Страница:
— Больше вы не виделись с братом? — спросил Шугалий.
— Почему же? Вечером я предложила Андрию чаю, он всегда пил чай с вишневым или крыжовенным вареньем, вскипятила чайник и заглянула в кабинет.
Не захотел. «Не до чаю сейчас, говорит, налей лучше рюмку водки». Я принесла с бутербродом. Выпил, но закусывать не стал. «Иди, говорит, Олюся, пора спать».
— Что-то Олексы не видно, — встал Шугалий. — Так я вечером, с вашего разрешения…
Олена Михайловна вытерла несколько яблок, подала капитану.
— Мы всегда вам рады, — сказала, не поднимая глаз и не очень искренне, но Шугалий понял ее: только что исповедовалась с полной откровенностью, и ей не хочется смотреть в глаза тому, перед кем открыла Душу.
Шугалий смущенно сунул яблоки в карман пиджака, они некрасиво выпирали, и капитан иронически посмотрел на свое отражение в зеркальном стекле серванта. Решил, что на улице сразу съест эти яблоки.
— Я на озеро, — предупредил зачем-то Олену Михайловну, хотя ей вовсе не обязательно было знать, как он распорядится своим временем до вечера.
— Купаться?
— Покатаюсь на лодке.
— Сказали бы Олексе, он бы… Хотя мотор у Чепака на ремонте.
«Снова Чепак, — подумал Шугалий. — И почему это вы, уважаемый Северин Пилипович, так часто напоминаете о себе?»
..Лодка шла, задрав нос и оставляя за собой пенистый след. Шугалий перегнулся через борт, окунув в воду ладони. Крикнул Малиновскому, примостившемуся на самом носу:
— Остановите там, где нашли лодку Завгороднего.
Знаете где?
Лейтенант только кивнул в ответ, и Шугалий удобнее уселся, подставив голую грудь теплому упругому ветру.
Слева медленно приближался заросший камышом остров с одиночными деревьями, прямо по ходу лодки вдали уже угадывался берег с чуть заметными домиками. А справа, куда ни глянь, — безграничная гладь изумрудной воды.
Миновали остров, и Малиновский дал знак, что надо поворачивать направо. Ничипор Спиридонович круто вырулил, и лодка легла на правый борт, чуть не зачерпнув воды. Почти сразу же лейтенант замахал руками, приказывая остановиться. Мотор несколько раз чихнул и затих.
— Где-то здесь, — недовольно пробормотал Малиновский. Сегодня лейтенант был сердит на весь мир.
Полдня бродил по усадьбам соседей Чепака, но ничего путного так и не узнал. А капитан, выслушав его доклад, промолчал: не обругал и не похвалил, не рассказал даже, что делал у Завгородних, только сухо приказал: «Поедем на озеро». И все. А зачем на озеро?
Уже по дороге Шугалий счел возможным объяснить Малиновскому, что хотел бы побывать на месте, так сказать, происшествия, где была найдена лодка Завгороднего.
А зачем, спросить бы. Будто вода сохраняет вещественные доказательства. Если что-нибудь и есть, то на дне, а глубина тут — метров семьдесят, попробуй достать!..
Но лейтенант ничего не сказал Шугалию: в конце концов, дисциплина есть дисциплина, и надо сохранять субординацию.
Лодка остановилась, покачиваемая ею же вызванной волной. Шугалий спросил у Малиновского:
— Здесь?
— Угу…
— Лодка была опрокинута?
— Да.
— А ветер откуда был?
Малиновский неопределенно пожал плечами, и Ничипор Спиридонович, внимательно прислушивавшийся к их разговору, ответил вместо него:
— В то воскресенье? Когда ветеринар погиб? С того берега дуло.
— Если бы лодка перевернулась здесь, ее бы снесло?
— Эва! Чуть не к нашему берегу. Шторм целый день лютовал.
— А лодка найдена в понедельник в первой половине дня именно здесь. Значит…
— От того берега сносило, — категорично произнес Ничипор Спиридонович.
— Это верно, — согласился Малиновский.
— Следовательно, — повторил Шугалий, — несчастье случилось там, — ткнул пальцем в сторону села, вырисовывающегося на горизонте.
— У Ольхового, — подтвердил Малиновский.
— А где найден труп?
— С полкилометра отсюда, ближе к восточному берегу.
— Лодка плавала на поверхности, а труп… Что вы можете сказать по этому поводу лейтенант?
— Что его убили, выбросили за борт, а потом уже опрокинули лодку.
— Когда началась буря в то воскресенье? — спросил Шугалий у Ничипора Спиридоновича.
— Утром. Точно помню, еще наш завбазой в семь ко мне пришли, рыбачить, значит. Они на рассвете встать не могут, так что в семь пришли, а ветер уже волну нес. Еще ругался: в кои веки соберешься, а тут — буря.
— Давайте, уважаемый, к берегу, — показал Шугалий на деревья на острове. — Устроим один эксперимент.
Ничипор дернул за ремень, запуская мотор. Тот сразу же завелся — не мог не завестись, у Ничипора Спиридоновича все было отрегулировано, и Шугалий, верно, потерял бы к нему половину уважения, если бы мотор хоть раз чихнул.
Лодка двинулась, теперь капитан сидел лицом к корме, смотрел, как сноровисто рулит Ничипор, в то же время вычерпывая из лодки воду, неизвестно как попавшую сюда. Это был непорядок, и Ничипор Спиридонович, вычерпав досуха, вытер дно тряпкой и только после этого задвинул на место деревянные решетки.
— Вода всюду есть, — сказал он, будто открыл великую истину. — Разве что на Луне нет, а вот на Марсе небось есть. Атмосфера, говорили по телевизору, там есть, а если атмосфера есть, так и вода должна быть.
— А тебе что до этого? — отозвался Малиновский, оказывается, прекрасно слышавший разговор, несмотря на рокот мотора.
— Вода — это жизня. Значит, на Марсе жить можно.
— Может, полетишь?
— Меня жизня устраивает и тут.
Шугалий уже знал, что Ничипор Спиридонович работает сторожем на базе райпотребсоюзэ и что пошел он туда, чтобы не считали тунеядцем и чтобы иметь много времени: отдежурил сутки, двое — свободен.
Раздевшись, Шугалий вошел в воду, удивляясь ее прозрачности. Погрузился по горло и все же видел на дне, кажется, каждую песчинку. В шаге от себя заметил двух больших озерных раков, хотел притянуть одного пальцами ноги, но рак оказался проворнее, в последний момент ущипнул палец клешней, капитан инстинктивно отдернул ногу, и рак исчез в глубине.
