца боролось с доводами разума, с логическими протестами, поскольку он не желал смиряться с тем, что его обманули, он отчаянно хотел верить, что его отец искренен.
Но его мать не умерла, рожая его!
Чарующий гобелен, сотканный Абаллистером, начал расплетаться. Кэддерли снова сосредоточился на плавно текущих словах колдуна – и обнаружил, что старик больше не описывает умилительные картинки, нет, он нараспев читает заклинание.
Кэддерли снял всю защиту, прикрыться от неминуемого удара ему было нечем. Он увидел, как Абаллистер метнул шипящую голубую молнию, зигзагами прорезавшую пелену красной пыли. Колдун, очевидно, знал свойства этого ландшафта, поскольку изломанный огонь безошибочно несся к Кэддерли.
Молодой жрец вскинул руки и ощутил толчок, обжигающий взрыв, раздирающий мускулы и яростно скручивающий сердце. Он осознавал, что летит, но ничего не чувствовал. Он понимал, что сильно ударился о какую-то скалу, но боль молчала.
– Теперь ты мертв, – сказал Абаллистер откуда-то издалека, словно они с колдуном больше не стояли друг перед другом, словно они больше не находились на одном уровне существования.
Кэддерли понимал, что это правда, он чувствовал, как жизненные силы вытекают из его смертной оболочки, ускользают в мир духов, царство смерти. Взглянув вниз, он увидел самого себя, лежащего на красной земле, изломанного и дымящегося. А потом душа его окунулась в божественный свет, ощутив то же, что и недели назад, в «Чешуе дракона», когда он отправился на поиски духа наставника Эйвери.
«Раз-два», – пела мелодия Денира.
Он знал лишь мир и покой, знал, что он дома, дома как никогда прежде, и знал, что явился туда, где можно, наконец, отдохнуть.
«Раз-два».
Мысли о материальном мире начали таять. Даже образ Даники, самого дорогого и любимого существа, не вызывал сожаления, ибо Кэддерли верил, что придет день, когда они снова воссоединятся. Сердце его взмывало ввысь; дух парил в небесах.
«Раз-два», – твердила песня. Как стук сердца.
Кэддерли снова увидел свое тело далеко внизу и заметил, как слегка пошевелился один палец.
Нет!
«Раз-два», – заставлял напев. Кэддерли никто не спрашивал, ему просто приказывали. Он посмотрел на Абаллистера, снова колдующего, создающего мерцающую дверь в красном воздухе. Абаллистер вернется в Замок Тринити, внезапно осознал молодой жрец, и весь край погрузится во мрак.
Кэддерли понял мольбу Денира, и дух его больше не протестовал. «Раз-два», – билось его сердце.
Когда он открыл глаза своего физического тела и взглянул на Абаллистера, его снова омыло теплое ощущение детства, внушенное ему злым магом. Разумом Кэддерли понимал, что очарован, понимал, что простейшая логика доказывает лживость колдуна. Но соблазн того, что показал ему Абаллистер, оказалось не так уж легко преодолеть.
А затем к молодому жрецу пришел еще один образ, воспоминание, которое он давным-давно задвинул в самый темный уголок сознания и не выпускал оттуда. Он стоял у дверей Библиотеки Назиданий, а молодой, и не слишком толстый наставник Эйвери – перед ним. Лицо Эйвери покрывали багровые пятна гнева. Он орал на Абаллистера, даже проклинал его, снова и снова повторяя, что Абаллистеру раз и навсегда запрещено переступать порог Библиотеки Назиданий.
Абаллистер не выказывал никаких признаков угрызения совести, он даже смеялся над тучным жрецом.
– Тогда забирай щенка, – гоготнул он и грубо толкнул Кэддерли вперед, вырвав клок волос из головы ребенка, когда убирал руку.
