Страница:
Тогда цепочка разорвется навсегда.
— Понятно...
— Что понятно?
— Горилки плесни.
— Это французский коньяк.
— Вот я и говорю... Плесни.
Доктор налил по-армейски, не жадничая. И не удержавшись, пошутил:
— Извини уж, сала у меня нет.
— Жаль. Так что дальше?
— Дальше так. Ты где остановился?
— Пока еще нигде.
— Гостиницу я тебе устрою. Завтра. Сегодня все обговорим в подробностях. Маленькую “игру” устроим. Знаешь, что такое “игры”?
— Проба.
— Вот. Переночуешь у меня. “Горилку” допьем.
У меня дома почти целая коробка. А завтра мой человек, который у них работает, подставит тебя нужным людям. Хорошо подставит. Они тебя искали, а ты сам пришел. Здесь. Познакомит. Чтобы ты вошел в цепочку. Не как случайная жертва, не как человек, у которого берут жену в заложники. А как равноправный член их дружного и сплоченного коллектива.
Понял?
— Ага...
— Будешь плакать и жаловаться. Высокогорье. Не платят. А жить-то хочется. Хатку думал купить на Украине. А на какие шиши? Надоело. Решил в Челябинск перебираться. И тебя попробуют купить.
— А цена?
— Торгуйся. Ты же хитрый хохол. Не продешеви.
За сколько продашься, столько и получишь.
— Получу?
— Тебя мы подставлять не будем. Ты сработаешь чисто. А их деньги — твоя зарплата за работу на нас.
Гонорар. Понимаешь?
Заремба понял. Если бы сразу так вопрос поставили, он бы десять рапортов начальнику погранотряда написал и бегом бы сюда побежал. И эти сто килограммов героина, если надо, в рюкзаке на собственных плечах приволок бы. Сыт по горло Памиром и кислородным голоданием. Всю жизнь дела настоящего хотелось. Как вот это.
— А сколько просить можно? Чтобы не продешевить.
— Проси на трехкомнатную квартиру, скажем, здесь, в Челябинске.
— А если в Москве?
— Дороговато будет.
— А если попробовать?
— Ты что, уже со мной торговаться начал?
— Понятно...
— Только учти. Получается — совпадение. Тебя ищут, а ты пришел. Совпадениям эти люди верят не слишком. Пятьдесят на пятьдесят. Риск есть. Могут сделать проверку. Будь осторожнее — не переиграй.
— Тогда нам нельзя было с тобой встречаться.
Доктор усмехнулся.
— Меня они не знают. Я — солидный коммерсант.
Я даже за “крышу” плачу местной мафии. Интерпол платить бы не стал. В любом случае — я сослуживец твоего брата. У нас есть общие точки соприкосновения. Случайно со мной встречался год назад в Москве. Но не раньше. Раньше меня в России не было.
Это они могут узнать. Ты был с братом. Брат нас и познакомил. Я тебе оставил адрес.
Вторая вербовка в Челябинске прошла не менее удачно. Даже удачнее, чем предполагалось в беседе с Доктором Смерть после первой вербовки — в помощники Интерпола. Заремба сначала хотел взять с собой на встречу аппаратуру для прослушивания, чтобы Доктор мог все контролировать, — видел в кино такую аппаратуру, а потом Доктор сам показал — у него даже дома есть. Но Гагарин не согласился. Люди против них работают опытные. Профессионалы. Не стоит рисковать. И оказался прав. Зарембу “прозвонили” сканером на предмет присутствия “жучка”. И только потом для разговора пригласили нового человека, который назвался Саидом, — высокий красивый калайхумбский памирец. Этот человек не верил везению.
У него возникло сомнение в разработках по привлечению старшего прапорщика. И он захотел все проверить сам. Разговаривали долго... У Петро создалось даже впечатление, что этот человек несколько раз бывал на посту Каракуль. Так хорошо он знает обстановку и даже окружающий пустынный пейзаж. Хотя Калайхумб в другой стороне Горного Бадахшана — на Западном Памире. По фамилиям и именам Сайд знает многих офицеров. Беседой, похоже, оба удовлетворились. Старший прапорщик своим визави понравился.
Он показался не только хитрым и в достаточной степени продажным человеком, но и предельно осторожным. Он не бросился с обрыва в омут — только услышав о сумме. Голову на плечах имеет. Он долго, трудно торговался. Почти как на восточном базаре.
Восточные люди торговлю любят. Сторговался-таки.
А уже после этого стал обсуждать варианты собственной безопасности на случай, если груз, пройдя пост Каракуль, все-таки засветится где-нибудь в дальнейшем. Тогда могут на него выйти. Он этого не хотел и предложил обсудить возможные варианты. Это понравилось еще больше.
В то, что он просто прозевал такую партию при проезде через пост, никто не поверит. Очень уж он опытный досмотрщик. Пятнадцать лет на этом месте служит. Если бы еще килограмм — куда ни шло.
Такие грузы часто, бывает, проскальзывают. Хотя еще чаще не проскальзывают. Пограничники тоже постоянно учатся. И научились по глазам водителя определять, что у того за душой, а что внутри спинки сиденья, какие заботы водителя гложут, а какие вызывают смех. Но центнер! На этом засыпаться — все равно что до ветру сходить.
И Петро, вспомнив разговор с Доктором Смерть, сам предложил взять в заложники его жену. На случай собственной безопасности. Попадется, есть чем ответить. Угрожали — он не устоял. С женой обещал договориться.
— Гана деньги любит больше, чем меня... — сказал не без горечи, но с уважением к подобному факту. — С ней я договорюсь. Только меня предупредите заранее. Чтобы я прямо накануне побеседовал. А то доверять такие дела женщине опасно. Язык...
Тут же отработали схему досмотра. Лучше, если будет две машины. Первая пусть придет пустая. Вторая будет с грузом. Вторую старший прапорщик будет досматривать лично. Машина должна прибыть перед обедом. Обязательно перед обедом. Чтобы была причина торопиться. Обедать обычно ходят в комендатуру по одному. На посту — он и пара солдат. Одного из солдат отпустит в столовую. Такое уже бывало. Сомнений не вызовет. Второго — к первой машине.
Чтобы не лез и не мешал. А сам...
Тут же договорились и об оплате. Долларами, естественно. Сразу на месте. Пачку он в карман незаметно засунет. Нет — никаких “по прибытии груза” Мало ли постов на дороге. Там попадутся, а он, выходит, зря рисковать будет. Так не годится. Только на месте...