Шугалий засмеялся от удовольствия и поплыл, резко выбрасывая руки и время от времени погружая лицо в теплую воду. Потом нырнул с открытыми глазами, достал руками дно и увидел какую-то небольшую рыбку: она испуганно юркнула в сторону, а Шугалий вынырнул, как кит, пустил изо рта фонтанчик воды и поплыл к берегу.
Малиновский тоже искупался и выкручивал свои длинные трусы, а Ничипор уже лежал на солнце, не шевелясь.
— Снимите мотор с лодки, Ничипор Спиридонович! — приказал Шугалий.
— Зачем? — недовольно шевельнулся тот.
— Я же сказал— проведем эксперимент.
— С мотором?
— С лодкой.
— Лодки не трожь! Не дам, она мне еще нужна.
— Ничего не случится с вашей лодкой, уважаемый.
Вы бы смогли ее перевернуть вверх дном?
— Зачем?
— Просто так, ради спортивного интереса.
— Нет.
— А ради этого интереса? — недвусмысленно пошевелил указательным и большим пальцами Малиновский.
— Если заплатите, почему бы и нет?
— Я попрошу вас, если, конечно, не возражаете, — вмешался Шугалий.
Ничипор Спиридонович засопел и полез в лодку.
— Держи… — Он передал Малиновскому через борт тяжелый мотор.
Вынес на берег бак с горючим, вынул весла из уключин, сложил аккуратно на берегу. Остановился, поддернув трусы выше пупа, и все же они доставали почти до колен, солидные трусы райпромкомбината.
— Давайте, — махнул рукой, — ставьте свой скримент…
Шугалий чуть оттянул лодку от берега, где вода доходила ему до груди. Навалился на борт, но лодка даже не зачерпнула воды. Несколько раз повторял свой маневр, но безрезультатно. Позвал Малиновского, но и вдвоем они не смогли опрокинуть лодку.
— Подтяните к берегу, — наконец счел возможным вмешаться Ничипор Спиридонович. — На глубине и втроем не управиться.
Они подтянули лодку к берегу, и Шугалий, напрягшись, наконец перевернул ее. Отдышался и с трудом оттолкнул на глубокую воду.
— Можете переворачивать обратно, — подтолкнул лодку к берегу.
— И это называется — скримент… — разочарованно произнес Ничипор Спиридонович. — У меня бы лучше спросили, я бы вам и задаром объяснил.
Вдвоем с Малиновским они начали вычерпывать из лодки воду, а капитан ходил по колени в прозрачной воде, радуясь и ее чистоте, и теплу, и запаху свежескошенной травы на острове. Видно, тут росла зубровка, потому что пахло пряно и сладко, и этот запах настраивал его на лирический лад.
Малиновский вычерпал всю воду в носовом отсеке, сел на борт и закурил.
Ничипор Спиридонович бросил черпак на дно и ушел в глубь острова.
— Не задерживайся, за лишнее время не заплатим! — бросил ему вслед Малиновский, но старик даже не оглянулся. Он вернулся скоро, видно, угроза Малиновского все же подействовала, — держал в руке закопченный, но совсем еще целый котелок.
— Засоряют остров… — осуждающе сказал он, но не смог скрыть удовольствия от находки. — Шатаются тут всякие!
— Две недели стояли, — сказал Малиновский.
— Двенадцать дней, — уточнил Ничипор. — Во вторник снялись.
— Кто? — поинтересовался Шугалий.
— Двое из Львова. На острове палатки ставить нельзя, а у этих было разрешение из лесничества.
— Жили на острове в палатке?
— Хорошая палатка, — одобрительно сказал Ничипор Спиридонович. — Немецкая. Оранжевая с голубым. Спальня на «молнии», никакой комар не залетит.
— Вы знаете их!
— Крючки у них хорошие, не магазинные, сами делают или достают где-то. На «Москвиче» приехали, машину в Ольховом оставили, а жили тут.
— Машину, говорите, в Ольховом… — задумчиво сказал Шугалий. — И уехали во вторник?
— Я тут во вторник рыбачил… сам видел, как снимались. Ребята рыбу ловить умеют, с центнер лещей навялили. Особенно Володька.
— Володька? И знаете — откуда?
— Володька Маковей с автобусного завода. Другой, кажется, с телевизионного или с электролампового.
Виктор — рыжий такой.
— Рыжий, это точно, — подтвердил Малиновский. — Я видел, мы тут неподалеку рыбачили.
Шугалий с минуту подумал и, дождавшись, пока Ничипор Спиридонович отошел к лодке, сказал Малиновскому:
— Автобус на Львов идет около десяти. Поедете им, завтра, в крайнем случае послезавтра, привезете сюда этих туристов, Володьку и Виктора — так, кажется? В конце концов хотя бы одного из них.
Вернемся, и я согласую этот вопрос с руководством.
Вечером Шугалий связался с начальником райотдела милиции и попросил, чтобы его сотрудники подготовили справку, кто из озерчан жил когда-то в Любене и когда переехал в Озерск.
Позвонил в областное управление госбезопасности и попросил срочно переслать материалы о бандеровской акции в Любене в конце сорок четвертого года.
Вернувшись в гостиницу, поужинал приобретенной еще утром бутылкой кефира и булочкой; кефир был теплый и невкусный. Шугалий не допил его, оставил бутылку и принялся готовить постель, когда кто-то осторожно постучал в дверь.
— Войдите! — крикнул капитан и застыл с покрывалом в руках; меньше всего надеялся увидеть сейчас Чепака.
Чепак стоял в открытой двери, держал в руках скомканную хлопчатобумажную кепку, смущенно мял ее и стыдливо улыбался.
— Заходите, пожалуйста, — капитан придвинул стул. — Честно признаюсь, кого-кого, а вас не ждал.
Чепак сел и сразу успокоился. Положил на колени кепку и вопросительно посмотрел на Шугалия, продолжавшего стоять. «Сейчас он пригласит меня сесть», — мелькнула у капитана мысль, бросил покрывало на кровать и сел верхом на стул, опершись подбородком на спинку.
— И напрасно не ждали, — начал Чепак без всякой подготовки. — Вы что же, думаете, будете собирать на меня материалы, а Чепак будет сидеть сложа руки?
Дудки, не на того напали!
— Какие материалы? — изобразил недоумение Шугалий, но Чепак не позволил ему поиграть в кошки-мышки.
— Будто я не знаю, о чем расспрашивал Малиновский соседей? Вы бы подсказали лейтенанту, как надо, — грубо работает…
— А зачем нам скрываться? — возразил Шугалий. — Пока что факты против вас: боюсь, что вам придется серьезно защищаться. Я же спрашивал вас, чем можете опровергнуть утверждение Завгородней, что она слышала ваш голос утром восемнадцатого августа.