Боль была нестерпимой, и физическая, и моральная, но Кэддерли не заплакал – ни тогда, ни сейчас. Оглядываясь на тот страшный момент, Кэддерли понял, что не плакал потому, что слишком привык к жестокому обращению Абаллистера. На нем Абаллистер срывал свое разочарование. Как срывал он его и на матери Кэддерли.
Кэддерли мгновенно вскинул заряженный арбалет и, не колеблясь, выстрелил в Абаллистера. Он обязательно попал бы, но болт отскочил от нового магического щита злого мага и взорвался гораздо выше, у черной стены, проделав в ней здоровенную дыру. По краям отверстия запрыгали искры, сила вспышки грозила распустить связующую магическую энергию, и без того уже расшатанную непрекращающимися взрывами в алхимической лаборатории.
Неудача с выстрелом показала Кэддерли, насколько он уязвим. Напав на врага обычным, не магическим способом, он не окружил себя защитным полем. К счастью, атака колдуна пришла в форме огня – Абаллистер метнул через всю комнату маленький шар пламени. Шар попал точно в Кэддерли и наверняка обжег бы лицо и спалил бы волосы, если бы не остатки прозрачной сферы, впитавшие пламя и рассеявшие его, обратив в зеленоватое свечение.
Молодой жрец быстро оправился от шока и потянулся к мешочку, чтобы достать семена и ударить в ответ. Однако юноша выронил зерна и на миг остолбенел, ибо оказалось, что сейчас не его очередь атаковать – и не колдуна.
Черный дракон плюнул едкой слюной между прутьями своей клетки.
Кэддерли вскрикнул и отпрянул в сторону. Он не выбросил перед собой руки, защищаясь (а если бы выбросил, они наверняка обуглились бы), как того требовали инстинкты. Юноша воспользовался уроками Даники, чтобы убраться с опасного места. Однако кислота все же задела его по груди, обжигая и разъедая кожу. Катаясь по полу, Кэддерли заметил, что его рубаха горит и что горит патронташ.
Патронташ горит!
Взвыв от ужаса и боли, молодой жрец извернулся и встал на колени, сорвав патронташ и вскинув его над головой. Очевидно решив, что битва оборачивается его победой, Абаллистер не обратил внимания на суету Кэддерли, погруженный в сложение нового заклинания.
Кэддерли быстро раскрутил горящий патронташ над головой и метнул его через всю комнату, после чего упал на пол и свернулся в позе зародыша, прикрыв руками голову.
Когда первый начиненный активированным маслом болт взорвался, Абаллистер закричал от потрясения и страха, а дракон оглушительно взревел.
Одна за другой крошечные бомбы лопались, и каждый взрыв казался громче предыдущего. Металлические острия и обломки болтов разлетались по комнате, звонко сталкиваясь с железными прутьями решеток, рикошетом отскакивая от каменных стен и разбивая стекло.
Кэддерли не считал взрывы, это было невозможно, но он отлично знал, что у него оставалось около тридцати зарядов. Инстинктивно он продолжал прижимать руки к голове, пытаясь свернуться посильнее, и кричал, кричал, чтобы барабанные перепонки не лопнули от ужасающего грохота.
А потом все кончилось, и Кэддерли осмелился открыть глаза. Огненные искры еще метались по всему просторному помещению. Дракон лежал мертвый, искромсанный множеством взрывов, но колдуна нигде не было видно.
Кэддерли начал вставать, когда краем глаза заметил гигантскую змею, выползающую из расколотого стеклянного контейнера. Он ткнул концом дорожного посоха в морду удава, отогнав ровно настолько, чтобы разминуться с ним.
Железная стойка поблизости распалась с ослепительной вспышкой. За ней последовала другая, и Кэддерли начал догадываться, что неумышленно разорвал магические связи, создававшие этот карман пространства.
Молодой жрец ринулся к дальней двери и вылетел в другой коридор, поуже. Колдун стоял шагах в сорока, неловко прижимая к боку обмякшую руку, из плеча его струилась кровь, а лицо почернело от копоти.