4
Глава 4
1
2
— Понятно...
— Что понятно?
— Горилки плесни.
— Это французский коньяк.
— Вот я и говорю... Плесни.
Доктор налил по-армейски, не жадничая. И не удержавшись, пошутил:
— Извини уж, сала у меня нет.
— Жаль. Так что дальше?
— Дальше так. Ты где остановился?
— Пока еще нигде.
— Гостиницу я тебе устрою. Завтра. Сегодня все обговорим в подробностях. Маленькую “игру” устроим. Знаешь, что такое “игры”?
— Проба.
— Вот. Переночуешь у меня. “Горилку” допьем.
У меня дома почти целая коробка. А завтра мой человек, который у них работает, подставит тебя нужным людям. Хорошо подставит. Они тебя искали, а ты сам пришел. Здесь. Познакомит. Чтобы ты вошел в цепочку. Не как случайная жертва, не как человек, у которого берут жену в заложники. А как равноправный член их дружного и сплоченного коллектива.
Понял?
— Ага...
— Будешь плакать и жаловаться. Высокогорье. Не платят. А жить-то хочется. Хатку думал купить на Украине. А на какие шиши? Надоело. Решил в Челябинск перебираться. И тебя попробуют купить.
— А цена?
— Торгуйся. Ты же хитрый хохол. Не продешеви.
За сколько продашься, столько и получишь.
— Получу?
— Тебя мы подставлять не будем. Ты сработаешь чисто. А их деньги — твоя зарплата за работу на нас.
Гонорар. Понимаешь?
Заремба понял. Если бы сразу так вопрос поставили, он бы десять рапортов начальнику погранотряда написал и бегом бы сюда побежал. И эти сто килограммов героина, если надо, в рюкзаке на собственных плечах приволок бы. Сыт по горло Памиром и кислородным голоданием. Всю жизнь дела настоящего хотелось. Как вот это.
— А сколько просить можно? Чтобы не продешевить.
— Проси на трехкомнатную квартиру, скажем, здесь, в Челябинске.
— А если в Москве?
— Дороговато будет.
— А если попробовать?
— Ты что, уже со мной торговаться начал?
— Понятно...
— Только учти. Получается — совпадение. Тебя ищут, а ты пришел. Совпадениям эти люди верят не слишком. Пятьдесят на пятьдесят. Риск есть. Могут сделать проверку. Будь осторожнее — не переиграй.
— Тогда нам нельзя было с тобой встречаться.
Доктор усмехнулся.
— Меня они не знают. Я — солидный коммерсант.
Я даже за “крышу” плачу местной мафии. Интерпол платить бы не стал. В любом случае — я сослуживец твоего брата. У нас есть общие точки соприкосновения. Случайно со мной встречался год назад в Москве. Но не раньше. Раньше меня в России не было.
Это они могут узнать. Ты был с братом. Брат нас и познакомил. Я тебе оставил адрес.
* * *
Так три месяца назад старший прапорщик Заремба получил от Доктора Смерть телефон спутниковой связи. Миниатюрная трубка — размером с обойму от пистолета Макарова. Раскладываешь и говоришь. Так стал он одновременно и агентом Интерпола, и своим человеком в наркомафии.Вторая вербовка в Челябинске прошла не менее удачно. Даже удачнее, чем предполагалось в беседе с Доктором Смерть после первой вербовки — в помощники Интерпола. Заремба сначала хотел взять с собой на встречу аппаратуру для прослушивания, чтобы Доктор мог все контролировать, — видел в кино такую аппаратуру, а потом Доктор сам показал — у него даже дома есть. Но Гагарин не согласился. Люди против них работают опытные. Профессионалы. Не стоит рисковать. И оказался прав. Зарембу “прозвонили” сканером на предмет присутствия “жучка”. И только потом для разговора пригласили нового человека, который назвался Саидом, — высокий красивый калайхумбский памирец. Этот человек не верил везению.
У него возникло сомнение в разработках по привлечению старшего прапорщика. И он захотел все проверить сам. Разговаривали долго... У Петро создалось даже впечатление, что этот человек несколько раз бывал на посту Каракуль. Так хорошо он знает обстановку и даже окружающий пустынный пейзаж. Хотя Калайхумб в другой стороне Горного Бадахшана — на Западном Памире. По фамилиям и именам Сайд знает многих офицеров. Беседой, похоже, оба удовлетворились. Старший прапорщик своим визави понравился.
Он показался не только хитрым и в достаточной степени продажным человеком, но и предельно осторожным. Он не бросился с обрыва в омут — только услышав о сумме. Голову на плечах имеет. Он долго, трудно торговался. Почти как на восточном базаре.
Восточные люди торговлю любят. Сторговался-таки.
А уже после этого стал обсуждать варианты собственной безопасности на случай, если груз, пройдя пост Каракуль, все-таки засветится где-нибудь в дальнейшем. Тогда могут на него выйти. Он этого не хотел и предложил обсудить возможные варианты. Это понравилось еще больше.
В то, что он просто прозевал такую партию при проезде через пост, никто не поверит. Очень уж он опытный досмотрщик. Пятнадцать лет на этом месте служит. Если бы еще килограмм — куда ни шло.
Такие грузы часто, бывает, проскальзывают. Хотя еще чаще не проскальзывают. Пограничники тоже постоянно учатся. И научились по глазам водителя определять, что у того за душой, а что внутри спинки сиденья, какие заботы водителя гложут, а какие вызывают смех. Но центнер! На этом засыпаться — все равно что до ветру сходить.
И Петро, вспомнив разговор с Доктором Смерть, сам предложил взять в заложники его жену. На случай собственной безопасности. Попадется, есть чем ответить. Угрожали — он не устоял. С женой обещал договориться.
— Гана деньги любит больше, чем меня... — сказал не без горечи, но с уважением к подобному факту. — С ней я договорюсь. Только меня предупредите заранее. Чтобы я прямо накануне побеседовал. А то доверять такие дела женщине опасно. Язык...
Тут же отработали схему досмотра. Лучше, если будет две машины. Первая пусть придет пустая. Вторая будет с грузом. Вторую старший прапорщик будет досматривать лично. Машина должна прибыть перед обедом. Обязательно перед обедом. Чтобы была причина торопиться. Обедать обычно ходят в комендатуру по одному. На посту — он и пара солдат. Одного из солдат отпустит в столовую. Такое уже бывало. Сомнений не вызовет. Второго — к первой машине.