— Затем и пришел, товарищ капитан. Не хотел я говорить — неудобно перед товарищами, приходится выдавать их, да что поделаешь! Не мог я быть утром у Завгородних, потому что еще в субботу вечером мы отправились в Пилиповцы. Село на том берегу, километрах в пятнадцати. Ну, а у одного из компании — сеть. Сетью рыбу ловили, и выдавать их неудобно.
— А нас запутывать удобно? — рассердился Шугалий. — Мы из-за вас знаете сколько времени могли потерять?
Чепак снова скомкал кепку.
— Черт попутал… — повторил он растерянно. — Я же сетью не ловлю. А тот знакомый из Камня привез сеть — новую, капроновую. Ну, и закинули…
— Фамилия?
— Того, из Камня?
— И не только его, а всех из вашей браконьерской компании, — не удержался от того, чтобы не подколоть, Шугалий.
— Точно, браконьерской, — не обиделся Чепак. — Пускай штрафуют. Сраму сколько будет, по всему Озерску шум пойдет! Я им, сукиным сынам, говорил, но не послушались.
— Кто был с вами?
— Еще двое. Этот — из Камня — Иван Марчук.
Работает на кирпичном заводе мастером, кирпичный там один, легко найдете, потому что адреса не знаю.
И Яков Сахаров, здешний, на Красноармейской живет, дом сорок восемь. Товаровед универмага.
Шугалий записал фамилии в блокнот.
— И когда вернулись в Озерск?
— Ветер с утра поднялся, какая уж тут рыбная ловля! Так, поймали чуточку… А потом шторм начался, не рискнули через озеро идти, до вечера под Пилиповцами стояли, пока ветер не утих. Уже ночью вернулись.
— Мы проверим то, что вы говорите, — встал Шугалий, давая понять, что вопросов у него больше нет.
Дождался, пока Чепак закрыл за собой дверь, и тихо рассмеялся. Кажется, аргументы Чепака разрушили первую так хорошо уже построенную версию, и это должно было бы смутить капитана, но он, наоборот, почувствовал облегчение. Ведь этот несколько мешковатый ветфельдшер подсознательно понравился ему, и ошибиться было бы неприятно. А ошибаться Шугалию приходилось, не так уж и часто, но все же приходилось, и каждый раз капитан чувствовал, будто его предательски надули.
Что ж, на сей раз интуиция не подвела его, и если люди действительно подтвердят алиби Чепака, он только порадуется за него.
Шугалий залез под прохладную простыню, смял подушку, чтобы была тверже, подложил под щеку и долго лежал с открытыми глазами.
Сегодняшний день не прошел напрасно. Во-первых, они абсолютно достоверно установили, что смерть Завгороднего произошла не от несчастного случая.
Тело ветврача нашли приблизительно в том же районе озера, где и плавала перевернутая лодка.
Если бы Андрий Михайлович ударился сам затылком и упал за борт, его тело сразу погрузилось бы в воду и осталось приблизительно в том же месте.
А лодку снесло бы к озерскому берегу. Следовательно, ветврача убили, вернее, оглушили первым же ударом, выбросили потерявшего сознание за борт, а потом добрались до камышей в районе Ольхового, перевернули там лодку, имитируя катастрофу, — ветер снес ее на середину озера.
Интересно, подумал он, найдет ли Малиновский кого-нибудь из этих львовских туристов, может, видели лодку с двумя людьми, ведь Завгородний должен был пройти мимо острова. Может, даже видели лица людей в лодке? Все может быть, но самое главное — установить, где был Стецишин чуть ли не час в Озерске семнадцатого августа. Мог просто пройти к озеру, зайти в магазин, в парикмахерскую, наконец, посидеть в скверике. Но кто-то же должен был видеть его в это время — между тремя и четырьмя. Не так уж и много в Озерске жителей, ну, десять тысяч, не больше. Кстати, подумал он, а что, если Роман Стецишин ходил посмотреть на дом, принадлежавший его родителям, где теперь разместился детский сад? Может, он предался каким-то сентиментальным воспоминаниям юности?
Вряд ли, судя по рассказу Олены Михайловны, но чего не бывает в жизни!
Капитан знал, что даже закоренелые преступники умиляются и раскисают, вспоминая детство. А тут человек не был в родных местах тридцать лет.
Шугалий перелистывал страницы дела, присланного ему из области, и перед глазами предстала та страшная декабрьская ночь сорок четвертого года.
Все началось с того, что в области получили информацию, будто банда куренного атамана Стецишина находится на лесном хуторе в сорока километрах от Любеня. Сообщили также, что бандеровцы заночуют на хуторе и утром снимутся, чтобы передислоцироваться в другое место.
Командир небольшого Любенского гарнизона (в его распоряжении была неполная рота внутренних войск) получил приказ окружить хутор ночью и ликвидировать банду. Операцию провели молниеносно — в одиннадцать ночи рота на машинах двинулась в район хутора, окружила его и на рассвете атаковала. Но бандеровцев на хуторе не было. Приблизительно же через час после того, как машины с бойцами оставили Любень, на городок напали бандеровцы.
Они были прекрасно информированы, головорезы из отряда Стецишина. Шли, почти не прячась, — прежде всего ворвались в районные отделы госбезопасности и милиции. В райотделе госбезопасности дежурный успел заблокировать двери и, пока их выламывали, передал в область сигнал тревоги. Но было уже поздно.
С любенской ротой связи не было, подняли солдат, дислоцированных в Озерске, но прошло почти три часа, пока они добрались до Любеня.
Три часа кровавого разгула бандитов.
У куренного Стецишина был подробный список и адреса районных активистов, поэтому бандеровцы вламывались прежде всего к ним. Подымали с постелей, измывались, насиловали женщин и девушек, расстреливали из автоматов. Не щадили ни женщин, ни детей.
В начале четвертого утра грузовики с солдатами из Озерска наконец добрались по разбитым лесным дорогам до Любеня. Как только на его окраинах завязалась перестрелка, солдаты пытались окружить Любень, чтобы не выпустить бандеровцев из города, но банда Стецишина начала быстро отходить. Ей удалось оторваться от преследователей и затеряться в окрестных лесах.
Весной остатки банды перебазировались в предгорья Карпат, потом с боями пробились на территорию Польши. Но в ту декабрьскую ночь несколько бандитов из отряда Стецишина попали в плен, а среди них и некий Ворон из службы безопасности. Выдержки из протоколов допросов арестованных лежали сейчас перед Шугалием.
Ворон показал, что куренной Стецишин имел в Любене своего тщательно законспирированного агента по кличке Врач. Даже служба безопасности не знала настоящей фамилии этого агента. Акция против Любеня была разработана с помощью Врача. Ему удалось через верного человека передать ложный сигнал в область о расположении отряда Стецишина. Когда же любенская рота двинулась на операцию, он лично встретился в заранее условленном месте с куренным и сообщил, что город остался беззащитным.