– Дурак! – рявкнул на юношу Абаллистер. – Ты разрушил мой дом, но этим обрек себя – ты исчезнешь вместе с ним!
Кэддерли понимал, что это правда. Магические связи разорвались. Он хотел ответить, но Абаллистер не слушал. Колдун рывком распахнул ближайшую дверь и исчез за ней.
Кэддерли подбежал к тому месту, где только что находился злой маг, и попытался последовать за ним, но тяжелая деревянная створка не поддалась. Раздался еще один взрыв, пол яростно качнулся, швырнув юношу на колени. Взгляд Кэддерли лихорадочно заметался по коридору, ища выход. Он подхватил упавший арбалет и сразу вспомнил, что стрелять больше нечем.
Яркий свет замерцал в проеме дверей, из которых он выскочил, – свет распадающегося вещества. Юноша попытался сконцентрироваться на своей магии, попытался найти Песнь, а с нею и путь к спасению.
Вспышка пробежала по потолку над головой, оставляя за собой широкую трещину, и Кэддерли понял, что времени не осталось.
Он схватил свои адамантиновые крутящиеся диски и вставил палец в петлю бечевки. Он несколько раз метнул диски, резким движением возвращая их в ладонь.
– Надеюсь, у тебя получится, – пробормотал он так, словно рядом стоял Айвен Валуноплечий.
Решительно выдохнув, молодой жрец запустил диски в дверь, и они расщепили древесину, оставив на поверхности глубокую вмятину. Неуловимый поворот кисти Кэддерли вернул диски в руку, а затем оружие снова полетело в ту же самую точку.
Третий удар проделал в створке дыру, сквозь которую немедленно протиснулся лютый ветер, несущий колючую красную пыль. Однако юноша сохранил равновесие и самообладание и снова ударил по двери, расширяя отверстие.
Свет мигал не переставая, и оглянувшийся Кэддерли увидел, как тает сам коридор, как электрические пальцы-дуги тянутся к нему, как раскалываются магически сотворенные камни и растворяются без следа.
В двадцати шагах от него царствовало великое Ничто.
Оружие Кэддерли врезалось в дверь со всей силой. Юноша ничего не видел сквозь пелену жалящей пыли, он просто бил, бил наугад, бил отчаянно.
Теперь пустота отставала всего на десять шагов.
Чувствуя это, Кэддерли метнул диски в последний раз и всем своим весом обрушился на ослабленную дверь.
Даника и Дориген прокладывали себе путь сквозь суетливую толпу солдат Замка Тринити, людей и чудовищ. Многие останавливались и с любопытством разглядывали разъяренную девушку, но, увидев рядом с ней Дориген, лишь пожимали плечами и шли дальше.
Даника знала, что Дориген способна в любую секунду стереть ее в порошок одним-единственным словом, и больше смотрела на колдунью, чем на вражеских солдат, пытаясь определить, что движет Дориген.
Подходя к очередному повороту, они услышали за углом рев дуплоседа, свист его рассекающего воздух гигантского меча и свирепые крики рвущихся в атаку врагов. Из-за угла вылетел гоблин и затормозил перед Дориген.
– Троим конец! – заверещал он, показывая четыре скрюченных пальца, очевидно имея в виду, сколько всего у них было противников. – Троим конец! – (Тошнотворная боль окатила Данику.) – Троим конец!
Ухмылку гоблина стер стремительный кулак Даники.
– У нас перемирие, – спокойно напомнила Дориген вспыльчивой девушке, но Данике показалось, что Дориген совершенно не обеспокоена видом визжащего на полу раненого гоблина – скорее уж зрелище это ее даже забавляет.
Даника подскочила к углу и осторожно выглянула из-за него, страшась того, что может открыться ее глазам. Айвен. Пайкел и Шейли, неподвижные и беспомощные, лежали на полу, а Вандер, наверное, с дюжиной серьезных ран на теле, стоял над ними, широко расставив ноги, яростно размахивая огромным мечом и отгоняя напирающую орду неприятелей.