Чтобы не лез и не мешал. А сам...
Тут же договорились и об оплате. Долларами, естественно. Сразу на месте. Пачку он в карман незаметно засунет. Нет — никаких “по прибытии груза” Мало ли постов на дороге. Там попадутся, а он, выходит, зря рисковать будет. Так не годится. Только на месте...
4
Вдали на дороге показались две машины, направляющиеся от Мургаба. Стабильные “зилки” темно-зеленого, “военного”, цвета, как и все автомобили здесь. Заремба взял в руки бинокль и принялся рассматривать номера. Да, это они. И тут же зазвонил большой постовой телефон.
Связь с постом только через коммутатор. Телефонистка запросто может прослушать разговор. Ну, что же, тогда доложит полковнику Бомбодурову. Командир, хочется надеяться, заставит ее молчать, не посвящая в тонкости. Хотя лучше, чтобы никто не слышал.
— Петро. Тут какие-то люди пришли. С оружием. — Артистка из Ганы что из козы балерина. Любой по голосу догадается, что она испугалась этих людей с оружием, как кухонных тараканов. — Велели тебе позвонить.
— Понятно... — сказал Заремба.
— Послушай, Петро, — голос грубый, с ужасным акцентом, нагло смеющийся. Может, и не таджик, может, настоящий афганец. Ох, иначе бы ты заговорил, братка, если бы по-настоящему попытался Гану в заложницы взять. — Если ты не пропустишь нашу машину, ты больше не увидишь свою жену.
— Какую машину?
— Сейчас подойдет. Все. Я уговаривать не буду. За тобой следят. Понял?
— Понятно...
Трубку положили.
Началось. Пора выходить на свежий воздух. Заремба встряхнулся, словно к бою готовился, поправил на плече автомат и вышел из бетонной будки.
Северо-восточный ветер усилился. Он нес пыль.
Солнце хотя и светило — где-нибудь за забором, укрывшись от ветра, и позагорать можно, — но на самой дороге и замерзнуть недолго. Здесь продувает насквозь, и теплый бушлат не спасает.
— Иди обедать, — сказал младшему сержанту.
Тот посмотрел на дорогу, кивнул и направился по тропе вниз, к комендатуре. Ефрейтор вопросительно смотрел на Зарембу.
— Что искать надо?
— А что найдешь...
— Если хорошо поискать, все равно что-нибудь найти можно. У них каждая арба с тайником.
— Вот и ищи. Но постарайся ничего не найти...
Машины остановились перед шлагбаумом. Водители вышли, поздоровались. По привычке старший прапорщик отдал честь и сразу посмотрел в глаза.
И все понял. Опытного человека не проведешь. И у того и у другого водителя глаза были “не в той кондиции”. Значит, оба в курсе. Первому вообще-то знать было бы и не положено. Хотя это и не дело Зарембы.
Пусть делают что хотят. А он будет делать свое дело.
Не хватало еще заботиться о чужих интересах. Более того, об интересах тех людей, с которыми почти всю сознательную жизнь борешься.
Заремба проверил документы. Они, естественно, были в полном порядке.
— Оружие, наркотики есть? — стандартной фразой спросил он.
— Зачем нам оружие. Зачем наркотики... — старший из водителей — с первой машины — смотрел по-азиатски хитро и заискивающе.
— Ефрейтор, — внешне совершенно равнодушно, привычно скомандовал старший прапорщик. — Проснись и пой! Проверь первую машину. Я со второй займусь. И быстрее давай, а то обед остынет.
— Есть, — ефрейтор потянул носом и ринулся в кабину, как поисковая собака. Дров бы не наломал. Тупой, спасу нет...
Водители, как обычно, помогали досмотру. Что где открыть — пожалуйста. Отвинтить — нет проблем.
Заремба забрался в кузов. Водитель за ним.
— Здесь? — тихо спросил Петро, хлопнув по бочке, пахнущей бензином. Определил сразу. Такую большую партию спрятать можно было еще разве что в кузове с двойным дном. Но здесь такого не было. Двойное дно опытный глаз пограничника вычисляет легко.
Водитель кивнул.
— Деньги, — Заремба протянул руку.
В ладонь ему легла увесистая и приятная при ощупывании пачка долларов. Считать, естественно, невозможно. Мало ли кто из комендантского городка в бинокль глянет. Он убрал деньги во внутренний карман бушлата.
— Рахмат. Бочку развинти.
Водитель отвинтил пробку бочки. Пахнуло мерзко — сверху был натуральный бензин. Глупо. Полную бочку обычно не наливают. При случайном ударе, даже при резком торможении бензин разорвет швы на металле. На таком пустяке можно засыпаться. И вообще бензин везут обычно на Памир, а не с Памира.
Если где-то дальше подвернется проверка, могут и завалиться. Но киргизская милиция в Оше давно куплена. Эти не полезут. Да и Доктор Смерть должен на всем протяжении пути постараться, и сам Сайд на дурака не похож. Неприятно было бы, если задержат совсем недалеко от Каракуля. Тогда могут на Зарембу подумать и деньги назад потребовать. От таких мыслей защемило сердце.
Старший прапорщик спрыгнул на пыльный асфальт. Проверил рукой карман — не вывалилась ли случайно пачка долларов.
— Все, свободен, — кивнул он водителю, хитро подмигнув ему, и подошел к первой машине.
Ефрейтор ползал под ней. Катался на специальной доске, с прилаженными к ней роликами. Заремба сам эту доску делал.
— Скоро ты?
— Сейчас... — закряхтел ефрейтор и выполз вперед ногами, все лицо испачкано чем-то черным.
— Иди умойся, — послал его Петро и повернулся к водителям. — Счастливого пути!
Связь с постом только через коммутатор. Телефонистка запросто может прослушать разговор. Ну, что же, тогда доложит полковнику Бомбодурову. Командир, хочется надеяться, заставит ее молчать, не посвящая в тонкости. Хотя лучше, чтобы никто не слышал.
— Петро. Тут какие-то люди пришли. С оружием. — Артистка из Ганы что из козы балерина. Любой по голосу догадается, что она испугалась этих людей с оружием, как кухонных тараканов. — Велели тебе позвонить.
— Понятно... — сказал Заремба.
— Послушай, Петро, — голос грубый, с ужасным акцентом, нагло смеющийся. Может, и не таджик, может, настоящий афганец. Ох, иначе бы ты заговорил, братка, если бы по-настоящему попытался Гану в заложницы взять. — Если ты не пропустишь нашу машину, ты больше не увидишь свою жену.