Следователи, допрашивавшие бандеровцев, пытались узнать хотя бы какие-нибудь приметы Врача, но безрезультатно, — очевидно, Ворон говорил правду: тот был личным агентом Стецишина, и куренной никому и никогда не раскрывал его.
Тогда же, в конце сорок четвертого и в начале сорок пятого годов, органы госбезопасности незаметно проверили всех медицинских работников Любеня, но прозвище Врач могло быть и условным, по крайней мере подозрительного среди любенских медиков не оказалось.
И вот теперь, через тридцать лет, по всей вероятности, любенский Врач появился в Озерске. Человек, с которым общался Андрий Михайлович Завгородний.
Шугалий еще раз просмотрел составленный в райотделе милиции список людей, переехавших в разное время из Любеня в Озерск. Семнадцать фамилий, из которых капитан оставил лишь одну. Шестнадцать абсолютно вне подозрений. Тринадцати в сорок четвертом году было от двух до четырнадцати лет, трое вообще родились после сорок четвертого года. Только одного следовало проверить.
Евген Маркович Луговой. Бригадир рыболовецкой бригады, 1921 года рождения. В декабре 1944 года был шофером грузовой машины, принадлежавшей Любенской районной больнице.
Шугалий решил встретиться с Луговым сразу.
Шофер машины районной больницы… Может быть, поэтому и «Врач».
Совсем уже собрался ехать на рыбозавод, когда позвонил из Львова Малиновский. Шугалий слушал его приглушенный расстоянием голос и думал, что лейтенант,, должно быть, никогда так активно не работал: только одиннадцать часов, добрался же до Львова лишь на рассвете, успел —перекусить где-то в забегаловке и уже выяснил положение и звонит в Озерск. Такую оперативность следовало поддержать, и Шугалий, выслушав Малиновского, сказал:
— Молодец, Богдан, поздравляю вас с успехом. Говорите, Виктор с электролампового завода в отпуске и уехал на юг? Жаль, но пусть себе загорает спокойно.
А Владимира привезите сюда. Я жду вас вечером, лейтенант, вместе с Владимиром, разумеется.
До рыбозавода было довольно далеко, начальник райотдела госбезопасности уехал в какое-то село, и Шугалий попросил машину в милиции. Ему дали старый, видавший виды «Москвич», должно быть, автомобилю давно надо было сделать капитальный ремонт, потому что мотор чихал и из выхлопной трубы шел дым, как из дизеля, но бравый шофер, заметив колебания капитана, высунулся из окошечка и заверил:
— Не бойтесь, доедем, эта стерва масло жрет, но тянет. — Он дал газ, чтобы продемонстрировать, что «стерва» еще имеет в запасе лошадиные силы, мотор затарахтел на всю улицу, но именно этот грохот почему-то придал Шугалию уверенности, и он потянул на себя дверцу.
Рыбозавод был расположен, вопреки логике, довольно далеко от озера, и выловленную рыбу возили от прибрежного зловонного барака на машине. Конечно, если было что возить.
Директор, которого предупредили о визите Шугалия, ждал его возле барака. Пожав руку, сразу же начал жаловаться, что в последние дни рыбозавод плана, к сожалению, не выполняет, ибо план зависит и от погоды, и от многих-многих других факторов, даже чуть ли не от настроения рыбы, но там, в области, на это не обращают внимания, им подавай центнеры и центнеры, хотя, если не обновлять рыбпоголовья (он так и сказал: «рыбпоголовья»), откуда же взяться улову?
Директорский катер качался на волнах рядом, у причала, неплохой скоростной катер, который небось выдерживал тут, на Светлом озере, любые штормы.
Шугалий спросил, где сейчас бригадир Евген Маркович Луговой, и почувствовал облегчение, узнав, что тот рыбачит в пятнадцати километрах отсюда, под Пилиповцами, а у него, директора, сейчас, к сожалению, нет времени…
Под Пилиповцами озеро выгибалось круто влево, создавая большой залив. Шугалий еще издали увидел рыбацкие лодки-баркасы, вдвое больше, чем плоскодонки городских жителей. Они стояли у берега, а рыбаки растягивали на колышках сети для просушивания.
Катер причалил к специально оборудованным мосткам, Шугалий выпрыгнул на причал, закачавшийся у него под ногами, и увидал, как отделился от толпы рыбаков и пошел ему навстречу высокий, широкоплечий мужчина в голубой майке и белых полотняных брюках, босой и без шляпы. Наверно, ждал какое-то рыболовное начальство, но, увидев незнакомца, остановился на полдороге, стоял, независимо положив руки в карманы и почесывая большим пальцем правой ноги щиколотку левой.
— Товарищ Луговой, Евген Маркович? — спросил Шугалий, остановившись и с любопытством разглядывая его.
— Ну да, Луговой, — с достоинством ответил крепыш и протянул большую, как лопату, руку. Смерил Шугалия оценивающим взглядом: — Откуда будете, потому как, извиняюсь, раньше не доводилось…
— Не доводилось, — подтвердил капитан, предъявляя удостоверение: — Я из госбезопасности. По делу ветврача Завгороднего.
Говоря это, пристально смотрел на Лугового, но на лице бригадира не дрогнул ни один мускул.
Луговой сказал:
— Я знал ветврача и жалею, что так случилось.
Уважаемый был человек.
— Откуда знали Андрия Михайловича?
— В одном городе живем.
— Город не так уж мал.
— Старожилы мы.
— Вы, кажется, из Любеня?
— А вам откуда это известно?
Шугалий пожал плечами так, что Луговой понял всю неуместность своего вопроса. Ответил:
— Когда-то жил в Любеке. После войны.
— Тут лучше?
— Человеку хорошо там, где его нет.
— Грех про Озерск такое говорить.
Луговой ковырнул голыми пальцами ноги теплый сухой песок. Спросил, бросив взгляд на капитана:
— А вам, собственно, что нужно? Может, рыбы?
— Нет, рыбой не интересуемся.
— Знаем… Сперва про жизнь, а потом все равно про рыбу, — усмехнулся бригадир. — Но где теперь возьмешь рыбу? Браконьер за хорошего леща рубашку снимет. Вот и едут к нам… А сегодня улов был хороший: центнера три с гаком.
— Лещи? — полюбопытствовал Шугалий.
— Несколько щук больших, сазаны да белая мелочь — красноперки, подлещики. — Вынул из замусоленного кармана пачку дорогих болгарских сигарет с фильтром. — Угощайтесь, капитан.
По всем признакам он должен был курить «Памир» или, по крайней мере, «Приму», но «Стюардесса» тут, на берегу Светлого озера, в глухом Полесье… Шугалий и в области уже давно не видел таких сигарет: осторожно вытащил из пачки одну, заметив:
— Почему же? Вечером я предложила Андрию чаю, он всегда пил чай с вишневым или крыжовенным вареньем, вскипятила чайник и заглянула в кабинет.