Орк рявкнул что-то, чего Даника не поняла, и ряды вражеского войска смешались, бросившись прочь от дуплоседа, мимо Даники в коридор за ее спиной. Когда же пространство расчистилось, воительница поняла причину отступления – с той стороны зала напротив дуплоседа выстроилась батарея арбалетчиков с оружием наготове.
Вандер протестующее закричал, очевидно понимая, что обречен. Вдруг позади него воздух задрожал, и призрачная рука прикоснулась к дуплоседу. Вандер мгновенно развернулся, рубанув мечом пустоту.
Первой реакцией Даники было повернуться и ударить ведьму, ибо кто же, как не Дориген, призвал эту бесплотную руку, и страшно подумать, что колдунья могла сделать с Вандером. Но прежде чем она успела пошевелиться, арбалетчики выстрелили, и к Вандеру понеслось два десятка тяжелых болтов.
Выстрелы не причинили Вандеру никакого вреда. Какие-то болты отскочили от дуплоседа, какие-то сломались, какие-то, подрагивая, остановились в воздухе перед Вандером, а потом упали к его ногам.
– Я держу свое слово, – сухо сказала Дориген, проходя мимо Даники и направляясь в коридор.
Она отдала Вандеру команду «вольно», а своим войскам резко велела прекратить бой.
Некоторые солдаты, в основном орки, с опаской посматривали на Данику, сжимая оружие так, словно не понимали или не верили тому, что происходит.
Стражники, которые сопровождали воительницу и Дориген от покоев колдуньи и стали свидетелями ярости Дориген, направленной на орка, поступившего наперекор ее приказам, что-то зашептали своим соратникам. Шепоток этот разлился по рядам, и Даника успокоилась – опасность миновала. Она бросилась к Вандеру, который, измотанный и израненный, привалился к стене.
– Все кончено? – неслышно выдохнул дуплосед.
– Сражаться больше не надо, – ответила Даника.
Глаза Вандера закатились, и он медленно повалился на пол – девушке показалось, что он умирает.
Но, по крайней мере, Шейли и дворфы оказались живы, Шейли даже удалось сесть и поднять руку в приветствии. Айвену досталось больше всех. Он потерял много крови, и она продолжала литься, несмотря на все попытки Даники остановить кровотечение. Хуже того, ноги его ничего не чувствовали.
– У вас есть лекари? – спросила Даника вставшую рядом Дориген.
– Все клирики мертвы, – ответил за колдунью ближайший солдат с особой горечью в голосе: он сам поддерживал раненого товарища, быстро отходящего в царство мертвых.
Даника нахмурилась, вспомнив жестокость Кэддерли по отношению к группе жрецов, и подумала с горькой иронией, что тогдашняя необходимость теперь может стоить жизни их друзьям.
Кэддерли! Имя вонзилось в сердце Даники безжалостнее вражеского копья. Где он? Гибельные последствия его решительного сражения с Абаллистером, его отцом, рисовались девушке куда отчетливее теперь, когда на руках у нее находился беспомощный Айвен. К Шейли силы возвращались с каждой секундой. Раны Вандера уже исцелились, каким-то загадочным образом затянувшись, а Пайкел, кряхтя и стеная, наконец, перевернулся на живот с удивленным «ух».
Но Айвен… Даника знала, что только дворфская стойкость еще удерживает его живым, но сомневалась, что этой силы хватит надолго. Айвену нужен жрец, который сумеет применить могущественные заклятия исцеления, – Айвену нужен Кэддерли.
Дориген приказала нескольким солдатам помочь Данике, а других послала на половину жрецов поискать там бинты, снадобья и целебные мази. Никто из солдат, стоящих чуть ли не по щиколотку в крови своих соратников, не жаждал оказывать содействие жестоким чужакам, вторгшимся в Замок, но никто и не посмел ослушаться колдунью.