— Какую машину?
— Сейчас подойдет. Все. Я уговаривать не буду. За тобой следят. Понял?
— Понятно...
Трубку положили.
Началось. Пора выходить на свежий воздух. Заремба встряхнулся, словно к бою готовился, поправил на плече автомат и вышел из бетонной будки.
Северо-восточный ветер усилился. Он нес пыль.
Солнце хотя и светило — где-нибудь за забором, укрывшись от ветра, и позагорать можно, — но на самой дороге и замерзнуть недолго. Здесь продувает насквозь, и теплый бушлат не спасает.
— Иди обедать, — сказал младшему сержанту.
Тот посмотрел на дорогу, кивнул и направился по тропе вниз, к комендатуре. Ефрейтор вопросительно смотрел на Зарембу.
— Что искать надо?
— А что найдешь...
— Если хорошо поискать, все равно что-нибудь найти можно. У них каждая арба с тайником.
— Вот и ищи. Но постарайся ничего не найти...
Машины остановились перед шлагбаумом. Водители вышли, поздоровались. По привычке старший прапорщик отдал честь и сразу посмотрел в глаза.
И все понял. Опытного человека не проведешь. И у того и у другого водителя глаза были “не в той кондиции”. Значит, оба в курсе. Первому вообще-то знать было бы и не положено. Хотя это и не дело Зарембы.
Пусть делают что хотят. А он будет делать свое дело.
Не хватало еще заботиться о чужих интересах. Более того, об интересах тех людей, с которыми почти всю сознательную жизнь борешься.
Заремба проверил документы. Они, естественно, были в полном порядке.
— Оружие, наркотики есть? — стандартной фразой спросил он.
— Зачем нам оружие. Зачем наркотики... — старший из водителей — с первой машины — смотрел по-азиатски хитро и заискивающе.
— Ефрейтор, — внешне совершенно равнодушно, привычно скомандовал старший прапорщик. — Проснись и пой! Проверь первую машину. Я со второй займусь. И быстрее давай, а то обед остынет.
— Есть, — ефрейтор потянул носом и ринулся в кабину, как поисковая собака. Дров бы не наломал. Тупой, спасу нет...
Водители, как обычно, помогали досмотру. Что где открыть — пожалуйста. Отвинтить — нет проблем.
Заремба забрался в кузов. Водитель за ним.
— Здесь? — тихо спросил Петро, хлопнув по бочке, пахнущей бензином. Определил сразу. Такую большую партию спрятать можно было еще разве что в кузове с двойным дном. Но здесь такого не было. Двойное дно опытный глаз пограничника вычисляет легко.
Водитель кивнул.
— Деньги, — Заремба протянул руку.
В ладонь ему легла увесистая и приятная при ощупывании пачка долларов. Считать, естественно, невозможно. Мало ли кто из комендантского городка в бинокль глянет. Он убрал деньги во внутренний карман бушлата.
— Рахмат. Бочку развинти.
Водитель отвинтил пробку бочки. Пахнуло мерзко — сверху был натуральный бензин. Глупо. Полную бочку обычно не наливают. При случайном ударе, даже при резком торможении бензин разорвет швы на металле. На таком пустяке можно засыпаться. И вообще бензин везут обычно на Памир, а не с Памира.
Если где-то дальше подвернется проверка, могут и завалиться. Но киргизская милиция в Оше давно куплена. Эти не полезут. Да и Доктор Смерть должен на всем протяжении пути постараться, и сам Сайд на дурака не похож. Неприятно было бы, если задержат совсем недалеко от Каракуля. Тогда могут на Зарембу подумать и деньги назад потребовать. От таких мыслей защемило сердце.
Старший прапорщик спрыгнул на пыльный асфальт. Проверил рукой карман — не вывалилась ли случайно пачка долларов.
— Все, свободен, — кивнул он водителю, хитро подмигнув ему, и подошел к первой машине.
Ефрейтор ползал под ней. Катался на специальной доске, с прилаженными к ней роликами. Заремба сам эту доску делал.
— Скоро ты?
— Сейчас... — закряхтел ефрейтор и выполз вперед ногами, все лицо испачкано чем-то черным.
— Иди умойся, — послал его Петро и повернулся к водителям. — Счастливого пути!
Глава 4
1
Когда в достаточно большом здании располагается неимоверное количество фирм, работать там что женщине леденцы сосать — сплошное развратное удовольствие. Дым Дымыч дважды объехал корпус с пристройкой. Через весь квартал с прилегающими производственными зданиями и каланчой старой, ныне уже не существующей пожарки — тоже какая-то фирма помещение арендовала. Таким образом он настраивался, заводил себя и одновременно успокаивал.
В последнее время настроиться стало труднее. Сказывался возраст, что ли. Или просто устал — много в последнее время работы. Раньше хватило бы и одного круга. Не стал бы лишний бензин жечь. А еще раньше вообще мог бы сработать на импровизации, без разведки.
Хотя — это хвастовство. В данном случае нельзя работать без разведки. Клиент не тот. Клиент с собой запасные штаны таскает — так боится запахом привлечь киллеров. И охрана готова в голубей стрелять, которые Толстяку на голову попробуют нагадить. Яд в птичьем помете подозревают.
Вчера вечером, как раз в то время, когда пытался дозвониться ему Хавьер, Сохатый находился в кабинете Толстяка. Снимал свою аппаратуру. Сигнализация в офисе простейшая. Такую можно отключить иголкой. Что он и сделал. Это было уже второе проникновение. Первый раз он забрался туда четыре дня назад. Поставил “жучки” для прослушки. Перед работой “жучки” обязательно надо снимать. Иначе потом менты снимут. А своим добром с ненавистным племенем Дым Дымыч делиться не любит. Пусть для собственных затей сами покупают. Дорого это стоит. Но “жучки” свое дело сделали. С заданием справились.
Кроме того, Дым Дымыча вчера заинтересовало содержимое холодильника — это как раз после прослушивания разговоров в кабинете. Там он постарался на славу и даже с некоторым юмором. Юмор и смерть всегда рядом гуляют.