Не захотел. «Не до чаю сейчас, говорит, налей лучше рюмку водки». Я принесла с бутербродом. Выпил, но закусывать не стал. «Иди, говорит, Олюся, пора спать».
— Что-то Олексы не видно, — встал Шугалий. — Так я вечером, с вашего разрешения…
Олена Михайловна вытерла несколько яблок, подала капитану.
— Мы всегда вам рады, — сказала, не поднимая глаз и не очень искренне, но Шугалий понял ее: только что исповедовалась с полной откровенностью, и ей не хочется смотреть в глаза тому, перед кем открыла Душу.
Шугалий смущенно сунул яблоки в карман пиджака, они некрасиво выпирали, и капитан иронически посмотрел на свое отражение в зеркальном стекле серванта. Решил, что на улице сразу съест эти яблоки.
— Я на озеро, — предупредил зачем-то Олену Михайловну, хотя ей вовсе не обязательно было знать, как он распорядится своим временем до вечера.
— Купаться?
— Покатаюсь на лодке.
— Сказали бы Олексе, он бы… Хотя мотор у Чепака на ремонте.
«Снова Чепак, — подумал Шугалий. — И почему это вы, уважаемый Северин Пилипович, так часто напоминаете о себе?»
..Лодка шла, задрав нос и оставляя за собой пенистый след. Шугалий перегнулся через борт, окунув в воду ладони. Крикнул Малиновскому, примостившемуся на самом носу:
— Остановите там, где нашли лодку Завгороднего.
Знаете где?
Лейтенант только кивнул в ответ, и Шугалий удобнее уселся, подставив голую грудь теплому упругому ветру.
Слева медленно приближался заросший камышом остров с одиночными деревьями, прямо по ходу лодки вдали уже угадывался берег с чуть заметными домиками. А справа, куда ни глянь, — безграничная гладь изумрудной воды.
Миновали остров, и Малиновский дал знак, что надо поворачивать направо. Ничипор Спиридонович круто вырулил, и лодка легла на правый борт, чуть не зачерпнув воды. Почти сразу же лейтенант замахал руками, приказывая остановиться. Мотор несколько раз чихнул и затих.
— Где-то здесь, — недовольно пробормотал Малиновский. Сегодня лейтенант был сердит на весь мир.
Полдня бродил по усадьбам соседей Чепака, но ничего путного так и не узнал. А капитан, выслушав его доклад, промолчал: не обругал и не похвалил, не рассказал даже, что делал у Завгородних, только сухо приказал: «Поедем на озеро». И все. А зачем на озеро?
Уже по дороге Шугалий счел возможным объяснить Малиновскому, что хотел бы побывать на месте, так сказать, происшествия, где была найдена лодка Завгороднего.
А зачем, спросить бы. Будто вода сохраняет вещественные доказательства. Если что-нибудь и есть, то на дне, а глубина тут — метров семьдесят, попробуй достать!..
Но лейтенант ничего не сказал Шугалию: в конце концов, дисциплина есть дисциплина, и надо сохранять субординацию.
Лодка остановилась, покачиваемая ею же вызванной волной. Шугалий спросил у Малиновского:
— Здесь?
— Угу…
— Лодка была опрокинута?
— Да.
— А ветер откуда был?
Малиновский неопределенно пожал плечами, и Ничипор Спиридонович, внимательно прислушивавшийся к их разговору, ответил вместо него:
— В то воскресенье? Когда ветеринар погиб? С того берега дуло.
— Если бы лодка перевернулась здесь, ее бы снесло?
— Эва! Чуть не к нашему берегу. Шторм целый день лютовал.
— А лодка найдена в понедельник в первой половине дня именно здесь. Значит…
— От того берега сносило, — категорично произнес Ничипор Спиридонович.
— Это верно, — согласился Малиновский.
— Следовательно, — повторил Шугалий, — несчастье случилось там, — ткнул пальцем в сторону села, вырисовывающегося на горизонте.
— У Ольхового, — подтвердил Малиновский.
— А где найден труп?
— С полкилометра отсюда, ближе к восточному берегу.
— Лодка плавала на поверхности, а труп… Что вы можете сказать по этому поводу лейтенант?
— Что его убили, выбросили за борт, а потом уже опрокинули лодку.
— Когда началась буря в то воскресенье? — спросил Шугалий у Ничипора Спиридоновича.
— Утром. Точно помню, еще наш завбазой в семь ко мне пришли, рыбачить, значит. Они на рассвете встать не могут, так что в семь пришли, а ветер уже волну нес. Еще ругался: в кои веки соберешься, а тут — буря.
— Давайте, уважаемый, к берегу, — показал Шугалий на деревья на острове. — Устроим один эксперимент.
Ничипор дернул за ремень, запуская мотор. Тот сразу же завелся — не мог не завестись, у Ничипора Спиридоновича все было отрегулировано, и Шугалий, верно, потерял бы к нему половину уважения, если бы мотор хоть раз чихнул.
Лодка двинулась, теперь капитан сидел лицом к корме, смотрел, как сноровисто рулит Ничипор, в то же время вычерпывая из лодки воду, неизвестно как попавшую сюда. Это был непорядок, и Ничипор Спиридонович, вычерпав досуха, вытер дно тряпкой и только после этого задвинул на место деревянные решетки.
— Вода всюду есть, — сказал он, будто открыл великую истину. — Разве что на Луне нет, а вот на Марсе небось есть. Атмосфера, говорили по телевизору, там есть, а если атмосфера есть, так и вода должна быть.
— А тебе что до этого? — отозвался Малиновский, оказывается, прекрасно слышавший разговор, несмотря на рокот мотора.
— Вода — это жизня. Значит, на Марсе жить можно.
— Может, полетишь?
— Меня жизня устраивает и тут.
Шугалий уже знал, что Ничипор Спиридонович работает сторожем на базе райпотребсоюзэ и что пошел он туда, чтобы не считали тунеядцем и чтобы иметь много времени: отдежурил сутки, двое — свободен.
Раздевшись, Шугалий вошел в воду, удивляясь ее прозрачности. Погрузился по горло и все же видел на дне, кажется, каждую песчинку. В шаге от себя заметил двух больших озерных раков, хотел притянуть одного пальцами ноги, но рак оказался проворнее, в последний момент ущипнул палец клешней, капитан инстинктивно отдернул ногу, и рак исчез в глубине.
Шугалий засмеялся от удовольствия и поплыл, резко выбрасывая руки и время от времени погружая лицо в теплую воду. Потом нырнул с открытыми глазами, достал руками дно и увидел какую-то небольшую рыбку: она испуганно юркнула в сторону, а Шугалий вынырнул, как кит, пустил изо рта фонтанчик воды и поплыл к берегу.