Даника, прижавшая ладонь к фонтанирующей ране на груди Айвена, с ног до головы перемазанная кровью, могла только ждать и молиться.
Маленькое солнце пылало багровым огнем. Воздух был мутен от клубящейся пыли, а голый каменистый ландшафт окрашивали все оттенки красного, от оранжевого до темно-пурпурного. Стояла тишина, лишь уныло, не умолкая, завывал порывистый колючий ветер.
Никаких признаков жизни Кэддерли не видел – ни растений, ни животных, ни даже воды – и не мог себе представить, чтобы хоть что-то или кто-то мог выжить в этом заброшенном месте. Он размышлял о том, куда он попал, зная лишь, что подобной пустыни на поверхности Торила не найти.
– Это место не из тех, что имеют имя, – ответил Абаллистер на невысказанный вопрос молодого жреца. Колдун вышел из-за ближайшей груды валунов и стоял, глядя на Кэддерли. – По крайней мере, мне оно не известно.
Кэддерли немного успокоил тот факт, что он по-прежнему слышал звучащую в его голове Песнь Денира. И он начал петь, тихо-тихо, прижав руку с магическим кольцом к боку.
– Я был бы очень осторожен, решив испытать здесь какое-нибудь заклинание, – предупредил Абаллистер, догадываясь о намерениях юноши. – Тут свойства магии совсем не те, что в нашем мире. Простая струя огня, – колдун взглянул на кольцо противника, – может превратить всю эту планету в шар пламени. Видишь ли, все дело в пыли, – продолжил колдун, поднимая руку и подставляя ее ветру, а потом сжал длинные костлявые пальцы, растирая осевший на ладони красный порошок. – Она такая летучая.
Искреннее спокойствие Абаллистера встревожило молодого жреца.
– Твоего дома в ином измерении больше нет, – попытался раззадорить колдуна Кэддерли.
Абаллистер нахмурился:
– Да, дорогой Кэддерли, из-за тебя одни хлопоты. Мне потребуется не один месяц, чтобы восстановить все погибшее великолепие. Ведь моя работа была великолепна, ты не согласен?
– Мы в затруднительном положении.
Слова прозвучали утверждением, но Кэддерли, страшащийся, что они могут быть правдой, предпочел думать, что это все же вопрос.
Лицо Абаллистера невероятно перекосилось, словно от абсурдности сказанного. Кэддерли украдкой вздохнул с облегчением – ведь если колдун обладает какой-то магией, чтобы вернуться домой, то Денир обязательно укажет путь и ему – юноша верил в это.
– Ты не путешественник, – заметил Абаллистер и почти разочарованно покачал головой. – Я бы никогда не предположил, что тебя так парализуют удобства твоей жалкой Библиотеки.
Теперь исказилось лицо Кэддерли. О чем говорит этот человек? Он никогда не предположил бы? Что скрывается за выбранными колдуном словами, за его возбуждением?
– Кто ты? – неожиданно для себя спросил Кэддерли, не думая, даже не намереваясь высказывать мимолетную мысль вслух.
Абаллистер разразился издевательским хохотом.
– Я тот, кто прожил гораздо больше лет, чем ты, кто знает о тебе больше, чем ты себе можешь представить, и кто побеждает людей и монстров гораздо лучше тебя. – Колдун хвастался, и тон его вновь отражал искреннюю безмятежность. – Ты оказал мне большую услугу своей упрямой решимостью и поразительной находчивостью, – продолжил Абаллистер. – Барджин и Рагнор, мои основные соперники, мертвы благодаря тебе, и Дориген, полагаю, тоже, раз ты вошел в мои покои в одиночестве.
– Дориген показала мне дорогу в твое жилище, – поправил злого мага Кэддерли, скорее чтобы осадить Абаллистера, чем чтобы подставить женщину. – Она очень даже жива.