В само здание проникнуть вечером и не попасться на глаза дежурной старушке у входа — проще простого. Совершенно ни к чему мешать ей вязать носки внучатам. А то божий одуванчик может позвать охрану финансово-строительной компании. Те — молодые и неразумные, получили в руки оружие и считают себя сильными — пожелают разобраться с поздним посетителем. Потому Сохатый провел тщательную разведку в два предыдущих дня. Он поверить не мог — и правильно! — что производственный корпус соединяется с административным только через единственную дверь, всегда закрытую на металлический засов и на навесной амбарный замок. Дым Дымыч легко нашел проход в дальнее крыло, вроде бы стоящее почти обособленно, хотя и входящее в комплекс. Через дворик — два шага — и дверь направо. С таким замком, что проще сказать — вообще без замка. Подтянул дверь за ручку кверху и открыл. Никаких проблем, когда разболтаны петли и выбит кирпич над косяком. Дальше на второй этаж. Там металлическая дверь закрывает проход в основной корпус. Но эта дверь закрывается из корпуса бокового на задвижку. Замка здесь нет.
Боковой корпус кто-то купил у института. Сейчас там целый день суетятся строители. Новые хозяева затеяли, похоже, евроремонт — так это теперь называется, когда делают ремонт обыкновенный, но импортными материалами. Качество при этом остается старосоветским — тонкую изящную реечку прибивают гвоздем-двухсоткой. Милое дело, когда много строителей. Они люди временные и не знают, естественно, тех, кто здесь имеет право проходить. И не обращают внимания на проходящих. Похоже, судьба явно не благосклонна на этот раз к Толстяку.
Сегодня Толстяк будет пить пиво. И обсуждать одновременно дела. Обсуждение предстояло тонкое С уговорами. Он пригласил к десяти утра предполагаемого компаньона. Толстяк знал любовь приглашенного к “жидкому хлебу”. Разговор об этом шел по телефону.
Запас пива в холодильнике вчера был обработан Дым Дымычем. Слабительным. Оказалось проблемой достать машинку для закрывания пивных бутылок. Открыть аккуратно дурак сумеет. Закрыть сложнее. Машинка не нашлась. Пришлось заказать у спеца Самому сделать чертеж и заказать. Спец сотворил в один день. Взял за это соответственно. Но вопросов не задавал. Это приятно. И для спеца безопасно.
Минутная стрелка на часах прошла нужную отметку. Пора. Слабительное в пиве пришлось испытывать на себе. С часами на руках. Сочетал приятное с полезным. Но зато теперь он знает точное время действия.
Дым Дымыч, закрыв машину, включил сигнализацию и прямой офицерской походкой неторопливо обошел здание слева. Вход в вытянутый производственный корпус с боковой улицы — через покореженные ворота, днем стабильно открытые Вечером открыта только калитка. Авторемонтная фирма, оккупировавшая несколько гаражных боксов и смотровую яму внутри, круглосуточно предлагает клиентам услуги по ремонту колес. Пройти лучше всего именно здесь.
Днем народу в корпусе много. И не все друг друга знают. Автомобилисты заняты своим делом. Сейчас обслуживаются сразу три машины. Одна заехала на стойку, и теперь ее перевернули на бок. Обрабатывают поддон антикоррозийным покрытием. У двух других поднят капот. Внимания на постороннего никто не обращает. И молодцы. Дольше живет тот, кто не обращает внимания на посторонних. Через тридцать метров — новый участок. Другая уже фирма варит металлические квартирные двери Правильно. В наше сложное время без металлической двери чувствуешь себя уже неуверенно. Особенно если за этой дверью есть что хранить. Те двери, что ставят строители, без проблем выдавливаются плечом или вскрываются ломиком. Сохатый прошел мимо этого участка, закрывшись ладонью от яркого пламени сварки. Потом стороной обогнул следующую бригаду, работающую с ручным наждаком над этими же полуфабрикатными дверьми. Искры и окалина летят феерически, как на празднике, во все стороны, рикошетят от заграждения. Глаз проходящему мимо запросто могут выжечь и выбить. А Дым Дымычу без глаз работать трудно.
Потому и прошел он этот участок быстро. Дальше коридор с грязными туалетами и неработающими душевыми комнатами. Дальний выход из коридора к каким-то кабинетам, тоже постоянно закрытым. Женщина навстречу. Сохатый приветливо улыбнулся ей и поздоровался. Так... Теперь еще один поворот, во двор.
К закутку сапожника Дым Дымыч подошел вовремя, строго по графику. Окошко для клиентов в его хилом заборчике здесь же — во входной двери. Сохатый нарочно рассеянно оглянулся — коридор пуст.
Заглянул в окошко, а рука уже достала “ТТ” с глушителем.
— Привет. Как там мои башмаки?
Сапожник испуганно посмотрел ему прямо в глаза.
Словно он все знал... Словно прочитал свой исход в глазах пришедшего. А рука Сохатого уже пришла в движение. Время не терпит. Сухой щелчок отбросил голову сапожника к стене. Удар стриженого затылка о стену получился более слышимым, чем выстрел. Выстрел же больше походил на стук сапожного молотка.
— Прости, браток... Работа такая, — Дым Дымыч от чувства мерзости к себе поморщился, словно стакан самопальной водки хватанул.
Работа...
Работать!
Совесть и комплексы — к черту!
Не расслабляться.
Теперь быстрее, нужно выдержать темп. Сохатый, сняв башмак, бросил в окно его на стол к сапожнику.
Поджав ногу без башмака, замер. Ремонтируют, понимаешь... По расчетам, стоять так придется около минуты. Расчеты дают разброс плюс одна-две минуты. Но он и минуты не простоял. Толстяк оказался слабаком — желудок хиловат. В другом конце коридора открылась дверь. Вышел охранник. Сохатый уже присмотрелся к нему раньше. Морда уголовная. Руки в непонятных татуировках. Любой киллер одной внешности такого охранника должен испугаться. Нос, кажется, трактором переехали. О таком в просторечье говорят — боксерский нос. Только ни один боксер не позволит так бить себя по самому чувствительному к боли месту. Боксеры свой нос берегут. Охранник осмотрелся. На человека, стоящего в одном башмаке около будки сапожника, внимания не обратил. Для того и сапожник здесь, чтобы с ним разговаривали, стоя на одной ноге. А Сохатый именно разговаривал.
О последней удивившей всех игре сборной России по футболу против чемпионов мира — французов.
От Дым Дымыча до дверей “Альто-S. Ltd.” тридцать четыре шага. Время идет. Сейчас выйдет Толстяк... Охранник посторонился, пропуская шефа. Толстяк летел в коридор, истерично размахивая руками.