Малиновский тоже искупался и выкручивал свои длинные трусы, а Ничипор уже лежал на солнце, не шевелясь.
— Снимите мотор с лодки, Ничипор Спиридонович! — приказал Шугалий.
— Зачем? — недовольно шевельнулся тот.
— Я же сказал— проведем эксперимент.
— С мотором?
— С лодкой.
— Лодки не трожь! Не дам, она мне еще нужна.
— Ничего не случится с вашей лодкой, уважаемый.
Вы бы смогли ее перевернуть вверх дном?
— Зачем?
— Просто так, ради спортивного интереса.
— Нет.
— А ради этого интереса? — недвусмысленно пошевелил указательным и большим пальцами Малиновский.
— Если заплатите, почему бы и нет?
— Я попрошу вас, если, конечно, не возражаете, — вмешался Шугалий.
Ничипор Спиридонович засопел и полез в лодку.
— Держи… — Он передал Малиновскому через борт тяжелый мотор.
Вынес на берег бак с горючим, вынул весла из уключин, сложил аккуратно на берегу. Остановился, поддернув трусы выше пупа, и все же они доставали почти до колен, солидные трусы райпромкомбината.
— Давайте, — махнул рукой, — ставьте свой скримент…
Шугалий чуть оттянул лодку от берега, где вода доходила ему до груди. Навалился на борт, но лодка даже не зачерпнула воды. Несколько раз повторял свой маневр, но безрезультатно. Позвал Малиновского, но и вдвоем они не смогли опрокинуть лодку.
— Подтяните к берегу, — наконец счел возможным вмешаться Ничипор Спиридонович. — На глубине и втроем не управиться.
Они подтянули лодку к берегу, и Шугалий, напрягшись, наконец перевернул ее. Отдышался и с трудом оттолкнул на глубокую воду.
— Можете переворачивать обратно, — подтолкнул лодку к берегу.
— И это называется — скримент… — разочарованно произнес Ничипор Спиридонович. — У меня бы лучше спросили, я бы вам и задаром объяснил.
Вдвоем с Малиновским они начали вычерпывать из лодки воду, а капитан ходил по колени в прозрачной воде, радуясь и ее чистоте, и теплу, и запаху свежескошенной травы на острове. Видно, тут росла зубровка, потому что пахло пряно и сладко, и этот запах настраивал его на лирический лад.
Малиновский вычерпал всю воду в носовом отсеке, сел на борт и закурил.
Ничипор Спиридонович бросил черпак на дно и ушел в глубь острова.
— Не задерживайся, за лишнее время не заплатим! — бросил ему вслед Малиновский, но старик даже не оглянулся. Он вернулся скоро, видно, угроза Малиновского все же подействовала, — держал в руке закопченный, но совсем еще целый котелок.
— Засоряют остров… — осуждающе сказал он, но не смог скрыть удовольствия от находки. — Шатаются тут всякие!
— Две недели стояли, — сказал Малиновский.
— Двенадцать дней, — уточнил Ничипор. — Во вторник снялись.
— Кто? — поинтересовался Шугалий.
— Двое из Львова. На острове палатки ставить нельзя, а у этих было разрешение из лесничества.
— Жили на острове в палатке?
— Хорошая палатка, — одобрительно сказал Ничипор Спиридонович. — Немецкая. Оранжевая с голубым. Спальня на «молнии», никакой комар не залетит.
— Вы знаете их!
— Крючки у них хорошие, не магазинные, сами делают или достают где-то. На «Москвиче» приехали, машину в Ольховом оставили, а жили тут.
— Машину, говорите, в Ольховом… — задумчиво сказал Шугалий. — И уехали во вторник?
— Я тут во вторник рыбачил… сам видел, как снимались. Ребята рыбу ловить умеют, с центнер лещей навялили. Особенно Володька.
— Володька? И знаете — откуда?
— Володька Маковей с автобусного завода. Другой, кажется, с телевизионного или с электролампового.
Виктор — рыжий такой.
— Рыжий, это точно, — подтвердил Малиновский. — Я видел, мы тут неподалеку рыбачили.
Шугалий с минуту подумал и, дождавшись, пока Ничипор Спиридонович отошел к лодке, сказал Малиновскому:
— Автобус на Львов идет около десяти. Поедете им, завтра, в крайнем случае послезавтра, привезете сюда этих туристов, Володьку и Виктора — так, кажется? В конце концов хотя бы одного из них.
Вернемся, и я согласую этот вопрос с руководством.
Вечером Шугалий связался с начальником райотдела милиции и попросил, чтобы его сотрудники подготовили справку, кто из озерчан жил когда-то в Любене и когда переехал в Озерск.
Позвонил в областное управление госбезопасности и попросил срочно переслать материалы о бандеровской акции в Любене в конце сорок четвертого года.
Вернувшись в гостиницу, поужинал приобретенной еще утром бутылкой кефира и булочкой; кефир был теплый и невкусный. Шугалий не допил его, оставил бутылку и принялся готовить постель, когда кто-то осторожно постучал в дверь.
— Войдите! — крикнул капитан и застыл с покрывалом в руках; меньше всего надеялся увидеть сейчас Чепака.
Чепак стоял в открытой двери, держал в руках скомканную хлопчатобумажную кепку, смущенно мял ее и стыдливо улыбался.
— Заходите, пожалуйста, — капитан придвинул стул. — Честно признаюсь, кого-кого, а вас не ждал.
Чепак сел и сразу успокоился. Положил на колени кепку и вопросительно посмотрел на Шугалия, продолжавшего стоять. «Сейчас он пригласит меня сесть», — мелькнула у капитана мысль, бросил покрывало на кровать и сел верхом на стул, опершись подбородком на спинку.
— И напрасно не ждали, — начал Чепак без всякой подготовки. — Вы что же, думаете, будете собирать на меня материалы, а Чепак будет сидеть сложа руки?
Дудки, не на того напали!
— Какие материалы? — изобразил недоумение Шугалий, но Чепак не позволил ему поиграть в кошки-мышки.
— Будто я не знаю, о чем расспрашивал Малиновский соседей? Вы бы подсказали лейтенанту, как надо, — грубо работает…
— А зачем нам скрываться? — возразил Шугалий. — Пока что факты против вас: боюсь, что вам придется серьезно защищаться. Я же спрашивал вас, чем можете опровергнуть утверждение Завгородней, что она слышала ваш голос утром восемнадцатого августа.