В первый раз Абаллистер, кажется, встревожился или, по крайней мере, пришел в замешательство.
– Она не будет тебе признательна за то, что ты сообщил мне о ее предательстве, – сказал он.
Колдун хотел развить мысль, но замолчал, внезапно ощутив вторжение в свои мысли, чужое присутствие в собственной голове.
Кэддерли воспользовался подавляющим заклятием, тем же самым, с помощью которого «убеждал» декана Тобикуса позволить им отправиться к Замку Тринити. Он сосредоточился на зоне тьмы, в виде которой воспринимал личность Абаллистера, и швырнул в сознание колдуна пылающий шар энергии.
Абаллистер остановил огненный снаряд на лету и толкнул его обратно к молодому жрецу.
Как легко ты работаешь в ограниченных условиях нашего материального окружения, – телепатически поздравил юношу колдун. – Хотя ты только что доказал, что дурак, раз напал на меня таким образом!
Кэддерли проигнорировал мысленное послание, поднажав изо всех своих ментальных сил. Горящий шар внутренней энергии искривился, сплющился и совсем перестал двигаться – Абаллистер упорно давил в обратную сторону.
Ты силен, – заметил колдун.
Кэддерли чувствовал то же самое по отношению к противнику. Он знал, что полностью сосредоточен на шаре, и все же Абаллистер держал его на расстоянии. Молодой жрец понимал ход мыслей Абаллистера, ясное течение рассуждений, отчаянное любопытство, и Кэддерли казалось, что он глядится в некое ментальное зеркало. Они, два противника, так похожи и одновременно так отличаются друг от друга!
Кэддерли отвлекся на мысль о том, сколько людей Фаэруна могут обладать одинаковой ментальной силой, одинаковым потоком мыслей. Очень мало, решил он и принялся вычислять вероятность подобной встречи…
Пылающий шар, мысленное олицетворение абсолютной боли, прыгнул к нему, и Кэддерли отбросил посторонние рассуждения, восстанавливая концентрацию. Борьба продолжалась долго, но ни один из магов не добился преимущества, ни один не пожелал уступить другому хотя бы дюйм.
Бесполезно, – долетела до Кэддерли мысль Абаллистера.
Этоместо покинет только один, – ответил юноша.
Он поднажал, но так и не продвинулся вперед. И тут Кэддерли услышал мелодию Песни Денира, текущую рядом с ним, несущую мир – сперва в пространство вокруг, а потом и в него самого. Ноты истинной гармонии вознесли сосредоточенность Кэддерли на такой пик, до которого пораженный колдун уже не мог дотянуться. Разум Абаллистера, возможно, и был равен разуму Кэддерли, но колдуну недоставало гармонии духа, ему недоставало божественного присутствия. Абаллистер не знал ответов на величайшие вопросы человеческого существования, и в этом таились его слабость, его сомнения в себе.
Сияющий шар пополз к колдуну, медленно, но неотвратимо. Кэддерли чувствовал нарастающую панику Абаллистера, которая расшатывала концентрацию колдуна еще больше.
Разветы не знаешь, кто я? – телепатически спросил злой маг.
Отчаяние его мыслей заставило Кэддерли поверить, что слова эти – очередное бессмысленное бахвальство, страстный протест того, кто надеется победить его в ментальной битве. Юный жрец не отвлекся, а усилил натиск, пока Абаллистер не выложил свой козырь.
– Я твой отец! – выкрикнул колдун.
Слова эти ударили Кэддерли сильнее любой молнии. Пылающий шар исчез, безграничное ошеломление разорвало ментальный контакт. Молодому жрецу все стало ясно. Ужасное, неоспоримое ощущение; а после того как юноша видел мыслительные процессы колдуна, так похожие на его собственные, почти идентичные им, он просто не находил в себе силы сомневаться в этом утверждении.
«Я твой отец!» Слова эти гремели в сознании Кэддерли; проклятый крик, несущий острую боль одиночества, раскаяния в том, что было сделано, и сожаления о том, что не было.