Слабительное мощное. Чуть не сорвалась с петель дверь туалета. Охранник зашел тоже. За первой дверью большой тамбур-умывальник. Там, вероятно, и ждет. Принюхивается. Пора. Последний взгляд в конец коридора. Стеклянные двери. За ними эстакада к другому крылу и лестница на первый этаж. Там же лифт, за лифтом комната охранников финансово-строительной компании. Охранники обычно курят, сидя на деревянном диванчике. Неплохо, наверное, зарабатывают, если постольку курят. Одни сменяют других. Прямо за стеклянной дверью. Но стекло не прозрачное. Если они там и есть, то никого не видят, как Дым Дымыч не видит их. Пора. Время терять нельзя!
Сохатый на одной ноге допрыгал до двери туалета и открыл ее. Прямо за дверью, в четырех шагах, охранник “Альто” мыл руки и рассматривал свой замечательный нос в зеркало.
— Подожди, — нагло и высокомерно, как перед каким-то лохом, он поднял мокрую руку ладонью вперед — жест индейца. Зря ты так, парень... Плохо тебя, парень, учили...
Отвечать ему смысла нет. В другой обстановке, с менее категоричным предполагаемым исходом, такого можно было бы просто вырубить. Он совершенно не готов к защите самого себя, не говоря уже о защите хозяина. Человек в одной туфле не может быть противником. Но именно на этом и основывал Сохатый свой психологический расчет. Оставлять в живых свидетеля, который потом мог бы за ментовским компьютером фоторобот составить или как-то при случае узнать на улице, — себе дороже. Жизнь приучила Сохатого быть предельно аккуратным и ответственным.
— Извини, браток...
Из-под полы куртки появился пистолет. Охранник — дурак. Никакой школы. Вместо того чтобы сократить короткую дистанцию и влезть в рукопашную — единственный для него вариант спасения себя и Толстяка, — он отскочил к стене и полез за пистолетом. Дым Дымыч покачал головой, улыбнувшись, даже позволил охраннику достать пистолет и хладнокровно послал свою пулю прямо между глаз “боксеру”. Как стрелял обычно. Старался так стрелять, если была возможность. Фирменный знак. Своего рода печать, автограф. Этот автограф значится в картотеках многих городов. Теперь появится и в родном городе.
Время торопит. Пистолет охранника ногой в сторону. На случай, если вдруг жив остался. Но это действие выполнил чисто по привычке. Охранник уже никогда не поднимется. И — вперед. Закрыта только средняя из трех кабинок. Резкий рывок дверцы, испуганные бусинки маленьких глаз на жирном и прыщавом потном лице.
— Извини, Толстяк... Ты, говорят, был падлой...
И опять выстрел точно между глаз. Каждый выстрел — контрольный. Нет надобности кого-то добивать.
И все... Теперь нужно забрать башмак со стола сапожника. Неторопливо обуться, завязать шнурки — в неторопливости есть тоже свой шарм. Сохатый протянул руку в окошко и открыл дверь. Сапожник сидит, как сидел. Протерев пистолет с глушителем, Сохатый вложил его в руку сапожника. Это не инсценировка убийства сапожником Толстяка с охранником и последующего самоубийства. Такая инсценировка годится только для дураков. Это просто баловство. Артистизм. Игра. Издевательство над ментами.
А за своими старыми башмаками завтра нужно обязательно прийти. Чтобы узнать новости и сплетни. Оставить их здесь невостребованными — значит совершить явку с повинной. Хотя записаны они на вымышленные данные.
Теперь неторопливо вниз по лестнице, направо по коридору. Дверь в другое крыло. Засов задвинуть.
Вон, кстати, строители рукавицу, испачканную цементом, потеряли. Этой рукавицей и задвинуть. И не надо отпечатки пальцев стирать. Рабочие задвинули.
Кто иначе... На стройке всегда много подручного материала, который скроет все возможные следы.
Сохатый вышел на улицу через другой ход Зачем было еще раз появляться там, где прошел. Глаза кому-то мозолить. Лучше там, где работают строители.
Здесь его видели только один раз два дня назад. Тогда внимания на него не обратили. Не обратят и сейчас.
Он уверен. Не так он себя ведет, чтобы на него внимание кому-то понадобилось обратить. Вышел, спустился с низенького, в две ступеньки крыльца под металлическим козырьком, постоял, посмотрел на фасад, на окна. Словно бы раздумывая над чем-то. Так себя вести может только человек, имеющий к этому зданию, к его помещениям непосредственное отношение. Два строителя тащат носилки с песком. Он посторонился, пропуская их. Таким они его и запомнят. И никак не смогут связать с происшествием в другом крыле, даже если их и будут допрашивать.
Машина была на месте. На удивление, ее никто не пытался угнать, никто даже магнитолу не пожелал украсть. Дым Дымыч сел за руль, повернул ключ зажигания и вдруг отчетливо вспомнил глаза сапожника.
Глаза человека, предчувствующего дальнейшее.
В последнее время настроиться стало труднее. Сказывался возраст, что ли. Или просто устал — много в последнее время работы. Раньше хватило бы и одного круга. Не стал бы лишний бензин жечь. А еще раньше вообще мог бы сработать на импровизации, без разведки.
Хотя — это хвастовство. В данном случае нельзя работать без разведки. Клиент не тот. Клиент с собой запасные штаны таскает — так боится запахом привлечь киллеров. И охрана готова в голубей стрелять, которые Толстяку на голову попробуют нагадить. Яд в птичьем помете подозревают.
Вчера вечером, как раз в то время, когда пытался дозвониться ему Хавьер, Сохатый находился в кабинете Толстяка. Снимал свою аппаратуру. Сигнализация в офисе простейшая. Такую можно отключить иголкой. Что он и сделал. Это было уже второе проникновение. Первый раз он забрался туда четыре дня назад. Поставил “жучки” для прослушки. Перед работой “жучки” обязательно надо снимать. Иначе потом менты снимут. А своим добром с ненавистным племенем Дым Дымыч делиться не любит. Пусть для собственных затей сами покупают. Дорого это стоит. Но “жучки” свое дело сделали. С заданием справились.
Кроме того, Дым Дымыча вчера заинтересовало содержимое холодильника — это как раз после прослушивания разговоров в кабинете. Там он постарался на славу и даже с некоторым юмором. Юмор и смерть всегда рядом гуляют.