— Затем и пришел, товарищ капитан. Не хотел я говорить — неудобно перед товарищами, приходится выдавать их, да что поделаешь! Не мог я быть утром у Завгородних, потому что еще в субботу вечером мы отправились в Пилиповцы. Село на том берегу, километрах в пятнадцати. Ну, а у одного из компании — сеть. Сетью рыбу ловили, и выдавать их неудобно.
— А нас запутывать удобно? — рассердился Шугалий. — Мы из-за вас знаете сколько времени могли потерять?
Чепак снова скомкал кепку.
— Черт попутал… — повторил он растерянно. — Я же сетью не ловлю. А тот знакомый из Камня привез сеть — новую, капроновую. Ну, и закинули…
— Фамилия?
— Того, из Камня?
— И не только его, а всех из вашей браконьерской компании, — не удержался от того, чтобы не подколоть, Шугалий.
— Точно, браконьерской, — не обиделся Чепак. — Пускай штрафуют. Сраму сколько будет, по всему Озерску шум пойдет! Я им, сукиным сынам, говорил, но не послушались.
— Кто был с вами?
— Еще двое. Этот — из Камня — Иван Марчук.
Работает на кирпичном заводе мастером, кирпичный там один, легко найдете, потому что адреса не знаю.
И Яков Сахаров, здешний, на Красноармейской живет, дом сорок восемь. Товаровед универмага.
Шугалий записал фамилии в блокнот.
— И когда вернулись в Озерск?
— Ветер с утра поднялся, какая уж тут рыбная ловля! Так, поймали чуточку… А потом шторм начался, не рискнули через озеро идти, до вечера под Пилиповцами стояли, пока ветер не утих. Уже ночью вернулись.
— Мы проверим то, что вы говорите, — встал Шугалий, давая понять, что вопросов у него больше нет.
Дождался, пока Чепак закрыл за собой дверь, и тихо рассмеялся. Кажется, аргументы Чепака разрушили первую так хорошо уже построенную версию, и это должно было бы смутить капитана, но он, наоборот, почувствовал облегчение. Ведь этот несколько мешковатый ветфельдшер подсознательно понравился ему, и ошибиться было бы неприятно. А ошибаться Шугалию приходилось, не так уж и часто, но все же приходилось, и каждый раз капитан чувствовал, будто его предательски надули.
Что ж, на сей раз интуиция не подвела его, и если люди действительно подтвердят алиби Чепака, он только порадуется за него.
Шугалий залез под прохладную простыню, смял подушку, чтобы была тверже, подложил под щеку и долго лежал с открытыми глазами.
Сегодняшний день не прошел напрасно. Во-первых, они абсолютно достоверно установили, что смерть Завгороднего произошла не от несчастного случая.
Тело ветврача нашли приблизительно в том же районе озера, где и плавала перевернутая лодка.
Если бы Андрий Михайлович ударился сам затылком и упал за борт, его тело сразу погрузилось бы в воду и осталось приблизительно в том же месте.
А лодку снесло бы к озерскому берегу. Следовательно, ветврача убили, вернее, оглушили первым же ударом, выбросили потерявшего сознание за борт, а потом добрались до камышей в районе Ольхового, перевернули там лодку, имитируя катастрофу, — ветер снес ее на середину озера.
Интересно, подумал он, найдет ли Малиновский кого-нибудь из этих львовских туристов, может, видели лодку с двумя людьми, ведь Завгородний должен был пройти мимо острова. Может, даже видели лица людей в лодке? Все может быть, но самое главное — установить, где был Стецишин чуть ли не час в Озерске семнадцатого августа. Мог просто пройти к озеру, зайти в магазин, в парикмахерскую, наконец, посидеть в скверике. Но кто-то же должен был видеть его в это время — между тремя и четырьмя. Не так уж и много в Озерске жителей, ну, десять тысяч, не больше. Кстати, подумал он, а что, если Роман Стецишин ходил посмотреть на дом, принадлежавший его родителям, где теперь разместился детский сад? Может, он предался каким-то сентиментальным воспоминаниям юности?
Вряд ли, судя по рассказу Олены Михайловны, но чего не бывает в жизни!
Капитан знал, что даже закоренелые преступники умиляются и раскисают, вспоминая детство. А тут человек не был в родных местах тридцать лет.
Шугалий перелистывал страницы дела, присланного ему из области, и перед глазами предстала та страшная декабрьская ночь сорок четвертого года.
Все началось с того, что в области получили информацию, будто банда куренного атамана Стецишина находится на лесном хуторе в сорока километрах от Любеня. Сообщили также, что бандеровцы заночуют на хуторе и утром снимутся, чтобы передислоцироваться в другое место.
Командир небольшого Любенского гарнизона (в его распоряжении была неполная рота внутренних войск) получил приказ окружить хутор ночью и ликвидировать банду. Операцию провели молниеносно — в одиннадцать ночи рота на машинах двинулась в район хутора, окружила его и на рассвете атаковала. Но бандеровцев на хуторе не было. Приблизительно же через час после того, как машины с бойцами оставили Любень, на городок напали бандеровцы.
Они были прекрасно информированы, головорезы из отряда Стецишина. Шли, почти не прячась, — прежде всего ворвались в районные отделы госбезопасности и милиции. В райотделе госбезопасности дежурный успел заблокировать двери и, пока их выламывали, передал в область сигнал тревоги. Но было уже поздно.
С любенской ротой связи не было, подняли солдат, дислоцированных в Озерске, но прошло почти три часа, пока они добрались до Любеня.
Три часа кровавого разгула бандитов.
У куренного Стецишина был подробный список и адреса районных активистов, поэтому бандеровцы вламывались прежде всего к ним. Подымали с постелей, измывались, насиловали женщин и девушек, расстреливали из автоматов. Не щадили ни женщин, ни детей.
В начале четвертого утра грузовики с солдатами из Озерска наконец добрались по разбитым лесным дорогам до Любеня. Как только на его окраинах завязалась перестрелка, солдаты пытались окружить Любень, чтобы не выпустить бандеровцев из города, но банда Стецишина начала быстро отходить. Ей удалось оторваться от преследователей и затеряться в окрестных лесах.
Весной остатки банды перебазировались в предгорья Карпат, потом с боями пробились на территорию Польши. Но в ту декабрьскую ночь несколько бандитов из отряда Стецишина попали в плен, а среди них и некий Ворон из службы безопасности. Выдержки из протоколов допросов арестованных лежали сейчас перед Шугалием.
Ворон показал, что куренной Стецишин имел в Любене своего тщательно законспирированного агента по кличке Врач. Даже служба безопасности не знала настоящей фамилии этого агента. Акция против Любеня была разработана с помощью Врача. Ему удалось через верного человека передать ложный сигнал в область о расположении отряда Стецишина. Когда же любенская рота двинулась на операцию, он лично встретился в заранее условленном месте с куренным и сообщил, что город остался беззащитным.