– Разве ты не помнишь? – спросил колдун, и голос его показался ошарашенному юноше необычайно сладким.
Кэддерли вздрогнул и открыл глаза, чтобы увидеть мирно стоящего старого человека.
Абаллистер согнул руку, словно укачивая младенца.
– Я помню, как прижимал тебя к своей груди, – проворковал он. – Я пел тебе колыбельные. Как дорожил я тобой с тех пор, как твоя мать умерла, рожая тебя!
Кэддерли почувствовал, как подкашиваются его ноги.
– Ты это помнишь? – ласково спросил Абаллистер. – Ну конечно помнишь. Есть вещи, глубоко вросшие в наши мысли и сердца. Ты не мог забыть те мгновения, которые мы провели вместе, я и ты, отец и сын.
Слова Абаллистера родили тысячу образов в сознании Кэддерли, образов его первых дней, напоминая, как спокойно и безопасно было ему на руках отца. Каким замечательным ему тогда каралось все вокруг! Какая любовь и гармония наполняли его тогда!
– Я помню тот день, когда вынужден был отдать тебя, – мурлыкал Абаллистер. Голос его сорвался, по морщинистой щеке покатилась одинокая слеза. – Как ясно я его помню. Время не притупило той острой боли.
– Но почему? – хрипло выдавил Кэддерли.
Абаллистер покачал головой.
– Я боялся, – ответил он. – Боялся, что один не смогу дать тебе жизнь, которую ты заслуживаешь.
Сейчас Кэддерли испытывал к этому человеку лишь жалость, он простил Абаллистера даже прежде, чем колдун попросил прощения.
– Все были против меня, – продолжил Абаллистер, и голос его задрожал, приблизившись к самому краю, но для Кэддерли нарастающий гнев колдуна служил лишь подтверждением слов старика. – Жрецы и правители Кэррадуна. «Так будет лучше для мальчика», – говорили они, и теперь я понимаю почему.
Кэддерли пожал плечами, не уловив логики.
– Я становился главным в Кэррадуне, – пояснил Абаллистер. – Это было неизбежно. И ты, мой наследник, сердце мое и душа, последовал бы за мной. Мои политические соперники не вынесли бы подобного, они не могли позволить семье Бонадьюс достигнуть подобного превосходства. Зависть и ревность правили ими – ими всеми!
Все это имело смысл для ошеломленного юноши. Он обнаружил, что ненавидит Библиотеку Назиданий, ненавидит декана Тобикуса, старого лжеца, ненавидит даже наставника Эйвери Скелла, человека, столько лет бьющего его приемным отцом. И Пертилопу тоже! Обманщица! Ханжа!
– И вот я восстал против них! – провозгласил Абаллистер. – И я разыскал тебя. Мы снова вместе, сын мой.
Кэддерли закрыл глаза и опустил голову, впитывая в себя эти драгоценные слова, слова, которые он жаждал услышать с самого раннего детства. Абаллистер продолжал говорить, но разум Кэддерли остановился лишь на этих пяти прекрасных словах: «Мы снова вместе, сын мой».
Но его мать не умерла, рожая его.
Кэддерли не помнил ее по-настоящему, всего лишь образ, вспышка, улыбающееся лицо… Но эти картинки наверняка не относились к моменту рождения Кэддерли.
«И я разыскал тебя».
«Но как же Ночные Маски?» – завопила рассудительность Кэддерли. Абаллистер действительно искал его и послал наемников, чтобы убить его и убить Данику.
Только теперь Кэддерли заподозрил, что злой маг околдовал его, что он подсластил свои слова изрядной долей магической энергии. Сердце молодого жреца боролось с доводами разума, с логическими протестами, поскольку он не желал смиряться с тем, что его обманули, он отчаянно хотел верить, что его отец искренен.
Но его мать не умерла, рожая его!
Чарующий гобелен, сотканный Абаллистером, начал расплетаться. Кэддерли снова сосредоточился на плавно текущих словах колдуна – и обнаружил, что старик больше не описывает умилительные картинки, нет, он нараспев читает заклинание.
Кэддерли снял всю защиту, прикрыться от неминуемого удара ему было нечем. Он увидел, как Абаллистер метнул шипящую голубую молнию, зигзагами прорезавшую пелену красной пыли. Колдун, очевидно, знал свойства этого ландшафта, поскольку изломанный огонь безошибочно несся к Кэддерли.
Молодой жрец вскинул руки и ощутил толчок, обжигающий взрыв, раздирающий мускулы и яростно скручивающий сердце. Он осознавал, что летит, но ничего не чувствовал. Он понимал, что сильно ударился о какую-то скалу, но боль молчала.
– Теперь ты мертв, – сказал Абаллистер откуда-то издалека, словно они с колдуном больше не стояли друг перед другом, словно они больше не находились на одном уровне существования.
Кэддерли понимал, что это правда, он чувствовал, как жизненные силы вытекают из его смертной оболочки, ускользают в мир духов, царство смерти. Взглянув вниз, он увидел самого себя, лежащего на красной земле, изломанного и дымящегося. А потом душа его окунулась в божественный свет, ощутив то же, что и недели назад, в «Чешуе дракона», когда он отправился на поиски духа наставника Эйвери.
«Раз-два», – пела мелодия Денира.
Он знал лишь мир и покой, знал, что он дома, дома как никогда прежде, и знал, что явился туда, где можно, наконец, отдохнуть.
«Раз-два».
Мысли о материальном мире начали таять. Даже образ Даники, самого дорогого и любимого существа, не вызывал сожаления, ибо Кэддерли верил, что придет день, когда они снова воссоединятся. Сердце его взмывало ввысь; дух парил в небесах.
«Раз-два», – твердила песня. Как стук сердца.
Кэддерли снова увидел свое тело далеко внизу и заметил, как слегка пошевелился один палец.
Нет!
«Раз-два», – заставлял напев. Кэддерли никто не спрашивал, ему просто приказывали. Он посмотрел на Абаллистера, снова колдующего, создающего мерцающую дверь в красном воздухе. Абаллистер вернется в Замок Тринити, внезапно осознал молодой жрец, и весь край погрузится во мрак.
Кэддерли понял мольбу Денира, и дух его больше не протестовал. «Раз-два», – билось его сердце.
Когда он открыл глаза своего физического тела и взглянул на Абаллистера, его снова омыло теплое ощущение детства, внушенное ему злым магом. Разумом Кэддерли понимал, что очарован, понимал, что простейшая логика доказывает лживость колдуна. Но соблазн того, что показал ему Абаллистер, оказалось не так уж легко преодолеть.
А затем к молодому жрецу пришел еще один образ, воспоминание, которое он давным-давно задвинул в самый темный уголок сознания и не выпускал оттуда. Он стоял у дверей Библиотеки Назиданий, а молодой, и не слишком толстый наставник Эйвери – перед ним. Лицо Эйвери покрывали багровые пятна гнева. Он орал на Абаллистера, даже проклинал его, снова и снова повторяя, что Абаллистеру раз и навсегда запрещено переступать порог Библиотеки Назиданий.
Абаллистер не выказывал никаких признаков угрызения совести, он даже смеялся над тучным жрецом.
– Тогда забирай щенка, – гоготнул он и грубо толкнул Кэддерли вперед, вырвав клок волос из головы ребенка, когда убирал руку.
Боль была нестерпимой, и физическая, и моральная, но Кэддерли не заплакал – ни тогда, ни сейчас. Оглядываясь на тот страшный момент, Кэддерли понял, что не плакал потому, что слишком привык к жестокому обращению Абаллистера. На нем Абаллистер срывал свое разочарование. Как срывал он его и на матери Кэддерли.