В само здание проникнуть вечером и не попасться на глаза дежурной старушке у входа — проще простого. Совершенно ни к чему мешать ей вязать носки внучатам. А то божий одуванчик может позвать охрану финансово-строительной компании. Те — молодые и неразумные, получили в руки оружие и считают себя сильными — пожелают разобраться с поздним посетителем. Потому Сохатый провел тщательную разведку в два предыдущих дня. Он поверить не мог — и правильно! — что производственный корпус соединяется с административным только через единственную дверь, всегда закрытую на металлический засов и на навесной амбарный замок. Дым Дымыч легко нашел проход в дальнее крыло, вроде бы стоящее почти обособленно, хотя и входящее в комплекс. Через дворик — два шага — и дверь направо. С таким замком, что проще сказать — вообще без замка. Подтянул дверь за ручку кверху и открыл. Никаких проблем, когда разболтаны петли и выбит кирпич над косяком. Дальше на второй этаж. Там металлическая дверь закрывает проход в основной корпус. Но эта дверь закрывается из корпуса бокового на задвижку. Замка здесь нет.
Боковой корпус кто-то купил у института. Сейчас там целый день суетятся строители. Новые хозяева затеяли, похоже, евроремонт — так это теперь называется, когда делают ремонт обыкновенный, но импортными материалами. Качество при этом остается старосоветским — тонкую изящную реечку прибивают гвоздем-двухсоткой. Милое дело, когда много строителей. Они люди временные и не знают, естественно, тех, кто здесь имеет право проходить. И не обращают внимания на проходящих. Похоже, судьба явно не благосклонна на этот раз к Толстяку.
* * *
Сохатый поставил машину на большой стоянке перед главным зданием. Машин здесь — считать замучаешься. Благодать для взломщиков и угонщиков — никакой охраны. А могли бы и деньги за эту стоянку лопатой грести, если сумели бы организовать дело, — большинство машин приезжает ненадолго.Сегодня Толстяк будет пить пиво. И обсуждать одновременно дела. Обсуждение предстояло тонкое С уговорами. Он пригласил к десяти утра предполагаемого компаньона. Толстяк знал любовь приглашенного к “жидкому хлебу”. Разговор об этом шел по телефону.
Запас пива в холодильнике вчера был обработан Дым Дымычем. Слабительным. Оказалось проблемой достать машинку для закрывания пивных бутылок. Открыть аккуратно дурак сумеет. Закрыть сложнее. Машинка не нашлась. Пришлось заказать у спеца Самому сделать чертеж и заказать. Спец сотворил в один день. Взял за это соответственно. Но вопросов не задавал. Это приятно. И для спеца безопасно.
Минутная стрелка на часах прошла нужную отметку. Пора. Слабительное в пиве пришлось испытывать на себе. С часами на руках. Сочетал приятное с полезным. Но зато теперь он знает точное время действия.
Дым Дымыч, закрыв машину, включил сигнализацию и прямой офицерской походкой неторопливо обошел здание слева. Вход в вытянутый производственный корпус с боковой улицы — через покореженные ворота, днем стабильно открытые Вечером открыта только калитка. Авторемонтная фирма, оккупировавшая несколько гаражных боксов и смотровую яму внутри, круглосуточно предлагает клиентам услуги по ремонту колес. Пройти лучше всего именно здесь.
Днем народу в корпусе много. И не все друг друга знают. Автомобилисты заняты своим делом. Сейчас обслуживаются сразу три машины. Одна заехала на стойку, и теперь ее перевернули на бок. Обрабатывают поддон антикоррозийным покрытием. У двух других поднят капот. Внимания на постороннего никто не обращает. И молодцы. Дольше живет тот, кто не обращает внимания на посторонних. Через тридцать метров — новый участок. Другая уже фирма варит металлические квартирные двери Правильно. В наше сложное время без металлической двери чувствуешь себя уже неуверенно. Особенно если за этой дверью есть что хранить. Те двери, что ставят строители, без проблем выдавливаются плечом или вскрываются ломиком. Сохатый прошел мимо этого участка, закрывшись ладонью от яркого пламени сварки. Потом стороной обогнул следующую бригаду, работающую с ручным наждаком над этими же полуфабрикатными дверьми. Искры и окалина летят феерически, как на празднике, во все стороны, рикошетят от заграждения. Глаз проходящему мимо запросто могут выжечь и выбить. А Дым Дымычу без глаз работать трудно.
Потому и прошел он этот участок быстро. Дальше коридор с грязными туалетами и неработающими душевыми комнатами. Дальний выход из коридора к каким-то кабинетам, тоже постоянно закрытым. Женщина навстречу. Сохатый приветливо улыбнулся ей и поздоровался. Так... Теперь еще один поворот, во двор.
К закутку сапожника Дым Дымыч подошел вовремя, строго по графику. Окошко для клиентов в его хилом заборчике здесь же — во входной двери. Сохатый нарочно рассеянно оглянулся — коридор пуст.
Заглянул в окошко, а рука уже достала “ТТ” с глушителем.
— Привет. Как там мои башмаки?
Сапожник испуганно посмотрел ему прямо в глаза.
Словно он все знал... Словно прочитал свой исход в глазах пришедшего. А рука Сохатого уже пришла в движение. Время не терпит. Сухой щелчок отбросил голову сапожника к стене. Удар стриженого затылка о стену получился более слышимым, чем выстрел. Выстрел же больше походил на стук сапожного молотка.
— Прости, браток... Работа такая, — Дым Дымыч от чувства мерзости к себе поморщился, словно стакан самопальной водки хватанул.
Работа...
Работать!
Совесть и комплексы — к черту!
Не расслабляться.
Теперь быстрее, нужно выдержать темп. Сохатый, сняв башмак, бросил в окно его на стол к сапожнику.
Поджав ногу без башмака, замер. Ремонтируют, понимаешь... По расчетам, стоять так придется около минуты. Расчеты дают разброс плюс одна-две минуты. Но он и минуты не простоял. Толстяк оказался слабаком — желудок хиловат. В другом конце коридора открылась дверь. Вышел охранник. Сохатый уже присмотрелся к нему раньше. Морда уголовная. Руки в непонятных татуировках. Любой киллер одной внешности такого охранника должен испугаться. Нос, кажется, трактором переехали. О таком в просторечье говорят — боксерский нос. Только ни один боксер не позволит так бить себя по самому чувствительному к боли месту. Боксеры свой нос берегут. Охранник осмотрелся. На человека, стоящего в одном башмаке около будки сапожника, внимания не обратил. Для того и сапожник здесь, чтобы с ним разговаривали, стоя на одной ноге. А Сохатый именно разговаривал.
О последней удивившей всех игре сборной России по футболу против чемпионов мира — французов.
От Дым Дымыча до дверей “Альто-S. Ltd.” тридцать четыре шага. Время идет. Сейчас выйдет Толстяк... Охранник посторонился, пропуская шефа. Толстяк летел в коридор, истерично размахивая руками.
Слабительное мощное. Чуть не сорвалась с петель дверь туалета. Охранник зашел тоже. За первой дверью большой тамбур-умывальник. Там, вероятно, и ждет. Принюхивается. Пора. Последний взгляд в конец коридора. Стеклянные двери. За ними эстакада к другому крылу и лестница на первый этаж. Там же лифт, за лифтом комната охранников финансово-строительной компании. Охранники обычно курят, сидя на деревянном диванчике. Неплохо, наверное, зарабатывают, если постольку курят. Одни сменяют других. Прямо за стеклянной дверью. Но стекло не прозрачное. Если они там и есть, то никого не видят, как Дым Дымыч не видит их. Пора. Время терять нельзя!
Сохатый на одной ноге допрыгал до двери туалета и открыл ее. Прямо за дверью, в четырех шагах, охранник “Альто” мыл руки и рассматривал свой замечательный нос в зеркало.
— Подожди, — нагло и высокомерно, как перед каким-то лохом, он поднял мокрую руку ладонью вперед — жест индейца. Зря ты так, парень... Плохо тебя, парень, учили...
Отвечать ему смысла нет. В другой обстановке, с менее категоричным предполагаемым исходом, такого можно было бы просто вырубить. Он совершенно не готов к защите самого себя, не говоря уже о защите хозяина. Человек в одной туфле не может быть противником. Но именно на этом и основывал Сохатый свой психологический расчет. Оставлять в живых свидетеля, который потом мог бы за ментовским компьютером фоторобот составить или как-то при случае узнать на улице, — себе дороже. Жизнь приучила Сохатого быть предельно аккуратным и ответственным.
— Извини, браток...
Из-под полы куртки появился пистолет. Охранник — дурак. Никакой школы. Вместо того чтобы сократить короткую дистанцию и влезть в рукопашную — единственный для него вариант спасения себя и Толстяка, — он отскочил к стене и полез за пистолетом. Дым Дымыч покачал головой, улыбнувшись, даже позволил охраннику достать пистолет и хладнокровно послал свою пулю прямо между глаз “боксеру”. Как стрелял обычно. Старался так стрелять, если была возможность. Фирменный знак. Своего рода печать, автограф. Этот автограф значится в картотеках многих городов. Теперь появится и в родном городе.
Время торопит. Пистолет охранника ногой в сторону. На случай, если вдруг жив остался. Но это действие выполнил чисто по привычке. Охранник уже никогда не поднимется. И — вперед. Закрыта только средняя из трех кабинок. Резкий рывок дверцы, испуганные бусинки маленьких глаз на жирном и прыщавом потном лице.
— Извини, Толстяк... Ты, говорят, был падлой...
И опять выстрел точно между глаз. Каждый выстрел — контрольный. Нет надобности кого-то добивать.
И все... Теперь нужно забрать башмак со стола сапожника. Неторопливо обуться, завязать шнурки — в неторопливости есть тоже свой шарм. Сохатый протянул руку в окошко и открыл дверь. Сапожник сидит, как сидел. Протерев пистолет с глушителем, Сохатый вложил его в руку сапожника. Это не инсценировка убийства сапожником Толстяка с охранником и последующего самоубийства. Такая инсценировка годится только для дураков. Это просто баловство. Артистизм. Игра. Издевательство над ментами.
А за своими старыми башмаками завтра нужно обязательно прийти. Чтобы узнать новости и сплетни. Оставить их здесь невостребованными — значит совершить явку с повинной. Хотя записаны они на вымышленные данные.
Теперь неторопливо вниз по лестнице, направо по коридору. Дверь в другое крыло. Засов задвинуть.
Вон, кстати, строители рукавицу, испачканную цементом, потеряли. Этой рукавицей и задвинуть. И не надо отпечатки пальцев стирать. Рабочие задвинули.
Кто иначе... На стройке всегда много подручного материала, который скроет все возможные следы.
Сохатый вышел на улицу через другой ход Зачем было еще раз появляться там, где прошел. Глаза кому-то мозолить. Лучше там, где работают строители.
Здесь его видели только один раз два дня назад. Тогда внимания на него не обратили. Не обратят и сейчас.
Он уверен. Не так он себя ведет, чтобы на него внимание кому-то понадобилось обратить. Вышел, спустился с низенького, в две ступеньки крыльца под металлическим козырьком, постоял, посмотрел на фасад, на окна. Словно бы раздумывая над чем-то. Так себя вести может только человек, имеющий к этому зданию, к его помещениям непосредственное отношение. Два строителя тащат носилки с песком. Он посторонился, пропуская их. Таким они его и запомнят. И никак не смогут связать с происшествием в другом крыле, даже если их и будут допрашивать.
Машина была на месте. На удивление, ее никто не пытался угнать, никто даже магнитолу не пожелал украсть. Дым Дымыч сел за руль, повернул ключ зажигания и вдруг отчетливо вспомнил глаза сапожника.
Глаза человека, предчувствующего дальнейшее.
2
Вернувшись домой. Сохатый вновь принял душ, словно пытаясь смыть все, что пережил утром. Смывались переживания трудно, и потому он долго стоял под тугими струями, не замечая даже, что вода очень горячая.
Так повелось, что живет он просто, не слишком позволяя себе расслабление и наслаждение. Скучно живет. А потом вот так, в один момент — всплеск, выброс мощной энергии. Тут война и театр сразу — в одном деле. И переживаний хватает надолго... Он опять чувствует, что он существует, делает единственное, что умеет делать. Правда, в этом деле много издержек, много неприятного, но он смывает это неприятное под душем...
Так повелось, что живет он просто, не слишком позволяя себе расслабление и наслаждение. Скучно живет. А потом вот так, в один момент — всплеск, выброс мощной энергии. Тут война и театр сразу — в одном деле. И переживаний хватает надолго... Он опять чувствует, что он существует, делает единственное, что умеет делать. Правда, в этом деле много издержек, много неприятного, но он смывает это неприятное под душем...