Следователи, допрашивавшие бандеровцев, пытались узнать хотя бы какие-нибудь приметы Врача, но безрезультатно, — очевидно, Ворон говорил правду: тот был личным агентом Стецишина, и куренной никому и никогда не раскрывал его.
Тогда же, в конце сорок четвертого и в начале сорок пятого годов, органы госбезопасности незаметно проверили всех медицинских работников Любеня, но прозвище Врач могло быть и условным, по крайней мере подозрительного среди любенских медиков не оказалось.
И вот теперь, через тридцать лет, по всей вероятности, любенский Врач появился в Озерске. Человек, с которым общался Андрий Михайлович Завгородний.
Шугалий еще раз просмотрел составленный в райотделе милиции список людей, переехавших в разное время из Любеня в Озерск. Семнадцать фамилий, из которых капитан оставил лишь одну. Шестнадцать абсолютно вне подозрений. Тринадцати в сорок четвертом году было от двух до четырнадцати лет, трое вообще родились после сорок четвертого года. Только одного следовало проверить.
Евген Маркович Луговой. Бригадир рыболовецкой бригады, 1921 года рождения. В декабре 1944 года был шофером грузовой машины, принадлежавшей Любенской районной больнице.
Шугалий решил встретиться с Луговым сразу.
Шофер машины районной больницы… Может быть, поэтому и «Врач».
Совсем уже собрался ехать на рыбозавод, когда позвонил из Львова Малиновский. Шугалий слушал его приглушенный расстоянием голос и думал, что лейтенант,, должно быть, никогда так активно не работал: только одиннадцать часов, добрался же до Львова лишь на рассвете, успел —перекусить где-то в забегаловке и уже выяснил положение и звонит в Озерск. Такую оперативность следовало поддержать, и Шугалий, выслушав Малиновского, сказал:
— Молодец, Богдан, поздравляю вас с успехом. Говорите, Виктор с электролампового завода в отпуске и уехал на юг? Жаль, но пусть себе загорает спокойно.
А Владимира привезите сюда. Я жду вас вечером, лейтенант, вместе с Владимиром, разумеется.
До рыбозавода было довольно далеко, начальник райотдела госбезопасности уехал в какое-то село, и Шугалий попросил машину в милиции. Ему дали старый, видавший виды «Москвич», должно быть, автомобилю давно надо было сделать капитальный ремонт, потому что мотор чихал и из выхлопной трубы шел дым, как из дизеля, но бравый шофер, заметив колебания капитана, высунулся из окошечка и заверил:
— Не бойтесь, доедем, эта стерва масло жрет, но тянет. — Он дал газ, чтобы продемонстрировать, что «стерва» еще имеет в запасе лошадиные силы, мотор затарахтел на всю улицу, но именно этот грохот почему-то придал Шугалию уверенности, и он потянул на себя дверцу.
Рыбозавод был расположен, вопреки логике, довольно далеко от озера, и выловленную рыбу возили от прибрежного зловонного барака на машине. Конечно, если было что возить.
Директор, которого предупредили о визите Шугалия, ждал его возле барака. Пожав руку, сразу же начал жаловаться, что в последние дни рыбозавод плана, к сожалению, не выполняет, ибо план зависит и от погоды, и от многих-многих других факторов, даже чуть ли не от настроения рыбы, но там, в области, на это не обращают внимания, им подавай центнеры и центнеры, хотя, если не обновлять рыбпоголовья (он так и сказал: «рыбпоголовья»), откуда же взяться улову?
Директорский катер качался на волнах рядом, у причала, неплохой скоростной катер, который небось выдерживал тут, на Светлом озере, любые штормы.
Шугалий спросил, где сейчас бригадир Евген Маркович Луговой, и почувствовал облегчение, узнав, что тот рыбачит в пятнадцати километрах отсюда, под Пилиповцами, а у него, директора, сейчас, к сожалению, нет времени…
Под Пилиповцами озеро выгибалось круто влево, создавая большой залив. Шугалий еще издали увидел рыбацкие лодки-баркасы, вдвое больше, чем плоскодонки городских жителей. Они стояли у берега, а рыбаки растягивали на колышках сети для просушивания.
Катер причалил к специально оборудованным мосткам, Шугалий выпрыгнул на причал, закачавшийся у него под ногами, и увидал, как отделился от толпы рыбаков и пошел ему навстречу высокий, широкоплечий мужчина в голубой майке и белых полотняных брюках, босой и без шляпы. Наверно, ждал какое-то рыболовное начальство, но, увидев незнакомца, остановился на полдороге, стоял, независимо положив руки в карманы и почесывая большим пальцем правой ноги щиколотку левой.
— Товарищ Луговой, Евген Маркович? — спросил Шугалий, остановившись и с любопытством разглядывая его.
— Ну да, Луговой, — с достоинством ответил крепыш и протянул большую, как лопату, руку. Смерил Шугалия оценивающим взглядом: — Откуда будете, потому как, извиняюсь, раньше не доводилось…
— Не доводилось, — подтвердил капитан, предъявляя удостоверение: — Я из госбезопасности. По делу ветврача Завгороднего.
Говоря это, пристально смотрел на Лугового, но на лице бригадира не дрогнул ни один мускул.
Луговой сказал:
— Я знал ветврача и жалею, что так случилось.
Уважаемый был человек.
— Откуда знали Андрия Михайловича?
— В одном городе живем.
— Город не так уж мал.
— Старожилы мы.
— Вы, кажется, из Любеня?
— А вам откуда это известно?
Шугалий пожал плечами так, что Луговой понял всю неуместность своего вопроса. Ответил:
— Когда-то жил в Любеке. После войны.
— Тут лучше?
— Человеку хорошо там, где его нет.
— Грех про Озерск такое говорить.
Луговой ковырнул голыми пальцами ноги теплый сухой песок. Спросил, бросив взгляд на капитана:
— А вам, собственно, что нужно? Может, рыбы?
— Нет, рыбой не интересуемся.
— Знаем… Сперва про жизнь, а потом все равно про рыбу, — усмехнулся бригадир. — Но где теперь возьмешь рыбу? Браконьер за хорошего леща рубашку снимет. Вот и едут к нам… А сегодня улов был хороший: центнера три с гаком.
— Лещи? — полюбопытствовал Шугалий.
— Несколько щук больших, сазаны да белая мелочь — красноперки, подлещики. — Вынул из замусоленного кармана пачку дорогих болгарских сигарет с фильтром. — Угощайтесь, капитан.
По всем признакам он должен был курить «Памир» или, по крайней мере, «Приму», но «Стюардесса» тут, на берегу Светлого озера, в глухом Полесье… Шугалий и в области уже давно не видел таких сигарет: осторожно вытащил из пачки одну, заметив: